Текст книги "Армия Наполеона"

Однако, если офицеры-ординарцы выполняли всю адъютантскую работу, зачем при императоре состояли еще и генералы, носившие наименование адъютантов? Не проще ли было бы назвать офицеров-ординарцев адъютантами и ограничиться этими менее дорогостоящими офицерами?

Как уже говорилось, офицеры-ординарцы выполняли значительную часть адъютантской работы, но не всю ее. Если на уровне корпусов для особо важных миссий маршалу вполне хватало двух-трех адъютантов в старших офицерских чинах, то на уровне вооруженных сил всего государства для исполнения чрезвычайно важных поручений требовались офицеры куда более высокого ранга, а именно дивизионные и бригадные генералы, из которых и состоял штат адъютантов императора.

Это была блестящая плеяда молодых, талантливых, энергичных и отважных воинов, которым можно было дать самые трудные и опасные задания, но, что было особенно важно, – это были люди, которым император особо доверял. Их присутствие в том или ином пункте обширной империи или театре военных действий означало как бы присутствие там самого императора.

Вот одна из инструкций, данных Наполеоном его адъютанту генералу Савари 29 марта 1807 года, в то время как французские войска под руководством маршала Лефевра осаждали Данциг: «Отправляйтесь в Данциг. Ваша миссия имеет три цели: первое – Вы должны доложить, что там реально происходит, после того как Вы все подробно увидите и проверите; второе – Вы должны помочь этому несчастному (sic!) маршалу Лефевру, который беспокоится и нервничает сверх всякой меры, а это, как Вы понимаете, ничего не дает. Я не могу снимать полки из войск, которые прикрывают осаду… Ему повсюду мерещится прибытие свежих русских войск, объясните ему, что их число никоим образом не уменьшилось перед моим фронтом… Нужно, наконец, чтобы он правильно обращался с войсками (союзников), которые находятся в его распоряжении. Нельзя их обескураживать своими шутками и сарказмами. В любом случае я ничего не могу дать ему взамен, а обескураживать людей – это не самый лучший способ извлечь из них пользу…»[492]492
  Correspondance… t. 14, p. 565–566.


[Закрыть].

Как видно из этого отрывка, адъютант императора не только должен дать подробный отчет о происходящем, но даже ободрить маршала, которого Наполеон, уставший от бесконечных сетований, с иронией назвал «несчастным».

А вот как описывает свою миссию перед началом кампании 1806 года другой адъютант императора генерал Рапп: «Наполеон побеседовал со мной и поручил незамедлительно отправиться в Страсбург, возглавить Страсбургский военный округ, организовать маршевые батальоны и эскадроны, направлять их по мере формирования на Майнц и выслать туда как можно больше артиллерии… Я должен был переписываться непосредственно с Наполеоном, употребляя для этого курьеров, телеграф (оптический), в общем, все, что доходит как можно быстрее. Я не должен был двинуть вперед и сотню человек, переместить пушку или ружье, не предупредив тотчас же его…»[493]493
  Rapp J. Mémoires du général Rapp, aide de camp de Napoléon, écrits par lui– même. R., 1895, p. 55–56.


[Закрыть].

Из этих двух примеров ясно, что в сферу обязанностей адъютантов императора входили задачи, которые невозможно было бы поручить людям в невысоких офицерских чинах. Для выполнения подобных миссий требовались генералы, и не просто генералы, а энергичные и преданные. Не следует также забывать, что адъютанты императора могли исполнять не только военные поручения, но и важнейшие дипломатические и политические задания. Так, уже не раз упомянутый Савари накануне Аустерлица был отправлен в лагерь союзников с целью завязать переговоры с Александром I, он же был назначен впоследствии, правда на короткое время, дипломатическим представителем французской Империи в Петербурге, наконец, за несколько лет до этого на его плечи легла тяжелая ответственность за арест герцога Энгиенского на Баденской территории.

Подобных примеров можно было бы привести сколько угодно. Совершенно очевидно, что функции генералов – адъютантов императора далеко выходили за рамки обычных обязанностей офицеров штаба. Наличие военнослужащих с подобными званиями и полномочиями при особе сколь угодно высокопоставленного генерала, не являющегося главой великого государства, было бы, разумеется, невозможно и не нужно.

Тем не менее генералы – адъютанты Наполеона были не только полномочными представителями императора, его «missi dominici», они все были настоящими боевыми офицерами и во всех сражениях были рядом с великим полководцем. Их роль в бою, однако, была несколько иная, чем та, которую выполняют обычно адъютанты. Они не просто передавали приказы и контролировали их выполнение, а выступали в качестве непосредственных их исполнителей. Наверное, самым знаменитым заданием, которое получал адъютант императора, вошедшим в историю в сотнях картин, мемуаров и литературных произведений, была миссия Раппа в битве под Аустерлицем. Наполеон поручил ему взять несколько свежих гвардейских эскадронов и устремиться в центр позиции, где благодаря отчаянной контратаке русской гвардейской кавалерии обстановка на поле боя резко изменилась.

«Я отправился в галоп и уже издалека увидел катастрофу, – рассказывает Рапп. – Русская кавалерия прорвала каре и рубила наших солдат направо и налево… Едва только враг заметил нас, он бросил свою добычу и двинулся навстречу нам. Четыре его пушки прилетели в галоп и были направлены на нас. Я продвигался, однако, в порядке, слева от меня был храбрый полковник Морлан, справа – генерал Дальмань. “Смотрите, – крикнул я солдатам, – там топчут наших друзей, наших братьев, отомстим же за них, отомстим за наши знамена!” Мы бросились вперед как ураган. Артиллерия врага была захвачена. Кавалерия, которая выждала на месте нашу атаку, была сметена тем же ударом и убежала в беспорядке… Вскоре, однако, на помощь русской гвардии прибыл резерв, а я был подкреплен эскадроном конных гренадер. Мы начали снова. Атака была ужасной. Пехота не стреляла, так как нельзя было отличить своих от чужих, все смешалось, мы сошлись в отчаянной рукопашной схватке»[494]494
  Ibid., p. 49–50.


[Закрыть].

Конные егеря, конные гренадеры и мамелюки императорской гвардии, ведомые Раппом, одержали победу в этой эпическом бою и решили тем самым окончательно участь великого сражения. «Эта атака кавалерии императорской гвардии, – сказал впоследствии Наполеон, – была одной из самых прекрасных, которые когда-либо имели место, и делает честь равным образом командиру, который ей руководил, и отборным войскам, которые ее исполнили. Какова бы ни была сила линий неприятеля, вставших на ее пути, будь то кавалерии, будь то пехоты, – ничто не смогло бы устоять под страшным ударом»[495]495
  Цит. по: Journal des Sciences Militaires. R, 1827, t. 8, p. 110.


[Закрыть].

Раненный ударом палаша, на коне, забрызганном кровью, с поломанной саблей Рапп подлетел в галоп к штабу императора и воскликнул: «Сир! Мы опрокинули, изрубили русскую гвардию, ее артиллерия взята!» Этот момент был увековечен впоследствии на знаменитом полотне Франсуа Жерара и вошел в легенду.

Не было крупного сражения, где адъютанты императора не совершали какого-нибудь нового подвига. Под Иеной Рапп блистательно вел преследование разбитых саксонских батальонов. Под Эйлау в стремительной атаке пал смертью храбрых адъютант императора генерал Корбино. Под Ландсхутом отважный Мутон во главе гренадер 17-го линейного полка взял штурмом мост, отчаянно обороняемый австрийской пехотой, а восхищенный отвагой своего адъютанта император приказал художнику Эрсану запечатлеть подвиг Мутона на картине, которая стала наградой за этот отважный поступок. Под Эсслингом снова знаменитые Рапп и Мутон ведут в бешеные штыковые атаки полки Молодой Гвардии. В восторге Наполеон воскликнул: «Мой Мутон – это лев!» (в переводе с французского «мутон» означает «баран»). Под Ваграмом адъютант императора дивизионный генерал Лористон развернул знаменитую стопушечную батарею, своим ураганным огнем решившую участь знаменитой битвы…

Рассказывая об адъютантах императора, нельзя не вспомнить и один курьезный момент. Так как все они, как уже указывалось, были генералами, то имели право, да и необходимость, иметь своих собственных адъютантов. Так как словосочетание «адъютант адъютанта» звучит не очень благозвучно, то в армии их называли «малыми адъютантами» (petits aides de camp). Кроме непосредственных обязанностей быть помощниками своих начальников эти военнослужащие при необходимости могли выполнять функции, общие для всех штабных офицеров.

Кроме адъютантов в чине генерала в свите императора находились и другие, еще более высокопоставленные генералы. Это были лица, ответственные за нормальное функционирование императорской главной квартиры на походе. Обершталмейстер, дивизионный генерал Коленкур должен был постоянно сопровождать императора, получая от него инструкции утром и вечером. В сферу обязанностей этого генерала входило руководство офицерами-ординарцами, а также обеспечение высококачественными лошадьми как императора, так и наиболее ответственных чинов главной квартиры. Обер-гофмейстер дивизионный генерал Дюрок отвечал за размещение на походе императора и его многочисленной свиты. Среди этих генералов был и гофмейстер пажей генерал Гарданн, распоряжавшийся, как можно понять из его титула, пажами, состоящими при главной квартире, а также генерал Корбино, обер-шталмейстер императрицы. Так как лошадей императрицы в походе, разумеется, не было, то генерал Корбино фактически осуществлял функции генерал-адъютанта.

Все перечисленные сановники имели под своим начальством по несколько офицеров и чиновников, а также располагали своими личными адъютантами, которые в ряде случаев использовались императором в качестве офицеров-ординарцев.

Таким образом, хотя принципы организации командования отдельного корпуса и Великой армии были схожими, структура самого высшего звена была куда более сложной. Вместо маршала с 6-10 адъютантами мы видим императора, окруженного огромной свитой и личным штабом, обеспечивающим выработку приказов и контроль за их исполнением. Аналогично вместо довольно простого корпусного штаба мы сталкиваемся с куда более сложной структурой – генеральным штабом, который, однако, в своей работе руководствовался теми же самыми принципами, что и уже известный нам штаб корпуса, и более того, обладал, хотя и в усложненной форме, теми же составными частями.

Во главе генерального штаба, как уже отмечалось, стоял его бессменный начальник знаменитый маршал Бертье, великий коннетабль Империи, князь Невшательский и Ваграмский. Здесь и ниже мы называем Бертье на современный манер – начальник генерального штаба, в действительности же правильное название его должности «major général», что можно весьма условно перевести как «генеральный штабной начальник». Бертье занимал эту должность во всех походах сначала молодого генерала Бонапарта, а затем императора Наполеона (кроме последнего – четырехдневной кампании 1815 года, неудача которой, кстати сказать, в значительной степени объясняется плохой работой штаба, неумело руководимого маршалом Сультом).

Буквально все источники единодушно сходятся во мнении: Бертье был блистательным начальником штаба – неутомимым, точным и исполнительным. Уже в 1796 году, когда генерал Бонапарт должен был охарактеризовать правительству Директории подчиненных ему генералов, он дал такую лаконичную оценку своему начальнику штаба: «Талантливый, активный, храбрый, решительный – все за него»[496]496
  Correspondance… t. 1, p. 549.


[Закрыть]. Впоследствии на острове Святой Елены император сказал о Бертье следующее: «…Он был необычайно активен, он следовал за своим командующим во всех рекогносцировках, во всех его поездках, не ослабляя ни на йоту свою канцелярскую работу… Он рассылал приказы с удивительной организованностью, точностью и быстротой… Он был одним из самых великих и ценных помощников императора, никто другой не мог его заменить»[497]497
  Montholon C.-F.-T. de. Récits de la captivité de l’Empereur Napoléon à Sainte– Hélène, par le général Montholon. R, 1847. Las Cases. Mémorial de Sainte– Hélène. R., 1968, p. 99.


[Закрыть]. Однако Наполеон отмечал, что князь Невшательский был неспособен к самостоятельному руководству. «Природа, создавая людей, пожелала, чтобы некоторые из них всегда оставались в подчиненном положении, таков был Бертье. Не было лучшего начальника штаба, чем он, но он был бы неспособен командовать и пятью сотнями солдат»[498]498
  O’Meara B.-E. Napoléon en exil ou l’écho de Sainte-Hélène… R, 1822.


[Закрыть]. Последнее свидетельство надо принимать с немалой долей осторожности. Известно, что в оценке, данной императором на Святой Елене своим подчиненным, ясно проглядывается зависимость этой оценки от поведения того или иного человека в последние моменты существования Империи, и, в частности, в период Ста дней. Так как Бертье не участвовал в последнем походе Наполеона, эта отрицательная оценка командных качеств начальника штаба, возможно, продиктована данным обстоятельством.

Зато все, кто приближался к Бертье, будь то в качестве его подчиненного, либо просто как боевого соратника, были практически единодушны в его оценке как несравненного штабного офицера. Уже не раз упомянутый Тьебо, опытный штабной работник и боевой генерал, но одновременно крайне желчный человек, который мало о ком вспоминал добрым словом в своих мемуарах, писал о Бертье: «У него были огромные знания и опыт штабной работы, замечательное понимание всего того, что относится к военному делу. Более чем кто-либо другой, он мог держать в голове все отданные приказы и одновременно передавать их с быстротой и ясностью;…наделенный редкой энергией он был необычайно деятелен…»[499]499
  Thiébault D.-R-C.-H. Mémoires… t., p.


[Закрыть].

«Никогда ни у кого не было большей точности в службе, подчинения командующему столь беспрекословного, преданности столь безграничной, – вспоминал о Бертье генерал Фезенсак, имевший возможность не раз наблюдать начальника штаба в действии, – занимаясь канцелярской работой ночью, он отдыхал от напряженного дня. Часто среди ночи его будили и вызывали, чтобы переделать всю предыдущую работу, и как часто вместо награды он получал лишь несправедливые упреки… Но ничто не останавливало его рвения, никакая усталость тела, никакая канцелярская работа не были выше его сил, никакое испытание не могло быть выше его выносливости»[500]500
  Fézensac R.-E.-R-J. de Montesquiou, duc de. Op. cit., p. 211–212.


[Закрыть].

Вообще о работоспособности Бертье ходили легенды. Генерал-интендант Великой Армии Дарю ответил как-то на похвалу своей выносливости: «Князь Невшательский куда более силен, я не ложился спать только девять дней и девять ночей, а князь провел уже тринадцать суток без сна, на коне или в работе с бумагами»[501]501
  Lejeune L.-F Op. cit.


[Закрыть].

Под руководством этого талантливого организатора состояло огромное количество офицеров, составлявших генеральный штаб. Однако указанная структура была столь обширна, что для удобства работы Бертье, подобно императору, имел свой личный «штаб» – кабинет начальника генерального штаба (cabinet du major-général) и офицеров, предназначенных для активной службы.

Кабинет князя Невшательского, как и всякий настоящий штаб, состоял из нескольких бюро, разделение функций между которыми не было раз и навсегда зафиксированным, а менялось от кампании к кампании. Необходимо отметить также, что ряд бюро личного кабинета Бертье возглавлялся не офицерами, а чиновниками. Что же касается офицеров для активной службы, к их числу прежде всего относились адъютанты князя Невшательского – шестеро в 1805 году, девять в 1812-м, а также офицеры, «состоящие при генеральном штабе». В число последних обычно входило и несколько генералов (также со своими адъютантами), которые, в частности, могли возглавлять по поручению Бертье те или иные важные службы. Например, генерал Паннетье, которого мы видим в списке штаба в 1805 году, получил в 1807 году ответственную миссию – быть комендантом главной квартиры, а генерал Рене (также фигурирующий в списке штаба 1805 года) был назначен комендантом занятого французами Аугсбурга, важнейшего опорного пункта операционной линии Великой Армии.

Конечно, адъютанты князя Невшательского стояли рангом ниже генералов – адъютантов императора, однако и они были в армии далеко не второстепенными персонажами. «Все адъютанты начальника генерального штаба были представителями самых знатных семей Франции, и то ли по случайности, то ли нарочно все мы были красиво сложены»[502]502
  Ibid., t. 1, p. 116.


[Закрыть], – не без доли бахвальства вспоминает барон Лежен, адъютант Бертье с 1800 по 1812 год и одновременно известный художник, автор проекта униформы для адъютантов князя Невшательского.

Эта униформа превосходила по блеску все вообразимое. Например, алый с белым и черным мундир фрачного покроя, который они носили, когда снимали свою шикарную униформу гусарского образца, был весь расшит золотыми дубовыми листьями. Данный тип шитья был привилегией исключительно генералитета, и никто из других офицеров (не генералов) армии и гвардии не имел ничего подобного. С особым изяществом носил этот мундир в 1812 году двадцативосьмилетний полковник де Сопранси, сын возлюбленной Бертье, итальянской графини Висконти…

Но вернемся к обязанностям адъютантов. Нет необходимости еще раз останавливаться на их активной службе. Читатель может легко догадаться, что при начальнике штаба, который, погруженный в работу, мог не спать тринадцать суток, адъютанты не томились от безделья. Дел было столько, что штатных адъютантов хронически не хватало. Именно поэтому для несения активной службы использовались все находившиеся в штабе офицеры: штатные адъютанты, адъютанты генералов, состоящих при штабе, сверхштатные офицеры, прикомандированные к штабу. Наконец, по распоряжению императора к генштабу были прикреплены офицеры – представители союзных войск: например, в кампанию 1806 года это были офицеры Баденской, Баварской и Вюртембергской армий. Их знание языка и местности должно было способствовать успешному выполнению поручений командования. Этих офицеров употребляли, прежде всего, для рассылки приказов соответствующим союзным войскам.

При штабе также находились всегда польские офицеры на французской службе. Отважные и верные поляки выполняли все обычные обязанности французских офицеров, однако сверх того предполагалось, что они лучше знают специфику театра военный действий Германии, Польши, России; от них также требовалось свободное владение немецким языком и возможность объясняться по-русски.

В общей сложности в личный штаб Бертье в 1805 году входило более 60 офицеров и чиновников, к которым необходимо добавить еще несколько десятков секретарей и прочих служащих. В штабе обычного армейского корпуса этой структуре соответствовал скромный штаб из двух-трех адъютантов и одного-двух секретарей начальника штаба.

Познакомимся, наконец, и с собственно генеральным штабом. Его структура, хотя и более разветвленная, была сходна с таковой корпусного штаба. Однако разделение обязанностей между подразделениями было несколько иным, чем то, которое мы привели в качестве образцового. В 1805 году офицеры генерального штаба были разделены на три больших отдела:

1. Общее управление штаба под начальством дивизионного генерала Андреосси – 23 офицера[503]503
  Мы считаем только непосредственно находящихся при главной квартире офицеров. Полный список см. в приложении.


[Закрыть].

2. Оперативное управление под начальством дивизионного генерала Матье Дюма – 8 офицеров.

3. Топографическая служба под начальством бригадного генерала Сансона – 10 офицеров.

(Для большей наглядности мы переводим названия этих подразделений на современный военный язык. Буквальный же перевод должен озадачить любого, даже весьма искушенного в военной истории человека. Дело в том, что официально первый из этих отделов именовался просто генеральным штабом (état-major général), а его начальник – генерал Андреосси – замысловато именовался «aide-major-général, chef de l’état-major général» или «помощник генерального штабного начальника, начальник генерального штаба». На самом же деле, несмотря на столь запутанные термины, служба генерала Андреосси представляла собой лишь часть огромной штабной машины, и никак не может, по крайней мере на языке ХХI века, называться генеральным штабом.)

Общее управление штаба занималось большинством штабных дел, за исключением маршей и перемещений войск, их квартирного и лагерного расположения. Этот круг вопросов входил в полномочие оперативного управления. Позже общее управление штаба и оперативное слились в одну структуру, возглавляемую с 1809 года дивизионным генералом Байи де Монтионом и подразделявшуюся на три отдела, самые основные сферы, работы которых были следующими:

1. Приказы на день, пароль, рассылка приказов, письма и пакеты, порядок несения службы офицерами, перемещение войск, сведения по личному составу, сведения о неприятеле, функции комендантов крепостей, общая корреспонденция.

2. Расположение по квартирам, поддержание порядка, жандармерия, провиант, раздача рационов, госпиталя.

3. Военнопленные, дезертиры, новобранцы, военно-полевые суды, законы и указы правительства.

Подобное разделение обязанностей, как видно, отличается от образцового, приведенного нами для бюро штаба корпуса. Не следует, однако, забывать, что данное членение штабных отделов не было неизменным, а, наоборот, было подвержено постоянным модификациям. Постоянным оставалось лишь выделение топографического бюро в самостоятельную службу, круг обязанностей которой был одинаков для штабов всех уровней.

Кроме военного персонала при генштабе имелся значительный штат чиновников интендантской, финансовой, медицинской, транспортной и почтовой служб. Служащие этих ведомств были разделены на две большие группы:

1. Общая администрация.

2. Административная служба.

Наконец, генштаб включал в себя штаб артиллерии Великой Армии и штаб инженерных войск. Главной квартире были также приданы войска, обеспечивающие ее безопасность (обычно не гвардейские, т. к. гвардия несла охрану лично императора и его свиты), и жандармерия. Последняя не только охраняла штаб, но и наводила порядок в самой главной квартире. Необходимость этого станет очевидной, если привести цифры общей численности ее персонала. Так, уже в 1805 году главная квартира насчитывала в общей сложности 400 офицеров и около пяти тысяч прочего персонала: солдат охраны, чиновников, ординарцев, секретарей, медиков, фармацевтов, рабочих, форейторов, слуг.

«Когда князь Невшательский провел смотр главной квартиры под Вильной, – вспоминал генерал Фезенсак о своей работе в генеральном штабе в 1812 году, – можно было подумать издалека, что это войска, построенные в боевые порядки»[504]504
  Fézensac R.-E.-R-J. de Montesquiou, duc de. Op. cit., p. 210.


[Закрыть].

«Теперь, если вы представите себе всех этих людей, который расположились в какой-нибудь деревне, вы вообразите себе, наверное, страшный хаос, но вы ошибетесь, – рассказывал другой очевидец, секретарь императора барон Фэн. – Конечно, в подобной толпе была бесконечная суета и движение, и неизбежны были отдельные частные беспорядки, но присутствие «хозяина», пунктуальность и собранность, с которыми каждый старался держаться на своем месте, привычка к подобной ситуации, в которой мы оказывались каждый день, и единение всех служб в одну большую семью великолепно заменяли то, чего нельзя было бы добиться никаким особым наведением порядка в подобном нагромождении. Инстинктивно мы группировались каждый вокруг своего начальника и так или иначе ночью оказывались под какой-нибудь деревенской крышей… Как в море у экипажа нет другого дома, кроме палубы корабля, также все, если надо, были готовы, как корабельная команда, по свистку боцмана… Будь то в городе или в деревне, мы были экипажем на палубе, и когда в ночной тиши император доходил до последнего слова в последнем послании, которое он диктовал, и из глубины кабинета раздавалась его команда “По коням!”, все были в мгновение ока готовы. Свисток боцмана не бывал быстрее исполнен, чем этот приказ. “По коням! По коням!” – эти слова, точно электрический импульс, пробегали по всей массе людей, повторяясь на все голоса, вплоть до последнего штабного бивака, и едва император, который первый вскакивал в седло, проезжал несколько шагов, как скоро все были на своих местах в его свите»[505]505
  Fain A.-J.-F. Mémoires du baron Fain, premier secrétaire du cabinet de l’Empereur. R, 1908, p. 241–244.


[Закрыть].

Слова Фэна показались бы слишком тенденциозно описывающими порядок в этом огромном скопище генералов, офицеров, рядовых, лошадей, повозок, если бы они не подтверждались многими источниками. Особенно ценно свидетельство, исходящее от представителя противной армии, имевшего возможность наблюдать деятельность наполеоновского генерального штаба. Речь идет о русском офицере полковнике Левенштерне, который оказался в 1809 году в Вене. В это время Россия и Франция находились не только в мире, но даже были формально союзниками, и поэтому Левенштерну представилась возможность побывать в качестве зрителя поблизости от генерального штаба императорской армии на полях битвы под Эсслингом и Ваграмом. Вот что запомнилось Левенштерну: «Он (Наполеон) следовал шагом за наступательным движением армии. Канонада загрохотала по всей линии. День был солнечным, и зрелище битвы незабываемым. Наполеон был спокоен и молчалив. Со всех сторон подскакивали адъютанты с рапортами. Он слушал их и отсылал обратно, отдавая приказы невозмутимо и точно. Если нужно было послать кого-нибудь, он никогда не назначал адъютанта, этим занимался Дюрок, который делал это по заранее составленному списку… Все происходило без суеты и затруднений. Ложное рвение, которое так часто видишь в иных генеральных квартирах, здесь было изгнано…»[506]506
  Lowenstern W Mémoires du général-major russe baron de Lowenstern. R, 1903, t. 1, p. 123–124.


[Закрыть].

Свидетельство русского офицера хорошо подтверждается другим очевидцем, имевшим возможность сравнить генеральную квартиру Великой Армии с учреждениями подобного рода в других войсках, а именно поляком Романом Солтыком, который в 1812 году служил во французском штабе: «Я позже в течение моей жизни имел возможность наблюдать и других главнокомандующих и видел организацию других штабов, но нигде я не находил столько организованности, предусмотрительности и быстроты работы, как в штабе Наполеона…»[507]507
  Soltyk R. Napoléon en 1812. Mémoires historiques et militaires sur la campagne de Russie par le comte Roman Soltyk. R., 1836, p. 69.


[Закрыть].

Деятельность сложной и в то же время, как свидетельствуют приведенные документы, хорошо отлаженной машины генерального штаба французской армии была направлена к достижению многих целей, но прежде всего она служила надежной связи верховного командования со всеми частями и соединениями, быстрой и эффективной передаче приказов императора. Можно с уверенностью сказать, что ни в одной европейской армии той эпохи непременное правило руководства войсками – единоначалие – не было выражено так ярко, как в армии Наполеона. Не только все общие приказы и все основные решения исходили от императора, он был и поистине мозговым центром, где обрабатывалась вся важная информация, как о своих войсках, так и о противнике. На основе всей огромной массы сведений Наполеон уверенно принимал необходимое решение, которое тотчас же оформлялось в виде приказов, диктуемых им в своем личном кабинете. Очень часто для того, чтобы избежать все лишние передаточные ступени между императором и штабом, маршал Бертье сам лично записывал все распоряжения великого полководца, именно поэтому практически всегда: на марше, на биваке, во дворце, где располагалась императорская ставка, – начальник генерального штаба был поблизости от своего главнокомандующего. Днем и ночью Бертье, несмотря на свою огромную занятость, был готов явиться по первому требованию императора. Усталость не смущала князя Невшательского, более того, в какой бы час ни позвал его Наполеон, в каких бы сложных походных условиях ни находился штаб, Бертье появлялся всегда вовремя, в мундире, безукоризненно застегнутом на все пуговицы, в начищенных сапогах со шпорами, со шляпой, которую он почтительно держал в руке.

Полученные приказы тотчас обрабатывались в штабе и рассылались по назначению. Как уже отмечалось, ни слова в этих распоряжениях не менялось. Задача штаба состояла не в том, чтобы корректировать распоряжения полководца, а лишь в том, чтобы извлечь из приказа то, что относится к тому или иному лицу, и облечь этот приказ в необходимую форму (добавив вступление, форму вежливости в конце и т. п.). Наконец, штаб должен был дополнить эти основные распоряжения приказами, обращенными к различным вспомогательным службам, так или иначе задействованным в выполнении данного указания. Неслучайно поэтому правильное полное название должности Бертье звучит следующим образом: «Генеральный штабной начальник, рассылающий приказы императора» (major-général, éxpediant les ordres de l’Empereur»). В этом смысле штаб Наполеона принципиально отличался от, скажем, германского генерального штаба конца ХIХ века, занимавшегося самостоятельно планированием крупнейших военных операций.

Император, как уже не раз указывалось, оставлял многое на волю частных начальников, но не допускал никакого проявления самовольства со стороны штаба, который был для него лишь мощной машиной управления. Ряд крупных военных и гражданских историков (Бонналь, Сорель, Дюмулен) видели в этом чуть ли не причину катастрофы Империи. Вот что писал Морис Дюмулен: «Этот метод командования, основанный на недоверии, эта узкая концепция роли штаба, сводящая роль офицеров, находящихся в генеральском окружении, к функциям писцов, разносчиков эстафет или просто рубак на поле боя… является, как кажется, большой организационной ошибкой Наполеона и одной из основных причин его падения»[508]508
  Dumoulin M. Rrécis d’histoire militaire. Révolution et Empire (jusqu’à 1808). R, 1901, t. 2, p. 68.


[Закрыть].

Здоровая логика никак не может согласиться с этим положением. Ведь, еще раз подчеркиваем, речь шла не об изъятии инициативы у частных командиров, а о том, чтобы приказы главнокомандующего были донесены до подчиненных быстро и наверняка. И если для полководцев типа маршала Блюхера, у которых железная воля не сочеталась с мощью интеллекта, инициатива штаба была необходима (вспомнить хотя бы знаменитое решение начальника штаба прусской армии генерала Гнейзенау об отступлении на Вавр, спасшее союзников в 1815 году), то для императора Наполеона она только мешала бы осуществлению его замыслов и нарушала бы принцип единоначалия.

Наш краткий очерк, посвященный организации штабной работы в войсках эпохи I Империи, был бы неполным, если бы мы не оставили в нем немного места для описания организации главной квартиры Великой Армии на марше и на биваке. И хотя слишком длинные беспрестанные цитаты из мемуаров говорят не столько об эрудиции автора, сколько о том, что ему нечего сказать самому, есть случаи исключительные. В частности это относится к уже упомянутым мемуарам барона Фэна, личного секретаря императора. Какие бы авторы ни писали о генеральной квартире Наполеона на походе, они так или иначе опирались на этот источник первостепенной важности, и либо просто цитировали его, либо переписывали своими собственными словами, ибо Фэн сказал почти все, что рассказывали об этом все прочие мемуаристы. Равным образом точность и наблюдательность императорского секретаря делают его записки уникальным документом. Предоставим поэтому Фэну стать главным автором последних страниц этой главы.

«На походе, находясь среди своих войск, император использовал три различных способа передвижения: специальную карету, легкий экипаж или бригаду верховых лошадей, – рассказывал Фэн. – Карета была желтого цвета, очень основательно сделанная, она служила для больших переездов. Наполеон мог отдыхать здесь как в спальном экипаже, здесь был матрас, чтобы прилечь, бумага, перо и чернила, маленькая походная библиотека и туалетный прибор, множество специальных выдвижных ящиков, содержащих разного рода принадлежности, дополняли оборудование этого дома на колесах. Так как сам экипаж был довольно тяжелым, утверждали, что он под внешней оболочкой был дублирован пуленепробиваемым стальным листом. Когда император выходил из этой кареты, чтобы ехать среди своих войск, ее оставляли в арьергарде с фургонами свиты, она относилась к тому, что рассматривалось как тяжелый обоз. Этот обоз находился в ведомстве шталмейстера и двигался в двух-трех переходах позади армии под эскортом гвардейской элитной жандармерии.