Текст книги "Ямочка"

ГЛАВА 9

«Это невероятно, чтобы трое из четырёх намеченных мною жертв ушли преждевременно. Четвёртый пока оказался для меня недосягаемым… Теперь я почти уверен, что и Роман без моей помощи уйдёт раньше… и я не смогу до него добраться… Это не может быть случайностью. Если они гибнут, значит, на них смертный грех… Значит, я приговорён без сомнения тоже, – рассуждал Бурцев на заднем сиденье автомобиля, у которого подвывал задний мост на дорожных спусках, – значит, мои дни ограничены жизнью четвёртого человека – жизнью Романа Ибрагимова… Мне только дадут убедиться в этом… Есть ли смысл мне вести праведный образ жизни теперь, когда мне стало очевидно, что я уйду тоже раньше срока? Как я должен жить? Мне надо убивать женщин при каждом удобном случае? Если близость с приятной особой для мужчины важное в жизни, а это несомненно, то тогда нужно пользоваться этими женщинами, несмотря ни на какие препятствия… Только плотская пресыщенность уменьшает наше желание цепляться за жизнь и бояться смерти… Я должен разлюбить жизнь, как Коля Сарви разлюбил жизнь ради наркотиков, которые уносили его в прекрасную, но нереальную для нормальных людей действительность. Он осознавал, что отдаёт телесное здоровье ради того, чтобы снова и снова прийти в ту сказку, где ему хорошо и радостно… Я же становлюсь слугой дьявола… Он будет отдавать мне жизни только тех женщин, которые заслуживают этого… Мне уже известно, что смерть человека любого возраста всегда оправдана, но причина преждевременной смерти человека известна только Господу… Он не может ошибаться… иначе люди изничтожили бы друг друга давно… Кто обо мне вспомнит после? Никто! Как никто не вспомнит о Коле Сарви и о миллионах подобных ему. Мне остаётся только идти в тайные помощники… Я буду убивать, пока меня не остановят за оплошность…»

Через пять часов такси с Бурцевым подъехало к дому бабушки Маруси. Валерий рассчитался с водителем и, поблагодарив за работу, вышел на воздух. Тёплый летний вечер встретил Бурцева в городе. Валерий постоял перед домом бабушки друга с её сумкой и подумал, что всё-таки тяжело сейчас будет все рассказывать пожилому человеку. «А может, все отложить на завтра? Как не хочется приносить дурные вести знакомым людям… Нет! Нужно все рассказать ей, не откладывая на следующий день…» – подумал Бурцев и решительно вошёл в подъезд. «Мне хочется завтра весь день побыть с Аннушкой – вот почему я не хочу откладывать встречу…» – промелькнуло на миг в голове у Валерия. На звонок в дверь долго никто не отвечал, потом неожиданно, потому что шагов не было слышно, бабушка в тишине спросила за дверью низким голосом:

– Кто там? – Бурцев вздрогнул.

– Баба Маруся, это Валера Бурцев! – в ответ зашумел ключ в замке, и приоткрылась дверь. Баба Маруся, видимо, уже спала, и поэтому стояла в длинной широкой ночной рубашке с распущенными седыми волосами.

– Фалера, ты уше фернулся? – спросила дрожащим голосом удивлённая женщина и запустила позднего гостя.

– Давайте присядем на кухне, – предложил Бурцев, опасаясь напугать стоящую женщину, снимая туфли один о другой.

– Та-та, Фалера! Пойтем на кухню – я чаем тепя напою. – Женщина посмотрела в глаза Бурцеву, пытаясь по ним что-то предугадать. Её тревожила сумка в руках Валерия, но спросить что-нибудь она не решалась. Когда они уселись за кухонный стол, Бурцев сказал:

– Баба Маруся, Коля позавчера умер… – Бурцеву показалось, что он не успел до конца договорить фразу, а женщина уже вскрикнула и причитая заплакала, словно она знала эту страшную новость загодя и только ждала подтверждения. Бурцев молчал. Он не пытался её успокоить. Бабушка плакала, не глядя на Валерия. Она что-то говорила плачущим голосом по-фински, но разобрать ничего было нельзя. Баба Маруся, вероятно, проклинала бывшую сноху за смерть внука. Завёрнутую кисть правой руки в широкий подол ночной рубашки женщина прижимала ко рту и носу. Её открывшиеся полные и бледные икры ног, испещрённые толстыми набухшими синими венами, говорили, что её ноги больны. Бабушка так горько плакала, что Бурцев невольно почувствовал ком в горле. Вид искренней печали и боли старой женщины бередил его душу, и он невольно потянулся за платком в карман брюк. «Как же так? Я хотел смерти её внука, а теперь, глядя на неё, горем убитую, сам готов плакать… Признаться, мне жалко её, а он сегодня не вызывал у меня такой же жалости, когда его опускали в могилу… И всё-таки удивительно близки неприязнь и сочувствие…» – подумал Бурцев, утирая быстро глаза измятым платком. «Господи! – с сожалением вспомнил вдруг Бурцев. – Я не подписал на крестах, кто из супругов, где лежит. Как же родственники это определят, если участковый им не подскажет?»

– Фалера, а кто его похоронил?! – на мгновение перестав плакать, спросила вдруг с испугом в мокрых глазах баба Маруся.

– Участковый с помощниками… Я тоже был на похоронах. Он вместе со своей женой умер в одно время. Они добавили в наркотик какие-то таблетки в день смерти, поэтому не выдержали дозы… Так сказал мне участковый. Хотя, может быть, он ошибается… На вскрытие их не повезли, потому что причина смерти была очевидна для милиции. – Баба Маруся опять заплакала. – Вот сумка. Мне её даже не пришлось открывать.

– Фалера, посити немного со мной! Не ухоти, пошалуста! – взмолилась несчастная женщина. Она не хотела оставаться одна со своим огромным горем. Бурцев был другом её внука с детства. Живой и невредимый Бурцев создавал у неё невидимое, но приятное ощущение присутствия с ней где-то здесь рядом живого и невредимого родного внука.

– Да-да! Я посижу – не беспокойтесь, – ответил Бурцев плачущей безостановочно женщине.

Валерий просидел у несчастной женщины до полуночи. Он рассказал в подробностях все, что видел, а утаил только то, что Николая не в чем было положить в гроб, и что этот гроб был обыкновенным ящиком. Валерию было жалко старушку, а потому не хотелось ещё больше этой подробностью огорчать и без того убитого горем несчастного человека…

ГЛАВА 10

Утром Бурцев проснулся поздно. Перед пробуждением ему снилась женщина с крупным задом. Валерий уговорил её на интимную близость, уже приподнял ей сзади юбку и приспустил с неё огромные белые рейтузы в обтяжку. Незнакомка не противилась, а только о чем-то продолжала с кем-то стоящим перед ней разговаривать, не обращая никакого внимания на то, что Бурцев вот-вот проникнет в неё, но неожиданно пришло пробуждение, и женщина растворилась. Осталась только умопомрачительная эрекция. «Как жаль, что я не закончил задуманного с этой фигуристой бабой… Кто она? Она мне незнакома. Но её зад напоминает мне зад Аннушки… Как хорошо, что я в отпуске. Мне не нужно ехать на работу! Мне не надо никуда спешить, слава богу. Сходить бы сейчас к Аннушке и успокоить себя после такого сна… Нет-нет! Она не поймёт меня… Подумает, что я пришёл и сразу потащил её в кровать. Им всегда необходимо обхождение, а мне, напротив, хочется без лишних слов скорее проникнуть в горячую женскую плоть… Зачем женщины так устроены? Эта разница между мужчиной и женщиной часто служит причиной изнасилований… Нет! Не буду пугать её. Не пойду сейчас, но чуть позже надо зайти к ней обязательно и насытиться вдоволь её слегка полноватым и горячим телом… А лучше посвятить ей весь день. Мне любопытно, заметна ли у неё ямочка?.. В прошлый раз я её не нащупал, а, возможно, ямочки есть только у худеньких женщин? Буду любить её до тех пор, пока не станет противно… чтобы неделю я не мог о ней думать… А может, мне действительно на ней жениться и не искать жену среди стильных и стервозных девок, которые меня особенно тревожат?.. Сколько я каждое утро буду страдать и мучиться? Черт с ним, что меня ждёт расплата! Надо жить, пока Бог даёт мне такую возможность…» – подумал Бурцев с твёрдым намерением исполнить, что наметил. Он скинул с себя простыню и, сложив ноги вместе, стал их подтягивать коленями к подбородку, давая нагрузку на мышцы живота. Подтянув таким образом ноги несколько раз, Бурцев резко сел в кровати. Высокое солнце грело комнатные цветы на подоконнике, а в спальне казалось чуть жарче, чем накануне вечером. Мать что-то делала на кухне, стараясь не греметь, и Валерий, надев халат, незаметно прошёл в ванную комнату, прижимая возбуждённую плоть рукой к животу через карман халата. Опять Валерий вспомнил вчерашний вечер у бабушки Маруси, но теперь солнечный день и сильное желание иметь близость с женщиной не позволяли горю посторонних людей тревожить душу. Сейчас несчастье старой женщины не волновало Бурцева, и ему показалось, что он доволен тем, что смерть от наркотиков никогда не коснётся его, потому что он совершенно другой человек по разуму, чем его друзья детства. «Как жаль, что в юности мы не понимаем, что определённых друзей нужно сторониться и избегать… Это забота родителей, потому что молодые люди не могут самостоятельно уберечь себя от опасных знакомств. Мои родители любили меня и во всем потакали… По этой причине я сблизился с теми, с кем не следовало…» – подумал с сожалением Бурцев, намыливая помазком подбородок. «Если бы отец оградил меня несмышлёного от дружбы с детьми из неполных семей, то моя жизнь, несомненно, сложилась бы иначе… Ему просто требовалось меня встречать после хоккейных тренировок и только. Я бы уходил с ним домой, а не шёл бы болтаться со своими непутёвыми товарищами, которым домой не хотелось, потому что дом для них был нелюбимым местом, и туда они были вынуждены приходить, чтобы только переночевать. Отец часто был занят то работой, то домашними делами и ненароком упустил меня из вида…» – опять с горечью подумал Бурцев о роли родителей в жизни. Тотчас Валерию стало жалко отца за его неподготовленность к воспитанию единственного сына. Отец любил его безумно и несчастье сына не смог пережить. «Вполне возможно, что отец с запозданием осознал, что мог оградить меня от предстоящих испытаний. Может быть, именно это понимание и убило его…» – вдруг заключил Бурцев, глядя на себя в зеркало.

– Валера! – послышался голос матери, и Бурцев ответил:

– Мама, я умываюсь!

– Есть будешь сразу?!

– Чуть позже! – крикнул Валерий. После бритья Бурцев залез в ванну под душ и одновременно стал чистить зубы, не замечая прохладной воды. «Я стал забывать о совершенном убийстве… Это, наверное, признак того, что убийство не будет раскрыто. Иначе предчувствие не давало бы мне покоя. Я знаю себя. Скоро исполнится год, как я застрелил женщину… Я невольно начал забывать о своём злодеянии и если бы не приходилось ездить в загородный дом, то я не вспоминал бы о случившемся… Нет! Это не так. Я все это время не мог чувствовать себя полностью беззаботно и весело, как до убийства. Только, наверное, двадцать лет жизни вернут успокоенность, но больше потому, что собственная жизнь перестанет иметь прежнюю ценность… Эта баба после выстрела какое-то мгновение не отпускала меня… Это удивительное и незабываемое ощущение, которое я не отказался бы вновь испытать… Убийство может остаться в тайне навсегда, если неизвестно точно, что человек убит. Но может ли быть так, что за него господь не взыщет никогда? По Библии возмездие неизбежно, но все ли случаи убийств осуждены Богом? Почему солдат, убивающий для того, чтобы не убили его, доживает до естественной смерти, и господь не взыскивает с него? Я знал и знаю много таких людей», – подумал Бурцев.

– Валера, я купила утром в нашем гастрономе камбалу! Давно её не привозили! Очередь за ней была, как в мавзолей на Красной площади, потому что стоит она копейки, а вкусная, словно деликатес – язык проглотишь! Я нажарила её в муке с луком!

Справная получилась рыба! Хочу, чтобы ты поел её, пока она не остыла! Я пойду Аннушку угощу! Я ей звонила – она дома! Я тебя пока закрою снаружи! – прокричала в закрытую дверь ванной комнаты Августа Алексеевна.

– Хорошо, мама! – ответил Бурцев. «Мать очень сдружилась с Аннушкой и уже только в ней видела сноху. Разве я могу после этого сближения женщин разочаровать их?.. Нет! В крайнем случае, я всегда смогу любить более красивую и желанную женщину, проживая с Аннушкой. Я почти уверен, что она будет прощать мне измены, если я никогда не буду признаваться в этом… даже в очевидных случаях… Мне кажется, что если я приговорённый, то неверность жене мне не может повредить больше, чем неминуемая смерть за уже совершенное убийство… Разве есть смысл просить прощение у палача за то, что ты невольно чихнул от прохладного утреннего ветерка перед казнью?.. А как я приведу Аннушку в загородный дом, где она захочет отдыхать летом и делать посадки всевозможной зелени?.. Я чувствую там себя плохо. Может быть, и она невольно почувствует там запах смерти?.. Я туда привозил несколько девиц, и все они чувствовали себя до принятия спиртных напитков неуютно. Я помню это… Плохая аура загородного дома, особенно в полуподвале, даёт о себе знать и подавляет человека любой чувствительности…» – рассуждал Бурцев, выходя из ванной комнаты надушенным чрезмерно лосьоном после бритья. «Что-то я сегодня значительно обильнее полил себя лосьоном… Это неосознанно для Аннушки! Через час останется слабый приятный запах, и Аннушка сможет его почувствовать только при поцелуях. Я садист… Я уверен, что Аннушка принадлежит мне безо всяких усилий, но я желаю ещё больше её привязать к себе, чтобы потом и вовсе вить из неё верёвки… У неравных партнёров в любви всегда так, поэтому – не я первый, не я последний…» – рассудил Бурцев.

Мать вернулась от Аннушки радостная. Её глаза выражали удовлетворение. Несомненно, не было прямого сообщения о том, что между Аннушкой и Валерием была близость, но имел место какой-то разговор между женщинами, из которого Августе Алексеевне стало ясно, что между её сыном и Аннушкой произошло важное событие. По этой причине пожилая женщина светилась глазами и была весела.

– Аннушке рыба очень понравилась! Она тоже недавно проснулась. Валера, у неё дверной замок нужно сменить. Остался один ключ. Она, конечно, может отца вызвать, но Николай Сергеевич и Людмила Ивановна сейчас все время за городом на даче. Ты бы, сынок, заменил ей замок. Она уже его купила.

– Хорошо. Поем и схожу, – ответил Бурцев, зная наперёд, что мать этого хочет не меньше Аннушки. «Видимо, ключ давно остался в единственном экземпляре, но именно теперь, когда близость с Аннушкой уже произошла, замок подошло время менять…» – подумал Бурцев, понимая план женщин.

ГЛАВА 11

С отвёрткой в руках Бурцев поднялся на этаж выше и, нажав на кнопку звонка, стал ждать, когда откроется дверь квартиры Анны. В тёмном «глазке» мелькнул свет, и дверь отворилась. Аннушка стояла в шелковом тёмно-зелёном халате перетянутым в талии красным пояском. Её тёмные волосы были собраны в пучок на макушке, и оттого шея казалась длиннее и изящнее, да и сама хозяйка сейчас казалась выше ростом. Чуть припухшие верхние веки не портили лица Анны, потому что под глазами кожа была ровная и гладкая, как у ребёнка, несмотря на недавнее пробуждение ото сна. Было очевидно, что Анна готовилась к приходу Бурцева, и от неё исходил едва уловимый аромат духов. Какое-то мгновение молодые люди молчали, глядя спокойно друг другу в глаза.

– Можно войти? – негромко спросил Валерий, не переставая смотреть в глаза женщине. Анна молчала. Затем её губы дрогнули. Она улыбнулась и ответила:

– Ты же знаешь, что тебе можно…

– Неси новый замок, – сказал Бурцев и, не откладывая, начал отворачивать накладки на замочной скважине.

– Какой ты, Бурцев, молодец – сразу за дело, – сказала довольная Аннушка и ушла на кухню. Валерий вынул старый замок из двери. Анна принесла увесистую картонную коробку и протянула Бурцеву.

– Может, проще было не замок менять, а ключи сделать?

– Ключ стал плохо открывать, поэтому я решила купить новый замок. Новый есть новый, – произнесла Анна.

– А новый замок по размеру подойдёт на старое место?

– Мне кажется, я купила точно такой же. Сравни. Ключи даже одинаковые.

– Сейчас посмотрим, – словно себе сказал Валерий и приставил старый замок к новому. – Угадала, по-моему.

– Я женщина одинокая, поэтому кое в чем приходится быть не хуже мужчины, – сказала Аннушка улыбаясь. У неё явно было хорошее настроение.

– Попросила бы меня, – сказал Валерий, уже приворачивая новый замок.

– Ты иногда даже не здоровался, проходя мимо по лестнице. Как же тебя можно было о чем-то просить?

– Что-то я такого не припомню, – удивился Валерий.

– В прошлом году летом часто разминёмся, а ты и не смотришь, кто мимо тебя проходит. Все какой-то задумчивый.

– Может быть, не замечал тебя на улице, но в подъезде не мог не поздороваться, – сказал Валерий. Мысленно он согласился с тем, что в прошлом году в конце лета мог и в самом деле после убийства Зои быть невнимательным и никого не замечать вокруг.

– Ладно. Может, действительно случайно не видел меня. Я все равно не могла бы к тебе обратиться за помощью. Мы тогда не были знакомы настолько… – сказала, улыбаясь многозначительно, Аннушка. – Ты бы, вполне вероятно, мог подумать, что дева набивается в любовницы…

– Наверное, подумал бы, – согласился Бурцев, пробуя открыть и закрыть новый замок. – Попытайся сама, – сказал Валерий и передал ключ Анне.

– Вот что значит мужчина, – сказала Аннушка, – хотя это, конечно, не самое главное в нем… Я приготовила тебе мясо по-французски. Ты должен попробовать обязательно.

– Но мы с тобой недавно ели рыбу, – улыбаясь сказал Валерий и, подойдя ближе, положил ладони на ягодицы Анны поверх её шелкового и прохладного наощупь халата. Затем Бурцев, не открывая рта, провёл своими тонкими сухими губами по губам Анны. Она закрыла глаза. Валерий начал целовать её.

– Пойдём на тахту… – предложила едва слышно Анна. – Ты раздевайся и ложись, а я приду… – почти прошептала женщина. Она ушла, а Бурцев спокойно разделся и забрался под одеяло. Через минуту Анна вернулась голая. Она быстро юркнула к Бурцеву и легла на него сверху. Какое-то мгновение они целовались. Медленно Бурцев переместил Анну под себя, и она, раздвинув ноги, пропустила его… Бурцев проник в женщину до конца, и тут она ему прошептала в ухо:

– Не спеши, пожалуйста… Можно… медленно-медленно?.. – Валерий стал проникать в Анну медленно, но не останавливаясь. Через минуту он почувствовал, что молодая женщина остановила дыхание. Теперь Валерий не выходил из неё, а только еле ощутимо пытался войти глубже и глубже. Анна замерла, напряглась всем телом и с выдохом громко вскрикнула:

– А-а-а-а-а! – Бурцев почувствовал, что в этом безумном крике выразилось наслаждение огромной силы. Валерий понял, что пришла его очередь. Просунув руки под ноги Аннушки, он поднял их высоко и с остервенением, как любил, начал буквально вгонять до упора в расслабленную плоть женщины свою. Опять послышались безумно возбуждающие Бурцева громкие шлепки тела о тело, и через несколько секунд он буквально зарычал как зверь. Очень долго молодые люди лежали неподвижно, чувствуя, как учащенно бьются сердца, а их половые органы независимо от воли судорожно сокращались, словно по собственному желанию, упиваясь наслаждением. Это было то, ради чего мужчина и женщина теряют разум и забывают об окружающем их мире, и могут думать только друг о друге… Впервые Бурцев не почувствовал отвращения к женщине, которая отдалась ему. Валерию хотелось целовать её, и он целовал её с благодарностью за наслаждение. Вдруг он осознал, что что-то в нем переменилось в течение нескольких секунд. Бурцев с удивлением почувствовал, что стал другим и по-иному начал воспринимать женщину. Аннушка изменила его ощущения после любви в одно мгновение. Валерий лёг рядом с Анной, а она непроизвольно сдвинула ноги, не открывая глаз.

Бурцев сбросил одеяло на пол и начал разглядывать голое тело молодой женщины. «Что в ней такого, чего я не видел в других?.. Почему мне хочется её благодарить и целовать после акта любви?..» – гадал Бурцев, стоя уже на полу возле тахты. Валерий смотрел на вытянувшееся тело Анны. Её руки лежали вдоль туловища, и с закрытыми глазами она казалась спящей. Валерий нагнулся к Анне и начал целовать её ниже пояса с едва видимой растительностью. Удивительно, но Бурцеву хотелось благодарственно целовать то место, откуда он недавно вышел. Чуть раздвинув ей бедра, он поцеловал влажную плоть. Только теперь ему стало понятно, что плоть этой женщины не имеет никаких посторонних и неприятных для него запахов. «Она чиста во всем. Ну, хоть какой-то неприятный запах должен быть?!» – удивляясь спрашивал Валерий мысленно себя, и не мог ничего почувствовать раздражающего, кроме приятного запаха чистого тела.

Через несколько минут любовники сидели на кухне, и Анна наблюдала, как Бурцев ест сочные плоские кусочки мяса, предварительно перед обжаркой отбитые хозяйкой зубчатым металлическим молотком на толстой разделочной доске.

– Почему ты так внимательно смотришь на меня? – спросил Бурцев.

– Ты не представляешь, какое большое удовольствие смотреть на мужчину, который с желанием ест тобой приготовленную еду. Я как будто впервые чувствую свою полезность…

– А с первым мужем ты этого не чувствовала?

– Нет… – тихо, с явным нежеланием вспоминать сейчас бывшего мужа, ответила Анна и посмотрела в окно. – Мне не нравилось, как он ел… У него изо рта иногда что-нибудь вываливалось…

– Тебе не скучно жить одной в этой квартире? – спросил Бурцев, чтобы сменить тему. Молодая женщина находилась все ещё под впечатлением от недавней близости, и Бурцев знал, что женщины часто превозносят последнего мужчину за то, что он дал им испытать удовольствие. Это казалось ему естественным, поэтому Валерий решил не слушать возможные дежурные восхваления в свой адрес.

– Часто скучно, особенно вечером. Эта была квартира папы, и он после ссор с мамой бывало уходил сюда жить отдельно от нас. Мама говорила, что он приводил сюда женщин. Мамуля очень нервничала и названивала ему сюда, не давая покоя. Через неделю отцу становилось тоскливо, и он возвращался к нам в большую квартиру. Потом я выросла, и мама настояла, чтобы папа передал эту квартиру мне. Мама говорила отцу, что дочь взрослая, и ей нужно устраивать личную жизнь. Он, конечно, сразу согласился. Папа любит меня очень сильно… Он остался из-за меня без своего холостяцкого логова и потерял независимость. Теперь отец постарел и с мамой почти не ссорится. Все свободное время летом они живут на даче. Мне приходится из-за этого ездить каждый вечер проверять их городскую квартиру. Сейчас так часто обворовывают, что если не будешь приходить и проверять – точно залезут.

– Я наелся, спасибо. Могу я оставить тебе деньги на мясо, чтобы ты мне раз в неделю готовила его таким же образом? – спросил улыбаясь Бурцев. Он понимал, что делал комплимент Анне за приготовленную еду и давал понять, что готов приходить к ней впредь, если она не против.

– Можешь… – ответила удовлетворённая Анна.

– Ты с желанием работаешь в школе? – спросил Валерий.

– И да, и нет. Каждую осень первого сентября меня словно кто-то зовёт в школу, но к весне я устаю и часто думаю, что уволюсь. Наступает опять первое сентября, и я, как ненормальная, вновь все забываю и бегу в школу к детям. Вот уже четвёртый год пойдёт моей работы в школе. Зарплаты мизерные, а работы – прорва. Мне зарплата не очень важна – папа с мамой помогают, поэтому я отработала свои часы – и домой. А те, кто взвалил на себя классное руководство, белого света не видит, – допоздна пропадая с детьми в школе. Собрания, кружки по интересам, проверка тетрадей, написание плана уроков на следующий день по своему предмету, педсоветы и так далее и тому подобное – такова доля классного руководителя. Нужно иметь понимающего мужа или вовсе его не иметь… Учителя великие подвижники… Сейчас ещё проблемы с продуктами, с тряпками и вообще со всем на свете. Я всё-таки решусь и уволюсь. Мама хочет устроить меня на свою базу. Хозяйственные товары будут всегда в достатке, – улыбаясь сказала Аннушка. – К маме с соседних баз часто приходят товароведы и что-нибудь просят, а взамен предлагают свои продукты и тряпки. Так и живём. Что-нибудь стоящее до прилавка никогда не доходит…

– Если деньги для тебя не главное, то нужно работать там, где работа доставляет удовольствие, – сказал Бурцев, понемногу отпивая горячий крепкий чай из стакана установленного в подстаканник. Минуту Анна ничего не говорила, потом, царапая длинным ногтем на столе мнимое пятнышко, произнесла:

– У нас в школе из всех учителей только процентов десять состоят в браке и довольны своей семейной жизнью. Остальные – или незамужние, или разведены. Школа – это часто прибежище для несчастных в семье женщин…

– Что-то очень печально. Зачем же ты училась на преподавателя математики?

– Любила в школе математику – вот и пошла на физмат. Разве мы понимаем что-нибудь в жизни сразу после школы. Надо было идти учиться в такой институт, где на будущей работе много парней. Тогда бы я не выходила замуж за первого попавшегося придурка, а встретила бы достойного и любимого.

«Несомненно, она знает, что я судим. Но почему она приняла меня? Это – работа моей матери… её заслуга… Почему до убийства я не замечал такую прекрасную женщину, которая жила-то все время рядом?.. Если когда-нибудь Аннушка согласится выйти за меня замуж, то как я буду с ней жить, имея страшную тайну? Это всегда будет отражаться на моем лице, на моем настроении и самочувствии. Я заметил, что перестал беззаботно смеяться… Разве можно иметь любимого человека, который о тебе знает не все, которому ты никогда не сможешь рассказать о себе всю правду?.. Это немыслимо! Каждый, кто убил, – не сможет жить нормальной жизнью. Я это сейчас чувствую очень хорошо. Я человек, который вырван из общества нормальных людей. Я не должен привязывать её к себе… но как справится с собой и объяснить своё поведение маме, этой желанной теперь для меня молодой женщине?..» – размышлял Бурцев, глядя на Аннушку.