Текст книги "Армия Наполеона"
Автор книги: Олег Соколов
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 27 (всего у книги 67 страниц)
Ясно, что в таких условиях успех действий офицера штаба и нередко его жизнь зависели от надежности его коня, ясно также, что потери конского состава в штабах были огромны. Согласно официальным регламентам адъютанты (ниже звания полковника) и штабные капитаны (adjoints à l’état-major) должны были иметь по три лошади. Однако на практике этого количества не хватало. В дневнике Кастеллана, офицера, состоявшего в 1812 году при генеральной квартире, мы находим следующую запись: «Я проскакал шесть лье от Вильны до Неменчина и вернулся в Вильну в 12.30. Я купил трех лошадей в Дрездене, они не прибудут. У меня есть десять других, но этого не достаточно для моей службы»[474]474
Castellane V-E. Journal du maréchal de Castellane (1804–1862). R, 1895–1897, p. 111.
[Закрыть]. Прошло несколько месяцев кампании, и Кастеллан пишет: «9 ноября… Мы вошли в Смоленск в час дня, в большинстве своем таща наших лошадей за собой на поводе через снега. У меня пала седьмая лошадь…»[475]475
Ibid., p. 184
[Закрыть]. Лежен, прошедший за эпоху Консульства и Империи через многие штабы, рассказывает, что за время своей службы он потерял 30 лошадей, из которых четыре были убиты под ним в бою.
А. Адам. Евгений Богарне и его штаб поблизости от реки Вопь 25 августа 1812 г.
Однако на какие-либо централизованные раздачи коней для офицеров, подобных выдаче средств передвижения в современных войсках, в наполеоновской армии надеяться не приходилось. Иногда адъютантам выдавали деньги на пополнение конского состава, однако чаще всего приходилось решать этот вопрос, полагаясь на свои средства. Именно поэтому все мемуары штабных офицеров заполнены историями приобретения лошадей, на которых тратились огромные средства, ведь, как писал Лежен, «хороший, сильный конь – это жизнь и сердце высшего офицера». К счастью, для тех, у кого были достаточные средства, после удачного боя нетрудно было добыть хороших лошадей: солдаты охотно по дешевке продавали офицерам захваченных в бою лошадей вражеских кавалеристов.
После передачи приказов и доставки рапортов ответственнейшей частью активной службы штабных офицеров было осуществление рекогносцировок. Находясь на аванпостах, в постоянном соприкосновении с противником, офицеры легкой кавалерии должны были доносить командованию о передвижениях и мероприятиях противника, а также докладывать о состоянии мостов, дорог и населенных пунктов. Но для специальных миссий, сопряженных с глубоким проникновением в расположение неприятельских соединений, предназначенные для этого войска почти всегда сопровождались или возглавлялись офицерами штаба.
Рекогносцировки могли производиться как в период боевых действий, тогда они обязательно были сопряжены с выделением крупных воинских сил для осуществления прорыва передового охранения врага, так и в период подготовки военных операций. В последнем случае выполняющий рекогносцировку мог быть отправлен без сопровождения, ибо в его функции входила не разведка боем, а нечто отдаленно напоминающее деятельность секретного агента.
Впрочем, здесь сразу надо сделать важное замечание. Работа «агентурного разведчика», или, проще говоря, шпиона, в те времена продолжала считаться, как и в большинстве традиционных обществ, делом грязным и недостойным приличного человека. Переодеваться в чужую форму, чтобы проникнуть в расположение врага и, выдав себя за другого, собирать сведения, передавая их через связных, рассматривалось как занятие нечистоплотное и заслуживающее презрения. И если к захваченным в плен солдатам и офицерам неприятеля часто проявлялось, о чем будет рассказываться позже, гуманное и почти дружелюбное отношение, то на шпионов реакция была однозначная: их, по мнению офицеров того времени, надо было истреблять как поганых псов.
Неслучайно поэтому «джеймс бондов» в начале ХIХ века считали даже слишком почетным расстреливать. Их либо вешали на ближайшем дереве, либо прикалывали штыками на месте. Поэтому для офицера штаба персонально заниматься агентурной разведкой в подавляющем большинстве случаев было бы делом немыслимым. Правда, при штабах, в частности при генеральном штабе, существовали офицеры, ответственные за поддержание связи с «разведчиками». Однако в миссию этих офицеров входил лишь сбор сведений от шпионов, оплата их работы и обработка полученной информации. В качестве же непосредственно «секретных агентов» выступали чаще всего торговцы, коммивояжеры, авантюристы всякого рода и т. п.
В отсутствие резидентов, которые работали бы, скажем, в штабе армии противника и передавали сведения своему командованию, в отсутствие современных средств связи, только с помощью которых подобные резиденты могли бы оперативно передавать информацию своему командованию, деятельность шпионов была малоэффективной. Сведения, которые они получали, были чаще всего либо слухами, либо разговорами подвыпивших офицеров в придорожной таверне, либо просто результатами визуального наблюдения перемещающихся вдали колонн неприятельских войск. Доставлялись же эти сведения крайне медленно, чаще всего пешком, так как приходилось использовать обходные тропы.
В результате, хотя, разумеется, информацией, полученной от шпионов, не пренебрегали, относились к ней с осторожностью и рассматривали ее большей частью как второстепенную. Подчеркиваем, что речь здесь идет о военной, тактической и оперативной, разведке. Разумеется, что на внешнеполитическом уровне ее значение и отношение к ней было иным. Посольства за границей, как всегда и везде, выполняли важную роль сбора информации о стране пребывания, что осуществлялось официальным и неофициальным путем. Сведения, полученные по дипломатическим каналам, разумеется, были основой для важных внешнеполитических решений. Однако этот сюжет далеко выходит за рамки нашего исследования.
Из вышесказанного становится ясно, что офицеры штаба не могли принимать персонального участия в том, что мы подразумеваем под деятельностью секретного агента, да в этом и не было необходимости. Зато они могли получать задания, в известной степени напоминающие миссию подобного агента. Так, например, мораль того времени вполне допускала отправку Мюрата в сентябре 1805 года под именем полковника Бомона произвести осмотр возможных путей марша Великой Армии. В данном случае храбрый командир резервной кавалерии не переодевался во вражеский мундир, не «внедрялся» в штаб австрийцев, а лишь за счет использования псевдонима уменьшал внимание к своей персоне.
Классическим примером подобной полувоенной-полуагентурной разведки и служит как раз миссия маршала Мюрата, и генерал-адъютантов Савари и Бертрана, направленных в 1805 году с целью изучения театра военных действий, миссия, о которой мы уже упоминали в предыдущей главе.
Чтобы правильно понять суть задачи, стоявшей перед этими офицерами, необходимо вспомнить, что карты, использовавшиеся в начале ХIХ века, особенно те, которые были составлены до эпохи Наполеона, не давали такой же точной характеристики местности, как современные военные карты, планы и справочники. Сведения о проходимости и ширине дорог, ширине и глубине рек, густоте лесов, степени укреплениях городов и численности их населения, ресурсах того или иного населенного пункта и многом другом, что важно было при планировании операции, невозможно было получить без дополнительного осмотра.
В инструкциях генералу Савари указывалось: «Он (Савари) даст отчет о каждом городе, каждой деревне, каждом мосту, каждом замке, холме, лесе и вообще о каждом примечательном объекте, который встретится ему на пути. Он проверит, каково расстояние, которое их отделяет, а также отметит те города, деревни и замки, которые могут служить для размещения войск. Река Энц в районе Вайхингена, река Некар в районе Канштадта должны стать объектом пристального внимания с его стороны, он отметит их ширину и трудности, с которыми могут встретиться войска при форсировании этих рек. Он также обратит внимание на ширину долин, отметит расстояния, на которых находятся все важные объекты от пути его следования… Он разузнает, какие наилучшие пути сообщения существуют между Гмюндом и Гингеном, будь то через Хойбах и Хайденхайм, будь то через Вассенштайн и Лангенау. Он проверит их лично, чтобы знать, какие из них лучше употребить для транспортировки материальной части армии…»[476]476
Correspondance… t. 11, p. 155–156.
[Закрыть].
Понятно, что такое задание мог выполнить лишь очень опытный офицер, прекрасно знающий, какая именно информация и в какой именно форме, поможет главнокомандующему в подготовке им плана операции, тем более что наряду с топографическими и справочными данными в подобных миссиях часто одновременно ставилась задача сбора сведений о неприятеле. Так, например, полковник Блейн, офицер генерального штаба, был послан маршалом Бертье накануне начала войны 1806 года для рекогносцировки путей на Бамберг и Лейпциг. В инструкции отмечалось, что полковник должен отправиться в путь в своей форме (т. е. подчеркивалось, что речь идет не о том, что могло бы квалифицироваться как шпионская миссия) и что официальной задачей его поездки является закупка географических карт на Лейпцигской ярмарке. Блейн должен был пересечь в пути все расположения прусской армии и в ночь на 23 сентября прибыть в Лейпциг, где ему рекомендовалось встречаться и общаться с прусскими офицерами. Предполагалось, что в этом городе он узнает о том, что война объявлена, и тогда вернется назад вместе с французским послом. Свой рапорт о увиденном и услышанном полковник должен был лично представить императору[477]477
Foucart R Campagne de Rrusse, 1806. R, 1887–1890, p…
[Закрыть].
Понятно, что подобные полуразведывательные поездки были возможны только до начала войны. В момент же ведения боевых действий проехаться по расположению неприятеля, не снимая своей униформы (то есть не превращаясь в шпиона по морали того времени), по понятным причинам было невозможно. Оставалось либо скрытно подкрасться к стану врага, либо проложить себе путь с оружием в руках, то есть провести разведку боем.
Нужно заметить, что последним методом в наполеоновских войсках явно злоупотребляли: «В нашей армии слишком часто повторялась одна ошибка, связанная с предубеждением… что нельзя проводить разведку, не сражаясь»[478]478
Brack F. de. Avant-postes de cavalerie légère. R, s.d., p. 141.
[Закрыть], – писал де Брак. Причина этого явления прежде всего заложена в психологической установке, характерной для французских офицеров и солдат того времени.
Конечно, небольшая группа кавалеристов, незаметно приблизившаяся к неприятелю, могла увидеть и разузнать иногда не меньше, чем большой конный отряд, прорываясь сквозь вражеские заслоны, ничуть при этом не поступаясь моральными принципами: ведь форма, знаки различия, оружие при этом ни в коем случае не снимались. Однако подобный метод казался во французских войсках, пронизанных рыцарскими идеалами открытого боя, если не предосудительным, то каким-то ущербным. Подкрадываться по-партизански втихомолку, наблюдать издалека, соблюдая меры предосторожности, казалось не вполне достойным.
И поэтому разведывательные операции проводились почти с помпой. Сотня, три сотни, тысяча, а то и более кавалеристов, иногда поддерживаемых даже пехотой и артиллерией, ведомых штабными офицерами, обрушивались на аванпосты врага и, сминая их, прорывались в глубь неприятельского расположения. Иногда это было оправданно, и другого выхода просто не было, иногда же это делали по привычке, и результатом подобной разведки являлся лишь лихой бой, десятки убитых и раненых и на грош информации. Как не вспомнить здесь обычаи Средних веков и мессира Голтье Раллара, главу полиции Парижа начала ХV века. Этот господин, как повествуют хроники, «имел обыкновение никогда не делать обхода без того, чтобы ему не предшествовали три-четыре трубача, которые весело дудели в свои трубы, так что в народе говорили, что он словно предупреждает разбойников: бегите, мол, прочь, я уже близко!»[479]479
Хейзинга Й. Осень средневековья. М., 1988, c. 47.
[Закрыть].
Чтобы понять, что представляла собой массовая «разведывательная» операция, приведем лишь один типичный пример. 23 апреля 1809 года в ходе австрийской кампании маршал Бессьер, герцог Истрийский выслал рекогносцировку, чтобы узнать направление отступления и силы австрийцев на определенном ему участке операционного пространства. Генерал Марюла, командир легко-кавалерийской дивизии, рапортовал маршалу: «23 апреля на рассвете дивизия двинулась вперед, чтобы поддержать рекогносцировку, на Мюльдорф и Этинг. Полковник штаба Рансонне двинулся с 3-м конно-егерским полком на Эрхартинг, где он встретил первый вражеский пост, давший по нему сотню ружейных выстрелов, один конный егерь был ранен. Тотчас после этой пальбы неприятель продолжил отступление на Этинг, рекогносцировка последовала за ним до Крейцпонта… Гессенские шеволежеры были выделены под команду полковника штаба Рансонне, чтобы двинуться на Мюльдорф, осмотреть состояние моста в этом городе и разведать дороги на Мюнхен и Вассербург.
Мост в Крайбурге, который осмотрел полковник штаба Рансонне, был разрушен… К 7 часам вечера два полка неприятельских гусар, поддержанные четырьмя батальонами, выступили из Этинга и решительно атаковали 3-й конно-егерский полк, который, потеряв 80 человек, был вынужден поспешно отступить к Эрхартингскому дефиле, где был поддержан 19-м конно-егерским. Это отступление было прикрыто также баварским батальоном, который постоянно действовал с отвагой и расстрелял до 60 патронов на человека… Дивизия, преследуемая превосходящими силами пехоты и кавалерии, в порядке отступила на Ноймаркт»[480]480
Saski. Campagne de 1809 en Allemagne et en Autriche. R, 1899–1902, t. 2, p. 368–369.
[Закрыть].
Как ясно из приведенного документа, эта «небольшая» разведка была осуществлена силами целой кавалерийской дивизии Марюла (3-й, 14-й и 19-й конно-егерские полки), поддержанной полком гессенских шеволежеров и баварской пехотой. Передовой отряд рекогносцировки, как обычно, возглавлялся офицером штаба. Что же касается ее результатов с точки зрения чисто информативной, видно, что они были весьма ограниченными, зато бой был на славу. Трудно сказать, сколько потеряли в нем австрийцы, но у французов только в 3-м конно-егерском было убито и ранено 8 офицеров, среди которых командир полка Шарпантье[481]481
Martinien A. Tableaux par corps et par batailles des officiers tués ou blessés pendant les guerres de l’Empire, 1805–1815. R, s.d., p. 582–583.
[Закрыть], из чего можно предположить, что цифра потерь – 80 человек убитых и раненых (офицеров и рядовых), приведенная Марюла, является никак не преувеличенной, а, напротив, минимально возможной.
Хотя, как мы уже говорили, целесообразность подобных рекогносцировок была далеко не всегда очевидной, ясно одно, что офицерам штаба не приходилось сидеть без дела ни на стоянке войск, ни в момент, когда противоборствующие армии сближались и надвигалась кровавая развязка. Но как бы ни была значима работа штаба в это время, самая напряженная часть активной службы его офицеров приходилась, без сомнения, на момент битвы.
В дни генеральных сражений на плечи начальника штаба и его подчиненных ложились десятки дополнительных забот:
1. Сбор войск, которые должны были принять участие в бою.
2. Подготовка войск к бою.
3. Расстановка их на поле будущего сражения в соответствии с указаниями главнокомандующего.
4. Непосредственное участие в бою в самой разнообразной форме.
Штаб должен был обеспечить своевременную концентрацию всех батальонов, эскадронов и батарей к месту битвы, позаботиться о немедленном возвращении к своим частям всех выделенных до этого для второстепенных целей отрядов, проконтролировать, чтобы во всех полках были проведены проверки состояния оружия и материальной части, проследить за тем, чтобы войска были по возможности отдохнувшими, чтобы солдаты успели поесть. Офицеры штаба должны были также позаботиться о своевременной доставке боеприпасов к полю боя, о размещении парков с зарядами для ружей и пушек. Они должны были проверить готовность госпиталей, разместить их в наиболее удобных местах и своевременно проинформировать об их нахождении командиров соединений.
Когда же гром пушек возвещал о начале битвы, все офицеры штаба должны были собраться на командном пункте, неподалеку от главнокомандующего (напоминаем, что речь идет о штабе корпуса, а не о генеральном штабе Великой Армии).
Казалось бы, такое количество офицеров было чрезмерным для выполнения штабной работы в ходе боя, практика, однако, напротив, показывала, что их не хватало. Согласно уже хорошо известной нам инструкции маршала Нея в день битвы «…генералы могут увеличить число офицеров штаба, взяв по одному офицеру и одному унтер-офицеру из кавалерийских полков, а также по одному полковому адъютанту и по одному старшему унтер-офицеру из полков пехоты для передачи приказов. Основные же рапорты должны быть переданы главнокомандующему через адъютантов и капитанов штаба»[482]482
Ney M. Op. cit., p. 391.
[Закрыть].
Генерал Тьебо рекомендовал, чтобы «начальник штаба… держался вместе со всеми своими офицерами и офицерами инженерных войск во время всего боя поблизости от главнокомандующего, чтобы передавать его приказы, а также чтобы при необходимости выполнять ответственные миссии, как то: заменить убитого или раненого генерала, повести ту или иную часть в атаку, собрать рассеянные отряды, произвести обходной маневр, срочно соорудить укрепление, разместить в необходимом месте батарею, снести мешающее здание, навести порядок на дороге… и т. д.»[483]483
Thiébault D.-R-C.-H. Manuel général du service des états-majors… p. 299–300.
[Закрыть].
Действительно, многочисленная гарцующая группа пышно разодетых адъютантов и более скромно облаченных офицеров штаба, стоявших позади главнокомандующего, быстро редела, как только воздух наполнялся пороховым дымом и ядра начинали со свистом проноситься над головами стоявших на командном пункте.
Адъютанты, выстроившись цепочкой, по команде «officier à marcher!» (дословно – «офицера на движение») по очереди приближались к начальнику и получали приказ. Молодецки салютуя маршалу, щеголи в расшитых золотом ментиках и доломанах с белой, обшитой золотом повязкой на левой руке – знаком адъютанта командующего, – лихо пришпоривали лошадей и с места в галоп уносились в самое пекло боя. Под градом ядер и картечи эти блистательные офицеры вихрем пролетали к указанному маршалом полку мимо идущих в бой батальонов и эскадронов, перепрыгивая через разбитые лафеты, изуродованные трупы, не затушенные и еще дымящиеся бивачные костры. Другие приносились на командный пункт и, отдав рапорт, снова вставали в конец цепочки, чтобы через миг опять устремиться в огонь.
«…Альбукерке, Ла Бурдонне и я выстроились перед маршалом и отдали рапорт об исполнении приказов, которые он поручил нам передать, – рассказывает о битве под Эсслингом генерал Марбо, тогда молодой капитан, адъютант маршала Ланна. – Ядро поразило Альбукерке в спину и, перебросив через голову коня, свалило замертво у ног маршала. Ланн воскликнул: “Вот и конец романа этого несчастного молодого человека! Но, по крайней мере, это красивая смерть!”…Второе ядро прошло между седлом и хребтом лошади Ла Бурдонне… так что куски разбитого седла ранили его бедра… Оба моих товарища упали почти что в один момент, но едва я отъехал на несколько шагов в сторону, как адъютанту генерала Буде, который подскакал к маршалу, оторвало ядром голову на том самом месте, которое я покинул за миг до этого»[484]484
Marbot M. de. Mémoires du général baron de Marbot. R, 1891, t. 2, p. 183–184.
[Закрыть].
А. Лалоз. Приказ атаковать.
Конечно, не ежеминутно подобные несчастья обрушивались на штабы, но тем не менее каждый час боя приносил новые и новые потери. Адъютанты и офицеры штаба теряли убитыми своих коней, падали раненые перед фронтом войск, которым передавали приказы, исчезали в вихре кавалерийских атак, так что иногда к концу боя из пышной свиты, окружавшей маршала, оставались лишь считаные единицы.
Уже известный нам Марбо так продолжал свой рассказ о битве под Эсслингом: «У моего друга де Вири плечо было разбито ружейным выстрелом, Лабедуайер получил картечную пулю в ногу, Ватвиль сломал плечо, упав с коня, убитого ядром, из всего штаба Ланна остались в строю только суб-лейтенант Ле Куте и я»[485]485
Ibid., p. 197–198.
[Закрыть]. Сам Марбо к этому моменту также получил ранение в ногу: «Отправляйтесь, перевяжите рану, и если Вы еще сможете сидеть на коне, скачите ко мне», – сказал своему адъютанту маршал. Наскоро сделав перевязку, заткнув рану комком грубой корпии, Марбо снова встал в строй. «Маршал снова послал меня несколько раз в Эсслинг, где я снова очутился среди опасностей, я был столь возбужден, что не чувствовал боли от раны»[486]486
Ibid., p. 198–199.
[Закрыть].
Всего же в битве под Эсслингом из десяти адъютантов Ланна восемь были убиты или ранены! Хотя, конечно, подобные потери не являлись характерными для нормального сражения, они не были и редкостью. «Я прошу у Вашей светлости (Бертье) полковников штаба и особенно младших офицеров штаба, потому что все, которые у меня были, убиты или ранены, – доносил командир 3-го корпуса Великой Армии маршал Даву после знаменитой битвы под Ауэрштедтом. – Полковник Эрво, заместитель начальника штаба, также как и его храбрый начальник Дольтан, особенно отличились. Полковник Эрво был ранен, но продолжает следовать за нами»[487]487
Opérations du 3e corps 1806–1807. Rapport du maréchal Davout, duc d’Auerstaedt. R., 1896, p. 25.
[Закрыть].
Когда затихала канонада и усталые почерневшие от пороховой гари солдаты наконец опускались вокруг наспех разведенных бивачных огней, работа офицеров штаба, несмотря на всю их смертельную усталость, еще не кончалась. Тьебо наставлял: «По окончании битвы необходимо будет привести в порядок части, вернуть в ряды потерявшихся солдат… послать людей, чтобы подобрали оружие и обмундирование убитых, собрать трофеи, которые будут распределены впоследствии между дивизиями, бригадами и полками, принявшими участие в бою. Начальники штабов должны распорядиться о погребении погибших, позаботиться о том, чтобы были подобраны раненые, чтобы были собраны все пушки, зарядные ящики, захваченные у неприятеля, равным образом как наши подбитые орудия, проконтролировать сбор военнопленных и отправку их в тыл…
Нужно позаботиться о том, чтобы раненые получили в госпитале всю помощь, которую возможно им оказать. Затем нужно позаботиться об эвакуации самих госпиталей…
Военнопленные должны быть собраны и классифицированы; необходимо подсчитать рядовых, переписать всех офицеров поименно с указанием части и звания. Офицеров надо отделить от солдат, составить конвой для военнопленных и направить их в пункт, указанный главнокомандующим…»[488]488
Thiébault D.-R-C.-H. Manuel général du service des états-majors… p. 300–301.
[Закрыть].
Офицеры штаба должны были позаботиться также и о размещении войск на биваке в соответствии с указаниями главнокомандующего, а инженерам-географам положено было снять точный план поля боя. Наконец необходимо было подготовить рапорты об участии того или иного соединения в битве. «Чтобы ускорить их редакцию и сделать рапорты как можно более полными, каждый командир части, бригады или дивизии должен направить вечером после боя свой отчет начальнику штаба корпуса, последний с помощью полученных материалов и собственных замечаний составит общий рапорт»[489]489
Ibid., p. 302.
[Закрыть].
Структура генерального штаба и общая организация руководства Великой Армии
Из всего вышесказанного вполне понятно, что офицеры штаба не прохлаждались в блаженном безделье и не отсиживались в течение боя в каком-нибудь «бункере». Однако перечисленные обязанности, будучи основными, не исчерпывали весь комплекс штабной работы. Офицеры штаба должны были также совершать периодические поездки в авангард армии во время наступления и в арьергард во время отступления и, приняв самое активное участие во всех происходящих там столкновениях, подробно информировать о них главнокомандующего; сопровождать колонны войск на марше; производить рекогносцировки мест для разбития лагерей и биваков; исполнять при необходимости обязанности парламентеров; руководить фуражировками; возглавлять различные специальные отряды, например группы, выделенные для действий на тылах неприятеля. Им же поручалась организация этапной линии армии, они выступали в роли комендантов занятых городов, помогали военным губернаторам оккупированных провинций; руководили действиями подразделений при осаде и обороне крепостей, вели сводные батальоны на штурм укреплений и т. д.
Все, что было сказано о работе штаба корпуса, применимо и к штабу дивизии, только в сокращенном виде. При командире дивизии состояло три адъютанта, начальник штаба – обычно штабной полковник с двумя-тремя помощниками в чине капитана (adjoints à l’état-major), командир артиллерии дивизии, командир инженерных войск и несколько чиновников военной администрации. Обязанности офицеров корпусного штаба, о которых мы говорили до сих пор, были общими и для офицеров штабов всех уровней: дивизионного, корпусного и генерального, разница состояла лишь в сфере их полномочий. Поэтому, зная обязанности офицеров штаба корпуса, нам гораздо легче будет понять и функционирование аппарата верховного командования Великой Армии.
Генеральный штаб, а точнее, генеральная квартира Великой Армии, был, как нетрудно догадаться, куда более многочисленным, чем описанный нами корпусной, разница была фактически на целый порядок: вместо нескольких десятков здесь было несколько сотен офицеров. Кроме этого, он представлял собой гораздо более сложную структуру (см. схему).
Прежде всего из приведенной схемы видно, что над генеральным штабом стояла целая система, обеспечивающая работу лично главнокомандующего, то есть императора – фактически его личный штаб. Не следует забывать, что по стилю своего командования Наполеон был в определенном смысле своим собственным начальником штаба. Многие его приказы были столь точны и подробны, что практически не требовали дополнительной обработки генеральным штабом. Чтобы подготовить подобные детальные распоряжения, необходим был немалый штат сотрудников. Основную роль в этом выполнял личный императорский кабинет. Штат секретарей, обладавших большим доверием Наполеона, составлял его основную часть и фактически исполнял обязанности основных штабных бюро.
К личному кабинету императора относилось и то, что можно было бы назвать персональной разведывательной службой. В течение долгого времени этот отдел возглавлял адъютант Наполеона генерал Савари. В 1812 году при императорском кабинете появился некто Лелорнь д’Идевиль, который официально занимал пост секретаря-переводчика. На самом же деле отныне он возглавлял секретную службу. В обязанности д’Идевиля входили обработка иностранной прессы, допрос пленных и связь с тайными агентами. Впрочем, как уже отмечалось, не стоит преувеличивать значение этой и подобных ей служб, которые с легкой руки вульгаризаторов истории превратились чуть ли не в ЦРУ ХIХ века. Их эффективность в военном смысле была весьма ограниченной.
Э. Детайль. Император, генералы и офицеры штаба
Напротив, значение другой службы императорского кабинета трудно переоценить – это личное топографическое бюро Наполеона, в течение долгого времени бессменно возглавляемое знаменитым инженером-географом Бакле д’Альбом (с 1804 по 1814 г.). Полковник в 1807 году, бригадный генерал в 1813-м, Бакле д’Альб был блистательным картографом и замечательным художником. Снятые под его руководством карты Италии и Германии и по сей день удивляют точностью, подробностью и прекрасным художественным вкусом. Без сомнения, высокое качество карт топографического бюро императора было немаловажной составляющей успехов Великой Армии.
Наличие разветвленного и компетентного кабинета позволяло сосредоточить в руках главнокомандующего, не прибегая к посредству довольно громоздкой структуры генерального штаба, всю необходимую информацию, выработать решение и оформить его в виде ясного, лаконичного, но одновременно и достаточно разработанного приказа. Передаваемые начальнику генерального штаба распоряжения императора были подчас столь всеобъемлющими и самодостаточными, что Бертье, рассылая их на бланках генерального штаба, фактически лишь добавлял формулу «Император приказывает Вам… и т. д.».
Если работу штабных бюро выполнял при императоре его личный кабинет, то активная штабная служба возлагалась на адъютантов и офицеров-ординарцев (officiers d’ordonnance). Здесь сразу необходимо сделать пояснение. Генералы, составлявшие блистательную плеяду тех, кто носил наименование «адъютант императора», были слишком важными персонами, чтобы исполнять большую часть обычной адъютантской службы. Действительно, сложно было бы представить себе дивизионного генерала, скачущего во весь опор, чтобы передать приказ командиру какого-нибудь полка. Поэтому для исполнения подобных обязанностей и был создан декретом 1806 года отряд офицеров под названием офицеров-ординарцев. Именно они выполняли девять десятых того, что обычно составляет адъютантскую работу: передача приказов, осуществление контроля за их исполнением, проверка состояния той или иной воинской части или гарнизона, руководство рекогносцировками и т. д. – короче все те виды деятельности, которые были указаны нами для офицеров штаба корпуса.
В ряде исторических работ отмечается как нечто особенное то, что офицеры-ординарцы не были простыми переносчиками приказов императора, но им поручались и миссии, требующие большой ответственности и знаний. Как уже указывалось, подобные задания были естественными (конечно, на своем уровне) для любого адъютанта маршала и уж тем более были само собой разумеющимися для офицера, состоящего при личном штабе самого императора. Мы не будем поэтому повторяться, описывая все возможные задачи этих офицеров, приведем лишь два небольших примера из корреспонденции Наполеона, показывающих степень доверия не только к верности, но и к компетентности императорских ординарцев.
Приказ капитану Хлаповскому, офицеру-ординарцу императора, данный в Вальядолиде 15 января 1809 года:
«Хлаповский отправится… в Кассель и вручит письмо Вестфальскому королю… Оттуда он отправится в Варшаву, где вручит письмо Саксонскому королю… Хлаповский останется восемь дней в Варшаве и внимательно будет наблюдать за всем, что там делается, он разузнает, какие настроения сейчас в герцогстве, что говорят и делают в Галиции. Он вернется и найдет меня там, где я буду находиться. Наполеон»[490]490
Saski. Op. cit., t. 1, p. 37–38.
[Закрыть].
Император господину Талуэ, офицеру-ординарцу. Париж, 11 марта 1809 года:
«Сударь, Вы отправитесь немедленно в Карлсруэ и вручите письмо великому герцогу Баденскому, оттуда Вы отправитесь в Штутгарт и вручите письмо королю Вюртембергскому… Повсюду Вы будете останавливаться у моих послов при различных дворах и дождетесь там ответов адресатов. Если с Вами будут беседовать о войне, Вы должны говорить в самом уверенном тоне, Вы объясните, что мои многочисленные войска идут со всех сторон к границам. Наполеон»[491]491
Ibid., p. 129–130.
[Закрыть].
Согласно декрету об организации офицеров-ординарцев, последних должно было быть 12 человек. Всего же за годы Империи через эту должность прошли 75 человек. Проводя политику слияния элит, Наполеон стремился пополнить ряды своих верных помощников представителями знатнейших семей старой Франции. В списке императорских ординарцев можно найти такие фамилии, как герцог де Монморанси, князь де Монако, князь де Савуа-Кариньян, князь Аренберг, маркиз д’Эйнак де Тюренн, герцог де Мортемар, маркиз де Караман… Рядом с ними – представители новой знати, сыновья выдающихся деятелей Империи: д’Опуль, де Ларибуазьер, де Лористон, Реньо де Сен-Жан д’Анжели, но также и люди, попавшие в императорский штаб благодаря личным талантам и заслугам. Среди них знаменитый Гаспар Гурго, отважный воин, талантливый офицер и верный соратник, последовавший после крушения Империи за Наполеоном в ссылку на остров Святой Елены.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.