Текст книги "Операция «Антарктида». Битва за Южный полюс"

Глава 20

Чем больше неизвестных ты допускаешь, тем больше шансов, что выиграешь партию, – рассудил для себя капитан 1-го ранга, развалившись в кресле самолета. Он с удовлетворением отметил, что у стюардессы, принесшей им с соседом выпивку, сексапильная внешность и красивые длинные ноги. Можно было покуражиться, заставив ее безумно захотеть его, пассажира в седьмом ряду, пронзающего ее энергией похоти. Чтобы она скрутилась в три погибели, не могущая устоять перед неизвестной силой, входящей в ее плоть, проникающей прямо в чрево. Женщина на виду у всех станет биться в конвульсиях, пока волна длительного оргазма не зальет краской ее горячие щеки и не распластает на полу между кресел.

Да, он может совершить подобное. Только вот зачем? Он устал за последние несколько дней, хотя удовлетворен исходом событий.

Кровавая круговерть, пронесшаяся перед глазами Ивана Михайловича Румянцова, вселила в его подсознание мысль о фатализме. Он пытался не думать о бессмысленности схваток, когда молодые здоровые мужчины убивают друг друга ради игры, затеянной Сатаной. Он пытался не думать, что сам является игрушкой, песчинкой в руках монстра. Рискуя, просчитывая, подставляя двойника, он хотел остаться в живых, чтобы доказать, что полезен, достоин и никем не превзойден. Чтобы секретарь ЦК Арсений Алексеевич Архимандритов оценил его службу по заслугам.

То, что до сих пор помогало ему самому в полосе жесточайших схваток выжить – это невидимый союзник, который станет помогать еще долгие годы работы у босса. Его ангел-хранитель, посылающий ему тайные знаки и мерцающий серебристо-фиолетовый след, в последние мгновения выводящий из беды, как это было во Вьетнаме, как было в других горячих местах…

Из 35 человек, считая и его, прибывших в Хараре, 34 прибыли на верную гибель. Но теперь самолет уносил победителя все дальше и дальше от более чем трех десятков тел, растворенных в пределах города Хараре, чьи останки никто и никогда не обнаружит. Чудовищный конец земного существования тех, кто был рожден земными матерями, а не произведен в камерах-колбах. К тем, другим, искусственным, он бы и относился по-другому, а этих вот – пожалел…

Наконец, добравшись с пересадками и без происшествий до Веллингтона, столицы Новой Зеландии, Румянцов взял в аренду шикарный серебристый «Линкольн» и помчался в Оклэнд.

Не в первый раз бывая в этих чудесных местах, он мчался на большой скорости, желая скорее очутиться в одной из финансовых столиц мира, в городе сказочных гномов, роскошно живущих в двух-, трехэтажных домах, коттеджах и виллах. Таким однажды и навсегда привиделся ему Оклэнд; город, где в тиши неимоверной роскоши, сибаритствуя, тихо проживали свой век солидные мужчины на пару с феерически прекрасными женщинами, весомо изукрашенными сверкающими бриллиантами…

Румянцов на пару минут задержался у ворот роскошной виллы, утопающей в цветущей зелени, пока глазок камеры не опознал его, и массивные двери не раздвинулись в стороны, открывая путь.

Он оставил машину у крыльца, и широким шагом прошел в просторный холл, где перед ним появился спокойный, высокий, держащийся с неимоверным достоинством пожилой господин. Безусловно, это был Дэвид Бросман. Американец с широкой улыбкой протянул руку для рукопожатия. Иван ответил тем же.

– Ну что ж, – сказал Дэвид с некоторым акцентом, – надо полагать, твой босс будет так же приятно удивлен твоим присутствием, как и я.

Румянцов лишь едва заметно кивнул в знак согласия. Они оба понимали, что он прошел чудовищную проверку, и выжил, и явился, чтобы забрать предназначенное только для него.

– Подожди здесь, – распорядился Бросман, направившись в соседние апартаменты.

Удивительно, горделиво подумал Румянцов, он знаком с тем самым Дэвидом Бросманом, с человеком-легендой, с человеком, лично знавшим Сталина, Рузвельта, Черчилля, с сильными мира сего, бывшим с ними, как говорят, на широкую ногу, не раз лично встречавшимся с фюрером… С Дэвидом Бросманом, остающимся близким другом Архимандритова. «Имена всех этих личностей никогда не уйдут из Времени, – подумал Иван. – А вот мое время пребывания на этой Земле едва не закончилось…»

Господин вернулся в холл, держа в руке контейнер, в котором могло оказаться что угодно.

– Забери.

Каперанг получил то, за чем был отправлен боссом, и хоть сейчас же мог направиться в обратный путь. Медлить действительно не приходилось, но такова работа, где вместо отдыха – бег и смерть…

Он вернулся в машину, и совершенно не чувствуя усталости, приехал обратно в столицу. В Веллингтоне он разместился в отеле «Хилтон», заняв номер на девятом этаже. Все в апартаментах было выполнено в сиренево-стальной гамме; ковры и диваны с серебристо-черными подушками предлагали отдохновенную прохладу его крепко сложенному телу. Приняв душ и отужинав в одном из ресторанов отеля изысканными блюдами с тончайшими кусочками золотой фольги, запив их бутылкой старого белого вина, Румянцов наконец отрубился, распластавшись на широкой постели, подминая под себя простыни с вышитыми гостиничными вензелями.

Следующим утром, поплавав в бассейне и встретив рассвет, попивая джус на балконе, он почувствовал, что вновь полон сил и морально готов к новым испытаниям судьбы. Пройдет трое-четверо суток, пока он, меняя страны и города, окажется в Москве, в кабинете босса. Но думать об этом не хотелось, и всю короткую дорогу до аэропорта и, находясь там до регистрации рейса, Румянцов делал только то, что разглядывал хорошеньких женщин. Впрочем, профессиональным взглядом машинально отслеживая обстановку вокруг. Его мозг фиксировал каждую деталь, каждый шаг, движение, жесты и взгляды людей, присутствующих в огромном, освещенном солнцем здании аэропорта.

* * *

…Архимандритов, отдавая распоряжение о начале игры, а правильней – об уничтожении Румянцова и всех преследователей понимал, что в течение следующих недели-полутора может поступить сообщение об убийстве его надежного сотрудника, капитана 1-го ранга. Однако Арсений Алексеевич распорядился, чтобы ему не докладывали о результатах охотничьего поединка; он хотел дождаться, когда к нему придет победитель, и получить от встречи максимум удовольствия. Конечно, если придет Хорн, один из 34-х, отправленных друг за другом, он будет рад, но в его печени разольется желчь. Если придет каперанг, то удовлетворение Арсения Алексеевича будет более полным, значит, не зря он так долго обучал своего референта.

В назначенный день и час придет тот, кого он поджидает, пощипывая кончиками пальцев аккуратную щетину усиков.

И буквально за минуту до его прихода по внутренней связи Архимандритов услышал голос дежурного, докладывающего:

– В холл вошел капитан 1-го ранга Румянцов. Улыбнувшись, Архимандритов бросил:

– Куда он идет?

– Он направился к лифту, которым обычно пользуетесь вы.

Архимандритов нажал кнопку, и связь замолкла.

Еще через несколько секунд дверь открылась и побед

но улыбающийся Румянцов поприветствовал босса. Краткий ответ был признанием заслуг подчиненного:

– Я рад, что ты цел и невредим. Такие мне и нужны.

Сотрудники, вернувшиеся из подобных операций, те, кто оставался в живых, и те, кто разгадал его коварный план и вернулся без ненависти к нему, – только те и нужны Ему. Для таких он и есть – Папа Сеня, с оттенком фамильярности и даже близости, приближенности, а они – его порождение, его дети, отпрыски исчадия ада.

Отныне Архимандритов не сомневался, что после таких дьявольских проверок Румянцову можно доверить йоту из того познания, коим владеет товарищ Архимандритов, йоту сведений о параллельных мирах.

Поприветствовав прибывшего чуть сердечнее, чем обычно, босс пригласил его вниз, в кинозал. В массивах подземных сооружений имелось множество таинственных объектов, специфически оборудованных комнат и залов, секретных лабораторий, и даже уникальных мини-музеев, экспонатам которых мог позавидовать любой ведущий музей мира.

Объект, куда они попали, проехав несколько этажей вниз, оказался залом Второй мировой войны, откуда они перешли в зал одного из главных представителей тех трагических событий.

Насколько был осведомлен Иван Румянцов, у его босса имелись залы многих выдающихся деятелей человечества, в том числе деятелей искусства и просвещения. В одних он уже побывал прежде, в других будет позже. Среди кинозалов-музеев – как принадлежащие отдельным личностям, так и группам людей, направлениям их деятельности – есть помещения, где царит дух византийского императора Константина, Суворова, Бонапарта, Петра Великого, императрицы Екатерины II, императора Николая II, зал Рузвельта, Пушкина, Льва Толстого, Бенито Муссолини, Франсиско Франко, Пифагора, Петрарки… целые галереи апостолов Истории.

В прежние походы сюда босс как-то предупредил референта:

– Если появится хозяин помещения, не суетись, не подходи к нему, и, главное, не трогай…

Румянцов после того с каким-то тревожным трепетом ожидал появления то ли двойника, то ли клона, то ли духа умершего, коему посвящался мемориальный зал. И если бы действительно кто-то здесь появился перед ним из духов умерших, могло ли то быть явью, или все же розыгрышем Архимандритова? Безусловно, могло быть розыгрышем, опасной и жестокой шуткой. А могло статься, и явью… Кто знает, с кем общается Сатана?!

Зал времен Второй мировой войны посвящался деятелям как с советской, так с немецкой, с американской и других сторон. Все здесь, как и в других помещениях, было продумано и оформлено так, чтобы экспонаты и витрины становились как бы соучастниками того, что рассказывается, анализируется Архимандритовым, либо показывается на экране.

Когда они вошли в искусно освещенное помещение, Румянцов невольно осмотрелся.

– Мы не останемся здесь, – уточнил босс, перерезая маленькими шажками пространство, – мы пройдем в зал Гитлера.

В зале, как и полагалось, имелись столики, бюро, несколько уютных кресел и вделанный в пространство стены огромный экран. Вокруг присутствовали экспонаты: одни привычные, другие достаточно странные.

– Походи, посмотри.

Они вместе прошли вдоль вещей, примечательных потому, что они принадлежали исключительным личностям. Помимо характерных и обыденных, были тут и совсем интимные вещи. Как то: длинные панталоны фюрера, дорогое нижнее белье его жены и возлюбленной Евы. Милые женские трусики от французского производителя с посеревшим от времени пятном менструальной крови, как бесценный экспонат, покоились за витринным стеклом, сохраняемые в уникальном микроклимате. В другом стеклянном контейнере в сохранности лежало белье с остатками спермы фюрера.

Это могло представляться глупым для обывателя, человека несведущего. Но тут прекрасно знали: кровь и сперма – важны, ибо в них заключен код человека-носителя, его генные тайны. Их подлинную принадлежность подтвердил генетический анализ, сделанный в секретных лабораториях Арсения Алексеевича.

Имелись и иные вещи, надеваемые их хозяевами в первой половине ХХ века. Некоторые из них были изъяты сотрудниками аппарата Архимандритова из Берхтесгадена, альпийской резиденции фюрера. Непонятно по каким причинам, но самым трогательным экспонатом Румянцову показалась простая юбка Евы Браун, с завышенной на спине талией и оттого имеющей неровный пояс с застежкой на левом боку.

Подсветка, искусно размещенная повсюду, разных оттенков и мощности, имела свойство пробуждать фантазию, отчего редкому посетителю представлялось, будто обладатели вещей тут, почти осязаемы и объемны…

Когда Архимандритов устроился в кресле, его ведущий референт последовал за ним. Контейнер, прибывший издалека, находился нераспечатанным неподалеку, на высоком массивном бюро, также привезенном из альпийской резиденции.

Мерно погас свет, и Румянцов вновь увидел фюрера, в цвете, прекрасно отснятого, и проецируемого на экран. Причем, экран сейчас стал не выхваченным пятном, как это бывает в обычном кинотеатре, а продолжением интерьера, и, словно вписанный в пространство и энергетику, имеющуюся здесь, вовлекал зрителей в происходящее, делая их как бы соучастниками.

Поразительные кино– и светоэффекты!

Они пробыли в среде фюрера, его соратников, помощников и близких несколько часов. Комментарии были излишни; впоследствии, просматривая любую хронику в редкие моменты возникающую на экране домашнего телевизора, Румянцов всегда отключал звук, чтобы не слушать навязываемое извне, и чтобы самому докопаться до сути…

По прошествии времени Арсений Алексеевич мановением руки (точнее, приказав взмахом руки кому-то невидимому) усилил свет; появилось освещение, и экран вновь стал частью интерьера.

Они встали со своих мест и прошли к бюро.

То, что достал секретарь ЦК Арсений Алексеевич Архимандритов, вскрыв контейнер, оказалось всего лишь акварелями. Но это были акварели прекрасного художника ХХ столетия Адольфа из семейства Шикльгруберов. Семь миниатюрных шедевров, разложенных один за другим на полированной крышке бюро, казались бесподобными.

Архимандритов, большой ценитель искусства, – настоящих и совершенных шедевров, – высказался вслух, как высоко он ценит эти работы, могущие когда-нибудь оказаться в ряду шедевров мирового искусства.

– Если, конечно, общественность признает руку, писавшую их, творящей, а не казнящей… – все еще рассматривая заключенные в тонкие рамки акварели, сказал он, и добавил грубо и скептически: – Это вам не какая-то там Херника, выср…ная на холст наглотавшимся таблеток художником, а затем покрытая краской. Насмешка над здравым смыслом эта низменная работа, получившая самую престижную мировую премию. Как и примитивный Квадрат, признанный сверхшедевром. Разве это все, на что способно человечество?!

Он рассмеялся колко, зло, – как и подобает Тому, кто смеется над человечеством.

После часов, проведенных в просмотре документальной хроники о жизни лидера Третьего рейха, было любопытно познакомиться с неизвестной стороной самоидентификации фюрера, с его творчеством, представленным этими миниатюрными работами. Ни о какой подделке или фальсификации речь вестись не могла; не в данном случае…

Ведущий референт Иван Румянцов наклонился над бюро, рассматривая тонко выписанные картинки. В основном то были пейзажи. На одном, и это очень понравилось каперангу, сразу напомнив беззаботное, счастливое детство, был изображен козленок, высунувший мордочку из густой травы. Судя по подловленному и талантливо переданному состоянию, в то мгновение козленок блеял, откликаясь на призыв матери.

Но так как босс не предлагал взять в руки работы, Румянцов только ниже наклонившись, аккуратно потрогал обрамлявшую акварель рамочку.

– Ты просмотрел много кинохроники, где Гитлер экспрессивен, его голос, накаляясь, растет, пока не взорвется, взрывая толпу, отвечающую ему громким бушующим ревом. Этого Гитлера ты уже не встретишь. Румянцов вдруг ощутил: то, что сейчас говорит босс, – это напутствие! А Арсений Алексеевич продолжил:

– Эти акварели послужат тебе паролем, но их не нужно сразу предъявлять. Нужно выбрать момент. Это то, что поможет расположить собеседника к разговору.

Они покинули зал, и на лифте бесшумно поднялись наверх, в иной, привычный Румянцову мир, где живые вершат свои гнусные и добродетельные дела, и где мертвые не разгуливают запросто по домам и улицам.

Через много-много месяцев Иван Михайлович Румянцов допустит мысль, что, возможно, десятки уникальных залов в подземных киномузеях его босса могут являть собой… входы и выходы во Вселенную. И если не все залы, то хотя бы один из них – наверняка…

Глава 21

Получив таким образом определенный ориентир о предполагаемой цели будущей экспедиции «Снежный юг», Румянцов на следующий день вновь приступил к изучению необходимых материалов, составляющих фрагменты огромной мозаики эпохальных размеров.

– Ты не достигнешь никакого результата без знаний исторических процессов, – отечески посоветовал Архимандритов, когда они встретились в следующий раз. – Неразумно знать нюансы и не знать целого, как неразумно видеть целое, но не знать нюансов, из которых создается эта целостность. Ты не можешь встретиться с сущим, и не предполагать, что происходило вокруг него, и что влияло на формирование сущего… Философичность Арсения Алексеевича прояснилась, когда он заговорил о ближайшем окружении Гитлера.

– Взять хотя бы Эрнста Франца Зедвига Хаанфштенгля, – тоже довольно неординарный человек, повлиявший на личность фюрера. Фюрер любил загадочных людей, приближал их, особенно в первой половине 30-х годов. Эрнст родился в 1887 году, и сегодня он все еще жив. Полагаю, его здоровье позволит дождаться встречи с тобой, – Архимандритов, сидя за массивным столом благородного красного дерева, плутовски улыбнулся, – если я захочу… И даже если я захочу, никакого Эрнста Хаанфштенгля ты не встретишь… а встретишь человека под другим именем, знать которое тебе пока не нужно. Скажу лишь, что в нашей картотеке он обозначен как «Друг земли».

Эрнст Франц Зетдвиг Хаанфштенгль (Ганфштенгль) родился в Мюнхене. Его отец был немцем, мать происходила из семьи состоятельного еврея-финансиста, занимавшего видное место в американском банковском деле еще с середины XIX века. Детство мальчика прошло за океаном, в Нью-Йорке, на 5-й авеню. В подростковом возрасте он стал невольным свидетелем явления, навсегда запавшего в сознание. Гуляя в одном из скверов города, он увидел молодую пару, которая направилась в галерею с копиями древнегреческих скульптур. Эрнст проследовал за ними, терзаемый любопытством. Притаившись за постаментом обнаженного героя, мальчик, все более возбуждаясь от непознанного доселе волнения и чувства жадного стыда, смотрел, как молодые люди, раздевшись донага, стали ласкать друг друга…

Эрни, буквально бредивший увиденным, однажды встретившись с любовниками в городе, сразу узнал их и, преодолев смущение, подошел сказать, чему стал свидетелем. Взрослые оказались довольно приветливы к подростку, пригласив в свой коттедж. С тех пор началась странная дружба между Эрнстом и новыми знакомыми Джоном и Джеки.

В отроческие годы родители увезли Эрнста в Германию, там он был зачислен в Баварскую гимназию имени императора Вильгельма II. Где его классным наставником был отец Генриха Гиммлера, будущего рейхсфюрера СС.

Несмотря на расстояние и время, связь с американскими друзьями хоть и ослабла, но не прерывалась. Закончив гимназию, Эрнст телеграфировал Джону и Джеки, которые в то время работали профессорами в Гарвардском университете, и, конечно же, их друг Эрни был зачислен туда на учебу, а в 1909 году блестяще закончил университет.

Идя по стопам отца, Эрнст занялся бизнесом, реализуя произведения искусства. Как-то молодой человек, довольно неглупый и состоятельный пригласил на уик-энд своих старших друзей. А при встрече, выбрав подходящий момент, спросил:

– Мне думается, что в вас сокрыта какая-то тайна. И наше общение неспроста длится много лет. Если я не ошибся, то я бы хотел, чтоб вы посвятили меня в эту маленькую тайну.

«Маленькой тайной» оказалось признание Джона и Джеки в том, что они долгое время сотрудничали с Русской Имперской разведкой, возглавляемой графом Канкриным.

Подобный поворот событий удовлетворил ищущего приключений молодого человека.

Первая мировая война 1914 года застала Эрнста в США. Высокий, красивый, с крепким сложением 27-летний мужчина не жаждал подвигов в Америке, его влек германский дух и стремление стать офицером императора Вильгельма II. Он принял решение вернуться в Германию, в Баварию. Это совпадало с планами Джона и Джеки, благословивших его на отъезд. Но когда Эрнсту, наконец, удалось приехать в Европу, его поразили происшедшие перемены. Он оставил процветающую немецкую империю, а вернулся в разоренную войной страну, достигшую края гибели.

А вскоре в Российской империи свершился революционный переворот. Вот тогда-то в Баварии неожиданно объявились его американские друзья и заявили Эрнсту, что при подобном развитии событий они освобождают себя от каких-либо обязанностей перед несуществующим государством, и представляют себя свободными людьми.

Однако Джон признался молодому немецкому товарищу:

– Я предвидел, что произойдет в России. И еще до войны через свою агентуру вступил в отношения с тайными масонскими ложами. Там я познакомился с довольно известными людьми из финансового мира Америки. Полагаю, нам следует предложить им свои услуги.

Это отчасти вдохновило Эрнста, жаждущего значимых подвигов и тайных восхвалений.

– Но, Джон, – намеренно безразлично сказал он, – я должен подумать, посмотреть, как будут развиваться события…

События не заставили себя долго ждать. Мировые финансовые магнаты уже определяли будущее новой Германии.

Благодаря своим друзьям, Эрнст вскоре был введен в окружение Гитлера, которому весьма приятно было встречать в доме уже достаточно известного в Германии и США бизнесмена, торговавшего произведениями искусства. При том что Гитлер мастерски владел кистью, их симпатия была взаимовыгодной. Но самоидентификация Адольфа как художника и самоидентификация Адольфа как политика стала столь различной, две эти ипостаси стали столь несовместимы, что наконец пропасть, разделявшая две половины одного человека, лишила его права стать в ряд выдающихся художников ХХ века. И неудивительно, что по прошествии многих лет немалое количество людей – не зная и не видя работ, – укрепится во мнении, что фюрер являлся «неудавшимся мазилой».

Эрнест же был восхищен не только работами Гитлера, но и великолепным художественным вкусом этого человека, профессионально и умело подобравшего коллекцию картин и скульптур лично для него.

Связи этих двоих некоторое время укрепляла и сильная симпатия Гитлера к красавице Эрне, сестре Эрнста.

Однако на шутки о венце Адольф горячо молвил:

– В моей судьбе может быть только одна любовь! И не уточнил тогда, то ли это Эрна, то ли иная девушка, то ли вовсе богоданная Германия.

Благодаря своим талантам и связям Эрнста Адольф Гитлер быстро вошел в общество местной элиты, стал завсегдатаем литературных и художественных салонов. В среде творческих деятелей формировалось к нему особое отношение; некоторые с придыханием вещали: пиит.

Провалившийся путч любителей пива в 1923 году еще более укрепил связи Эрнста и Адди, так как после подавления выступления путчистов Адольф скрылся на вилле приятеля в Альпах. Но его арест все же состоялся.

Через несколько дней после случившегося Эрнста посетил незнакомец, передавший, как пароль, половину пластинки с изображением единорога. Вторая половинка находилась у Эрнста, получившего ее от Джона в их последнюю встречу. Пришедший мужчина назвался Фридрихом Вальдом.

Джон завербовал его в 1919 году, не зная и даже не представляя себе, что этот Вальд является высокопрофессиональным разведчиком из ИНО ВЧК.

Хотя в судьбе Джона и Джеки также произошли изменения: они теперь работали на американцев.

Фридриху Вальду пришлось долгие годы играть роль двойного агента: работать на американских масонов и выполнять задания своих работодателей в Москве.

Игра в шпионов увлекла Эрнста, и он по заданию Фридриха неоднократно посещал Гитлера в тюрьме Ландсберг. А через какое-то время по выходе из тюрьмы Вольф предложил Эрнсту возглавить иностранное отделение прессслужбы Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП).

Спустя год после прихода Гитлера к власти, в 1934 году Эрнст, получив задание Фридриха устроить небольшой скандал с фюрером, провоцирует того на разговор о ревизии Версальского договора и о двурушничестве евреев, финансирующих партию и программы Адольфа. Однако широкого скандала не получилось, Гитлер избежал провокации, сказав, что время покажет…

Но время показало, что евреям пришлось покидать Германию. В 1937-м году Эрнст, до этого курсировавший по секретным делам туда-сюда между Германией и США, сев в самолет, взлетевший с аэродрома Темпльхофф, покинул рейх навсегда.

Незадолго перед вылетом у Эрнста произошла тайная встреча с рейхсмаршалом Германом Герингом.

– Эрнст, – напутствовал Геринг, – у вас ответственное задание. Мы нашли территорию на землях Южной Америки, очень похожую на Берхтесгаден, на удивительные Альпы. Полагаю, лучшего запасного места, чем Патагония, для нашего дорогого фюрера не найти. Поезжайте. Там все до последней мелочи должно напоминать ему о родной Австрии. Я бы очень хотел, чтобы вы остались здесь, среди нас. Но я знаю, что вы никогда не нарушите наш приказ, и всегда, при любых обстоятельствах, будете поступать разумно.

Последующие годы Эрнст проживал в Америке; и его неоднократно посещали престарелые Джон и Джеки, которые уже давно сотрудничали с американским управлением стратегических служб (УСС), и где Эрнст числился агентом под прозаическим оперативным псевдонимом «Немец». Оставаясь при этом одним из доверенных представителей Гитлера по связи с финансовыми и промышленными магнатами Запада.

– Но, – подчеркнул во время рассказа на этом месте Архимандритов, посмотрев в глаза внимательно слушавшему его референту Румянцову, – ты же понимаешь, кем становились бывшие агенты Имперской разведки и на кого они работали. И Джон, и Джеки значились в списках, которые мы получили от графа Канкрина в начале 20-х годов. Им пришлось работать на партийную разведку. На нас.

В Штатах Эрнст стал связующим звеном для находящихся за океаном немцев; был в тесных отношениях с бывшим адъютантом фюрера, назначенным немецким консулом в Сан-Франциско Карлом Линдеманном.

С целью сокрытия истинных причин пребывания Эрнста в США, а затем отъезда в Южную Америку, он полным ходом гнал через Линдеманна дезинформацию в Германию, а тот в свою очередь также передавал ему дэзу, получаемую из Берлина. И все – в соответствии с правилами шпионских игр. Если американское ФБР перехватит эту переписку, то из нее ничего толком не выудит. Тогда как истинная цель прибытия в Западное полушарие Эрнста Франца Зедвига Хаанфштенгля останется неизвестной.

В период Второй мировой войны он продуктивно работал на правительство США, а позже, когда война пойдет к закату, станет экспертом по делам нацистов в Белом Доме при президенте США Рузвельте.

На протяжении периода с 1942 по 1944 годы Эрнст выполнял посредническую миссию в переговорах с представителями Гитлера и президента Рузвельта относительно сепаратного мира, которые осуществлялись в разных местах – в Португалии, Швейцарии и в Ватикане.

В 1946 году президент США Гэрри Труман распорядился выслать Эрнста в Германию, на родину предков, которую он покинул в середине 30-х. Но в действительности его не выслали, а отправили в длительную зарубежную командировку, полагая, что там, в Германии, он принесет больше пользы Америке.

Спустя 10 лет в лондонском издательстве вышла книга под авторством Эрнста «Гитлер: потерянные годы». Изложенное подтвердило измышления о самоубийстве фюрера и Евы в 1945 году; Эрнст (или те, кто использовал его имя) предоставил, может, последнюю услугу некогда великому злому титану Истории Адольфу Гитлеру… Постепенно, не сразу, но версия закреплялась в сознании мирового сообщества…

– Человек, о котором я тебе рассказал, – завершая беседу, сказал Арсений Алексеевич своему ведущему референту, – далеко не главное лицо среди деятелей Третьего рейха. Через призму жизни, деятельности и взглядов человека, причастного к событиям, всегда открываются сверхтайные стороны главного лица или главных действующих лиц.

(Смерть Хаанфштенгля наступит в 1975 году.)