Текст книги "Армия Наполеона"

Глава VIII
Стратегия и оперативное искусство Наполеона

Концентрация сил, энергия и твердая решимость победить или умереть со славой – вот три великих принципа военного искусства.

Наполеон

Эпоха Революции и Империи была отмечена не только переворотом в тактических формах боя. Не в меньшей, а, пожалуй, в значительно большей степени она означала и глобальную ломку самой концепции войны, а следовательно и стратегических форм и сопряженного с ними оперативного искусства. Именно в этой области раскрылось огромное военное дарование Наполеона Бонапарта, именно в этой сфере искусства он стал поистине мэтром и оставил свой неизгладимый след в истории войн. И если, как уже упоминалось, Наполеон не внес практически серьезных изменений в базовую тактику войск, так что, описывая тактические приемы его армии вплоть до уровня дивизии, можно было временно оставить образ императора-военачальника в стороне, то в области стратегии грандиозная фигура Наполеона доминирует настолько, что вообще невозможно говорить о войне и армии в эту эпоху, не обращаясь практически постоянно к наследию этого великого полководца.

Чтобы правильно понять роль Наполеона в мировой истории войн, необходимо опять вспомнить те условия, которые определяли облик вооруженной борьбы между европейскими державами накануне Великой французской революции. Как уже нами отмечалось, они обуславливали не только специфику тактических приемов, но и образ всего стратегического и оперативного искусства. Ограниченные задачи войн, отсутствие глобальных идеологических противоречий между государствами и относительная слабость машины традиционных западноевропейских монархий в соединении с отмеченной в VII главе характеристикой – низким качеством солдатского материала – самым естественным образом породили стратегию, которую выдающийся немецкий военный историк Дельбрюк назвал «стратегией измора». Основными чертами такой стратегии являются крайняя осторожность всех военных действий, стремление избегать сражений, добиваясь положительных результатов маневрированием, осадами, небольшими мероприятиями на коммуникациях противника… и, как следствие, – распыление сил, долгие топтания вокруг мало-мальски важных позиций или стратегических объектов, медлительные марши и т. д.

Действительно, если целью войны являлось овладение небольшой провинцией соседнего государства (а иногда всего лишь одним городом) или решение династических проблем в какой-либо третьей державе, напряжение всех сил страны для решения такой задачи было не только невозможным, или, по крайней мере, очень трудно достижимым по причине, как уже не раз отмечалось, слабости государственной машины, но и просто ненужным. Потеря многочисленной армии могла лишить монарха бóльших средств, чем достигнутое завоевание дать в его руки. Отсюда столь частые в ХVII – ХVIII вв. требования со стороны правительств к полководцам стараться избегать рискованных решений на театре военных действий.

Штатгальтер Фрисладии Вильгельм Людвиг Оранский наставлял своего двоюродного брата известного полководца Морица Оранского: «Мы должны так вести свои дела, чтобы они не были подвержены случайностям сражения… Вступать в бой не иначе как под давлением крайней необходимости»[419]419
  Цит. по: Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. М., 1938, т.4, с.289


[Закрыть]. То же советовали и военные теоретики. Диллих в «Военной книге» пишет: «Никогда не подвергай себя без крайней нужды и полной уверенности в успехе случайностям сражения, как исходу неизвестному и сомнительному, ибо лучше ничего не завоевать, чем потерпеть урон и что-нибудь утратить»[420]420
  Ibid.


[Закрыть].

Великая французская революция взорвала все казавшиеся незыблемыми принципы. Отныне речь шла не о борьбе французов с австрийцами за польское наследство или крепость Филипсбург, а о существовании самого государства, по крайней мере, в той форме, в которой его создала Революция. Идеологическая рознь бросила в огонь сотни тысяч людей, готовых победить или умереть за свои идеалы, за отечество, за республику или за короля – не важно. Как уже нами не раз отмечалось, резко возросла не только напряженность и интенсивность борьбы, но и численность войск, а следовательно и стратегические задачи, которые можно и нужно было решать этими массами, стали совершенно иными…

Казалось бы, облик войны должен был резко измениться именно в этот момент, в 1793 году, с установлением якобинской диктатуры и созданием массовой армии Французской республики. Но, даже бросив беглый взгляд на операции этого периода, можно увидеть, что, несмотря на ряд важных изменений частного порядка, глобальные стратегические концепции остались во многом схожими с таковыми периода «войн в кружевах». Армии растягиваются огромным кордоном вдоль границ, основная борьба идет вокруг отдельных крепостей и укрепленных линий.

Секрет этого кажущегося парадокса очень прост. Люди, стоявшие во главе французских войск в эту эпоху, были воспитаны в ХVIII веке. Они, конечно, прекрасно видели те огромные политические и идеологические изменения, которые принесла с собой Французская революция, они понимали, что она дала им в руки совершенно иное оружие, чем то, что было раньше, но на театре военных действий они привыкли мыслить старыми категориями. Сознательно или бессознательно они пытались применить привычные методы к новой армии. И это ничуть не противоречит тому, что революционные войны велись отныне с небывалым напряжением сил и с огромной энергией.

Да, полководцы Республики отныне заставляли солдат совершать форсированные марши, терпеть лишения, обходиться без палаток и большого обоза; в бою солдаты сражались как одержимые, а молодые генералы, не задумываясь, жертвовали собой… Но при этом эти же люди, оказавшись один на один с картой театра военных действий и чистым бланком приказа, составляли план в привычном стиле: осада той или иной крепости, прикрытие той или иной территории, обеспечение коммуникаций, сопровождаемые рассуждениями о естественных барьерах, реках, горах, плато и водоразделах…

Первым, кто понял, что история перевернула страницу «войн в кружевах» и дала в руки полководцу титанические силы, был Наполеон Бонапарт. Он первый осознал, что раз уж страшный меч массовой войны вынут из ножен, им нужно наносить под стать его богатырской силе смертельные удары, что раз уж начата война «на сокрушение», то просто неразумно и даже опасно пытаться оставаться в рамках действий стратегии «измора». В этом, собственно говоря, самое главное, что составляло величие Наполеона как полководца.

Он первый понял до конца природу новой войны и первый взял на себя ответственность последовательно проводить систему «сокрушения», то есть такой стратегии, при которой полководец максимально концентрирует свои усилия с целью разгрома армии врага и достижения полной победы над противоборствующим государством.

Выдающийся воин и теоретик Карл Клаузевиц, сформулировал это чеканной формулой: «Первый, самый великий, самый решительный акт суждения, который выпадает на долю государственного деятеля и полководца, заключается в том, что он должен правильно опознать… предпринимаемую войну; он не должен принимать ее за нечто такое, чем она при данных обстоятельствах не может быть, и не должен стремиться противоестественно ее изменить»[421]421
  Клаузевиц К. О войне. М., 1936, т. 1, с.56


[Закрыть].

Именно этот «великий акт суждения» и был совершен Наполеоном. После него понимание новой природы войны превратилось в общее место и тривиальность. Но для того чтобы первым осознать это и взять на себя гигантскую ответственность реализовать на практике соответствующие данной природе борьбы методы, нужен был великий талант и гигантская сила духа.

Как только основная задача была решена, все остальное вытекало из этого решения со всей очевидностью: необходимость максимально сосредотачивать силы на решающем театре боевых действий, наносить стремительные удары по врагу, стремясь бить его по частям, уничтожать прежде всего его живую силу, а не заниматься осадой крепостей и искусственными маневрами, подавлять волю врага к сопротивлению всеми силами, не считаясь с усталостью войск и отдельными потерями, не избегать сражений, а, наоборот, стремиться к кровавой развязке, предприняв, естественно, все зависящее от полководца, чтобы эта развязка была осуществлена при максимально благоприятных для своей армии обстоятельствах.

Ж.-А. Гро. Портрет генерала Моро. Рисунок углем

Другой выдающийся немецкий военный мыслитель Ганс Дельбрюк, говоря о кампании 1800 г., совершенно точно отметил: «Современники не могли еще установить различие в существе достижений Моро и Бонапарта. Правда, говорили о какой-то итальянской и какой-то немецкой «школе» стратегии[422]422
  Намек на то, что Бонапарт командовал армией в Италии, а Моро – армией на территории Германии.


[Закрыть], там Бонапарт, здесь Моро, однако не могли еще распознать ни истинной природы противоречия между ними, ни абсолютного превосходства одной «школы», т. е. личности, перед другой»[423]423
  Дельбрюк Г. Op. cit., т. 4, с. 423


[Закрыть].

Действительно, «итальянская школа», или, иначе говоря, система Бонапарта, означала решительный поворот к методам войны, соответствующим ее новой природе, «школа Моро» – не что иное как более или менее удачная попытка воевать старыми методами в совершенно иной политической, социальной и моральной обстановке.

Удивительно, что этого не поняли и многие позднейшие историки. Например, некто Лор де Сериньян в опубликованной в 1914 году книге «Наполеон и великие генералы Революции и Империи» вполне серьезно сравнивает, как и сто четырнадцать лет до этого, «итальянскую» и «немецкую» школы военного искусства и даже ставит Моро если не выше, то по крайней мере на уровне Бонапарта.

Историки, подобные Сериньяну, не смогли подняться до осознания того, что стратегия Наполеона отличается от стратегии Моро не столько частными деталями исполнения маневров, сколько глобальным принципом. Что, более того, основополагающие стратегические идеи Наполеона фактически полностью сохранили значение и в XX веке. Так, в частности, катастрофа Франции в 1940 году явилась во многом следствием забвения этих принципов, когда методами ограниченной войны пытались сражаться против противника, исходившего из стратегии тотальной войны, направленной на сокрушение. Основные стратегические принципы Наполеона актуальны и сейчас, в XXI веке.

Заметим в очередной раз, что император французов был практиком войны, а не теоретиком. Нигде им не была последовательно сформулирована ни его стратегическая доктрина, ни тем более какая-либо концепция операций на театре военных действий. Более того, высказывания Наполеона о правилах военного искусства не лишены противоречий. Человеком, который облек его систему войны в стройную ясную концепцию, стал уже не раз упомянутый нами военный теоретик Карл Клаузевиц. В своем монументальном труде «О войне» он фактически подвел итог наполеоновским войнам и с необычайной ясностью раскрыл суть войны «на сокрушение». Клаузевиц был первым, кто по-настоящему осознал связь форм стратегии с политикой («война есть только продолжение политики другими средствами»), он же убедительно изложил огромное влияние моральных сил на вооруженную борьбу.

Это понимание необычайной важности моральных сил было, без сомнения, в полной мере уже присуще Наполеону и составляет важнейшую сторону его полководческого гения. «На войне, – говорил император, – три четверти всего – это моральные силы»[424]424
  Цит. по: Camon. La guerre napoléonienne. R, 1907, p. 5


[Закрыть].

Можно, наверное, было бы отметить, что Наполеон не жалел ничего, чтобы добиться высокого морально-боевого духа своих войск, но это означало бы не сказать ничего. Вернее сказать, что он обладал столь мощной силой духа, силой воли, столь мощным умением воздействовать на массы, что ему удавалось передавать эти энергию и волю к победе тысячам и сотням тысяч людей. Он заставил своих солдат поверить в их непобедимость, он словно незримо присутствовал в каждом, даже малозначительном бою, удесятеряя силы каждого воина, парализуя силы врага ощущением невозможности противостоять напору императорских полков. Император воздействовал на войска – и это, без сомнения, вторая важнейшая составляющая наполеоновского военного гения.

Э. Детайль. Император Наполеон в походе во главе армии.

К этим отмеченным главным «секретам» полководческого искусства императора добавлялась, разумеется, и высокая техника исполнения деталей стратегического замысла, иными словами, совершенное оперативное искусство. Впрочем, мы уверены, что хотя оно и играло немаловажную роль в победах Великой Армии, но по своему значению явно уступало двум вышеозначенным составляющим этих побед.

Техника осуществления Наполеоном маневров на театре войны служила не раз объектом пристального разбора ряда крупных специалистов военного дела: этим занимались Камон («Наполеоновская война», 1907–1910), Колен («Великие полководцы. Наполеон», 1914), Бонналь («Йенский маневр», 1904), Аломбер и Колен («Кампания 1805 года», 1902–1908), Фукар («Прусская кампания 1806 года», 1887–1890, «Бауцен», 1901) и др.

Большинство авторов согласны с тем, что император применял два основных вида маневра, а именно: когда он превосходил неприятеля в численности своих войск или по крайней мере не уступал ему в таковой, он совершал широкий стратегический обход неприятельской армии с выходом на ее тылы.

Подобный маневр, лучшим примером которого является Ульмская операция 1805 года и Йенский маневр 1806 года, позволял стремительным движением деморализовать неприятеля, нарушить его замыслы полностью, перехватить инициативу в свои руки и, выйдя на коммуникации врага, отрезав его от основных баз, либо навязать сражение с перевернутым фронтом (Маренго, Иена), либо в случае особого удачного развития маневра пленить неприятельскую армию (Ульм). И то, и другое давало в руки Наполеона возможность максимального сокрушения вражеских сил. Ясно, что описанный маневр был не лишен риска: ведь не только неприятель сражался с перевернутым фронтом, но и войска Наполеона оказывались в сложном положении.

Впрочем, не следует забывать, что император действовал подобным образом лишь тогда, когда был уверен если не в численном, то в полном моральном превосходстве своей армии, не сомневаясь в том, что временное рискованное положение французских корпусов неминуемо приведет к успеху. Наконец, блистательная техника осуществления обходного маневра позволяла в большинстве случаев сбить врага с толку, вызвать его беспорядочные неслаженные маневры, которые приводили к тому, что в день решающего столкновения Наполеон обладал уже на поле боя подавляющим превосходством физических и моральных сил.

В ситуации, когда император уступал в численности неприятелю, он применял прием, который позднее Жомини назвал «маневром на внутренних операционных линиях». Это означает, если выразиться на языке, свободном от намеренного усложнения, стремление, заняв центральную стратегическую позицию, бросаться по очереди на отдельные группировки врага и бить его тем самым по частям.

«Когда с малыми силами я оказывался перед многочисленной вражеской армией, – рассказывал якобы молодой Бонапарт на ужине у одного из членов Директории, – я обрушивался на одно из ее крыльев и опрокидывал его, я использовал беспорядок, который этот маневр сразу вносил в ряды вражеской армии, и затем атаковал другую ее часть моими основными силами. Так я бил врага по частям, и победа в результате была, как вы видите, триумфом малочисленных войск над многочисленными»[425]425
  Ibid., p. 141–142


[Закрыть].

Подобное действие столь просто по своей сути, что можно изумиться: неужели, для того чтобы применять столь элементарный прием, надо быть великим полководцем?

Действительно, опыт показывает, что это именно так. Ведь военное искусство, – это область деятельности, где основные трудности сопряжены не с замыслом, а с его исполнением. Опасность, физическая усталость, неизвестность, трение всех частей военной машины – все это делает исполнение на практике самых простых идей чрезвычайно сложным делом. В данном же конкретном случае полководец должен решить очень трудную задачу, а именно: организовать маневр так, чтобы в то время, как он с основными силами бросается на одну из частей вражеской армии, не дать другим группировкам неприятеля нанести непоправимый урон его собственным силам. Для этого оставшиеся неатакованными корпуса неприятеля должны быть временно скованы действиями совсем незначительных отрядов. Данная задача необычайно сложна, она требует от полководца поистине непоколебимой решительности, стремительности в маневре основных сил, слаженности и четкой координации действий вспомогательных отрядов. Наполеон был одним из немногих, кому на практике удавалось разрешить все эти сложнейшие проблемы и с успехом реализовать столь простой по своей идее прием. В своей классической форме «маневр на внутренних операционных линиях» был осуществлен им при разгроме армий Болье и Колли в апреле 1796-го, армии Вурмзера в августе 1796 года, а также в ряде блестящих операций кампании 1814 года.

Будучи излюбленными приемами великого полководца, маневр на тылах неприятеля и действия с опорой на центральную стратегическую позицию не были догмами и единственными способами достижения победы. При необходимости Наполеон прибегал к стратегической обороне, всегда, впрочем, имея конечной целью контрнаступление (операции вокруг Варшавы в 1807 году, маневры с опорой на центральную позицию у Герлица, а затем у Лейпцига в 181З-м).

Наконец, бывали случаи, когда император по той или иной причине прибегал к простому фронтальному наступлению. Так, например, в 1808-м в Испании силы неприятельской регулярной армии были столь слабы (не в численном отношении, а прежде всего в области боевого духа и обученности) по отношению к французам и столь рассеяны, что Наполеон избирает основной своей целью не уничтожение той или иной части неприятельской армии, что было бы лишь потерей времени в данной политической и стратегической обстановке, а стремительное движение напролом вперед с целью занятия столицы Испании. Сминая на своем пути все попадающиеся войска врага, он овладел Мадридом и, возможно, закончил бы победоносно испанскую войну, если бы неожиданное выступление Австрии не заставило его покинуть Пиренейский полуостров и оставить маршалам завершать неоконченное предприятие.

Какой бы метод ни избирал Наполеон для осуществления операции против вражеской армии, его действиям всегда предшествовала тщательная подготовка маневра: внимательное изучение будущего театра военных действий, сбор сведений о неприятеле, умелая маскировка своих намерений, неустанная подготовка материального обеспечения действий армии. Наконец, за достижением победы следовало, как плавило, грандиозное стратегическое преследование с целью окончательного разгрома врага.

В данной книге по понятным причинам нет возможности привести разбор всех операций, проведённых великим полководцем. Мы возьмем лишь одну из них, чтобы на ее основе выявить основные черты, присущие его военному искусству.

Среди всех операций Наполеона стоит привести Ульмский маневр в октябре 1805 года как наиболее характерный образец его полководческого искусства.

Летом 1805 года 150-тысячная французская армия, собранная на берегу Ла-Манша, ожидала сигнала к посадке на корабли, чтобы, переправившись через пролив, решить участь многолетнего англо-французского соперничества. Однако благодаря нерешительности командующего флотом генерала Вильнева союзные франко-голландско-испанские эскадры не смогли собраться в Ла-Манше. Одновременно по инициативе императора Александра I и при поддержке из Лондона удалось сколотить против Наполеона новую коалицию, третью по счету со времен начала революционных войн. В нее вошли Австрия, Россия, Неаполитанское королевство, Швеция и Англия, которая к тому же была главным «спонсором» этого военного союза.

Войска союзников готовили комбинированный удар по империи Наполеона с различных направлений. Восьмидесятитысячная австрийская армия под командованием генерала Макка (формально ее командующим был юный эрцгерцог Фердинанд) должна была двигаться к границам Франции через территорию Баварии, через территорию Италии должна была наступать другая мощная группировка австрийцев – 95-тысячная армия эрцгерцога Карла. Наступление этих двух масс должно было быть связано действиями австрийских войск в Тироле (около 35 тысяч человек).

Вслед за первой волной вторжения двигалась 50-тысячная русская армия Кутузова. Одновременно на северо-западных границах Российской империи также собирались войска. В районе Брест-Литовска – Волынская армия Буксгевдена (48 тысяч человек), неподалеку – Литовская армия Эссена 1-го (56 тысяч человек), а от Гродно до Таурогена – Северная армия Беннигсена (48 тысяч человек).

Корпус Толстого (21 тысяча человек) готовился отправиться из Кронштадта в Северную Германию по морю, чтобы соединиться с 12 тыс. шведской армией и двумя английскими, общей численностью 24 тыс. человек.

Наконец, примерно 12-тысячный русский отряд готовился к отправке из Корфу в Неаполь. Сюда же направлялся английский экспедиционный корпус 7,6 тыс. человек. Неаполитанское королевство выставило около 10 тыс. солдат.

Таким образом, Россия привела в движение около 230 тысяч солдат и офицеров, австрийцы также почти 230 тысяч. Вместе со шведами, англичанами и неаполитанцами силы коалиции, реально выступившие против Наполеона, составили более полумиллиона человек. Английскому флоту поручалось обеспечить тесную блокаду французских берегов.

К концу августа 1805 года подготовительные мероприятия союзников не оставляли более сомнений: война неизбежна. Однако император не стал дожидаться, пока неприятель сожмет вокруг Франции стальное кольцо своих армий, а решил нанести немедленный контрудар.

С точки зрения военного искусства интересен выбор цели для нанесения этого удара. Наполеон безошибочно определил наиболее важный и одновременно наиболее удобный объект воздействия. Проанализировав противоречивые сведения, полученные из дипломатических источников, от тайных агентов и из иностранной прессы, а также оценивая привычки своих врагов, он приходит к пророческим выводам: первый удар австрийская армия нанесет в Баварии с целью попытки вовлечения последней в антифранцузскую коалицию. Нападающая армия окажется таким образом сильно оторванной от следующих на большом расстоянии за ней русских войск.

Отсюда вытекал стройный и логичный план: не рассеивая внимание на второстепенные операции врага, первым могучим ударом выбить из игры выдвинутую вперёд вражескую армию и тем самым захватить в руки стратегическую инициативу, добиться морального, а возможно, и численного превосходства над противником. Необходимо отметить, что у Наполеона было в общем под ружьем не более 450 тысяч человек, из которых для активных боевых действий на Германском и Итальянском театре могло быть выделено только 250–280 тысяч, т. е. союзники обладали примерно двойным численным перевесом.

В письме Бернадоту от 2 октября 1805 года Наполеон указывал: «Не обращайте внимания на то, что может сделать неприятельская армия в Ганновере и в других местах… Когда мы разделаемся со 100 тысячами австрийцев, которые сейчас перед нами, у нас будет возможность заняться и другими делами»[426]426
  Correspondance… t.11, p. 275


[Закрыть].

Предвидение императора оказалось абсолютно верным. 8 сентября австрийские войска, форсировав пограничную реку Инн, отделяющую Австрию от Баварии, не встретили сопротивления: баварские войска, не пожелав присоединяться к австрийцам, не могли в то же время остановить превосходящего в численности неприятеля, а потому отходили в северном направлении. В скором времени почти вся Бавария была оккупирована частями армии Макка. В это время русская армия Кутузова находилась ещё в районе городка Радзивиллов, более чем в тысяче километров позади своих союзников (!), а сам русский полководец еще не прибыл к вверенным ему войскам.

Предвосхищая подобную ситуацию, Наполеон послал в конце августа своих близких помощников Мюрата, Бертрана и Савари с разведывательной миссией к австрийским границам. Высокопоставленные разведчики должны были под вымышленными именами проехать по возможным путям будущих маршей, осмотреть дороги, мосты, укрепления, города, возможные оборонительные позиции и т. д. В маршрутах следования доверенных лиц императора уже прослеживаются, хотя еще весьма туманно, идеи будущей операции: все трое должны были исследовать районы как севернее, так и позади предполагаемого фронта развертывания австрийцев. Из этого можно сделать вывод, что уже тогда, в Булони, Наполеон принял решение об осуществлении «маневра на тылах неприятеля».

Тем не менее следует категорически отбросить версию ряда вульгаризаторов истории, согласно которой император, находясь в Булонском лагере, в порыве вдохновения продиктовал однажды весь план австрийской кампании, план, которому было суждено осуществиться во всех его деталях, чуть ли не минута в минуту, план, в котором предполагалось пленение армии Макка в Ульме и даже указывался день вступления в Вену. Наполеон даже не предвидел тогда, да и не мог предвидеть, что Макк расположится в Ульме, ибо в наставлениях Мюрату этот город назван «естественным депо армии (французской)».

Операция началась 26 августа, когда «Армия берегов океана», т. е. войска, собранные на побережье Ла-Манша, выступила из Булонского лагеря и, повернувшись спиной к коварным морским просторам, устремилась на восток, навстречу армиям коалиции. В эти же дни Наполеон отдал распоряжение, согласно которому все эти движущиеся в поход массы войск получили название Великая Армия, а ее отдельные соединения отныне стали называться армейскими корпусами. Общая численность предназначенной для действий в Германии Великой Армии вместе со всеми вспомогательными контингентами достигала 210–220 тысяч человек, из которых 170 тысяч солдат приняли непосредственное участие в начинавшейся операции.

Обращает на себя внимание образцовая организацию марша наполеоновских войск по территории Франции. Благодаря четко действовавшей в пределах Империи системе интендантской службы солдаты исправно получали рационы и имели возможность располагаться на ночлег большей частью в удовлетворительных условиях. Армейские корпуса двигались по параллельным дорогам, строго соблюдая намеченные маршруты и этапы, так что, несмотря на многочисленность колонн, они не создавали друг для друга осложнений во время марша.

Ульмский маневр, 1805 г.

«Имею честь донести Вам, что дивизия прибыла вчера вечером в Лилль, – доносил генерал Гюден, командир 3-й дивизии 3-го корпуса военному министру 5 сентября 1805 года. – Войска двигались в величайшем порядке, и я не получил ни одной жалобы (со стороны населения) со времени нашего выступления из Амблетеза. Солдаты наполнены воодушевлением и несмотря на дождь, который шел почти каждый день, бодры и довольны…»[427]427
  S.H.A.T. C217


[Закрыть]

Рапорты, исходящие от командиров самых различных соединений, совершавших этот марш, похожи на этот, и их очень много в военно-историческом архиве Франции. Отчеты командиров соединений отражают реальное положение дел. Великая Армия была переброшена на театр военных действий в самом образцовом порядке и в короткие сроки. Спустя ровно месяц после выступления с берегов Ла-Манша французские полки форсировали Рейн.

К этому моменту австрийцы только завершали свое беспорядочное выдвижение в район Ульма, Бургау и Гюнцбурга, о чем был своевременно проинформирован император. Отныне его план операции четко оформился. Развернутые на широком фронте корпуса должны были обойти правый фланг австрийских войск и сконцентрироваться в районе Донауверта. «Его Величество желает перейти Дунай между Донаувертом и Ингольштадтом до неприятеля, а если последний будет очищать Баварию, атаковать его во фланг во время марша»[428]428
  Alombert RC., Colin J. La campagne de 1805 en Allemagne. R, 1902–1908, t.2, p. 350


[Закрыть], – говорилось в инструкции Бертье, направленной им маршалу Бернадоту 28 сентября 1805 года.

Для того чтобы скрыть от врага хотя бы на время этот грандиозный маневр, император прибег к стратегической завесе: прямо в направлении Ульма двинулась часть резервной кавалерии Мюрата. Эти отряды должны были создать видимость приближения крупных масс французов с запада, в то время как основная масса войск производила широкий обход с севера.

В 3 часа утра 25 сентября гусарская бригада Фоконне и гренадеры Удино первыми форсировали Рейн и двинулись вглубь Германии, за ними широким потоком хлынули остальные соединения Великой Армии.

Необходимо отметить, что император мастерски сочетал действия на театре войны с политическими маневрами. Ему удалось привлечь к союзу с Францией не только баварского электора, территория которого стала жертвой австрийской агрессии, но и заставить присоединиться к этому союзу другие германские государства. 1 октября 1805 года в Луисбурге был подписан договор с курфюрстом Баденским, а на следующий день оборонительно-наступательный союз с курфюрстом Вюртембергским. Хотя вследствие скромных размеров армий этих небольших государств они мало что могли прибавить к наступательной силе армады Наполеона, но тем не менее способствовали обеспечению коммуникационных линий и позволили сэкономить императорские полки для выполнения основных задач.

Великая Армия двигалась по раскисшим от грязи дорогам Германии с точностью часового механизма. Сжимая операционный фронт в соответствии с планом кампании, французские корпуса безостановочно шли к Дунаю.

Здесь необходимо упомянуть об огромной работе, проделанной императорским генеральным штабом в эти дни. Корпусные командиры постоянно получали не только точные указания к действиям, причем адъютанта из главной квартиры прибывали по несколько раз в день, но и благодаря усилиям неутомимого Бертье маршалы ежедневно подробно информировались о всей обстановке на театре военных действий, им сообщались все возможные данные о расположении и действиях других корпусов Великой Армии. Громада войск, развернутая на широком фронте (около 200 километров в момент перехода Рейна и около 60 км при форсировании Дуная), двигалась так, что казалось, словно каждый корпус, каждая дивизия чувствовали справа и слева локоть товарищей по оружию, готовых при первой тревоге прийти на помощь. Это еще одна характерная черта наполеоновской системы ведения войны: точность и ясность приказов, постоянное единство действий, моральная и материальная монолитность армии.

Что же касается австрийского командующего, то до самого последнего момента перед соприкосновением армий он ожидал подхода французов с западного направления, через Шварцвальд. Обходной марш Наполеона по равнинам Баварии остался незамеченным для австрийцев, так что когда 7 октября французские авангарды вышли к Дунаю у городка Донауверт и начали переправу через реку, им не пришлось преодолевать серьезного сопротивления. Здесь были лишь аванпосты отряда Кинмайера, которые при первом столкновении с французскими передовыми частями отошли на восток, предоставив саперам корпуса Сульта спокойно делать свою работу.