Текст книги "Собирающая Стихии"

Вторая диаграмма исчезла, а первая увеличилась на весь экран. Только тогда я заметил, что синие и красные области не сплошные, а состоят из множества синих и красных точек на белом фоне. Через отметку на вертикальной оси 782,457 протянулась желтая горизонтальная линия.

Колин поднялся на «сцену», вынул из прозрачной капсулы кошку, погладил её и опустил на пол.

– Иди погуляй, киса. Только не путайся под ногами.

Затем взял со стола указку, подошёл к экрану почти вплотную и ткнул её концом в районе пересечения жёлтой линии с ближайшей к вертикальной оси границей между синей и красной областями. Изображение вновь укрупнилось, и теперь мне не приходилось напрягать зрение, чтобы различать точки – они располагались на приличном расстоянии друг от друга.

– Следующее контрольное время, – произнёс Колин, – триста двадцать две целых сто восемьдесят четыре тысячных.

Женщина склонилась над своим пультом, пробежала пальцами по клавишам и сообщила:

– Готово.

– Каков прогноз?

– Киска будет мертва, – сказал мужчина. – Уже мертва. Протянула лапки за двадцать четыре и семьдесят одну сотую до первого контроля.

– Отлично. Ждём. – Колин поманил меня к себе. – Подойди ближе, Артур. Посмотри.

Я поднялся на «сцену», подошёл к экрану и первым делом спросил:

– Вы что, действительно убиваете кошек?

Колин рассмеялся:

– Ну, ты даёшь! Конечно, нет. Иначе бы нас давно растерзало местное Общество охраны животных. Просто, когда срабатывает счётчик, синяя лампочка в капсуле гаснет и загорается красная. В таких случаях мы считаем, что кошка сдохла. Но в этой капсуле, как видишь, горит синяя. Значит, кошка жива.

– Гм. А к чему тогда кошки?

– Собственно говоря, ни к чему. Только для наглядности и чтобы оправдать название эксперимента.

Несколько секунд я молчал, собираясь с мыслями.

– А каков смысл этого эксперимента? Извини, Колин, но я до сих пор не врубился.

– Дело вот в чём, – он провёл указкой вдоль жёлтой линии. – Видишь, она пересекает то красные области, то синие. Красная означает, что кошка мертва, синяя – жива. Второй ящик будет открыт вот здесь... вернее, вот тогда, – кончик указки уткнулся в мигающую точку на границе синей и красной областей, но всё же ближе к последней. – Киска попадает в зону смерти. Она будет мертва. Она уже мертва – условно, разумеется. А если вместо лампочек использовать устройство с ампулой цианистого калия, киска была бы по-настоящему мертва.

– Таким образом, – наконец сообразил я, – несмотря на случайный характер такого события, как распад атома, ты наперёд знаешь, произойдёт распад или нет?

– Вот именно! Самое потрясающее в этом эксперименте, что волновая функция состояния кошки принимает лишь два дискретных значения – жизнь либо смерть – и никогда не состоит из комбинаций двух этих состояний. Если мы откроем ящик в этот промежуток времени, – Колин указал на красную область, – то непременно обнаружим, что киска мертва. Но если мы не станем его открывать и подождём ещё две минуты, – указка побежала вправо, картинка на экране сдвинулась влево, и появилась область с синими точками, – то, открыв ящик, неизбежно увидим живую киску. То бишь, будет светиться синяя лампочка.

– Погоди, погоди! – Я слегка обалдел. – Это что ж получается? Будь на месте лампочек ампула с ядом, то сейчас кошка была бы мертва, но, открой вы ящик на две минуты позже, она бы чудом воскресла?

– Не совсем так. Она бы вовсе не умирала. Киска умрёт, – Колин глянул на таймер, – приблизительно полторы минуты назад только в том случае, если мы откроем ящик в назначенное время. Но если мы откроем его в зоне жизни, то киска не умрёт, она будет жива.

– «Умрёт полторы минуты назад, если...» – растерянно повторил я и покачал головой. – Боюсь, для меня это слишком круто.

– Думаешь, мне было легко смириться с этим? – Колин хмыкнул. – Чёрта с два!

– М-да, – протянул я. – Это почище игральных костей Кевина. Здесь пахнет нарушением причинно-следственной связи.

– Отнюдь, – живо возразил Колин. – Никоим образом нельзя доказать, что причиной смерти кошки является открытие ящика в определённые промежутки времени. Следовательно, как и в случае с костями Кевина, мы имеем дело с вопиющим отклонением от нормального статистического распределения результатов случайных событий. Это вовсе не нарушение законов – ни причинно-следственных, ни вероятностных. Регулярное выпадение костей в одной и той же комбинации нисколько не противоречит теории вероятностей. Она не отрицает возможность такого события, а лишь утверждает, что его вероятность ничтожно мала. Невозможное и невероятное – разные вещи. Это же справедливо и в отношении моих опытов с кошками.

– А зачем ты вообще ими занимаешься? – поинтересовался я. – Спору нет, весьма забавно. Но какой в этом практический смысл?

– Я почти на сто процентов уверен, что именно здесь зарыта собака. – Колин ткнул указкой в ближайший «автоклав» с кошкой и даже не сообразил, какой каламбур только что выдал. – Ключ ко всем происходящим с нами и вокруг нас невероятным событиям. Смотри. – Картинка с синими и красными точками исчезла с экрана, и на её месте появился график. – По горизонтали обозначено время открытия ящиков, а по вертикали – время условной смерти кошек. Как видишь, кривая плавная, но с разрывами – в тех промежутках, когда кошки остаются живыми.

– Ну, и что из этого следует?

– Погоди, это ещё не всё. Есть и третья координатная ось – время открытия первого ящика. Это время и состояние первой кошки – жива она или мертва – однозначно определяет состояние всех остальных кошек в любой момент времени. И вот что получается!

Экран из двухмерного сделался трёхмерным, и я увидел замысловато искривлённую поверхность, чем-то напоминающую схему ландшафта горной местности с многочисленными бездонными ущельями. Не знаю почему, но мне стало жутко. В этой, на первый взгляд безобидной картинке крылось что-то зловещее. Однако я не мог понять, что именно.

– Так, – как можно безразличнее произнёс я. – Что дальше?

Колин пытливо поглядел на меня:

– Разве ты ничего не почувствовал?

– Ну... По правде сказать, мне стало неуютно.

Он кивнул:

– Все чувствуют какое-то странное беспокойство, когда смотрят на эту поверхность. И главное – непонятно, по какой причине. Сейчас её изучают психологи и математики.

– Успехи есть? – спросил я уже гораздо серьёзнее.

– Пока что нет. – Колин вздохнул. – Сюда бы Диану. Жаль, что она так упорно отказывается иметь дело с космическим миром.

После некоторых колебаний я достал из кармана небольшой футляр со специально обработанным кристаллом – миниатюрным носителем информации. Я собирался отдать его Колину по окончании нашей экскурсии, но на сегодня с меня хватило и кошек Шрёдингера. А это был верный способ превратить основательное знакомство с работой всех отделов и подотделов института в беглый осмотр главных лабораторий. Беглый – в самом буквальном смысле этого слова.

– Кстати, о Диане. Она просила передать это тебе и ещё очень просила, чтобы затем к ней не приставали с расспросами. И ты, и все остальные должны делать вид, будто ничего не произошло и она ничего вам не передавала.

Колин взял футляр, открыл его и посмотрел на кристалл.

– Что здесь?

– Решение так называемой задачи Макартура, – ответил я. – Ключ к путешествию космических кораблей между мирами. – Я ухмыльнулся, глядя на потрясённого Колина. – Вот вам оно на блюдечке с голубой каёмочкой.

11. ДЖЕННИФЕР
ИЗБАВЛЕНИЕ

Александр вернулся через сорок семь дней – я их считала. И втайне надеялась, что он вернётся с моим сыном. Увы, надежды мои не сбылись – он явился один. И сразу захотел со мной поговорить.

Я же не хотела с ним разговаривать и заперлась в своей спальне. Однако замки Александру не помеха, и он вошёл ко мне через закрытую дверь. А я не могла бежать от него сквозь стену.

– Дженнифер, – сказал он, садясь в кресло. – Пойми наконец, что ты моя дочь, плоть от плоти моей, и я люблю тебя. Я вовсе не желаю тебе зла...

– Ты отнял у меня сына! – выкрикнула я, нарушив тем самым своё решение никогда не вступать с ним в спор. – Это что, доброе дело? Это твоё проявление отцовской любви? Да по мне лучше ненависть, чем такая любовь!

– Я отнял его не навсегда, дочка. Как только ты исправишься, сразу получишь мальчика обратно.

– Исправлюсь? – переспросила я. – Это как же?

– Ты знаешь, как. Ты моя дочь, а я твой отец. И ты должна относиться ко мне соответственно.

Этого следовало ожидать! Я присела на край кровати и опустила голову, чтобы он не увидел слёзы в моих глазах.

– Это шантаж?

– Это условие возвращения тебе сына.

Я рассмеялась сквозь слёзы:

– И что я должна делать? При каждой встрече вешаться тебе на шею и называть папочкой?

– Нет, Дженнифер. Ты должна изменить своё отношение ко мне. И не только внешне, но и в душе. Ты должна принять меня как отца – со всеми моими достоинствами и недостатками.

«Лучше я поцелую жабу», – подумала я, но вслух ничего не сказала.

– В тот день, когда это произойдёт, – между тем продолжал Александр, – ты получишь своего сына. Но не раньше. А я терпеливый и буду ждать. Теперь у тебя есть стимул, чтобы пересмотреть свои убеждения и понять их ошибочность.

Как шантаж не назови, он всё равно остаётся шантажом. На какой-то миг меня посетило искушение принять условия Александра и для вида начать постепенно «меняться», «пересматривать свои убеждения» и в конце концов «понять их ошибочность». Возможно, мой блеф и удался бы, и я получила бы обратно сына... и потеряла бы уважение к себе.

– Теперь ты выслушай мои условия, – заговорила я и сама удивилась тому, откуда у меня взялась такая твёрдость. – Я дам тебе шанс завоевать мою любовь и уважение, но только в том случае, если ты перестанешь силой удерживать меня, вернёшь мне сына и помиришься со своей роднёй. И – в первую очередь – со своим братом Артуром. Про Эрика я даже не говорю. Само собой, ты должен отпустить его на свободу.

Александр скривился, будто съел целый килограмм лимонов с кожурой.

– Что касается Эрика, то освобождать его нет нужды. Он уже на свободе. Артур и компания нашли его и теперь прячут, делая вид, что по-прежнему не знают, где он. А в мире, где я его содержал, устроили мне западню. Но я не столь глуп, чтобы попасться на их уловку, у меня есть хорошие источники информации. Артур жаждет моей крови, он не хочет примирения, он стремится убить меня. И непременно убьёт, если я последую твоему глупому совету.

– Ты ошибаешься, – возразила я. – И Артур, и все остальные очень хотят, чтобы в нашей семье не было вражды. Они сами говорили мне, что...

– Дура! – зарычал Александр. – Набитая дура, вот ты кто! Они травили тебе всякие байки, а ты поверила им. Ты так и не поняла, что была нужна им только для того, чтобы они могли шантажировать меня.

Я отрицательно покачала головой:

– Ошибаешься, я всё поняла. Теперь я поняла, что ты не просто негодяй, но и психопат с манией преследования.

Лицо Александра посерело, а в его глазах вспыхнули безумные огоньки. Он резко поднялся с кресла, подступил ко мне и наотмашь ударил меня по щеке.

– Это тебе маленький урок хороших манер, – сказал он. – Впрочем, оно и хорошо, что ты такая прямодушная и бесхитростная. Ты не умеешь притворяться, а это упрощает дело. Ведь моё условие остаётся в силе. Как я уже говорил, у тебя есть сильный стимул.

С этими словами Александр вышел из комнаты. А я упала ничком на кровать и горько заплакала...

* * *

Той ночью я никак не могла заснуть. За ужином Александр сообщил, что решил задержаться здесь недели на две. Я поняла, что мои мучения только начинаются. Теперь у него есть действенное средство для давления на меня – мой сын, мой маленький Кевин, – и он будет пользоваться им без зазрения совести.

Как я и предвидела, Александр предложил Джулии продлить контракт ещё на полгода. Следуя моему совету, она согласилась – кто знает, как бы он отреагировал на отказ. Я пока ничего не говорила Джулии, но у меня были сильные подозрения, что он не намерен возвращать её и слуг в их родной мир. Судя по тому, что мне рассказывали об Александре, и исходя из моих собственных впечатлений о нём, он относился к простым смертным, как к низшим существам, и никогда не обременял себя излишней заботой о них. Для него они были щепками из известной пословицы о том, что происходит, когда рубят лес. Обычно лесорубов не беспокоит судьба каких-то там щепок...

Часы показывали четверть второго по полуночи, когда дверь моей спальни без стука открылась, и в комнату вошла Джулия. В полумраке мне показалось, что она голая.

– Дженни, – дрожащим голосом произнесла она. – Дженни, проснись.

– Я не сплю, – ответила я и включила свет.

Джулия действительно была голая. И вся мокрая. В руках она держала свой халат, но почему-то не надевала его. Её била крупная дрожь, а в широко распахнутых глазах застыл ужас.

– Джули! – воскликнула я удивлённо и мигом вскочила с постели. – Что с тобой?

Уронив на пол халат, она присела на край кровати и закрыла лицо руками.

– Со мной... всё в порядке... почти. – Она всхлипнула. – Но я... я... Лучше сама посмотри... в моей спальне. Только не кричи... пожалуйста... Не кричи, когда увидишь...

Озадаченная, я накинула поверх ночной рубашки халат и вышла из спальни. Наверное, девять из десяти женщин на моём месте поступили бы иначе. Они остались бы с Джулией и принялись расспрашивать её, что случилось. Однако я решила сначала сходить посмотреть – может, тогда придётся задавать меньше вопросов.

Комнаты Джулии располагались рядом с моими, чтобы в случае необходимости она могла сразу явиться на мой вызов. Я прошла по неширокому коридору мимо кабинета Джулии и операционной, где полтора месяца назад родила Кевина-младшего, и открыла дверь спальни, из-под которой пробивался свет.

На пороге я замерла и чуть не закричала. Я смолчала вовсе не потому, что вовремя вспомнила предупреждение Джулии, а просто слишком сильно было моё потрясение, чтобы выразить его в крике – даже в самом громком и пронзительном.

На кровати Джулии, раскинув руки в стороны и устремив взгляд в пустоту, неподвижно лежал Александр. Из его распоротого горла торчал хирургический скальпель. Постель была обильно залита кровью.

Превозмогая тошноту, я вошла в спальню и подступила к кровати. Определённо, Александр был мёртв. Лицо его выражало не боль, не муку, не испуг, а крайнее изумление. Очевидно, в самый последний момент он понял, что умирает, но так до конца и не поверил в это.

Я тоже никак не могла поверить. Александр казался мне вечным и неуничтожимым, как само зло. И теперь я стояла возле кровати, дрожа от страха, что сейчас веки его дрогнут, рука потянется к окровавленному горлу, выдернет из раны скальпель, затем он поднимется и...

Но он не двигался. Он по-прежнему лежал на кровати, раскинув руки и устремив взгляд в пустоту, а на его лице застыло недоуменное выражение.

– Проклятый! – прошептала я и истерически хихикнула. – Так тебе и надо, грязный ублюдок! Допрыгался...

Но как я теперь найду моего мальчика?..

Эта мысль отрезвила меня. Я прошла в ванную, откуда слышался шум воды. Душ был включён, на выложенной белым кафелем стене я увидела смазанный отпечаток ладони. Красный. Кровь. Прозрачная занавеска душевой тоже была запачкана кровью.

Я на секунду подставила лицо под холодную струю, затем перекрыла воду и вернулась в спальню. При виде мёртвого Александра на залитой кровью постели меня снова затошнило.

Бедная Джулия! Смелая Джулия! Отчаянная Джулия... У неё почти не было шансов – один против ста, может даже, один против тысячи. Она это знала – и, тем не менее, рискнула. Фактически, она шла на верную смерть. Это просто чудо, что Александр, умирая, не успел прикончить её. Я же говорила ей, много раз говорила, что колдуны невероятно живучи и обладают молниеносной реакцией...

И тут я вспомнила, что в числе прочего рассказала Джулии об одном эпизоде из жизни Кевина. Несколько лет назад кто-то (скорее всего, Александр) подослал к нему голубоглазую блондинку с заданием убить его в постели. Правда, до покушения дело тогда не дошло. Нервы у девушки не выдержали, и она созналась во всём Кевину. После этого случая он стал более осторожен с голубоглазыми блондинками.

Так, выходит, это я подтолкнула Джулию своим рассказом! По сути, я чуть не стала виновницей её смерти... Сумасшедшая Джулия!

На кресле лежала одежда Александра. Я взяла её и методично выпотрошила все карманы, повернувшись спиной к кровати. Сейчас я поражаюсь своему тогдашнему хладнокровию. Неужели я унаследовала от Александра его безразличие к чужой жизни и смерти? А может быть, потрясение было столь сильным, что мои эмоции попросту отказали? Так или иначе, той ночью я действовала, опираясь в основном на рассудок, и надо признать, что это здорово помогло нам обеим – и мне, и Джулии.

Из полезных вещей, в карманах Александра я обнаружила портативный модуль управления челноком (на жаргоне звездолётчиков именуемый «ручником»), бумажник с доброй дюжиной кредитных карточек (в том числе одной платиновой и двумя золотыми кредитками Пангалактического банка), а также паспорт на имя Патрика С. Ллойда, гражданина Федеративной Республики Дамогран. На фотографии, вопреки моим ожиданиям, был изображён не Александр, а какой-то белокурый молодой человек. Этот же человек был и на фотке в бумажнике; он стоял рядом с миловидной девушкой в подвенечном платье. Что бы это значило?..

Очень скоро я поняла, что это значит. Между страницами паспорта я обнаружила отдельный пластиковый листочек – свидетельство о рождении, выданное на имя Харальда А. Ллойда, ребёнка мужского пола, сына Патрика и Елены Ллойд. Дата рождения – 11 июля 3126 года. То есть, немногим меньше трёх месяцев спустя после моего похищения. А если учесть, что Александр держал меня в быстром потоке времени (возможно, за исключением первых двух с половиной месяцев), то, следовательно...

У меня бешено застучало сердце. Имя Харальд мне многое говорило – так звали сына Александра, моего единокровного брата, погибшего задолго до того, как я появилась на свет. Неужели этот Харальд А. Ллойд и есть мой сын, мой маленький Кевин? Возможно, Джулия была права в своём предположении, и Александр подменил чете Ллойдов ребёнка... А может, он сам и есть Патрик С. Ллойд! Ведь говорил же он, что сам будет воспитывать мальчика и сделает из него мужчину. Правда, и Кевин, и Дейдра, и Бренда с Колином дружно утверждали, что нельзя долго удерживать искусственный облик, но кто знает, на что способен... на что был способен Александр. Ухитрился же он похитить меня из-под носа у семи адептов и самой Хозяйки Источника!..

Впрочем, ладно. Теперь я знаю, откуда начинать поиски моего сына, но для этого нужно сперва вернуться в мой родной мир.

Я положила в карман халата бумажник с кредитками и паспорт со свидетельством о рождении, затем взяла «ручник» и включила его. Существовало много разных способов защиты кораблей от угона – шифр, кодовые слова, опознание по голосу, фиксация отпечатков пальцев или сетчатки глаза, – однако Кевин говорил, что подобную защиту умелые угонщики обходят без труда. Поэтому, утверждал он, самый надёжный способ – перепрограммировать бортовой компьютер для работы на языке, которого ни один угонщик не понимает. В таком случае, даже если кто-то проникнет внутрь корабля, он не сможет управлять им, потому что не будет понимать сообщений компьютера, а компьютер не будет понимать его команд. На «Красном драконе» Кевина так всё и устроено – когда мы летели с Дамограна на Астурию, я видела, как на экранах дисплеев появлялись незнакомые слова, а Кевин в ответ отдавал непонятные команды. Теперь-то я знала этот язык, он называется валлийским и в нашем мире давным-давно исчез. Поскольку это также и родной язык Александра, я очень надеялась, что он прибегнул к такой же хитрости и не потрудился предусмотреть дополнительную защиту. В противном случае... Нет, лучше не думать о противном случае. Он будет слишком противным. Даже отвратительным.

– Корабль, – произнесла я по-валлийски, нажав кнопку «речь», ты готов подчиняться моим приказам?

– Да, капитан, – прозвучал в ответ голос Александра. Я вздрогнула и чуть не выронила «ручник». Лишь с некоторым опозданием я сообразила, что Александр настроил речевой синтезатор бортового компьютера на имитацию собственного голоса. – Жду ваших распоряжений.

Испуг прошёл, и я облегчённо вздохнула. К счастью, никаких дополнительных мер безопасности Александр не предпринял. Компьютер признал во мне своего хозяина.

– Корабль, – (из фильмов я знала, что бортовой компьютер подчиняется только тем речевым командам, которые содержат обращение «корабль»), – доложи о состоянии люков и шлюзовых камер.

– Пассажирский люк и шлюзовая камера заблокированы, капитан. Грузовой люк и шлюзовая камера заблокированы, – доложил компьютер. – Жду дальнейших распоряжений, капитан.

– Корабль, разблокируй пассажирский люк и шлюзовую камеру. Выпусти трап пассажирского люка.

– Выполняю, капитан, – ответил компьютер. Затем последовала короткая пауза, а через несколько секунд он сообщил: – Пассажирский люк и шлюзовая камера разблокированы, капитан, трап пассажирского люка выпущен. Жду ваших дальнейших распоряжений.

Я уже собиралась прервать связь, но тут мне в голову пришла дельная мысль.

– Корабль, ты не можешь изменить модуляцию голоса?

– Могу, капитан. Что пожелаете?

– Корабль, измени синтезированный голос на женское контральто.

– Какие параметры, капитан?

– На твой выбор, корабль.

– Выполнено, капитан, – прозвучало приятное женское контральто, очень похожее на моё. – Вас это устраивает, капитан, или произвести коррекцию?

– Нет, корабль, спасибо. Меня это вполне устраивает.

– Пожалуйста, капитан. Рад вам служить. Жду ваших дальнейших распоряжений.

– Распоряжений пока не будет, корабль. Оставь пассажирский люк и шлюз разблокированными и жди.

– Слушаюсь, капитан. Перехожу в режим ожидания.

Я выключила «ручник» и повернулась к кровати, на которой неподвижно лежал Александр, раскинув руки и устремив взгляд в пустоту. Теперь меня не тошнило, я испытывала нечто похожее на торжество... Нет, скорее это было злорадство.

– Ты мёртв, – сказала я ему. – А я жива. И если мне вскоре предстоит умереть, то я умру свободной. А мой мальчик никогда не станет вторым Харальдом. Слышишь, никогда!

Выключив свет, я вышла из спальни, заперла дверь на ключ и поспешила к себе. Да, нужно было поспешить. Я так увлеклась изучением содержимого карманов Александра и разговором с бортовым компьютером, что совсем забыла про Джулию. А между тем она остро нуждалась в моей заботе и поддержке. Я выругала себя за бессердечие и ускорила шаг.

Впрочем, Джулия уже сама о себе позаботилась. Когда я вошла в спальню, она лежала в постели, натянув на себя одеяло, её глаза были закрыты. На тумбочке я заметила использованный шприц и три пустые ампулы сильного транквилизатора.

– М-да, дела... – пробормотала я и подняла с пола её халат.

Я, конечно, понимала, что для Джулии сон – лучшее из лекарств. Но сейчас это было очень некстати!

– Дженни, – сонно отозвалась Джулия, не раскрывая глаз. – Ты видела?

– Да, видела, – ответила я как можно спокойнее.

Молчание. Затем:

– Дженни, пожалуйста, ляг со мной.

Несколько минут дела не меняли. Я положила «ручник» на тумбочку и легла на кровать рядом с Джулией. Она придвинулась ко мне вплотную, я обняла её за плечи.

– Дженни, ты не сердишься на меня?

– А за что я должна сердиться? Я должна благодарить тебя. Это звучит дико... но такова жизнь. Сейчас я сержусь на себя – ведь ты сделала то, что давно должна была сделать я.

– Я не жалею, что сделала это, – сказала Джулия, ещё крепче прижимаясь ко мне. – Жаль только, что сделала это так поздно. Я могла и раньше... ещё до рождения малыша.

– Так ты и раньше... – я запнулась, – была с ним?

– Да, и часто. Не осуждай меня, Дженни. Я никогда не была в восторге от Александра, но я не могу без мужчин. А особого выбора у меня не было. Энцо и Серджио – грубые мужланы, а Федерико – старый импотент, он даже со своей Марией не спит.

– Я не осуждаю тебя, Джули, – сказала я и погладила её по влажным волосам. – Напротив, я восхищаюсь тобой. Но ты даже не представляешь, как сильно ты рисковала.

– Представляю. Я не забыла твой рассказ. И думала, что он убьёт меня.

– Однако пошла на это. Зачем? Ради меня?

– Не только. Из того, что ты рассказывала о нём, я поняла, что он не оставит меня в живых. Я защищалась... Что теперь делать, Дженни?

– Прежде всего, нам нужно бежать отсюда.

– Куда?

– Пока не знаю. Но нужно бежать, и поскорее. Страшно подумать, что с нами будет, когда слуги узнают про смерть Александра. Они ни за что не поверят моему рассказу. Но даже если поверят, то тем хуже для нас. Ведь только страх перед Александром не позволял Энцо и Серджио распускать руки.

– Да, ты права, – согласилась Джулия и зевнула; сон всё больше одолевал её. – Значит, мы оставим их здесь?

– Другого выхода нет. Пока что мы ничем помочь им не можем. Мы ещё не знаем, как помочь самим себе. – Я встала и буквально вытащила из постели Джулию. – Ну, пошли!

– Куда?

– К челноку. Мы улетим на нём.

– Но ты же не умеешь управлять им.

– Постараюсь научиться, – сказала я, надевая на неё халат. – Это наш единственный шанс.

Всю дорогу мне пришлось поддерживать Джулию – ноги у неё подкашивались, и она засыпала на ходу. Я с трудом втащила её по трапу наверх, завела в пассажирскую каюту и уложила в постель. Перед тем, как окончательно отключится, Джулия пробормотала:

– Мои вещи... Наши вещи...

– Я обо всём позабочусь. Спи.

Джулия заснула.

А я вернулась в дом, переоделась в более удобную для работы одежду и в течение следующих двух часов переносила в челнок наши с Джулией вещи, а также медикаменты, медицинские инструменты и приборы, которые могла поднять – кто знает, куда мы попадём и что нам понадобится. К счастью, Александр не успел выгрузить из челнока привезённые им продукты, он собирался сделать это утром.

Встречи со слугами я уже не боялась. В штурманской рубке я нашла пистолет и положила его в карман куртки – теперь пусть только кто попробует ко мне сунуться.

Впрочем, я по-прежнему была осторожна и никого не разбудила. Во время одной из ходок я, набравшись храбрости и преодолев отвращение, подошла к трупу Александра и стянула с его пальца кольцо с Небесным Самоцветом. Я всё же надеялась, что рано или поздно мне удастся пробудить свой Дар, и тогда этот колдовской камень пригодится.

Закончив перенос вещей, я выгрузила из челнока ящик с консервами и положила внутрь записку, в которой советовала слугам экономить продовольственные запасы и заняться рыбной ловлей.

Потом я втянула трап, задраила люк и заблокировала шлюз. Заглянув в каюту и убедившись, что Джулия крепко спит, я прошла в рубку управления и села в капитанское кресло. Как снаружи, так и внутри, челнок был очень похож на тот, на котором я полгода назад путешествовала вместе с Кевином. Только тогда я сидела в кресле второго пилота.

– Корабль, – произнесла я, обращаясь пустому экрану дисплея передо мной, поскольку не знала, где находятся микрофоны. – Ты готов выполнять мои распоряжения?

В ответ – молчание. Я обозвала себя дурой и включила питание главного терминала. На экране зажглась надпись: «Ожидание ввода команды».

Я повторила свой вопрос. И опять – молчание.

Тогда я взяла «ручник», нажала кнопку «речь» и вновь повторила вопрос.

– Капитан, – отозвался компьютер через динамик «ручника». – В настоящий момент вы находитесь в штурманской рубке. Речевой интерфейс главного терминала деактивирован. Прикажете активировать речевой интерфейс?

И этот туда же, подумала я про Александра. Кевин, Бренда и Колин презирают речевые команды и заставляют свои компьютеры молчать. Они высокомерно утверждают, что разговаривать с «безмозглой железякой» удел кретинов, невежд и дилетантов. Что ж, возможно, они правы. Но я и не оспариваю своего невежества. Я действительно дилетант.

– Да, – ответила я. – Корабль, активируй речевой интерфейс главного терминала.

– Выполнено, капитан, – голос прозвучал уже из стационарных динамиков; на экране появилось забавное треугольное лицо робота из дешёвых фильмов об андроидах. – Жду ваших дальнейших распоряжений.

Я на несколько секунд задумалась, формулируя следующий приказ.

– Корабль, объявляю готовность к старту.

– Приказ принят к исполнению, капитан. Произвожу общую проверку систем. Ждите, капитан.

Лицо робота переместилось с экрана центрального дисплея на один из боковых. А на центральном дисплее появились колонки цифр с какими-то комментариями, в которых я ровным счётом ничего не поняла.

– Общая проверка систем закончена, капитан, – наконец доложил компьютер. – Все системы функционируют нормально. Сообщаю о предварительной готовности к старту, капитан. Жду ваших дальнейших распоряжений.

– Корабль, старт! – бодро произнесла я.

– Команда некорректна, капитан, – возразил компьютер. – Не задана траектория полёта или конечная цель. Жду уточнения, капитан.

– Корабль, взлёт и выход на стационарную околоземную орбиту.

– Принято к исполнению, капитан. Какие параметры орбиты?

– На твоё усмотрение, корабль. Рассчитай оптимальную орбиту для последующего выхода из сферы притяжения планеты.

– Принято к исполнению, капитан. Произвожу расчёт. Ждите, капитан.

На экране центрального дисплея вновь поползли колонки цифр с комментариями, но я уже не обращала на них внимания.

– Расчёт закончен, капитан. Предлагаю на ваш выбор десять стационарных орбит, их подробные характеристики даны на дисплее. Жду вашего выбора, капитан.

Я скользнула взглядом по экрану и наобум ляпнула:

– Корабль, орбита номер три.

– Принято к исполнению, капитан. Сообщаю о полной готовности к старту. Жду дальнейших распоряжений, капитан.

– Корабль, старт!

– Есть старт, капитан.

Взлёт и выход на орбиту заняли около получаса. Всё это время я дремала в кресле, мне было скучно. То ли я просто устала, то ли прав был Кевин, когда говорил, что полная звукоизоляция и гравитационные компенсаторы лишают ощущения настоящего полёта. А так – будто смотришь посредственный фильм. Да и то в фильмах это кажется более впечатляющим.

Когда компьютер доложил о завершении манёвров по выводу корабля на орбиту, я справилась о наших координатах. Ответ был неутешительным:

– Капитан, я могу сообщить наше положение только в локальной системе координат. Ориентиры глобальной галактической сетки не обнаружены.

На экране дисплея появилось объёмное изображение планетной системы и сетка координат с нулевой точкой в центре здешнего солнца. Вокруг третьей планеты медленно вращалась маленькая красная искорка, обозначавшая челнок. Под картинкой были даны её координаты.