Текст книги "Армия Наполеона"

Теперь настало время и коалиции задуматься о том, чем она рискует. Англия, Пруссия, Австрия, Голландия, Испания, Неаполь, Сардиния, множество мелких государств Германии – все поднялись на борьбу. Отныне они понимали, что силы республики велики, и готовились теперь не к военной прогулке, а к битве не на жизнь, а на смерть. Весной 1793 года коалиция перешла в наступление. На удесятеренный натиск врага, на сплошные неудачи на фронтах республика ответила, помножив на сто свои энергию и решимость. К лету 1794 года, если верить официальной статистике того времени, французские войска были доведены до небывалой доселе численности: миллион человек![13]13
  Grimoard P– H. de. Recherches sur la force de l’armée française. Paris, 1805, p. 173.


[Закрыть] Хотя современные исследователи считают, что эти данные завышены и под ружьём реально находилось не более 750 тыс. человек[14]14
  Histoire militaire de la France, dirigée par André Corvisier, Paris, 1992, t 2, p. 243.


[Закрыть], нет сомнения, что столь многочисленной армии ещё не существовало в истории. Теперь французские войска обрушились на врага с неукротимой энергией и вскоре вновь добились побед. Однако отныне уже никто не мог остановиться, война стала яростной, отчаянной, идеологизированной. Революционные армии снова повсюду пересекли границы Франции, устанавливая везде новые порядки.

Конечно, не стоит модернизировать войны Великой французской революции. Они были далеко не столь жестокими и кровавыми, как мировые войны XX века. Еще не были изжиты замечательные «пережитки прошлого»: красочные мундиры, военная музыка, любезности между офицерами воюющих сторон и рыцарские жесты по отношению к поверженному неприятелю. Однако революция до предела идеологизировала войну, выпустила из бутылки джина национальных страстей, ослабленных в космополитический век Просвещения. Перехлестнувшись через границы Франции, война становилась необратимой. Коалиция отныне не могла уступить, ибо победный марш республиканских войск заставлял шататься все европейские троны. С другой стороны, для республики невозможно было отдать свои завоевания, ибо это означало бы усиление неприятеля, поставившего себе целью не только во что бы то ни стало реставрировать французскую монархию, но и заставить Францию заплатить за все потери и расходы коалиции.

Войну в 1789–1791 годах не планировали и не хотели ни идеологи революции, ни правительства монархических стран Европы. Она началась вне зависимости от чьей-либо воли и благодаря неумолимому воздействию обстоятельств превратилась в ожесточенный всеевропейский конфликт, пламя которого все более разрасталось и остановить который могла только окончательная победа одной из сторон.

В этой борьбе родилась новая армия. Как было сказано, старые королевские войска подверглись процессу разложения. Солдаты дезертировали, офицеры эмигрировали или ушли в отставку. Даже самые ярые оптимисты понимали, что с этими ослабленными полками нечего было и думать противостоять силам складывающейся коалиции. Поэтому было принято решение о создании новых сил – батальонов добровольцев (волонтеров). Декрет о создании этих частей был утвержден Национальной Ассамблеей 12 июня 1791 года. Запись в батальоны должна была быть добровольной, а сами добровольцы – выходцами из Национальной гвардии, последнее условие означало, что это должны быть «почтенные», «благонадежные» люди, ибо только они допускались в Национальную гвардию.

В приграничных департаментах, где опасность иностранного вторжения ощущалась как нечто весьма реальное, формирование батальонов волонтеров происходило быстро и дало наибольшие результаты. Много добровольцев было и в охваченном революционным порывом Париже. Зато некоторые департаменты, где сильны были клерикальные и консервативные слои, не выставили вообще ни одного батальона. Несмотря на все трудности к 1791 году было сформировано более полутора сотен батальонов общей численностью около 100 тысяч человек.

Батальоны волонтеров резко отличались от линейных войск. Здесь все было иное, начиная от менталитета, пронизанного революционной идеологией, кончая униформой, которая у добровольцев была национальных цветов (т. е. синий мундир с белыми и красными декоративными деталями), а у старых королевских пехотных полков белого цвета. Отсюда насмешливые прозвища: «васильки» – так называли волонтеров старые солдаты, и «белозадые», как, недолго думая, окрестили их добровольцы.

Особенно отличался порядок формирования командных кадров волонтерских батальонов. Он был поистине «революционным». Всех командиров, от капрала до полковника, избирали сами добровольцы.

Однако здесь нужно сразу сделать важное замечание. Еще до конца 1791 года появился закон, согласно которому офицерами могли быть выбраны только те, кто уже служил в армии, или, за их неимением, был офицером в Национальной гвардии, что фактически означало принадлежность к зажиточной буржуазии. Наконец, выборы проходили непосредственно в департаментах под контролем местных властей во главе с буржуазной верхушкой, опиравшейся на свои клиентелы. Так что в результате командовали в батальонах волонтеров не лихие неграмотные мужланы, а скорее наоборот, почтенные граждане. Впрочем, были, конечно, и исключения.

Батальоны волонтеров 1791 года были крайне разнообразны по своему качеству. Вероятно, поэтому столь противоречивы высказывания о них, колеблющиеся от самых восторженных до самых презрительных.

Вот что писал, например, генерал Монтескье военному министру Сервану по поводу качества частей своей армии: «Полки (линейные войска), которые прислали из Эльзаса, находятся в жалком состоянии. Во всей армии нет ничего приличного, кроме нескольких батальонов волонтеров. Я хотел бы от всего сердца, чтобы вы прислали больше этих батальонов, и уверен, что из них можно извлечь пользу. Они обычно лучше обучены, лучше дисциплинированы и более подвижны, чем полки. Если бы эти батальоны были более многочисленны, я охотно согласился бы не иметь других войск»[15]15
  Цит. по: Rousset C. Les volontaires 1791–1794. P, 1870, p. 60.


[Закрыть].

Генерал Дампьер с большой похвалой отзывался о поведении волонтеров в битве при Жемаппе: «Три первые батальона Парижа стояли слева от Фландрского полка, эти три батальона вели себя очень достойно. 1-й Парижский батальон под командованием храброго Баллана отбил атаку эскадрона Кобурга, поддержанного гусарами, уложив перед собой впечатляющий вал из людей и лошадей. 2-й и 3-й вели огонь по венгерским гренадерам, эти батальоны находились под командованием двух командиров, известных своей отвагой: граждан Мальбранша и Лака…»[16]16
  Цит. по: Chassin Ch.-L. et Hennet L. Les volontaires nationaux pendant la Révolution. P, 1899–1906, t.1, p. 178.


[Закрыть].

Равным образом имеются и противоположные свидетельства. Вот что доносил, например, военному министру генерал Ламорисьер 9 октября 1791 года: «Я имею честь донести Вам об отсутствии дисциплины, которое царит в этих частях, и прошу Вас сообщить, есть ли эффективный способ наказаний, который позволил бы внедрить среди волонтеров подчинение и субординацию, необходимые для каждого солдата. Их командиры неоднократно приказывали им построиться как для того, чтобы изучать военные упражнения, так и для других целей. Значительная часть волонтеров отказалась явиться в открытую, другие же не явились молча. Со всех точек зрения граждане желали бы убрать отсюда эти войска, дурное поведение которых их беспокоит»[17]17
  Цит. по: Rousset C. Op. cit., p. 18–19.


[Закрыть].

Наконец, генерал Вимпфен писал 31 декабря 1791 года из Кольмара: «…Вы поймете, что батальонам волонтеров Верхнего Рейна, а также Верхней Саоны и Дуба многого не достает, чтобы быть использованными в качестве воинских частей. Это отставание связано с двумя пороками в их организации, о которых я предупреждал военного министра еще в момент их формирования. Первый – это способ производства офицеров, который вызвал дурные и даже просто смешные результаты. Интриганы, болтуны и особенно выпивохи победили на выборах способных людей. Второй – то, что департаментам поручено обмундировывать и экипировать волонтеров, в то время как у этих департаментов нет ни су, да и к тому же это не их сфера деятельности…»[18]18
  Ibid., p. 20–21.


[Закрыть].

Так или иначе, волонтеры 1791 года быстро приобрели выправку. Из писем волонтеров мы видим, что воинские упражнения проводились регулярно и зачастую почти каждый день[19]19
  Noël G. Au temps des volontaires. Lettres d’un volontaire de 1792. P, 1912, p. 229.


[Закрыть]. С началом войны они хладнокровно приняли боевое крещение и скоро стали достойными солдатами.

Хотя волонтеры 1791 года пополняли силы армии, но все-таки объявление войны застало Францию недостаточно готовой к борьбе. Необходимы были новые контингенты. И решили снова прибегнуть к методу, давшему положительные результаты.

11 июля 1792 года Законодательная Ассамблея провозгласила: «Граждане! Отечество в опасности! Пусть те, кто получат честь отправляться первым, чтобы защитить все, что у них есть дорогого, помнят, что они французы и свободны; пусть их сограждане поддерживают у очагов безопасность личности и собственности, пусть магистраты народа будут бдительны, пусть все в спокойствии и отваге, характеризующих истинную силу, ждут для действия слова закона, и Отечество будет спасено!»[20]20
  Le Moniteur, T. 8, p. 107.


[Закрыть].

12 июля закон провозгласил первый набор в 50 тысяч человек для пополнения линейных войск и формирования 42 новых батальонов (около 33 600 человек) волонтеров.

В Париже, раскаленном энтузиазмом, и в восточных департаментах, находящихся под непосредственной угрозой, набор происходил активно. 22 июля по улицам прошли кортежи национальной гвардии, неся огромные панно с надписью: «Отечество в опасности!» На Новом мосту каждый час грохотали орудия, отовсюду раздавался треск барабанов, звуки труб, призывы ораторов, стук копыт по мостовой и лязг оружия. В этой насыщенной подъемом и энтузиазмом атмосфере набор осуществлялся быстро. Только за неделю записалось 15 тысяч добровольцев. Не меньше желающих было и в приграничных департаментах. Только один департамент Верхней Сены дал сразу 8 батальонов. Что же касается контрреволюционных районов, здесь противодействие было еще острее, чем в 1791 году. В общем же призыв 1792 года поставил в строй огромное пополнение, причем необходимо отметить, что на этот раз наряду с городами значительный вклад внесла и деревня. В то время как 15 % волонтеров 1791 года были выходцами из сельской местности, в 1792 году таковых было 69 %.

Это пополнение необходимо было снабдить командными кадрами. Как и в 1791 году, офицеры избирались непосредственно волонтерами. Однако условия выборов, да и сам контингент избирателей были другими. Революция вступила в новый, более радикальный период. Выборы на командные посты проходили на этот раз вне контроля местной элиты. Результат поэтому оказался соответствующим. Среди офицеров практически не осталось дворян (лишь 0,7 % вместо 4,0 % в 1791 году), уменьшилось количество буржуа, зато вырос процент ремесленников с 22,8 до 32,9 %; наконец до 13–15 % младших офицеров были сыновьями крестьян[21]21
  Bertaud J.-P Valmy, la démocratie en armes. P, 1970, p. 298, 304, 323.


[Закрыть].

Неизвестный художник. Луи Сен-Жюст (1767 – 1794)

Знаменитый деятель Революции Сен-Жюст был комиссаром при Рейнской армии с 16 октября 1793 г. по 4 января 1794 г. Суровыми мерами террора ему удалось восстановить дисциплину, обеспечить снабжение войск и освободить город Ландау от вражеской блокады

Офицеры волонтеров 1792 года были людьми, имеющими немало доброй воли и отваги, но их образовательный уровень был значительно ниже, чем у их предшественников в 1791 году. Наконец, полностью «демократические» выборы привели к тому, что командиры оказались в значительной степени зависимы от своих солдат.

В результате, в данном случае свидетельства современников почти единодушны: волонтеры 1792 года, несмотря на свой патриотический дух, были недисциплинированны, слабы в воинской выучке, подвержены панике. «Парижские батальоны старого набора (т. е. 1791 года) были великолепны, но мне кажется, что новые отвратительны, – рассказывает очевидец. – Я не могу дать вам полной картины, сколько плохого можно о них рассказать. У этих парижан высокомерный вид… Они, кажется, презирают остальную часть армии и желают везде командовать…. тем не менее, что касается военных эволюций и ружейных приемов, они находятся в самом грубейшем невежестве, так что на них больно смотреть»[22]22
  Noël G. Op. cit., p.267.


[Закрыть].

Создание батальонов волонтеров, а затем полурегулярных частей под названием легионов и вольных рот, быстрый численный рост батальонов за счет новых, уже принудительных наборов, привели к резкому возрастанию армии нового типа, которая, как уже отмечалось, параллельно сосуществовала с линейными войсками в 1791–1793 годах. Численность войск обеих категорий к концу 1792 – началу 1793 года привел в своем раппорте Конвенту Дюбуа-Крансе. Согласно этому рапорту в вооруженных силах Республики было 98 линейных полков, которые, несмотря на потери от дезертирства и эмиграции, вновь пополнили свои ряды и вместе с егерскими батальонами насчитывали около 133 тысяч человек пехоты. В строю было также 35 тысяч кавалеристов и около 10 тысяч артиллеристов. 517 батальонов волонтеров, существовавших в этот момент, насчитывали по спискам 289 114 человек. В общей сложности предполагалось, что под ружьем было около 460 тысяч человек[23]23
  Bertaud J.-P La révolution armée. Les soldats citoyens et la Révolution française. P., 1979, p. 93.


[Закрыть]. В дополнение к этим войскам 24 февраля 1793 года Конвент объявил набор 300 тысяч новобранцев, и, наконец, 23 августа было провозглашена «levée en masse» – всеобщая мобилизация, которая вылилась, впрочем, в очередной большой набор.

В этих условиях существование двух параллельных армий становилось невозможным, как с точки зрения организационной, так и с точки зрения политической. Необходимо было немедленное решение проблемы. «Единство республики требует единства армии, у Отечества есть только одно сердце», – провозгласил Сен-Жюст с трибуны Конвента[24]24
  Saint-Just. Discours et rapports. P, 1977, p. 89.


[Закрыть]. В результате 21 февраля 1793 года был принят декрет об «амальгаме» – слиянии войск. По мысли авторов декрета один батальон линейных войск сливался с двумя батальонами волонтеров в часть, которую во всех армиях принято называть полком, но которую для отличия от старых королевских войск назвали полубригадой.

Процесс по образованию полубригад происходил зимой 1793–1794 года и в основном завершился к концу 1794 года. Разумеется, крайняя распыленность частей, сложность осуществления слияния прямо в ходе кампании привели к тому, что далеко не везде амальгама произошла в точности так, как было постановлено, некоторые полки и батальоны были «амальгамированы» только в 1795 г. Однако общий результат был очевиден. Отныне армия Великой французской революции представляла собой единое целое с общими для всех регламентами, законами, правилами чинопроизводства.

Еще до того, как процесс амальгамы был завершен, Париж потрясли новые революционные события. 2 июня 1793 года пали жирондисты, и к власти пришли якобинцы – радикальное крыло революционеров. Однако еще раньше правительство приняло ряд решительных мер, продиктованных военной необходимостью и имеющих самое непосредственное отношение к армии.

5 и 6 апреля 1793 года был создан знаменитый Комитет общественного спасения из девяти членов, 9 апреля был учрежден институт представителей народа. К каждой из 11 армий республики было направлено по три представителя, наделенных чрезвычайной властью. Они осуществляли «самый бдительный контроль за действиями агентов Исполнительного совета, за всеми поставщиками и подрядчиками армии, за поведением генералов, офицеров и солдат»[25]25
  Soboul A. La Révolution française. P., 1987, p. 290–291.


[Закрыть].

30 апреля Конвент принял новый текст постановления, где еще более расширялись права «представителей в миссиях при армиях». Они получили право арестовывать и отстранять от службы генералов (не говоря уже о простых офицерах). Каждый день они должны были направлять в Комитет общественного спасения дневник своих действий и каждую неделю отчет Конвенту.

Э. Детайль. Представитель народа при армии (1793 г.)

Наконец, после прихода к власти якобинцев обострение внешней и внутренней обстановки вызвало к жизни еще более радикальные меры. В офицерском корпусе начались жесточайшие чистки. Еще 27 января 1791 года Марат заявлял, что не будет победы революции до тех пор, пока во главе войск не будет «настоящих санкюлотов». После 2 июня эта тема стала лейтмотивом посланий, с которыми обращалась к Конвенту Коммуна Парижа. Основным объектом гнева крайних левых сил были представители высшего командования, и это вполне понятно.

1 апреля 1793 года главнокомандующий Северной армией генерал Дюмурье арестовал комиссаров Конвента Камю, Кинетта, Ламарка, Банкаля, посланных в его ставку вместе с военным министром Бернонвилем. Вечером того же дня Дюмурье выдал их врагу. Затем он безуспешно пытался поднять своих солдат против Республики, но, убедившись в тщетности своих попыток, бежал к австрийцам в сопровождении принца Шартрского, герцога Монпансье и нескольких офицеров.

Эта измена послужила поводом к существенным изменениям в кадровой политике Комитета общественного спасения, ибо с радикализацией революционного процесса вследствие мероприятий, проводимых якобинцами, большинство дворян вольно или невольно оказались в антиреспубликанском лагере.

Выбирая между «изменой и незнанием»[26]26
  Leverrier J. La naissance de l’armée nationale 1789–1794. P, 1939, p.152.


[Закрыть], якобинское правительство не колебалось. На все самые высшие посты решительно выдвигались люди, почти не имеющие боевого опыта. Буквально за один-два года командный состав французской армии неузнаваемо переменился. Если 20 апреля 1792 года из 135 генералов, остававшихся на службе, только 18 не являлись дворянами, то после якобинской чистки в армии, к 1 января 1794 года на высших командных постах осталось только 62 дворянина, а 275 генералов были выходцами из третьего сословия[27]27
  Six G. Les Généraux de la Révolution et de l’Empire. P, 1947, p.231.


[Закрыть].

Ж.-Л. Давид.

Портрет Келлермана (1735–1820). Уголь.

Будущий маршал Империи, генерал Келлерман командовал армией, которая остановила нашествие пруссаков в битве при Вальми 20 сентября 1792 г.

Впрочем, дворяне не только не исчезли полностью из штабов, но и продолжали играть там важную роль. Несмотря на яростную кампанию, которую повели «бешеные»[28]28
  Бешеные (фр. Enragées) – одно из наиболее радикальных движений французской революции, представлявшее интересы городской бедноты. Среди его руководителей были Жак Ру, Жан-Теофиль Леклерк, Варле и Клер Лакомб.


[Закрыть] против пребывания дворян в армии, несмотря на то, что 5 апреля 1793 года Конвент декретировал, что в генералы и офицеры штаба могли производиться только те, кто не принадлежал к «бывшим»[29]29
  Herlaut Gl. La républication des états-majors et des cadres de l’armée pendant la Révolution // Annales historiques de la Révolution francaise. 1937, № 87, p.388.


[Закрыть], республиканское правительство не отказалось от помощи специалистов старой армии.

5 июня 1793 г. Конвент принял постановление, согласно которому «будет несправедливо исключать из администрации священников, которые женились, и дворян, которые своей революционной деятельностью хорошо послужили отечеству»[30]30
  Цит. по: Herlaut Gl. La républication… p. 394.


[Закрыть].

Именно поэтому, как уже отмечалось, на службе в 1794 году оставалось более 60 генералов из дворян. Среди них и знаменитый Келлерман (из дворянства мантии), и будущие маршалы Империи – Груши, Периньон, Макдональд, и сам Бонапарт, произведенный в бригадные генералы в 1793 году представителями Конвента Робеспьером-младшим и Саличетти и подтвержденный в своем звании 6 февраля 1794 года.

Однако республиканское правительство, сохраняя представителей «бывших» на командных постах, бдительно контролировало их действия. Поэтому Бонапарт, например, предпочел скрыть свою принадлежность к привилегированному сословию, и в ответе на анкету, предложенную ему 19 января 1794 года, в графе происхождение написал «не дворянин»[31]31
  Castelot A. Bonaparte. P, 1983, p. 132.


[Закрыть]. Серюрье, будучи произведен сначала в полковники, был отстранен от службы как аристократ, но, обратившись с просьбой взять его в армию просто как рядового гренадера (ему было 50 лет), заслужил уважение представителей народа и вскоре в 1793 году получил эполеты бригадного генерала[32]32
  Chardigny L. Les maréchaux de Napoléon. P, 1977, p. 45.


[Закрыть].

Моро-младший. Максимилиан Робеспьер (1758–1794).

Дворянин Этьен-Жак Макдональд, которому в этом же году было 28 лет, был внезапно произведен в бригадные генералы. «Это был удар грома, – пишет он, – хотя я уже в течение нескольких месяцев исполнял обязанности генерала, но, по крайней мере, на мне не лежала ответственность звания. Я напрасно доказывал, что я молод, неопытен – ничего не хотели слушать. Нужно было подчиниться своей судьбе, чтобы не быть объявленным подозрительным и арестованным»[33]33
  Macdonald J.-E.-J.-A. Souvenirs du maréchal Macdonald duc de Tarente. P, 1892, p. 28.


[Закрыть].

Когда же из Парижа пришли указания о серьезной чистке штабов, молодой офицер сам попросился в отставку, но «мою службу и мое поведение похвалили, – рассказывает Макдональд. – Главнокомандующий попросил оставить меня… Комиссары пригласили меня к себе и там объявили, что в силу своих полномочий они обязывают меня служить. Я ответил: “Хорошо”, – но пусть они письменно подтвердят, что если я потерплю где-нибудь поражение, они не осудят меня за измену… Они отказались… Тогда я заявил, что покидаю армию. “Если ты покинешь армию, мы арестуем тебя и будем судить”. Нужно было подчиниться и оставаться, несмотря на опасность. Только успехи могли меня защитить и спасти»[34]34
  Ibid., p. 34–35.


[Закрыть].

Беспокойство молодого генерала вполне можно понять, если обратиться к цифрам. Молот республиканского правосудия бил по штабам со всей жестокостью. Немало представителей народа действовали, подобно Мильо, который гордился тем, что «без страха брался за толстую золотую бахрому[35]35
  У младших офицеров была тонкая золотая бахрома на эполетах, у старших офицеров она была толще, и самой толстой она была у генералов.


[Закрыть]»[36]36
  Chuquet A. Dugommier 1738–1794. P, 1904, p.152.


[Закрыть].

В результате, если за 30 лет Старого порядка (с 1759 по 1789) было только 11 случаев разжалования генералов, а отстранение же (suspension) вообще не применялось, то только за 1793 год было разжаловано 59 генералов и отстранено 275, за 1794 год – соответственно 54 и 77[37]37
  Six G. Op. cit., p. 203, 215.


[Закрыть]. Всего же за время республиканского правления 1792–1799 гг. было отстранено от должности 420 генералов и разжаловано 167. Причем особенно выделяется вторая половина 1793 года (только за эти шесть месяцев было осуществлено 230 отстранений от должности и десятки разжалований)[38]38
  Ibid., p. 204.


[Закрыть].

Отстранение или разжалование часто означали и арест (за 1793 год было арестовано 198, а за 1794 – 75 генералов). Затем, как естественное продолжение, следовал суд. В 1793 году были преданы суду 31 генерал, а в 1794-м – 63, причем из них осуждены были 61. Большая часть осужденных были приговорены к смертной казни (за период революционного террора были казнены 54 генерала)[39]39
  Ibid., p. 229.


[Закрыть]. Отстранения, разжалования, производства, аресты, суды, снова производства следовали с головокружительной быстротой. Из 36 генералов, командовавших соединениями знаменитой Самбро-Маасской армии, 19 подвергались аресту или были разжалованы, отстранялись от выполнения обязанностей либо увольнялись со службы (нередко то и другое вместе), а иногда и не один раз.

Внезапные падения чередовались со стремительными взлетами. В течение 1793–1794 гг. зафиксировано 43 случая производства в генералы сразу из… лейтенантов или капитанов![40]40
  Ibid., p. 115.


[Закрыть]

В результате такой сильной встряски облик командных кадров резко изменился.

Большую роль в этих переменах сыграл военный министр, ярый якобинец, Бушотт. Бушотт правда отклонял требования крайнего революционера Эбера о поголовном увольнении дворян из армии и прохладно относился к солдатским петициям, в которых требовалось, как, например, в письме канониров армии Пиренеев, чтобы были отстранены все генералы и заменены добрыми патриотами, «такими, как наш капитан»[41]41
  Herlaut. Op.cit., p. 389.


[Закрыть]. Но министр был неумолим в отношении всех «подозрительных», и стремительно выдвигал людей на командные посты, если они отвечали критериям политической лояльности.

Отношение профессиональных военных, искренне вставших на сторону Революции, к этим порой малообъяснимым чинопроизводствам ярко отражает письмо генерала Крига, коменданта Меца, к военному министру. Старый воин писал: «До тех пор, пока я буду видеть во главе войск людей, которые всю жизнь занимались лишь ремеслом, или коммерцией, или мелочной торговлей, я буду оплакивать судьбу армий республики… Ваш метод чинопроизводства, гражданин министр, не может быть таковым, если Республика должна существовать. Сердце у меня обливается кровью, когда я вижу старых пьяниц, непригодных, наделенных всеми недостатками, которые вышли из кабаков, из грязи, из всех социальных пороков и поднялись до командиров, начиная от роты и кончая армией. Как Вы надеетесь, что солдаты будут иметь доверие к командирам подобного типа, если в течение 30–40 лет им не осмеливались доверить артельную кассу четырех рядовых?»[42]42
  Ibid., p.396.


[Закрыть].

Опасения Крига не были безосновательными, и благодаря Бушотту среди генералов оказались такие военнослужащие как Сюзамик, который, пробыв 14 лет унтер-офицером, ушел в отставку, но затем вернулся в строй батальона волонтеров, был избран капитаном, а 4 октября 1793 года стал командиром батальона. На следующий день Бушотт внезапно сделал его бригадным генералом, несмотря на протесты представителей народа. Как раз в этот момент Сюзамик попросил отставки, так как почти ослеп и был неграмотным. Тем не менее он все-таки был произведен в генералы… чтобы через два месяца быть разжалованным за неспособность[43]43
  Six G., Op.cit., p.109.


[Закрыть].

Ну, и совсем уже комичный случай с другой креатурой Бушотта, генералом Анри Латуром, который был арестован Гошем за то, что, «прибыв к армии Запада, нарушил линию аванпостов, пил и пел с гренадерами, целовался с негром и заснул вместе с мясниками армии»[44]44
  Ibid., p.179.


[Закрыть].

Однако не Сюзамик и Латур представляли типичный облик вождя республиканской армии. Наряду с досадными просчетами в период якобинской диктатуры выдвинулась целая плеяда талантливейших полководцев, столь многочисленная, что, пожалуй, трудно найти другую армию, где в течение нескольких лет перебывало бы столько блестящих дарований на командных постах.

Это знаменитые Гош, Марсо, Дезе, Клебер, Дюгоммье, Бонапарт, Массена, Лекурб, Моро, Жубер и многие другие. В большинстве своем эти звезды первой величины полководческого искусства были молоды. Они опирались на прочную фалангу генералов солидного возраста, имевших огромный военный опыт и вышедших с низших командных должностей, из среды тех, кто, несмотря на всю безупречную и преданную службу, едва ли мог раньше мечтать о более высоком командном посте, чем командир роты гренадер.

Уже в начале 1793 года 80 % генералов уже имели в своем послужном списке не менее 25 лет службы, и только 4 % служили не более 15 лет[45]45
  Scott S.-F. The response of the royal army to the French Revolution. The role and development of the Line Army (1787–1793). Oxford, 1978, p. 202.


[Закрыть].

Среди этих испытанных командиров, возможно, не оставивших столь яркого следа в летописи побед Республики, – Монсей, Периньон, Серюрье, Дагобер, Дюбуа, Бейран, Косс, Шарле, Фюзье, Ла Барр, Соре и сотни других.

В период якобинской диктатуры происходила и глобальная чистка «остатков» младшего и среднего звена командных кадров королевской армии. Если с 10 августа 1792 года по 2 июня 1793 насчитывалось всего 150 отстранений со службы офицеров, то после установления якобинской диктатуры подобные факты стали обычным явлением. Только за период со 2 июня 1793 года по 20 апреля 1794 года около 600 офицеров были отстранены по причине дворянского происхождения или недостаточного «цивизма» (гражданственности)[46]46
  Lofficier français des origines à nos jours. Saint-Jean-d’Angely, 1987, p.93, 94.


[Закрыть].

Интересно, что причиной отстранения офицеров от исполнения обязанностей не всегда были лишь особо рьяные комиссары Конвента.

Известно немало случаев, когда инициатива исходила и снизу. Причинами этого были и республиканский пыл солдат, подогретый якобинскими клубами, и страх измены, и просто сведение личный счетов.

Ярким примером подобной пертурбации командных кадров является эпизод с 23-м линейным полком[47]47
  23-й линейный полк не был ещё «амальгамирован» в момент описываемых событий.


[Закрыть], произошедший зимой 1793–1794 гг. и ставший объектом разбирательства со стороны командования и комиссаров Конвента.

Документы, хранящиеся в Архиве исторической службы сухопутных войск в Венсенне, позволяют восстановить обстановку этого своеобразного события, произошедшего в 1-м батальоне полка, расположившегося отдельно на зимних квартирах в небольшом селении Модан недалеко от Гренобля. Строгость командира батальона и ряда офицеров, всех бывших дворян, вероятно, возбудила недовольство солдат, чем не преминули воспользоваться то ли беспринципные карьеристы, то ли фанатичные якобинцы, а скорее всего, и те и другие. Обвинения, которые выставил один из них против офицеров из «бывших», смотрятся, мягко говоря, как недостаточно мотивированные, да и заголовок у документа, где они сформулированы, тоже своеобразный: «Старое бельё, которое надо выкинуть на помойку». В первой графе написаны… «имена сволочей»(!), во второй «замечания». В первой графе значится: «Дютей, подполковник 23-го пехотного полка». Во второй написано: «дворянство и старая глупость…».

Ну и далее в таком же стиле:

«Удан, капитан в том же полку – мюскаден, хороший патриот конституции 1789 года, но не любящий ту, которая сейчас, дворянин.

Пэнтандр, капитан в том же полку, – мюскаден до крайности, аристократ, трус, который идет в бой, как собака, которую гонят хлыстом на охоту…

Дионис, капитан в 23-м пехотном полку – аристократ, гад и сволочь как человек, дворянин.

Д’Энград, су-лейтенант в том же полку – дворянин, очень дворянин, бесконечно дворянин, мюскаден. Аристократ… Был в плену в Пьемонте, а потом выпущен под честное слово. Занимался тем, что корчил шута перед Сардинским тираном и его сателлитами. Похвалы, которыми он его осыпает, не оставляют сомнений в этом…»[48]48
  S.H.A.T X-b-170.


[Закрыть].

Эти абсурдные поклепы нашли, очевидно, своих сторонников, и когда некто Шеврийон, агент Исполнительного совета, прибыл к батальону и заявил о том, что все, кто принадлежат к «…бывшей дворянской касте, не заслуживают более того, чтобы занимать посты настоящих санкюлотов»[49]49
  Ibid.


[Закрыть], было решено провести собрание батальона, о котором рассказывает другой курьёзный документ:

«Модан, 16 нивоза II года (5 января 1794 г.) Французской республики, единой, неделимой и демократической.

Офицеры, унтер-офицеры и солдаты 1-го батальона 23-го полка генералу Пеллапра, командующему армией Альп.

Гражданин генерал, мы спешим сообщить тебе результаты обсуждения, которое мы провели в отношении офицеров нашего полка, запятнанных пороком дворянства(!). Оно было продиктовано нам самым чистым патриотизмом и санкюлотизмом, кроме того, оно основано на декрете Конвента. Мы посылаем тебе копию протокола нашего собрания, и мы уверены, что, как истинный санкюлот, ты одобрить наше поведение.

Настоящие республиканцы не должны иметь ничего более важного и спешного, как исторгнуть из своей груди людей, которые принадлежат к касте, желающей обратить в пепел цветущую республику и снова взять в руки свою тираническую власть.

Мы уверены, что, имея настоящих санкюлотов на посту командиров, мы разрушим все проекты изменников, и что мы уничтожим их всех до самых корней.

Салют и Братство. Подписано председателем собрания Сан-Шагреном[50]50
  Сан-Шагрен (фр. Sans-Chagrin) – солдатское прозвище, дословно «без печали».


[Закрыть]»[51]51
  Ibid.


[Закрыть].

После изгнания офицеров-дворян: командира батальона дю Тея, капитанов Удана, Диониса и Окара, а также су-лейтенанта Моранжье, были тотчас произведены выборы командиров на их вакантные места. Командиром батальона был избран некто Анри Вампук, пятидесятитрехлетний офицер, выходец из семьи кожевенника, который прослужил 32 года солдатом и унтер-офицером, и только и 1791 году получил эполеты. О нем даже автор записки о «старом белье» пишет, что он «не может командовать, ибо, хотя он храбрец и добрый санкюлот, но без всякого образования и военных талантов…»[52]52
  Ibid.


[Закрыть].