Текст книги "Цитадель"

– Хорошо придумано, – сказал де Труа.

– Хорошо, да. А знаете, сударь, что это был за смельчак?

– Любопытно было бы узнать.

– Ведь нужен был человек, способный бредить по-сарацински, и с большим самообладанием. Так вот, по моему разумению, это какой-то ассасин. Да и кинжал его на это указывает.

– Ассасин?!

– Что вас так удивляет. Их, я убежден, хватает в городе. Не сам факт любопытен, а то, каким образом его уговорили участвовать в этом маскараде. Хотите узнать? – на лице магистра появилась выражение, которое бывает у человека уверенного, что его следующая фраза сразит собеседника.

Де Труа напряженно кивнул.

– Я внимательно вас слушаю, мессир.

– Он рассчитывал, что на встречу к нему придете вы.

– То есть?

– Да, да, когда он обнаружил, что убил не того, кого нужно, он стал метаться и несколько раз произнес ваше имя, причем таким образом произнес, что ни у кого не возникло сомнений в том, как он к вам относится. Этого беднягу брат Гийом тоже обманул. Он пообещал ему вас.

– Я не знаю, что вам ответить, мессир.

– А я ничего у вас и не спрашивал, – зевнул де Ридфор.

– Я хотел бы разобраться в этой путанице, надеюсь, что разбирательство принесет большую пользу. И не только мне.

– Вы надеетесь, что это путаница?

– Еще надеюсь.

Де Ридфор и де Бриссон смотрели на уродливого гостя с подозрением и неприязнью. Их, особенно графа, легко было понять. Всегда есть соблазн свою неудачу списать на счет чьего-либо предательства. Пока де Труа под подозрением, де Ридфор может себя тешить мыслью, что его обыграли не по правилам.

– Вы улыбаетесь, сударь? Такое впечатление, что вам прямо сейчас пришла в голову удачная мысль.

– Я понимаю, мессир, зрелище моей улыбки не слишком привлекательно, но удачная мысль мне действительно пришла.

– Поделитесь ею с нами.

– Охотно. И очень удачно, что здесь находится барон де Бриссон.

Барон счел себя задетым этим замечанием и неприязненно встопорщил усы.

– Правда, – с лица де Труа сбежала улыбка, – что доказывая свою невиновность, я попутно дам лишнее доказательство всемогущества брата Гийома.

– И тем не менее, прошу вас начать, – нетерпеливо велел великий магистр.

– Рассказ мой будет недолгим, мессир. И начинается он во временах не слишком отдаленных. Барон, вы наверное помните замок Алейк и нашу успешную осаду.

– Ну, да, – буркнул барон.

– Вы тогда благоразумно уклонились от участия в переговорах, я же, напротив, принял в них активное участие. Насколько я сейчас могу судить, старцу Синану эта встреча была нужна всего лишь для одной цели – он хотел определить, по чьей конкретно вине его замок лишился воды и поражение стало неизбежным. Человек он проницательный, иначе не достиг бы таких высот, а я вел себя неосторожно, сказался глупый, молодой задор. Говоря короче, имам понял, кому именно он должен быть благодарен. Посланный Синаном фидаин попал в руки брата Гийома, и тот сумел каким-то образом, это для меня загадка – втянуть его в свой замысел. Он, вы правы, обещал ему меня. Как вы знаете, погибнув по приказанию имама каждый ассасин попадает в рай. Другого способа добраться до меня у этого человека, кроме как пойти на условия брата Гийома, не было. Признаться, до сих пор я считал, что, сделать своим союзником ассасина невозможно, но только не для брата Гийома.

– Предложенное вами объяснение весьма, – великий магистр сделал расплывчатое движение руками, – прихотливо.

– Другого у меня нет, мессир. Да, я совсем забыл вам сказать, что попытка убить меня в госпитале была уже второй. Однажды золоченый кинжал уже заносился надо мной, у городских ворот Яффы. Об этом случае можно справиться у тамошнего комтура, такой факт не мог пройти мимо его внимания. Свяжитесь с господином Беливо.

Де Ридфор пожевал губами.

– Вы поверили мне, мессир, хотя бы отчасти?

– Не скрою, вы не слишком мне приятны, и меня даже злит то, что все вами сказанное оказывается правдой. Я с ужасом думаю о том, что вы в конце концов окажетесь последней моей надеждой.

– Мессир, – вмешался барон, – а очень уважаю ваш ум, есть дела, где без ума не обойтись, но ведь есть и дела, где все может решить только меч. Признаю, этот монах сплел очень хитрую паутину. Но ведь если убить паука, паутина теряет всякий смысл.

– Я понимаю, что вы предлагаете барон. И еще несколько месяцев назад последовал бы этому совету. Сестра Саладина осталась бы в своем караване, сам султан спокойно бы воевал с дейлемитами, или с кем-нибудь еще.

Де Ридфор помассировал виски.

– Сейчас истребление паука ничего не даст, тем более, что убийство брата Гийома вряд ли будет смертью этого самого паука. Насколько я понял, он распоряжается не единолично, кто поручится, что этих монахов не сто человек. Или тысяча. Ведь они пролезли во все щели и влияют на наши дела и в Испании, и во Франции. Где гарантия, что и этот наш разговор не слушают нанятые ими уши.

Барон де Бриссон нахмурился и отвел взгляд. Вид растерянного великого магистра был слишком тяжел даже для его безжалостного сердца.

Де Ридфор между тем, продолжал говорить.

– Мне сдается, что я упустил свой шанс, и что бы я ни сделал дальше, я всего лишь буду идти по дороге уже предписанной и проторенной не мною. Война с Саладином будет проиграна нами, потому что так хочет брат Гийом, Иерусалим падет, потому что так хочет брат Гийом.

В глазах барона де Бриссона был неподдельный ужас. Он не мог понять как и когда этот лихой вояка граф де Ридфор, человек из стали и рыцарского веселья, не отступавший никогда, и смертельную опасность почитавший чем-то вроде острой приправы к хлебу повседневности, превратился в скулящего щенка.

Слава богу, что истерика великого магистра была короткой. Он овладел собой и замолчал. Тягостное молчание нарушалось только треском масла в светильниках, совершенно не нужных, кстати, солнце уже взошло и осветило залу.

– Барон!

– Да, мессир.

– Вы отбудете в Тивериаду.

– Сегодня?

– Завтра. Сегодня Его величество подпишет указ о назначении вас командующим всех северных крепостей.

Барон поклонился. Это назначение не было для него неожиданностью, они уже разговаривали на эту тему с де Ридфором.

– Я просил бы разрешения, мессир, теперь оставить вас. Мне необходимо сделать кое-какие распоряжения относительно имущества моей сестры. Она впала в безумие.

– Хорошо. Попутно пошлите конвой в Агумон с приказом взять под стражу брата Гийома. Я не могу этого не сделать, даже если это входит в его планы.

Когда барон удалился, великий магистр встал и подошел к окну выходящему во двор. Что он там высмотрел было неизвестно, но повернувшись к де Труа, он сказал следующее.

– Вы, очевидно, подумали также, как мой старый друг де Бриссон, минута слабости миновала и железный де Ридфор опять в седле, и готов действовать.

– Признаться нет, мессир, не подумал. Я еще не понял вашего состояния.

– Я сам его еще не понял. Одно я могу сказать определенно – я хочу, чтобы вы остались здесь, при мне. Теперь, разумеется, не на правах полупленника, если угодно, в качестве советника.

– Я готов, мессир.

Де Ридфор снова сел на свое место.

– Вы согласились, и замечательно. Мне сразу же требуется совет.

– Слушаю, мессир.

– Во время первой встречи вы утверждали, что все происходящее в королевстве в последние месяцы направлено к достижению одной цели – падению Иерусалима.

– Говорил.

– После сегодняшнего, страшного провала в госпитале св. Иоанна, я поверил в то, что вы говорили сущую правду. Так вот что же мне делать теперь? Ведь братом Гийомом было предусмотрено, что я человек энергичный, наилучшим образом подготовлю к войне войска ордена и кинусь в битву с Саладином. Что же мне, для того, чтобы сломать планы этого дьявольского монаха, пустить все на самотек? А может быть, лучше вообще запретить рыцарям Храма участвовать в войне с сарацинами.

– Если бы таким образом можно было бы нарушить план этого дьявольского монаха, вероятно, так бы следовало поступить. Но дело в том, что если вы так будете себя вести, Иерусалим все равно будет потерян, а орден разгромлен. В нынешнем положении выбора нет. Нас несет по бурному потоку и берега слишком круты, чтобы вырваться из потока. Отдадимся на волю стихии в надежде на то, что ниже по течению нам повезет.

– Звучит слишком расплывчато.

– Советую как умею. Под крутыми берегами я разумею то недовольство, что вспыхнет среди рыцарей Храма, когда они увидят, что великий магистр собирается увильнуть от войны с сарацинами. Вас обвинят в сговоре с Саладином, скажут что вы его специально не поймали в ночном госпитале. Вас сместят. Ведь вам доносят о настроениях в рыцарских капеллах.

– Да, все рвутся в бой и я сам эти настроения подогревал.

– Вот видите. По-моему, нет другого пути кроме как провести исчерпывающую, наилучшую подготовку к военным действиям.

– Меня как быка тянут на заклание, а вы мне советуете исчерпывающим образом подготовиться к этой процедуре.

– Да, мессир. Любой другой путь еще хуже. Кроме того, я согласен, брату Гийому удалось столкнуть вас с Саладином, но не будет же он махать мечом вместо курда. Гибель вам будет грозить не от ядовитых мыслей монаха, а от клинка султана. А как отражать такие удары, вы, по-моему, знаете.

В глазах графа забрезжил некий свет. Де Труа тем временем продолжал.

– Я думаю вам не следует арестовывать брата Гийома, он и так потащится за армией и попробует вмешаться в происходящие события. Вам даже выгодно подпустить его к себе. Ценность его советов вам теперь известна. Слушая их, вы как бы будете читать в замыслах Саладина. Абсолютный вред вы обратите в абсолютную пользу.

– Что ж, сударь, не буду скрывать, ваши речи вселяют в меня нечто подобное надежде.

«Она появилась у вас после того, как я уговорил вас все же сунуть голову в петлю, против которой сам же недавно предостерегал» – подумал де Труа.

Граф де Ридфор вслух хваля своего нового советника, подумал, что он теперь догадывается, почему брат Гийом захотел избавиться от этого человека.

«Может быть и мне придется это сделать. Но не сейчас, и может быть не скоро. Не исключено, что мне это и не удастся».

Подобные мысли бродили в голове великого магистра, когда он расставался со своим новым советником.

Когда вечером де Ридфор и де Бриссон встретились во дворце Гюи Лузиньянского, барон улучив момент, проворчал что-то насчет того, что несмотря на все свои успехи и несомненный ум, де Труа вызывает у него большие подозрения.

– Не нравится он мне, мессир!

– Не нравится, – хмыкнул де Ридфор, – мне так вообще кажется, что вместо того, чтобы держать его в советниках, его надо бы поскорее повесить.

Барону понравилась и шутка де Ридфора и сам факт, что он шутит. Значит не притворяется ожившим, а на самом деле овладел собою.

– Да, дружище, надо бы повесить, да пока нельзя.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. КОРОЛЕВСКИЕ ДАРЫ

Дворец Гюи Лузиньянского был самым веселым местом в Палестине. Не обладая чрезвычайными государственными дарованиями, новый король был достаточно сообразителен для того, чтобы трезво оценить свое положение. Помимо родовых поместий графов Лузиньянских, ему во всей стране подчинялся один лишь только этот трехэтажный, нескладно, в несколько приемов возведенный дворец. Королевский трон, на который он был возведен игрою политических сил, был лишь фундаментом, на котором еще предстояло возвести здание своего величия. Очень способствуют росту влияния монарха войны, поэтому его величество известие о возможном нападении Саладина встретил с радостными предвкушениями в душе. А двор его был веселым потому, что отстраненный от реального управления государством, он решил сделаться покровителем искусств. Все знаменитые, и не очень, труверы и трубадуры, занесенные ветрами судьбы в Святую землю, немедленно доставлялись пред королевские очи. В старых сирийских банях, возле Золотых ворот король поселил плясунов и акробатов, кормил их за свой счет, за что они должны были по первому требованию закатывать представления на площади перед знаменитой верандой, с которой не состоялось оглашение указа Бодуэна IV об упразднении ордена тамплиеров.

Гюи, подражая своему, уже чрезвычайно к этому времени знаменитому родственнику Ричарду I, сам стал сочинять. Поскольку он как-никак был королем, – льстецов вокруг хватало. Гюи, пытавшийся сначала сохранять объективное отношение к своим первоначальным опытам, позволил себя уговорить и принял участие в одном из турниров. К каждому состязанию, дабы уменьшить количество проигравших, а следовательно обиженных, готовилось множество самых различных наградных венков. Гюи единогласно был присужден венок за недостижимое благородство и великолепие его канцоны.

Помимо роли развлекательной, бесконечный карнавал, поселившийся во дворце, исполнял еще и роль своеобразной ширмы, под прикрытием которой Его величество мог легко, с особой приятностью, удовлетворять поползновения своего мужского темперамента. Сибилла спокойно восседала на троне, когда король во время игры в прятки, решал нужным схорониться в одном закоулке с какой-нибудь миловидной танцовщицей. Откуда ей было знать, что водящий не просто не может найти удачно спрятавшегося короля, а ждет когда Гюи закончит подвергать партнершу своей торопливой любви и хохоча, выскочит из укрытия сам.

Тем не менее, Сибилла забеременела. Ей ужасно нравилось ее новое положение, тем более, что растущий живот ничуть не мешал ее растущей страсти к шумным развлечениям. В мужнины переживания она не вникала, и считала, что королевская власть бывает только такой, какой она досталась ей. О своем полумонастырском прошлом она не вспоминала, не старалась не вспоминать, а именно начисто забыла его. И, если кто-то неделикатно напоминал ей о нем, она не сердилась – до такой степени не чувствовала своей связи с тем временем.

Видя ее полнейшее равнодушие к практической стороне королевской роли, никто не набивался к ней в фавориты, особенно из людей, одержимых сильными страстями или какой-то целью. Толклись вокруг люди в высшей степени ничтожные и безобидные, озабоченные только сохранением своего места за обеденным столом королевы и на ступеньках у ее трона во время очередного представления. К тому ж известно, что настоящее влияние на венценосную особу может иметь только тот человек, который делит с ней постель. Сибилле было слишком рано думать об этой стороне монаршей жизни. Это было понятно всем окружающим, она жила в атмосфере безобидного любовного блеяния и куртуазного сюсюканья. Когда королеве доложили, что некая госпожа Жильсон хочет с нею увидеться наедине, именно, наедине, она решила, что это очередная бедняжка с разбитым несчастной любовью сердцем, нуждающаяся в королевской ласке. Сибилла считала себя доброй женщиной и старалась не отказывать в поддержке тем, кто обращался за ней к своей королеве. Свой будуар она считала идеальным местом для подобных бесед. В его убранстве были использованы предметы в основном восточной роскоши, но было их так много, и нагромождены они были таким варварским образом, что впечатление создавалось почти гнетущее. Те из ее окружения, кто обладал хоть каким-то вкусом, вынуждены были держать свои мнения при себе, ибо единственное чего королева не терпела категорически, это нападок на свои представления о прекрасном. Войдя в будуар госпожа Жильсон остолбенела, ничего подобного она не видела даже в лавках мусульманских купцов Александрии и Антиохии. Сибилла заметила реакцию гостьи и, конечно, истолковала ее выгодным для себя образом. Молодец, эта госпожа Жильсон, она оценила усилия употребленные королевой для того, чтобы превратить убогую залу с неоштукатуренными каменными стенами в подобие восточной сказки.

Сибилла прониклась острой симпатией к этой женщине. Опытная интриганка правильно оценила ситуацию и поняла, что ни в коем случае нельзя проговориться, что она на самом деле думает по этому поводу.

– Что же вы остановились, идите сюда, – ласково позвала королева. Она сидела на критской кушетке, стена у нее за спиной была убрана огромной занавесью с вышитыми на ней золотыми лотосами, посреди нее красовалось распятие выточенное из цельного куска эбенового дерева.

– Я поражена изяществом убранства, – заявила госпожа Жильсон, и тут же стала самым близким Сибилле человеком. Королева заставила ее сесть рядом с собой и спросила, поощрительно улыбаясь.

– Что вас привело ко мне? Рассказывайте смело, ваша королева сделает для вас все, что сможет. В углу будуара сидели две девицы, делая вид, что занимаются рукоделием.

– Ваше величество, предмет о котором пойдет речь, несколько пикантного свойства. Мне кажется невинным ушкам ваших юных воспитанниц рано слушать те слова, без которых мне не изложить моей истории.

Сибилла понимающе подмигнула гостье и велела вышивальщицам пойти прогуляться по саду. Те подчинились с величайшим неудовольствием.

– Итак? – Сибилла повернулась к гостье.

– Возможно я немного расстрою вас, Ваше величество, но поверьте, что мною движет только одно желание – успеть в вашей пользе.

– Говорите, сударыня, говорите.

– Давно ли вы видели своего брата Бодуэна?

Королева поняла, что разговор будет неприятным и очарование добродушия с нее слетело. Она разом превратилась в опасливую беременную тетку.

– Я люблю своего брата, но в последнее время… что с ним, он заболел?

– Он жив и здоров, Ваше величество. И очень быстро растет.

– Быстро растет? – королева нахмурилась, – в его возрасте так и положено.

– Пожалуй, но сейчас, я бы хотела поговорить о другом.

– Все вы вокруг да около, все чуть-чуть да ничего. Начинайте же!

– Действительно, чего уж там петлять. Вашего брата нет там, где ему следует находиться.

– А где ему следует находиться?

– В замке Паронт, так, по крайней мере, решил государь.

– И где же мой брат, бежал?

– Мне кажется, что его выкрали.

– Кто-о?!

– Разве у вас нет врагов?

– Нет, – совершенно искренне заявила Сибилла.

Она не понимала, как это у нее, такой доброй и славной, могут быть какие-то враги.

– А как вы относитесь к своей сестрице?

– К Изабелле? Она несчастна. Говорят она собирается замуж за маркиза Конрада.

– А для чего, как вы думаете? Ведь она любит совсем другого человека. Причем любит настолько сильно, что убила его.

Сибилла выглядела расстроенной и даже сердитой.

– Изабелла всегда была такой, она всегда хотела… Когда мы были девочками, она требовала, чтобы ее учили ездить верхом. И била меня.

– Как вы думаете, сестра ваша считает что вы по праву занимаете трон?

Сибилла ответила не сразу. Она не любила думать на эту тему, все мысли направленные в эту сторону возвращались напуганными или обиженными. Она решила, что для размышлений на эту тему у нее имеется муж, пусть он думает про все неприятное. Но тут вторгается эта… Жильсон. Если бы ей чуть меньше нравилась манера королевы украшать свое гнездышко, ее давно следовало выставить вон. Гостья поняла настроение собеседницы.

– Чтобы не мучить вас больше неприятными вопросами, Ваше величество, я сама вам все сразу расскажу. Ваша порывистая и экстравагантная сестрица выкрала вашего с ней общего брата и держит его при себе в замке маркиза Конрада. Замысел ее прост. Выйдя замуж за маркиза, она составит с ним пару, претензии которой на иерусалимский трон будут более чем основательными. По крайней мере, точно известно, что константинопольский император поддержит их обязательно.

– Гюи мне говорил что-то об этом. Но зачем им Бодуэн?

– Принц им нужен на тот случай, если идея свержения вас и вашего супруга не вызовет все-таки должной поддержки, возникнет ситуация спорная, чреватая распрей, и тогда возникнет идея воцарения Бодуэна V. Тем более, что по законам большинства христианских государств, именно он имеет наибольшие права на престол.

– Но он ребенок!

– Вы правы, Ваше величество. Будет предложено на время его взросления назначить ему опекунов, а о том кого бы он хотел видеть в этом качестве спросят у самого принца. Изабелла окружила мальчишку в замке Монферрата роскошью и лаской, неужели вы думаете, что он это забудет и выберет в опекуны кого-то другого.

– Что же делать? – испуганно спросила Сибилла, оглядываясь, словно все эти ужасные события уже произошли и вот-вот в будуар войдут люди, чтобы отобрать у нее корону.

– Что делать? Ответ прост, Ваше величество, надо помешать им осуществить задуманное. Нужно найти верных людей, которые бы взялись за это дело.

– Где же их взять?

Госпожа Жильсон улыбнулась.

– Один такой человек сидит перед вами.

– И вы… то есть согласны?

– Да, согласна. Более того, считаю своей обязанностью сделать все, чтобы Изабелла не добралась до трона. Ибо это будет хуже самого страшного мора и смерча. Вы видите перед собою верную союзницу и помощницу.

К концу своей речи госпожа Жильсон сбилась на самый откровенный пафос, даже Сибилла почувствовала это.

– Вы… вам наверное денег надо. Для этого дела.

Госпожа Жильсон горько усмехнулась.

– Вы все-таки приняли меня за авантюристку, за вымогательницу.

– Нет, нет! – королева замахала руками.

– Может быть для вас послужит доказательством чистоты моих намерений то, что я не прошу никаких денег.

– Но тогда… тогда зачем вы пришли? Просто, что бы известить?

– Чтобы предупредить вас о возникшей опасности. Принц все же похищен, не так ли? Кроме того, кое-какая помощь от вашего величества мне все же нужна.

Королева сделала плавный жест – говорите, мол.

– Чтобы расстроить их замыслы, мне, как минимум, нужно проникнуть в замок маркиза Конрада. Он охраняется в высшей степени строго, как логово всяких заговорщиков. Только один ключ может отомкнуть замок на этих дверях.

– Что за ключ?

– Королевская печать.

– Королевская печать? Но Гюи вряд ли вам сможет ее отдать, он так ею дорожит…

Госпожа Жильсон с трудом удержалась от смеха.

– Нет, Ваше величество, мне не нужна сама печать, мне необходимо письмо к маркизу, запечатанное ею.

– Но маркиз сейчас при дворе.

– Тем лучше, значит никто в замке не посмеет вскрыть письмо и не догадается что письмо фальшивое. Королева задумалась.

– Что смущает вас, Ваше величество?

– Теперь я кажется начинаю… Послушайте сударыня, а как вы собираетесь расстраивать эти самые замыслы. Яд?

Госпожа Жильсон даже поперхнулась от неожиданности. Что это, случайность? Или из-под маски простоватой клуши на мгновение выглянуло истинное лицо королевы Сибиллы?

– Что вы, Ваше величество, я надеюсь убедить принцессу отказаться от своего замысла при помощи… доводов. Они у меня есть.

– Если доводов, то хорошо, – легко согласилась королева, – да хранит вас святая Маргарита.