Текст книги "Гриф и Гильдия"

Глава 4. Дремофоры, или Степь да степь недалеко

Нас преследовали. Я не мог определить точно, кто это, но в близости шпионов не сомневался. Кобольду говорить о своих догадках пока не решался, хоть и прекрасно видел, что он тоже чувствует наблюдение.

А может, это то самое предательство, о котором мне рассказывал Локи?

Может, Свэн прибился ко мне не просто так? Впрочем, никаких доказательств кобольдской вины у меня не было, поэтому поводов для волнения пока вроде бы возникать не должно.

Но тревожно все-таки!

Мы ехали как раз по тому месту Столинского тракта, где к северу виднелся Дремофоров лес. Можно попробовать спрятаться от шпионов под сенью деревьев, но потеряться в таких дебрях – дело немудреное, а следопытом я пока не стал и вряд ли когда-нибудь стану. Хотя…

– Зачем мы свернули в лес, мастер Гриф? спросил кобольд, жадно облизывая ложку. – Вы хотите узнать что-то у дремофоров?

– Да, пожалуй. Например, когда мой приятель кобольд перестанет рыгать за едой?

– Ладно вам, мастер Гриф! – степняк бодро хрюкнул, попутно разливая похлебку на рукав. Я же серьезно!

– Серьезно? Я хочу узнать имя того, кто решил спалить Выселки.

– Но вы же говорили, что это король?

– Для короля какая-то маленькая деревенька не большая проблема, чем лошадь без подков: знаешь, что с подковами лучше, но и так особо не жалуешься. Тут есть какое-то связующее звено. А ясновидцы-дремофоры могут мне помочь это звено отыскать.

– Ясновидцы? Ничего такого не слышал!

– Дремофоры очень много скрывают от остальных рас. Я знаю об их даре только по рассказам приятеля из Гильдии. Он, мой приятель, однажды выполнял задание дремофоров. Так вот… Из любопытства, а может и из-за чего другого, попросил он дремофора-заказчика прошлое его угадать. Вроде бы слышал-слышал, а и самому попробовать хочется. Так тот дремофор ему мало того, что все рас сказал, так еще и сообщил, мол, что убьют моего приятеля скоро. «Где-то месяц. Неделей больше – неделей меньше!» – так сказал ему лесной житель. Приятель, конечно, не поверил, грозился даже побить дремофора за такое предсказание – он ведь у него прошлое просил угадать, а не будущее. Но тот лишь пожимал плечами: мол, я тебя и так предостерег, чтобы ты завещание детям переписать успел. Короче, обошлось без драки: приятель поехал обратно в Тчар с удачно выполненным заданием, а дремофор остался в лесу. И что ты думаешь, Свэн? Умер мой приятель ровно через месяц после того страшного гаданья: жена отравила. Вот такой вот дар у этих дремофоров.

– Ого, – сказал кобольд после моего увлекательного рассказа. – Никогда бы не подумал, что кто-то может смерть предугадать! Вот бы мне знать!

– А толку с этого знания? Так бы жил мой приятель спокойно и умер бы, ни о чем не подозревая. А так он весь месяц на нервах ходил, каждой тени шарахался и от дел прибыльных отказывался. Да и с женой каждый день ругался, порой даже бил!

– Что ж, может, вы и правы, – сказал кобольд после небольшой паузы. – Давайте тогда действительно останемся здесь еще на денек и узнаем, кто же все-таки сжег ту деревню!

– Конечно, останемся, – хмыкнул я, отбрасывая пустую миску в сторону. – Я чего-то спать не хочу, так что можешь вздремнуть часок-другой покараулю.

– Спасибо, мастер Гриф. – Кобольд тут же завалился на бок и, закутавшись в одеяло, громко захрапел. Ему наверняка снились толстые розовые хрюшки, одна другой краше, и пара галлонов пива, которым он и обливал каждую зазевавшуюся поросю.

Короче, везло ему на сновидения.

Мне в последние пару ночей снились только Выселки. Я словно воочию видел всю их историю от создания и до самой гибели в колдовском огне и, могу сказать уверенно, я бы отдал половину всего своего серебра, лишь бы не видеть каждую ночь столько смертей.

В спину кольнуло холодом: ночной озорник ветер не был к нам ни ласков, ни мил.

Я просидел на посту до самой полуночи, не сдвигаясь с места и даже лишний раз не мигая. Затылок ловил на себе чьи-то любопытные взгляды, но нападать на нас пока никто не собирался. Судя по всему, шпионов было двое. Не слишком много, но и этого хватит, чтобы урезонить ловкого, но не слишком сильного Ловкача и сильного, но не слишком уклюжего кобольда.

Я уже хотел разбудить громко храпящего Свэна и передать ему караул, когда в чаще, совсем рядом, послышались чьи-то шаги. Хватился было за арбалет, но нежный женский голос ласково предупредил:

– Опусти культяпки, сволочь, а то мозги вышибу.

– Опускаю-опускаю, – быстро заверил я: несмотря на столь «добрые» слова, голос внушал спокойствие и приятное тепло, которое невообразимым образом меня успокаивало и говорило: «Все будет хорошо, глупыш!».

– Да ладно, шучу я – не вышибу! – Теперь голос раздавался из зарослей можжевельника прямо передо мной.

– Откуда мне знать, что ты не врешь? – Я не торопился поднимать руки: мало ли что может преподнести мне в подарок ночная гостья?

– Мы, дремофоры, в отличие от эльфов, никогда не лжем!

– Почем мне знать вас, дремофоров? Я и эльфов-то ни разу не видел! – соврал я, за что тут же и поплатился.

– Обман. – В голосе появились нотки металла. – Зачем ты врешь?

– Зачем? – Признаться, этот вопрос поставил Меня в тупик. Пришлось сострить: – Да просто ни когда б не подумал, что можжевельник может уличить меня во лжи!

– Ха! – усмехнулся голос. – Остер-остер… Ладно, я выйду к тебе. Только не дергайся!

Кусты зашевелились, и на поляну вышел… Вышла?.. вышла девушка. Почти эльфийка: только темный, почти коричневый цвет кожи выдавал в ней дремофора. Но как же она была прекрасна, эта «почти эльфийка»: огромные зеленые глаза, Длинные светлые волосы, чудесный носик, пухлые губки… О фигуре я лучше промолчу: мне просто не хватит слов ее описать! Человеческий язык слишком мал, чтобы в него влезли все эти красивости!

– Чего уставился? – хмыкнула дремофора (или дремофор?). – Нравлюсь?

– А… э… типа да! – только и сказал я, глотая слюну. Потом опомнился и, схватив плащ кобольда, расстелил его на траве: – Садись!

Дремофора презрительно фыркнула (мои манеры не слишком впечатлили ее), но на плащ все же села. Пронзительно посмотрела на меня.

Ее взгляд отрезвлял.

– Что тебе нужно? – спросил я прежним, без всякого налета влюбленности, голосом.

– Узнать, зачем ты пришел в наш лес. – Улыбки на ее лице – как ни бывало. Передо мной сидит самая серьезная на Капаблаке дремофора. – Зачем привел свинью, – кивок на все так же храпящего Свэна, – и их? – я вздрогнул: взгляд остроухой указывал куда-то мне за спину.

Миг – и из кустов выпрыгнул, держась за заднику… черный гном.

– А-а-а! – орал он, выпучив глаза, и не отнимая рук от толстого зада. – А-а-а!

– Да листочков сорви! – посоветовал я ему. Или… у меня тут была… – я стал шарить в бэге.

Не знаю, что я там надеялся найти, но смотреть на героя мифов мне вовсе не улыбалось. Это все равно что неделю пить без остановки, а потом увидеть свое отражение в речке!

Гном моим советам не внял, однако руки от задницы наконец убрал. Теперь обе они указывали на дремофору.

– Ты… – злобно зарычал гном, пожирая девушку взглядом. – Это… ты меня молнией уда рила!..

– Нечего по кустам прятаться! – обиженно бросила дремофора. – И вообще я не по тебе хотела, а по адским ловчим!

– По каким еще ловчим? – Я с удивлением обнаружил, что волосы на голове самовольно шевелятся.

– По адским! – Гном хмыкнул с таким презрением, словно этих самых ловчих ел он каждый день на завтрак, на обед и на ужин. – Кстати, им до нас не больше десяти минут бегу!

– Отлично! – Дремофора выжидающе уставилась на черного: – Значит, у нас есть еще время позаниматься с тобой.

– Чем позаниматься? – торопливо выкрикнул гном. – Что я вам сделал?

– А зачем за ними следил? За нашим разговором сейчас? – хмуро осведомилась дремофора. Не надо от нас прятаться – все равно ведь найдем! Правильно? – это она уже мне.

Я, последние полминуты лишь тупо переводивший взгляд с дремофоры на гнома и обратно, несколько растерялся, однако быстро нашелся и кивнул.

– Да вы что на меня так? – воскликнул оскорбленный карлик. – Феноламп меня зовут, я тут по приказу начальства! Больше ничего сказать не могу – нельзя.

– От Хрофта, значит? – задумчиво поинтересовалась дремофора.

– От него самого.

– А зачем к ним приставили?

– Сказал же – не могу сказать!

– По… – начала было дремофора, однако совсем рядом раздался дикий вой, вызвавший у меня крупную дрожь.

– Прибыли, мать их Цербер! – странно выругался гном. – Эх, придется тряхнуть топором! Человече, буди свою хрюшку – пусть помогает!

Свэна я раскачал как раз вовремя: только он поднялся, утирая кулаками глаза, как заросли выплюнули на поляну двух помятых псов. Правда, не совсем обычных: вместо шерсти тела из окутывал уже знакомый мне иссиня-красный пламень.

Сюда бы ведро воды, подумал я неожиданно. Облили бы – авось, огонь потушили.

– Чего пришли? – хмуро бросил псам Феноламп. – А ну пошли прочь!

Но ловчие, судя по всему, не собирались внимать его совету. Они, словно с каждым шагам увеличиваясь в размерах, медленно пошли на нас.

– Во дела! – только и сказал Свэн. Потом я услышал, как разжимается захват на его поясе: кобольд готовил молот к бою.

Я никогда не считал себя героем. Все получилось как-то само.

Я выпрыгнул вперед, закрывая собой остальных. Одна из псин злобно оскалила зубы и бросилась на меня. Увернуться я не успел: передние лапы ловчей ударили в грудь, повалив на землю. Цап! – и она впивается клыками в своевременно выставленную руку. Ша!.. – не обращая внимания на боль в запястье, с размаху бью ее правым кулаком по морде.

Магическое пламя, еще недавно казавшееся мне всепожирающим, не причинило никакого вреда: локоть свободно прошел сквозь него и ударил пса в челюсть.

Наверное, в то мгновение сам Тор вложил свою силу в мои руки: адское отродье отлетело метра на два, не слишком удачно приземлившись на спину. Я, не веря в свою удачу, замер, ожидая, что будет дальше.

А дальше пошел дождь.

Я скосил глаза в сторону дремофоры: она, раскинув руки, что-то шептала на непонятном наречии. Тело ее оплела голубая аура, а сама девушка, казалось, парила над землей.

Свэн и Феноламп, победно крича, неслись на гончих, которые, под струями волшебного дождя, растеряли окружавший их магический пламень.

Они уже не походили на тех страшных тварей, внушающих благоговейный ужас; скорее, на обычных бездомных шавок, которые роются в помойках и дерутся за высохшую кость.

Я прислонился затылком к земле и закрыл глаза: за исход боя можно было не волноваться, а вот Моя прокушенная рука…

Кто-то легко коснулся моих век, и сознание погрузилось в сон, где не было ни кобольдов, ни Фенолампов, ни статуэток Локи…

– Никогда не любил вас, тупых кляч!

Лошадь лишь отвернула голову.

– Нет, ты смотри на меня! Как, ну как ты могла подвернуть ногу, глупая лошадь? Да Столинский тракт, между прочим, лучшая во всем Орагаре дорога!

«Глупая лошадь» лишь презрительно фыркнула в ответ: мол, видали и получше.

– А теперь я, уже совсем не молодой, в летах, гном, должен тащить на себе весь наш скарб и идти пешком, а ты, наглое создание, – до самого Тчара хромать, делая вид, что тебе очень больно!

Кляча решила смолчать.

3емлерой на ходу перехватил мешок с пожитками и утер освободившейся рукою лоб. Посмотрел на рукав: на ткани отпечаталось огромное пятно.

Их дуэт «гном и кляча» до сих пор не дошел до 3рега, несмотря на то, что из замка Гронкяйра вышел два дня назад.

3емлерой клацнул зубами. 3ачем он решился ехать на капризной кляче меллисов, когда можно было взять выносливого воронна*?[6]6
  Порода лошадей, разводимая степняками – Прим. автора


[Закрыть]

– Все! – гном сбросил с плеча ненавистную сумку и улегся прямо посреди дороги. – Либо ты тащишь сумки, либо мы отсюда никуда не уйдем!

Кляча оторопело вылупилась на коротышку, ожидая, что сказанное окажется всего лишь очередной едкой шуткой, но подгорный житель и бровью не повел.

Впору было начинать беспокоиться: умирать лошадь не хотела, а тащить на себе дорожные талмуды смерти подобно. Вот уже и не из чего выбирать!

– Все! с этой минуты! ни капли! ни кусочка! снова закудахтал гном. – Лучше умереть! чем позор!

Больше ничего интересного в бородатую голову 3емлероя не пришло, и на долгие два часа, за которые нескупое до жары солнце поднялось в самый зенит, ни гном, ни уж тем более кляча не сказали ни слова.

Пот лил с обоих градом, задница гнома на прогретой земле медленно поджаривалась, но подгорный житель терпел, сжимая зубы и от нечего делать раздирая мозоли в кровь.

Наконец он не выдержал.

– У, скотина! – 3емлерой, не отрывая полного ненависти взгляда от осоловевшей на жаре лошади, запустил руку в мешок. – Только из-за тебя! – ладонь гнома, сжимая в себе кусок утреннего недоеденного мяса, вылезла наружу. Правда, долго оно там не задержалось: миг – и деликатес исчез в зеве раскрытого землеройского рта.

Умей кляча говорить, ее крик услышал бы даже оглохший суфский часовщик, сидящий в Часовне и следящий за тем, чтобы часовая стрелка не обгоняла минутную.

– Иго-го! – заржала кляча, укоризненно гляди на гнома, отчаянно жующего мясцо.

– Чего – «ого»? – воскликнул он зло. – Я из-за тебя и так похудел на сколько! – в качестве примера 3емлерой оттянул поясной ремень. По крайне мере, попытался это сделать: тот сидел слишком плотно, чуть ли не впиваясь в толстое гномье брюхо.

– Хотя зачем тебе мои беды? – гном поспешно сменил тему. – Еды уже почти не осталось, до 3рега мы без нее вряд ли дотянем. Тебе хорошо: щипай вон травку у дороги, дура, да ногу свою залечивай! Набирайся сил – сейчас мешки потащишь!

Кляча протестующе мотнула головой, но за траву взялась с большим удовольствием: неожиданно простая идея гнома оказалась для нее новой и очень важной. А нога… потащит, бородатый, ничего с ним не станется!

Мысленно все расписав, лошадь принялась за траву, представляя попутно, какого цвета будет лицо у гнома, какими словами он будет ее крыть и сколько времени ей понадобится трепать травку, прежде чем толстяк не завалится на землю под тяжестью скарба да не испустит дух.

Эх, мечты-мечты…

Еще раз представив падение гнома, кобыла проглотила вкусный стебелек и подошла к жадно давящемуся последним куском мяса 3емлерою.

– Что, поела? – бросил он с набитым ртом. Я тут голодаю, а у нее, видите ли, праздник!

Кляча ткнулась мордой в плечо, едва не повалив гнома на землю.

– Аккуратней, тупица! – прикрикнул на нее коротышка. – Ты что, меня сожрать вздумала?

Лошадь словно не слышала его. Уцепившись зубами за плечо гномьей куртки, она пялилась полубезумными глазами в пыль дороги, клубящуюся в полумиле к востоку.

Пыль?! 3емлерой радостно подхватился, не заметив даже, что кляча пожевала уже весьма приличную часть его куртки: наконец-то хоть какой-то шанс облегчить дорогу до города!

Внезапно пыль исчезла. Просто взяла – и растворилась в воздухе, словно ее и не было. 3емлерой оторопело вытаращил глаза; потер их кулаками. Магия, что ли? Или уже мерещится?

Воздух зло свистнул, и чей-то кулак врезался в тело гнома, ломая ребра. 3емлерой вскрикнул, попытался ухватиться за топор, но неизвестный убийца не дал ему ни единого шанса: следующий удар пришелся в висок.

Через две минуты все было кончено. Измазанный в крови, убийца спокойно пошел дальше. Будто за его спиной и не лежало два растерзанных трупа: лошади и ее хозяина.

Проснуться оказалось намного легче, чем заснуть.

Я разом открыл глаза и резко сел.

– Ой! – только и сказала моя старая знакомая дремофора.

Я криво усмехнулся, оглядел ее с ног до головы: и когда только успела переодеть платье, нацепить все эти побрякушки? По-моему, я проспал не больше часа, а мы уже в какой-то… спальне?.. Эх, Лин, прости! Если что, это было неправда и ненарочно!

– Почему ты так странно на меня смотришь? спросила девушка, нервно теребя сережку в ухе.

– А… мы… – я обвел комнату вокруг многозначительным взглядом. – Не… а?

Видимо, она ничего не поняла. А если и поняла, то виду не подала.

– Ты все время спал. – Я мысленно вздохнул с облегчением: хотя бы косвенно, но ответила на мой вопрос. – Мне уже стало не по себе видеть твое бледное лицо!

– А почему я спал?

Вопрос мой поставил ее в тупик.

– Тебе прокусила руку гончая, и я наложила заклятие сна, чтобы боль не так сильно била тебя! Ты разве не помнишь?

– Нет. – Я мимолетом взглянул на одну, потом на другую руку: ничего, никаких укусов гончей, о которых говорит дремофора. – Разве тогда был еще кто-то, кроме нас четверых?

– Адские гончие. Кто-то дал им твой след. Мы с кобольдом едва остановили их!

– А что в это время делал Феноламп?

Теперь уже она смотрела на меня растерянно, не понимая…

– Что за Феноламп?

– Черный гном, – терпеливо стал втолковывать я. – Он сказал, что его послал Хрофт.

– Ты все путаешь, Гриф, – покачала головой она. Растерянность в ее взгляде сменилась жалостью: так смотрят обычно на буйно помешанных. Никакого гнома, ни белого, ни черного, ни зеленого – я не видела. Так же как и не видел твой приятель кобольд.

– Видел? – пробурчал я недовольно. – Он же дрых!

– Да? А мне кажется, ты его разбудил!

– Никого я не будил. – Мне уже порядком надоела эта игра во врушки, когда каждый пытается подловить другого на лжи. – Ты вышла на поляну, мы с тобой поговорили немного, пришел Феноламп, сказал чего-то, а потом я заснул.

– Да нет же!.. – возмутилась было дремофора, но дверь за ее спиной протестующе скрипнула и в комнату вошел, опираясь на самодельную клюку, сухощавый старик. Волосы, усы и борода его отливали синевой, и я про себя тут же дал ему кличку Синяя Борода.

– Что, очнулся? – старик подмигнул дремофоре. – Неча было так волноваться! Молодо-зелено!

– Вы просто не видели, что эта гончая сделала с его рукой!– начала оправдываться дремофора. Когда мы принесли его к вам, я уже успела поработать с раной.

– Ну, будет, будет, – поднял руку Синяя Борода.

Дремофора мигом замолчала, а старик повернулся ко мне:

– Ну здравствуй, убивец ловчих! – и протянул мне сухую, всю в мелких шрамах, руку.

Я машинально ее пожал.

– Ты хоть говорить-то умеешь? – спросил он тогда.

Я молча кивнул.

– Так, может, представишься?

– Гриф. – Что-то уж слишком он любопытный, этот Синяя Борода!

– А меня Михба зовут, лесной целитель! – старик вновь подмигнул. Наверное, у него привычка такая – всем подмигивать. – Ты как, сам ходить сможешь?

Кивок.

– Тогда прошу за стол. – Дед расстегнул единственную пуговицу, соединяющую половинки жилета, обнажая волосатую грудь; поскреб ее пальцами. С наслаждением выдохнул:

– Тебе поправляться надо…

Я невольно улыбнулся: от Михбы неожиданно повеяло добротой и простодушием. Все мое сущее мигом впитало в себя это, и внутри стало невероятно тепло и уютно. Словно я вновь дома оказался – в большом, красивом дворце со множеством обслуги и такой вот замечательной башенкой…

– Чего улыбаешься? – зевая, спросил Синяя Борода. – Есть пошли, говорю.

Я мигом опомнился и спрыгнул с кровати. Тело тут же налилось тяжестью, а голова чуть закружилась. Не знаю, как вообще смог удержаться на ногах. Сделал шаг. Другой. Чуть не упал: спасла только кушетка, на которую оперся в последний момент.

Дремофора хотела поддержать меня, но старик ее остановил:

– Сам дойдет!

Я помянул Фенрира и, набрав в легкие воздуха, снова пошел, на этот раз более уверенно.

Михба побед но улыбнулся и, подхватив девушку под локоток, вышел из комнаты, предоставив мне добираться самому.

Когда я наконец добрался до михбской столовой, Синяя Борода и дремофора уже приступили к обеду. Или ужину? Сколько же я проспал?..

Против них сидел, лениво плюхая супом, мой приятель кобольд. Его задумчивый взгляд искал себе более интересные цели, чем пересчет кусочков мяса в миске. Поэтому, когда подо мной протяжно скрипнули половицы, Свэн мигом вскинул голову.

Взор его, снова прояснившийся, подобострастный, был устремлен на меня.

– Мастер!.. – Степняк рывком встал, опрокидывая стол вместе со всей посудой на Михбу и дремофору. Со стороны последних тут же раздались ругательства и жалобный писк обожженной кипятком мыши.

Но кобольд этого словно и не заметил: он на ватных ногах подошел ко мне и, не долго думая, обнял. Тугие его жилы напряглись, словно Свэн решил выжать из меня весь воздух разом.

– Ох ты, нежности-то какие! – Михба на мгновение оторвался от поглаживания дремофоры, чтобы вставить свое веское слово. – Девчонку-то ошпарили, ироды! Ну, да не беда! – Синяя Борода ласково усадил дремофору на стул и, отойдя на пару шагов, направил в ее сторону руки и что-то быстро шепнул.

Я еле успел заметить, как с ладоней его сорвались короткие лучики белого света и ушли в пострадавшую жительницу леса. Она резко дернулась. Откинула голову назад. Потом так же резко выпрямилась.

Все вышеперечисленное произошло в какие-то мгновения; Свэн за это время вряд ли бы успел скороговоркой произнести «недоперебитый».

Дремофора радостно взвизгнула и бросилась на шею Синей Бороде:

– Спасибо, дядя Михба!

– Да не за что, глупая!– хохотнул старик. – Будто не знаешь, что мне это – раз плюнуть!

Они, пританцовывая, закружились по комнате, словно счастливая пара. Потом дремофора очень вовремя вспомнила, что долго простоять на своих двоих я вряд ли смогу, поэтому, когда мой зад уже собрался дружеским поцелуем приветствовать пол, ему перекрыло дорогу сиденье стула:

– Тише, Гриф, тише…

– Откуда ты знаешь мое имя? – слабым голосом спросил я. Вспомнилось, что она уже не первый раз за день звала меня так.

– Я сказал, мастер Гриф, – бросил кобольд, опускаясь на стул. Я покосился на Михбу: старик очень шустро вернул все на прежние места.

– Тебя кто-то просил? – Я зло нахмурился. Боль тут же подкатила ко лбу, и пришлось снова расслабиться.

– Нет, но…

– Кто что пить будет? – вклинился в разговор Синяя Борода.

Две пары злых глаз, моих и кобольдских, только что прожигавшие друг в друге дыры, разом переключились на старика, стремясь в одно мгновение сделать из него решето.

Михба, уже собиравшийся сесть, отшатнулся назад, с некоторой опаской глядя в нашу сторону.

– Пива! – в один голос рявкну ли мы со Свэном.

– Вина. Белого. – Дремофора мечтательно закатила глазки. Словно вино это она никогда и не пробовала, но так много о нем слышала, что все время стремилась исполнить старое желание.

– Сейчас сделаем! – Синяя Борода, пыхтя на ходу, поднял с пола средний бочонок. От бочонка за милю разило крепким темным пивом, отчего у меня сразу потекли слюнки. Эх, сейчас бы еще мясца жареного…

Словно читая мои мысли, Михба вновь что-то прошептал, и на столе появилось два подноса с лежащими на них перепелами – по три на каждом.

– Что ж. – Бочонок взлетел в воздух, выплюнул на стол пробку и начал разливать пиво по кружкам. – Рассказывайте, как это вы в наш лес забраться умудрились и тех двух дворняг зачем привели?

Я мельком глянул на кобольда: он снова приступил к ковырянию столь нелюбимого им супа. Делать нечего, придется мне говорить…

– Мы гостили у живущего неподалеку от 3рега сэра Грокяйра. Ехали в Степь, к его родителям в гости. – Эту версию мы с кобольдом придумали еще в замке у Ламера, поэтому Свэн даже не поднял головы, «увлеченный» супом. – По дороге я почувствовал преследование, но не был уверен. Решили затеряться в лесу. Не получилось: Феноламп все равно нас нашел!

Кобольд и дремофора разом устремили на меня свои удивленные взгляды. Жительница леса, уже в третий раз услышавшая от меня про черного гнома, тут же вновь отвернулась к Михбе; кобольд смотрел гораздо дольше, то и дело морщась – вспоминая, кто такой этот Феноламп. Наверное, он так ничего и не понял, потому что, как ни в чем не бывало, вернулся к еде.

– Что за Феноламп? – Михба сделал вид, что не заметил реакции свина.

– Черный гном.

– Интересно. – Старик задумчиво погладил бороду. Синие волосы приятно гармонировали с желтым жилетом Михбы, но старик не думал об этом: мысли его летали где-то в другом месте, очень далеко от столовой. – Почему же оба твоих спутника в один голос кричат, что на вас напали только ловчие?

– Феноламп не нападал на нас, – возразил я. – Он просто пришел поговорить!

– Не было черного гнома! – взорвалась дремофора.

– Был!

– Не было!

Кобольд протестующе хрюкнул.

– Да!

– Нет!

– Тихо! – рявкнул Михба, попутно приложив кулаком по столу.

Мы с дремофорой мигом заткнулись, хотя и продолжили жечь друг друга испепеляющими взглядами.

– Я вас что, ругаться собрал? – Похоже, старика не на шутку разгневала наша стычка. – Если вы вдвоем говорите, что видели ловчих, а он, Синяя Борода ткнул мне пальцем в грудь, – каким-то боком разглядел своего гнома, о существовании расы которого говорится только в легендах и преданиях Одина, я, конечно же, больше верю вам двоим! Но… – старик выдержал эффектную паузу… и растянулся в широченной улыбке:…это не значит, что его не было!

Мы втроем дружно открыли рты.

– Да-да! Вот такая вот штука – нынешняя магия! Это раньше все просто и понятно было: Анклав – у вас, людей, у нас – волшебники на три месяца. Ну, остроухие выродки еще, так они теперь и вовсе носу наружу не кажут! А тут – нате вам: вмешательство богов налицо! Черные гномы, как известно, – свита Хрофта, сковавшая Оковы Судьбы для Фенрира.

– Вот и Феноламп говорил, что его Хрофт послал! – обрадовался я.

– А вы точно не помните этого… Фенолампа? – обратился Михба к кобольду с дремофорой.

Те покачали головой.

– Так я и думал. – Синяя Борода снова повернулся ко мне. – Черный гном приходил только к тебе. Видимо, Хрофт хотел предупредить тебя о погоне… Только вот кто мог послать за вами адских?

Я лишь пожал плечами:

– Я их даже не помню, что уж говорить о пославшем их человеке?

– Нет, Гриф. – Михба с сожалением покачал головой. – НЕ человеке. Кто угодно другой, но не человек.

Оставшуюся часть трапезы мы проделали молча: кобольд и Синяя Борода потягивали пиво, я отъедался вкусным супчиком, дремофора пила специально заготовленное вино. Пива мне почему-то совсем не хотелось, и полная до краев кружка то и дело ловила на себе жадные взгляды кобольда и Михбы.

Когда суп в моей миске закончился, я отодвинул ее в сторону и поднялся. Похлебка подействовала на меня самым волшебным образом: голова уже не кружилась, ноги не подкашивались. Небольшая слабость, конечно, осталась, но укус гончей, о котором мне рассказывала дремофора и о котором я не помнил ровным счетом – ничего, обессилил бы даже самого прыткого героя!

Уже на выходе из столовой я остановился и спросил:

– А почему же я не помню ничего о ловчих?

– А! Это чепуха! – фыркнул Синяя Борода, утирая с губ пену. – Кленночка тебя просто сильно закляла, вот и не помнишь ничего. Хорошо, хоть проснулся. Мы уже зарывать тебя собирались! – Тут дремофора толкнула Михбу локтем, и он замолчал.

Я, ошарашенный, все же нашел в себе силы кивнуть и выйти из комнаты.

Сэр Ламер Гронкяйр проснулся среди ночи от леденящего душу воя за окном.

– Опять, что ли, Гримкей забыл собак покормить? – предположил тролль, однако тут же отверг подобный вариант: вой раздавался не с псарни, а со стороны недавно сожженных магами Выселок.

Ничего особенно страшного в этом вое, конечно, не было: возможно, заплутавшие волки просто решили перекусить телами спасшихся от огня, но не от меча погорельцев… Только вот Ламер и сам не верил подобным объяснениям. Седьмое чувство (коего лишен даже самый талантливый человек, зато сполна наделена любая нелюдь) подсказывало рыцарю, что волки пришли по его душу.

Тролли никогда не приходились волкам родственниками. Они не братались с ними, не ездили на них, не охотились вместе. Жили раздельно: волки в лесах, тролли в болотах. И вовсе друг на друга не походили.

Но так сложилось, что именно волки забирают тело умершего тролля. Забирают и уносят в свои бескрайние леса, где ни один человек не сможет нарушить покой умершего.

Внутри храброго и честного рыцарского сердца самым невообразимым образом вскочил ранее незнакомый прыщик – страх. Ламер усмехнулся: ну, кто бы мог подумать, что этакая детина может чего-то бояться? Но страхи тролля, тем не менее, были не напрасны.

Волки забирали только хрофтовцев – верующих в Одина и его братьев и сестер. А Ламер, только принимая рыцарский титул, не задумываясь, отрекся от старой веры, заменив ее верой Силы: верой, когда есть ты и меч, а потом уже – все остальное.

Волки не заберут его. Просто порвут на месте.

Может, не откажись он от хрофства, волки простили бы его и не пришли так рано? Может, Один решил покарать его, неверного, в назидание другим? И теперь братья Фенрира жаждут его «неверной» крови…

Тролль мотнул головой: дурман, сковавший его, мигом исчез. Грозный Фенрир исчез в небытии, а Ламер, бледный, как собственная спальная рубашка, с трудом сел, все еще не в силах до конца разделить явь и быль.

Возможно, ему бы это даже удалось, и все развивалось совсем по-другому, но судьба распорядилась иначе, и вои повторился вновь – на сей раз гораздо ближе.

Бедняга-тролль вновь запаниковал. Скверные мысли переполняли голову, не пуская внутрь приятные. Они, скверные, скреблись, словно крысы, и тихо пищали: «Тебе не спастись!». Наконец, напор этих мыслей сдавил мозги Ламера с такой силой, что рыцарь, зажмурив глаза, снова рухнул на кровать, заняв ее всю своим грузным телом. Ножки жалобно крякнули, словно тролль неожиданно потяжелел. Гронкяйр не обратил на этот протест никакого внимания. Нащупав рукоять лежащего около кровати короткого меча (оставленного там «на всякий случай») Ламер крепко-накрепко, до боли в пальцах, сжал ее в ладони. Удовлетворенно хмыкнул: теперь и умирать не страшно – кого-нибудь да заберет с собой в могилу!

Оружие вселяло странную уверенность; даже поганые мысли на время поутихли, словно боясь чего.

Вой больше не повторялся. На смену ему пришло жалобное поскуливание.

Тролль напрягся: вряд ли они испугались его, такого грозного, в пижаме и с кинжалом. Скорее, стая почувствовала приближение вожака и теперь отдавала ему дань уважения за прошлые победы.

А может, они о чем-то просят его, рыцаря без страха и упрека, великого воителя болот? Ересь и ерунда! Серые всегда хотят одного – потолще набить себе брюхо; другие вопросы, вроде той же просьбы или поклонения, их не волнуют.

Мысли вновь устроили в голове бал. В гости забежала еще одна их «сестрица»; хихикая на ходу, она пропищала: «Умри, как подобает!» и ускакала куда-то, чтобы не попасть под горячую руку. Ее сородичи тут же радостно загомонили, все, в один голос: «Да, умри! Как подобает!».

Ламер помрачнел лицом. Наверное, она права нужно умереть по-мужски, по-рыцарски.

Медленно, все еще внутренне споря с проклятой мыслью, он поднялся. Шатаясь, едва передвигая ноги, подошел к окну. Внизу мелькали фигуры в черных балахонах с факелами в руках. Огонь высвечивал торчащие из капюшонов волчьи морды. Один из разорителей замка, словно почувствовав на себе рыцарский взгляд, поднял голову и, поймав глазами Ламера, оскалился острейшими клыками.