Текст книги "Внешняя политика Советской России и СССР в 1920-1939 годах и истоки Второй Мировой войны"

Гоминьдановское правительство демонстрировало гибкость в отношениях с Токио. 31 мая 1933 года было подписано японо-китайское перемирие²⁵⁹¹, в тот же день – соглашение о привилегиях, предоставляемых Японии в Северном Китае. Затем были установлены торговые отношения Китайской Республики с Внутренней Монголией и Маньчжоу-го²⁵⁹². В 1935 году Нанкин подписал транспортное, почтовое и телеграфное соглашения с Чанчунем²⁵⁹³. Казалось, что Чан Кай-ши готов сделать выбор в пользу единого антикоммунистического фронта за счет единого китайского антияпонского соглашения. 5 июля Китай и Япония подписали соглашение о выводе японских войск из Северного Китая за Великую стену²⁵⁹⁴. В этот момент совершенно неясна была перспектива советско-японских отношений. Опасность советскому Дальнему Востоку постоянно росла. Подготовка Японии к агрессии не была секретом для советского руководства²⁵⁹⁵.

В 1931 году численность Особой Краснознаменной Дальневосточной армии (ОКДВА) равнялась около 40 тыс. чел. при нескольких десятках танков и самолетов²⁵⁹⁶. Командование японской армии в начале 1930-х годов проводило частичное перевооружение и реформирование. В частности, впервые были разработаны и приняты на вооружение танки японского производства – тип 89, и легкий танк – тип 92. В 1932 году началось их серийное производство. К 1934 году имелось уже 500 танков, что позволило запланировать создание третьего танкового полка – в Маньчжурии. Кроме того, имелась и трехосная бронемашина собственного производства с двумя пулеметами – 2592. Численность армии мирного времени составляла 280 тыс. чел. В случае необходимости она могла быть значительно увеличена за счет призыва резерва²⁵⁹⁷. Япония оставалась технически более вооруженным потенциальным противником, обладавшим к тому же абсолютным превосходством на море.

Для укрепления мобилизационного тыла Дальневосточной армии была развернута пропаганда среди увольняемых красноармейцев с целью оставить их на Дальнем Востоке²⁵⁹⁸. В 1929-1930-х гг. начала работать программа по их расселению в регионе. 25 июля 1930 г. Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление, обязавшее Наркомат земледелия оказать поддержку в расселении и устройстве в красноармейских колхозах не менее 40 тыс. демобилизованных²⁵⁹⁹. В 1929 году было создано 10 крупных колхозов из бывших красноармейцев, в 1930 году – еще 11, в 1932 году – еще 40²⁶⁰⁰. Но в целом программа работала плохо, масса новых дальневосточных колхозников возвращалась домой, откуда они были призваны в армию, или уходила на заработки в города²⁶⁰¹. В 1932 году Москве пришлось принимать срочные меры по усилению ОДКВА. Численность ее пришлось увеличить с 39 до 113 тыс. чел, в 2 раза увеличить количество пулеметов, количество бронемашин, танкеток и танков – с 40 до 276 единиц²⁶⁰². Увеличение численности войск резко обострило проблему их снабжения продовольствием и фуражом²⁶⁰³.

17 марта 1932 года решением Политбюро ЦК и постановлением Совнаркома в Приморье был создан Особый стрелковый колхозный корпус. Инициатором его создания выступил Нарком обороны маршал К.Е. Ворошилов, подавший проект создания этого соединения 14 марта²⁶⁰⁴. Корпус состоял из 3 стрелковых и 1 кавалерийской дивизий при общей численности около 60 тыс. человек. Основной военной и административной единицей являлся батальон²⁶⁰⁵. Корпус не исправил положения дел, урожай 1932 года был плохим, снабжение войск продовольствием и фуражом находилось на критическом уровне. Ситуация выровнялась только в 1933 году²⁶⁰⁶.

В 1933 году японское правительство собрало предложения, которые стали основой программы Токио для условий заключения договора о ненападении с СССР: 1) прекратить поддержку революционного движения в Маньчжурии и Японии; 2) вывести с территории Дальнего Востока отправленные туда воинские пополнения, особенно с границы; 3) предоставить особые права японским подданным при составлении рыболовных, угольных, нефтяных, горных и лесных концессий; 4) открыть на Дальнем Востоке новые японские предприятия²⁶⁰⁷; 5) отказаться от одностороннего подхода к торговле между двумя странами, подразумевающего компенсацию закупок из Японии равными объемами поставок из Советского Союза; 6) немедленно уступить КВЖД²⁶⁰⁸. Разумеется, эта программа была неприемлема для Москвы. Следует учесть, что после оккупации КВЖД работа на дороге была значительно затруднена.

Уже с начала 1932 года японцы стали явочным путем захватывать подвижной состав для переброски войск по железной дороге. Дело разбиралось на самом высоком уровне. Советская сторона протестовала, настаивая, что такие перевозки не являются и не могут являться коммерческим вопросом²⁶⁰⁹. На дороге хозяйничала японская армия. С декабря 1932 года начался рост нападений на КВЖД и советских граждан, работавших на ней. Японские и маньчжурские власти демонстративно отказывались что-либо предпринимать. С декабря 1932 по май 1933 года на КВЖД было убиты 55, ранены 825 и уведены под арест (фактически пленены) 593 чел²⁶¹⁰. Резко увеличилось количество аварий и крушений. В результате в 1932–1933 гг. было повреждено и разбито 50 паровозов, 958 классных и 855 товарных вагонов²⁶¹¹.

У ужесточения политики Токио в отношении СССР был и внутриполитический японский контекст. В 1933 году по примеру Италии и Германии японское правительство приняло ряд экстраординарных мер для разгрома левого движения. Коммунисты и социалисты подверглись массовым преследованиям. Арестам и высылкам подверглось около 18 тыс. чел²⁶¹². «Мы хотели бы иметь хорошие отношения с Японией, – отметил в интервью «Нью-Йорк Таймс» 25 декабря 1933 года Сталин, – но, к сожалению, это зависит не только от нас. Если в Японии возьмет верх благоразумная политика, обе наши страны могут жить в дружбе. Но мы опасаемся, что воинствующие элементы могут оттеснить на задний план благоразумную политику. В этом действительная опасность, и мы вынуждены готовиться к ней»²⁶¹³.

В Маньчжурии в 1932–1933 годах резко возросло сопротивление оккупантам. В мае 1933 года коммунисты попытались централизовать управление партизанскими отрядами, образовав Народно-революционную армию Северо-Востока под единым командованием²⁶¹⁴. Японцы активизировали антипартизанские действия. Советская разведка докладывала о значительном увеличении Квантунской армии – к весне 1932 года она достигла 180 тыс. чел. (вместе с пограничной охраной, жандармерией и транспортными войсками). По мнению советских военных, в случае войны в 1933–1934 гг. – на 10–12 день после ее начала на приморском направлении противник смог бы сосредоточить до 10–12 дивизий, что сразу бы весьма усложнило задачу Красной армии по обороне²⁶¹⁵.

Глава 18
Международное положение меняется. 1933 год. Приход Гитлера к власти

В начале 1930-х годов рост популярности НСДАП не оставлял сомнений относительно перспектив прихода нацистов к власти в Германии. Гитлер еще в 1923 году изложил свое видение национального государства, которое должно силой отстоять свои интересы, свои взгляды на эти интересы, свою убежденность в неизбежности схватки с мировым еврейством и марксизмом и свою уверенность в том, что Англия и Франция являются врагами Германии²⁶¹⁶. На Россию он смотрел как на пространство для будущей германской активности. Русское государство, по мнению лидера нацистов, было создано германским элементом, который в ходе революции был вытеснен евреями²⁶¹⁷. Советская Россия представляла угрозу для Германии, которая была единственным препятствием для большевизма. Впрочем, любая Россия, по мнению Гитлера, была враждебна Германии, и он не собирался этого забывать²⁶¹⁸. Все это не давало возможности надеяться на мир в Европе в случае прихода нацистов к власти.

Огромные надежды на Гитлера возлагала радикально настроенная часть русской эмиграции²⁶¹⁹. Очевидно, не без влияния контактов с ними еще в начале 1920-х, лидер нацистов пришел к выводу о том, что русские не могут самостоятельно сбросить с себя гнет «еврейской власти», и поэтому надеются на внешнюю силу. Правда, фюрер никого не собирался освобождать, он пришел к заключению, что «огромная империя созрела для обвала»²⁶²⁰. С другой стороны, угроза войны на Дальнем Востоке при весьма недружелюбном окружении на Западе (Финляндия – Польша – Румыния) требовала от советской дипломатии урегулирования хотя бы части этих проблем. Они были весьма острыми, а некоторые руководители Финляндии и Польши имели опыт сотрудничества с японцами, восходивший еще ко времени русско-японской войны 1904–1905 гг. Ориентация на Париж и Лондон в годы Гражданской войны и интервенции против Советской России еще более сблизила эти страны с Латвией и Эстонией. Сотрудничество между ними, в том числе и военное, продолжалось и в 1920-е годы²⁶²¹.

Все это нельзя было не учитывать в ситуации начала 1930-х. Советская дипломатия стремилась обеспечить безопасность границ. Советское правительство предложило подписать пакт Бриана – Келлога Польше, Литве, Латвии, Эстонии и Финляндии. Эта инициатива была встречена недружелюбно. Тем не менее в марте 1929 года Финляндия ратифицировала пакт, а 9 февраля 1929 года представителями СССР, Польши, Румынии, Эстонии и Латвии был подписан Московский протокол о немедленном введении в действие договора об отказе от войны в качестве орудия национальной политики. 1 апреля к нему присоединилась Турция, а 5 апреля – Литва. 24 июля 1929 года пакт Бриана – Келлога вступил в силу. К этому времени его подписали 44 государства²⁶²². Следующим шагом в достижении международной безопасности Советского государства было заключение соглашений о ненападении.

21 января 1932 года в Москве был подписан договор с Финляндией²⁶²³. Договор заключался на три года с автоматической пролонгацией на следующие два года в случае, если одна из сторон не предупредит другую о прекращении действия соглашения за полгода до истечения его срока (Ст. 8)²⁶²⁴. Статья 3 договора предусматривала неучастие одной из сторон в договорах, соглашениях или конвенциях, явно враждебных другой и противоречащих, «формально или по существу, настоящему договору»²⁶²⁵. Впрочем, этот договор ничего не поменял в отношении финских военных, политиков и самого президента страны к СССР. «Нет другой такой страны, – писал в 1942 году Куусинен, – которая в течение четверти века столь последовательно и упорно проводила бы антисоветскую политику»²⁶²⁶. По данным японской разведки весной 1933 года отношение генералитета и президента к Советскому Союзу оставалось явно враждебным и после подписания договора о ненападении. Они не особенно скрывали территориальных претензий в отношении Карелии. Хельсинки проводил обмен информацией конфиденциального и военного характера с Токио²⁶²⁷. Последующие визиты значительных групп японских офицеров (до 50 чел.) на советско-финляндскую границу и маневры финской армии не были секретом для Москвы²⁶²⁸.

Весьма сложные переговоры о заключении соглашений о ненападении советская дипломатия вела с Латвией и Эстонией²⁶²⁹. Что касается Литвы, то договор, пролонгированный в 1931 году, и так обеспечивал ее нейтралитет на случай войны с третьей страной (Ст. 3)²⁶³⁰. 6 февраля 1932 г. был подписан договор о ненападении с Латвией²⁶³¹, 4 мая – с Эстонией²⁶³². 4 апреля 1934 года соглашения с Латвией²⁶³³, Литвой²⁶³⁴ и Эстонией²⁶³⁵ были продлены до 31 декабря 1945 года. Устойчиво дружественными были отношения Москвы с Анкарой. Они определялись договором 1925 года, пролонгированным в 1929 и 1931 годах. Границы с Польшей были установлены по результатам войны 1920 г. Таким образом, значительная часть рубежей СССР в Европе, за исключением румынского участка, была обеспечена международными соглашениями. Впрочем, они не везде гарантировали стабильность и спокойствие.

Самым опасным и непредсказуемым оставался польский сосед. Доклад Главного управления пограничной охраны и войск ОГПУ за 1929 г. отмечал: «Граница с Польшей характеризуется большим числом политических нарушений (шпионы, диверсанты и т. п.) и продолжающимися переходами на нашу территорию бандитских групп, поддерживаемых разведывательным аппаратом польской пограничной охраны»²⁶³⁶. Со стороны Польши на советскую территорию и в дальнейшем систематически проникали диверсионные и бандитские группы, с которыми боролись пограничники при активной поддержке местного населения²⁶³⁷. Положение было тем более опасным, что сотрудничество Польши с Японией было весьма активным²⁶³⁸. В частности поляки и японцы весьма тесно сотрудничали и на Дальнем Востоке, где они хотели создать украинское буферное государство – т. н. «Зеленый Клин» – провоцируя националистические настроения среди переселенцев с Украины²⁶³⁹.

11 апреля 1930 «Gazeta Warszawska» опубликовала статью «Два фронта» – это был призыв выйти из сложного положения Польши путем организации удара против самого слабого фронта, то есть против СССР. Последовало разъяснение МИД Польши о том, что ничего подобного не планируется²⁶⁴⁰. 26 апреля 1930 года в трубу здания советского полпредства в Варшаве была заложена бомба. Советское правительство в ноте протеста отметило, что это был далеко не единственный акт террора против представителей СССР в Польше, правительство которой было ответственно за безопасность советских дипломатов на своей территории²⁶⁴¹. Сколько-нибудь результативных действий польскими властями предпринято не было, организаторов покушения им найти не удалось. Все это не способствовало доверию между Москвой и Варшавой²⁶⁴².

Тем не менее советское правительство по-прежнему придерживалось курса на снижение уровня этого недоверия. Переговоры продолжились и привели к успеху. Безусловно, положительное влияние на их ход и результаты оказало изменение отношений между Францией и Советским Союзом²⁶⁴³. Польша болезненно относилась к действиям французской дипломатии в отношениях с Москвой. В Варшаве хотели бы видеть Польшу центром комбинации, которая объединила бы Данию, Финляндию, Латвию и Эстонию в прочный союз против восточных и западных соседей. Посему польская дипломатия старалась увязать договор с Москвой заключением особого соглашения с перечисленными странами²⁶⁴⁴. Этим видениям не дано было осуществиться, но определенный прогресс в польско-советских отношениях все же был.

10 апреля 1932 года было подписано соглашение между СССР и Польшей о правовых отношениях на государственной границе. Стороны брали на себя ответственность по охране границы и государственных знаков, её определяющих и т. п., а также обязательство заблаговременно предупреждать о всех изменениях в режиме контроля, что должно были понизить напряжение на границах²⁶⁴⁵. 25 июля 1932 года сроком на три года в Москве был подписан советско-польский договор о ненападении. Так же, как и в случае с Финляндией, он заключался на три года с возможностью дальнейшей автоматической пролонгации на следующие два года (Ст. 7)²⁶⁴⁶.

В ходе подготовки договора польская сторона упорно отказывалась принимать обязательства, аналогичные статье 3 советско-финляндского договора²⁶⁴⁷. Подписание договора было результатом уступки советской стороны, не настаивавшей на включении подобного положения в договор²⁶⁴⁸. Москва стремилась хоть как-нибудь прикрыть опасную границу на западе. При этом значение этого договора не стоит переоценивать. Политика министра иностранных дел Польши Залеского и его преемника, курировавшего подготовку договора с Москвой, Юзефа Бека была последовательно антисоветской²⁶⁴⁹. С «начальником государства» они, естественно, не расходились во мнении. По словам Бека, «маршал Пилсудский, совершенно верно считая договор о ненападении скорее серьезной формой политической декларации, нежели юридическим инструментом, беспокоился лишь о сохранении определенных основных принципов поведения, чем о деталях текста…», а потому не настаивал на точном описании деталей обязательств²⁶⁵⁰.

Польская печать единодушно выступила за договор о ненападении, отметив при этом, что договор не сдерживает Польшу и не ограничивает её в отношении соседа и союзника, и в случае нападения СССР на Румынию Польша «не связана так пактом, чтобы не поспешить на помощь Румынии»²⁶⁵¹. В конечном итоге Варшава действительно добилась своего: положение о нейтралитете на случай войны СССР или Польши с третьей страной или группой стран не было включено в текст соглашения. По иронии судьбы, это было как раз то условие, которое весьма пригодилось бы Варшаве в сентябре 1939 года. Но в 1932 году Пилсудского беспокоило наметившееся сближение Франции, Англии, Германии и Италии и он хотел до известной степени снизить уровень противостояния с Москвой²⁶⁵².

Премьер-министр Франции Эдуард Эррио в доверительной беседе с польским посланником положительно отреагировал на новость о заключении советско-польского договора, который, по его словам, делал возможным начало и советско-французских переговоров с той же целью. Французский политик с явным недовольством отзывался о неуклюжей (по его словам) политике Бухареста. Плохо было бы, пошутил Эррио, если бы у его страны были бы только такие друзья, как Румыния²⁶⁵³. Было ясно – начался процесс сближения Парижа и Москвы. 29 ноября 1932 года в Париже был подписан советско-французский договор о ненападении²⁶⁵⁴. Новость об этом соглашении весьма взволновала германский МИД, который до этого не испытывал особенных волнений по поводу франко-советского сближения²⁶⁵⁵. Франко-советский и особенно советско-польский договоры вызвали настоящий шок в Бухаресте. Румыны сочли себя обманутыми польскими партнерами²⁶⁵⁶. Впрочем, настоящей нормализации отношений СССР с главным восточным союзником Франции не последовало²⁶⁵⁷. С другой стороны, Варшава и Париж сделали все возможное для того, чтобы заверить румынскую дипломатию в неизбежности своей поддержки²⁶⁵⁸.

Так же, как и финны, поляки и после подписания договора продолжили активное сотрудничество с Токио, не снимая с повестки дня вопрос о возможном участии в коалиционной войне против СССР²⁶⁵⁹. И тем не менее эти соглашения были весьма значительным успехом советской дипломатии. В известной степени они если и не гарантировали тыл на случай конфликта с Японией, то явно улучшали положение на европейской границе СССР. Эти достижения были весьма сильно обесценены теми изменениями, которые произошли в Германии. Еще в 1931 году Берлин и Москва продлили действие договора 1926 года о ненападении и нейтралитете. Договор пролонгировался на три года, с тем чтобы о возможном расторжении одна из сторон предупредила другую не позднее 30 июня 1933 года (Ст. 1)²⁶⁶⁰. Более этот договор не продлевался.

На выборах в марте 1932 года рейхспрезидентом вновь был избран генерал-фельдмаршал Пауль фон Бенекендорф унд фон Гинденбург. За него проголосовало 53 % избирателей – 19,4 млн чел. Большое количество голосов фельдмаршал получил от противников Гитлера – своего конкурента на выборах²⁶⁶¹. Надежды этих людей были ошибочны. Гинденбург в начале 1930-х был уже старым и больным человеком (ему было 85 лет), который не испытывал ни симпатий к парламентской системе управления (он был убежденным монархистом)²⁶⁶², ни особенного доверия к новому партийному лидеру, быстро завоевывавшему поддержку правых сил германского общества. «Я не могу передать мою президентскую власть лидеру партии, – писал Гинденбург в частном письме, – потому что такой кабинет разовьется в партийную диктатуру и увеличит напряжение господствующее среди Германского народа»²⁶⁶³. Президент был авторитетнейшей в армии и народе фигурой, и с ним не могли не считаться нацисты. Рейхсвер беспрекословно следовал за «стариком», поэтому рассчитывать на повторение успеха Муссолини и его «похода на Рим» в октябре 1922 года не приходилось²⁶⁶⁴.

1932 году экономический спад в Германии продолжился. Национальный доход страны был на 40 % менее, чем в 1929 году, 1/3 трудоспособного населения была охвачена безработицей; в 1933 году 40 % всех промышленных рабочих были безработными²⁶⁶⁵. 31 июля 1932 года на фоне активизации политической борьбы в Германии прошли выборы в рейхстаг. В них приняло участие 83,4 % избирателей – это была самая высокая явка во все время существования Веймарской республики. На выборах победила Национал-Социалистическая рабочая партия Германии. Нацисты получили 37,2 % голосов – 13,7 млн избирателей. Без поддержки их фракции правительство не могло работать. 6 ноября 1932 года были проведены новые выборы, на которых нацисты потеряли 2 млн голосов. В стране назревал политический кризис. Лидеры германской промышленности и капитала в начале января 1933 года провели переговоры с Гитлером – в результате ставка была сделана именно на него. В этих условиях рейхспрезидент счел необходимым пойти на решение, которое определило судьбу его страны и многих стран мира. 30 января 1933 года Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером. Берлин менялся на глазах. Менялась и его политика²⁶⁶⁶. Уже перед выборами гитлеровская печать называла границу с Польшей «кровоточащей раной»²⁶⁶⁷.

3 февраля 1933 года новый канцлер встретился с руководством рейхсвера и заверил генералов, что наступает новый период жизни для страны: «Полное преобразование нынешних внутриполитических условий в Германии. Не терпеть никакой деятельности носителей мыслей, которые противоречат этой цели (пацифизим!). Кто не изменит своих взглядов, тот должен быть смят. Уничтожить марксизм с корнем». Во внешней политике курс также был определен довольно ясно – борьба против ограничительных статей Версальского договора²⁶⁶⁸. Германии нужно было время – для подготовки к действиям, для завершения программы восстановления военной и военно-морской мощи, для перевооружения. «Самое опасное время – в период строительства вооруженных сил, – говорил Гитлер. – Здесь-то и выявится, имеет ли Франция государственных деятелей. Если да, она не даст нам времени, а нападет на нас (вероятно, с восточными сателлитами)»²⁶⁶⁹. Такого масштаба государственных деятелей во Франции не было, да и быть не могло. Париж не мог позволить себе действия подобного рода, и тем более – без санкции Лондона. Между тем нацистам было что предложить Англии – как раз ту борьбу по искоренению марксизма, которая стала одним из несущих начал внутренней политики нового режима.

27 февраля 1933 г. был подожжен рейхстаг и этот пожар гитлеровцы использовали для разгрома оппозиции²⁶⁷⁰. Правая часть русской эмиграции с восторгом приняла новости о разгроме левых сил Германии и начале антисемитской кампании в этой стране. Они возлагали особые надежды на германских нацистов и итальянских фашистов. «Не только потому, что многие притоны коммунизма в Германии разрушены; не только потому, что волна детонации уже идет по Европе; но главным образом потому, что сброшен либерально-демократический гипноз непротивленчества, – писал Ильин в мае 1933 года. – Пока Муссолини ведет Италию, а Гитлер ведет Германию – европейской культуре дается отсрочка»²⁶⁷¹.

15 февраля 1933 года, выступая в комиссии Сейма по вопросам о западной и восточной политике Польши, Бек сделал недвусмысленный намек в сторону Берлина – по его словам, теперь все зависело от позиции Германии, Польша ответит ей тем же. После того, как был заключен пакт о ненападении с СССР, Бек явно почувствовал себя более уверенно и щеголял этим чувством: «Мы показываем всем своим поведением, что Польша готова к лояльному и творческому сотрудничеству, однако она никогда не будет игрушкой ни в чьих руках»²⁶⁷². Это была не ложь, а видение мира. В Варшаве верили, что новая власть в Германии останется слабой, как и её предшественники, по причине многочисленных внутренних проблем²⁶⁷³. Польские военные, да и сам Пилсудский, были уверены в том, что Германия еще долго не будет в состоянии воевать, что, разумеется, увеличивало удельный вес Польши на международной арене²⁶⁷⁴. Бек был как раз той фигурой, которая годилась для демонстраций симпатий в сторону Германии. В 1922 году он занимал пост военного атташе Польши во Франции и был обвинен в организации утечки к немцам секретных данных, которыми делились французы с поляками. Дело зашло так далеко, что его объявили «персоной нон грата» в Париже²⁶⁷⁵.

Бек хотел верить в то, что у Варшавы хватит сил на выбранную им для неё роль. Понять это было несложно и уж гораздо проще было играть с этими видениями польского политика. Особенно легко это удавалось нацистам. Польские политики, по словам советского дипломата, явно хотели иметь свободу рук и «…после манифестирования сближения с СССР с польской стороны за последнее время, несомненно, проявляется известная сдержанность»²⁶⁷⁶. Сотрудничество с Германией проходило на фоне ужесточения давления на немецких граждан Польской республики. Те были явно воодушевлены победой Гитлера и надеялись на улучшение своего положения. Оно было непростым. Власти практиковали самые разные виды давления, от организации периодических погромов (крупный погром немцев прошел в апреле 1933 г. в Лодзи) до избирательного налогового гнета. В Силезии на одного человека он равнялся 11,4 злотого, в то время как в Варшаве 7,1 и Кракове 3,4. Добиться полной дегерманизации Силезии Варшаве все же не удалось²⁶⁷⁷.

Одной из самых болезненных проблем в отношениях Польши с Германией был Данциг. Здесь Польша поначалу демонстрировала свою готовность развязать войну в Европе. Варшава не чуралась шантажа и таким образом Варшава стремилась добиться и иногда добивалась своего. В городе жили поляки – граждане Данцига (семьи, которые проживали здесь до 1914 г.) и поляки – граждане Польской республики. Первые далеко не всегда чувствовали себя поляками, а вторые далеко не всегда были ими²⁶⁷⁸. Польское влияние в институтах города было ничтожным, из 120 депутатов фолькстага поляки составили 7 в 1920 и 3 в 1930 году. Этого было недостаточно даже для формирования фракции²⁶⁷⁹. Все попытки увеличить число польских граждан также не были особо удачными. Если в 1923 году их было 6 тыс., то в 1934 – только 17 тыс. чел. Только 6 % жителей «вольного города» говорили по-польски²⁶⁸⁰. Город ориентировался на Германию во всем – управление, образование, налоги – все было таким же, как и в германском Отечестве данцигских жителей²⁶⁸¹. Фактически Данциг был миниатюрной копией Германии²⁶⁸².

В 1925 году Варшава при помощи Лиги Наций добилась того, что Данцигский Сенат (правительство) вынужден был согласиться на введение небольшого польского гарнизона (6 офицеров, 43 унтер-офицера и 83 рядовых) на арендованный Польшей в 1921 г. полуостров Вестерплатте у входа в порт. Там находились склады, к которым вела ветка железной дороги, несколько пристаней и 7 портовых кранов. Суверенные права Данцига на полуостров вновь подтверждались, формально Вестерплатте оставался территорией «вольного города»²⁶⁸³. Польша стремилась превратить «вольный город» в свою автономию и всяческими способами усилить присутствие поляков и польского государства. Самым простым и очевидным решением была бы оккупация города – и именно на ней настаивал польский генеральный комиссар в Данциге Хенрик Страсбургер, однако Пилсудский не рискнул принять этот совет. Варшава добивалась полного уравнения прав польских граждан с гражданами «вольного города» и увеличения своих прав на железных дорогах и в порту²⁶⁸⁴.

В 1924 году в Данциг пришло 3 340, а в 1928 г. – 6 183 торговых судна. По грузообороту он занял второе место среди немецких портов после Гамбурга. Тем не менее Данциг сталкивался с большими финансовыми проблемами²⁶⁸⁵. В бюджете Данцига главной статьей доходов были поступления от налогов и пошлин. В 1927–1928 гг. из 74,4 млн данцигских гульденов они составили 45 млн (из них собственно таможенный сбор – 14 млн)²⁶⁸⁶. От таможенных сборов зависела вся жизнь города – более 50 % доходов шли на администрацию²⁶⁸⁷. Через порт Данцига шел основной грузопоток Польской республики, и её власти пытались поставить его под контроль. Практиковались разные методы. В 1925 году Варшава потребовала, чтобы 50 % всех рабочих и сотрудников порта были поляками. Для этого их пришлось завезти в город, в котором было тогда 20 тыс. безработных²⁶⁸⁸. Не удивительно, что это требование вызвало массовое недовольство и протесты под лозунгом «Данциг для данцигцев!»²⁶⁸⁹.

Другим способом подчинения города стало решение Польши обзавестись собственным портом на Балтике. В 1924 году в 20 км от Данцига и в 5 км от границы территории Вольного города на месте рыбачьего поселка Гдыня поляки начали строить собственный порт. Население Гдыни выросло с 500 чел. в 1924 г. до 60 тыс. чел в 1931 г. Грузооборот Гдыни постоянно и уверенно рос за счет Данцига. Если в 1927 году из оборота двух портов на Гдыню приходилось 9,8 %, то в 1934 – уже 56,6 %²⁶⁹⁰. В 1926 году вывоз через Данциг составил 640 696 тонн, через Гдыню – 179 тонн, а ввоз – 5 659 605 и 413 826 тонн соответственно. В 1928 году, последнем благоприятном накануне кризиса, вывоз через Данциг составил 1 792 951 тонну, а через Гдыню уже 324 298 тонн, а ввоз – 6 783 273 и 1 767 213 тонн соответственно. После этого начался спад показателей Данцига и рост таковых же у Гдыни. В 1931 году ввоз через Данциг составил 1 754 300 и через Гдыню 558 548 тонн, а вывоз 7 576 205 и 4 741 564 тонны соответственно²⁶⁹¹.

Международный экономический кризис и Гдыня разоряли Данциг. В 1929 году поступления от таможенных сборов составили 61 871 313 злотых и 31 785 463 данцигских гульденов, из них на долю города польские таможенные власти выделили 30,6 млн злотых и 2,6 млн гульденов²⁶⁹². Уже в 1929 году резкое падение доходов от таможни привело к росту дефицита городского бюджета. В 1930 году количество безработных достигло 25 тыс. чел. и продолжало расти²⁶⁹³. В 1930 году власти Данцига провели реформу, удешевлявшую администрацию. Число депутатов фолькстага было сокращено со 120 до 72, из 10 сенаторов 6 перестали получать жалование²⁶⁹⁴. В марте 1932 года в Данциге был уже 36 481 безработный. Только благодаря поддержке Рейхсбанка власти смогли обеспечить выплату пенсий²⁶⁹⁵. Разумеется, это повышало авторитет Германии и отнюдь не способствовало популярности Польши в Данциге. Данциг и Восточная Пруссия были территориями, на которых пыталась (и не без успеха) вести поначалу подрывную, а затем и разведывательную деятельность польская разведка. В 1930 году представители польской разведки были схвачены при пересечении границы с Восточной Пруссией. Немцы пресекли организованные поляками провокации, которые были весьма болезненно восприняты по обе стороны границы²⁶⁹⁶.

Решением Лиги Наций порт города был закрыт для польского флота. 15 июня 1932 года Данциг посетила британская эскадра. Воспользовавшись этим, в порт проскочил польский эсминец ORP Wicher. Командир корабля имел инструкции в случае враждебных действий ответить огнем. В результате столь оригинального образа действий начался «Данцигский кризис». Польская дипломатия демонстрировала готовность к мирному решению конфликта, который сама и организовала. Естественно, при условии, если будут приняты её условия. В результате Лига Наций решением 13 августа 1932 г. признала за Польшей право использовать порт Данцига в военных целях. В ночь с 5 на 6 марта 1933 года польские военные корабли высадили на полуострове Вестерплатте военный десант. Германия в это время не могла сопротивляться, а права «вольного города», судя по всему, никто, кроме Берлина, защищать не собирался²⁶⁹⁷. После всех этих провокаций в мае 1933 года Пилсудский не без основания назвал проблему Данцига барометром польско-германских отношений²⁶⁹⁸.