Текст книги "Фёдор Колычев – дитя эпохи"

Колычев – политик

Иногда кажется, что Филипп Колычев самой судьбой мистическим образом был вынужден вернуться туда, откуда он и сбежал 29 лет назад – в центр политической жизни, в атмосферу заговоров и интриг, в омут поджогов и отравлений, в бездну убийств и смертей. Но на деле ничего необъяснимого и удивительного здесь нет: просто страна вступила в цикл «реакции на реформы». Для проведения «нового» курса требовались новые исполнители, и новое поколение «старого» боярства занимало свои лучшие места в партере перед сценой истории.

Жизнь потекла своим чередом, Иван IV благосклонно принимал поучения митрополита Филиппа, слушался его советов во многих делах. Первые полтора года митрополии Филиппа были спокойными, прекратились казни и преследования неугодных. Колычев следовал курсу своего предшественника – митрополита Макария, бывшего последовательным проводником идеи централизации власти и укрепления самодержавия. Филипп занимается развитием книгопечатания, строительством церкви во имя святых Зосимы и Савватия. Но административные рычаги митрополита были слабыми: он, конечно, «поставляет» епископов, но даже не имеет права суда над ними, которое принадлежит церковному собору.

Любопытно, что Владимир Старицкий в это время всячески благоволит к Филиппу: он освободил от пошлин все митрополичьи владения в своём уезде, а также предоставил ему право суда на этих территориях: «…а судит их отец наш Филипп, митрополит всея Русии, или его бояре…». То есть, с одной стороны мы видим «просто» дружескую поддержку князем Старицким своего старинного друга, но с другой стороны – это неприкрытая поддержка «мятежного» митрополита опальным удельным князем.

В это время родич митрополита, боярин Фёдоров-Челяднин, попавший в опалу после Земского собора и назначенный полоцким воеводой, вступил в переписку с Сигизмундом и Ходкевичем, поддерживающими князя Курбского. И хотя большинство историков оправдывает Челяднина на основании того, что Челяднин в дальнейшем «сдаёт» царю польского агента, тем не менее, Челяднин некоторое время переписывался «тайно», и лишь позже открылся царю. Вывод – Челяднину верить нельзя. Равно как и его ставленнику – митрополиту Филиппу.

Известно свидетельство опричника Штадена, который служил переводчиком в одном из земских приказов, и хорошо лично знал Фёдорова-Челяднина. По словам Штадена, в это время земцы решили истребить царя с его опричниками, избрать на трон князя Старицкого, и даже скрепили свой союз особой записью. Но предполагаемый глава восстания – князь Владимир Старицкий – в последний момент почему-то донёс о заговоре Ивану IV.

В пользу заговора свидетельствует и переводчик Шлихтинг, служивший в доме у личного медика царя. Штихлинг составил две записки. Первая, написанная «по горячим следам», называлась «Новости из Московии, сообщенные дворянином А. Шлихтингом о жизни и тирании государя Ивана», а уже много позже он написал «Краткое сказание о характере и жестоком правлении Московского тирана Васильевича», где подробно описал опричнину. При этом в первой записке он указывает на Челяднина как главного руководителя заговора, а во второй (позднейшей) описывает его как невинную жертву. Очевидно, что вторая записка была политически отредактирована в пользу заговорщиков для выставления Ивана IV в невыгодном свете. Учитывая, что Штихлинг близко знал Афанасия Вяземского, следователя по «делу Фёдорова-Челяднина», и часто общался с ним, «случайные ошибки» у Штихлинга могут быть исключены. И потому автор склонен верить его первой, неотредактированной записке.

Итак, заговор был. Но знал ли о нём митрополит? С самого начала Колычев был ставленником Фёдорова-Челяднина, с самого начала он проповедует уничтожение опричнины, идёт на смертельный риск ради общего дела. Фактически, митрополит Филипп – один из главарей заговора! Мог ли он не знать о грядущих планах его «сообщников»? В это время царь всё сильнее отдаляется от митрополита, а затем и вовсе перестаёт принимать его советы – видимо, царю доносили о подготовке заговора и возможном участии в нём митрополита. Заговорщики также прекрасно осознавали опасность раскрытия заговора, но им ещё нужно время для его подготовки.

Именно тогда Филипп и выступает со своим «увещеванием»; то есть, митрополит решается на открытое и публичное противостояние царю. В нём Колычев, внешне соблюдая договоренность с царём, не говорит об опричнине, но смысл «увещевания» остаётся тем же: «…Не разделяй державы своей. Ты поставлен Богом, чтобы судить в правде людей Божиих, а не образ мучителя восприять на себя… Отжени от себя клеветников и устрой воедино народ твой, ибо благословение Божие пребывает там, где единодушие и нелицемерная любовь…».

Нет никаких сомнений, что это «увещевание» слишком политизировано. Любопытно другое: Колычев практически оскорбляет царя, прилюдно называя его «мучителем». Иоанн Мучитель – так действительно называли царя при жизни. Было за что – Иван IV убивал «ради забавы» c детства: убивал кошек, собак, потом дошло до людей. Иван Васильевич – физически крепкий, смертельно опасный и неуравновешенный собеседник… Оскорблять царя – это как злить кобру. Тем не менее, митрополит наносит царю публичное оскорбление, и царь вступает с ним в перепалку: «…не прекословь державе нашей, если не хочешь лишиться сана…». На что Филипп прямо отвечает: «…я не искал этого сана…». С этого момента отношения между царём и митрополитом зашли в тупик.

Наперекор царю и опричнине митрополит проповедует объединение страны. С политической точки зрения это было чистой воды самоубийство, ведь открытое выражение своих идей – это и есть политика. Несомненно, что политический резерв у митрополита Филиппа был. За митрополитом стоял заговор земщины – молчаливой, но многочисленной, богатой и деятельной. Кроме того, за короткое время Филипп стал популярен в народе, так как обладал правом «печаловаться» за обвинённых перед царём. Именно из-за этих «печалованных» грамот, в русском языке появилась устойчивая идиома «филькина грамота» – так пренебрежительно называл царь грамоты, присылаемые от митрополита.

Противостояние митрополита и земщины с царём и опричниной подходило к своему логическому завершению. Царь знал о заговоре, а заговорщики знали, что репрессии могут начаться в любой момент, но не выступали. Почему? Видимо, просто не были готовы. Им немного не хватило времени…

Гибель заговора

Поводом к расправе над земщиной послужила знаменитая речь митрополита, обращённая к царю в Успенской церкви. Это событие произошло 22 марта 1568 года. Как пишет леописец «…учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины…». В этот раз Филипп публично нарушает договорённость с царём «не лезть» в опричнину: «…От начала убо несть слышано благочестивым царем свою им державу возмущати… За олтарем неповинно кровь льется христианская, и напрасно умирают… Не имаши бо на земли вышши себе, подобает бо ти, яко смертну, не возноситься, но, аки Богу, не гневатися… Ниже при твоих праотец сие бывало, еже твориши, ни во иноязыцех тако обреташеся… Престани от такового начинания… надобеть царство твое соединяти, но не разделяти, твоя бо есть едина держава. Люди своя в соединение устрой…».

Сходным образом передают речь Колычева придворные иностранцы: «…До каких пор будешь ты проливать без вины кровь верных людей и христиан? Татары, и язычники, и весь свет может сказать, что у всех народов есть законы и право, только в России их нет… Подумай о том, что, хотя Бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками…».

Святитель Филипп обличает царя Ивана Грозного. Миниатюра

Очевидно, что Филипп вполне осознавал опасность момента – не только для себя, но и для дела, которое он поддерживал. Но самое интересное в речи Филиппа даже не очередное выступление митрополита против опричнины, а прямая угроза царю – «…ты – смертный человек…». Всё-таки Филипп был митрополитом – высшим представителем духовной власти. И вдруг – такие угрозы из его уст… Разгневанный царь был вынужден трижды просить у него благословения. Трижды Филипп отказал ему. В сердцах Иван IV бросает митрополиту: «…Я был слишком мягок к тебе, митрополит, к твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете!…». Другой вариант доносит до нас следующие слова царя: «…Узнаю силу твою!…». Для царя наличие у митрополита «сообщников» несомненно, как и то, что изменники подлежат уничтожению. А слова «узнаю силу твою» прямо показывают, что царь готов к войне, которую хочет начать митрополит и его сообщники.

На следующий день после выступления Филиппа, по приказу царя опричники ворвались на двор митрополита, схватили его главных советников и приближенных. Через несколько дней арестованных провели по улицам Москвы и забили насмерть железными батогами. На страницах «синодика», в который Иван IV заносил имена своих жертв, рядом со списком людей митрополита внесены и фамилии слуг и ближайших советников Фёдорова-Челяднина. Одновременное уничтожение и слуг митрополита, и лидеров земщины напоминает не просто «репрессии». Это, скорее, «превентивный удар». Так поступают, когда на день-два пытаются опередить уже готовый заговор. Но если это «упреждающий удар», тогда речь митрополита принимает совершенно другую окраску! Как дать понять всем участникам заговора о необходимости выступления? Интернета не было, а массовая рассылка гонцов не могла остаться незамеченной… И лучшее средство для подачи сигнала – это публичная речь митрополита, содержание которой, благодаря эффекту «сарафанного радио», станет практически мгновенно известно по всей Москве! Так не слова ли «о смертности царя» были таким сигналом? Уж очень необычная речь льётся из уст «служителя Господа»!

Казни и репрессии продолжались всё лето. К июлю было казнено большинство «мелкой сошки». В основном это были ближайшие советники и слуги митрополита, а также «челядь» и «холопы» Фёдорова-Челяднина. До 6 июля основная масса заговорщиков была вычислена и убита. В сентябре 1568 года, 11 числа, были казнены основные участники заговора. Как рассказывает летописец, Иван IV обставил казнь Челяднина с особой театральностью. Бывшему конюшему он приказал надеть царские одежды и сесть на трон. Встав на колени, царь произнёс: «…Ты хотел занять мое место, и вот ныне ты, великий князь, наслаждайся владычеством, которого жаждал!..». Эти слова были сигналом остальным – опричнина набросилась на Фёдорова-Челяднина и растерзала его. В этот день были убиты: старший боярин думы и родич митрополита Филиппа, Челяднин-Федоров; двоюродный брат митрополита, земский окольничий М. И. Колычев; три сына Михаила Колычева (три племянника митрополита), окольничий М. М. Лыков, боярин князь А. И. Катырев-Ростовский. Заговор был полностью уничтожен. Всего по «делу Фёдорова» убили около 150 дворян, дьяков, более 300 холопов. При этом скромно умалчивается, что основная масса убитых «холопов» – это так называемые «боевые холопы», основа дворянских военных отрядов. Настала очередь «публичного» представителя заговора – митрополита Филиппа Колычева.

Гибель «резидента»

История суда над Колычевым – это просто, по сути, история его отставки. Снять «просто так» его не мог даже царь, а потому требовался суд. Но митрополит, даже зная о своей дальнейшей судьбе, предпочитал сопротивляться.

Для полного соблюдения формальностей была необходима мощная доказательная база, но, видимо, с ней-то у царя и опричнины были проблемы. Потому царь послал в Соловецкий монастырь дознавателей. Там дознаватели «опросили» монахов, и «…возвратишася к Москвъ, и взяша с собою игумена Паисъю легкоумнаго, паче же – Безумнаго, со иными клеветники и с ложными словесы…». При этом игумену Паисию был обещан пост епископа, что в дальнейшем дало повод говорить о «ложности» обвинений. Как бы то ни было, но ряд доказательств был собран и представлен на суде. Примечательно, что эти доказательства устроили судей, а сообщения об их «ложности» возникли только лишь при составлении «Жития митрополита Филиппа», через тридцать лет после его казни.

Игумен Паисий с соумышленниками клевещут на святителя Филиппа. Миниатюра.

На Соборе, в присутствии царя, духовенства и бояр, митрополиту были объявлены его «вины». Но Колычев всё отрицал и даже попытался уйти от ответственности, когда театральным жестом попытался вернуть царю знаки своего сана: «…вот жезл святительский, вот клобук и мантия, которыми ты хотел возвеличить меня, возьми их назад…». Царь остановил митрополита, говоря: «…Ты хитро хочешь избегнуть суда; нет, не тебе судить самого себя; дожидайся суда других и осуждения; надевай снова одежду, ты будешь служить на Михайлов день обедню…».

Через три дня, в Михайлов день, 8 ноября 1568 года, в Успенском соборе состоялась последняя служба Филиппа в сане митрополита. В церковь в сопровождении опричников вошёл боярин Алексей Басманов и зачитал соборный приговор о низложении митрополита. С Колычева сорвали святительское облачение, одели его в простую монашескую одежду, и с позором выгнали из церкви. Посадив осуждённого на дровни, его отвезли в Богоявленский монастырь. Собор признал митрополита виновным в «скаредных делах» и присудил митрополиту «сожжение на костре» – обычную меру наказания для того времени. Царь помиловал мятежного митрополита, заменив сожжение ссылкой. Бывший митрополит был сначала заточён в монастырь Николы Чудотворца, где пробыл неделю. В это время царь казнил некоторых родственников Филиппа. Голову одного из них, племянника митрополита, имя которого оспаривается по разным источникам, царь прислал Колычеву со словами: «…вот голова твоего сродника: не помогли ему твои чары…». По прошествии недели Филипп Колычев был удалён из Москвы и сослан на вечное заточение в тверской Отрочь монастырь.

Игумен Филипп в заточении. Миниатюра.

Согласно «Житию…», спустя год, во время карательного похода в Новгород, Иван IV вспомнил о заточённом мятежнике и послал к нему одного из своих приближённых – Малюту Скуратова. По легенде Малюта вошёл к Колычеву в камеру, чтобы попросить его благословения, но Филипп отказался его дать. В результате Скуратов придушил бывшего митрополита подушкой, сказав, что митрополит умер по небрежности охранников «…от неуставнаго зною келейнаго…».

А.Н.Новоскольцев «Последние минуты Филиппа».

Но и смерть митрополита является загадкой:

князь Андрей Курбский писал, что «…некоторые говорят, что по повелению царя епископ был удавлен в том монастыре одним лютым и бесчеловечным кромешником, а другие говорят, что в любимом царем городе, называемом Слободой (Александровой), который кровью христианской наполнен, епископ был сожжён на горячих углях…»;

лифляндцы Таубе и Крузе предлагают свою версию:».. приказал он своему высшему боярину или палачу Малюте Скуратову задушить его веревкой и бросить в воду, в Волгу…»;

опричник Штаден, пишет, что «…добрый митрополит попал в опалу и до самой смерти должен был сидеть в железных, очень тяжелых цепях…».

В начале 1569 года был уничтожен последний участник заговора – последний удельный князь Руси, двоюродный брат самодержца Ивана Васильевича – Владимир Андреевич Старицкий. Данные о причине его смерти разнятся, но факт смерти никем не отрицается.

Всего по данным царских синодиков за время этого процесса было убито одиннадцать Колычевых – родственников Филиппа. Остальная часть родичей, видимо, поддерживала опричнину, а потому не пострадала, и служила при Иване IV на разных постах.

Возможный «идейный вдохновитель» «интриги с митрополитом» – родич Филиппа, начальник опричной контрразведки Василий Колычев – дожил до 1575 года. Причина его смерти точно неизвестна.

Заключение.

История Филиппа Колычева всегда рассматривалась лишь в связи с личностью Ивана IV Васильевича. Если читатель заметил, весь текст автор старательно избегал набившего оскомину прозвища царя – «Грозный». Причём всегда однозначной была изначальная точка отсчёта: «Грозный» – безумец, кровожадный тиран – Колычев – невинная жертва безумца и кровожадного тирана.

Академик Н. П. Лихачёв в начале XX века писал: «…Царь Иван Грозный был человеком своего века, и обвиняя его в ненормальности, надо предварительно стать на точку зрения его современников и его самого…».

Сегодня абсолютно понятно, что «кровавый террор», как и прозвище «Грозный», или того хуже – «Ivan the Terrible» (Иван Ужасный), как называют его иностранные исследователи – не более чем историческая утка. Вот что пишет на эту тему современный историк А. Л. Юрганов: «…Как это ни покажется удивительным, но в научной литературе не обращалось внимание на то, что ни один из современников царя не называет его „Иваном Грозным“. И даже в фольклоре XVI—XVII веков, допускающем вольные переосмысления, четко выдерживается определенное, очень продуманное отношение к этому слову. „Грозный“ в фольклоре – это прилагательное, не превращенное в имя собственное…»

В научной литературе есть данные, скрупулёзно подсчитанные историком Р. Г. Скрынниковым (доктор исторических наук – уж ему-то можно доверять). Руслан Григорьевич указывает, что за время своего «террора» и «кровавой опричнины» Иван Грозный уничтожает всего… от 3 до 4 тысяч человек! И это «грозный» и «ужасный»? Это «ласковый» и «нежный» по сравнению с его историческими современниками!

За примерами далеко ходить не будем: Франция, «Варфоломеевская ночь», 24 августа 1572 года – до 50 тысяч погибших в стране; Нидерланды, герцог Альба, 1567—68 годы – убито более 4500 человек, беженцами оказались сотни тысяч; а испанская инквизиция, когда в результате массового террора и насильственных переселений население Испании сократилось с 10 до 6 миллионов! «Грозный» – мальчик по сравнению со своими европейскими коллегами! Отчего же мы до сих пор свято верим в «жестокость» Ивана IV, якобы «Грозного»? Бедный, несчастный, незаслуженно оболганный царь-реформатор, со всех сторон окружённый предателями.

И если рассмотреть историю Филиппа Колычева, отбросив устоявшиеся стереотипы, то царь Иван получается не совсем уж «Грозным», да и сам Филипп выглядит просто не совсем «святым». Мятежный митрополит был настоящим «дитя своей эпохи». Представитель древнейшего боярского рода; высокообразованный интеллектуал, случайно попавший с монастырь; гениальный инженер и эффективный управленец, волею судеб вознесённый на самый верх власти. Его выступление на Соборе и дальнейшие события показывают нам не только высоту авторитета Колычева среди его современников, но и его уровень его самомнения, позволивший ему вступить в открытый спор с высшей властью. При этом, свержение митрополита Филиппа не было «уникальным» в истории страны:

в XV веке был изгнан из Москвы митрополит Исидор Грек («Болгар»);

в XVI веке великий князь Василий III всегда поставлял и снимал митрополитов сам, без решений Церковного собора;

в известии «…О поставлении архиепископа Александра в Новгород в 1576 году» мы встречаем фразу: «…а избрал его на владычество сам государь…»;

в XVII веке «за интриги против Годунова» был свергнут митрополит Дионисий…

Церковь всегда зависела от настроения того или иного правителя, а потому в принципе никогда не могла претендовать на самостоятельность решений. Поведение Филиппа Колычева на Соборе и его дальнейшие демарши фактически нарушали один из важнейших церковных принципов: «…Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению…».

Кому и зачем понадобилось доставать из небытия образ мятежного митрополита, презревшего церковные догматы? Ответ на этот вопрос также очевиден: перенесение мощей Филиппа из тверского Отрочь-монастыря на Соловки состоялось в 1591 году. Сама историческая дата указывает нам заказчиков: начиная с 1580-ых годов по инициативе Бориса Годунова (в царствие Фёдора Иоанновича) велись переговоры об установлении на Руси патриаршества, которое было учреждено в 1589 году. Новой церкви требовались новые герои, требующие прославления. Прославление «митрополита-политика» отмечается Русской православной церковью 9/22 января; 3/16 июля и 5/18 октября, а также в воскресенье перед 26 августа в Соборе Московских святых. Так из заговорщика и политика митрополит Филипп превратился в мученика, а Соловки получили своего четвёртого святого…

©, О. Е. Кодола, Архангельск, 2012.