Текст книги "Рыцарь понарошку"

Миг – и железный стержень вонзился в лоб жабо-подобному страшилищу, пробив череп и войдя в головенку фрогула почти что на две трети длины.

Мгновение, разделявшее этот момент от последовавшей за ним развязки всей ночной погони, казалось, длилось целую вечность. По крайней мере так почудилось Пижону.

Взревев во всю пасть, фрогул зажмурился. Его качнуло вперед и вправо. Он же, совершенно обезумев от боли и продолжая кричать, вместо того чтобы спокойно распластаться по земле, взмахнул передними конечностями, пытаясь устоять на ногах.

Левой лапой монстр случайно зацепил сук, на котором устроился шулер. Ветка с сухим треском переломилась, и Пижон отправился навстречу осенней грязи. Благо что он был вампиром, иначе бы точно не миновать ушибов, порезов или переломов.

А так – грамотно сгруппировавшись, картежник мягко приземлился на траву. На земле, однако, скучать тоже не пришлось: в предсмертные мгновения размахивающий лапами фрогул едва его не зашиб. Ну, да это мелочи – главное, что расправились с надоевшим монстром.

– Вот ты где! – услышал шулер за спиной. Это был запыхавшийся от бега Вал. – А чего это он разлегся – земля же холодная? – Небесный Странник с интересом осмотрел труп фрогула и, пнув его напоследок, опять подошел к Пижону. – Мясо забирать будем?

– Нет, – покачал головой вампир. – Я после всей беготни вообще на ЭТО, – он кивнул в сторону тела, – смотреть не могу!

– Ну, дело твое, – пожал плечам Валентин. – А я вот его так просто не оставлю… Дай нож!

– Зачем?

– Дай, потом узнаешь!

Поколебавшись, Пижон достал спрятанный за голенищем клинок и протянул его Небесному Страннику.

Тот, поудобнее перехватив рукоять, направился к телу. По пути Валентин насвистывал незатейливую мелодию, шулеру совершенно не знакомую.

Зато сам Небесный Странник помнил ее очень хорошо.

«Я искала тебя ночами темными…».

Песенка Кларетты, его возлюбленной.

Из мира, известного в Небесной Канцелярии, как Ленорр.

Нож с легкостью вспорол кожу на лбу у фрогула, открывая тот самый третий глаз. Веко его не опускалось, даже несмотря на то, что прямо в зрачке торчал пущенный шулером болт.

Странно было и то, что глаз не вытек, как яйцо из скорлупы, когда ангел взрезал кожу.

– Вот такая штука, – усмехнулся Валентин, выдергивая из глаза болт и осторожно вырезая ножом чудесный орган монстра.

Пижона едва не вырвало от этого действия Странника: под глазом прятался все еще пульсирующий мозг фрогула. Наблюдать внутренности лягушачьего черепа было совсем неприятно, поэтому картежник поспешно отвернулся.

Вал же тем временем уложил глаз на траву и, оторвав от подола балахона широкую полосу, завернул его в ткань. После чего сунул сверток за пазуху и встал.

– Противно, понимаю, – заметил он. – Зато теперь у нас есть ставка на игру с драконом.

– Что?! – изумился Пижон: поистине это была ночь великих открытий и удивлений.

– Ставка, – терпеливо повторил Вал. – Или ты думал, что дракон согласится поставить собственный зуб против, скажем, сотни золотых? Деньги ему не нужны – у него их и так полные пещеры!

– Ну, может и так, – не стал возражать Пижон. – Но на кой ему тогда глаз этого тупорылого… фрогула?

– Ты, видимо, о фрогулах и слыхом не слыхивал до сегодняшней ночи! – с сожалением покачал головой Валентин. – Если третий глаз твари бросить в кипяток, он мигом станет мягким и в конце концов просто растворится в воде, придав ей болотный оттенок. Отвар этот продлевает дракону жизнь. Причем, чем старше фрогул, тем ценнее глаз для ящера – а нам как раз попался достаточно опытный монстр…

– Что-то мне не показался наш фрогул «умудренным годами старичком»! – фыркнул вампир. – Иначе бы так легко не попался!

– Ну, почему же? – покачал головой Валентин. – Просто ему никогда не доводилось сталкиваться с подобной парочкой – вампир и ангел. – Странник расплылся в довольной улыбке. – А обычных людей они «щелкают» как орешки – то есть совсем не оставляют свидетелей. В этом и причина их долгой жизни: нет выживших после стычек с фрогулами – нет и знаний о них, а значит, и об их уязвимых местах!

– Ладно, пусть так, – вновь пришлось согласиться Пижону. – Но скажи для интереса, на сколько может продлить жизнь наш Трест, если получит этот глаз?

– Ну… на пару сотен! – подумав, ответил Валентин.

– На сколько?! – У Пижона нижняя челюсть отвисла чуть ли не до пояса. – И почему же крылатые тогда не устраивают на фрогулов облавы?

– Почему же не устраивают? Устраивали. Пока не пережрали почти всех фрогулов.

– Когда?

– А помнишь историю Великая Драконья Война – ВДВ, как вы ее обычно называете? Что случилась шесть-семь сотен лет назад, еще до Исхода?

– Ну…

– Вот отлов фрогулов и был ее главной причиной. Крылатые тогда мало что лягух почти всех поели, так еще и количество родичей подсократили порядочно. А ныне тех фрогулов всего и осталось – на весь Астрат десятка два, не больше.

– Ясно… – кивнул шулер.

Некоторое время они шли молча.

– Вал, – позвал ангела вампир.

– Что?

– Драконий мир, который они после ВДВ заключили… В нем же есть пункт о фрогулах?

– Да, есть. Крылатые сговорились, что больше не будут охотиться на них. Только вот толку мало: фрогулы размножаются очень медленно, так что за эти пять-шесть сотен их количество возросло всего на десять-двенадцать особей. Одну, как я уже говорил, мы сегодня прибили, уменьшив тем самым выводок этих тварей! А Трест, не будь дураком, глаз возьмет: им только охотиться нельзя, а подаренный… или выигранный в покер – отчего бы не скушать? – Вал почесал небритый подбородок и замолчал.

Больше говорить было не о чем, к тому же впереди замаячил огонек разведенного ими костра.

Вот только от всей их стоянки один пламень и остался. Ни мешков, ни кинжала, оставленного вампиром, ни даже объедков – ни-че-го. Кто-то, воспользовавшись неразберихой с фрогулом, увел все их добро.

– Проклятье! – воскликнул Вал, окончательно убедившийся, что грабители ничего не «забыли». – Неужто за нами следили?

Пижон задумчиво почесал подбородок и, кряхтя, уселся на небольшой, поросший мать-и-мачехой, холмик.

– Похоже, что дроверы[8]8
  Пожалуй, рассказ о зарождении рода дроверов выглядит очень мерзким. Поэтому стоит указать лишь, что дроверы – полугномы-полукроты.


[Закрыть], – сказал он, вставляя в рот сорванный стебелек.

– Дроверы? – переспросил Вал и, не дожидаясь повторного ответа, воскликнул: – Как же я сразу не подумал! Да я… – Странник неожиданно замолчал и, принюхавшись, упал на колени.

Пижон удивленно вскинул брови: Вал долго ползал на четвереньках, словно силясь найти что-то мелкое. И, похоже, нашел.

Его радостный крик встревожил расположившихся неподалеку ворон, заставив черных грабителей взвиться в воздух и отправиться на поиск новой стоянки. Вампир вскочил на ноги, но Вал его опередил: с торжественным видом он показал шулеру маленького брыкающегося дровера: ангел держал землеройку за ворот крохотной куртки.

– У них тут нора! – с довольным видом, будто вещи уже были найдены, просветил Пижона Вал. – Надо же так неудачно попасть!

Вампир выплюнул стебелек и показал клыки:

– Так не я место выбирал!

– Да знаю, знаю, – смутился Валентин. – Но дело не в этом! Главное, что мы сейчас все о пропаже узнаем! – Он хорошенько встряхнул дровера, на что тот ответил тонким визгом, среди которого вампир разобрал только одно слово – «отпусти».

Впрочем, отпускать маленького грабителя никто не собирался. Вал, не мудрствуя лукаво, связал малыша веревкой, после чего свободный конец обмотал вокруг собственной голени. Так что по-тихому слинять от правосудия для дровера не представлялось возможным – по крайней мере потомок гномов путей к бегству не видел.

– Ну-с? Говорить будем?

Дровер задрожал, как лист на ветру, и громко заверещал.

– Послушай, малыш, – притворно-ласковым голосом сказал Валентин, – ты ведь можешь говорить по-человечески? Или нет? – ангел двумя скрещенными палочками вытащил из тлеющего кострища уголек и положил его совсем рядом с хныкающим лилипутом – чтобы чувствовал жар.

Дровер скосил глазки и открыл рот, перевел взгляд на Валентина, потом на Пижона. Закрыл рот. Снова открыл…

– Спрашивай давай. Только уголь убери, – у дровера оказался хороший бас.

Вампир аж рот раскрыл: такой голосок больше подходил тем двум верзилам, которых он встретил в «Дворянской короне». Как их там? Фэт и Кушегар? Вот им самым! Но – никак ни лилипуту, который от одного хорошего пинка улетит за тридевять земель.

Странника, впрочем, голос малютки не удивил. Его вообще мало что удивляло.

– Ну, вот и отлично! А ты все – «пи-пи-пи» да «пу-пу-пу»!

– А чего мне со всякими откровенничать?

– Тоже верно… Ладно, разговор не об этом. Где наши вещи… э-э-э… Как, говоришь, тебя?

– Шмицом меня зовут. Мамка покойная назвала.

– Вот что, Шмиц: лирику о покойных родителях оставь для других. Где наши вещи?

Но дровер словно не слышал: «увлекшись», он начал перечислять, кто из его многочисленных родственников скончался совсем недавно, а кто очень сильно хворает и, похоже, не переживет грядущую зиму.

Вал покачал головой – наглеет! – и стал подвигать уголек аккурат под шмицкое седалище.

– Эй! Я же просил! – тут же воскликнул лилипут.

– Я тоже, – холодно заметил Странник, но двигать уголек перестал. – Где вещи, гаденыш?

– Сперли.

– Кто? Уж не твои ли братцы?

– Не зна… А! Да, они!

– Вот… А теперь скажи-ка, как нам их вернуть?

– Мне почем знать?

– По угольку!

– А!.. Стой! Я могу им сказать, чтоб вернули!

– Это значит, ты нам предлагаешь, чтобы мы тебя обратно в норку пустили?

– Ну! – согласно улыбнулся малыш.

– Ты нас за дураков не держи, – покачал головой ангел. – Ты сбежишь, на все сто уверен! А тогда нам про вещи можно забыть.

– Да не сбегу, – не очень умело соврал лилипут.

Вал прищурился.

– Ну, ладно. Верю-верю, – сказал он после небольшой паузы. – Сейчас развяжу.

– Развяжешь? – воскликнул доселе молчавший вампир. – Да он же надурит нас, как пить дать надурит! Ты чего, не видишь?! Зачем ему возвращаться?

Вал посмотрел на шулера долгим, тяжелым взглядом, а потом сказал:

– Он вернется. Я в этом уверен, – и перерезал опутывающие тело лилипута веревки.

Шмиц, не веря такому счастью, несколько мгновений просто стоял, ощупывая себя, а потом сорвался с места. Да так резво, что было почти невозможно проследить, куда же он побежал.

– И зачем ты его отпустил? – накинулся на ангела Пижон.

– Чтобы он вернул наши вещи, – спокойно ответил Странник.

– Да он им ничего и не скажет! Сейчас, небось, уже побежал в какую-нибудь подземную таверну – или как она у этих недомерков называется? – и, налакавшись, будет всем хвалиться, как двух «переростков» вокруг пальца обвел!

– Вот ты вроде парень неглупый, Пижон, – покачал головой Валентин, – а такую чепуху городишь! Если б я не был уверен, что он обратно прибежит с нашими вещами да еще и в придачу принесет, никогда бы его не развязал.

– Так объясни тогда наконец, ЗАЧЕМ ему возвращаться?! – взмолился изнывающий в догадках вампир.

– Послушай, Пижон: ты ведь о дроверах знаешь побольше, чем о фрогулах?

– Ну, да, знаю.

– Это ведь ты догадался, что они у нас вещички увели, так?

– Так.

– А ответь-ка теперь: что для настоящего дровера дороже собственной жизни?

Пижон задумался. Потом предположил, весьма неуверенно:

– Кирка, что ли?

– Точно! – воскликнул довольный Валентин. – Кирка! – и он выудил из кармана мелкое орудие труда.

– Да елки-палки! – всплеснул руками Пижон. – И ты не мог мне об этом сразу сказать – надо было помучить!

– Тяжело в мучении – легко в искуплении, – подмигнул Вал. – А вон, гляди, и наш герой вернулся! Ну? Где наши торбы?

Шмиц, злобно посмотрев на Странника исподлобья, махнул рукой невидимым товарищам.

Из норы, пыхтя и попискивая, появилась троица лилипутов. Малыши, ухватившись за одну из лямок, вытаскивали на поляну заплечный мешок вампира. Следом за ними плелись еще лилипуты, еще, еще. И каждый из них тащил что-то из ранее принадлежавшего друзьям.

– Вот так бы сразу! – Вал одобрительно подмигнул застывшему у входа в нору Шмицу. – А то сначала говорить он не умеет, а потом еще и врет! Выкуп принес?

Шмиц в ответ усмехнулся, но уж больно натужно:

– Спрашиваешь!

– Ну, так давай сюда!

Лилипут, немного поколебавшись, скрылся в норе, откуда почти тут же, пыхтя, вытащил объемистый кошель.

– Сколько? – с равнодушным видом поинтересовался Валентин.

– Двадцать золотых, – ответил Шмиц.

– Пижон, будь другом, возьми кошель. И вещи проверь, все ли уже принесли.

Шулер кивнул и, подхватив мешочек с монетами, внимательно изучил сваленное в кучу добро.

– Все, – сказал он наконец.

– Что ж, – Вал криво улыбнулся, – держи свою кирку!

И он, размахнувшись, швырнул ее что есть силы.

– Ты чего?! – воскликнул взбешенный дровер. – Мы так не договаривались!

– А это урок тебе, гаденыш, – сказал Валентин, вставая с насиженного места. – Впрочем, из доброты душевной, помогу тебе найти твою утрату! – и, шагнув к лилипуту вплотную, ангел со всего размаху пнул его под миниатюрный зад.

Писк Шмица услышали, наверное, и в Бурретауне. А уж как здорово он летел!..

– Светает, – сказал Валентин, когда дровера уже было не разглядеть, а вот выползающее из-за горизонта солнце – запросто. – Пора уходить, а то эти коротышки еще чем нагадить вздумают! «Отомстить», да.

Пижон согласно кивнул: связываться с кучей неистово орущих басом недомерков ему не хотелось абсолютно.

Похватав мешки, приятели отправились дальше.

Ночь не прошла бесплодно, думал походя Валентин. И глаз фрогула, и двадцать золотых – очень и очень кстати! Вот только не выспался ни черта. Теперь весь день клевать носом…

Ангел с завистью посмотрел в сторону шулера: вот кому везет! Не поспал – ну и ладно, не позавтракал – пусть!

И почему ангелы на заданиях должны уделять внимание такой ерунде, как хорошая пища и крепкий сон?

Надо будет накатать жалобу в Небесную Канцелярию… по приезду… прилету…

Дальше рассуждать Валу не хватало сил: он действительно начал клевать носом.

Наутро они двинулись в путь. Шаман четыре дня вел их через заросли, самыми короткими тропами.

Наконец, на утро пятого дня они вышли к самой границе егерских земель; дальше начиналась территория славного города Бурретауна – столицы всего королевства. Правда, черт его знал, где это самое королевство кончалось. Мало что все известные города платили дань в казну, исключая разве что совсем уж дремучие племена примерзших кольдов[9]9
  Очень дремучие парни. Все покрыты белым пушистым мехом, рожи на людей только издали похожи, а мозгов – как у той коровы, что на лугу травку щиплет; правда, последнее столетие вроде человеческий язык более или менее изучили, ну да кто с ними общаться-то будет, с дураками?


[Закрыть], живущих в ущельях Разделяющего хребта. Так еще и называлось это самое королевство, как и весь мир, – Астратом! Кто как, а вот Фэт часто голову ломал над вопросом, что же первично – мир или королевство? Возможно, будь он чуток поумнее – и ответ не был бы для него тайной за семью печатями.

Бурретаун являлся самым красивым городом во всем Астрате, что признавали сведущие в градостроительстве и искусстве люди. Неудивительно, что, выйдя из леса, путники так и замерли с открытыми ртами – столь изумительный вид им открылся. Странно-прекрасные, отливающие небесной голубизной стены, точеные башенки и флюгера с флагами – все радовало глаз, все привлекало внимание. Хорошая утоптанная дорога вела к главным воротам Бурретауна, по обеим сторонам от которых, как заметил зоркий Шаман, стояли стражи в начищенных до блеска шлемах и кирасах. Руки каждого занимала длиннющая алебарда.

Первым в себя пришел Кушегар.

– Ладно, пора нам, – он протянул руку Шаману.

– Ага. Удачи, – пожал ее егерь.

– Ты там береги себя, ладно? – подмигнул лесному охотнику Фэт.

– Да уж постараюсь… – пробурчал Шаман вроде бы недовольно, но по блеску глаз легко было догадаться, что скальполюб просто лукавит.

Элви крепко обняла тощего героя, тем самым и вовсе его растрогав.

– Спасибо! – сказала волшебница, напоследок приседая в небрежном реверансе.

– Да будет тебе! – покраснел бедняга. – Помог и помог… Вы, это… заходите, если чего, на обратной дороге, ага?

– Да не вопрос! – усмехнулся Кушегар. – Если пойдем, конечно…

– Куда уж вы денетесь… – довольно хохотнул егерь и, еще раз махнув рукой, отправился через чащу обратно.

Троица провожала его теплыми взглядами.

– Бывают и среди этих добрые люди! – сказал Кушегар весело. – Главное, чтобы с братьями не сдружился сильно, а то они его и пенькам поклоняться научат, и мясо сырое жрать – чтоб деревья на кострища не портить!

– Ну, один пунктик у него все же и сейчас есть… – заметила Элви.

– Да и черт с ним! – фыркнул Комод. – Этих дедов что бей, что нет, все равно не убавится! Так что ни вреда от его суеты, ни пользы – чего мешать?

– Ну почему ни по…

– Вы чего, в город сегодня не собираетесь? – перебил волшебницу Фэт. – Про Шамана, я думаю, вы и в корчме прекрасно поговорите, а я хоть на мягкой кроватке, – при этих словах он сладко потянулся, – поваляюсь…

Кушегар и Элви переглянулись. Кушегар сказал что-то о такте и чести, девушка посетовала на то, что одной с таким Стоком ехать от Бурретауна к землянке Хорхиуса – самоубийство, и поэтому девушка пока что остается с сопровождающими ее путешественниками, Фэт молча кивал.

А потом они взяли… и пошли к воротам.

– Хороши же мы, турнирщики без коней! – спохватился Кушегар. – Чего страже скажем?

– А расскажем им, как было бы, если б Элви тех тварей возле гостиницы не учуяла! – неожиданно здорово придумал Фэт.

Комод прямо растерялся, обескураженный рассудительностью ученика, а Элви обеспокоенно посмотрела на рыцаря; примерно так врачи смотрят на больных Желтого дома, которые однажды говорят наиумнейшую вещь и тут же ее забывают.

Хотя ложка дегтя в словах ученика все же нашлась:

– Так если б не учуяла, сожрали бы нас!

– Это ты к тому, что рассказывать некому было бы? – не замедляя шаг, через плечо бросил Фэт.

А он умнеет прямо на глазах, подумал Кушегар. Если, конечно, раньше дураком не притворялся…

– Ага, – ответил барон.

– Так не всю ж правду скажем! – хмыкнул Фэт.

Комод не стал возражать: голова его так распухла от мыслей про таинственного заказчика сотоварищи, что думать совершенно не хотелось. Пусть вон лучше Фэт соображает, если мысли прорезались!

Стражники, завидев их, отработанным жестом скрестили алебарды, загораживая вход. Правда, ворота и так были закрыты.

Снаружи – только тараном, отметил Кушегар. Так что зря привратники стараются.

Но церемонии, нравы, обычаи!..

– День добрый, храбрые стражи! – сказал Фэт, походя припомнив историю одного из побитых им в таверне героев: тому надо было освободить из городской темницы несправедливо осужденного друга. Лентяй совсем недавно решил, что бедняга ошибался, и смертная казнь за десяток пьяных дебошей, три сожженные деревни и четыре десятка убитых – вполне правильное наказание!

– А вы кто такие будете? – подозрительно щурясь из-под приподнятого забрала, осведомился левый страж.

– Я – рыцарь, сэр Жруно де Фэт, – за дефекта сразу в глаз получишь, предупреждаю! Это – волшебница Элвира и мой оруженосец… Комодо дель Фьеро, во!

Кушегар от такого витиеватого ругательства в свой адрес сначала просто-напросто остолбенел, а когда захотел-таки врезать обидчику, вспомнил, что на глазах у охраны он и должен тем самым оруженосцем быть. Так что, если слуга резво надает хозяину пинков под зад, это может вызвать немало интересных вопросов, которые наперебой будут задавать привратники… Да и городская стража, вплоть до королевских палачей, не останется равнодушна…

А кому нужен лишний шум?

– Вы не из тех бара… э-э-э… онов, которым грамота пригласительная не дошла? – осведомился, чуть расслабившись, стражник.

– Не-а, – в подтверждение собственных слов Фэт достал из-за пазухи помятый лист бумаги. – Вот она!

– Отлично! А то бы опять тут полдня переливали из пустого в порожнее, кто там чей лорд, а кто чей вассал, да кому на турнире сподручнее шишки получать! – усмехнулся правый, доселе молчавший – росту он был невысокого, но в ширине даже превосходил Комода.

Он и взял грамоту из рук Фэта да, тихо бормоча, прочел. Хмыкнул. Достал из-за пазухи перо и, обмакнув его в услужливо поданную напарником чернильницу, размашисто расписался. После чего вернул грамоту рыцарю:

– Вот теперь можно вас и пустить, – стражник оценивающе оглядел троицу. – Хороню, что вы пешие пришли – можно через дверцу пустить, вместо ворот этих проклятых… Или вы, как и все эти двинутые, тоже покрасоваться хотите?

– Нет-нет, мы и так, по-простому, зайдем! – заверил Кушегар, поудобнее располагая на плече кладь.

– Вот и ладненько. К тому же не очень бы вы и смотрелись… Нет, я ничего не хочу сказать, но на конях было бы определенно лучше! Правда же, Грейс? – обратился он к напарнику.

– Ага, – зевнул тот в ответ. – Хотя… – еще зевок, – не задерживай, короче!

– Да я что? – возмутился коренастый. – Они меня вопросами обложили – мама не горюй! А, ладно, сами потом узнаете – по ходу дела, так сказать.

Кушегар и Элви немного растерянно переглянулись: от проклятого говоруна уже начинала болеть голова. Фэт же спокойно взирал на все это безобразие. Похоже, лимит мыслей на тот час он уже исчерпал, поэтому и пропускал мимо ушей очередное слово, предложение, речь разговорившегося стражника.

Тот же, сияя, продолжал рассказывать барону и волшебнице обо всяком-разном, как раз перейдя к проблеме парнокопытных друзей: ковыряясь в носу, стражник со знанием дела вещал о различных породах лошадей и советовал, где и какую можно купить подешевле.

Наконец даже до Фэта дошло, что набравшего обороты коренастого надо останавливать да поживей, а то бедняжка Элви уже начинает томиться, а у Кушегара глаза на переносицу съезжаются.

Поэтому он сделал шаг, сокращая расстояние, и опустил пудовый кулак на маковку не в меру разошедшегося служителя закона.

Тот ошарашенно икнул и сел толстым задом в пыль. Фэт же брезгливо, как и полагается настоящему рыцарю, отряхнул перчатку и, подумав, отшвырнул ее в сторону. Следом отправилась и вторая.

– Убирай своего друга, – велел сэр Жруно надменно, – и пусть больше мне на глаза не попадается!

За спиной рыцаря облегченно вздохнули девушка и барон: если бы не вмешательство лентяя, коренастый просто так не остановился бы, продолжая с упоением рассказывать о лошадях и прочих бесполезных вещах. А ведь еще пара слов – и волшебница бы забыла, что по ней Институт плачет, а Кушегар пустил бы в дело давно чешущиеся (столько-то дней в дороге!) кулаки.

Второй страж, более худой и, по всей видимости, менее разговорчивый, видя хмурые лица приезжих, сглотнул набежавший в горло ком и, запинаясь, пробормотал то ли «добро пожаловать», то ли «понаприезжали тут» – но явно разрешал войти.

Чем путники незамедлительно и воспользовались.

В следующие три дня ничего особенного не случилось.

Валентин и Пижон продирались сквозь чащу, охотились на всевозможное зверье и ловили рыбу. Благо погода стала улучшаться, и холодное солнце больше не заслоняли дождевые тучи. До Треста осталось не так уж много.

И это радовало обоих путников.

Едва оказавшись за стенами, Фэт благоговейно прошептал:

– Вот это… ДАААА!!! – после чего зашагал по главной улице, безостановочно вертя головой то туда, то сюда.

Кушегар и Элви лишь хмыкнули: конечно, Бурретаун красив, величествен и бесподобен, но им, не раз в нем бывавшим, не пристало вести себя, как мальчишке в магазине сладостей с золотой монеткой в кармане.

Несолидно! Хоть и хочется…

Город уже давно подготовился к грядущему турниру: по улицам висели красивые гирлянды с цветами (творение местных магов: цветы то распускались, то закрывались). Люди, не успевшие купить билеты или только-только спохватившиеся, суетились, рыская по городу в поисках тех, у кого пригласительные еще остались. Да не по той цене, какую король, славится его имя в веках, заломил, а в два, а то и в три раза дешевле.

Накануне праздника ожили различные лавочки и магазинчики, обычно просыпающиеся ближе к Новому году: каждый продавец стремился сбыть кучу всякой разной мишуры, авторитетно заявляя, что «выпущено специально по случаю проведения турнира».

По улочкам то тут, то там можно было заметить мальчишек с деревянными мечами или даже обычными палками, носившихся друг за другом и буйно размахивавших нелепым «оружием». Которым, однако, можно оставить пару внушительных синяков на теле противника. А потом хвастать соседним девчонкам, что, де, того самого пацаненка, который их за косички дергал, на коленях просить прощения заставил. Ну, и убегать от обидчика, если тот вдруг услышит эти враки.

Фэт и сам в детстве любил погонять таких брехунов. Правда, было это очень давно, и увалень точно не помнил, когда он еще забавлялся с дубинкой, а когда уже днями напролет дрых на травке во дворе.

Кое-где волшебники из Академии, решившие немного заработать по случаю, показывали обывателям различные фокусы – от отрывания пальца, которое мог проделать и ребенок (только крови больше было бы), до фейерверка, представляющего собой целое представление о храбром рыцаре и трусливом драконе.

Завидев одного такого кудесника, Элви вся сжалась в комок и постаралась укрыться за широкой спиной сэра Жруно. Но тут ее ждало большое разочарование: чудеса в жизни Фэта встречались нечасто, волшебники – еще реже, а предпраздничные фейерверки и вовсе видеть не доводилось. Именно поэтому увалень из Фроси, раскрыв рот всем воронам на зависть, решил подойти ближе, чтобы лучше рассмотреть создаваемые чародеем образы.

Кушегар на немую мольбу Элви лишь пожал плечами: все мужики – дети, им любое чудо – в диковинку. Там оно видно будет, что делать. А пока лучше вести себя как ни в чем не бывало.

Волшебница покачала головой, но противиться не решилась.

И троица путников направилась к периодически ахающей и охающей толпе, окружившей молодого длинноволосого блондина, то и дело вытворяющего руками необычайно сложные пассы.

Дан Туроски отлично умел работать на публику: все эти фонтанчики, карманные драконы и рыцари из мелких искорок не требовали большого Стока, но, тем не менее, приводили собравшихся горожан в восторг.

Дану очень нравилось «играть» своим умением и наблюдать полученные результаты. Он полюбил огонь задолго до того, как отдал «огонек» магистру соответствующего факультета. Даже теперь, два года спустя, Туроски не жалел о сделанном выборе – ни магия воды, ни магия перевоплощения, ни некромантия не были настолько ему близки.

И вот, создав очередное творение – кавалькаду рыцарей в парадных доспехах, – юный маг поднял глаза на окружающую его толпу, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением. И увидел Элви – девушку с факультета Перевертышей.

Красавица почему-то пряталась за спиной незнакомого парня, с раскрытым ртом наблюдавшего за его трюками. Дана удивило также, что волшебница смотрит на него с испугом.

Туроски залихватски подмигнул знакомой по Академии: смотри, чего могу! К его величайшему удивлению и разочарованию, девушка лишь поспешно отвела глаза.

Может, не узнала?

– Элви! – воскликнул стоящий на трибуне длинноволосый парень. – Это я, Дан!

– Что еще за Дан? – не понял Фэт. – Ты его знаешь?

– Да, – прошипела Элви. – Если бы ты не раззявил рот и не поперся сюда, все бы уже рассказала. А так… Что теперь делать?

– Элви! – маг все не успокаивался: жонглируя маленькими жарошарами[10]10
  Огненные шары, служащие как для освещения, так и для атаки на врагов.


[Закрыть], он все еще приветливо улыбался и не отрывал взгляда от знакомой.

– Ну, помаши хоть ему! – хмыкнул Кушегар. – Может, отстанет?

– Дело уже не в нем, – покачала головой Элви. – Вон, по мою душу идут!

Фэт и Комод посмотрели в указанную магичкой сторону и увидели, что двое магов, минутою ранее бесстрастно демонстрировавшие зрителям недюжие чародейские способности, теперь, орудуя локтями, усиленно проталкиваются к ним.

– Что делать будем? – Фэт вспомнил лесное побоище, и на душе стало не слишком хорошо от такого рода воспоминаний.

– Будем бить, – Кушегар поплевал на ладони. – Не отдавать же им девочку, в конце концов?

Фэт не стал возражать, и два детины – учитель и ученик – пошли, расталкивая зевак, к магам навстречу.

Увалень готов был поспорить, что тот чародей даже не заметил, откуда ему в челюсть прилетел пудовый кулачище. Иначе бы точно выставил щит, меч или еще «черт знает что» волшебное!

Его напарник оказался более предусмотрительным: заметив, что товарищ сильно отстал, он прибавил ходу, стремясь добраться до Элви первым.

Но тут его ждало великое разочарование: Кушегар, вынырнувший из толпы прямо за спиной у незадачливого мага, сгреб последнего за шкирку и развернул к себе.

А потом, не медля, дал ему по наглой чародейской роже. Да не раз, а с пяток – чтобы знал, как к незамужним дамам приставать!

– Это чего здесь происходит? – услышал дворянин сердитый голос за спиной.

Обернувшись, он увидел двух стражников. Видимо, один из запущенных в преддверии турнира дополнительных патрулей. Немного неожиданно было видеть их здесь, хотя, признаться, кого ожидает увидеть прилично одетый человек, избивающий посреди главной улицы молодого волшебника из Академии?

– Так что здесь происходит? – повторил один из стражников с нажимом.

– Не поверишь, – предупредил Кушегар.

– Почему? Смотря как врать будете!

– Хороню. Этот подонок, – Комод потряс висящим над землей магом и для верности треснул его еще разок, – только что приставал к девушке моего господина!

– Приставал? – удивился говорливый стражник. – Интересно… Тебя чего, сопляк, не учили в Академии твоей за инстинктом следить? До баб мы все падкие…

– Да я ничего не делал! – захлебываясь от переполнявших его молодую душу эмоций (еще бы – такой поклеп!), начал оправдываться юный маг. – Я вообще мимо шел!..

– Я бы на вашем месте, – обратился Кушегар к стражу, – для начала поместил его в местную тюрьму и заставил посидеть в камере до утра, а после уж разговаривал!

Вокруг стражников и барона с магом стала собираться приличная толпа зевак.

– Зачем? – удивился служитель правопорядка. – Сейчас нельзя поговорить?

– Да вы чего, не видите? – воскликнул Комод и ткнул мага кулаком в скулу. – Он же под муравкой!

– Чего, правда, что ли? – почесал репу доселе молчавший стражник. – То-то я думаю: они ж все, из Академии, обычно вежливые, тихие, а этот… Короче, сразу видно, что курит!

– Ничего я не курю! – испуганно пролепетал маг. – Я… даже не видел, как она выглядит, как ее курили…

– Вот с утра все и выясним! – заверил его говорливый и кивнул молчуну: – Подсоби, руки свяжем.

– Стойте! – воскликнули в толпе.

Все замерли.

Растолкав зевак, на свободный пятачок вышел Фэт, волоча за собой уже совершенно не противящегося волшебника.

– Этого тоже возьмите, – просто сказал он.

Говорливый и молчун переглянулись (и откуда только эти маги переняли моду курить?..) и, связав заодно второго чародея, потащили пойманных «муравцев» в местную тюрьму, не забыв перед этим отблагодарить друзей «за содействие».

Толпа, проследив за этой сценой, видимо, решила, что до вечера представлений не предвидится, и со спокойной душой отправилась домой. Остались только самые упорные либо глупые, – те, кто еще ждал продолжения.