Текст книги "Повести"

Всё чаще и чаще вспоминала Олеся сестру Марину, которая, отказавшись от дочки в роддоме, бросилась, не справившись с жизнью, под рефрижератор. Она любила сестру, несмотря на её оголтелое существование под дурманящими наркотиками, без цели и смысла. И конец её никчемной жизни – самоубийство. В церкви таких людей не отпевают, души их неприкаянно существуют в околоземных орбитах, не имея возможности, снова воплотившись, искупить грехи.

Зная это, Олеся всё-таки молилась об упокоении души Марины, о прощении её прегрешений. После очередной вечерней молитвы, Олеся провалилась в тревожный сон.

… Холод, запах сырой земли, постоянный сумрак давали обманчивую надежду, что её проклятое существование наконец-то закончилось, и она получит вознаграждение – смерть. Но Марина продолжала почему-то медленно, словно во сне, двигаться в очень тесном, похожем на гроб, помещении. Вслепую натыкалась на сырые, заплесневелые земельные стены, в которые пробивались корни растений и шершавая древесина, об неё она обдирала в кровь заледеневшие ладони. Гнилостный запах вызывал тошноту и головокружение, от холода и сырости ломило суставы, напоминая ей ещё и ещё, что она находится в настоящем аду. Заживо похороненная.

Она не знает, ни какой сегодня день, год. Здесь, в адовой вечности не существует времени… Ночи слились в одну слепую чёрную муку с пыткой-бессонницей и короткими забвениями с одними и теми же кошмарами, не дающими забыть её бесчисленные грехи. Нет и намёка на черту, разделяющую её существование до и после смерти. Наверное, она давно уже «там» – в пресловутом аду – отбывает своё вечное наказание. Проклятая.

Суставы болят бесконечной, нестерпимой болью, впрочем, как и спина, не разгибающаяся, как от постоянной тяжелой ноши. Может быть от работы?

Олеся, смотревшая из окошка своего сна на мучения сестры, подумала, что узницы своих грехов работают на стройке. Двигают плиты, носят камни, разбирают старые постройки. Труд не женский. Стон простуженных, осипших голосов доносится во все точки Вселенной. Но их пока никто не слышит. Пока. не совершит грех.

До самой ночи работа без перерыва, под ручьями пота, стекающими по телу в преисподнюю. Утро «радует» тем, что вся мучительная работа прошлого дня стоит на том же месте, с которого они начинали вчера, позавчера, годы назад. И жутко становится не от бесконечности и бессмысленности этой работы. Не камни таскаешь – грехи свои!

Марина даже в мыслях не думала бежать. Она заключена была в свои грехи, приковавшие её душу к этому месту кандалами.

Она – пустая, бестелесная оболочка стала для себя вечной камерой заключения. И не знала, придёт ли за ней когда-нибудь смерть, как спасение, как прощение за её многочисленные прегрешения. Настанет ли спасительное забытьё?

Олеся сидела в кафе и ждала Марка. Он пришёл не один, со своим подчиненным и одновременно другом – капитаном полиции Олегом. Олег сразу понравился Олесе прямым, бесхитростным взглядом карих глаз.

Марк рассказал о том, что Юля нашла вещественные доказательства, показывающие, пока косвенно, что Герман замешан в происшедшей трагедии. Сопоставив факты и рассказы сотрудников, следователь обрисовал картину преступления: Герман, имея мотив – завладеть аэроклубом, воспользовался тем, что Глеб получил в эксплуатацию новый самолёт, который сам должен был опробовать в воздухе. В самолёт Герман подложил дистанционно управляемую взрывчатку, затем усыпил Глеба, подсыпав ему в кофе сильное снотворное (баночку из-под лекарства нашла Юля в мусорном баке), снял с его руки часы. Работавшего на аэродроме без регистрации таджика он щедро «угостил» водкой, а когда тот был в полубесчувственном состоянии, надел ему на руку часы Глеба и втащил в самолёт. За штурвал сел Герман, предварительно надев парашютное снаряжение. В этот злосчастный день была метель, словно пришедшая на помощь Герману, чтобы замести преступление.

Сотрудники не заметили проникновения его в самолёт, а таджика он втащил за час до намеченного взлёта. Когда самолёт достиг нужной для прыжка высоты, Герман выпрыгнул из кабины, и через десять секунд нажал на кнопку дистанционной взрывчатки. Самолёт взорвался в пяти метрах от земли, создав впечатление взрыва от соприкосновения с землёй.

Остатки дистанционного управления Герман аккуратно завернул в ветошь от уборки самолёта, но выбросил не в бак, находящийся в зоне аэродрома, а в километре от аэродрома в придорожном лесу. Эту ветошь с ценным вещдоком нашла собака Юли, обученная розыскной службе.

Оставался вопрос – что Герман сделал с Глебом.

Дальше рассказ продолжила Олеся.

Герман втащил сонного Глеба в машину и отвёз его в Ярославскую область – он был оттуда родом, под Ярославлем живёт его мать. Не доехав до города несколько километров, Герман посадил приходящего в себя, но ничего не соображавшего Глеба за руль перед крутым поворотом. Сам же, выйдя из машины, которую он взял напрокат не по своим документам, наблюдал, как Глеб, чудом вывернув руль от лобового столкновения с грузовиком, выскочил в кювет. Затем последовал взрыв машины. И удовлетворённый своей работой Герман, остановив попутку, благополучно доехал до дома матери, переночевал у неё, обеспечив себе алиби.

На следующий день Олеся с Олегом поехали в Ярославскую область. В ГИБДД области им сказали, что более трёх месяцев назад на шоссе в пяти километрах от Ярославля было зафиксировано ДТП. Машина сгорела полностью. Вместе с водителем.

Но Олеся точно знала, что Глеб не погиб. Они поехали искать каменную стену, которую видела во сне Олеся. Уже через день, подъехав к Борисоглебскому мужскому монастырю, они обнаружили стену, которая со стороны бескрайнего поля в точности соответствовала той, что видела Олеся во сне.

Поговорив с настоятелем монастыря отцом Андреем, они полностью уверились, что идут по верному пути. Три месяца назад в пургу послушники монастыря нашли вблизи ворот едва живого мужчину. Его лицо было обгоревшим настолько, что вместо кожи виднелись остатки обгоревших мышц. На затылке была гематома, занимавшая половину черепной коробки. Глаза не открывались, и было непонятно, потерял ли он зрение или нет. Всё тело представляло собой месиво плоти, засохшей крови и кусков одежды. Мужчина был без сознания то ли от болевого шока, то ли от того, что замёрз – температура в тот день держалась ниже двадцати градусов. Никаких документов при нём не было.

Посчитав расстояние, которое прополз Глеб в таком виде, Олеся и Олег пришли в изумление. Глеб преодолел по морозу восемь километров! Только любовь Олеси и жажда жизни смогли помочь ему доползти до монастыря.

При монастыре служил послушником Георгий. В миру он работал в областной больнице хирургом, пользовался заслуженным уважением у пациентов за высокий профессионализм и доброжелательное отношение к своим подопечным. Но обстоятельства личной жизни – он потерял в автомобильной аварии жену и двоих маленьких детей – заставили его уйти из мирской жизни, где многое напоминало о недавнем семейном счастье. Настоятель монастыря создал ему все условия для продолжения врачебной практики. Георгий и занялся первичным осмотром и медицинской помощью Глебу.

Через шесть дней интенсивной терапии и возможных в условиях монастыря хирургических операций, Глеб очнулся. У него была полная амнезия – он не помнил ни имени, ни прошлого. Георгий сказал, что его пациенту повезло – обычно при такой черепно-мозговой травме пациентам приходится заново учиться говорить, держать в руках ложку. У Глеба социальные навыки были сохранены.

Тончайшая материя, из которой соткано время, рассыпалась на несопоставимые лохмотья, обратив память в белое кружево вечной метели.

Вернувшись к жизни, Глеб находился между сном и явью. Прошло две недели, но всё вокруг казалось нереальным, словно выдернутым отдельными кадрами из кинофильма.

Георгий оказал максимальную помощь своему пациенту, но серьёзные травмы и ожоги лица требовали специализированного вмешательства. Необходимо было отправить Глеба в областную больницу. Георгий созвонился со своими коллегами, договорившись, что его заберут в клинику для операции на ноге – был сложный перелом со смещением бедренной кости и пластики лица. Глаза были тоже повреждены. Но зрение всё-таки сохранилось.

Оставался вопрос – кто будет платить за неизвестного пациента. Настоятель монастыря дал деньги на предстоящую операцию на ноге, но таких денег, чтобы оплатить пластику лица, в монастыре не было.

Глеба записали в истории болезни, как Ивана Непомнящего.

Олеся с Олегом после полученной информации, поблагодарив отца Андрея и Георгия за спасение Глеба, поехали в областную больницу. Те фотографии, которые им показал лечащий врач, ввели их в оцепенение. На лице Глеба не осталось ни одного неповреждённого участка. Его невозможно было узнать. Тело выглядело немногим лучше, учитывая травмы и ожоги, полученные при взрыве машины и обморожений после длительного пребывания на морозе.

Операция на ноге была удачно выполнена, Глеб начинал уже потихоньку передвигаться, когда к нему в палату пришли два человека в чёрных костюмах. Дальше следы от передвижения Глеба прерывались. Олеся с Олегом были вынуждены вернуться домой.

Эти люди в чёрных костюмах оказались сотрудниками ФСБ, приехали специально к больному, потерявшему память, чтобы предложить заключить с ним договор. Они оплатят дорогостоящую операцию по пластике лица, заодно, «подремонтируют» проблемные участки тела и даже попробуют вернуть ему память. Но что самое существенное, сделают ему паспорт на имя Бориса Глебовича Ярославского (вероятно, по названию монастыря, где его обнаружили). От Глеба требовалось пойти к ним на службу. ФСБ нуждалось в людях, не имеющих прошлого, свободных от родственных связей. Глебу ничего не оставалось, кроме того, чтобы согласиться на их условия. Ведь он был никем. И не было ни одного человека, кто мог бы рассказать ему о подробностях его жизни. Даже с учётом того, что узнавать о себе через призму чужого восприятия – всё равно, что смотреться в кривые зеркала.

Своего нового завербованного сотрудника они забрали в ведомственную клинику, куда доступ посторонних людей был воспрещён. Мир для Глеба ограничился ежедневными процедурами по восстановлению здоровья, психологическими тренингами и регулярными беседами с психиатром.

Понятно, что управляющее звено ФСБ не было заинтересовано в восстановлении памяти нового сотрудника. Этим занимался психиатр – он профессионально блокировал возможные воспоминания. Тем более что, подписывая договор, Глеб ограничился сроком в два года, и при условии возвращения к нему памяти, его обещали уволить со службы.

При работе с психологом выяснилось, что Глеб служил лётчиком-истребителем и все наработанные за годы службы навыки по пилотированию самолёта были сохранены. После этого факта, он стал ещё более ценным для ФСБ.

Восстановительные процедуры и четыре пластических операции, дали ему возможность получить новое лицо. Он долго привыкал к своему изображению в зеркале – на него смотрел сорокалетний мужчина с остатками шрамов на лице и шее. На черепе сгорели волосяные фолликулы, поэтому надежды вырастить собственные волосы не было. Но и лысому ходить не хотелось – остатки многочисленных, хоть и трудно различимых шрамов привлекали внимание. У него не осталось выбора, кроме как ходить в парике. Он приобрёл его в Америке, где был в специальной командировке. Там визажисты подобрали ему парик из чёрных коротких волос – под цвет смуглой кожи лица. Его серые, ставшие стальными глаза с жёстким непроницаемым взглядом, особенно выделялись в новом облике южанина. Год рождения в военном билете был проставлен произвольно, но получилось так, что день и месяц нового его рождения соответствовал рождению детей, а год рождения оказался на два года передвинутым вперёд. Таким образом, Глеб помолодел телом, выглядя на не свои тридцать восемь лет, но душа его, находясь в тревожном от полной неопределённости состоянии, соответствовала душе столетнего старца, у которого впереди была только встреча с вечностью.

По неслучайной случайности Глеба, как и в молодые годы, направили в город Мары, расположенный в Туркменистане. Он приступил к службе на военном аэродроме, совмещая преподавательскую деятельность с нечастыми специальными заданиями, выполняемыми на истребителе. Прибыв на место службы, Глеб захлебнулся чувством дежавю. Всё казалось знакомым и незнакомым одновременно: старый аэродром, гостиничные номера с картинками красивых женщин на стене, столовая, не приносящая ни эстетического, ни кулинарного удовольствия. Определённо, столовая обладала магическими свойствами будить воспоминания. Но они не были целостным холстом, а по-прежнему, состояли из несопоставимых лохмотьев порванной материи памяти. Он старательно пытался поймать ускользающие образы прошлого, но майора ФСБ в лётном комбинезоне отвлёк молодой лейтенант.

Все поиски Глеба, ведущиеся профессионалами на протяжении двух лет, приводили к нулевому результату – такого человека больше не существовало. И Олеся поняла это, хоть и не верила в гибель мужа.

Поднимаясь на лифте на девятый этаж в свою новую квартиру, полученную по службе, Юлия не хотела признаться себе, что нервничала. Она старалась полюбить каждый квадратный метр новой большой квартиры с окнами, выходящими на набережную, и с соседом Артёмом, который волей случая, вселился год назад в соседнюю квартиру.

Юлю привлекали недоступные вещи. Артём Терновский, мужчина с дурной репутацией, стал единственной недоступной составляющей её жизни. Юлия профессионально подготовилась, готовясь к серьёзной охоте на него, но так и не успела понять, в какой момент она из охотника превратилась в жертву. Девушка попалась в чужие, сделанные опытной мужской рукой, сети с одного прикосновения, взгляда. Увязла, словно муха в варенье. И её трепыхания лишь глубже погружали её в напряжённые и трудные отношения.

Артём не создавал иллюзий, не обманывал, отказываясь строить воздушные замки. Их отношения имели определённые границы, незаметно созданные Артёмом. Прежде всего, он просил оставить ему личное пространство, так как был человеком творческим. Ему приходилось писать много статей для популярных журналов.

Ещё одно пожелание Артёма было избавить его от слепой ревности и забытых вещей на его территории, а также совместных хождений по магазинам, знакомства с родственниками, появления гостьи на его территории без предварительной договорённости – всего, что может незаметно привязать к женщине или доставить бытовые неудобства.

Артём не любил неудобства в отношениях, роковые страсти и драмы. Слёзы очередной его поклонницы, вызванные заявлением Артёма, что надо расстаться, не только не трогали его, но заставляли скучать, а чаще – раздражали. В отношениях с противоположным полом он был жесток, что не помешало Юли влюбиться в него до одержимости.

Женщины, с которыми он имел отношения, считали его подлецом, но они ошибались. Артём был читатель. Он прочитывал женщин, как книги. Перелистывая страницы, на которых была запечатлена женская душа, подчёркивая заинтересовавшие его строки. Чем более загадочным и непредсказуемым было содержание под обложкой, тем дольше длились отношения. Мужчина наслаждался временно нераскрытой тайной.

Юлия не подходила ни под один типаж изученных им женщин. В 26 лет она выглядела ухоженной, с накаченными мышцами, высокой, далеко не истощённой брюнеткой с пышной грудью и шикарными длинными вьющимися волосами. Васильковые глаза её невольно притягивали взгляд. Всё поведение говорило о том, что ей требуется мужская защита. Хотя внутренне она была сильной, волевой, на службе жёсткой и целеустремлённой женщиной.

У них завязались приятельские, по-соседски добрые отношения. Артём просил иногда посидеть с больной дочкой от первого брака, девятилетней Майей. Мать отказалась от ребёнка, когда Майе исполнилось четыре года, уехав с новым мужем в Европу. Девочка росла в пятидневном интернате, потом пошла в лицей, оставаясь одинокой, несчастной и замкнутой, несмотря на горячую любовь отца. На выходные Артём брал её домой. Она была нездорова – приступы удушья мучили её при стрессовых ситуациях, а стрессы ходили за девочкой по пятам – настолько утончённой, ранимой и чувствительной была её душа. Поэтому Майя носила подвешенный на шее ингалятор. Помощь Юлии особенно была необходима Артёму, когда дочь простужалась и оставалась дома. Многочисленные, часто меняющиеся няни не могли найти подхода к ребёнку. Юлю Майя терпела только потому, что с женщиной повсюду ходил её замечательный, умный и добрый пёс Грей. Девочка готова была играть с ним часами, в эти моменты чувствуя себя счастливой.

Постепенно отношения Артёма и Юлии перешли в близкие. Обоих устраивали условия негласного договора гостевого брака. Пока не случилось несчастье. Из престижного платного лицея, куда ходила Майя, девочку похитили. Никто из педагогов ничего подозрительного не видел – пропажа обнаружилась, когда за ребёнком после работы пришла Юлия, чтобы взять девочку домой на выходные – была пятница. Артём находился на презентации новой книги. От такой новости сначала остолбенел, потом пришёл в подавленное состояние, при этом полностью перестав соображать. Пришлось Юле брать ситуацию в свои руки. Первое, что пришло на ум Юле, это обратиться за помощью к Олесе.

Взяв фотографию ребёнка, они поехали к ясновидящей. Посмотрев на фото Майи, Олеся сказала, что похитители скоро проявятся со своими требованиями, касающимися работы Артёма. Девочка жива, но от пережитого стресса ей трудно дышать. И она может погибнуть от удушья в ближайшее время. Поэтому действовать надо незамедлительно.

– Откройте немедленно! – Майя колотила ладонями в деревянную дверь, находясь в панике. Она прислонилась лихорадочно горящим лбом к гладкой поверхности стены, чтобы перевести дыхание. Майя смертельно боялась маленьких, душных комнат без окон. Пожирающий душу страх сжимал её сердце, всё тело покрылось липким потом. «Папочка, любимый, вытащи меня отсюда», – шептала, девочка. «Мне необходимо взять себя в руки, не поддаваться панике, иначе я просто задохнусь, ведь спасительный ингалятор сорвался с шеи, когда меня запихивали в машину. Главное правильно дышать – вдох-выдох, вдох-выдох. И думать о хорошем: как мы с папой поедем на море. Или о Грее, или о той волшебной женщине, которая приходит в мои сны».

Сколько времени прошло с момента её заточения? Наверное, недолго, но ей казалось, что прошла, пролетела, промчалась целая жизнь, длиною в её девять лет. В таких маленьких, тёмных комнатушках времени не существует. Оно растворяется в диком страхе, парализующем волю.

«Только бы он быстрей пришёл за мной! Только бы пришёл!», – шептала девочка, теряя сознание.

Определив место заключения ребёнка, группа ОМОНа с Олесей, Юлией, Греем и Артёмом приехали в указанное Олесей место. Это был заброшенный завод на окраине города. Грей взял след девочки и привёл в подвал, на входе в который висел амбарный замок. Через несколько минут Майе оказывали помощь врачи «скорой», подъехавшие чуть позже группы спасателей.

Всю неделю Майя провела в больнице, а Олеся, потеряв все силы при поиске ребёнка, лежала с высокой температурой дома. Благо, за детьми было кому ухаживать – приехала её бабушка Софья Прокофьева, а вечером на всю ночь оставалась Юля.

Через неделю после происшествия Артём с Юлией и Майей пришёл к Олесе поблагодарить за спасение дочери. Он увидел спасительницу впервые только сейчас – неделю назад находился в таком подавленном состоянии, что не узнал бы её на улице при случайной встрече.

Светлые волосы, отливающие золотыми искрами под лучами солнца, бледное лицо Мадонны с полотен Рафаэля и огромные печальные тёплые глаза медового цвета, обрамлённые длинными чёрными ресницами. Олеся была невысокого роста и такого хрупкого телосложения, что, казалось, может сломаться, как прутик, напоминая скорее девочку-подростка, чем мать двоих детей и спасительницу многих жизней и судеб.

«Как в таком тщедушном теле может уместиться огромная, благородная душа, готовая прийти на помощь любому нуждающемуся?», – спрашивал мысленно себя Артём, понимая, что влюблён в эту женщину с первого взгляда.

Майя, увидев Олесю впервые, бросилась к ней в объятья, повторяя: «Будьте моей мамой, пожалуйста! Я так вас люблю! Я часто видела вас во сне, вы делали мои сны добрыми и волшебными. Просыпаясь, я чувствовала себя счастливой. Но вы приходили так редко, а я, ложась спать, каждую ночь ждала вашего появления».

Отец опешил от такого поведения дочери, не подпускавшей никого, кроме Артёма и Грея близко.

Олеся нежно, по-матерински прижала худенькую, хрупкую девочку к груди, сказав: «Конечно, я буду рада быть твоей матерью, крёстной. Ведь ты не крещёная?» «Как и я, – добавил изумлённый Артём, – я всю неделю думал о том, что хочу покреститься».

У Юлии, стоявшей рядом с Артёмом, похолодело в груди. Лицо читателя женских душ светилось трогательной нежностью. На женщину с телом подростка он смотрел так, как никогда не смотрел ни на одну красавицу, из тех, с кем делил свою постель. В этот момент Юля поняла, что Артём уже никогда не будет принадлежать ей. Но возненавидеть свою соперницу она не могла – слишком много добра получала от неё, не раз ловя себя на преступной мысли, что любит её гораздо сильнее и глубже, чем близкую подругу.