Текст книги "Фёдор Колычев – дитя эпохи"

Реформы Филиппа Колычева

В чём же выражались реформы, затеянные Филиппом? К сожалению, монастырский устав времён настоятельства Колычева не сохранился, и сегодня мы можем пользоваться лишь отрывочными сведениями. Тем не менее, условно реформы Филиппа можно разделить на три области.

Реформы «нравственности» коснулись и монахов, и крестьян монастырских сёл. Здесь Филипп проявляет себя поборником благочестия. «…Какие крестьяне или казаки станут зернью играть, на тех доправить на монастырь полтину, на приказщика 10 алтын, на доводчика 2 гривны, а игроков выбить из волости вон…». Жёстко, но по-другому и сегодня с игроками не получается.

Под лозунгом «дабы у монахов греха не было», он запрещает пьянство в стенах монастыря. Проблема пьянства среди духовенства всегда стояла остро. И Филипп был не первым (и не последним) иерархом, который пытался с этим бороться. У нас, к сожалению, нет грамот именно филипповского периода, но из грамоты 1584 года мы узнаём, что в Соловецком монастыре «…сытят квасы медвенные да квасят…». Причём смысл слова «квасят» с тех пор в русском языке не изменился. Ситуация не поменяется и в следующем веке. В грамоте 1636 года читаем: «…Ведомо нам учинилось, что в Соловецкий монастырь с берегу привозят вино горячее, и всякое красное немецкое питье, и мед пресной, и держат то всякое питье старцы по кельям, а на погребе не ставят, и келарей и казначеев выбирают… те старцы, которые пьяное питье пьют; и на черных соборах смуту чинят и выбирают и потаковников, которые бы им молчали, а они бы их в смирение не посылали и на погребе бы им беспрестанно квас подделной давали…».

Кроме борьбы с пьянством и азартными играми мы знаем о запрете Филиппа содержать на подворьях монастыря «женских служек», и, как ни странно это выглядит, переводит содержание «живородящей скотины» на дальний остров Большая Муксалма.

Несомненно, на этом поприще «нравственности» Филиппу было с чем побороться. И боролся он не один: Стоглавый собор, участником которого немногим позже был Филипп Колычев, среди распространённых «грехов» духовенства перечислял следующие: «безмерное упивание, блудное объядение, плотское похотение, содомская пагуба, особые стяжания и ростовщичество»… Стоит добавить, что проблема эта не была решена и через века. По воспоминаниям доктора П.Ф.Федорова (1889 год) «…В наиболее строгом Соловецком монастыре из 228 монахов и послушников было 20 непьющих, а 21 совершенно спившийся…».

Реформы административные касались прежде всего монастырских владений. В рамках этих реформ Филипп учреждал новые порядки в подчинённых ему волостях, тем более, что с приходом Филиппа на игуменство владения монастыря начали быстро расширяться. Все суды (кроме уголовных) вершились духовным судом монастыря. Игумен давал новое устройство волостному управлению: из монастырских старцев он назначал волостных приказчиков, келарей и доводчиков, обеспечив их содержание общественными сборами и новыми пошлинами; издавал новые правила судопроизводства и сбора повинностей. Колычев вдавался в любые подробности, например, он указывал, какие и когда производить работы, какими семенами засевать поля. Во всех деревнях игумен рекомендовал заниматься варкой соли, для чего оговаривал ежегодное количество дров.

Реформы экономические. Именно этот вид реформ принёс Филиппу Колычеву славу великого управленца. Но в чём же заключалась основа преобразований? Как сегодня в России, так и во времена Филиппа, основой любых экономических преобразований были личные связи. Пример игумена Колычева тому подтверждение. Что мешало правительству поддерживать монастырь «до Колычева»? Ничего не мешало. Почему с момента прихода Колычева на игуменство начинаются мощные вливания в монастырь? Здесь видна только одна причина – приход к власти человека, который быстро наладил личные связи в Москве. Других отличий в противопоставлении «до Колычева» – «с приходом Колычева» просто нет. Иван IV начинает активно одаривать Соловецкий монастырь, а точнее – поддерживать его нового игумена.

Первым подарком от царя были колокола – до этого в монастыре использовались обычные «била». Подарок дорогой и подарок «знаковый»: таким образом, при помощи царя игумен показывает, что в стенах монастыря наступает новая эпоха.

Интересно, что многие монастыри в 1547 году лишаются своих судебных и торговых привилегий, но Соловецкий монастырь – напротив, эти льготы сохраняет, и даже расширяет. В 1548 году монастырь получает от царя ещё один большой подарок: «…волостку Коложму, … да восем варниц, со всеми угодьи и оброки… остров в Суме и 3 дворы. Того ж году… велел милостыню посылать на Соловки игумену Филиппу и всей братии…, как учнет государь в ыные монастыри посылать с Москвы или из Нова града, то и на Соловки посылают…». В 1550 году Иван «…пожаловал игумену Филиппу з братиею деревню у Сороки реки на берегу, …речку Сороку и с оброком…». Через пять лет (в 1555 году) государь увеличил размер монастырских льгот при продаже соли: вместо прошлых 6 тысяч пудов монастырь получил право продавать 10 тысяч пудов (160 тонн). В это же время Иван IV Васильевич делает игумену ещё один подарок: 26 сёл, при которых было 33 соляных варницы.

Макет солеварни

Таким образом, соль стала основным источником дохода монастыря при Филиппе Колычеве. И это не считая других, поистине «царских» подарков: отдельные денежные вклады, украшенные драгоценными камнями церковная утварь и предметы культа, одежды, и прочее, и прочее… Так и рос Соловецкий монастырь: на соли да на государственных пожертвованиях.

И, естественно, на солёном поту крестьян: в 1556 году из села Пузырёва, также подаренного Иваном IV, прибыл в монастырь челобитчик – крестьянин Клевнёв. Пузырёвские крестьяне жаловались игумену, что соловецкие приказчики берут с крестьян оброк и пошлины «сверх окладу», и дают взаймы хлеб «в насоп на два третий» – то есть под 33%. При этом хочется надеться, что игумен защитил челобитчиков и наказал приказчика, так как ещё в грамоте 1548 года игумен писал: «…Старец наш приказщик, или доводчик, коего крестьянина, или казака изобидит чем-нибудь, или не по сей грамоте что на них возмут, и им от нас быть в ползе и в смиреньи, а кого чем изобидят, и нам на них велети доправити вдвое…».

Таким образом, Соловецкий монастырь под руководством нового игумена фактически монополизировал варку соли на беломорском побережье и стал полновластным хозяином огромного количества сёл, деревень, пахотных земель, лесных угодий, островов и рек.

Колычев – инженер

Куда же были вложены те огромные средства, которые монастырь получал при новом игумене?

Монастырь и его хозяйство стали любимым детищем Филиппа Колычева: за восемнадцать лет его игуменства монастырь превратился в техническое чудо своего времени. В устройстве монастырского хозяйства проявилась ещё одна, несомненно, самая яркая часть дарований этого многогранного деятеля XVI века. Колычев с упоением занялся строительством и внедрением изобретений. Даже простое перечисление того, что было сделано за эти восемнадцать лет на Соловках, впечатляет.

В 1552 году «…обложена строить каменная церковь Успение… с трапезою и келарскою в одной стопе, единостолпна, со своды, на погребах; на трапезе колокольня каменная с часами, под трапезою погребы – хлебной да квасной, под олтарем и под церковию просвиренная служба, вверху над церковию Успенскою предел Усекновение главы Иоанна Предтечи…». Видимо, начало грандиозного строительства и можно считать окончанием колычевских реформ. С этого времени он сосредотачивается на строительстве. Успенская церковь была построена за пять лет и освящена игуменом в 1557 году. Интересно, что церковь сразу же была задумана не только как культовое сооружение, но и как целый комплекс хозяйственных подразделений.

Спасо-Преображенский собор. Соловки.

Уже на следующий год после освящения Успенской церкви Филипп начинает строительство грандиозного Спасо-Преображенского собора, и сегодня восхищающего гостей Соловецкого архипелага своим архитектурным совершенством. Преображенский собор – это последний собор на территории Руси, построенный по «новгородскому» канону, с трапецевидными стенами, устремлёнными вверх. После окончания его строительства никто и никогда больше на Руси не использовал в строительстве новгородский канон – по всей стране господствовал канон московский. Успенская церковь и Спасо-Преображенский собор – два величайших творения Филиппа Колычева, но построены были не только они: «…присовокупи же и ину церковь во имя преподобныхъ отецъ Зосимы и Саватия, и архистратигу Михаилу обону страну, и иныхъ четыре на высоть храма согради: дванаде-сяти бо апостолъ, и седмидесятимъ, преподобному же ЛЪствичнику Иванну, и Стратилату Феодору. Иконами же украси и кънигами, яко невесту, ризами же и паволоками драгими, сосудами и подсвЪщниками златокованными, и кандилы, якоже и во очию нашею нынЬ зрится…». Но строительство церквей – не вся страсть Филиппа.

Игумен Филипп строит ограду. XIX век.

Активно развивается рыбная ловля и кузнечное дело – в летописце эти два вида хозяйствования упомянуты наряду с солеварением. На острове Большая Муксалма развивается скотный двор; для развития животноводства необходимо сено, и во времена Филиппа его заготовляют до полутора тысяч копен. На острове Большом Заяцком появляется первая в истории России закрытая каменная гавань для починки судов, поварня и каменная палата. На острове Анзер по приказу игумена заводят стадо оленей. На Большом Соловецком часть морского залива огораживается промывной дамбой и устраиваются «рыбные садки» – хранилища живой рыбы. Колычев активно внедряет технические новшества: «…зделал каменные колокола, и звон прекрасной был. Да при Филиппе ж игумене варят квас старец да пять человек, и сливают теж, а братия уже не сливают и ни слуги, а тот квас насосом кверху подымут и в погреб трубою спустят. Да до Филиппа игумена на сушило рож носили многие братия, а Филипп игумен устроил телегу – сама насыпается и привезется сама, и высыплется рож на сушило. Да до Филиппа игумена братия подсевали рож, а Филипп устроил севальню – десятью решаты один старец сеет; да при Филиппе ж доспето решато – само сеет, и насыпает, и отруби и муку розводит разно да и крупу тако ж. Да до Филиппа братия многие носили рож на гумно веять, а Филипп устроил ветр мехами, в мелнице рож веют…». Фактически мы видим глубокую автоматизацию всего монастырского производства, устроенную неугомонным игуменом.

Но самым грандиозным его трудом было устройство канальных систем, которыми и сегодня восхищаются посетители Соловецкого архипелага. Вода требовалась для водяных мельниц, работавших в монастыре – и Филипп нашёл способ доставить эту воду прямо к монастырю. Мы никогда не сможем себе представить, сколько тысяч людей – крестьян и монахов – трудилось на копке многочисленных каналов, соединивших десятки соловецких озёр. Но уже в бытность Колычева игуменом каналами было соединено 52 озера! Гигантский труд, который задал вектор развития монастыря на все последующие столетия: вплоть до XX века сеть каналов расширялась и удлинялась.

Глядя на все преобразования, заведённые по воле Филиппа, хочется найти хотя бы какое-то подобие такой личности на территории тогдашней Руси – и оказывается, что вряд ли можно найти исторического персонажа, хотя бы немного дораставшего до уровня соловецкого игумена. Инерция его воли такова, что фактически весь следующий XVII век монастырь жил исключительно за счёт преобразований Филиппа. Но если на Руси мы не находим личность подобного размаха, то «за границей» такого человека найти можно. При этом лишь единственный исторический персонаж похож на Колычева (точнее, Колычев похож на него). Известнейший изобретатель, художник, скульптор, механик эпохи Возрождения – Леонардо да Винчи, который умер, когда Филиппу исполнилось всего шесть лет. Но если о гении Леонардо написано огромное количество научных исследований, популярных книг, снято большое количество фильмов, то Колычев… до сих пор белое пятно нашей истории. И даже нашумевший фильм «Царь» нисколько не открывает нам всю глубину этого великого государственного деятеля.

Откуда же в Филиппе эта глубина знаний, тяга ко всему новому, неистощимая потребность постоянного развития? Вспомним, что в молодости Колычев служил при дворе, где вполне мог увидеть и запомнить многое из того, что делалось в царствие Василия III, чьей матерью была знаменитая Софья Палеолог, незаслуженно «забытая» в истории Руси. Так вышло, что знаменитую «либерию» привезённую Софьей в Россию на «семидесяти подводах» мы сегодня знаем как «библиотеку Ивана Грозного»; великолепный «костяной трон», подаренный Софьей своему мужу – называем «троном Ивана Грозного»; (трон) Софья же пригласила «нового Архимеда» Антонио Фиорованти, составившего план Кремля… Несомненно, Василий многое взял от своей деятельной матери, и время его правления – это время «строительного бума»; устройства множества крепостей и острогов; применения технических новинок; устройства каналов и прудов… Несомненно, в лице Филиппа Колычева эпоха Василия III получила достойнейшего продолжателя. Но, на свою беду, Колычев был не только управленцем и инженером…

Колычев – государственный деятель

В начале игуменства Филиппа Колычева в стране происходили громадные перемены. Филипп, собственно, и стал игуменом на волне этих перемен. После восстания 1547 года и воцарения Ивана IV Васильевича стало понятным, что старая форма «боярского правления», выраженная в формуле «царь указал, а бояре приговорили», себя изжила. Требовались новые механизмы управления, а с ними – и новые люди, способные управлять. Именно в процессе формирования нового управленческого состава на первый план стала выходить новая бюрократия. «Первыми» среди этой новой бюрократии стали Алексей Адашев (бывший ложничий и мовник – то есть человек, расстилавший царскую постель и сопровождавший царя в баню) и поп Сильвестр – новгородский священник, сказавший семнадцатилетнему царю «кусательные слова» о том, что пожар 1547 года – это наказание за грехи и «буйство» царя. И, несомненно, большим авторитетом у молодого царя всегда пользовался митрополит Макарий.

Митрополит Макарий

Филипп не участвовал ни в Земском соборе 1549 года, ни в правке Судебника 1550 года. Начало его политической деятельности можно отнести к его участию в Стоглавом (церковном) соборе 1551 года. Кстати, именно к этому году относится запись летописца: «…великий государь пожаловал игумена Филиппа или кто по нем иные игумен будет – велел кормы давать на дорогу, как игумен с Москвы поедет…». То есть, любые поездки Филиппа в Москву с этого времени принимались на государственный счёт, и игумен мог в любое время посещать столицу – далеко не каждый игумен мог добиться подобной чести. Учитывая, что Соловецкий монастырь до игуменства Филиппа бы, в общем, монастырём рядовым, оплата «за государственный счёт» выглядит резким возвышением статуса и монастыря, и его игумена.

Стоглавый собор.

Стоглавый собор 1551 года, в работе которого участвовал Колычев, в отличие от Земского собора 1549 года «примирительным» не был. Даже основной список заранее утверждённых вопросов показывает, что собор был крайне непростым. Это были вопросы наполнения государственной казны; обличения беспорядков в святительстве и монастырском управлении; вопросы «канонические», касающиеся беспорядков в богослужении и предрассудков мирян. Какую позицию занимал в этих вопросах Филипп? Вопросы государственной казны были ему близки – его финансирование зависело от государства; а «обличение беспорядков» и предрассудки в жизни мирян отразились в его «нравственных» реформах.

Но был и ещё один список вопросов, который вошёл в «Стоглав» в виде 101 главы. Именно по этим вопросам столкнулись на соборе нестяжатели (последователи Нила Сорского) и осифляне (последователи Иосифа Волоцкого). Основой споров было землевладение. К этому времени в центральных уездах страны монастыри владели приблизительно 1/3 крестьянских земель, расширяясь, в основном, за счёт скупки и «обеления» земель от налогов. Государство с тревогой смотрело на то, как духовенство обогащается за счёт «служилых» земель. И потому один из главных «дополнительных» вопросов, озвученных самим царём, звучал так: «Достойно ли монастырям приобретать земли?».

А теперь просто поразмышляем: какие вопросы обычно вносятся как «добавочные» в стандартные протоколы собраний? Ответ: те, которые явились «внезапно» и вызвали настолько громкие прения, что собрание вынуждено обратить на них внимание и внести в общий протокол. Таковыми и были земельные вопросы, внесённые в повестку Собора лично царём. При этом Иван IV был не первым, кто прибег к секуляризации монастырских земель: этот механизм периодически использовался государством для пополнения казны, но в 1551 году этот вопрос был поставлен ребром.

В результате «…царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии приговорил с отцом своим с Макарьем с Митрополитом всеа Русии, и с архиепискупы, и с епискупы, и со всем Собором, что вперед архиепискупом, и епискупом, и монастырем вотчин без царева и великого князя ведома и без докладу не покупати ни у кого; а князем, и детем боярским, и всяким [людем] вотчин без докладу им не продавати же; а хто купит или продаст вотчину без докладу, и у тех, хто купит, денги пропали, а у продавца вотчина взяти на государя царя и великого князя безденежно…».

Какую позицию по земельному вопросу мог занимать сам Филипп? Однозначного ответа на этот вопрос нет, но есть косвенные указания. Известно, что Колычев лично занимался вопросами «обеления» имущества – механизма монастырских налоговых «оффшоров». Например, уже будучи митрополитом, он шлёт послание в Соловецкий монастырь о вкладе новгородца Тучка Цветного: Филипп просит «обелить» его владение от оброка и сохранить за владельцем до самой смерти, чтобы затем, естественно, забрать в монастырское владение. Интересно, что это «обеление» фактически нарушало постановление «Стоглава», приведённое выше. Вряд ли это поступок нестяжателя, скорее – осифлянина. Да и многочисленные царские «подарки» также не оставляют сомнения в желании Филиппа расширять монастырскую собственность: невозможно расширять монастырь, если его игумен не является сторонником подобных действий. Следовательно, инициатива расширения имущества должна была исходить от самого Филиппа.

К 1549 году правительство реформ уже было сформировано. Кроме Адашева и Сильвестра, здесь можно выделить несколько новых ключевых фигур. Опять на сцене истории появляются князья Старицкие: Владимир Старицкий, сын убитого Андрея и двоюродный брат Ивана IV Васильевича, был поставлен руководить столицей во время первого Казанского похода 1549 года. Сильное влияние оказывает на царя дьяк Иван Висковатый. В 1551 году (перед началом Стоглавого собора) игуменом Троице-Сергиевой лавры царь назначил нестяжателя Артемия. Наверняка во время проведения «Стоглава» Филипп близко знакомится со всеми членами нового правительства: Алексеем Адашевым, попом Сильвестром, дьяком Иваном Висковатым, князем Дмитрием Курлятевым (по словам историка С. В. Бахрушина – «ближайшим сотрудником Адашева и Сильвестра» и одним из ближайших друзей князя Владимира Старицкого), с нестяжателем-игуменом Артемием. И, естественно, Колычев встречается с Владимиром Старицким. Учитывая, что Филипп Колычев – непосредственный участник событий 1537 года и бывший боярин князей Старицких, Колычев пользуется у Владимира большим авторитетом.

В дальнейшем судьба плотно связала игумена Соловецкого монастыря с тремя участниками этого правительства – Владимиром Старицким, попом Сильвестром и нестяжателем Артемием. И если история Владимира Старицкого прямо послужила смерти будущего митрополита (мы дальше рассмотрим эту историю), то Артемий и Сильвестр были связаны с Колычевым несколько неожиданным образом.

Судьба людей, связавших себя с властью, всегда находится в неустойчивом положении – тем более в те неспокойные времена. В 1554 году, буквально через три года после Стоглавого собора, любимец царя, нестяжатель-игумен Арсений был осуждён по еретическому процессу Матвея Башкина. Башкин, исходя из учения Христа отрицал саму возможность рабства, и, само собой, проповедовал нестяжание. Среди участников, обвинённых по этому делу, был и Артемий, которого «сдал» сам Матвей Башкин. Любопытный факт: среди множества обвинённых по этому делу был и монах Соловецкого монастыря – Иосаф Белобаев. При этом игумена Артемия отослали отбывать ссылку… в тот же Соловецкий монастырь, куда ересь уже проникла.

История ссыльного Артемия выделяется среди историй других арестантов Соловков. Соловецкие острова потому и были выбраны местом заключения, что они отрезаны от материка – сам факт оторванности исключает возможность побега. За всю историю существования тюрьмы на Соловках (с начала XVI века и до 1939 года – с небольшим перерывом – с 1903 до 1921) побегов из соловецкой ссылки практически не бывало. Тем не менее, Артемий… сбежал.

Историк Соловецкой тюрьмы Михаил Колчин упоминает о необычайном даре убеждения, который позволил Артемию уговорить своего сторожа, и тот помог ему бежать. Но эта версия на деле представляется призрачной. Охрана подобных «сидельцев» была более чем хороша: сидели они в специальных помещениях внутри монастыря. Таким образом, кольцо охраны было двойным: сначала надо было покинуть тюрьму, а затем и сам монастырь. Кроме того, с владельцев судов, посещавших Соловки, брались даже специальные «расписки» о том, чтобы они под страхом наказания не передавали даже письма, не говоря уже о вывозе заключённых.

Эти сообщения заставляют нас задуматься о прямом содействии монастырского начальства побегу Артемия. Во-первых, повторимся: практически никто не убегал с Соловков за четыре с лишним века. Во-вторых: для того, чтобы уйти с островной тюрьмы, необходимо морское средство передвижения – вёсельная лодка, по крайней мере. В-третьих: даже если бежавший добрался до материка, ему ещё необходимо незамеченным пробраться сквозь монастырские волости и сёла, где на каждом шагу – монастырские приказчики, келари, доводчики. И, в-четвёртых: сам факт ссылки Артемия в монастырь, где были обнаружены его единомышленники, наводит на подозрения о… первоначальном послаблении ставленнику царя. Кроме того: побег был не только хорошо организован, но и тюремщики даже не пытались искать сбежавшего!

Вывод: такой побег был возможен только при прямом попустительстве «высоких чинов». Вряд ли Филипп мог оказывать помощь Артемию «на свой страх и риск» – даже он не рискнул бы помочь бывшему игумену Троице-Сеергиевого монастыря. Но без поддержки настоятеля, который вдавался буквально в каждую мелочь управления своими территориями, побег был бы невозможен. А тот факт, что игумен… даже не был наказан за побег именитого еретика, наводит на размышления, что побег Артемия был благословлён на высшем уровне.

Интересно, что Артемий и князь Андрей Курбский в дальнейшем хранят полное молчание относительно обстоятельств побега. Видимо, оглашение этой информации могло быть опасным для его организаторов и участников.

Следующим заключённым из состава «правительства реформ» был поп Сильвестр, попавший в опалу в 1560 году. Благовещенский поп окончил свои дни в Соловецком монастыре, «любим и уважаем» (по словам Карамзина) Филиппом Колычевым. Но – не сбежал.

Кажется, всё изложенное выше указывает нам, что Филипп имел плотные связи с «Москвой» – с правительством Адашева, с князем Старицким, наконец, с самим Иваном IV. Эти связи, в конце концов, и погубили Филиппа Колычева – бывшего боярина князей Старицких, бывшего игумена Соловецкого монастыря.