Текст книги "Армия Наполеона"

С другой стороны обращает на себя внимание то, что подавляющее большинство офицеров не имели значительного внеслужебного дохода. 86,3 % командных кадров фактически не имеют иных источников существования, кроме службы (доход не более 500 франков в год), либо имеют ренту Почетного Легиона – плату, также полученную за службу.

Подобная ситуация характерна для наполеоновской армии: ее офицерский корпус, в отличие от полуфакультативно состоящих при армии командных кадров Старого порядка и других подобных армий Европы, должен в полной мере тянуть лямку службы, и только с ней связывать свои надежды на продвижение в общественной иерархии. Нельзя не отметить, что Наполеон достойно вознаграждал своих офицеров и имел возможность требовать от них куда более серьезного исполнения своих обязанностей, чем это имело место в королевской армии.

Сравнивая офицеров армии Старого порядка и офицеров армии, созданной им самим, Наполеон сказал: «…теперь офицеры не являются более людьми, избалованными тепличными наслаждениями. Они проникнуты боевым духом, живут интересами своих товарищей по оружию и гордятся честью командовать. Раньше офицер (из знатной семьи) считал, что оказывает честь невысокому званию, теперь каждый офицер гордиться своим званием… Теперь любое звание это награда за заслуги»[160]160
  Rœderer R-L. Journal du comte R-L Rœderer, P, 1909, p. 26.


[Закрыть].

В подобной армии продвижение по иерархической лестнице не могло быть ни столь быстрым, ни столь маломотивированным, как это нередко наблюдалось в эпоху Революции. Прежде всего выборность части офицерского состава, которая существовала вплоть до начала Империи, была постепенно упразднена. До этого правительство назначало только треть офицеров в каждом звании, другая треть получала эполеты по старшинству выслуги, и последняя треть избиралась. Выборы в этот период времени были не митингами в волонтерских батальонах 1792 года. Например, при образовании лейтенантской вакансии, подлежащей замещению по выбору, лейтенанты данного полка, собравшись, избирали трех лучших, по их мнению, су-лейтенантов, кандидатов на получение повышения, а из этих троих капитаны выбирали того, кто и производился в лейтенантское звание.

Несмотря на то, что формально закон о выборности трети офицеров продолжал существовать в течение всей эпохи Империи, тем не менее, как писал генерал Фуа: «вынужденная быстрота замещений свела три разных способа повышения к одному – назначение императором по тройному списку, представленному полковником»[161]161
  Foy M.-S. Op. cit., t.1, p. 63


[Закрыть].

Строгий контроль над чинопроизводством позволил очистить командные кадры от случайных людей, которых занесло революционной волной на высокие должности. Начиная с периода Консульства, Бонапарт начал придирчиво следить за качеством офицерского состава. После Маренго и заключения Амьенского мира в каждом роде оружия учреждаются комиссии, предназначенные для проверки и удаления офицеров, не отвечающих по качествам своему рангу. Мощная чистка одновременно с удалением неспособных командиров, лентяев и выпивох позволила продвинуть способных младших офицеров.

Свидетельства того времени единодушно говорят об улучшении качества офицерского состава: «С прошлого года произошли, в общем, выгодные изменения в образе службы офицеров, – констатировал в 1802 г. Кольбер, тогда полковник 10-го конно-егерского полка. – Я нахожу в них меньше упрямства, больше выправки, рвения и любви к их профессии»[162]162
  Цит. по: Morvan J. Le soldat impérial. P, 1904, t.1, p.285.


[Закрыть].

Способствуя быстрому продвижению по службе талантливых людей, Наполеон одновременно желал сделать все, чтобы случайность или связи не могли занести на высокий пост человека, не понюхавшего пороха и не послужившего в младших чинах. Поэтому министерским циркуляром от 15 флореаля ХIII года (5 мая 1805 г.) устанавливался следующий порядок чинопроизводства. Су-лейтенантом могли стать только унтер-офицеры, имевшие не менее шести лет службы; лейтенантом – только су-лейтенанты, имеющие не менее 4 лет службы; капитаном – только офицеры, имеющие как минимум восемь лет службы, из них четыре года в звании лейтенанта; командиром батальона – только офицеры, имеющие не менее восьми лет службы и капитаны с VIII года (т. е. имеющие не менее восьми лет выслуги в звании капитана); офицеры штаба могли получить повышение, только прослужив не менее двух лет в каком-либо полку (не при штабе)[163]163
  Journal Militaire. An XIII. T. 2, p. 82–83.


[Закрыть].

Предполагалось, что, с одной стороны, те, кто не имел соответствующего военного образования, не могли отныне получить офицерский чин благодаря связям или протекции, с другой стороны, должен был быть перекрыт слишком легкий путь к высоким званиям для штабных, ибо ни полковничье, ни майорское звание в принципе нельзя было получить, не пройдя командный стаж в войсках.

Разумеется, это распоряжение имело силу только в мирное время… а так как такового практически не было, то и действие его было весьма ограниченным. Равным образом, адъютанты маршалов и генералов заметно быстрее проходили путь от звания к званию, чем обычные офицеры. «Наполеон хотел задержать их быстрое продвижение, – писал Фуа, – он решил, что для того, чтобы получить следующий чин, адъютанты должны прослужить в частях пехоты или кавалерии, где учатся управлять солдатами, живя с ними одной жизнью. Однако влияние окружения монарха изменяло подчас здоровые идеи главнокомандующего»[164]164
  Foy M.-S. Op. cit., t.1, p. 106


[Закрыть].

Нужно, впрочем, тут же добавить, что вплоть до конца Империи скромное происхождение не являлось недостатком при получении очередного повышения… и далеко не всем это нравилось. Вот как описывает в своих воспоминаниях полковник де Сен-Шаман (офицер из старого дворянства и в эпоху Реставрации ярый роялист) смотр его полка, где он представил императору для очередного производства юношей из «хороших семей»: «Нет, это не то, что я хочу, эти слишком юны, дайте-ка нам лучше наших добрых «террористов»[165]165
  Император имел в виду унтер-офицеров, начавших службу еще в период революционного террора.


[Закрыть], – возразил Наполеон. Полковник видимо непонимающе посмотрел на императора и тот пояснил: «Да, да, наших храбрецов 93-го года!» Я вывел тогда несколько наших старых вахмистров, – рассказывает далее полковник, – столь же глупых и неспособных, сколь они были стары; он был очарован и тут же их произвел»[166]166
  Saint-Chamans A.-A.-R. de. Mémoires du général compte de Saint-Chamans, ancien aide de camp du maréchal Soult (1802–1823). P, 1896, p. 236


[Закрыть]. Сейчас, конечно, уже невозможно проверить, были ли старые вахмистры так уж «глупы и неспособны», зато несомненна политическая ориентация Сен-Шамана, которого покоробило предпочтение императора простолюдинам.

Э. Детайль. Полковник пехоты (1813 г.)

Впрочем, несмотря на те или иные неизбежные недостатки чинопроизводства, невозможно отрицать, что Наполеону удалось сформировать редкий по своим способностям и энергии офицерский корпус. Одним из показателей его качеств являются возрастные характеристики в соотношении с параметрами, показывающими степень служебного и боевого опыта.

Средний возраст офицеров армии Наполеона.

[167]167
  LOfficier français des origines à nos jours… p. 122


[Закрыть]

Из приведенной таблицы видно, что в офицерском корпусе ранней Империи явно просматриваются следы недавней революционной бури: почти все младшие офицеры, особенно в кавалерии, – выходцы из рядовых, отсюда их относительно значительный возраст. С другой стороны, полковники очень молоды, это те талантливые офицеры, которые сумели быстро пройти все ступени военной иерархии.

В 1814 г. ситуация меняется. Значительно моложе стали младшие офицеры: сказалось пополнение из военных училищ, а также быстрое формирование унтер-офицерских кадров из образованных молодых солдат. С другой стороны, старшие офицеры, особенно полковники, стали старее – результат более последовательного чинопроизводства.

Видно также, что наполеоновские офицеры – это мужчины в полном расцвете сил. Среди них практически не было неоперившихся юнцов и пожилых людей. С отнюдь не старческим возрастом сочетался огромный боевой опыт. Маргерон в своей солидной публикации документов, посвященных подготовке русской кампании, приводит сведения о выслуге лет офицеров корпуса Даву (на 1811 год). Эти данные мы свели в следующую таблицу:

Выслуга лет офицеров корпуса Даву (1811 г.)

[168]168
  Margueron… Op. cit., t.3, p. 37–48


[Закрыть]

«Эти цифры, – пишет Маргерон, – показывают с поразительной силой, и лучше, чем это можно сделать любым другим способом, какую закалку и какой опыт войны должны были получить офицеры различных родов оружия, достаточно только сказать, что любой военный, имеющий в это время 6–7 лет службы, принял уже участие в многочисленных и славных кампаниях, пройдя поля битв с большинством армий Европы»[169]169
  Ibid., p.37


[Закрыть].

На основе этих данных можно также легко подсчитать и средний срок выслуги лет. Он распределяется следующим образом:

Таким образом, в 1812–1814 гг. тридцатипятилетний капитан имел в среднем 18 лет выслуги. И какой выслуги! Чтобы проиллюстрировать наглядно эти цифры, обратимся к конкретным офицерам одного из линейных полков.

В 32-м линейном в 1814 г. в строю было 20 капитанов. Их средний возраст и средняя выслуга лет практически совпадают с таковыми для всей армейской пехоты: 36,1 и 15,9 лет[170]170
  S.H.A.T. XB412


[Закрыть]. Потрясает тот факт, что на эти примерно 16 лет, проведенных в строю, приходится… 15 кампаний! В результате каждый офицер этого ничем особенно не выделяющегося полка провел свою службу, начавшуюся в среднем в 1798 г., практически постоянно участвуя в военных операциях.

Юный виконт де Сен-Клер (ему было 12 лет) записался волонтером на флот, 4 июня 1799 г. попал в египетский поход, в 1801 г. в возрасте неполных 14 лет по приказу главнокомандующего зачислен солдатом 32-й линейной полубригады, сражавшейся в это время на африканской земле. Отличился в боях. Произведен в капралы по возвращении во Францию (в 15 лет!), в следующем году стал сержантом и обучал молодых солдат… Уже в звании старшего сержанта принял участие в походе 1805 г. Прошел прусскую кампанию 1806 г., отличился в польском походе 1807 г., произведен накануне Фридланда в су-лейтенанты. Вместе с полком отправился на Пиренейский полуостров, и шесть долгих лет непрерывно дрался на испанской земле. Получил последовательно лейтенантские и капитанские эполеты, в 1813 г., успев повоевать в Испании, был переброшен в Великую Армию и сражался в Германии, а в 1814 г. оборонял Майнц. В 27 лет у этого молодого человека было за плечами 15 лет службы, 18 кампаний (!)[171]171
  Не следует удивляться, что число кампаний превосходит срок выслуги лет. Например, в 1805 г. согласно приказу императора участникам тяжелой Ульмской операции зачислили ее как целую кампанию. Равным образом участие в течение одного года в войнах на разных театрах военных действий также могло зачитываться как две разных кампании, что мы и имеем в случае с Сен-Клером в 1813 г.


[Закрыть], три раны и орден Почетного Легиона, полученный в ноябре 1813 г.[172]172
  Ibid.


[Закрыть]

Капитан Эстрад, 44 года. За плечами походы 1792, 1793, кампании 1794, 1795, 1796, 1797 в Италии, 1798 в Швейцарии, 1798, 1799, 1800, 1801 в Египте. В 1804–1805 гг. – в армии Берегов Океана (в Булонском лагере), потом Ульмский поход, кампания 1805 г., прусская кампания 1806 г., польский поход 1807 г., война в Испании 1808, 1809, 1810, 1811, 1812, 1813, 1814 гг.! Итого двадцать с лишним кампаний! Ранен пулей в плечо под Вадо в 1795, пулей в голову под Александрией в 1798 г., пулей в подбородок в прусском походе 1806 г. Кавалер ордена Почетного Легиона в 1807 г.[173]173
  Ibid.


[Закрыть]

И это просто две взятые почти наугад биографии!

Этот боевой опыт был лучшей практической школой военного искусства. Что же касается теории, то здесь необходимо отметить, что большинство наполеоновских офицеров не успели посидеть за партами военных училищ. Согласно подсчетам Ж. Удайля во Франции к концу периода 1-й Империи не более 15 % офицеров были выпускниками военных учебных заведений[174]174
  Данная цифра не противоречит сказанному в начале главы о количестве офицеров, выслужившихся из рядовых. Дело в том, что не все, кто сразу стал офицером, были выпускниками военных училищ.


[Закрыть]. Отметим, что в приведенном нами в качестве примера 32-м линейном только один капитан, два лейтенанта и четыре су-лейтенанта окончили военную школу (7 из 95 офицеров!), остальные выслужились из солдат. Причем в среднем время службы до получения офицерских эполет составляет около 9 лет![175]175
  Ibid.


[Закрыть] Данная ситуация объясняется, конечно, непрерывными войнами и огромной потребностью армии в офицерах, которую не могли удовлетворить военные школы, несмотря на то что император уделял огромное внимание их созданию и развитию.

Дело в том, что пришлось начинать фактически с нуля. В период Революции почти все существовавшие к тому времени военные учебные заведения были закрыты, школы подготовки артиллерийских офицеров при артполках сведены в одну, размещенную в Шалон-сюр-Марн, некоторые бывшие подготовительные военные школы превратились в обычные платные пансионы для юношей. К началу эпохи Консульства Франция фактически не располагала военными учебными заведениями (Шалонская школа находилась в состоянии развала и запустения, а число ее воспитанников едва превосходило 40 человек).

Полковник 23-го конно-егерского полка Марселен де Марбо (1782–1854). Миниатюра.

Марбо прожил жизнь на редкость полную удивительных приключений и написал мемуары, которые хотя и грешат нередко против исторических фактов, но очень ярко и красочно передают жизнь наполеоновской армии. Миниатюра написана, очевидно, в начале 1812 г., когда Марбо был произведен в полковники (ноябрь 1811 г.) и получил под командование 23-й конно-егерский полк

Декретом от 11 флореаля Х года (1 мая 1802 г.) 1-й консул образовал систему среднего и специального образования во Франции, которая сохраняет ряд черт, намеченных ее создателем, вплоть до сего времени. Статья 6 этого декрета провозглашала создание Специальной военной школы – в будущем знаменитого Сен-Сира. Еще ранее, для детей военнослужащих, «павших на поле чести», был создан так называемый «Пританей» – учебное заведение типа интерната, которое позже превратится в среднее военное училище в Ла Флеше (до 1808 г. Пританей размещался в Сен-Сире, а Специальная военная школа – в Фонтенбло).

Военная школа, созданная Наполеоном, была поистине образцовым военным учебным заведением, рассчитанным сначала на 500, а потом на 1000 курсантов. Сюда принимали выпускников лицеев и частных пансионов. Для тех, кто блестяще окончил среднее учебное заведение, обучение в Военной школе было бесплатным, для остальных оно было весьма дорогим удовольствием: 1200 франков в год.

Если в королевской военной школе, где в свое время учился сам будущий император, как он вспоминал, «воспитанников кормили и обслуживали с великолепием, во всем обходясь с нами, как если бы мы были офицерами, имевшими большой доход…»[176]176
  Las Cases. Mémorial de Sainte-Hélène. P, 1968, p. 307.


[Закрыть], то в Сен-Сире курсантов не баловали. С момента поступления в школу для курсантов начиналась настоящая военная жизнь, ибо Наполеон хотел, «чтобы молодые офицеры, которые должны будут командовать солдатами, начали с того, что сами стали бы подлинными солдатами»[177]177
  Ibid.


[Закрыть].

Строгая дисциплина, точное соблюдение уставов, придирчивые проверки амуниции и вооружения, напряженные военные занятия – вот повседневная жизнь будущих офицеров Великой Армии. Жиро де л’Эн, бывший курсант Сен-Сира, вспоминал: «Мы были подчинены тем же правилам, что и солдаты в казарме. Ели из общего котла такой же суп как они. Единственным отличием было то, что мы получали его уже готовым на кухне, откуда мы приносили также хлеб в мешках, вино в канистрах, мясо и овощи в отдельных котелках»[178]178
  Girod de l’Ain J.-M.-F Dix ans de souvenirs militaires de 1805 à 1815. P, 1873.


[Закрыть]. Не всем подобный распорядок нравился. Будущий генерал Рикар, тогда один из курсантов, вспоминал, что у него вызывало «непобедимое отвращение» есть из одного котла со своими товарищами.

В школе обучали не только военным дисциплинам. От курсанта требовался необычайно высокий уровень общего образования, и особенно знание математики и физики, так как многие выпускники зачислялись не только в пехоту, но и в артиллерию и инженерные войска. Вот какова была «недельная норма» обучения в Сен-Сирской школе в 1812 г.:

9 часов математики

6 часов физики

9 часов рисунка

18 часов теоретических знаний по различным военным специальностям

18 часов практических артиллерийских занятий

6 часов конный манеж

3 часа взводная школа

_________

Итого: 69 часов[179]179
  Soultrait G. R. de. Lettres d’un Saint-Cyrien de 1812. // Carnet de la Sabretache, 1920, № 263, p. 36.


[Закрыть]

Следовательно, в среднем по 11–12 часов занятий в день (в воскресенье не учились), не считая общих построений, поверок, инспекций и т. д.

Не сразу все наладилось в Сен-Сире, и еще в 1803 г. отмечались низкий образовательный уровень абитуриентов и недостатки в организации занятий. Однако постепенно удалось хорошо организовать учебный процесс, и в первые дни 1804 г. начальник школы генерал Беллавен писал Первому консулу, что «школа прочно сидит в седле»[180]180
  Ganniers A. de. Les écoles militaires en France sous la Révolution et l’Empire. // Revue des Questions Historiques. P, 1902, T.18, p. 185.


[Закрыть]. Действительно, с этого времени школа уверенно крепла как в количественном, так и в качественном отношении. Не последнюю роль сыграл в этом уже упомянутый нами генерал Беллавен. Строгий и пунктуальный, придирчивый к малейшим неточностям в соблюдении правильности ношения униформы и чистоты оружия, Беллавен был в то же время по-отечески добр со своими подопечными, и все они сохранили о своем наставнике добрую память. Вступив в 1791 г. в возрасте 20 лет в кавалерийский полк рядовым, Беллавен, благодаря своей отчаянной храбрости и таланту за пять лет дослужился до генерала, но 5 июля 1796 г. в битве при Раштадте вражеское ядро оторвало ему ногу. Бонапарт нашел дело по душе рано вышедшему из активной военной жизни генералу, и Беллавен полностью оправдал его доверие, заслужив признательность Первого Консула и императора.

Наполеон постоянно с пристальным вниманием следил за постановкой дела в Сен-Сире и не всегда был доволен тем, что там происходит. В частности, император постоянно стремился к тому, чтобы не дать военной школе свернуть на путь оторванного от реалий, исключительно теоретического обучения. В марте 1809 г. он в очередной раз неожиданно посетил училище и разразился длинным раздраженным посланием военному министру, в котором лучше всего видна его концепция подготовки офицерских кадров: «В Сен-Сире всего не хватает. Артиллерийским делом не занимаются. У пушек нет пролонжей (см. гл. VI), нет мишеней. Воспитанники не знают номенклатуру артиллерийских орудий… Можно всему обучить этих молодых людей, пока они в школе, когда они выйдут оттуда, они будут узнавать лишь то, что лежит непосредственно в плоскости их каждодневных занятий. А было бы хорошо для старших офицеров артиллерии, чтобы в армии у них под рукой были пехотные командиры, которые при необходимости могут изготовлять артиллерийские заряды, умеют работать топором и лопатой (имеются в виду инженерные работы) и которые могут участвовать в работе по ремонту пушек, уметь изготавливать картузы, пальники и отливать пули… Я хочу, чтобы готовили не кабинетных ученых, а молодых офицеров, которые сразу по приходе в полк будут знать все, что знают старые офицеры. Пусть г-н министр займется внимательно всеми этими деталями. Скоро я снова навещу Сен-Сир и, ей-богу, буду весьма рассержен, если не увижу изменений…»[181]181
  Lecestre L.Correspondance inédite de Napoléon. P, 1897, T. 2, p. 780.


[Закрыть].

Специальная военная школа подготовила за время своего существования в эпоху Консульства и Империи целую плеяду блестящих пехотных и артиллерийских офицеров. С 1804 по 1807 г. было выпущено 1348 су-лейтенантов для этих родов оружия.

В 1809 г. – 458

1810 г. – 299

1811 г. – 145

1812 г. – 603

1813 г. – 751

1814 г. (3 месяца) – 252

Итого: 3856 офицеров[182]182
  Ganniers A. de. Op. cit., p. 220–221


[Закрыть]

Всего же с учетом выпуска 1815 г. в эпоху Империи Сен-Сирскую школу окончили 4101 человек, из которых 3338 стали пехотными офицерами, 317 – кавалерийскими и 416 – артиллерийскими[183]183
  LOfficier français des origines à nos jours… p. 128


[Закрыть]. Это был поистине цвет французского офицерского корпуса. Пройдя две-три кампании, юные су-лейтенанты, получившие в школе прекрасное теоретическое и практическое образование, приобретали огромный боевой опыт и становились действительно мастерами военного дела.

Что же касается отваги на поле боя, лучшее свидетельство этого – цифры потерь, понесенных выпускниками Специальной военной школы: 2/3 су-лейтенантов выпуска 1804–1807 гг. пали на поле брани в эпоху Империи[184]184
  Ganniers A. de. Op. cit., p. 259


[Закрыть].

Но это не останавливало молодого энтузиазма курсантов Сен-Сира, их пылкого желания броситься с головой в головокружительные походы Великой Армии. «Школа затряслась от тысячекратно повторяемого крика «Vive l’Empereur! Офицеры!! Мы французские офицеры!» – рассказывает Гаспар-Ришар Сультрэ в письме отцу, о том, как его друзья со старшего курса встретили свое неожиданное производство в чин су-лейтенанта. А на следующий день он снова пишет: «Со вчерашнего приказа радость воспитанников не знает предела и проявляется во всю силу своего порыва. Ведь они проделают такую блестящую кампанию! Как я хочу, чтобы она не кончилась до тех пор, пока я не стану офицером!..»[185]185
  Soultrait G. R. de. Op. cit., p. 21


[Закрыть]. Это было в мае 1812 г., и большинство этих радостных веселых юношей не увидели больше никогда Франции… Но, несмотря ни на что, сотни новых выпускников с таким же энтузиазмом и пылом весной 1813 г. ушли, чтобы устремиться в кровавый водоворот безнадежной войны…

Юношеский порыв не мешал им быть отличными офицерами пехоты и артиллерии. Иная картина наблюдалась долгое время в кавалерии, и те выпускники Сен-Сира, которые попадали туда, оказывались не в лучшем положении: «Наше изучение военного искусства готовило из нас пехотинцев, и мы начинали как жалкие кавалеристы. Наше обучение происходило под ударами сабель, от которых редели необученные и неловкие ряды. Нашей доброй воли, нашего энтузиазма не хватало…»[186]186
  Brack F. de. Op. cit., p. 13.


[Закрыть] – писал выпускник Сен-Сира де Брак, попавший в легкоконные части и позже ставший знаменитым генералом.

Действительно, с подготовкой офицеров для этого рода войск дело обстояло очень плохо, и фактически кавалерийские командиры воспитывались чисто эмпирическим методом. Правда, еще в эпоху Консульства существовала так называемая «аппликационная кавалерийская школа» в Версале, но это были скорее «курсы повышения квалификации» для офицеров и унтер-офицеров кавалерийских полков, к тому же из рук вон плохо организованные. «Три раза в неделю мы собирались на гражданском манеже под руководством знаменитых наездников Жардена и Купе; мы приходили туда тогда, когда нам заблагорассудится… Три остальных дня были посвящены военным занятиям… Как только занятия кончались, капитаны исчезали, и каждый воспитанник делал то, что ему хотелось, – вспоминал генерал Марбо. – Согласитесь, нужно весьма большое желание учиться, чтобы преуспеть в столь плохо организованной школе…»[187]187
  Marbot M. de. Mémoires du général baron de Marbot. R, 1891, p. 169–170


[Закрыть].

Подобное состояние подготовки командных кадров для кавалерии, разумеется, не могло удовлетворить императора, и поэтому в 1809 г. был издан декрет о создании кавалерийской школы в замке Сен-Жермен по образцу Сен-Сирской, но с учетом специфики своего рода войск. По мысли Наполеона, Сен-Жермен должен был стать привилегированным учебным заведением для сыновей дворян и буржуазии, ибо здесь за обучение необходимо было вносить очень высокую плату (кроме нескольких курсантов, которых государство брало на содержание). Униформа воспитанников, так же как внешний вид школы, должны были производить впечатление своим блеском. Однако школа создавалась поспешно, и император остался крайне недоволен своим внезапным визитом в Сен-Жермен 14 апреля 1812 г.

В возмущении он написал в тот же день военному министру Кларку. Всё вызвало шквал упрёков – состояние здания, дурной запах, дурной хлеб: «Я попробовал хлеб. Он такой плохой, что от такого стоило бы жаловаться даже в самые плохие моменты на войне. Как можно давать подобный хлеб молодым людям, которые привыкли дома к богатой жизни и которые платят по 2400 франков пансиона?»[188]188
  Napoléon Bonaparte. Correspondance générale, Paris, 2012, t. 12, p. 497.


[Закрыть]

Наполеон сместил со своего поста начальника школы генерала Клемана де ла Ронсьера и на его место поставил уже известного нам Беллавена, в надежде, что он сможет организовать школу надлежащим образом. Однако времени оставалось уже немного. Крах Империи увлек за собой и Сен-Жерменскую школу. Она закрылась в 1814 г., так и не успев развернуть свою работу с той эффективностью, которой ожидал от нее император. За все время своего существования школа выпустила из своих стен лишь 311 су-лейтенантов кавалерии[189]189
  Ibid., p. 221


[Закрыть].

Совсем иную роль сыграло в подготовке офицерского корпуса высшее учебное заведение, которое, в общем, не считалось военным. Это была знаменитая Политехническая школа, созданная в 1794 г. как институт, призванный готовить специалистов для всех областей промышленности и техники. Политехническая школа превратилась в эпоху Империи фактически в военное учебное заведение. Здесь все напоминало о войне: ношение униформы, подъемы в пять часов утра по звуку барабана. «Наши учителя походили на герольдов, наши классы – на казармы, наши перемены – на маневры, а наши экзамены – на военные смотры», – вспоминал Альфред де Виньи о лицеях эпохи Наполеона, однако это в равной степени могло быть отнесено и к Политехнической школе… Впрочем, ее выпускники формально не обязаны были идти в армию. Но едва редели ряды офицерского корпуса в армии, как император снова писал военному министру: «Нужно посмотреть, не может ли Политехническая школа дать еще пятьдесят офицеров», и так каждый раз, когда не хватало офицеров артиллерии и инженерных войск.

Э. Детайль. Воспитанники политехнической школы в бою за Париж (1814 г.)

В результате сами воспитанники школы рассматривали ее скорее как военную. «Парижская политехническая школа была в это время лучшим военным училищем, и военные науки изучались здесь на чрезвычайно высоком уровне»[190]190
  Chlapowski D. Mémoires sur les guerres de Napoléon (1806–1813), publié par ses fils. R, 1908, p. 59


[Закрыть], – писал окончивший ее в 1808 г. Хлаповский, польский офицер ординарец императора. Действительно, естественные и военные дисциплины здесь преподавались виднейшими учеными и прекрасными офицерами. Среди профессоров были такие научные деятели с мировыми именами, как Монж, Фуркруа, Карно, Тенар, Жюссье и многие другие. С 1804 по 1813 г. это высшее учебное заведение окончили 1380 студентов, из которых около тысячи (!) стали офицерами, прежде всего артиллерии и инженерных войск.

Немалую роль в подготовке офицеров для инженерных войск и рабочих рот артиллерии в эпоху Наполеона сыграла и Компьенская школа искусств и ремесел, основанная в эпоху Консульства.

Наконец, для подготовки унтер-офицеров была учреждена соответствующая школа в Фонтенбло.

Все эти меры способствовали значительному повышению военного и общего уровня образования командиров французской армии. Однако, как уже было отмечено, процент офицеров, получивших регулярное военное образование, оставался весьма скромным и процесс складывания армии современного типа с командными кадрами, прошедшими обязательную профессиональную подготовку в высшем или среднем учебном заведении, только начался в эпоху Наполеона и был далек от завершения в момент падения империи.

Выпускников лучших военных школ и простых крестьянских парней, ставших командирами, юных аристократов из Сен-Жерменского предместья и сыновей парижских ремесленников – офицеров Империи объединяло одно: беззаветная отвага и культ чести. «Мы говорили только о будущих победах, – вспоминает лейтенант Мартен о начале трагической кампании 1815 г., – о славе, которую мы добудем, о повышениях, которые мы получим. Прочь удовольствия мирной жизни – жалкий отдых не для истинных воинов! Покинуть все: любовь, возлюбленную, все, чтобы сражаться!»[191]191
  Martin J. Lettre du 1er août 1815 // Carnet de la Sabretache, 1895, p. 493.


[Закрыть]

Молодому офицеру для того, чтобы доказать, что он достоин эполет, приходилось нелегко. «Когда нужно было выбирать позиции для орудий, – рассказывает один из них, – я старался ставить их нарочито близко от неприятеля и в самом опасном месте. Должен сказать, что чувство, которое мной руководило, было не желание бить врага, а заработать репутацию. Я добился этим способом того, что заслужил доверие»[192]192
  Levavasseur O. Souvenirs militaires d’Octave Levavasseur, officier d’artillerie, aide de camp du maréchal Ney, publié par le commandant Beslay. R, 1914, p. 35


[Закрыть].

Иногда желание показать свою отвагу приводило к бесполезным потерям: «Это ложное понимание храбрости отняло у Франции немало доблестных воинов, которые погибли без иной пользы для отечества кроме той, что они приучали своих подчиненных презирать смерть и быть в состоянии преодолевать все опасности»[193]193
  Lejeune L.-F Mémoires du général Lejeune. R, 1895, p. 70


[Закрыть]. Но «благо той армии, – говорит Клаузевиц, – в которой проявляется несвоевременная отвага, – эта буйная растительность, она признак могучей почвы. Даже безрассудную смелость, т. е. смелость бесцельную, нельзя ценить низко; в основе своей она является той же самой душевной силой, только проявляющейся в виде особого вида страсти…»[194]194
  Клаузевиц К. О войне. M., 1936, t. 1, c. 205


[Закрыть] (см. также гл. XI).

Лучшим свидетельством отваги наполеоновских офицеров на поле чести являются цифры потерь, понесенных командными кадрами в боях. Согласно подсчетам крупнейших французских современных историков Лемоншуа, Удайля, Бодинье от 11,5 % до 12,8 % офицеров наполеоновской армии погибли в боях[195]195
  LOfficier français des origines à nos jours… p. 137


[Закрыть], т. е. около 10 тысяч человек. В процентном отношении это значительно выше, чем потери рядового состава убитыми и умершими от ран (см. гл. II). С другой стороны, нужно отметить, что потери офицерского состава от болезней были гораздо ниже, чем у рядовых. Командные кадры по различным данным потеряли лишь от 4 до 8 % своей численности умершими от болезней, у рядовых же это число, как уже отмечалось, составляло не менее 30 %. Разумеется, сказывались лучшие условия содержания и лучшие материальные возможности офицеров, но не только это. Вне всякого сомнения, немалую роль играл и психологический фактор. Офицеры с большей стойкостью переносили лишения, а самое главное, до конца сохраняли товарищескую взаимопомощь. В тяжелейших условиях отступления из России, когда солдаты и офицеры находились практически в равных условиях перед лицом лишений и когда офицерам приходилось еще чаще, чем обычно, рисковать собой под пулями, потери рядового и командного состава оказались тем не менее в процентном отношении совершенно различными. В некоторых полках вокруг изодранных знамен оставались лишь уцелевшие офицеры с горстью унтер-офицеров и солдат.

4-й линейный полк под командованием полковника Фезенсака является характерным примером. Из трех тысяч солдат и унтер-офицеров этой части, перешедших Неман (с основной массой войск или позже в числе подкреплений), вернулись не более 300 человек, а из 109 офицеров – 49, т. е. в строю осталось только 10 % рядовых и 45 % офицеров (в процентном отношении в 4,5 раза больше!). И это несмотря на то, что среди 49 вернувшихся офицеров 35 были ранены, причем многие неоднократно![196]196
  Fézensac. Souvenirs militaires de 1804 à 1814. R, 1863, p. 352


[Закрыть] Несмотря на ужасные потери этого трагического похода, офицеры сохраняли свою преданность императору и желание сражаться до конца: «Для первой кампании мне досталась слишком жестокая, но от этого мое удовольствие начать новую не будет меньшим», – писал домой молодой офицер после войны 1812 г.[197]197
  Delaval. Lettre d’un Saint-Cyrien officier d’artillerie // Feuilles d’Histoire, 1911, p. 248


[Закрыть]

Наполеон делал все, чтобы поощрить эти качества своих командных кадров. Впрочем, для того чтобы заслужить награду, простой отваги было мало – она в наполеоновской армии была разменной монетой. Император «мало обращал внимания на обычную храбрость, – писал генерал Рапп, – он рассматривал ее как нечто само собой разумеющееся, однако он ценил истинное бесстрашие, и к тому, кто обладал этим качеством, он подходил с совсем иными мерками, чем к обычным людям»[198]198
  Rapp J. Mémoires écrit par lui-même et publié par sa famille. R, 1823, p. 4


[Закрыть].

Когда кто-то из высокопоставленных чиновников заметил ему, что император, повышая в чине отважных солдат, забывает хороших офицеров тыла, Наполеон ответил: «Я плачу за кровь, а не за чернила!» Порой свои повышения и отличия офицеры получали прямо на поле боя. Вот как генерал Сегюр запомнил производство в офицеры после сражения при Валутиной Горе в 1812 г.: «Солдаты Нея и дивизии Гюдена, генерал которых пал в бою, построились среди трупов своих товарищей по оружию и тел русских солдат, среди разбитых деревьев, на земле, перепаханной ядрами и утоптанной ногами сражавшихся, на клочках изодранного обмундирования, среди перевернутых повозок и оторванных членов… Но все эти ужасы он заставил померкнуть перед славой. Поле смерти он превратил в поле чести… Его видели последовательно окружавшим себя каждым полком как семьей. Он спрашивал громким голосом офицеров, унтер-офицеров и солдат, узнавал, кто самый храбрейший из храбрых, и награждал его тотчас же. Офицеры указывали, солдаты одобряли, император утверждал»[199]199
  Ségur de. La Campagne de Russie. R, s.d., p. 78


[Закрыть]. Так без справок, аттестаций и характеристик на залитом кровью, еще дымившемся поле битвы солдаты становились офицерами, офицеры – генералами.