Текст книги "Армия Наполеона"
Автор книги: Олег Соколов
Жанр: Военное дело; спецслужбы, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 41 (всего у книги 67 страниц)
Польская пехота, непрерывно сражавшаяся 80 дней и ночей, понесла тяжелые потери – треть солдат и офицеров убитыми и ранеными. В августе 1809 г. в Испанию прибыли награды для храбрых поляков. Увы, число наград мало соответствовало проявленной отваге. Во 2-й Вислинский полк прислали только семь крестов Почетного легиона, причем «…двое из представленных к награждению уже умерли к тому времени от полученных ран, два других лежали еще в госпитале… Мы заслужили большего, – с горечью писал офицер польской пехоты, – но о поляках чаще вспоминали в день боя, а не после него»[805]805
Brandt H. von. Souvenirs d’un officier polonais. Scènes de la vie militaire en Espagne et en Russie (1808–1812). R, 1877, p.77
[Закрыть].
Подобно Вислинским уланам польская пехота приняла также активное участие в борьбе с герильей. Во время знаменитой осады Таррагоны в 1811 г., за взятие которой генерал Сюше получил маршальский жезл, Вислинцам было поручено обеспечить бесперебойное снабжение армии продовольствием и боеприпасами, сражаясь с известным предводителем испанских герильясов – Мина и с каталонским ополчением. Доверие главнокомандующего было полностью оправданно.
Вот что рассказывает офицер 2-го Вислинского полка: «В течение трех месяцев, благодаря активности и бдительности, удалось сдержать этих опасных врагов и прикрыть от вражеских рейдов район Синко-Вильяс, откуда осаждающая армия получала все ей необходимое. Благодаря ему (Хлопицкому), благодаря нам, ни один рацион продовольствия не пропал. Наш командир стал ужасом для партизан. Одного только слуха о его приближении, одной только фразы “El general de los Polaccos”[806]806
Генерал поляков (исп.)
[Закрыть] было достаточно, чтобы враг убегал за многие километры. Но лишь господу известно, какой ценой мы достигали этого результата! Нужно было совершать без конца дневные марши по 7–8 лье, по козлиным тропам, забираться на отвесные скалы, спускаться в пропасти, испытывать то ужасную жару в долинах, то ужасный холод в горах…»[807]807
Ibid., p.183
[Закрыть].
В Испанской кампании принял участие не только Вислинский легион, но и другие иностранные формирования однородного национального состава. Прежде всего швейцарские полки, которые подобно полякам будут отправлены в начале 1812 г., чтобы присоединиться к корпусам Великой Армии, готовящейся совсем для другой войны…
Швейцарские части вновь после старого порядка появились в рядах французских войск согласно «Капитуляции» (старинное название договора – от лат. «capitul» – статья) от сентября 1803 г. между Французской республикой и Швейцарской Федерацией. Согласно этому договору швейцарцы должны были выставить (за оплату) четыре пехотных полка с ротами артиллерии для службы Франции. Численность швейцарских войск, передаваемых в распоряжение 1-го консула Бонапарта определялись в 16 тысяч человек.
В статье 7-й «Капитуляции» оговаривалось, что «…Швейцарцы, допущенные в вышеназванные полки, должны иметь возраст от 18 до 40 лет, минимальный рост их должен быть 5 футов 2 дюйма, то есть 1 м 678 мм, и они не должны страдать никакими болезнями. Новобранцы также должны подписать обязательство верно служить Французской республике в течение четырех лет. По истечении данного срока они вольны либо покинуть часть, либо подписать повторный контракт на два, четыре, шесть или восемь лет»[808]808
Fieffé E. Histoire des troupes étrangères au service de la France depuis leur origine jusqu’à nos jours. P, 1990, t. 2, p. 121–122
[Закрыть].
Интересно, что статья 18 договора оговаривала, что «швейцарские войска на службе Франции никогда не будут употреблены за пределами континентальной Европы»[809]809
Ibid., p. 124
[Закрыть] – солдат с берегов Женевского озера или из цветущих долин Берна явно не прельщала перспектива драться с неграми на Сан-Доминго. Статья 22 предусматривала зато, что швейцарские офицеры могли получить все воинские звания и все воинские отличия, существующие во Франции.
Дополнительный договор, подписанный в марте 1812 г., предусматривал ответственность со стороны властей Швейцарии за своих солдат. Швейцарское правительство обязывалось за свой счет заменять дезертиров из полков, по мере того, как список таковых представлялся французскими властями. Также Швейцария брала на себя обязательство не поставлять солдат никаким другим государствам, кроме как Французской Империи, а также стараться вернуть всех швейцарцев, которые уже служат иным странам, «употребив для этого все способы убеждения и властного воздействия, которыми оно располагает»[810]810
Ibid., p. 126
[Закрыть].
«Капитуляция» нашла практическое выражение в императорском декрете от 15 марта 1805 г., который постановил создать четыре швейцарских полка. Однако в 1805 г. был сформирован только первый из них, укомплектованный из остатков «гельветических полубригад» – швейцарских частей, служивших Французской республике. Три оставшиеся полка были созданы позже, в октябре 1806 г.
Кроме основных четырех швейцарских полков с 1805 г. был сформирован так называемый Валезанский батальон – из жителей Республики Валэ (на юге Швейцарии). Впрочем, как уже указывалось, по присоединению Валэ к Франции в 1811 г. этот батальон был влит в ряды французских частей.
Наконец, декретом от 11 мая 1807 г. был создан также Невшательский батальон из жителей бывшего княжества Невшатель, присоединенного к империи в 1806 г., но формально являвшегося владением князя Невшательского – Бертье.
Швейцарские полки зарекомендовали себя как надежные профессиональные формирования, которые, быть может, не обладали в атаке пылом французских или польских войск, но спокойно и уверенно выполняли свою солдатскую работу. “Мы – швейцарцы, мы знаем наш долг и выполним его”, – ответил полковник 3-го швейцарского полка Граффенрид, когда испанцы, окружившие его часть превосходящими силами, предложили сдаться.
В ответе Граффенрида – «стиль» швейцарской пехоты. Достаточно сказать, что в швейцарских полках процент дезертиров был гораздо меньше, чем в обычных французских линейных частях. Так, из 230 рассмотренных нами швейцарских солдат 1-го полка, поступивших на службу в 1807–1810 гг., дезертировало за все время Империи только 15 человек или 6,5 %, в то время, как во французских пехотных полках процент дезертиров составлял в среднем 8,5 %[811]811
S.H.A.T 23YC168
[Закрыть]. Швейцарцам, попавшим в плен в ходе кампании на Пиренейском полуострове, усиленно предлагалось перейти на Испанскую службу, вместо того, чтобы умирать на гнилых понтонах. Однако «…большинство отвергло все соблазны и, став жертвами своей верности, провели долгие годы в ужасном плену»[812]812
Schaller H. de. Histoire des troupes suisses au service de France. Lauzanne, 1883, p. 69
[Закрыть].
Говоря о швейцарцах, необходимо отметить также, что они служили в среднем дольше, чем солдаты французских пехотных полков. Так, процент старослужащих солдат (более 3 лет службы) составлял во французских полках 28,6 %, а в 1-м швейцарском он достигал 45,8 %. Соотношение, едва ли требующее комментариев.
Среди иностранных частей на службе Франции далеко не последнее место по своему значению занимал также Португальский легион. Он был создан декретом от 18 мая 1808 г. из остатков расформированной португальской армии и должен был иметь в своих рядах 6 пехотных полков, два кавалерийских, один егерский батальон и три роты артиллерии. Однако значительное количество португальских солдат, оказавшихся в легионе, дезертировали. Пришлось прибегнуть к уже известному нам методу – вербовке недостающих солдат среди пленных. В результате в реальности было сформировано пять пехотных и один кавалерийский полк. В 1809 г. из элитных рот (гренадеров и вольтижеров) легиона была сформирована часть под наименованием 13-я временная полубригада (из 3 батальонов), которая под командованием генерала Каркоме Лобо и полковника Пего приняла участие в Австрийской кампании в составе корпуса Удино.
По возвращении из похода элитные роты были возвращены в полки. В этот период общая численность легиона была весьма солидной – 6800 человек, но император распорядился убрать из него часть не португальцев, по крайней мере таких явно далеких от Лузитанского происхождения солдат, как немцы, поляки, французы и т. п. Численность легиона уменьшилась до 4366 человек, и 2 мая 1811 г. он был реорганизован. Отныне португальский легион состоял из трех полков пехоты и одного кавалерии. Интересно, что даже и после «чистки» легиона португальцы далеко не представляли в нем большинства – их было только 786 человек. Основная часть солдат была испанцами – 3363 человек, и, наконец, оставшиеся 217 – французами и итальянцами[813]813
Bielecki R. Wielka Armia… p. 429–430
[Закрыть].
Как не парадоксально, эти люди проявили себя доблестными солдатами, отважно сражаясь в кампанию 1809 г., особенно в битве при Ваграме. Впрочем, в начале 1812 г. самые героические страницы в истории легиона были еще впереди.
Кроме Португальского легиона из выходцев с Пиренейского полуострова декретом от 13 февраля 1809 г. была сформирована еще одна часть – испанский «Полк Жозефа – Наполеона». Чтобы его укомплектовать французским офицерам, пришлось перебрать не одну тысячу испанских пленных, пытаясь угрозами и посулами заманить их в полк. Зная об искренней религиозности сынов Кастилии, прибегли даже к помощи епископа Безансонского, который угрожал божественными карами тем из них, кто останется верным Фердинанду VII. Однако самым эффективным стимулом оказалось то, что распространился слух о том, что полк якобы направят в Испанию. В надежде с помощью поступления на службу вернуться на родину, многие военнопленные охотно записались в ряды формируемой части. Этот факт, впрочем, не остался незамеченным, и военный министр представил в 1810 г. рапорт императору, где говорилось, что многие испанские солдаты «заражены дурным влиянием»[814]814
Rigo. Le régiment Joseph Napoléon. Les éspagnols dans la tourmente. //
Tradition № 88, p. 23
[Закрыть]. От греха подальше полк переместили на возможно большее удаление от испанской границы.
Несмотря на сложности в укомплектовании части, к октябрю 1810 г. четыре боевых батальона испанского полка и батальон депо насчитывали в своих рядах впечатляющее количество личного состава – 95 офицеров и 3806 рядовых. Командир части, бывший испанский генерал Кинделан отмечал, что «…дух, который царит во втором батальоне, в общем хорош, но среди офицеров и унтер-офицеров есть еще, возможно, и те, кто имеет враждебные намерения, скрытые под маской лицемерия»[815]815
Ibid.
[Закрыть].
Это не помешало императору 27 октября 1811 провести смотр указанного второго батальона, а также третьего, расквартированных в это время в Голландии в г. Утрехт. Солдаты встретили появление Наполеона громовым восклицанием «Да здравствует Император!» по-испански. Генерал Хогендорп вспоминал об этом эпизоде: «…корпус маршала Удино, в который входил великолепный испанский полк, был выстроен для парада, а затем совершал маневры перед императором, который находился все время либо перед испанцами, либо рядом с их флагом. Очевидно, это было небезопасно, ибо достаточно было бы одного солдата фанатика, чтобы убить Наполеона и, может быть, даже сделать это, оставшись непойманным. Но император только посмеивался над теми, кто высказывал подобные опасения»[816]816
Van Hogendorp D. Mémoires du général Dirk van Hogendorp, compte de l’Empire. E, 1887, p. 287
[Закрыть].
В конце 1811 г. 2-й и 3-й батальоны, которыми командовал в это время майор де Чуди, были включены в состав дивизии Фриана, входившей в состав войск маршала Даву. Маршал рекомендовал своему подчиненному как можно радушнее принять испанскую часть в ряды дивизии и обязательно организовать для нее по воскресеньям и религиозным праздникам католическую мессу, на которую настоятельно приглашались также французские офицеры.
Что касается 1-го и 4-го батальонов полка, находившихся под командой майора Дорейля, они были включены в состав дивизии Брусье, вошедшей в состав 4-го корпуса Великой Армии. Так что полк в полном составе отправится в Русский поход.
В заключение этого краткого описания иностранных частей на службе Французской Империи необходимо сказать несколько слов и о хорватских полках.
Как известно, по Шенбрунскому миру (октябрь 1809 г.) ряд провинций Австрийской империи, часть территорий современной Хорватии и Словении, отошли к Франции. Эти земли, столь удаленные от полей Пикардии и гор Оверни, в перспективе планировалось сделать нераздельной частью наполеоновского государства. Действительно, 15 апреля 1811-го было постановлено, что отныне на них распространялся кодекс Наполеона, а вместе с ним все права и обязанности подданных французской империи.
Однако ассимиляция многонационального населения Иллирийских провинций (официальное название этих земель в эпоху Наполеона) – здесь жили хорваты, сербы, словенцы, немцы и итальянцы, проходила довольно трудно. Что вполне понятно, учитывая географическую удаленность региона от Франции, языковой барьер и разницу в обычаях, привычку местных элит ориентироваться на Вену и, наконец, сильную религиозность населения (в большинстве католического), смотревших на представителей французской администрации как на богопротивных атеистов.
Именно поэтому, хотя Иллирийские провинции и стали частью Франции, Император не решился сразу ввести здесь конскрипцию, а предпочел по возможности использовать военные учреждения, полученные в наследство от Габсбургской монархии, тем более что часть новых территорий располагала давними и весьма своеобразными традициями воинской службы. Это относится к району, называющемуся «Военная Хорватия», который был поистине резервуаром, где австрийская империя черпала силы для охраны своих турецких границ. Практически каждый мужчина здесь был воином и входил в состав так называемых «граничарных» полков, набиравшихся каждый в одном из шести округов, на которые была поделена «Военная Хорватия».
Маршал Мармон, бывший наместником Иллирийских провинций до марта 1811 г., так описывает эту систему: «Население “Военной Хорватии” – это армия, которая имеет внутри себя рекрутскую систему. Это почти что татарская орда, которая разве что живет в бараках, а не под шатрами, и существует благодаря своим стадам и полям. Но эта орда организованна, дисциплинированна и интересы ее благополучия тщательно соблюдаются. Это воинственное население, непостоянство и недисциплинированность которого сдерживаются строгими и справедливыми законами. Хорваты имеют земли как жалованье за воинскую службу… раздел осуществляется по количеству людей в семье и по их потребностям. Когда семья процветает и увеличивается, она получает от правительства новые земли, освободившиеся из-за хирения других семей, или покупает у другой семьи, которая располагает большим, чем она может обрабатывать, полями. Однако запрещено продавать то, что необходимо семье для ее пропитания, она может продать лишь излишки и только тем, кто состоит на воинской службе – главным условием для землевладения. Семьи многочисленны и владеют всем сообща, здесь нет индивидуальной собственности, все общее»[817]817
Цит. по: Fieffe E. Histoire des Troupes Etrangères au service de France. E, 1990, t. 2, p. 157–158
[Закрыть].
Шесть полков – округов «Военной Хорватии» были сохранены наполеоновской администрацией. Вот их список:
Командование полков большей частью эмигрировало в Австрию, и 1 января 1810 г. было постановлено переформировать эти части, сохранив их названия и регионы комплектования. Император, в отличие от Мармона, очень осторожно относился к хорватам, он рекомендовал: «Пусть вооружат не более тысячи человек из них. Напишите маршалу Мармону, что легкомысленность в этом вопросе мне кажется весьма странной»[818]818
Correspondance… t. 20, p. 107.
[Закрыть].
Однако успешная операция Мармона силами французских войск и отрядов граничар в ходе молниеносной кампании против турок 5-15 мая 1810 г. дала надежду на то, что хорватские полки можно будет с успехом использовать на службе Империи: «Восхищение хорватов командующим (Мармоном) и его войсками, которые за столь малое время добились значительных результатов, было таково, что можно было отныне рассчитывать на их верность»[819]819
Цит. по: Boppe E La Croatie Militaire, 1809–1813. E, 1900, p.36
[Закрыть].
Мало-помалу граничарные полки были восстановлены, а во главе их поставлены либо французские офицеры, либо верные Императору представители местной элиты. Мундиры были изменены и приближены к униформе французского типа.
Накануне Русского похода Наполеон решил создать из имевшихся полков части, которым было предназначено присоединиться к действующей армии. Указом от 21 сентября 1811 г. был сформирован так называемый 3-й Временный хорватский полк из 5-го и 6-го граничарных (т. е. 1-го и 2-го Банатских), а несколько позже был укомплектован 1-й Временный хорватский, соответственно из 1-го (Личанского) и 2-го (Отточанского) граничарных полков. Формирование 2-го Временного полка, а также хорватских гусар было осуществлено позднее, только в 1813 г.
Таким образом, первый из сформированных для Великой Армии хорватских полков имел 3-й порядковый номер, что вполне понятно, если учитывать, что номер отражал не время формирования части, а то, из каких «изначальных» полков она была создана. 3-й Временный хорватский полк побывал в Париже и был представлен Императору на параде перед дворцом Тюильри 12 января 1812 г., а затем включен во 2-й корпус Великой Армии (корпус маршала Удино). Командиром полка был француз, полковник Жоли. В самом начале кампании 1812 г. полк насчитывал в своих рядах 2 батальона, 41 офицера и 1582 рядовых. 1-й Временный хорватский полк входил в 4-й корпус Великой Армии (итальянская армия Евгения Богарне). Частью командовал выходец из знатной хорватской семьи полковник Сливариш. В строю было также 2 батальона – 45 офицеров и 1462 рядовых.
Перечисленные части, мы подчеркиваем, строго говоря, не являлись иностранными, ведь они формировались из подданных Французской Империи, т. е. официально из «французов». Однако в реальности они оставались все же нефранцузскими полками. Это подчеркивалось и их названиями, и их униформой, отличной от прочих легких и линейных частей императорской армии.
Кроме Военной Хорватии территория Иллирии имела и другие, «мирные», провинции: Истрию, Далмацию, Карниоль, Каринтию и Хорватию. Здесь не было традиций воинской службы, о которых мы только что говорили, поэтому декретом от 16 ноября 1810 г. Император предписал создать часть под названием «Иллирийский полк», укомплектованный за счет рекрутского набора в означенных провинциях по схеме, принятой при габсбургской администрации. Офицеры же создаваемой части должны были быть частью французами (старых или новых департаментов), частью уроженцами Иллирии, выходцами с австрийской службы.
Маршал Мармон считал, что полк должен получить полностью французскую униформу. «Убежден – писал он, – что это лучший способ оказать доверие иллирийцам, показав, что они во всем приравнены к французским войскам»[820]820
Цит. по: Fieffé E. Op. cit., t. 2, p. 161
[Закрыть]. Император, одобрив проект, тем не менее, пожелал, чтобы мундиры Иллирийского полка несколько отличались от французских частей. В результате вместо темно-синего мундира и штанов французской легкой пехоты часть получила идентичную по покрою униформу, но голубого цвета, отражавшую статус Иллирийского полка – одновременно и иностранного, и французского.
Полк принял участие в Русской кампании в составе 3-го корпуса Великой Армии (маршала Нея), накануне похода в его рядах было 65 офицеров и 2505 рядовых. Командовал частью полковник Шмитца.
Обострение отношений с Россией, достаточно очевидное в 1811 г., привело к усилению центростремительных процессов в наполеоновской Европе. В мыслях Императора на смену биполярной системе мира – Франция в союзе с Россией как гарант стабильности в Европе – приходит однополярная: Империя, включающая всю Западную и Центральную Европу, в том числе Австрию и Пруссию, которые вынужденно присоединяются к наполеоновской системе.
До какой степени Наполеон видел для себя это сближение? На этот вопрос трудно ответить однозначно, ибо здесь, как и во многих других вопросах, Император был не теоретиком, а практиком. У него не было схоластических схем, в которые требовалось бы загнать реальность. Его системы постоянно менялись, в зависимости от изменения обстоятельств, поэтому, кстати, сложно, а иногда и просто бесполезно, пытаться понять этого человека по его высказываниям, которые сплошь и рядом противоречат одно другому (не говоря уж, конечно, о произведениях, созданных на св. Елене, о чем уже упоминалось). Зато очень ясно можно судить о его замыслах по его делам.
Исходя из того, что предпринималось Императором в годы, предшествующие войне 1812 г., можно предположить, что из достаточно еще рыхлого и неопределенного государственного образования была бы создана унитарная империя Европы. М. Дрио не без доли романтического преувеличения писал: «Вся Европа могла бы быть организована в мире. Вот та линия, которая явно вырисовывалась. Как император Август в начале христианской эры, Наполеон закрыл бы храм Януса[821]821
Двери храма Януса закрывались в Древнем Риме в знак мира.
[Закрыть]. “Римский мир” и “Золотой век” снова вернулись бы на землю. Уже там и сям вознеслись ввысь триумфальные арки и колонны, как в древнем Риме, уже широкие императорские дороги – артерии будущей экономической жизни – пролегли по Европе. Была бы, наконец, создана единая Европа. Империя – это Европа. Недаром Ницше называл Наполеона “хорошим европейцем”. Мы скажем скорее архитектором Европы…»[822]822
Driau. Revus des études napoléoniennes. Janv. 1930
[Закрыть].
Армия, собранная для войны с Россией, и явилась отражением этих процессов. По сути дела, это уже не была французская армия – это была европейская армия.
Обычно, когда говорят о национальном составе Великой Армии 1812 г., берут сведения из мемуаров генерал-интенданта Денние, который указывал, что на 1 июня 1812 г. армия Наполеона, расквартированная на территории Германии, насчитывала в своих рядах 678 080 человек, из которых 322 167 (т. е. 47,5 %) были солдатами иностранных контингентов или иностранных полков.
Желая проверить эти данные, мы провели своё исследование, несколько уточняющее цифры, приведённые Денние. Наши подсчёты проведены на основании документов, которые хранятся в архиве французского министерства обороны под номерами 2C 700 и 2C 701. Это самые подробнейшие боевые расписания Великой Армии, под названием «Livrets de l’Empereur», сведения предназначенные, лично для императора.
Наиболее полным является расписание 2C 701, представляющее собой толстую рукописную книгу. Документ датирован 1 августа 1812 года, однако эта датировка не имеет почти никакого отношения к его содержанию, так как перед расписаниями большинства всех корпусов стоит дата 15 июня. Некоторые датируются 15 мая, 5-й, 7-й, 8-й, 9-й и Гвардия представлены сведениями на 1 июля, и только резервный 11-й корпус представлен на 15 июля, что позволяет, впрочем, лучше оценить боевой потенциал армии, ибо резервные части достигли задуманной численности только к средине лета.
Общая численность армии по этому боевому расписанию – 644 024 человек. В рапорт не включён австрийский корпус. Если прибавить его количественный состав к числу из таблицы, то получится 674 тыс., что почти точно совпадает с результирующими данными Денние. Наконец, если мы укажем, что в расписании имеются заметки, сделанные другими чернилами, которые дают ещё несколько тысяч солдат и офицеров, идущих на соединение с армией, можно будет констатировать, что классическая цифра Денние 678 тыс. солдат и офицеров практически идеально точна.
Отметим, что 678 тысяч – это не численность войск, которые были задействованы в начале кампании, а общее количество всех военнослужащих, административно относящихся к Великой Армии, расквартированных на территории Германии и Великого герцогства Варшавского, включая, в частности, 41 372 раненых, которые лежали в госпиталях.
В общее расписание входят и гарнизоны Гамбурга, Данцига, Кюстрина, Штеттина, Глогау, Штральзунда, Магдебурга, которые не выступили в поход. Здесь же учитываются такие резервные формирования, как датская дивизия, которая занималась охраной берегов, 31-я дивизия, которая осталась в тылу, 33-я дивизия, только частично принявшая участие в самых последних событиях войны. Кроме того, здесь посчитаны и такие удалённые депо, как кавалерийское депо в Ганновере и т. д.
Силы, которые Наполеон привёл к границам Российской империи, трудно назвать французскими войсками. Архивное боевое расписание наглядно демонстрирует, что в рядах Великой Армии было огромное количество солдат нефранцузского происхождения: поляки – 78 820 человек, итальянцы[823]823
Уроженцы Итальянского королевства, север Италии.
[Закрыть] – 22 072, немцы: саксонцы – 26 720, вестфальцы – 29733, баденцы – 6 521, гессенцы – 8 447, вюртембергцы – 13 155, баварцы – 29 038, бергцы – 4596, пруссаки – 19 494, уроженцы мелких немецких княжеств: 10 024 испанцы – 3 722, португальцы – 5740, швейцарцы – 9 532, хорваты – 3 732, далматинцы – 1 992, иллирийцы – 2 886, датчане – 12 610, неаполитанцы – 7 987, австрийцы – 30 000.
Итого: 326 821[824]824
Разумеется, все эти числа с точки зрения математики правильно было бы округлить, так как ни одно из них не является точным.
[Закрыть] солдат нефранцузского происхождения и 347 203 француза. На самом деле иностранцев, если говорить не юридически, а фактически, в Великой Армии было еще больше. Как уже упоминалось, в этот период времени 25,6 % «французских» солдат были уроженцами новых департаментов, т. е. родились в Амстердаме, Турине, Гамбурге, Риме, Генуе или Брюгге; многие из них до поступления на службу даже не говорили по-французски.
Не случайно, кстати, в инструкции, данной маршалом Даву для «смешивания» батальонов старых солдат с батальонами новобранцев, говорилось: «необходимо позаботиться о том, чтобы солдаты, говорящие по-французски, были смешаны с теми, которые не говорят на этом языке»[825]825
Margueron… Op. cit., t. 3, p. 81.
[Закрыть].
Иначе говоря, если учитывать указанные 25,6 %, получится, что еще 88 884 человека (из 347 203) не были французами. В результате иностранцев в Великой Армии было практически 2/3, а именно 64,6 % (415 705 из 674 024)[826]826
Разумеется, правильно округлить приведенные цифры, как минимум до тысяч, иначе говоря, 415 тыс. иностранцев из 674 тыс. солдат и офицеров Великой Армии.
[Закрыть].
Казалось бы, здесь все должно было так же запутаться, как при построении небезызвестной вавилонской башни. Однако этого не произошло. Не следует забывать то, что уже нами отмечалось, – перед нами длинный список не союзников, а вассалов Империи. У баденских, саксонских, вестфальских контингентов не было своей политической линии, своих целей войны: у них была одна только цель – служить Императору. За исключением австрийцев, которые в ходе войны вели себя как представители относительно независимого государства, все другие беспрекословно выполняли приказы единого командования. Не было сложности и в понимании друг друга – французский язык, ставший в XVIII в. интернациональным европейским языком, был понятен практически всем офицерам. Наконец, многие из них уже сражались рука об руку с французскими собратьями по оружию в войнах 1806–1807 гг. в Испанской кампании и особенно в войне 1809 г. против Австрии.
Практически все источники, относящиеся непосредственно к этому времени, единодушны – союзные контингенты и иностранные части шли на войну 1812 г. так же, как и их французские коллеги, – с огромным подъемом. Если у поляков этот пыл был связан с надеждой на возрождение погибшего отечества, то для подавляющего большинства солдат и офицеров Наполеона он носил характер чисто воинского энтузиазма: надежда на награды, отличия, повышения, почести; конечно, жажда славы, но, пожалуй, еще более – увлечение борьбой ради борьбы, удовольствие для молодых сильных энергичных мужчин броситься в захватывающее и великое приключение, зная, как им казалось, наверняка, что оно будет победоносным.
Вот как ярко и точно описал итальянский офицер Цезарь Ложье в своем дневнике побудительные мотивы и настроения в среде итальянских солдат накануне Русской кампании: «На этом походе царит радость и веселье (sic!); итальянским войскам в высшей мере присуще самолюбие, рождающее чувство собственного достоинства, соревнования и храбрость. Не зная, куда их ведут, солдаты знают, что идут они в защиту справедливости; им даже неинтересно разузнавать, куда именно их отправляют… Одни своими безыскусными и грубоватыми рассказами, своим философским и воинственным видом приучают других к стоицизму, учат презирать страдания, лишения, самую смерть: они не знают другого божества, кроме своего повелителя, другого разума, кроме силы, другой страсти, кроме стремления к славе.
Другие (этих больше всего), не имея той грубости, которая не подходит к пахарю, ставшему солдатом, столь же добродушны, но поразвитее и пускают в ход патриотизм, жажду славы. И все это уравнивает дисциплина, пассивное повиновение – первая солдатская добродетель…
Соревнование наше еще более возбуждается, когда мы узнаем о славных подвигах товарищей по оружию в Испании, и каждый из нас тревожно ожидает, когда же наступит момент, и мы сравняемся с ними, а то и превзойдем их. Да и полки, которые встречаем мы по дороге, не менее электризуют нас рассказами о геройских подвигах в последних походах…»[827]827
Laugier C. de. La Grande Armée. Récits de Césare de Laugier, officier de la garde du prince Eugène. E., s.d., p. 10.
[Закрыть].
Позже, когда многие участники этой трагической войны будут писать мемуары, они расскажут о недобрых предчувствиях, которые они испытывали накануне, о том, как с недовольством они отправились в эту авантюристическую экспедицию и даже предупреждали своих товарищей, что все это добром не кончится… Как известно, все эти предчувствия пишутся задним числом: любого, даже храброго и решительного человека, охватывает смутное беспокойство и естественные опасения перед началом важного и опасного мероприятия, даже если ждешь его с нетерпением и жаждешь с энтузиазмом. В случае успеха все эти туманные опасения начисто забываются, зато в случае неудачи, а тем более гигантской катастрофы, все мельчайшие высказанные или невысказанные сомнения, дурные предзнаменования и т. п. вспоминаются как ясно ощущаемые накануне предчувствия.
Ничего подобного нет ни в дневниках французов, ни в дневниках их союзников. Не меньший энтузиазм, чем итальянцы, испытывали солдаты и, конечно, офицеры немецких контингентов. В архиве Национальной библиотеки в Санкт-Петербурге хранится интересная рукопись отставного баварского генерала фон Манлиха, сын которого принял участие в русском походе. Вот что писал старый воин о настроениях молодых баварских офицеров: «Мне казалось ужасной сама мысль о том, что я могу пожертвовать единственным сыном ради ненасытного честолюбия иностранного деспота… Что же касается моего сына и его молодых друзей, они в нетерпении не могли дождаться момента отправления, все они пылали желанием совершить поход в Россию…»[828]828
Mémoires de Mr. Mannlich dont le fils a fait la campagne de Russie en 1812 dans l’armée Bavaroise. // Архив Военского К. A. Ф. Оп.1 № 305
[Закрыть].
Хотя вюртембергский офицер фон Зуков в мемуарах немало пишет о своих «дурных предчувствиях» накануне войны 1812 г., зато вспоминает, что унтер-офицер, который привез ему приказ о подготовке к походу, «сиял от радости», а один из его приятелей на банкете перед отправлением на войну заявил пожилому генералу: «Война с Россией?! Я боюсь этого не больше, чем съесть тартинку с маслом!»[829]829
Suckow K.-F-E. von. Fragments de ma vie. D’Iéna à Moscou. E, 1901, p. 137.
[Закрыть]
Разумеется, первые же трудности быстро охладили пыл всех тех, у которых он был столь же поверхностным, как у юного вюртембергского лейтенанта, считавшего, что победить русских не сложнее, чем съесть бутерброд. Особенно приутих он у солдат, на которых, по вполне понятным причинам, куда меньше, чем на офицеров, действовала жажда славы и почестей, зато очень сильно – требования желудка.
Армия, как известно из предыдущих глав, оставила позади себя за первые месяцы кампании тысячи солдат, в том числе и союзных. В десятой главе мы указывали, что за сорок дней марша, с 25 июня по 3 августа 1812 г., французские пехотные дивизии уменьшились на 25–30 %, а союзные – на 43–53 %. Конечно, это факт, на основе которого можно сказать, что побудительных мотивов у иностранных контингентов было меньше, чем у французов.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.