Текст книги "Байки старого боцмана"

Её крик, долгим протяжным И-И-И, полетел над рекой.

От этого крика Колька очнулся, – ещё не соображая, где он, и что с ним случилось, – тихо спросил: «А где инспектор и эти, маленькие, зелёненькие?»

– Живой! Живой, – обрадовалась Людмила, – какой инспектор, какие зелёненькие? Не было никого, ни кого не было, – затараторила она, счастливая, что Колька живой.

– Боцмана на бак, выяснить обстановку, – распорядился капитан.

– Всё в порядке, – доложил вскоре боцман, – слегка подсели носом, но первый трюм на плаву, повреждений нет, да вот на берегу на палатку туристов чуть не наехали.

– Боцман, сейчас отработаем назад, ещё раз всё проверь и готовь якорь к отдаче, – передал капитан по рации.

Турбины взвыли, раскручивая двигатели до полной мощности. Судно, качнувшись, медленно поползло назад, потом, развернувшись, пошло обратно, на якорную стоянку.

Ожидая дальнейших распоряжений, боцман, скучал на баке, когда ему толи почудилось, толи он и вправду услышал, протяжный женский крик: «У-би-ли-и-и».

Боцман прислушался, но больше никаких криков или призывов о помощи не было.

Володька заступил на вахту, когда судно уже встало на якорь.

– Чего стоим? – Поинтересовался он у вахтенного.

– Да, вот шли-шли, пока в берег не воткнулись, я чуть шишку на лбу не набил, как саданулся об переборку.

– А я думал, это мне во сне приснилось, будто сели на меляку. Пробились или нет?

– Вроде обошлось, но вот дальше идти капитан не рискнул.

– Ну и стоял бы в Волгограде, «Магеллан» хренов, – Володька уже поделился с механиком своими несбывшимися надеждами и с чувством злобного удовлетворения добавил, – за то его Бог и наказал.

Игра

Что озадачился, морячок, садись в вагон, и место найдется, и билет не потребуем. Высокого роста, с короткой стрижкой, лет сорока, или чуть больше, мужик стоял в тамбуре общего вагона «пятьсот весёлого» поезда, покуривая цигарку. Он уже давно наблюдал за этим демобилизованным матросом, снующим вдоль состава. Нетрудно было догадаться, что ему нужно было куда-то ехать, однако, билета у него не было, да и денег, на его покупку, то же.

«Пятьсот весёлыми» в Сибири называли почтово-багажные поезда, с общими пассажирскими вагонами. Словно гусеницы ползли они по Сибири на Запад и Восток, подолгу простаивая на всех станциях и полустанках, пожирая и выплёвывая из своего чрева разношёрстую публику. Билеты на них были самыми дешевыми и потому пользовались популярностью у местного, далеко не богатого, населения. Этими же поездами отправлялись домой бывшие заключённые многочисленных лагерей, разбросанных по всей Сибири.

Проводника возле этого вагона не было видно и Герман, так звали молодого человека одетого в форму матроса военно-морского флота, правда, без погон, откликнулся на предложение.

– А что, в вашем вагоне нет проводника? – поинтересовался он.

– Как не быть проводнику, конечно, есть, а вот ревизоры в наш вагон не любят заглядывать. Ты куда путь-то держишь? – спросил долговязый, когда Герман поднялся в тамбур вагона.

– На Север, брат у меня в Нижневартовске.

Вскоре объявили отправление поезда, и из вагона в тамбур вышел проводник. Молча посмотрев на Германа, он подошёл к открытой двери и жёлтым флажком просигналил машинисту о готовности.

Поезд медленно, будто нехотя, отошёл от станции. Пройдя по вагону, Герман нашёл свободную боковую полку, для верности спросил, не занята ли она и забросил на неё свой сидор. Ещё на перроне он обратил внимание, что из этого вагона не выходили ни женщины, ни дети, и сейчас, осмотрев весь вагон, Герман не увидел их. Пассажиры этого вагона, мужчины с одинаково короткими стрижками, выглядели угрюмыми и малоприветливыми. По их разговорам и внешнему виду он быстро догадался, почему проводники этого вагона не любят выходить из своего купе и проверять проездные документы. Дорога предстояла долгая, и, чтобы как-то скоротать время, Герман, забравшись на полку, решил подольше спать. К тому же во сне забываешь о голоде, а он уже изрядно проголодался. Последний раз он ел часов семь назад, когда был у своей бабушки. Герман хотел занять у неё немного денег на дорогу, но она его только накормила, а денег не дала. Те три рубля, которые у него остались, не могли исправить бедственного положения.

Положив сидор под голову, Герман накрылся бушлатом. Поезд набрал ход и, в дробном стуке колёс, ему послышалось или просто почудилась знакомая мелодия. Третий раз Герман уезжал из дома, и у него было предчувствие, что больше сюда никогда не вернётся. Вспоминания нахлынули, словно перед ним заново прокручивали виденный когда-то кинофильм.

Первый раз его отъезд был связан с призывом на службу. Большого достатка в их семье не было, однако отвальную справляли не хуже чем другие. По крайней мере, самогонки, подкрашенной для конспирации вареньем, хватило на всю компанию провожающих. Всё было как у людей и песни и пляски и драки. После очередной потасовки, причиной которых была судьба голубей, которым завистники предполагали участь кастрюли, Герман забирался на крышу, поднимал стаю в небо и не давал им садиться, в надежде, что они разлетятся куда-нибудь. Голуби, будто чувствуя разлуку, и то, что сейчас решается их судьба, творили в небе чудеса, выполняя фигуры высшего пилотажа. Подгоняемые свистом, они поднимались в небесную синь, превращаясь в едва заметные точки, а то и вовсе исчезая из вида, а затем, все дружно падали вниз, кувыркаясь через голову или крыло, а иные, самые ценные, выполняли обратное сальто через хвост. Соседи голубятники поднимали в небо свои стаи, чтобы переманить уставших голубей к себе, однако те непременно возвращались домой и Герман, со слезами на глазах встречал их и вновь открывал окно голубятни, не в силах более прогнать своих любимцев. Никто, кроме дядьки Семёна ни понимал, почему он не распродал голубей ещё накануне призыва. Времени для этого было действительно достаточно, но Герман всё оттягивал разлуку, и вот теперь ему пришлось упрашивать мать, ни в коем случае не губить птиц после его отъезда. Дядька Семён, Донской казак, был ещё пацаном, когда его родители перебрались с Дона в Сибирь. Жили они зажиточно, за что и были раскулачены. Да и сам дядька Семён, половину сознательной жизни провёл в лагерях. Как никто другой он ценил свободу и понимал разлуку. Герман, по наитию тянулся к дядьке, и, хотя мать не очень-то поощряла их дружбу, выговаривая иногда:

– Ничему хорошему он тебя не научит, – много времени проводил с ним и кое-чему всё же научился.

– Ты, Герка, не переживай, – разнимая дерущихся, успокаивал дядька, – голубей твоих в обиду не дам.

Второй раз Герман уезжал из дома после побывки, когда на третьем году ему, за хорошую службу, был предоставлен краткосрочный отпуск. И в тот отъезд не обошлось без инцидента. Ещё накануне он подарил младшему брату свой флотский ремень, а несколько часов спустя Сашка пришёл домой весь в слезах. Оказалось, что ремень отобрали цыгане. Мальчишки их больших семей давно уже верховодили в посёлке.

– Ну, и чего ты испугался их, – спрашивал Герман братишку, – у тебя же ремень был, намотал бы его на руку, да и всыпал им всем по первое число.

– Да, их было человек пять или шесть и все уже большие, – утирая слезы, оправдывался младший брат.

– Ладно, пошли, найдём твоих обидчиков.

Цыганят они нашли быстро, старший, подросток лет семнадцати, подпоясанный флотским ремнём, гордо вышагивал впереди компании. Завидев Германа, они бросились врассыпную, однако тот, что был с ремнём, далеко не убежал. Поймав цыгана, Герман снял с него свой ремень, и так отхлестал, что пряжка ремня выгнулась в обратную сторону. После чего, он отвёл цыганёнка домой и рассказал, за что тот получил взбучку, предупредив, что так будет с каждым, кто тронет его брата.

Демобилизовался Герман в мае, отслужив положенный срок на Балтике в военно-морском флоте. Приехал домой, отдохнул пару недель и устроился на работу, на шахту, однако, после морских просторов, ползать как крот под землёй не смог. Поработал немного на стройке, куда его устроил муж старшей сестры, но и эта работа не пришлась ему по душе, и теперь он ехал на север к старшему брату. Заработки здесь, как писал старший брат, хорошие и рабочие руки нужны, вот и рванул Герман на Север, подзаработать немного денег и решить, что делать дальше. Более всего его прельщала работа в море, но для этого надо было учиться, а снова идти на казарменное положение он ещё не был готов.

– Морячок, компанию не составишь? – худощавый мужик, среднего роста, неопределённого возраста стоял возле Германа, передёргивая колоду карт. Кисти и пальцы его рук, покрытые множеством татуировок, свидетельствовали о принадлежности обладателя к определённому роду занятий.

Герман проснулся, но ещё не сообразил где он и что от него требуется. Тусклый свет дежурного фонаря горел в соседнем купе. В вагоне было изрядно накурено и пахло крепко заваренным чаем. Поезд равномерно постукивал колёсами на стыках рельс.

В азартные игры в те времена не умел играть, пожалуй, только слепой или безрукий. Как и всякий подросток в своё время, Герман, бывало, поигрывал в карты и даже неплохо. Однако, одно дело играть со сверстниками на щелбаны, а другое – с настоящими профессионалами. Герман уже понял, что от него не отстанут, но также он знал и то, что войти в игру необходимо достойно, слишком многое от этого зависит.

– Да я в карты не играю, – предпринял он попытку отказаться, чтобы как-то оттянуть время и оценить игроков.

– Чего ты, в натуре, компанию не составишь?

Предвидя лёгкую наживу, картёжник нервно теребил колоду длинными тонкими пальцами, и она, словно волшебная, то разворачивалась веером, то перелетала из одной ладони в другую.

– А банковать кто будет, – оттягивал время Герман, присматриваясь к публике, сидящей в купе.

– А кто вытащит самую старшую карту из колоды, тот и банкует.

Герман нехотя слез с полки, встал в проходе, и немного задумавшись в поисках подходящего обращения, скорее по флотской привычке, обратился:

– Братва, да у меня, честно, всего три рубля в кармане, если хотите, я их вам так отдам и дело с концом? Игрок-то с меня вправду хреновый. Когда-то до службы, играли с пацанами на щелбаны, но это всё ерунда.

Хочет или нет, но играть ему всё равно придётся, это уже не подлежало сомнению. Не для того Германа пригласил в вагон тот долговязый, чтобы за так обеспечить бесплатный проезд, вопрос только в том, что будет на кону? Денег у него нет, и значит, на кону будет стоять его дальнейшая судьба. В случае проигрыша долг придётся отрабатывать, и, наверное, скоро это сделать не удастся. Мужик, пригласивший его в вагон, лежал на второй полке, поглядывая на Германа, но в разговор не встревал. Напротив него на другой полке, отвернувшись к стенке, лежал старик. Короткие седые волосы едва прикрывали затылок. Изредка он поворачивал голову и с сочувствием смотрел на Германа. С виду ему можно было дать лет 65, хотя, возможно, было и немного меньше.

– Вы бы хоть объяснили, по каким правилам играете.

– Да, правила простые, как и везде, вот только карты у нас особенные. – засмеялся картёжник, разворачивая колоду карт веером.

– Они и вправду интересные, можно посмотреть?

– Посмотри, за погляд денег не берём, – протянув Герману колоду он язвительно ухмыльнулся.

Карты действительно были выполнены искусно и, хоть не отличались изяществом картинок, однако ровные и упругие, они по толщине едва превышали размер стандартных, типографских. Герман развернул их веером, разглядывая картинки, и попробовал перетасовать колоду. Движения его выглядели неуклюжими, однако карты ложились ровно и точно, не выпадая из колоды.

– Интересные. Здорово сделаны, – оценил Герман работу мастера и положил колоду на стол.

– Не боись матросик, присаживайся, как тебя звать-то? – спросил один из сидящих за столом.

– Мать Георгием называет, по паспорту Герман, а, в общем, по-разному кто Жорой кто Герой кличет, я уже привык.

Игроков собралось трое, – Герман четвёртый.

– Ну, меня Макухой кличут, у этого, – Макуха показал на второго игрока, – погоняло, Шнырь, а у этого – Рябой.

Хоть Герман мало разбирался в наколках, однако и его скудных познаний в этой области хватило на то, чтобы по татуировкам на пальцах игроков догадаться, что все они имели непосредственное отношение к картам.

– Надеюсь, при игре мухлевать не принято, – присаживаясь у стола, спросил Герман, чтобы выяснить отношение игроков к подобным действиям.

– А ты, если чего заметишь, сразу карты перевертай кверху пузом и будем разбираться, – ответил ему Макуха. Поправив лежащие на столе карты, он поднял часть колоды. Внизу была десятка.

– Неплохо для начала, – сказал Макуха и положил карты на место.

Следующим, вытаскивал карту Шнырь, – он поднял короля. Рябой – щуплый, невысокого роста мужик, лет сорока, – поднял восьмёрку. Герман вытаскивал карту последним. Он поправил колоду и поднял часть. Внизу был туз.

– Везёт тебе морячок, – ухмыльнулся Макуха, – сдавай всем по одной, одну карту подрежь, а свою положи сверху, – наставлял он.

– Сколько ставишь на кон?

– А вот эти три рубля и ставлю. Проиграю и дело с концом, – доставая деньги из кармана, объявил Герман банк.

– Так я на весь банк и пойду, – заявил Макуха и попросил карту, потом ещё одну.

– Перебор, – сбросив карты, он положил в банк свои три рубля.

Толи по счастливой случайности, толи по непонятной причине, но и остальные игроки тоже проиграли.

Игра пошла по второму кругу. Макуха вновь пошёл на банк и снова проиграл.

Старик, лежащий на верхней полке, заинтересовался игрой и теперь уже внимательно, как показалось Герману, наблюдал за ним.

В банке лежала довольно значительная сумма. Вновь наступила очередь Макухи.

– На банк в тёмную, – заявил он. Если выиграю – платишь вдвойне, пояснил он для Германа значение тёмной игры.

Макуха решил, что настало время покончить с этим матросиком и подсадить его на большой долг. Внимательно посмотрев на рубашку своей карты и на колоду, он попросил ещё две.

Держа карты левой рукой, правой Герман достал из-под нижней части колоды две карты и протянул их Макухе.

Бери себе, – нервно ухмыльнувшись, приказал он.

Ситуация, когда колода карт находилась не в его руках, явно раздражала Макуху. Не скрывая волнения, Герман достал себе двух тузов.

Пересчитав деньги, Макуха выложил на стол сумму, вдвое превышающую банк.

Теперь уже никто так не рисковал и, хотя время от времени кто-нибудь из них выигрывал, сумма в банке неуклонно росла, и большую часть денег Герману пришлось рассовать по карманам и за пазуху.

Игроки, у которых кончались деньги, сменялись новыми игроками, но никто не мог понять, что за везение этому морячку. Движения его были неуклюжи, карты перетасовывал тщательно и осторожно, будто боясь рассыпать их, однако, ни у кого к морячку претензий не возникало, разве что делал он всё медленно, ну так это от неопытности, боится ошибиться.

Старик с верхней полки, посмотрев на Германа, лукаво усмехнулся. Как показалось Герману, он понял гораздо больше, чем сидевшие за столом игроки, однако виду не подал и Герман был признателен ему за это.

Игра продолжалась уже несколько часов. Первое волнение у Германа прошло. Теперь он чувствовал себя значительно увереннее, хотя перспективы становились для него более неопределёнными, чем вначале игры. Братва проигрывала большие деньги, и теперь они представляли для него ещё большую опасность, чем стать должником. С такими деньгами его не только не выпустят из вагона, но и из-за стола не дадут встать. Герман понимал это и чувствовал по настроению окружающих. Контингент игроков менялся, однако, игра не прекращалась. Временами кто-нибудь из партнёров выигрывал, но, как правило, это были незначительные суммы, которые вскоре вновь оказывались у банкира. Непроглядная темь за окном, стала изредка прерываться одиночными огнями фонарей и поезд начал замедлять ход; видимо, приближалась какая-то станция.

– Если бы удалось, каким-либо достойным способом, освободившись от денег, закончить игру, – просчитывал варианты Герман. Он лихорадочно искал выход из создавшегося положения.

– Сдай-ка мне карту.

Пригласивший Германа в вагон долговязый мужик спустился с полки и, потеснив игроков, сел напротив. Ещё один новый игрок подошёл из соседнего купе.

– Ну и везёт же тебе сегодня морячок, сдай и мне карту, может мне пруха покатит. Как ты думаешь, Сиплый, покатит мне сегодня пруха или нет? – обратился подошедший к одному из игроков.

– Я думаю – покатит, не всё же этому фраеру нас обыгрывать, – ответил Сиплый, уступая место новому игроку.

При появлении этих двоих, остальные игроки постепенно разошлись. Теперь в купе остались только эти двое, Герман, да старик, на верхней полке. Он вновь стал с интересом наблюдать за игрой, и теперь Герман не сомневался, что от его пронзительного взгляда не ускользало ничего.

Заявленные ставки были небольшими, – оба партнёра выиграли, – но это не меняло положения вещей. Необходимо было как-то, достойно для всех, закончить игру.

– Расскажи-ка нам о себе, морячок, – после очередной сдачи карт, обратился долговязый к Герману.

– На каталу, ты вроде не похож, однако пруха тебе катит по-чёрному.

– Тут такое дело, братва, играть в карты я не люблю, и деньги мне ваши ни к чему, но проигрывать мне и вовсе не резон. Я играть не хотел, да вот пришлось. Мне бы до места добраться, а там меня брат встретит, – на всякий случай подстраховался Герман.

– То, что играть не хотел, это мы знаем, а дальше-то, что будем делать?

– Давайте договоримся так, если я угадаю, какая у вас карта, то вы забираете деньги, и на этом заканчиваем игру, а если нет …, – он и сам не знал, что ещё предложить, однако и этой части уговора им оказалось достаточно.

– Ну, что ж давай, попробуем, – согласился долговязый и попросил карту, – потом задумавшись, – ещё одну.

– К твоему королю, – Герман волновался, однако карты называл правильно, – пришла восьмёрка, следующая будет десятка. Перебор.

К твоему тузу, – обратился он ко второму игроку, – дама с девяткой.

Достав две карты из колоды, он перевернул их. Дама и девятка легли одна к одной.

– Ну, что, уговор дороже денег!? – выложив на стол все деньги, облегчённо вздохнул Герман.

– Ладно, живи, а свой трояк можешь забрать, нам чужого не надо, – ответил долговязый.

– Сынок, – обратился к Герману старик с верхней полки, – здорово играешь, кто тебя учил?

– Дядька мой, Семён Таптанаков, показывал кое-что. Мальчишкой я тогда был.

– Так ты, значит, племяш Топтуна будешь? Слышал о нём, знатный был игрок, видать, впрок тебе его наука пошла.

Герман и сам был несказанно благодарен дяде, за его учение, которое так неожиданно пригодилось. Старик, довольный благополучным исходом этой опасной, но красивой игры, улыбнулся и повернулся на другой бок. До конца поездки Герман ни в чём не испытывал нужду. И выпить и закусить, – всего было вдоволь, а в карты играть, его больше никто не приглашал.

Зарисовки с натуры

Она заметила их ещё за квартал. В два часа ночи на этой улочке народу было не так много. В городе, это была, пожалуй, единственная улица, на которой всю ночь работали магазины, кафе и диско бары. Сэкси-стрит, как её называли местные жители, была известна морякам всего мира, которые хоть один раз побывали в этом городе. Почти в любом кафе, вместе с пивом или порцией виски, могут предложить и девочку. Ночные бабочки приезжают сюда отовсюду, но больше всего из России, или из Азиатских республик, некогда большого Советского Союза. Здесь все говорят по-русски, и большинство кафе на этой небольшой, не более километра, улице имеют незамысловатые русские названия: «У Татьяны», «У Людмилы» или ещё что-нибудь в этом роде. Это конечно не Сингапурский район Geyland, однако девчонки, приезжающие сюда на заработки, были вполне довольны. За два-три месяца они зарабатывали здесь вполне приличную сумму и уезжали домой, как они говорили, в отпуск, а потом снова возвращались сюда.

Сегодня ей катастрофически не везло. Она уже заметила, что так бывает всегда, когда что-нибудь особенно нужно. Сегодня ей особенно, просто до зарезу нужны были деньги. Парадокс, но обстоятельства, требующие от неё денег, и задержали её. На работу она вышла поздновато, в первом часу ночи, когда всех клиентов уже разобрали, однако не теряла надежды. Кроме двоих, изрядно выпивших моряков, которые вначале предлагали поехать с ними, но неожиданно, куда-то исчезли, в кафе больше никого не было, и она вышла на улицу. Наискосок через дорогу, так же в ожидании клиентов стояли молодые проститутки.

Эти трое, негромко разговаривая, вроде по-русски, или, по крайней мере, не все из них, прошли мимо соратниц по цеху, хотя девчонки предложили зайти повеселиться. Она медленно, но уверенно, нисколько не сомневаясь в себе и своих достоинствах, пошла навстречу. Главное заговорить, чтобы они не прошли мимо, а остановились, а там уж она не упустит свой шанс. Ей было далеко за тридцать, хотя выглядела она моложе и, по сравнению с местными проститутками, значительно привлекательней. Высокая, с длинными вьющимися волосами, спускавшимися на плечи; в белых, облегающих джинсах, подчёркивающих в полутемноте её стройные ноги, – она всегда пользовалась успехом у мужчин.

Внезапно возле неё остановился бесшумно подъехавший автомобиль. Из него вышли те двое, уже совсем пьяных, которые с час назад так неожиданно исчезли из кафе.

– Ну, что, поехали с нами, – обратился к ней один.

Честно говоря, связываться с этими совершенно пьяными ей совершенно расхотелось. К тому же по опыту она хорошо знала, что дело это бесперспективное, как в плане секса, так и в плане вознаграждения. Гораздо более её привлекала эта троица, уже поравнявшаяся с ней. Она обратила внимание, что тот, который постарше, пристально посмотрел на неё, и даже когда они уже прошли, оглянулся. Это был хороший знак.

– Хорошо, мальчики, я согласна поехать с вами, – и она назвала сумму, которая бы её устроила, не столько в надежде получить эти деньги, а более, для того чтобы отвязаться от них, ну а если согласятся – этих денег ей хватит решить накопившиеся проблемы.

– Да ты что, сдурела? Да за эти деньги мы десяток снимем.

Они поторговались ещё немного, потом сели в машину, и поехали дальше. Свет фар осветил улицу, и она заметила, что те трое зашли в магазин. Там, куда они направились, кроме двух, работающих всю ночь магазинов и пары захудалых кафе ничего больше не было, она это хорошо знала. Скоро они вернутся.

Почему-то сейчас, глядя на этих молоденьких девчонок, стоявших через дорогу, она вспомнила одну старую историю, о том, как будучи вот такой же нимфеткой, лишилась девственности. И ещё, последнее время ей стало казаться, что если бы она встретила, того, своего первого мужчину, она бы узнала его. Нет не в лицо, лица его она не могла вспомнить уже на следующий день после случившегося. Но бывает же так, уверен в чём-то, а объяснить, откуда эта уверенность, не можешь. После той, первой ночи у неё было много мужчин, и занятие сексом стало её хобби, а в последние годы, из хобби превратилось в профессию, но за всё это время она так и не пережила ничего похожего, на то, что было той ночью.

– Да, тогда. … Она закурила.

На день рождения подруги, они отправились в кафе. Встретили старых знакомых, выпивали, потом, она уже не помнит как, оказались на каком-то буксире, где и заночевали. Ночью к ней никто не приставал, и она проспала, не раздеваясь на чьей-то кровати. Утром снова пили, а потом поехали в общежитие, к тому парню, который был с ё подругой. Им повезло, в течение дня, всегда принципиальные вахтёрши, теряли бдительность, и они незаметно прошмыгнули мимо вахты. Двухместная комната приятеля, второй обитатель которой был на работе, находилась на третьем этаже в дальнем крыле общежития. Туда редко заглядывали посторонние, а уборщицы уже закончившие свою работу, ушли домой. Они снова выпивали. Подруга с приятелем устроились на его кровати, а она, изрядно опьяневшая, и уставшая за эти два дня, совершенно не помнила, как разделась и легла на соседней.

…Её разбудил шум голосов. Несколько мужчин сидело за столом. Подруга, обернувшись простынею, наподобие сарафана, сидела рядом с ними. За окном было темно.

– Сколько сейчас времени, – спросила она, с трудом поднимая голову от подушки.

– Зачем тебе время, поднимайся, хватит спать, – ответила ей подруга, – Выпить хочешь?

От этого предложения её замутило. Под одеялом она лежала раздетая, в одних только трусиках. Как раздевалась, она не помнила, но сейчас ей нужно было подняться, а вся её одежда валялась скомканная на кровати в ногах. Обернувшись простынёю, наподобие подруги, она села, нашла свои туфли, обулась, и, едва сдерживая тошноту, пошла в туалет. С полчаса она приходила в себя, но, только приняв душ и почувствовав себя немного лучше, пошла обратно, однако, выйдя в длинный коридор, потеряла ориентиры и забыла номер комнаты, где была. Услышав приближающиеся с лестничной клетки шаги, она обернулась. Высокий мужчина быстрой, уверенной походкой, приближался к ней.

– Извините, а Вы не подскажите, – она не успела произнести свой вопрос, как он, словно молодой жеребец на рысях уже пронёсся мимо, – раньше мужчины отвечали на обращение к ним женщины, – полушутя произнесла она вслед.

… – Ну, и что это здесь за бардак, время двенадцатый час, – услышала она голос, и поняла, что это и есть второй обитатель комнаты, и направилась в ту сторону.

– А это ещё что за явление Христа народу? – глядя на неё, обёрнутую мокрой простынёю, спросил он, будто только что и не видел её в коридоре.

– Не явление Христа, а Тамара, – представилась она, входя в комнату.

– Так это вас там, на вахте две женщины разыскивают, вызвали коменданта, участкового милиционера, и сейчас будут все комнаты осматривать?

– Томка, блин, это всё из-за тебя, – заверещала её подруга, – ой, что сейчас будет?

– Так, жучки, быстро одевайтесь и полезайте в шкаф. Я дверь комнаты снаружи закрою, а ключ оставлю в двери, будто здесь никого нет. Где ключ?

– А чёрт его знает, был где-то здесь, – ответил ему сосед.

– Ладно, шмотки и девок в шкаф, а я на вахту за вторым ключом.

Не раздеваясь, он выскочил из комнаты.

– Мужики, быстро наводите порядок, сейчас обход коменданта будет. Мамаши этих шалашвок пришли их искать, – донёсся его голос из коридора….

… – Да вы, бля.., вообще охренели, – возмутился он, некоторое время спустя снова вбегая в комнату. Мало того, что второго ключа на вахте нет, так ещё и эти, – он хотел выругаться, но сдержался, – до сих пор без штанов.

– Двигайте кровать к двери и все садитесь на неё. – Он выключил свет и навалился на дверь плечом. – Бог даст, пронесёт.

– … ну, вот это последнее крыло. Я же говорила, что у нас посторонних нет, – донёсся из коридора голос коменданта общежития.

В дверь постучали и попробовали её открыть.

– Здесь тоже никого нет, – уверенно заявила комендантша, – мы только что выдели жильца, он искал ключ, не может попасть в комнату.

– Да, да, мы только что его видели, – подтвердил воспитатель общежития.

Голоса за дверью постепенно затихли. Проверяющие уходили, осмотрев все комнаты кроме этой.

– Ну, жучки, кому-то здесь крупно везёт, если из такого дерьма выбрались. Что дальше – то делать будем? – спросил он, включив свет и снимая пальто.

– Мы никуда не пойдём, мы здесь у вас останемся, – в один голос заявили подруги.

– Раз так, тогда всё по местам, ужинаем и ложимся спать, – распорядился он.

Ключ нашли, когда ставили кровать на место.

Он достал чистое бельё, и велел ей застелить свою кровать. Ужинать она не стала и юркнула под одеяло, лишь только он закончил кушать и выключил свет. При свете она не решалась при нём скинуть с себя простынь, которой до сих пор была обёрнута, впрочем, как и её бесшабашная подруга.

Он лёг рядом с ней полностью раздетый, и она почувствовала его возбуждение, едва он прижался к ней.

– Да ты что, ещё не разделась? – удивился он, обнаружив на ней предмет нижнего белья.

Она лежала на спине, скрестив ноги, и обеими руками крепко держала свои трусики, натянув их так сильно, что не только рука, но и мизинчик не мог бы пролезть под них.

– Я ещё девочка, – прошептала она.

Он потрогал её ещё не развитые груди, от чего соски на них напряглись, и она невольно задрожала.

Его ласки возбуждали, однако она никак не решалась разрешить ему раздеть её до конца.

Внезапно она почувствовала его пальцы там, куда она его с таким упорством не пускала.

– Да ты и вправду целка?

– Я же тебе говорила.

– Ну а женщиной то ты хочешь стать?

Она не знала что ответить, вернее, не смогла бы с уверенностью сказать, что не хочет этого. Она чувствовала себя уже созревшей, и хотелось испытать новые ощущения и удовольствия взрослой жизни. Её сдерживал только страх. Страх перед предстоящей, – как рассказывала её подруга, лёжащая на соседней кровати и постанывающая от получаемого от партнёра удовольствия, – болью.

– Что я должна делать? – спросила она вместо ответа.

– Ничего, – прошептал он.

Тамара позволила ему делать всё, что он захочет, временами вздрагивая от возбуждения, и лишь невольно напряглась и вскрикнула от несильной, но неожиданной боли, почувствовав его внутри себя. Он замер, прикрыв ей рот поцелуем, замерла и она, завороженная волнами нахлынувших на неё новых ощущений. Его тепло покатилась по телу, заставляя каждую частичку сокращаться, вбирая его, уже не кажущегося таким огромным, всё глубже и глубже в себя, пока не почувствовала его где-то под самым сердцем.

Вот и свершилось, она женщина. Ей захотелось вспорхнуть, облететь весь мир и заявить всем о своём рождении.

Словно, уловив её желание, он нежно, поцеловал её в лоб. Внезапно она ощутила что-то новое, нахлынувшее и заполнившее всю её, и словно волшебный огонь зажёгся внутри каждой клеточки. Казалось, она засветилась и засияла новым, Божественным светом….

…. – Татко, виж «Интернет връзка», може тук има телефон? – вновь услышала она их голоса, прервавшие её воспоминания.

– Если вам нужен телефон, тогда дойдите до «Сайгона», а это старая вывеска, сейчас здесь просто кафе, – подсказал им женский голос из темноты.

– А где этот «Сайгон»?

– Да вон там, в начале улицы, – пояснил всё тот же женский голос.

Она поправила причёску, и пошла к ним навстречу.

– Добрый вечер, мальчики, а мы вас ждём, у нас хоть и нет телефона, но зато всё остальное к вашим услугам.

Они абсолютно никак не отреагировали на её приветствие, а молча, прошли мимо, даже не взглянув на неё, словно её здесь не было, словно она пустое место. Такое с ней было впервые.