Текст книги "Ямочка"

ГЛАВА 7

Бурцев согласно графику ушёл в отпуск и прежде, чем поехать к Николаю Сарви, зашёл к его бабушке узнать точный адрес друга. Седая старая женщина приняла Валерия с радостью. Бабушка Маруся всегда восхищалась Бурцевым и часто советовала Николаю держаться Валерия. Пожилая женщина была счастлива оттого, что Бурцев в свой отпуск решил съездить и навестить её непутёвого, но любимого внука. Сама она уже не решалась ездить на поездах, и то, что Валерий мог привезти весточку от внука, очень её обрадовало. Старушка с юности прожила в России до старости, но так и не избавилась от акцента представителей своей истинной родины – Финляндии. Бабушка Николая не знала, чем угодить Валерию. Полноватая женщина выставила на стол торт, какую-то выпечку, варенье и, не переставая, рассказывала о своей нехорошей снохе, которая давно бросила её сына, а потом и её внука, ради нового мужика. Бабушку Марусю можно было понять. Своего спившегося сына и отца Николая она жалела и в его несчастной участи винила только сноху. Эти рассказы Валерий слышал каждый раз, когда встречал бабушку друга. Потом бабушка Маруся расспросила Валерия о его маме и, утирая слезы кухонным фартуком, сказала, что ей очень жаль, что отец не дожил до его, Валерия, освобождения.

Попив для приличия чаю, Бурцев начал собираться. У дверей женщина со слезами в глазах сказала:

– Фалера, не снаю, шив ли мой Коленька… Он феть не тает о сепе снать уше польше кота. Как уехал с шалавой своей – так не пишет… Фчера плохой сон фитела… У меня своих супов не осталось, а во сне суп фыпал… Сердце палело фчера и сефотня… Фот эту сумку перетай ему. Сдесь конфеты, шоколат, чай и копченая колпаса. Еще там тве пары носкоф, я им сфясала, конферты с сапиской и сто руплей отной пумашкой. Пусть мне сфоей рукой напишет, как шифет. Путу штать тепя, Фалера…

Бурцев удалялся от дома и долго чувствовал спиной взгляд сердобольной женщины. «Каким человеком надо быть, чтобы прийти к старой больной женщине и взять у неё адрес её любимого внука, чтобы найти того и лишить жизни? Каким надо быть человеком, чтобы спокойно пить с этой старушкой чай, слушать, как она сильно любит своего внука и волнуется за него, сознавая, что пришёл по его душу? Каким надо быть человеком, чтобы ложно, но правдоподобно сочувствовать этой женщине? Каким надо быть человеком, чтобы делать вид, что тебе хочется только из дружеских чувств съездить в свой отпуск и навестить друга детства и товарища по несчастью в другой город за триста километров, а потом хладнокровно сделать ему укол со смертельной дозой наркотика? Это не может быть по Богу… как бы ни были виноваты передо мной мои жертвы. Я совсем запутался… Богоугодное дело не может твориться убийством… Я чувствую это. Это может быть только по воле дьявола… Но я все равно не смогу избежать печальной участи, даже если откажусь от мщения…» – думал Бурцев, направляясь на вокзал за билетом на поезд.

У вокзальных касс стояли длинные очереди. Лишняя масса напечатанных денег всегда заметна в стране Советов по очередям. Измождённые люди часами стояли, чтобы купить недорогой билет на поезд. Валерий понял, что не хватит никакого времени и терпения, чтобы купить билет. Бурцев подошёл к окошку администратора, где не было людей, и бросил свёрнутую купюру в двадцать пять рублей полнощёкой женщине на стол, и сказал, куда ему нужен один билет. Женщина посмотрела Бурцеву за спину, будто пытаясь определить, есть ли кто рядом с просителем, и сказала еле слышно:

– Приготовьте паспорт и тринадцать рублей за место в плацкартном вагоне. – Валерий быстро все исполнил, как его попросила полнощёкая и крашеная блондинка с облезлым на кончиках ногтей лаком. Администратор с его паспортом и деньгами вышла из своей кабины, задёрнув перед этим белую, давно не стираную шторку в окошечке. Через десять минут женщина вернулась и отдала Бурцеву документ с билетом внутри. Поезд уходил рано утром и прибывал на место в обед. Валерий поехал домой, чтобы лечь пораньше и выспаться перед дорогой.

Вечером Августа Алексеевна Бурцева приготовила сыну плов из баранины, который всегда нравился ему больше всех блюд. Валерия удивило, что мать накрыла стол в большой комнате.

– Валера, я не знаю, зачем тебе ехать к Кольке в такую даль. Он наркоман, поэтому будет опять просить у тебя денег! Колька с Романом так тебя подвели тогда, что я бы на твоём месте обходила их обоих за версту. Эти твои друзья уже пропащие люди… Зачем они тебе?

– Последний раз посмотрю, что с ним. Больше встречаться с ними не буду, – ответил Валерий, чтобы успокоить мать.

– Где-то обещала зайти соседка сверху, Аннушка, и попробовать плов. Я шутя говорю ей, что неси красного сухого вина, тогда угощу. Она согласилась, – при этих словах Августа Алексеевна старалась не смотреть на сына. Валерий знал, что мать опять пытается навязать ему одинокую соседку, которая была младше Валерия на три года и работала в школе учителем математики. Анна уже побывала однажды замужем, но прожила в браке меньше года и ушла от мужа, потому что застала его с другой женщиной. Мать считала Анну очень достойной женщиной, которая точно необходима Валерию. А Валерий не жаловал избранницу матери, потому что она казалась ему без «перчинки». Подобных женщин часто встретишь в школах, в библиотеках и в залах картинных галерей в качестве смотрительниц за посетителями.

– Мама, я не смогу долго сидеть с вами. Мне завтра рано на поезд, – сказал Валерий, не одобряя скрытого сватовства матери.

– Долго никто и не станет сидеть! – чуть обидевшись, ответила мать. Раздался звонок в дверь. Мать с довольным видом побежала открывать, желая, чтобы сын и соседка встретились за столом.

– Валера, к нам гостья со своим вином! Встречай! А у нас, Аннушка, как раз мужчина за столом оказался! Значит, есть кому открыть бутылку и разлить вино! – объявила лукаво мать, как будто это не было ей и Аннушкой задумано загодя. Бурцев почти был уверен, что мать подмигнула гостье во время громкого объявления в прихожей. Валерий решил не расстраивать мать и не противиться театру двух женщин. Аннушка вошла в зал с вином в руках. Лёгкий румянец на щеках выдавал её волнение, а укорочённая светлая обтягивающая юбка в сочетании с чёрными колготками подчёркивала приятно полноватые, но всегда желанные для Валерия женские формы.

– Здравствуйте! – произнесла женщина с ярко накрашенными губами. Валерий вышел из-за стола и взял из её рук бутылку сухого крымского вина.

– Здравствуй, Аня! – ответил буднично Бурцев на «ты» и предложил гостье садиться рядом, а сам тем временем пошёл с бутылкой на кухню за штопором. Валерий нисколько не волновался перед Анной, потому что чувствовал своё превосходство над ней. Это чувство даётся мужчине немедленно, как только он впервые видит женщину. Валерий давно знал Аннушку, но на близость с ней никогда не находил времени, потому что был уверен, что эта женщина будет принадлежать ему в любое время, если он этого пожелает. Из кухни Валерий слышал, что женщины еле слышно переговариваются, и когда он направился обратно в зал, – они вдруг громко заговорили о погоде.

– Просто удивительная жара нынче! – произнесла хозяйка. – Валерий решил в жару уйти в отпуск. В машине ездить невозможно.

– У нас всегда отпуск летом, поэтому нам, учителям, страдать от жары на работе не приходится, – включилась в разговор Аннушка. Валерий поставил перед всеми бокалы и начал разливать вино.

– Аннушка, сейчас положу тебе плов и ты скажешь, как получилось моё блюдо. В этот раз я долго держала маленький казан на газу, пока вся вода не выпарилась. Моркови положила больше, чем обычно, поэтому цвет риса получился золотистым.

Как только мать ушла, Валерий спросил:

– Во время отпуска куда-нибудь поедешь или дома останешься?

– Могла бы на Чёрное море съездить на неделю, но одна не хочу.

– А со мной бы поехала? – зачем-то спросил Валерий, нисколько не опасаясь получить отказ.

– С вами бы поехала, да вы не захотите, – грустно произнесла Аннушка. Из кухни вышла мать с большой тарелкой полной плова.

– Августа Алексеевна, куда вы столько много мне наложили?! Я не съем! – сказала Аннушка явно для Валерия, хотя он был уверен, что такие широкозадые женщины любят поесть, но стесняются показывать хороший аппетит.

– Поправляйся! – сказал иронично Валерий и взял бокал в руку. – За что выпьем?

– Как за что? За твой отпуск! – сказала мать и подняла бокал, наполненный вином на три четверти. Все трое чокнулись звонким хрусталём. Мать сделала так, что молодые последними между собой сомкнули бокалы. Все отпили немного вина и начали есть.

– Плов – настоящий! – сказала Аннушка, желая похвалить хозяйку.

– Да! Как тебе в этот раз удалось не переварить рис? – спросил сын у матери.

– Не уходила далеко от плиты, чтобы не просмотреть нужную кондицию, – сказала довольная Августа Алексеевна оттого, что молодым понравилось её кушанье.

– Сегодня соседка по лестничной площадке, тётя Маша, отдала мне талоны на водку. Говорит, что у неё пить некому – муж умер именно от неё родимой в прошлом году, – вдруг сказала Аннушка, обращаясь к матери Валерия. – Мне они не нужны. Я водку не пью. – Она явно это сказала для Бурцева, потому что была наслышана, что таксисты ночью торгуют водкой.

– Отдай мне, – сказал Валерий, слегка захмелев. Он понял, что таким образом Аннушка приглашает его после ужина подняться к ней за талонами.

– Я с собой не взяла. Поднимитесь – я вам их отдам, – продолжала на «вы» обращаться к Бурцеву Аннушка, чуть краснея потому, что её план по заманиванию парня, так легко осуществляется.

– Удивительно! Куда скатываемся с этой антиалкогольной кампанией?! – сказала Августа Алексеевна, мысленно одобряя находчивость Аннушки. – Горбачев всё-таки заболтает страну до ручки. Он и своих бездельников боится напугать, которые, как он сам, всю жизнь у кормушки на пайках просидели, и понимает, что перемены нужны. Не меньше он боится и того, что все с такой силой может повалиться и рухнуть, что никому не удастся убежать. Если ты осознаешь, что не могут в нормальной стране парикмахерские, бани и прачечные быть государственными, то не болтай, а продай или раздай все людям. Надо, как Сталин, силой и кровью продвигать свою идею, если считаешь её верной. Отобрать частную собственность было трудно, потому что весь мир за это на нас ополчился, а вернуть её людям – намного легче. Этот самый мир будет только аплодировать тебе. По крайней мере, убежать от домашних мракобесов будет куда, если что не получится. Люди перестали всего бояться. Работать никто не хочет. Все только думают о водке, о самогоне, о браге, поэтому не только сахар пропал в магазинах, но и дешёвая карамель в «подушечках» исчезла, – завершила свою тираду Августа Алексеевна, родившаяся в интеллигентной семье, в которой отец сидел в сталинских лагерях за необдуманное помещение портрета Сталина в туалет на время ремонта в конторе.

– Пить стали, по-моему, ещё больше, чем прежде! Наркоманов развелось – тьма– тьмущая! В соседнем подъезде чуть не сгорела одна квартира! Там варили наркотики, и какая-то горючая жидкость попала на открытую спираль электроплитки. Все вспыхнуло – еле погасили. В подъезде гарью до сих пор воняет, – поведала Аннушка. Она раскраснелась от вина и горячего плова. Валерий прижался коленом к её бедру, но Аннушка не убрала свою ногу, а напротив, как показалось Бурцеву, сделала встречное движение. Теперь они касались под столом ног друг друга и без сомнения желали близости. Валерий вышел в свою комнату приготовить одежду, деньги, паспорт и билет на утро. Женщины ещё долго разговаривали. Аннушка рассказывала о школе и о том, что мало платят, о том, что молодые учителя бегут на производство и не хотят по двенадцать часов сидеть в школе за копейки, мучаясь с непослушными детушками. Однако Валерия не покидало ощущение, что все рассказы Аннушки служили прикрытием для её истинных плотских намерений, которые были очевидны для него.

– Валера! Иди к нам! Что ты ушёл?! – Бурцев вернулся в зал. – Будете допивать вино? – спросила Августа Алексеевна.

– Нет. Я больше не хочу, – сказала Аннушка. – Спасибо, Августа Алексеевна, за ужин! Такого плова я никогда не ела! – добавила гостья и засобиралась домой.

– Да! Талоны нужно подняться забрать у Аннушки! Сходи, Валера! Тебе они сгодятся! – сказала Августа Алексеевна.

– Пойдёмте – отдам, – коротко сказала Аннушка, не глядя на Бурцева. Молодые люди поднялись на этаж выше.

– Заходите. Сейчас включу свет, – сказала в прихожей Аннушка. Бурцев сзади нежно обхватил девушку одной рукой за нижнюю часть живота, а другой за грудь и тихо сказал:

– Подожди, пока не включай свет… – Аннушка не мешала его рукам касаться себя. Своим задом женщина чувствовала твёрдую плоть Валерия. Потом Анна повернулась лицом к Бурцеву, и они начали целоваться. Это продолжалось недолго. Аннушка отстранилась и, прерывисто дыша, почему-то шёпотом сказала:

– Пойдём в комнату… – За окном смеркалось, но слабый свет через окно ещё освещал комнату. Аннушка села на диван. Бурцев присел справа от неё и опять начал целовать хозяйку. Он запустил руку под юбку и почувствовал между ног у женщины проступившую влажность на колготках. Повалив Анну за шею на диван, Бурцев быстро задрал юбку и, встав с дивана, двумя руками снял с девушки полностью колготки. Анна не препятствовала ему, а напротив, лёжа помогала снять с себя быстрее колготки вместе с трусами, приподнимая свой зад над диваном. В одно мгновение Бурцев приспустил с себя брюки вместе с нижним бельём и, скинув спешно туфли, лёг на Анну. Молодая женщина тихо стонала, на каждое резкое движение Бурцева, и через минуту молодые затихли. Разрядка пришла к Валерию быстро из-за того, что он весь вечер был возбуждён от прикосновений под столом. Бурцев ладонь подложил Анне под затылок и невольно попытался ощутить ту самую ямочку, которая для него теперь имела магическое значение. «В таком положении у женщины не прощупывается ямочка…» – подумал Бурцев и опять по привычке испытал знакомую слабую брезгливость к использованной женщине.

– Анна, я пойду… Мне завтра рано вставать, – сказал Валерий и был рад, что в комнате уже темновато, и Анна не видит его глаз.

– Иди… – тихо, не вставая с дивана, ответила соседка. Мать дома мыла посуду и удивлённо посмотрела на сына.

– Вы даже не поболтали?!

– Если бы завтра не уезжать, то побыл бы у неё подольше. Вот вернусь – схожу к ней в гости, – сказал Валерий намеренно, чтобы порадовать мать.

– Ну, ладно. Ложись тогда спать. Не забудь будильник завести! – сказала мать чуть громче. Валерий пошёл в ванну и принял тёплый душ.

Утром за Бурцевым пришла машина, заказанная с вечера по телефону. Через час поезд тронулся с вокзала. Валерий сидел у окна и наблюдал, как проплывают мимо старые с отлетевшей штукатуркой деревянные двухэтажные пригородные бараки. Затем пошёл смешанный лес, поля, маленькие деревеньки из нескольких изб, опять лес. Бурцев вспомнил вчерашний вечер и Аннушку. «Какая хорошая девица, но не для меня… Что я могу ей дать? Только неприятности и горе в будущем. Какой открытый, чистый, но грустный у неё взгляд… Я ей, по-моему, нравлюсь… Она не та, ради которой я бы мог потерять голову, но может ли теперь существовать такая после того, когда я в пьяном состоянии застрелил женщину тотчас после близости?.. Трезвый я не смог бы убить Зою… Я почти уверен в этом, но Бог зачем-то лишил меня разума…» – думал Бурцев, глядя на мелькающие огромные сосны за окном. Через два часа дороги на юг лес сменился полями и небольшими кустарниками. Открылся далёкий горизонт. Напротив Бурцева за столиком сидела молодая женщина с ребёнком лет пяти, который не мог сидеть на месте и смотреть только в окно. Женщина то и дело заправляла волосы за уши, чувствуя взгляд Бурцева. Мальчик все время рвался к проходу, чтобы обследовать вагон и повидать всех пассажиров. Мать на непоседу шипела, но это на мальчишку не действовало. Молодой маме пришлось вылезти из-за стола и пойти за сыном, чтобы он чего-нибудь не натворил. «Мальчику непременно нужен отец. Если бы я взял в жены Аннушку, и она родила бы такого же ребёнка, то кто бы из него вырос без отца? Это, возможно, был бы несчастный человек, потому что без отца мальчик редко не попадает под влияние таких же ребят из неполных семей, которых в стране очень много… А может, моя мать с Аннушкой смогут воспитать достойного парня? Нет! Если со мной что случится, то Анна выйдет опять замуж. У мальчика обязательно возникнут проблемы с отчимом, и сын, как тысячи детей, вынужден будет уйти, в лучшем случае, к бабушке… Это только тем хорошо, что моя мать будет иметь смысл жить после моего ухода…» – продолжал рассуждать Бурцев.

ГЛАВА 8

– Поезд будет стоять пять минут! – громко объявила полная проводница в тёмно-синей поблескивающей юбке со складками ниже живота для пожилой пассажирки, которая хотела выйти на перрон и что-то купить. Бурцев с большой сумкой вышел из вагона.

– До свидания, – сказал Валерий проводнице на выходе и направился к небольшому зданию вокзала, оштукатуренному и окрашенному с добавлением светло-зелёного колера. Вокруг тюльпанообразных переполненных бетонных мусорниц было наплёвано, набросано много окурков, обёрток и всевозможных измятых и разорванных бумажек. У входа в здание стоял заросший и сутулый мужчина в измятом пиджаке. На ноги у него были надеты сношенные сандалии с открытым носком, откуда торчали грязные пальцы с длинными, загнувшимися внутрь, чёрными ногтями.

– Парень, дай сколько можешь. Не ел уже три дня, – сказал нетрезвый и дурно пахнущий мужик Бурцеву. «Просящему у тебя дай и не отвращайся…» – вспомнил Бурцев тотчас Евангелие. Хотя сначала ему хотелось сказать неприятному просящему, что нужно работать. Было очевидно, что хлеб этого несчастного человека интересует в последнюю очередь – ему прежде всего хотелось чего-нибудь выпить. «Мне не дано знать, почему и для чего он просит…» – подумал Бурцев и выгреб всю мелочь, что была в кармане брюк. Высыпав в грязную ладонь опустившегося человека все монеты, Валерий почувствовал лёгкое удовлетворение и приятную уверенность среди незнакомых людей. Заросший нищий долго кланялся и крестился вслед Бурцеву.

На небольшой площади перед вокзалом стояли в сторонке две «чувашки», так называемые автомобили такси, прошедшие капитальный ремонт в Чебоксарах, которые легко определялись по угловатым передним крыльям. Было видно, что услугами такси в этом маленьком городке мало кто пользовался. Валерий подошёл к двум разговаривающим таксистам и спросил, кто из них согласится довезти его до села Степное.

– Если двадцать рублей не жалко, то поехали, – сказал паренёк с угрястым ухом.

– Сколько туда километров? – спросил Бурцев.

– Километров двадцать пять будет, – ответил второй таксист, что постарше.

– Поехали, – согласился Бурцев. Через некоторое время машина пронеслась мимо знака «с. Степное». Две длинные улицы пересекали друг друга в центре населённого пункта.

– Мне нужна улица Молодогвардейцев, дом 2. Это значит, где-то в начале одной из улиц, – сказал Валерий. Таксист посмотрел по сторонам и определил, куда ехать. Всюду ходили гуси с грязными лапами, а толстые куры что-то беспрестанно клевали в траве. Кое-где паслись у домов козы, привязанные на верёвку к вбитому в землю колышку. Народу в селе казалось словно не было вовсе.

– Вот этот дом должен быть по улице Молодогвардейцев вторым, – сказал таксист и остановил машину возле трёх женщин, что стояли рядом с бортовой автомашиной. – Это Молодогвардейцев, 2? – спросил таксист у женщин, и те подтверждая кивнули головами.

– Вы кто им будете? – спросила одна из женщин вышедшего из машины Бурцева.

– Кому им? – в свою очередь спросил у женщин Бурцев.

– Хозяевам дома – Катерине с Николаем.

– Я от родственников Николая приехал, – с нехорошим предчувствием ответил Бурцев на вопрос женщин с хмурыми лицами.

– Померли они оба, видимо, ещё третьего дня… Там сейчас в доме участковый с мужиками.

– Подожди меня минут десять, – сказал Валерий таксисту и прошёл в открытую просевшую калитку рядом с воротами. Во дворе Бурцев увидел два открытых длинных ящика на земле. Крышки с этих ящиков стояли прислонёнными к забору, отделяющему двор от огорода. Двери в дом были широко распахнуты. Тяжёлый запах ударял в нос на подступах к этим дверям. Бурцев достал платок из кармана, приложил его к носу и вошёл внутрь. В большой комнате на полу лежал Николай Сарви и его подруга Катя. Возле них сидел на корточках молоденький милиционер с погонами младшего лейтенанта и осматривал руки умерших. Три мужика стояли чуть поодаль и ждали распоряжений от участкового милиционера.

– Здравствуйте! – сказал Бурцев, не отрывая взгляда от сильно исхудавшего тела друга, лежащего на полу. Николая почти невозможно было узнать, и только высокий рост и неправильный прикус его челюстей говорил Бурцеву, что этот тщедушный и бездыханный мужчина на полу – друг его детства. Нижняя челюсть Николая всегда выдавалась вперёд, и Валерий вспомнил как в детстве учил его правильно закрывать рот, чтобы нижняя челюсть не выходила вперёд верхней, а наоборот, чтобы верхние зубы закрывали нижние. Однако Николай через пять минут забывал о правильном прикусе, и подбородок его вновь привычно выдавался вперёд. Валерий вспомнил, что Николая Сарви учительница математики на контрольных работах самого первого отпускала в коридор, чтобы он никому не подсказывал. Он был очень способным по математике и кроме пятёрок не знал других оценок, что не относилось ко всем другим школьным предметам.

– Здравствуйте, – ответил милиционер и с недоверием посмотрел на Бурцева. – Вы родственник? – поинтересовался он.

– Нет. Я не родственник, но от родственников привёз ему продукты, – ответил Валерий, почему-то умалчивая, что Николай друг его детства.

– Продукты им живым-то не очень нужны были, а теперь и вовсе… Они оба позавчера одновременно умерли от передозировки наркотиков. По-моему, они добавили в свою «ширку» какую-то гадость из толчёных таблеток. Соседка пришла к ним вчера передать молодую картошку, они накануне у неё попросили, но ей никто не открыл. Соседка знала, что они наркоманы, поэтому с улицы открыла ставни и заглянула к ним в окно. Хозяин лежал на кровати неподвижно, а хозяйка, если можно так сказать, на полу… Бабушка Шура увидела, что у него рот весь в пене. Я вчера вечером приехал и сломал дверь, а они уже были оба холодные… Сегодня начальник районного отдела дал мне машину грузовую и трёх мужиков «суточников» для того, чтобы покойников свезти на сельское кладбище и похоронить. Если хотите, то присутствуйте. Прошу только моим мужичкам денег не давать, а то они быстро им применение найдут. Если захотите их покормить, то деньги передадите мне, а я им куплю продуктов в райцентре.

– Хорошо, – тихо ответил Бурцев, продолжая смотреть на жалкое и очень исхудавшее тело друга, оголённое по пояс. Мощная электрическая плитка, пожелтевшие алюминиевые чашки, ложки, бидоны, бутылки от ацетона и уксусного ангидрида, старые газеты – все лежало на облупившейся столешнице круглого стола. Из мебели в комнате стояли только железная панцирная кровать полуторка и стол. Остальное, что не умещалось на столе, было разбросано беспорядочно на немытом давно полу. Один небольшой грязный домотканый половик из обрезков ткани, казалось, вобрал в себя уличную землю и песок за несколько лет. Но главный раздражитель для постороннего человека был не в ужасной грязи и запущенности помещения, а в чудовищно отвратительной вони, состоящей из запахов варки грязных наркотиков, мочи, какой-то затхлой рыбы, пота и человеческого дерма.

– Эй, молодцы, можете уносить их во двор. Кладите сразу в ящики, а крышки прибейте гвоздями! – крикнул участковый невольным работникам.

– Лейтенант, а что у покойника нет никакой одежды? – спросил очнувшийся Бурцев.

– Посмотрите! Здесь ничего нет, кроме принадлежностей для варки мака. Слава богу, что паспорта нашёл. Родители от них, видимо, отказались давно. К ним ни разу из родственников никто не приезжал. Есть здесь телогрейка, но, думаю, очень она вымазана. Он ведь здесь в селе ремонтником тракторов иногда подрабатывал. В этой телогрейке и ремонтировал технику. Соседи говорят, что у него был пиджак где-то, но мы ничего не нашли. На ней хоть платье есть… Как жили?! Непонятно… Ведь молодые оба, а так опустились… Наркоманов развелось как собак нерезаных. В таком маленьком селе и то нашлась парочка. В огороде, кроме мака и конопли, ничего не сеяли. Они, когда приехали, то у соседки бабушки Шуры первым делом мака на рассаду выпросили. Говорили ей, что очень любят булочки с маком. Словом, она потом поняла, куда им нужен был мак.

– Как же без одежды в гроб? – удивился Бурцев и начал перекладывать из своего пиджака документы и бумажник в брюки, чтобы отдать его Николаю.

– Ребята, наденьте этот пиджак на него, – обратился Бурцев к помощникам участкового.

– Парень, тебе не жалко такую хорошую вещь? Давай я на него свой старенький надену, а твой хороший себе возьму? Какая разница ему, в чем лежать в земле?

– Нет! – хмуро, но твердо ответил Бурцев, вспоминая неприятную манеру молодых заключённых выпрашивать хорошую одежду у новеньких и неопытных заключённых.

– Надевайте! Вам говорят! – прикрикнул участковый на мужиков, и те быстро надели на голое тело Николая пиджак Бурцева. Покойников вынесли во двор и положили в ящики.

– Фу! В доме задохнуться от вони можно! – проговорил участковый на улице, снимая фуражку и вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Застучал молоток. Мужики прибили крышки к ящикам и понесли их к бортовой машине на дороге.

– Парень, надо съездить до кладбища и похоронить моего знакомого, – сказал Бурцев таксисту. – Я тебе ещё двадцатку добавлю.

– Хорошо! – ответил таксист.

– Поезжай за этой машиной. Участковый сказал, что кладбище здесь не очень далеко за селом, – произнёс Бурцев. Милиционер уселся в кабину грузовой машины, а три мужика помощника залезли в кузов и сели на ящики с покойниками.

«Теперь мне определённо ясно, что после Романа придёт и мой черёд преставиться… Пока Роман в лагере – я буду жить…» – почему-то подумал Бурцев. На кладбище две могилы были выкопаны ещё утром. Пятнадцатисуточники проголодались и поэтому быстро на верёвках спустили ящики с покойниками по ямам, и в течение часа над могилами уже образовались холмики.

– А крестов нет, чтобы поставить на могилах? – спросил Бурцев. Участковый пожал плечами и ничего не сказал. Бурцев подошёл к нему и отдал пятьдесят рублей на питание мужикам.

– Если хотите, то я сейчас в деревне закажу плотнику Тимофееву два креста? Приедете к нему на Молодогвардейцев, 34 и заберёте через час. Придётся только оплатить ему работу и материал.

– Хорошо. Закажите, пожалуйста… – сказал Валерий, как будто просил тем самым господа в будущем позаботиться и о нем при похоронах.

– Ну, всего доброго вам, – сказал участковый Бурцеву и пошёл к машине проследить, чтобы его люди не забыли лопаты, молоток, верёвки и уселись в кузов грузовика.

– Может, ты меня потом прямо до областного центра довезёшь? – спросил Бурцев таксиста.

– Дорого будет, – ответил водитель, прикидывая в уме, сколько можно запросить.

– Сколько?

– Рублей двести надо, – ответил неуверенно с угрями в ухе таксист.

«Слава богу, что три сотни не запросил…» – подумал Бурцев.

– Значит, за все – двести?!

– Да, – согласился таксист, понимая с запозданием, что лишился двадцати рублей за поездку в село и ещё двадцати рублей за поездку на кладбище. Однако, чтобы не показаться тугодумом и скрягой, промолчал.

Через час Бурцев съездил за крестами к сельскому плотнику. После установки крестов Валерий ещё недолго постоял у могил, затем сел в машину на заднее сиденье и поехал в сторону дома…