Текст книги "Любовь без гарантий (сборник)"

У служебного входа ждал Матвей. Он снял с себя тулуп, укутал в него Галю и, подняв на руки, понес к машине.

– Что? Куда ты меня? Ребята, что вы придумали?

– В ЗАГС, моя дорогая! – первое, что сказал ей Николай, когда Матвей внес Галку в машину.

– Коль, в какой ЗАГС? Я в халате, ноги босые…

Но глаза уже заблестели, голос радостно завибрировал, мысль заработала в нужном направлении.

– Светка недавно замуж вышла. Можно к ней за платьем заехать. Должно подойти по размеру. Домой успеем заскочить… Туфли, белье, чулки… Букет какой-никакой, а надо. Что за свадьба без цветов?

Она разговаривала будто бы сама с собой. Коля с довольным видом что-то весело напевал вполголоса и только руководил водителем: направо, сейчас прямо, там Светка, тут палатка с цветами.

Дома была только мама. Тонечка – на пятидневке. Пока Галка лежала в больнице, мать брала внучку только на выходные, но и это ей было тяжело. Отец исходил желчью, с ненавистью взирая на ни в чем не повинное дитя. Мать металась меж двух огней и ждала только одного: когда же вернется Галка? Когда же уже наконец выздоровеет и вернется? А Галка все никак не возвращалась. Вот и сейчас забежала на несколько минут переодеться:

– Мама! Я замуж выхожу! Познакомься.

Николай галантно поклонился и даже поцеловал руку будущей теще, чем явно смутил ее.

– Ой, дочка! – сказала она Гале, когда Николай вышел. – Или пропадешь ты с ним, или счастлива будешь!

– Мамочка! – Галка в радостном возбуждении кружилась по комнате. – Конечно, счастлива! Только счастлива!

Она выдвигала ящики, доставая то белье, то туфли. Успела при этом и волосы накрутить, и ресницы накрасить.

– Любишь его? – только и спросила мать.

– Очень люблю. Очень, мам.

– Ну Бог в помощь! В добрый путь! – и почему-то тяжело вздохнула.

Проводила их до порога без улыбки, без радостных восклицаний. Только грустно посмотрела вслед и помахала рукой, когда Галка обернулась перед тем, как сесть в машину.

В ЗАГСе нужны были свидетели. По одному с каждой стороны. Светка, та самая, у кого Галка взяла платье, была свидетельницей у Галки. Матвей – у Николая. После ЗАГСа вчетвером поехали в ресторан. Кто-то к ним потом присоединился, Галка уже и не помнила толком. Видимо, из ресторана Матвей позвонил каким-то общим знакомым, и еще человек пять подъехали с цветами, с шампанским, с подарками, купленными на скорую руку…

В какой-то момент, Галя даже сама толком не почувствовала в какой, вдруг одолела ее слабость. Голова закружилась, она побледнела и прикрыла глаза. И как провалилась куда-то. Где-то вдалеке слышались веселые голоса, музыка, звон тарелок…

А она как будто выпала из всеобщего веселья, хотя по праву являлась главным действующим лицом свадебного вечера.

– Эй, Галка! Тебе плохо? – Николай приобнял ее за плечи.

– Ой… да… слабость какая-то… – Она попыталась открыть глаза, но это у нее не очень-то получилось.

– Галка, смотри! – и Николай выразительно указал глазами на ее живот.

Она с трудом опустила глаза. На белоснежном платье прямо в середине живота проступило алое пятно…

В тот момент Гале не было страшно за себя, за свое здоровье и даже за возможную угрозу жизни… Ей не было неловко за то, что во время ее свадьбы с ней случился такой казус. Нет. Она переживала за чужое платье.

– Света! Ты только не волнуйся! Я все отстираю! Или в чистку… Или в прачечную… Ты не думай…

– Галка, брось! – Света резко осадила подругу. – Надо возвращаться в больницу! Срочно! Забудь про платье!

Семейная жизнь молодых супругов началась как-то странно. Николай еще «мотал срок», как говорили, да и сейчас говорят на блатном жаргоне. Галя по-прежнему без устали работала. Встречались два раза в неделю у него в маленькой комнатке. И вроде бы неловко перед родителями, и вроде места мало, и в ванную незамеченными никак не проскочить, и чаю в уединении никак не выпить…

А как же сладки были те свидания! Как же страстно любили они друг друга, невзирая ни на какие стесненные условия.

Через полгода Николай вернулся окончательно, но полноценной семейной жизни не получалось. То они у него, то у нее, то каждый у себя… Не семья, а беготня какая-то.

На работу Николая не брали. Тогда с багажом в виде сто первого километра неохотно принимали на работу.

Он, правда, надо отдать ему должное, все, что мог, тащил в дом. Непонятно было, откуда, за какие деньги, но всегда и у Галки, и у Тонечки все было в изобилии.

Подъедет, бывало, машина к дому, Николай откроет багажник и давай выгружать: соки упаковками, шоколад, колбасу, порошки стиральные и прочее, прочее…

– Колян! Откуда? – в изумлении вопрошала Галка.

– Галчонок! Оно тебе надо? Лучше помоги занести в дом.

И так всегда: со скромной улыбкой, с искрой во взгляде: «Галчонок! Оно тебе надо?» И никаких объяснений, никаких подробностей. Поначалу Галка переживала: вдруг ворует или еще каким нечестным путем. Но он всегда отвечал:

– Не ворую! Честным путем! – вот и все объяснение.

Ссорились часто. И даже не всегда им самим было понятно, из-за чего. Оба молодые, горячие, эмоциональные. Ни мудрости, ни терпения, ни желания уступить, промолчать.

Как-то поссорились шумно, крупно, надолго. Разъехались каждый по своим квартирам. Галка всегда из-за этих размолвок страдала ужасно. Скучала по своему Коляну, мечтала о встрече, о примирении, но гордость не позволяла звонить первой или, Боже сохрани, прощения просить. Просто тихо переживала в ожидании его первого шага. Любила она его безрассудно, бесконечно. Ей и самой часто казалось: нет у ее любви завершения. И предела нет! Вот сколько бы ни смотрела, не могла насмотреться. Вот сколько бы ни обнимала, не могла удовлетвориться. Всегда мало, всегда хотелось еще, всегда «недо…»

Он позвонил в тот раз грустный и мрачно попросил:

– Приезжай ко мне!

Она поняла: что-то произошло. Обычно, если звал мириться, то мирился по-другому. Выехала сразу, отпросилась с работы.

Он сидел на кухне небритый, нетрезвый, хмурый.

– Галка! Ты знаешь… такое дело… Даже не знаю, как сказать.

Но она увидела, что сам он жив-здоров, и немного успокоилась. Главное, с ним все в порядке! А что уж там бы ни произошло, все поправимо.

– Я влюбился, Галчонок!

Она ничего не почувствовала: ни боли, ни тяжести. Ну влюбился! И что? С кем не бывает?

– В кого? – только и спросила она. – В Наташку, что ли? – предположила Галка и попала в точку.

Наталья была из их общей компании. Девица красивая, падкая на чужих мужиков, самоуверенная и дерзкая.

Она всегда проявляла интерес к Николаю, но Галка абсолютно спокойно на это реагировала. У нее начисто отсутствовало понятие «ревность». Ну не было ее. Любовь была. Сумасшедшая, безудержная, непроходящая! А ревности – нет! Может, это и правильно. Истинная любовь не знает ревности. Она – любовь – не обладает, она дарит себя, вернее, одаривает собой… Она всегда, везде, невзирая ни на что. Ревность сама по себе, а любовь – отдельно. В Галкиной жизни они не пересекались. Ее любовь была настолько сильна, что самым главным аспектом всей ее жизни было счастье Коляна. И если ему было дано испытать счастье отдельно от Галки, не с ней, то и пусть! Лишь бы ему было хорошо!

Галка выслушала историю Николая. По всему выходило, что он и вправду влюблен, что без Наташки ему белый свет не мил. И что даже чувства его к Галке померкли на фоне этой новой всеобъемлющей страсти.

– Коля! – Галка проникновенно заглянула мужу в глаза. – Скажи, что я могу для тебя сделать? Чем помочь?

Она была абсолютна искренна в своем порыве.

– Ой, Галчонок, не знаю! Только плохо мне, тошно и невыносимо без нее!

– Ну хочешь, я пойду к ней? Поговорю? Хочешь?

– А ты можешь? – не поверил он.

– Для тебя, Коля, я могу очень многое. А уж такой пустяк…

И Галка поехала к любовнице мужа. Та, конечно, обалдела, увидев Галку на пороге своей квартиры.

– Ты что, дура? – тут же удивилась она.

– Почему дура? Если мужик тебя любит, и у тебя с ним отношения, что тебе мешает быть с ним вместе?

Наталья смотрела непонимающе.

– Слушай, а тебе-то это зачем? Это же не какой-то мужик! Это твой муж!

Она не просто недоумевала. Она была ошарашена и буквально выбита из привычной колеи.

– Ты не поймешь… – спокойно парировала Галка.

– Да куда уж нам? – банально отреагировала Наталья.

– Так что ты решаешь?

– А что я должна решать? Крутить роман – это одно, а связать жизнь с человеком – совсем другое!

– Да, это так. И что?

– У него ни кола ни двора, ни работы, ни достатка. Зачем он мне?

– Он тебя любит! Он необыкновенный человек.

– И что? – Наталья повысила было голос, но быстро остыла. Поражала ее все же Галка. Вроде неглупая баба. Но гордости никакой. Это надо ж так низко пасть, чтобы идти к любовнице мужа и просить ту жить с ним. Что-то немыслимое! Нигде никогда раньше Наталья про такое не видела, не слышала, не читала.

И в то же время Галка вызывала в ней интерес, вопрос и даже уважение. Ведь, правда, интересная женщина, неглупая, красивая к тому же. Видно, что мужа любит… Не стыковалась в Наташкином мозгу эта нетипичная ситуация. Никак не складывалась. А впрочем, не особенно она себе голову заморачивала всеми этими отношениями. У нее кавалеров пруд пруди. И богатые есть, и известные личности. Чего ей из-за этого Николая нервы себе трепать. Ну нравился он ей. Да! В постели хорош. Этого не отнять. К тому же ухаживает красиво. А для жизни не годится. Ну никак не годится.

– Уходи, Галь! – сказала она. – Не нужен он мне.

– Ну что ж! – и Галка повернулась к выходу.

– А ты все-таки дура! – беззлобно повторила Наталья.

Какими словами встретила, такими и проводила.

Галка вернулась к мужу ни с чем:

– Ничего, Колечка, не смогла я для тебя сделать! – печально произнесла она.

А тот только мрачно смотрел перед собой в одну точку и молчал…

Пока Галка отсутствовала, Николай немного протрезвел. Он преданно смотрел на нее и убитым голосом просил прощения, а она как ни в чем не бывало убирала со стола грязную посуду, заваривала чай, и разговор их был, скорее, дружеским, без выяснения отношений. Галка уложила его спать, а сама просидела всю ночь возле него без сна. Гладила его то по плечу, то по руке, испытывая истинное наслаждение от того, что он рядом…

Со временем забылась Наташка. Коля по-прежнему был нежен с Галей, обожал Тонечку, которая, подрастая, тянулась к нему все искреннее и нежнее.

Он помногу занимался с ней, учил считать, вместе разукрашивал картинки про Чебурашку и Винни-Пуха. Когда в цирк поведет, когда в зоопарк. И все у них так запросто, без пререканий, без споров… Обо всем спокойно договорятся, вместе со всеми делами справятся. С каждым годом девочка все сильнее привязывалась к Коляну. А он относился к ней настолько трепетно и искренне, что она абсолютно искренне считала его своим отцом.

Однажды поехали они все вместе в «Детский мир» покупать Антонине одежду. Купили все, что задумали: и сапоги к зиме, и теплую куртку, и яркий комплект – шапку, шарф и варежки. Тоня была так рада, что буквально прыгала на одной ножке, махала руками и даже напевала свою любимую песенку «По морям – по волнам…» так громко, что Галка периодически одергивала ее:

– Тоня, да тише ты! Мы же в магазине! Вон люди на тебя оглядываются.

Девочка замолкала, но через несколько минут с новой силой начинала снова выводить свой любимый напев и тем самым смешила Коляна. Тот, находясь с девочкой на одной волне, абсолютно понимал ее настроение и не то чтобы делал замечания, а наоборот, улыбался и начинал подпевать:

– Эх, нынче здесь, а завтра там!

Галка делала вид, что сердится, а на самом деле была умиротворена и довольна тем, что все у них так хорошо, что всей семьей они выбрались в магазин, что дочке удалось все купить без особых очередей и что настроение у всех отличное!

Направились к выходу, но Коля вдруг потащил Тоню обратно, в центр зала.

– Эй, вы куда? – заволновалась Галка.

– Давай еще игрушку посмотрим ребенку.

– Игрушку? – Галя несколько удивилась. Они и так потратили сегодня много денег. До следующей зарплаты еще полмесяца. Игрушка никак не входила в планы…

– Да! Да! Н у, мамочка, ну пожалуйста! – запрыгала Тоня. – Ну самую маленькую…

В отделе мягкой игрушки Галя искала что-то недорогое и в то же время интересное, но на глаза попадались почему-то сиреневые бегемоты и оранжевые крокодилы. Взгляд ее блуждал по прилавку, в то время как Тоня увидела высоко сидящего огромного мишку. Он примостился на полке рядом с огромными куклами, которые непонятно каким образом попали в отдел мягкой игрушки, и был на удивление органичен: нежно-бежевый с грустными карими глазами и в голубой вязаной кофте. Тоня так и замерла. Глядела на мишку, не отрываясь. Коля наклонился к девочке и что-то шепнул ей на ушко. Та кивнула, и они направились к кассе.

Когда Галка увидела медведя в объятиях дочери, она поняла только одно: денег не осталось не только на продукты, их нет даже на обратную дорогу домой. Но счастливые глаза мужа и дочери заполоняли собой все пространство вокруг, и она, подавив в себе вздох, промолчала.

В другой раз Николай пообещал купить Тонечке велосипед ко дню рождения. В том году день рождения совпал с воскресеньем. Заранее подарок не приготовили, и потому Галка решила:

– Ничего страшного, купим завтра. Сегодня стол праздничный накроем, на аттракционах пойдем кататься, а завтра поедем вместе и выберем!

– Ну нет! – не согласился Колян. – Подарок должен быть именно в этот день.

Сказал и уехал куда-то.

Вернулся через несколько часов с малиновым блестящим велосипедом.

Галка и Тонечка были в таком восторге, что чуть не заплакали от счастья. Велосипед тут же был опробован, звук сигнала проверен, маленькие фары натерты до блеска. Пока Тонечка разъезжала по коридору, Колян рассказывал Галке о том, как ему удалось раздобыть этот подарок в выходной день. Оказывается, он смог узнать, где находится склад магазина, подъехать туда, уговорить сторожа позвонить завскладом… Как уж надо было обаять заведующего, чтобы тот разрешил открыть склад и продать велосипед, так и осталось загадкой. Но именно велосипед, и именно малинового цвета, о котором мечтала Тонечка, был доставлен ей в день рождения.

– Тонь, хочешь братика? – все чаще задавал Колян этот вопрос девочке.

– Ты меня уже спрашивал. Конечно, хочу! – бесхитростно отвечала та.

– Вот и молодец!

– А откуда он возьмется? – с детской непосредственностью вопрошала она.

– Как откуда? Из маминого животика!

– Да?! А когда?

– Скоро уже! Ты же видишь, у мамы живот все увеличивается, все растет… А потом из него – прыг! И братик выпрыгнет!

Тоня заливисто смеялась, представляя себе прыгающего младенца.

– Он же еще не будет уметь ходить, – пыталась урезонить Коляна девочка.

– Кто? – Тот делал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Ну маленькие детки… они же, когда рождаются, только лежать умеют, – предположила Тонечка.

– Не знаю, как другие, а наш выпрыгнет! Мало того что выпрыгнет, так он еще скажет: «Здравствуй, Тоня! Моя любимая сестричка!»

Девочка заливалась счастливым смехом. Она и верила и не верила одновременно в то, что он говорил. Но так хотелось верить, и мечтать, и ждать появления братика на свет…

Беременность у Гали на этот раз протекала спокойно. Не было ни тошноты, ни жуткого токсикоза, при воспоминании о котором Галю буквально передергивало. Она с ужасом вспоминала первую свою беременность с ее неукротимой рвотой, критическим снижением давления, головокружениями, обмороками и полной апатией.

Единственное, что волновало врача, так это Галин живот. Шрам от операции, растянутый большим животом, был страшный и неестественно огромный. И хотя видимой угрозы родам не представлял, было решено делать кесарево по этому самому шву.

Мальчик родился здоровым и симпатичным. Рост и вес – все в норме. «Состояние матери и ребенка удовлетворительное», – сказали Коляну в справочной роддома.

Этой информации хватило, чтобы Коля в счастье принялся праздновать рождение сына. Праздновать шумно, бурно и, как выяснилось позже, с нарушениями общественного порядка. Причем с существенными нарушениями.

Драка произошла то ли с его участием, то ли по его вине… Его забрали в милицию, и он не сразу узнал, что на третий день то ли по халатности врачей, то ли по недосмотру среднего медперсонала в роддоме умерло трое детей, в том числе и его сын.

Какая-то там темная история произошла. Кто говорил, что медсестра забыла окно закрыть на ночь, и дети простудились. Кто-то считал, что врачи занесли деткам инфекцию. Правды так и не дознались. Да и нужна ли была несчастным матерям правда?

Хоронили младенца вдвоем – Галя и Тоня. Муж в тюрьме, Галиной матери ни до чего… Денег не было ни на машину, ни на гробик. Так и шли по морозу с крошечным тельцем на руках. Так вдвоем и выли на могилке новорожденного.

Молока у Галки было много. Что ей было с ним делать? Сцеживать? Тогда его еще больше прибывает. Не сцеживать – означало провоцировать мастит. Галка туго-натуго перетягивала грудь. Так, что дышать полноценно было невозможно. Зато молоко с трудом, но потихоньку, день за днем перегорало.

Страшный парадокс получается! Ребеночка уже нет в живых, а молоко – единственно возможное детское питание – продолжает вырабатываться организмом.

Похоронили, отрыдали… И поехала Галка навещать мужа в тюрьму. Тому за драку дали год.

Он здорово похудел, выглядел плохо, смотрел виновато. Как побитая собака смотрел.

– Галка, ты прости… Нет, я даже не знаю, какими словами… – И он давился внезапно подступившими слезами и замолкал.

А Галка тем временем рассказывала, что она уже вышла на работу, что Тонечка его очень ждет и сильно скучает, что и ей – Галке – не мила жизнь без Коляна.

– Я люблю тебя! Веришь?! – шепотом кричал он. Они старались говорить вполголоса, чтобы не привлекать внимания охранника. Но крик рвался из него, и, надрывая горло, надрывая сердце, он повторял снова и снова: – Люблю безумно! Галчонок, ты снишься мне каждую ночь… Как будто обнимаю тебя, или мы вместе идем куда-то… Господи, Галочка! Какое счастье, что ты у меня есть. Прости…

А еще он писал ей проникновенные письма, полные тоски и любви. Она хранила их, аккуратно складывая и перечитывая по многу раз.

«Галчонок, любимая моя девочка! Как я тоскую по тебе. Понимаю, что сам виноват в разлуке… Кругом виноват… Мысли о тебе не отпускают меня ни на минуту. Может, только во сне и забываюсь. А так: что бы ни делал, чем бы ни занимался, фон – всегда твой образ! Знаешь, я, наверное, не мастер говорить красивые слова, но ты поверь: ты – в моем сердце! Ты – одна-единственная в моем сердце!»

В другой раз он отправлял ей стихи. Неумелые, неловкие, простые, но написанные с такой внутренней болью, что она, сколько бы раз не читала, столько и плакала над нехитрыми его строками:

 
Я глаза вспоминаю твои
С их бездонностью и глубиной…
Приезжай, прилетай, приходи…
Навсегда ты моя, а я – твой.
 

Или вот еще:

 
Женщина любимая,
Самая красивая!
Самая прекрасная!
Самая моя!
Ласточка небесная,
Девочка чудесная!
Милая, прелестная!
Я люблю тебя!
 

Перечитывала, плакала, ждала. Никуда после работы не ходила, ни на чьи ухаживания не отвечала. Один только раз подруга Оксана настояла:

– Галка! Ну что ты все дома и дома? Сегодня же выходной.

– Ну да!

– Давай подъезжай к нам. Мы тут большой компанией в «Гаване» гуляем. Знаешь, где «Гавана»?

– Конечно, на Ленинском!

– Ну и приезжай. Ждем тебя!

– Нет, Ксюш… Ну чего я поеду? Мы дома с Тонькой стирку затеяли…

Подруга была неугомонна:

– Так! Все! Тебе тоже когда-то отдохнуть надо. А то вся в работе да в ребенке! Больше никаких интересов в жизни не осталось!

– Почему никаких?! А Николай?

– Ну Николая еще ждать и ждать!

– Не так уж и долго. Через полтора месяца возвращается.

– Ладно, Галка! Приезжай! Здесь Кирилл, помнишь его? Диссертацию обмывает.

– Это какой Кирилл? Из института? Примаков?

– Да! Представляешь, и аспирантуру закончил, и кандидатскую блестяще защитил! Всех наших собрал. Меня просил обзвонить девчонок. А я вчера тебе не могла дозвониться.

– Так я ж работаю допоздна…

– Ну все, Галка! Хватит болтать. Ждем тебя!

– Ладно! Уговорила…

Галка вошла в банкетный зал ресторана, когда гулянье уже было в самом разгаре. Она стояла в дверях, ища глазами Оксанку и прикидывая, куда можно будет сесть. Свободных мест не было. Оксану она заметила не сразу, зато к Галке кинулся какой-то незнакомый мужчина и чуть ли не упал ей в ноги.

Ошарашенная Галка ничего не поняла. Она с мольбой оглядывала большой зал, где мало уже кто на кого обращал внимания, и все пыталась увидеть Оксану.

Мужчина что-то говорил и, как выяснилось позже, по-французски. Галина пыталась как-то отойти от него… В тот момент ее заметила Оксана и подошла:

– Привет, Галка! Молодец, что приехала! Пойдем, я тебе местечко заняла рядом с собой!

Галка с удивлением взирала на мужчину, который к этому моменту уже скромно стоял рядом, и глазами спросила подругу: мол, кто это?

– А! Давай я вас познакомлю… Это Анри. Он читает лекции на кафедре, где Кирилл защищался. И консультантом даже у него был.

Она повернулась к французу:

– Анри! Это Галина! Выпускница нашего института!

Анри подобострастно тряс руку Галине, заглядывал в глаза и говорил, путая французские и русские слова:

– Галья! Вы трэ красива! Сэ врэ! Галья![1]1
  Вы очень красивы. Это правда.


[Закрыть]

– Оксан! Я ничего не понимаю. Что происходит? – она недоуменно смотрела на мужчину.

– Пойдем поздороваешься с нашими… Поздравишь Кирилла! А потом поговорим…

Пока Галя обходила общих знакомых, приветствовала институтских друзей, обнимала виновника торжества, Оксана о чем-то тихо шептались с Анри. Вернее, говорил только он, эмоционально жестикулируя, а она кивала и изредка что-то переспрашивала.

Нельзя сказать, что Оксана хорошо знала язык. Так, на среднем уровне. Но Анри мог изъясняться и по-русски, просто от волнения он путал языки и все время сбивался.

А волновался он, оказывается, по следующей причине.

Галка оказалась точной копией его недавно погибшей жены. Жену Анри любил, и даже очень… Но автомобильная авария, которая случилась год назад, унесла жизнь супруги. Он был безутешен еще и потому, что сам в тот момент был за рулем. И хотя полиция признала виновным водителя встречного грузовика, Анри все никак не мог простить себе той трагедии.

С ним, по иронии судьбы, не случилось ничего. Ну буквально: ни одной царапины. Только ушиб грудной клетки и легкое сотрясение мозга. Он на несколько минут потерял сознание, а когда пришел в себя, Сьюзи была мертва. Его любимая, милая, нежная Сьюзи… Беспомощная, грустная, медлительная… Иногда она казалась ему младшей сестренкой, которую хотелось защитить, утешить, помочь. Он нежно заботился о ней, не разрешая работать. Потакал всем ее слабостям и выполнял любой каприз. Она, правда, капризной не была. Но желания, которые у нее возникали, он выполнял безоговорочно и с удовольствием.

Вот и в тот раз они поехали с Сьюзи в соседний городок на ярмарку. Ей захотелось длинную пеструю юбку, бусы, легкую косынку. А еще сумку, плетенную из соломки, и такую же шляпку. А еще шлепки и, может быть, кружевной зонтик. Этакий кантри-стиль захотелось Сьюзи привнести в свою летнюю жизнь, и она рассказала о своем желании мужу.

Он с радостью повез ее. После ярмарки они собирались пообедать в местном ресторанчике, который располагался на открытом воздухе и славился очень вкусной кухней. Порции, вероятнее всего осознанно, предлагались небольшими, чтобы посетители могли попробовать несколько блюд в течение обеда. Все так и делали. Анри и Сьюзи любили ездить сюда. Пусть не часто, но раз в месяц получалось.

В тот день они не доехали. Сьюзи не доедет уже никогда. Да и Анри вряд ли захочет без нее… Слишком больно… Слишком мучительно…

И вдруг – Галина! Когда Анри увидел ее, он, не осознавая того, что делает, ринулся к ней в ту же секунду. Просто знакомый образ был так близко, что не прикоснуться к нему было бы неразумным…

Он даже на несколько минут утратил ощущение реальности. Перед ним стояла Сьюзи – живая, здоровая, красивая! Любимейшая, несравненная Сьюзи! Будто он не хоронил ее, будто не оплакивал ее тело на могиле, не ставил в местном соборе каждый раз свечу за упокой ее души.

Когда Оксана пересказала Галине всю эту историю, та поймала себя на том, что искренне сопереживает Анри. Уж кто-кто, а Галя знала, что такое любовь… Она смотрела на француза полными сострадания глазами, а тот все время повторял:

– Поехали со мной во Францию! Туа э муа! Же те при![2]2
  Ты и я! Я тебя прошу!


[Закрыть]

– Нет, Анри! Что ты?! Нет…

В тот вечер Галя долго не смогла находиться в ресторане. Тревога за оставленного с мамой ребенка, полузабытая компания сокурсников, с которыми она годами не виделась и с которыми ей, честно говоря, не о чем было говорить, Анри со своими молящими глазами – все это ее напрягало и не приносило никакого удовольствия. Посидев буквально час-полтора, она распрощалась с Оксаной, улучила момент, когда Анри отвернулся, и быстро покинула зал.

Потом они встречались еще пару раз втроем: Анри, Галя и Оксана. Просто так… По-приятельски. Анри ударялся в воспоминания, девчонки то поддерживали разговор, то начинали шептаться о своем. Полноценного общения не получалось, да и вряд ли оно могло сложиться. Слишком уж разными были мотивы. Вернее, у Галки-то мотива вообще не было. Так, чтобы не обидеть человека, чтобы доставить приятное подруге. Ей, Оксане, был зачем-то нужен Анри. По учебе или по написанию диссертации… Галя особенно не углублялась. Просто провели они вместе пару вечеров, и все. В кино разок сходили да в кафе посидели. Вот и все общение.

Правда, еще третий раз пришлось увидеться. В аэропорт поехали его провожать. Паша, муж Оксаны, был за рулем. Анри сидел на заднем сиденье вместе с Галиной и уговаривал ее взять чеки. Тогда работали магазины «Березка», в которых продавались товары, доступные буквально единицам. Организованы они были для дипломатических работников или для тех, кто работал за границей. Оплата в них производилась чеками, которые в те времена считались единственной валютой. Массовое хождение доллара началось значительно позже.

Галя чеки у Анри не брала и вообще находилась в некотором раздражении. Вся сложившаяся ситуация ее напрягала, к тому же Анри успел ее утомить своими восторгами, комплиментами, постоянными воспоминаниями о бывшей супруге и предложениями уехать во Францию.

В конце концов сидевшая на переднем сиденье Оксана оглянулась на них и сказала, обращаясь к подруге:

– Галь, легче взять, чем объяснить, что тебе это не нужно. Бери! Ты же ничего ему за это не должна!

Галя, вздохнув, взяла чеки, спрятала их в сумку и навсегда распрощалась с необычным французом. Может, конечно, француз был и обычным. Просто ситуация его жизненная в преломлении со встречей с Галей выглядела неординарно. А уж какое продолжение эта история имела в жизни…

– Оксан! – голос Галки в трубке был радостно-возбужден. – Завтра Колян возвращается! Приходите с Пашей. Встретим его, выпьем!

– Галь, я с удовольствием! А Паша в командировке.

– Жаль! Ну а ты приходи обязательно! Я знаешь какие продукты накупила в «Березке»?! И крабов, и икру, и колбасу какую-то необыкновенную…

– Ой, Галка! Давай я пораньше приду. У меня такой рецепт салата есть! Пальчики оближешь! Яйца только свари. И рис.

– Хорошо! Договорились. Жду тебя.

Колян угощение не оценил. Вернее, оценил, но как-то странно.

– Откуда такое? – грозно спросил он, глядя на необыкновенный стол.

Надо признать, что продуктами семью торгового работника удивить было трудно. Галка всегда приносила в дом все самое свежее, самое вкусное и самое лучшее. Но только то свежее и вкусное, что было доступно. Те же изыски, что красовались в тот день на столе, были не просто деликатесами, это была еда из другой жизни, из немыслимо дорогой, роскошной и практически недосягаемой жизни людей абсолютно другого полета. Даже салфетки, даже тонкие свечи в изящных подсвечниках выглядели фантастически изысканно. Казалось, что все это декорации. Это нельзя есть, нельзя трогать. Всей этой красотой можно только любоваться…

– Откуда такое? – повторил Коля.

– Коля! – в один голос воскликнули женщины. – Тут такая история…

И они наперебой принялись рассказывать Николаю про бедного Анри, про его любовь к безвременно ушедшей жене, про то, как Галя оказалась точной копией его супруги, и про невинность отношений, и про Галино нежелание брать чеки, и про все-все…

Колян не поверил!

– Так не бывает! – орал он. – Что вы мне сказки рассказываете?

– Коля! Да это чистая правда! – пыталась вразумить его Оксана, но он уже вскочил, замахал руками… В состоянии крайнего возбуждения ударил Галю. Оксана кинулась на защиту подруги. Досталось и ей.

Избитые женщины утирали слезы и, охая, приходили в себя, когда Колян, хлопнув дверью, ушел из дома. Женщины в одиночестве объедались салатами, запивали их финскими ликерами, закусывали сырокопченой колбасой, потирали ушибы, вздыхали и думали, как жить дальше…

Николай вернулся домой поздно ночью. Пьяный. Собственно, так продолжалось на протяжении последующих шести месяцев. Уходил утром, приходил вечером нетрезвый и бил Галку. Каждый день бил. Ревновал, не верил ни одному ее объяснению. Наоборот, был уверен в обмане. Не мог смириться с тем, что какой-то другой мужчина прикасался к его жене. Любая фантазия на подобную тему будила в нем злость, ревность и приводила всегда к одному и тому же желанию: выместить свою боль на ней, именно на той женщине, которая заставляет его мучиться и страдать.

Галка изнемогала. Ежедневные побои, слезы, изнурительные пьяные разборки съедали ее здоровье. Она похудела на одиннадцать килограммов, осунулась, подурнела.

Темные круги под вечно заплаканными глазами делали ее будто бы старше и уж точно не красили.

Однажды она сказала мужу:

– Коля! Я так больше не могу. Мне кажется, я готова уйти из жизни.

Он хмуро смотрел на нее и молчал. Она тихо продолжала:

– Уйти от тебя я не готова. Невзирая ни на что… я люблю тебя… Мне легче уйти из жизни, чем от тебя… Знаю одно: я ничем перед тобой не виновата.

– Ты говорила все это уже много раз. Я тебе не верю!

– Давай попросим Пашу… Ну мужа Оксанкиного… Пусть он тебе позвонит и все расскажет, как было…

– Паша не позвонит. Он мне никогда не простит, что я руку на его жену поднял.

…И все же Паша позвонил. Галя умолила Оксан у, чтобы та уговорила мужа, чтобы тот поговорил с Коляном.

– Ксюш, мне так плохо… – Галя еле-еле выдавливала из себя фразы. Она даже плакать уже не могла. – Если вы с Пашкой меня не спасете, я на себя руки наложу.

– Брось, Галка! Не валяй дурака! – Оксана не могла поверить, чтобы ее подруга искренне так думала.

– Это правда, Ксюш! Я и Коляна предупредила. Мы с тобой давно не виделись. Ты не узнаешь меня теперь…