Текст книги "Ямочка"

ГЛАВА 10

Первой проснулась Анна. Пошатываясь она неуверенно прошла голая в ванную комнату. В этот момент в номер постучала горничная. Очнувшись Валерий вскочил на ноги, быстро накинул халат, подошёл к двери и сказал, что через час они уйдут из номера и тогда можно будет прийти, и сделать уборку. Горничная извинилась и удалилась. Бурцев вновь бухнулся на кровать, ожидая выхода жены. Только через полчаса Анна появилась с кругами под глазами, но весёлая и счастливая.

– Как же долго ты мылась… – произнёс Валерий протяжным скрипучим голосом и поплёлся принимать душ.

– Разве долго? – игриво спросила Анна вслед уходящему мужу и начала надевать нижнее белье. – Мы сегодня в Третьяковскую галерею идём или в зал Чайковского? – её вопрос остался без ответа, потому что Валерий уже его не слышал из-за включённой воды.

Вскоре молодые спустились в ресторан позавтракать, хотя время подходило к обеду. Перекусив с особым желанием, Валерий и Анна уже через час шли по недавно замощённому брусчаткой Старому Арбату. Никуда молодым людям не хотелось спешить. Походив вдоль сувенирных лотков и по магазинчикам, они всё-таки решили ехать смотреть картины. В галерее от ходьбы Валерий с Анна притомились и поэтому несколько раз сидели по десять минут в залах, где имелись диванчики без спинок. Затем пара опять шла смотреть картины, а к семнадцати часам вернулась в гостиницу, изрядно уставшая и голодная. На этот раз в ресторане путешественники наелись от души, потом вернулись с полными животами в номер и легли в одежде поверх заправленной кровати. Влюблённые обнялись, как маленькие дети после длительной прогулки, и тотчас опять заснули от сытости.

В три часа ночи молодожёны разделись и легли под одеяло.

– Может, нам не ходить в концертный зал? – спросила Анна. – Что мы можем понять в серьёзной музыке? Мы не приучены слушать инструментальную музыку. Я если слышу классику, то мне она кажется какой-то какофонией.

– Именно поэтому надо ходить и слушать музыку. Я от избытка свободного времени в выходной день в лагере увлёкся чтением литературы о композиторах и музыкантах. Мне тогда было двадцать лет. Сначала я определил великих композиторов и их самые известные сочинения. Потом я по музыкальным радиопередачам стал иногда прислушиваться и легко узнавать талантливые и всем известные мелодии. Чем чаще слушаешь и больше знаешь о жизни автора, и то, что с ним происходило в период написания того или иного произведения, тем легче понимать определённую мелодию. Чаще всего эти мелодии передают душевное состояние композитора, но бывает, что за мелодией угадываются определённые картинки, как например в пасторальных работах, – они имеют вполне характерные звуки. Я начал знакомство с музыки Моцарта и Бетховена, Глинки и Чайковского. Прежде я перечитал несколько раз биографии композиторов и узнал самые популярные их произведения. Я слушал их по музыкальным радиопередачам. Благо времени у меня было предостаточно. Это самый продуктивный способ. Ты слушай музыку известных композиторов и читай литературу великих писателей. Остальные композиторы и писатели в разных вариациях только повторяют великих, потому что великие уже коснулись в своём творчестве всех областей человеческой жизни, и лучше их вряд ли кто что-нибудь создаст. Есть области творчества, где великих творцов много, как например в живописи, но и там можно выделить ограниченное число талантов. Ты не профессионал, а неподготовленный обыватель, поэтому тебе нет надобности знать всю музыку во всех её проявлениях. Музыка тебя не кормит.

– Ну, милый мой таксист! – удивлённо произнесла Анна и приподнялась на локтях, глядя на Бурцева, как на незнакомого мужчину, неожиданно оказавшегося с ней в одной постели. – Я думала, что вышла замуж за симпатичного шоферюгу! А ты оказывается любопытный малый! Сейчас я испытала чувство сродни тому, что человек, возможно, испытывает, когда угадывает в спортлото шесть цифр из сорока девяти!

– Как же ты вышла замуж, не зная меня?

– Для меня и многих женщин важно, чтобы мужчина не пил, не курил и не таскался по бабам. А что у него в голове – никакой женской жизни не хватит узнать. Главное, чтобы характер был твёрдый! – сказала Анна и захохотала от своего намёка на мужскую эрекцию. – Все, мой родной музыкант, завтра идём слушать какую-нибудь симфонию какофонию! – и опять Анна засмеялась в свою маленькую подушку, которую положила себе на лицо. Искренне насмеявшись, она вытерла слезы полотенцем и спросила: – А правду говорят, что большинство музыкантов и композиторов гомосексуалисты?

– Какое нам с тобой дело до их сексуальной жизни? Тебе с ними дружить или из одной кружки пить? – спросил Бурцев, и на этот раз засмеялся он. Ему вспомнилось, как в лагере пассивные гомосексуалисты сидели в большой общей столовой в углу за отдельным столом. В лагере презираются только пассивные гомосексуалисты, а активные не осуждаются. Вид у пассивных гомиков был мерзким – часто они были грязноватыми и неухоженными. Нормальному заключённому нельзя было у них брать вещи, табак или продукты. Нельзя было с ними пить чай из одной кружки или пользоваться их миской и ложкой, в которых раньше иногда специально для наглядности пробивали дырки. Кто из нормальных заключённых это себе позволял – автоматически переходил в разряд опущенных на дно лагерной жизни. Но забавно было то, что в столовой иногда работали пассивные гомосексуалисты, но никто по этой причине от пищи не отказывался, потому что хозяйственная обслуга охранялась от остальных заключённых администрацией и жила в отдельном жилом корпусе. Однако самым смешным было другое. Какой-нибудь из заключённых имел собственного пассивного гомосексуалиста, услугами которого тайно пользовался, и никому об этом не рассказывал, и тот скрытый пассивный гомик сидел со всеми за одним столом и пил со всеми из одной кружки чай.

– Нет. Мне просто любопытно. Ну скажи, если знаешь! – настаивала Анна.

– Думаю, что не большинство, но были и есть. Может быть, нетрадиционная ориентация даже помогла некоторым из них создавать известные произведения. Я слышал только про Генделя, Шуберта. Некоторые исследователи предполагают, что и Бетховен был неравнодушен к племяннику, а Петр Ильич Чайковский точно имел связь с молодыми людьми и даже посвятил племяннику шестую симфонию, а после смерти завещал ему и права на творческое наследие. Кстати, книгу о Моцарте, что я вчера купил, написал Чичерин, который лечился в Германии от гомосексуализма… Душа моя, не обращай внимания на эти вещи. Для нас с тобой важно, что мы, как все нормальные люди желаем друг друга, – сказав это, Бурцев лёг на Анну сверху и коленом легко раздвинул ей ноги. Опять они громко кричали от настигшего их блаженства и смеялись, предполагая, что, возможно, напугали среди ночи людей в соседнем номере.

За оставшиеся четыре дня Анна и Валерий сходили в концертный зал Чайковского и попали на спектакль в театр Вахтангова. Анна открыла для себя мужа с неожиданной стороны: слушая музыку или сидя в зале на спектакле, она замечала, что глаза Валерия в некоторые моменты блестели от слез. В эти минуты в ней просыпалась огромная нежность, и она мысленно благодарила бога, что он послал ей такого сердечного мужчину.

Анна опять заснула, и Валерий вспомнил, что чуть не заплакал от музыки Моцарта в концертном зале, когда зазвучала пронизывающая душу первая часть сороковой симфонии. Бурцев боролся с собой, чтобы подавить нахлынувшую плаксивость. Он помнил, что заткнул уши, и это спасло его. На спектакле в театре от искренней и талантливой игры актёров Валерий опять не смотрел на сцену в финале, чтобы не расплакаться. «Как я могу плакать от талантливой музыки в концертном зале и от талантливой игры актёров в театре, и одновременно безжалостно насиловать и убивать несчастных женщин?.. Как это может совмещаться в одном человеке?.. Анна спросила меня о великих музыкантах гомосексуалистах, и мне вдруг открылось в чем-то моя схожесть с ними. Почему Чайковский мог плакать от музыки Моцарта и сочинить гениального „Щелкунчика“, но одновременно быть бугром (от этого, видимо, и ранняя борода), и соблазняться мальчиками, а по суди быть педофилом по современным меркам? Его педофилию прощает ему один „Вальс цветов“, а мне за что создатель может простить мои убийства?.. Я только чувственный, возможно, как Чайковский, из чего следует, что чувственность и способность распознавать великую музыку никак не препятствуют совершению преступлений!» – размышлял Бурцев в тишине ноябрьской московской ночи.

В последний день Валерий и Анна сходили в гости к тётке, где просидели до вылета самолёта. Поздно ночью молодожёны прилетел в родной город и налегке, с одной сумкой в руках, доехали на такси до дома. Обзвонив всех родных, молодые люди сходили в гости к Августе Алексеевне Бурцевой на этаж ниже. Анна подарила свекрови халат и тёплую шаль, за которыми заботливо отстояла очередь в ГУМе.

ГЛАВА 11

В конце апреля синоптики предсказали, что тепло пришло окончательно. Анна Моренко была уже на шестом месяце беременности, а её родители и мать Валерия жили в ожидании первенца. Анна продолжала с заметным животом ходить на работу, а после окончания учебного года планировала уйти в декретный отпуск. После оплачиваемого периода декретного отпуска Анна и вовсе намеревалась уволиться из шумной и хлопотной школы. Теперь беременная молодая женщина поправилась и меньше стала пользоваться яркой косметикой. Ей казалось неоправданно и неприлично с животом краситься, и она легко поддалась чувству лени, однако каждый раз к возвращению мужа с работы невольно подкрашивала губы и глаза. Когда Бурцев был на выходных, то часто с женой ходил гулять. Супруги теперь были заняты поиском всевозможных принадлежностей для будущего малыша. Во время этих прогулок было одно неудобство – Анна чаще, чем до беременности, нуждалась в туалете. Советская власть не баловала народ обилием чистых общественных туалетов, а он, народ, в своём большинстве не роптал, потому что именно он и гадил мерзко в тех самых общественных сортирах. В те туалеты, которые всё-таки имелись, зайти было страшно. В таких отхожих местах не только дышать представлялось немыслимым делом, но и появлялось ощущение рези в глазах от зловонной протухшей мочи. Тошнота от одного вида повсюду свежих и засохших фекалий немедленно подступала к горлу, если кто по необходимости не выдерживал и осмеливался посещать такие туалеты. Омерзительные общественные сортиры лучше всяких слов характеризовали не только изъяны той идеологии, что царила в огромной неухоженной стране, но и ущербность несчастного и морально искалеченного люда, населяющего огромную территорию. В городе общественные уборные были редкостью, отчего приходилось справлять лёгкую нужду Анне, где придётся, а именно: на городских стройках, в парках, в кустах и в прочих неприметных углах. Бурцеву порой приходилось собой закрывать от посторонних глаз присевшую на корточки жену, распахивая плащ или пальто.

Из-за растущего списка продуктов, которые можно было купить только по талонам, полученным в ЖЭКах по месту прописки, в обществе за это все чаще начали ругать новое руководство страны, а всегдашнее отсутствие чистых туалетов, беспорядок и грязь на улицах после зимы только усиливали недовольство. Все эти недостатки в стране вдруг особенно стали заметны с постепенным переходом на карточную систему. Горбачевская гласность в первую очередь ударила по самому реформатору. Так всегда бывает: кто дал возможность говорить, тот и страдает в первую очередь. Хрущев Никита Сергеевич первым это ощутил из советских правителей.

Валерий купил в начале апреля три полутораметровых саженца ели, два из которых посадил на месте закопанных жертв в огороде, а третий – посадил поодаль. Бурцев даже мысленно не говорил себе, зачем он купил лишнюю ель, но понимал, что она пригодится, возможно, для следующей жертвы. Пока Анна не родила, Бурцеву не хотелось больше заманивать в дом отца женщин, хотя за всю зиму ему не встретилось ни одной интересной жертвы, про которую бы он мог сказать, что хотел бы её оставить в своём саду.

Анна по секрету сказала Бурцеву, что её родители в случае рождения внука или внучки решили отдать им «открытку» с правом покупки автомобиля ГАЗ-24-10 «Волга», что выделили Николаю Сергеевичу Моренко на работе, а вдобавок – половину стоимости автомобиля деньгами. Бурцев был рад намерениям родителей Анны, но изнурительная ежедневная работа в такси за рулём не давала ему испытывать полный и потрясающий восторг, что испытал бы любой другой молодой человек на его месте. Однако то, что такая дорогая машина добавит ему внимания очень красивых женщин, среди которых он обязательно найдёт интересную жертву, подспудно приятно тревожило Бурцева больше, чем просто факт обладания таким автомобилем. Повышенный спрос на автомобили в Советском Союзе удваивал, а то и утраивал стоимость таких машин на частных рынках по сравнению с её государственной ценой.

Через неделю после майских праздников выходные у Валерия выпали на субботу и воскресение, и Анна настояла на том, чтобы свозить её впервые посмотреть загородный дом мужа, который остался ему от отца. Анна намеревалась в декретном отпуске, если понравится, пожить до родов там с Бурцевым. После завтрака Валерий с Анной поймали такси и поехали в Колюшево. День был солнечный, но хорошее настроение жены никак не передалось Валерию. Ещё никто из родных – ни мать, ни ещё живая бабушка Валерия по отцовской линии – не бывали в загородном доме Бурцевых после того, как там были убиты и закопаны в земле у забора две женщины. Валерий ничего не опасался, потому что недавно был там и посадил ели, о чем никому не сообщил, но чуть ощутимая тревога всё-таки поселилась в его душе. Бурцев опасался, что свежий глаз, возможно, сможет увидеть что-то подозрительное, что ему казалось неприметным. Отказать Анне в первом посещении загородного дома не имелось причины, тем более, что свекровь все время напоминала снохе, что той нужно летом перед родами пожить в деревне – и для здоровья хорошо, и зелень посадить можно. Сама Августа Алексеевна в загородный дом ехать не хотела, потому что все там ей напоминало покойного мужа, и она часто там плакала.

Анна с трудом выбралась из такси и оглядела дом за высоким забором.

– Какой огромный забор, что только крышу дома видно. Твой папа, видимо, опасался дурного глаза.

– Меньше видно – меньше соблазнов проникнуть туда, – ответил Валерий, открывая входную дверь в левой створке высоких ворот.

– Что-то народу в деревне не видно – будто все вымерли, – сказала Анна и перешагнула невысокий железный порог, проходя в дверь. Бурцев открыл сени, потом открыл вход в дом и вошёл первым внутрь. Хозяин непроизвольно старался отыскать что-нибудь, что может вызвать у Анны вопросы, но ему все казалось пристойно и благополучно.

– Проходи и обживайся, – сказал Валерий Анне, а сам спешно спустился в полуподвал. Но и в полуподвале ничего не настораживало, так как Бурцев много раз до этого дня все осмотрел с особым вниманием. На полу две треснутые плитки теперь располагались под столом, и нигде не видно было каких-либо подозрительных следов. Валерий умышленно над сломанными плитками поставил стол. Теперь стол стоял не у кровати, а по центру, где ему и следовало располагаться. Выйдя из подвала на первый этаж, Валерий увидел, что Анна стоит перед буфетом с посудой. В глубине буфета находилась банка с пистолетом. «В следующий раз пистолет нужно перепрятать в другое место…» – подумал Бурцев и сказал:

– Пойду в сад схожу.

– Ты говорил, что у вас здесь два туалета и баня. Где они? – спросила Анна.

– Ты в туалет хочешь?

– Да, сходила бы сейчас.

– Один туалет рядом с кухней, а другой – в полуподвале около бани. Я сейчас включу насос, чтобы вода была в водопроводе и в туалетах, – ответил Бурцев и вышел в сени, где стоял небольшой электрощит. В огороде Валерий подошёл к недавно посаженным елям и, ступив на грунт под деревьями, убедился, что почва под ногами твёрдая. Ещё с детства Бурцев помнил, что когда с друзьями ходил в лес, то приходилось всегда проходить мимо старого и заброшенного кладбища. Друзья говорили, что нельзя наступать на могилу, что есть опасность провалиться под землю. Вот и сейчас, вспомнив детские опасения, Бурцев и теперь словно желал успокоить себя, что в могилу никто не провалится. Валерий наступил с усилием несколько раз на место под елью.

Хозяин обошёл весь сад, потом зашёл в дровяник и убедился, что все в порядке, и только затем опять вернулся в дом.

Анна находилась в полуподвале. Бурцев спустился к ней и увидел, что жена, пряча руки за спиной, смотрит на него пристально и серьёзно.

– Бурцев, ты когда последний раз бывал здесь? – одно мгновение Валерий смотрел в глаза супруге и осознав, что она что-то нашла подозрительное и сейчас предъявит ему, потребовав объяснений, ответил:

– Кажется, в прошлом году в августе, – обманывая, Бурцев интуитивно отодвинул дату последнего пребывания в доме отца на период до свадьбы с Анной. Его сердце учащенно и тревожно забилось в ожидании чего-нибудь неизвестного и пугающего.

– До меня ты, должно быть, весело здесь жил, – сказала Анна улыбаясь. – Это чьи длинные волосы в массажной щётке и чьи губы на чашке? – спросила жена и достала кружку со следами помады Зои и массажную щётку с несколькими застрявшими в ней длинными женскими волосами. Бурцев почувствовал, что внутри у него похолодело. Он решил отказаться от знакомства с женщиной, что оставила в доме следы, на тот случай, если ещё что-нибудь попадётся на зоркие глаза Анны, которые видят то, чего он никогда не смог бы заметить.

– Я зимой давал ключ от дома Адамову, и он, возможно, привозил сюда какую-то свою подругу. Это, видимо, после них осталось. Я в дом отца своих женщин не возил, – не моргнув глазом, солгал Бурцев, и Анна заулыбалась широко. Она догадывалась, что у Бурцева было много женщин, но то, что он отрицает своё участие в предполагаемых оргиях в доме отца, – все равно порадовало её. Молодая женщина сомневалась в правдивости слов мужа, вспомнив, как он ловко и быстро соблазнил её в первый раз, но главное – ей не хотелось препятствовать ему в этом.

Больше подозрительного Анна ничего не нашла в доме, а в огороде ходила возле молодых елей, но не обращала на деревья особого внимания. Только однажды она потрогала иголки на одной ёлочке, и в этот момент Бурцев с замиранием смотрел на мягкие спортивные тапочки жены на сплошной подошве. Анна, видимо, стояла у самого края закопанной в прошлом году ямы с трупом. Ветки ели, как по задумке хозяина, не подпускали всех любопытных ближе. «Как хорошо, что я придумал посадить деревья на месте закопанных тел!» – подумал с удовлетворением Бурцев.

– Эти розы, возможно, промёрзли за зиму и могут не распуститься. Дай бог, чтобы они не погибли, – сказала Анна. – Мне здесь не нравится почему-то… Или здесь очень высокий забор, или что-то такое, чего я не хотела бы знать, – добавила она, глянув мельком на мужа, и потом повернулась к заросшему саду. Женщина, разумеется, не предполагала, что здесь совершены злодеяния и закопаны трупы, но то, что муж здесь вёл холостяцкую распутную жизнь, – она вполне допускала. – Мне кажется, этот дом нужно продать. Я думаю, Августа Алексеевна будет не против этого, потому что ей не хочется бывать здесь. Этот дом напоминает ей о твоём отце…

– Можно и продать, – согласился Валерий, понимая, какой длинный период времени может пройти от желания продать дом, до реальной сделки. – Тебе не хочется тут пожить до родов?

– Нет. Здесь многое нужно приводить в порядок, а у меня скоро живот на нос полезет. Тем более, что твоя работа не позволит тебе много времени проводить здесь со мной. Я без тебя буду бояться… – сказала Анна, продолжая без восторга осматривать все вокруг.

– Да, наверное, ты права – лучше жить в городе, а после продажи дома подыскать что-нибудь более людное и обжитое, – согласился Валерий. Ему хотелось, чтобы жена отказалась от дома, и он был доволен её решением.

– Если после родов выкупим машину, то будем ездить на дачу к моим родителям. У них там все обустроено и сделано. Они нам отдадут второй этаж.

– То, как мы с тобой кричим в постели, – сведёт их с ума, – улыбаясь, заметил Бурцев. Анна на это замечание тоже заулыбалась и, подойдя близко к мужу, чуть толкнула его большим животом и тихо сказала:

– А мы будем кричать в подушку. – Она опять игриво посмотрела на Бурцева и чмокнула его в губы. – Поехали домой! Я опять хочу тебя, но только не здесь…