Текст книги "Перекресток"

МАЛЫЙ НАРОДЕЦ

 
Это мы —
Ночным туманом
Тихо шарим по карманам
Зазевавшейся души.
 
 
Есть ли стертые гроши?
 
 
Это мы —
Благою вестью
Подбираемся к невесте,
Приближая срок родин.
 
 
Ты не с нами? Ты – один.
 
 
Это мы —
Листвой осенней
Догораем в воскресенье,
Размечтавшись о весне.
 
 
В понедельник – первый снег.
 
 
Это мы —
Без тени смысла,
Как пустое коромысло,
Упадем на плечи тьмы.
 
 
Не узнали? Это мы.
 

ЭВРИДИКА

 
Наклонись, луна, над горбатым Стиксом,
Над безумием черной воды,
Заходи, весна, на часок проститься —
Тяжело умирать молодым.
Заходи, весна,
Посиди часок,
Прозвучи, струна,
Охлади висок.
Мне бы с кручи вниз,
Да обрыв высок.
 
 
Здесь ни мирных нив, ни войны трофеев,
Здесь лениво цветет асфодель,
И летит во мгле птичий клин Орфеев,
Отражаясь в стоячей воде.
Ах, куда ни кинь,
Всюду птичий клин,
Будто мне зрачки
Бритвой рассекли.
Берегли меня,
Не уберегли.
 
 
Вот и день прошел, вот и век, и больше —
Время сбора камней и теней…
Оглянись на нас, безымянный боже,
Оглянись и оставь в тишине.
Оглянись в ответ,
Там, где ты, там свет,
Там, где мы, в траве
Не оставлен след.
Мне немного лет,
Я была – и нет.
 

ОРФЕЙ

 
Нет, Эвридика, не приду.
Не плачь.
Не жди.
Поспели яблоки в саду,
Идут дожди.
 
 
Запахла осенью трава,
Сулит беду,
Болит с похмелья голова.
Нет, не приду.
 
 
За Ахероном – тишина,
Теней полет,
За Ахероном не струна —
Судьба поет,
 
 
Там каждый день нелеп, как тень,
Как жизнь в бреду,
Как та, что греет мне постель…
Нет.
Не приду.
 
 
А наверху сплошной бардак,
Все как всегда:
Судьба – паскуда, кровь – вода,
Дерьмо – еда,
 
 
На бой толпу ведут вожди —
Гори в аду!..
Не помни.
Не люби.
Не жди.
Я не приду.
 
 
Я стал другим, оглох, ослеп,
Пришел мой срок,
Я выстрою чудесный склеп
Из звонких строк,
 
 
Ты в нем увязнешь навсегда —
Оса в меду.
Ни ты сюда, ни я туда…
Нет.
Не приду.
 
 
Зачем я сел?
Зачем я встал?
За что плачу?
Я исписался, я устал,
Я не хочу!
 
 
Не верь! не жди! не надо! пас!
Я – мертв! Я – не…
Орфей, зачем ты в сотый раз
Идешь за ней?!
 

СЕСТРЫ

 
Клитемнестра тоже ждала Микенца,
Только все гордыня и нрав упрямый,
Ночью – плач в подушку, а днем – коленца
И ходьба вприсядку над волчьей ямой.
 
 
Ах, он, значит, Трою берет годами!
Ах, он у Ахилла подстилку отнял!
А у нас весна побрела садами,
А у нас любовник, один как сотня…
 
 
Он там шлемом блещет и выей крепок,
Мы здесь к шлему – рожки, а к вые – ножик,
Он там богоравный, прям с Зевса слепок,
Ну а мы в постели детишек множим.
 
 
Что? Вернулся барин? Несите вина! —
И велите, ванну чтоб наливали…
Да, у Клитемнестры была кузина.
Рохля, мужнин хвост.
Пенелопой звали.
 

ЗАЧИН

I

 
А в лесной глуши – ни живой души,
Лишь змея спешит, да трава шуршит,
Да зеленый дуб, да пчела в меду,
Да коня ведет витязь в поводу,
 
 
Глохнет стук подков…
Этот лес таков.
 
 
Думает герой, голова горой,
Тяжкою стопой топчет мох сырой —
Гибнуть мне, как псу, во сыром лесу,
Лечь на меч-косу во ночном часу,
 
 
Не порвать оков…
Этот лес таков.
 
 
Как вода в горсти, протекает тишь,
Что ж ты, конь, грустишь, сушняком хрустишь,
Хвост – витая плеть, круп – амбара клеть,
Страшно околеть, под сосною тлеть,
 
 
Волк зайдет с боков…
Этот лес таков.
 
 
У коня печаль в налитых очах,
И герой зачах, тяжесть на плечах,
Да и мне, творцу, борзому писцу,
Грусть-тоска к лицу – с чем идти к концу,
 
 
Как спасать братков?..
Этот лес таков.
 

II

 
Я пишу, писец, добрый молодец,
Я – герою брат, я – коню отец,
Я им – тихий вздох, я им – в ножнах сталь,
Из машины бог, из кустов рояль,
 
 
В сапоге змея —
Это тоже я.
 
 
Мне ни пить, ни есть, мне ни встать, ни сесть,
Завершить бы бы песнь, только чем – Бог весть,
Про тропу в лесу, про чиряк в носу
Во ночном часу всяку чушь несу,
 
 
Цельный ковш вранья —
Утомился я.
 
 
У меня, писца, красен цвет лица,
Для меня, писца, тёмен смысл конца —
То ль на дне ларца блеск кощей-яйца,
То ль во мгле дворца чёрт зайдет с торца:
 
 
«Где душа твоя?»
А душа-то – я.
 
 
Ах, душа, дыши, не спеша пиши
За алтын-гроши, маковы шиши,
У гнилого пня, на закате дня,
Витязя храня, сохрани коня,
 
 
Дай им свет жилья…
Свет ведь тоже – я.
 
 
Испокон веков
Этот свет таков.
 

АДАМ

 
Если руки заняты, хоть хвост подай,
Если нет хвоста, подай хоть голос!
Первый, образ и подобье Господа,
Помнишь ли, как небо раскололось?
 
 
Как, еще вчера – счастливый баловень,
Рыцарь без упрека и изъяна,
Не любимцем шел, а тварью малою,
Из Эдема прямо в обезьяны.
 
 
У плеча беззвучно Ева плакала,
Ангелы злорадствовали: «Поняли?»
Ты молчал и шел. Зеленым яблоком
Клялся: «Я вернусь. Однажды. Помните…»
 

ПЕНЕЛОПА

 
Он убил их всех. Рыжий, будто пламя,
Тетивой звенел и дождил стрелами,
Все полы в таламе устлал телами —
Мой герой, мой муж и мой бог.
 
 
Рядом бился сын, и копье с размаха
Уязвляло плоть. Руки Телемаха
Торопили смерть. О, седая пряха —
Бронзой ножниц кромсай клубок!
 
 
Двадцать лет ждала, не смыкая веки,
Двадцать лет текла, как ночные реки,
Об одном-единственном человеке
Умоляла я горизонт.
 
 
Два десятка лет – разве это много?
Лишь бы гладкой к дому была дорога,
Лишь бы у судьбы затупился коготь,
Лишь бы не накрыло грозой.
 
 
Он убил их всех. Каждый год разлуки
Умолял о жертве. Пою о луке,
О стреле и кольцах! Итакской суке
Довелось встречать вожака.
 
 
Умывайся кровью, моя Итака!
Двадцать лет войны – как монету на кон,
Двадцать лет пути стоят доброй драки,
После боя любовь сладка.
 

ВЕНОК КАСЫД

Гордому сердцу твоему,

Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби

КАСЫДА ОБ ИСТОЧНИКЕ ЖИЗНИ

 
Хлещут годы жгучей плетью, за спиной молчат столетья,
Собирался вечно петь я, не заметил, как допел —
 
 
Задыхаюсь в душной клети, сбит с пути, лежу в кювете,
Стар, гляжу – смеются дети; одинок, бреду в толпе.
 
 
Где надежда? Где удача? Ноги – бревна, сердце – кляча.
Спотыкаясь, чуть не плача, по извилистой тропе
 
 
В ночь тащусь, еще не начат, но уж кончен. Силы трачу,
На ветру, как флаг, маячу – ах, успеть бы!.. Не успел.
 
 
Скалясь с облучка кареты, что ж вы, годы, так свирепы?
На таком, как я, одре бы не лететь, плестись шажком —
 
 
Сбит стрелою пестрый стрепет, смолк травы душистый лепет,
Смутен жизни робкий трепет, хрупок прах под каблуком.
 
 
От тоски неясной млею, как овца худая, блею,
Сам себя, дурак, жалею, сам себя гоню бегом,
 
 
Сам болезнями болею, сам в гробу тихонько тлею,
Белыми костьми белею… Сам – и другом, и врагом,
 
 
Сам и птицей, и стрелою, и пожаром, и золою,
Долей доброю и злою, желтой осенью жнивья,
 
 
Сам – и нитью, и иглою, легкой стружкой под пилою,
Круглым блюдом с пастилою и изюмом по краям.
 
 
Что же, все мои невзгоды – тоже я? Капризы моды
Или шалости природы – я, и только? Только я?!
 
 
Оглянулся – где вы, годы? Глянул вдаль – не вижу коды.
Отмахнулся – хворей кодлы, будто стаи воронья,
 
 
Улетают с хриплым ором, черной тучею над бором…
Думал – поздно. Думал – скоро. Оказалось – ни фига!
 

КАСЫДА УМОЛЯЮЩЕГО

 
Прими моленья, небосвод, гляди – в пыли влачусь,
Подбрось поленья, небосвод, гляди – в пыли влачусь,
 
 
Пускай сгорю в твоем огне, от дыма прокопчусь,
Ты – царь, я – пленник, небосвод, гляди – в пыли влачусь!
 
 
Даруй мне гибельный пожар, гляди – в пыли влачусь,
Даруй мне лезвие ножа, гляди – в пыли влачусь,
 
 
Отдай меня моим врагам и в руки палачу,
Когда-то я от них сбежал, теперь в пыли влачусь…
 
 
Приди на помощь, грозный рок, гляди – в пыли влачусь,
Отмерь мне день, отмерь мне срок, гляди – в пыли влачусь,
 
 
От боя я не уклонюсь, покоя не хочу,
Отмерь мне тысячу дорог – в доспехи облачусь!
 
 
Пади грозою, небосвод, гляди – влачусь в пыли,
Казни слезою, небосвод, гляди – влачусь в пыли,
 
 
Забрось меня в кромешный ад, сотри с лица земли,
Отдай на злое волшебство, гляди – влачусь в пыли!
 
 
Горевшему легко ли тлеть? Гляди – влачусь в пыли.
Презревшему сладка ли плеть? Гляди – влачусь в пыли.
 
 
«Да он гордыней обуян!» – хихикают врали. —
На плешь ему набрось-ка сеть! И камнем – целься! Пли!"
 
 
Завистников мне, не вралей! Гляди – влачусь в пыли.
Огня мне на душу пролей! Гляди – влачусь в пыли.
 
 
От входа в тесный мавзолей страж-камень отвали,
Верни простор родных полей, гляди – влачусь в пыли!
 
 
Верни мне милость, небосвод – в пыли влачусь, гляди,
Мне битва снилась, небосвод – в пыли влачусь, гляди,
 
 
Я утром встал, а битвы нет, и сердца нет в груди,
И никого, и ничего – в пыли влачусь, гляди!
 
 
Низвергнутому с вышины – в пыли влачусь, гляди! —
Ни боль, ни раны не страшны – в пыли влачусь, гляди!
 
 
Страшусь не бешеной судьбы – бескрылья и тоски,
Виски болят от седины, не излечусь – гляди!
 
 
Зачем тебе беда моя? – в пыли влачусь, гляди.
Зачем тебе ничтожный я? – в пыли влачусь, гляди.
 
 
Я буду дорог лишь в бою, где копья – впереди,
А сверху – туча воронья. Я в битву мчусь – гляди!
 

КАСЫДА ПОХВАЛЫ

 
Похвалите меня – я вам горы сверну,
Похулите меня – я вам шеи сверну,
 
 
Одолжите мне доброе слово, друзья,
Благодарный должник, я с лихвою верну!
 
 
Кто взаймы мне давал – разве я обманул?
Кто со мной враждовал, тот обрел сатану,
 
 
Всем сверчкам по шестку, куликам – по болоту,
Этим – мрачный подвал, тем – родную страну.
 
 
Я талантлив и мудр (не кричите: «Да ну?»),
Ногти как перламутр (возразишь – прокляну!),
 
 
А в глазах – свет души, а в душе – Божий дар,
Даже если не так, даже если в плену
 
 
Я у каверзной лжи – нет, с пути не сверну,
Мне нужна похвала, словно влага – зерну,
 
 
Я без этого слеп, я без этого зол,
Я без этого в ярости черной тону!
 
 
Что вам, жалко? – подайте подачку одну,
Спрячьте жало, не надо подначку одну,
 
 
Улыбнитесь, скажите: «И вправду хорош!»,
Подарите мне мир, прекратите войну…
 
 
Не хотите? Смеетесь? Хвалу, не моргнув,
Отмеряете скупо, как рыжую хну:
 
 
Мол, хулы сколько хочешь, а с этим проблемы,
Мол, у нас не приветность, а яд на кону?
 
 
Не вменяйте любовь к комплиментам в вину,
Я привык к ним, как пьяница – к зелью-вину,
 
 
Похвалите, султан, ободрите, ханум,
Я вам жизнь отдам и спокойно усну!
 

КАСЫДА ШУТА

 
Я боюсь писать трагичные стихи.
И не то чтоб потянуло на хи-хи,
 
 
Просто вижу, как вокруг с огромным кайфом
Все смакуют непрощенные грехи.
 
 
Я боюсь писать трагичные стихи.
Слишком много беззаветной шелухи
 
 
Облепило потаенную слезинку —
Все Захары стали Захер-Мазохи.
 
 
Я боюсь писать трагичные стихи.
Депрессуют – кто эстет, кто от сохи,
 
 
Кто совсем забыл, каков он и откуда,
Но любой к хандре согласен в женихи.
 
 
Я боюсь писать трагичные стихи,
Задыхаясь от трагической трухи…
 

МОЙ МИР – ТЕАТР

ИЗ ТРАГЕДИИ «ЗАРЯ»
ТОМАСА БИННОРИ, БАРДА-ИЗГНАННИКА

I

 
Что будет, если бросить тень на имя,
А тени имя дать? Между двоими,
Меж именем и тенью есть ли связь?
Игры судеб пугающая вязь
Мне чудится в понятиях без тела,
Без плоти, той, что жизни захотела,
И тень бежит по улице пустой,
По имени зовя меня: "Постой!
Остановись!.." Но имя отлетело
И стало незнакомым.
 

II

 
Я жил в тени имен. В тени великих,
Прекрасных, благороднейших имен.
От их лучей в глазах плясали блики,
В ушах плескался шелест их знамен,
И строго на меня взирали лики
Со стен, коря за то, что неумен.
 
 
Знать имена теней я начал позже.
Вот тень змеи. Тень чашки. Тень врага.
Тень-кучер крепко держит тени-вожжи,
Тень-кот ворует тень от пирога…
А вот тень-день. Он был сегодня прожит
И тенью-ночью поднят на рога.
 
 
В предчувствии движения племен,
Разломов тверди и кончины мира,
Пою не то, о чем мечтает лира,
А имена теней и тень имен.
 

III

 
По спине – холодный сквознячок.
Ночь свежа.
«Ну куда ты лезешь, дурачок?»
Тень ножа.
 
 
Полыхает в темноте жасмин,
Как пожар.
Тень спины, пожалуйста, возьми
Тень ножа,
 
 
Раствори в душистой темноте.
Вечно быть вам вместе – тень и тень.
 

ГАМЛЕТ

 
Не правда ли, Гамлет, опасно встречаться с тенями?
Потом над дворцом нависает безумец-рассвет,
Горацио хмур, ибо жизнь измеряется днями,
А смерть бесконечна, и ты умираешь – в Москве,
 
 
Милане, Венеции – остро наточена шпага,
Отрава не знает пощады, – Берлин и Париж, —
Лаэрт сокращает дистанцию – Харьков и Прага.
Последняя реплика – выигрыш в этом пари.
 
 
Мы смотрим из зала – живые, живые, живые,
Домой возвращаясь, обсудим спектакль на ходу,
Но занавес поднят – рассвет, Эльсинор, часовые…
Идешь ли за призраком, Гамлет?
Не слышу!
«…иду…»
 

ЗАНАВЕС

 
Разбегается занавес – от середины
До краев авансцены.
Зал зевает, и взгляды плывут, словно льдины,
По теченью без цели,
 
 
Этим взглядам не сразу прорваться на стрежень,
Встать горбатым заломом.
А в кулисах несет табаком от помрежа
И цирюльным салоном.
 
 
Ничего не случилось еще, ну а если
И случится – пустое.
У неначатой песни ни смысла, ни чести,
Ни минуты простоя,
 
 
Ни оваций, ни позы, ни прозы, ни ритма,
Ни конца, ни начала…
Есть всего лишь у горла опасная бритва
И крупица печали.
 
 
Но как бурное бегство из Мекки в Медину,
Будто вызов рутине,
Разбегается занавес – от середины,
Чтоб сойтись – в середине.
 

ПЛЯСОВАЯ

 
Одичалый,
Ветер воет,
Душу мне терзает —
Ходи, чалый,
Ходи полем,
Умер твой хозяин…
 
 
Ходи летом,
Ходи в стужу,
Бей о наст копытом,
Было плохо,
Станет хуже —
Быть тебе убитым.
 
 
Грянет с ходу
Волчья стая,
Ненависть слепая…
А весною
Снег растает,
Из-под снега – память.
 
 
Как корабль
У причала,
Ветхий, всеми брошенный,
Ходи полем,
Ходи, чалый,
Ходи по-хорошему,
 
 
Или выйдет
По-дурному —
Во крови да в боли…
Ходи, чалый,
Мимо дома,
Ходи, пока воля!
 

ЛАНСЕЛОТ

 
– Ланселот, не убивай дракона —
Бесполезно.
Говорят, его хребет откован
Из железа,
Говорят, он вспоен жутким зельем —
Жидкой сталью,
Хоть ты вбей его на локоть в землю —
Прорастает…
 
 
– Колосится гордым беззаконьем,
Злыми снами?
Оживает вновь и вновь драконом? —
Да, я знаю.
Но и я, хоть брось меня в могилу,
Кинь в болото —
Прорасту из плесени и гнили
Ланселотом…
 

КОЛПАК С УШАМИ

АНТИИСЛАМСКАЯ ФУНДАМЕНТАЛИСТСКАЯ

 
В огороде – бузина,
Под горою – верба,
Объявился у Зейнаб
Хахаль правоверный.
 
 
Я в ушанке, он в чалме,
Третий лишний, пять в уме —
Перешли Медина с Меккой
Путь-дорожку Костроме!
 
 
На горе ерша обули,
С четверга свистели раки, —
Во дворце ли, во Стамбуле,
В Костроме ли, во бараке!
 
 
Он сосёт кальян со сна,
Аж колдобится десна,
Он – султан, я – завснаб,
Не ходи к нему, Зейнаб!
 
 
У реки растет ольха,
За рекой идет джихад,
Ах ты, Зинка, егозинка,
Доведешь ведь до греха!
 

ФЛИБУСТЕРИКА

 
В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
И много числилось на памяти
Его отчаянных атак.
И сокращалось население
Прибрежных доков и портов
От залпового сотрясения
Двадцатипушечных бортов.
 
 
Счастию не быть бездонным,
Счастие – не океан,
И с командой ночью темной
Не поладил капитан.
Был у капитана кортик,
Был кремневый пистолет,
Весь в крови помятый бортик,
А команды больше нет.
 
 
В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
На нем имеются вакансии
На все свободные места,
Больше нет костей на флаге,
Нету мертвой головы, —
Череп там бросает лаги,
Кости стали рулевым!
 
 
Все семьдесят пять не вернутся домой —
Им мчаться по морю, окутанным тьмой!
 

ВЕРСИЯ

 
Он пришел навеселе,
Первый парень на селе,
Первый парень на Эдеме —
К первой девке на земле.
 
 
– Здравствуй, Евка, я Адам,
Вот колбаска, вот «Агдам»,
Хошь, налью стакан портвейну?
Хошь, от страсти в морду дам?
 
 
Полюби меня, козла,
Отличи добро от зла,
Путь-дороженька кривая
От меня к тебе свезла!
 
 
Стали с выпивкой спешить
И колбаску потрошить,
На ромашке погадали:
Согрешить – не согрешить.
 
 
Тут явился в сад Господь,
Видят: тешат грешну плоть,
Гневен стал Отец Небесный,
Сорну травку стал полоть.
 
 
Те – бежать, Он – угрожать:
"В муках будете рожать!
Чтобы знали, как без спросу
На двоих соображать!"
 
 
А от яблочка огрызок
Хитрый змей успел дожрать…
 

СЦЕНА БЕЗ БАЛКОНА
(из романа "Шутиха")

Жена.

 
Немного отдохну
И двину вновь на штурм твоих ушей,
Для моего рассказа неприступных.
Какой кошмар! И кто? Родная дочь,
Оплот моих надежд, отрада жизни,
Которую я сызмальства люблю,
Как сорок тысяч кротких матерей,
И сорок тысяч бабушек, и сорок
Мильонов безответственных отцов…
 

Муж (сонно).

 
Нехама, делай ночь.
 

Жена.

 
Оставь цитаты!
Постмодернизм нас больше не спасет.
А вдруг он будет злобный маниак?
Садист? Убийца? Сумрачный урод,
В тельняшке драной, с гнусным бубенцом,
В портках с дырой, с ухмылкой идиота,
С громадным несусветным гонораром
За выходки дурацкие его —
О, сердце, разорвись! И я сама
Должна купить для дочери шута!
Позор! Позор!
 

Муж.

 
Вчера по TV-6,
По окончаньи буйного ток-шоу
«Большая стирка», но перед началом
Программы «Глас народа», что люблю
Я всей душой, от суеты усталой,
За пафос несгибаемый и мощь,
Крутили малый ролик о шутах.
Я внял ему. Когда б не здравый смысл
Да возраст, я бы тоже приобрел
Простого дурака. Как член семьи,
Комичный, резвый и трудолюбивый,
Ужимками забавными да песней
Он развлекал бы нас. Придя с работы,
Ты слышала бы оживленный смех,
И на твои уста, где деловитость
Давно сплела стальные кружева,
Сходила бы здоровая улыбка.
В том ролике, где выдумка рекламы
Сплелась в объятьи с веским аргументом,
Один профессор, – мудрый человек,
Чьи кудри убелили сединой
Не только годы, но и снег познанья, —
Вещал про положительный эффект
Общения с шутом.
 

Жена.

 
О, продолжай!
 

Муж (оживляясь).

 
Он говорил: мол, шут снимает стрессы
И гнёт последствий их, что тяготит
Сограждан наших. Крайне благотворно
Влияет на сознание клиента,
А также подсознанье; альтер-эго
От выходок веселых дурака
Приходит в норму. Кровообращенье
Становится таким, что зло инфаркта
Бежит того, кто водится с шутом.
Естественность и живость поведенья
Растет день ото дня. Да, наша дочь
Пошла в меня! Удачные идеи
Анастасию любят посещать.
Я думаю, что в частном разговоре,
Отец и друг, я смутно подтолкнул
Ее к решенью: мужа потеряв,
Обзавестись домашним дураком,
Весельем утешаясь. Это я,
Я надоумил! Кто ж, если не я?!
 

Жена.

 
Конечно, ты! Ты в мире сделал все.
Возвел дома, разбил густые парки,
Сельдь в море изловил, летал в ракете,
Постиг у-шу, цигун и каратэ,
Ходил в походы, покорил Монблан,
Играл в театре, Зяму научил
Писать стихи, и семистопный ямб
Придумал тоже ты. В том нет сомнений.
Ты гений «если бы». А я – никто.
Я – скучная подкладка бытия,
Фундамент для затей, что ты и Настя
Без устали творят. Я – фея будней,
Что Золушек каретами снабжает,
И жалованье кучеру дает,
Чтоб кучер бывшей крысой притворился,
Не разрушая сказки. Я есть я.
Мой милый мальчик, прожектёр седой,
Бездельник томный, я тебя люблю.
За что? За то, что ты живешь не здесь.
Ведь двое, мне подобных, никогда бы
Не ужились друг с другом в тесном «здесь».
Надумай я обзавестись шутом,
Была бы то пустая трата денег.
Мечом судьбы рассечена толпа:
Одним назначен крест, другим – колпак.
 

Муж (увянув).

 
Давай-ка спать…
 

2005-й

I. РЕАЛИСТИЧЕСКОЕ

 
Следи, Лазоревый Петух,
Следи, боец с могучим гребнем,
Чтоб огнь душевный не потух
На смычке города с деревней,
Чтоб гармоничным стал уют,
Где денег куры не клюют,
Где каждый кочет, как он хочет,
Горланит песенку свою.
 
 
Начнем-ка новую строку
И Новый год! Кукареку!
 

II. РОМАНТИЧЕСКОЕ

 
Завистник, трепещи!
Не быть тебе счастливым!
Петух не гож во щи —
С лазоревым отливом,
Со шпорой рыцарской и клювом короля,
Спешит петух в поля,
Поет не «тра-ля-ля»,
Но гордою трубой зовет судьбу на бой.
Померяться с судьбой, – твоей, моей, любой! —
Топтать ее, топтать…
Пусть победит любовь!
 

III. УГОЛОВНОЕ

 
Новый год не без изъяна,
Новый год не без греха —
Опустили Обезьяну,
Превратили в Петуха…
 

IV. ФИЛОСОФИЧЕСКОЕ

 
То ли синяя птица мечты,
То ли жилистый кочет для студня…
Не пеняй на засилие будней,
Если с праздником ты не «на ты».
 

2007-й

 
Гляжу-ка я – оба-на!
Год Красного Кабана!
Ай, год, знать, он молодец —
Нальем же под холодец!
Ай, год, радуй всю страну —
Нальем же под ветчину!
Румянец во все лицо —
И стопочку под сальцо!
Сударочку за бочок,
Под чарочку – шашлычок!
Гляжу, значит – вот он я,
Прекрасен свиньей-свинья!
Пришедшему январю
Горланю лихое: «Хрю!»
 

СЦЕНА У БАЛКОНА
(Шекспир, "Ромео и Джульетта", адаптировано Тарантино)

Ромео (размышляя).

 
Анально? – банально.
Орально? – аморально.
 

Джульетта (мечтательно).

 
Ах, если б виртуально!
 

Ромео (подводя итог).

 
Жениться? – нереально…
 

На улице два киллера, Тибальд и Меркуцио, спорят из-за заказа.

ПРО РАК

 
«…и шестикрылый серафим…»
 

А. С. Пушкин

 
Испив безденежья фиал,
На книжном рынке я влачился,
И шеститомный сериал
На перепутьи мне явился.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил денег звон:
И внял я евро колебанье,
И горний долларов полет,
Рублёвый полунощный ход,
И южной гривны прозябанье.
И он к устам моим приник
И вырвал русский мой язык,
Литературный, яркий, стильный, —
И клизму мудрыя попсы
Мне под кровавыя усы
Вложил десницей меркантильной,
Кишечный распоров мне тракт,
Он массу трепетную вынул
И долгий фьючерсный контракт
В кишки отверстые водвинул.
Как труп, на рынке я лежал,
И сериал ко мне воззвал:
"Восстань, чувак, как в ж…пу ранен,
Духовный свет в сердца пролей,
И от столицы до окраин
Руби бабло с читателей!"
 

ХОРРОР

 
У попа была собака,
Поп ее любил —
Пес загрыз попа, однако,
Попадью, попенка, дьяка,
Трех гусей, хавронью, хряка…
Песик был большая бяка,
Ну а поп – дебил!
 

МАНТРА

 
Шам-бала, Шам-бала, Шам-балалайка,
Шам-бала, Шам-бала, Шам-балала,
Ом-балалайка,
Хум-балалайка,
Шам-балалайка, Шам-балала!
 

СИЕСТА

 
Было, не было, не помню,
Комариный звон в ушах,
У реки сырая пойма
И лягушки в камышах.
 
 
Возле речки три овечки
Блеют блеклым тенорком,
Черту – в рыло, Богу – свечку,
Сострадания ни в ком.
 
 
Ты не вейся, желтый овод,
Над моею головой,
Был бы мертвый, был бы повод,
Только я пока живой,
 
 
Я живее всех животных,
И овец, и комарья,
И лягушек беззаботных —
Вот он, самый главный я,
 
 
Не разбит, не пьян, не пойман,
Царь, диктатор, падишах…
У реки сырая пойма
И лягушки в камышах.
 

* * *

 
Прошла любовь, увяли розы,
Окончен бал, идут дожди,
Читатель ждет стихов, не прозы,
Но для стихов нужны неврозы,
Поэт не должен бегать кроссы,
А значит – жди, приятель, жди…