Текст книги "Похищение чудовищ. Античность на Руси"

И на дуде игрец

Разнообразные переводные источники, популярные на Руси в XVII в., рассказывают о сатирах как о странном народе, который обитает где-то в Индии, под солнечными горами, в темных дремучих лесах. Сначала они изображались у нас в виде обросших шерстью людей, то есть напоминали скорее йети, чем козла. Считаясь человеком, сатир все-таки не оправдывал до конца этого высокого звания: все у него было не по-людски.

…живут под солнечными горами, образ у них человечь по пояс, а весь мохнат. А ничего по-человечески не делает. А любят они жити в темных в болших лесех, а с людми они не живут, от людей бегают…

Хроника чудес

Автор «Книги естествословной» знает, что к местам обитания сатиров вполне можно добавить пустыни (то есть пустынные места) – традиционное прибежище чудовищ. Бегают сатиры, разумеется, быстрее всех обычных животных, но почему бы не сделать логичное уточнение: больного или престарелого сатира все-таки можно догнать (наверное, автор знает рассказы о том, как ловили сатиров). Ходят они голые, но при этом покрыты шерстью, и никаким языком не владеют, только кричат диким голосом. Получается, хотя сатиры с древних времен описаны как люди из дальних стран, многое сближает их с дикими животными. Считается, что возникшие в ранней хронографической «Александрии» трепястцы, полулюди-полумедведи, – это тоже попытка адаптировать античных сатиров [30: 46].

Сатир как эмблема музыкального инструмента. «Гармонический кабинет», XVIII в.

О сатирах. В первых обретошася на различных местех, в горах и пустынях, подобие человеческо имущии дива, глаголемыи людие лесныи, со зверми живущи, зовомыи сатиры; сии ходят наги, косматы, имут ноги козия, а на главах своих имут роги два козии, языком же и речию никоею не говорят, точию велми громко и дико кричат; суть же толь скоры, яко ничто же от животных сатира может достигнути, разве недужен или состареется.

Книга естествословная

Сатиры, заимствованные в XVIII в., имели немалое сходство с известными еще в Древней Руси. И те, и другие – волосатые лесные люди со звериными признаками (чаще всего – с козлиными рогами, реже – еще и с копытами). Новомодные переводные словари разъясняли, что сатиры связаны с Дионисом, или Бахусом, поэтому культурный человек не должен удивляться сатирам в составе свиты этого смешного бога. Собственно, в ряде описаний сатир и сам называется богом – то есть представителем низшей демонологии. В эпоху барокко возникает новое объяснение для причисления сатира (а также купидонов, гарпий и др.) к богам: греки и римляне якобы поклонялись в качестве богов добродетелям и порокам – конечно, это объяснение характеризует не Античность, а мировоззрение авторов XVII–XVIII вв.

Сатир – муж дивий и Дионисов плясатель.

Экстракт

 
Елени скачут со своими чады,
Сатиры пляшут со всеми дриады.
 

Дафна, превратившаяся в лавр

Удел этих новых сатиров – постоянное веселье и пляски, поэтому уже в начале XVIII в. они сделались персонажами массовых танцевальных сцен, если в пьесе требовалось изобразить ликование или занять время вставным номером (прием возник под влиянием украинского школьного театра). Авторы XVIII в. предполагали, что и оригинальные античные вакханалии представляли собой пляски обычных людей в костюмах сатиров. Эта театральная практика сохранялась до середины столетия. Например, «балет диких народов или скакание сатирское» в декламации 1745 г. разделяет первое и второе действия: по замыслу автора, танцоры должны кричать при виде восходящего солнца и скакать на фоне гор. Радостные танцы сатиров необязательно выражают, как бы мы сейчас сказали, «позицию автора»: им вполне свойственно поддерживать и нечестивых императоров.

Сатыри, лесныя <богове>, <от> гласом труб торжествующаго Нерона возбужденнии, из лесов исходят и по обычаю своему пляшут, радующееся о поставлении Неронове на кесарство.

Пьеса «Царство мира» (1702)

В поучительных сюжетах сатир мог обозначать грех нечистоты, любострастия (или сластолюбия), как и похожий на него козел. На эмблеме Любострастие (1788) появляется интересное пояснение для изображенного персонажа: «Сатир, или леший».

Пустыня, кишащая чудовищами. Фрагмент иконы «Иоанн Предтеча в пустыне», XVII в.

Сатир, конечно, лесное существо, но при чем тут леший? Дело в том, что ученые люди XVIII в., окинув изумленными взорами впечатляющий греко-римский пантеон (исправленный и дополненный в Западной Европе), задались целью создать его «патриотический» аналог, а то и возвести все известные мифологии к одному источнику. Попытки выстроить параллели между античными и славянскими языческими персонажами предпринимались на Руси и раньше (например, в переводе Хроники Иоанна Малалы), но они не были широко известны. В XVIII в. это направление сделалось очень масштабным, а поскольку о Перуне и Ко не сохранилось почти никакой информации, многое пришлось достроить, домыслить, дополнить поздним фольклором (плодами реконструкций авторов XVIII в. современные историки-любители, интересующиеся славянским язычеством, пользуются до сих пор). Сатиров называет лешими, например, В. К. Тредиаковский, перелагая в стихи басню о сатире и крестьянине (De satyro & rustico) из сборника И. Камерария.

Сатир – аллегория любострастия. «Символы и эмблемата» (№ 26). 1705 г.

Лешие, сии пугалища почиталися у славян лесными богами, они сверху до половины имеют стан человеческой, с козлиными при том на голове рогами, а от пояса простираются у них козлиные ноги… кричат при том преужасно, хлопают в ладони, и откликаются на голос.

Сатиры или лешие, лесные боги, дети Меркурия или Бахуса и некоторых нимф, они живут в лесах и по горам, до половины человеки, а нижняя часть козлиная с стоящими ушами и рогами.

Краткий мифологический лексикон

 
Из Леших некто чуть уж не замерз зимою,
За лютостию стуж, да и за наготою.
 

В. К. Тредиаковский «Леший и мужик»

В это же время леший используется как бытовое обзывание, вроде черта. М. В. Ломоносов в эпиграмме называет И. И. Тауберта сразу и лешим, и одной из трех фурий (за компанию с Сумароковым и Тредиаковским).

В Средневековье в названии сатира разглядели удачный каламбур, поэтому вертлявый и хитрый сатир попал в легенду об Александре Македонском. Это необыкновенное существо, «один из слуг Зевса», является во сне полководцу, желавшему на тот момент завоевать город Тир (Tυρος). Сатир стал благим предзнаменованием, поскольку его имя оказалось созвучно названию города и получало дополнительные толкования в этом сюжете (скорее игровые, чем научные). В иных версиях этой истории Сатир отдавал Александру сыр (гр. τύρος). По версии Плутарха, Александр в своем сне долго гоняется за дразнящим его сатиром, прежде чем тот даст себя поймать.

И виде во сне единаго от слуг Диов – имя ему Сатир, – дающе ему сыр млад. Он же взем, попра и ногама своима. И встав, Александр сказа и сновидцу. Он же рече ему: «Царь будеши всему Тиру, и под рукою твоею будут, зане ти дал есть Сатир сыр, ты же попрал ногама своима».

Летописец Еллинский и Римский

Совершеннейший осел

Онокентавры (от ὀνοκένταυρος – и как только не изменялось в рукописях это диковинное слово: инокентавры, окнокентавры, онокентвари, кекентакры, некентукры, инокентакраты…) [6: 192] – полулюди-полуослы, хотя, конечно, все кентавроиды путались, и в редких случаях такое название могло относиться даже к «классическому», лошадиному виду кентавра. Онокентавр – один из самых ранних монстров среди похищенных, он хорошо адаптировался в культуре русского Средневековья и продолжал появляться в книгах XVII–XVIII вв., даже когда их авторы не слишком интересовались монстрами. Например, в трехъязычном учебном словаре Ильи Копиевского (1700) чудовищные существа фигурируют в основном в качестве созвездий. Но есть и онокентавр с пояснением: «бес».

Онокентавр в качестве ипостаси зловредного демона, конечно, не изобретение ученых Раннего Нового времени. Именно такое толкование таинственного онокентавра пришло на Русь из Византии, а популярность его была обеспечена упоминанием в Библии. В Книге пророка Исайи (Ис. 13:21–22) есть пассаж, буквально кишащий монстрами и имеющий много вариантов перевода из-за неканоничности упоминаемых там существ (названия библейских животных вообще переводятся довольно свободно, часто с адаптацией к местности – и это касается не столько современных переводов, сколько классических, исторически значимых). Звери и птицы в этом эпизоде мыслились как близкие по значению символы, способ изобразить нашествие нечисти и запустение. Там, где прежде благоденствовали люди, теперь воют и пляшут сирены и женщины-змеи, драконы и сатиры, хищные ночные птицы и демонические ежики (еж мог быть очень пугающим в Средневековье [85: 230]). Русской читающей публикой упоминание бесов в этом библейском стихе воспринималось как пояснение к онокентаврам.

И почиют ту зверие, и наполнятся домове гласа. И почиют ту сирины, и беси ту воспляшут, и онокентавры ту вселятся, и вогнездятся ежеве в домох их.

Острожская Библия

Упоминание онокентавра в столь значимом тексте привело к появлению отдельных дополнительных пояснений вроде: «Пол его есть человека, а пол осляте» (Физиолог лицевой). В сборниках с поучительными иносказаниями к онокентавру быстро приклеилось еще одно толкование: это колеблющийся в вере человек, еретик. Позже биография онокентавра пополнилась новыми сведениями: его поселили в далекую, щедрую на чудеса страну Индию и наделили необыкновенной скоростью. У мужских особей есть борода (что можно воспринимать и как указание на дикость, демонизм [4: 89, 119–121]), у женских – большая грудь, которой можно выкормить нескольких озорных малышей-кентавриков или онокентавриков.

Есть животное во Индии, глаголемое онокентавр. И от среды верха его яко человек со главою и лицем, и власы кроме брады, имат же и сосца великии. От среды же долу яко осел совершен.

Физиолог Дамаскина Студита

Женскии же их есть пол: имут при персех своих два сосца великия, ими же чада своя рожденная воспитовают.

Книга естествословная

На описание семейной идиллии с выкармливанием детенышей могли повлиять популярные западноевропейские гравюры, на которых мать-кентавр действительно кормит сразу двух крепких и резвых отпрысков (Ян ван дер Страт «Семья кентавра»). В одной из рукописей «Книги естествословной» глава о кентаврах содержит несколько измененных слов (скорее всего, это результат ошибок чтения, неразборчивого почерка в источнике). Из-за этих изменений кентавры приобретают возвышенные черты и даже нечто космогоническое: вместо конского они издают небесное ржание, а вместо двух больших сосцов у самок два солнца великих, которыми они питают своих чуд (вместо чад). Впрочем, чудовищность и маленьких, и больших кентавров – неоспоримый факт.

Игра в лошадки

«Избыточность», неоправданность существования онокентавра начинает ощущаться в текстах XVIII в., и хотя о демонической символике авторы еще помнят, виды кентавров все больше сливаются, побеждает «классический» Центавр или (г)иппокентавр (наименование иппокентавр достаточно традиционно, оно приходит в древнерусские тексты из греческих).

Оноцентавр – урод, о коем Елиан <Клавдий Элиан> говорит, что он был до половины человек, а с половины осел. Древние, будучи не довольны представлением Центавров, употребляли иногда Оноцентавров, кои почитались за злых духов.

Иконологический лексикон

В это время постоянно подчеркивается негативная чудовищность кентавра и сатира – вместо див начинают употреблять урод (хотя это слово не было настолько обидным, как сейчас; для Григория Сковороды таинственный и обманчивый сфинкс – тоже урод). Несмотря на наличие женских представителей, «базовым» видом кентавроида было все-таки существо мужского пола. Поэтому в отличие от сирен, мелюзин и прочих змеиных дев кентавры не могут привлекать и завлекать (хотя в западноевропейской культуре есть и такой образ – например, у Шекспира в «Короле Лире»).

Уже в Античности появляются рационалистические толкования кентавров: это всего лишь древний народ, приручивший лошадь раньше своих соседей. Согласно этой точке зрения, всадники издали были приняты за чудовищ или же монструозные черты были им приданы в рассказах впечатлительных путешественников и перешли на изображения. В таких «разоблачительных» текстах, урывками приходящих на Русь, всегда звучат ирония, скепсис.

Центавры – народы страны Фессалийския, кои первые научились ездить на лошадях, почему стихотворцы объявляют об них, будто они были уроды, или лучше лошади, коих верхняя часть тела, то есть голова с шеею, также и руки были человечьи, и для того их таким образом и представляют.

Иконологический лексикон

В IV в. Григорий Богослов в одном из «Слов» упоминает о Хироне, прославленном учителе Ахилла, как о некоем курьезе из древних мифов. Описывая пору ученичества своего настоящего героя, Василия Великого, Григорий проводит параллель: у Василия был прекрасный добронравный наставник, так что он получил образование, не идущее ни в какое сравнение с образованием неких баснословных героев, которые в Фессалийской пещере учились у высокомерного кентавра охоте, боевым искусствам и укрощению коней, «употребляя одного и того же вместо коня и учителя» [74: 65].

Не Фетталикойскою и горнею пещерою хваляся, акы добру нраву делателницю; ни некоего же кентавра величаваго, тех самех ироон учителя, ни стреляти заяц, ни гонити сернич, ланич, ни ловити олении, от него наказаем, или крепку на рати быти, не втекатися добре того же коня и учителя.

Григорий Богослов «Слово надгробное Василию, архиепископу Кесарии Каппадокийской»

«Легендарное прошлое» нарочно дискредитируется Григорием Богословом, поэтому миф пересказывается так туманно. Но в Византийскую эпоху культурная дистанция с Античностью была уже достаточно велика, и для этой отсылки требовались пояснения. На Руси «Слова» Григория Богослова переписывались вместе с параллельными комментариями Никиты Ираклийского (XI в.) – возможно, они и стали нашим первым описанием кентавра. Никита очень живо изображает сцену обучения Ахилла, которого Хирон хватает и сажает себе на спину (этот кентавр в русском переводе называется китоврас).

…не от коего коня, китовраса именуема, ему же от пупа человеку быти, долнее же конь, и жива в пещере горы Фиталейския; поима Ахилия, всади на конную часть, учаше и стреляти зверь, кормяше же и не млеком, но мозгы заячими и львовыми, яко баснь глаголет…

Никита Ираклийский, комментарий к Слову Григория

Представление о том, что Хирон катал Ахиллеса на себе, находит поддержку в античных изображениях. Иногда этот факт позволял поздним интерпретаторам предполагать, что в виде кентавра Хирон изображался условно, как хороший наездник. След подобного толкования, правда, очень размытый, есть в древней Хронике Иоанна Малалы (а затем – в более популярном на Руси «Летописце Еллинском и Римском»). Там говорится, что во время битвы (правда, не с троянцами) Ахиллес быстро подъезжает к своему раненому отцу на лошади – и эта сцена, с Ахиллесом-всадником, якобы подверглась ошибочному толкованию, стала причиной изображения героя в виде кентавра. Видимо, под традицией представлять его кентавром подразумевались некие изображения Ахиллеса верхом на Хироне, но об этом остается только догадываться.

Видев отца своего впадша, Ахелеос побеже снузн <сиречь на конех ездно> – сего ради пишут иппокентавром.

Хроника Иоанна Малалы " Летописец Еллинский и Римский

Впрочем, эта неоднозначная сцена может иметь еще один источник. Дело в том, что в западноевропейском Средневековье появился новый сюжет на тему Троянской войны: на стороне троянцев выступает настоящий кентавр.

Боевое крещение

Античные источники об участии кентавров в Троянской войне ничего не сообщают [77: 215], но еще до прихода на Русь этот знаменитый сюжет уже столько раз был переведен и пересказан через посредников [75: 65], что появлению новых персонажей удивляться не приходится. Поэтому для русских читателей кентавр участвует в Троянской битве с самого начала – то есть со времени популярности этой истории на Руси (XVI–XVII вв.).

Кентавр против греков. Лицевой летописный свод, XVI в.

Рассказывается, как царь Епистрон (Епистроп) привел на подмогу царю Приаму «дивного стрельца», кентавра, который подстрелил из лука множество вражеских воинов. Испуганные кентавром греки обратились в бегство, но знаменитый герой Диомид (Диомед) поразил его насмерть мечом. В XVI в. история попадает в состав иллюстрированного Лицевого летописного свода: текст содержит массу подробностей, взятых из переводного оригинала, в том числе об этом кентавре. У него устрашающий горящий взгляд и все лицо будто пылает багряным цветом. Более того, в книгу история чудесного стрельца попадает дважды (прерываясь другим произведением о Трое и затем возобновляясь), и кентавр изображается неоднократно, разными миниатюристами (Лицевой летописный свод – огромный многотомный труд, над созданием которого работало множество людей). На одних изображениях стрелец полностью покрыт шерстью (как и следует из текста), на других – только в нижней части.

В XVII в. текст о троянском стрельце продолжает странствовать из рукописи в рукопись, к концу столетия перерабатывается для подготовки печатного издания, и уже в XVIII в. неоднократно выходит в виде книги. Популярность этой истории была, судя по всему, огромной. Выписки уже из печатной «Троянской истории» продолжают делаться для личного пользования, причем разных переписчиков особенно интересует кентавр. В одной из рукописей XVIII в. с пестрым набором текстов есть несколько таких выписок, вот одна из них: «На брани троянской бысть дама стрелец дивный, видом вниз бе конь, а вверх – человек». Что за дама? Автор представляет себе амазонку или кентавра-женщину? Вопрос сложный для такого лаконичного текста, тем более что иностранное слово дама при указании на женский пол уже использовалось.

Автор «Книги естествословной» в главе о кентаврах использует подробное описание, взятое как раз из «Троянской истории», и называет знаменитого стрельца не дамой, а Дамом (в одной из рукописей его имя искажено: Дамг). Победитель кентавра здесь превращается из Диомеда в Дамиана. Пламенеющее лицо стрельца в рукописях уверенно перекрашивается в угольно-черное (типичная для рукописного текста замена слова червленый — «красный»). Испуг при виде горящего взгляда кентавра выражается от первого лица, как если бы автор переписывал текст со слов неких очевидцев Троянской войны. Все эти изменения можно понять, но откуда же берется странное имя кентавра?

Сии <кентавры> имут вид свой таков: со главы до пупа яко человек, а от пупа конь и ноги четыре; и всюду бе покровенны, как верх так и низ от пупа, власы конския; лице аще и человеческо, но черно, аки угль зажжен, и конское <от> уст своих изношаху ржание; очи им светлее огненнаго света, зане аки два пламени огненныя являху, зрящим же нам велий страх и ужас бывает. Иногда являются от тех нецыи и вооруженныи, точию кроме всякия воинския брони оружие же их лук и стрела <…> От сих дивних человеков приведен бысть Епистропом царем ефиопским на воину брани Троянской дивный оный стрелец, Дам именованный, кои убиен бысть на брани от греческаго князя Дамиана.

Книга естествословная

Дамом кентавра окрестили именно русские переводчики. Имя попало в рукописи из издания «Троянской истории» XVIII в. В оригинальном латинском романе перед словом стрелец стояло неопределенное местоимение, оканчивающееся на – dam (quendam sagittarium). Оно и было принято за имя собственное, и при переводе получился рассказ о том, как царь Епистроп «приведе же с собою и Дама, стрельца дивнаго». Видимо, косвенный падеж «Дама» и дал жизнь таинственной даме в другой рукописи.

В русскую культуру троянский стрелец уверенно входит через список героев, побежденных знаменитым Диомедом. Такие списки «Кто от кого побиени суть» печатались в качестве приложений к основному тексту, а затем информация из них попадала в отдельные тексты, словари. Несмотря на гибель Дама на поле брани, он все-таки остался в сердцах многих читателей.

Если в стихотворении Гумилева «Змей» похищенные красавицы трагически умирают в пути, не добравшись до пышного дворца, то в средневековых текстах именно чудовища и другие удивительнейшие существа не могут жить в неволе или даже просто в человеческом мире. Эта идея звучит в легендах о птицах, вылетевших из рая, о глубоководных ядовитых рыбах: люди находят лишь их бездыханные тела, и никогда нам не увидеть вживую этих странных созданий. Дикие кентавры и онокентавры тоже вписались в эту красивую историю вопреки своему воинственному духу. По свидетельству средневековых сборников о животных, кентавры предпочитают свободную жизнь неволе.

В «Александрии» – популярном на Руси переводном романе об Александре Македонском со множеством фантастических событий – есть подробный рассказ о том, как легендарный полководец изловил и подчинил себе нескольких кентавров. Эти кентавры (называемые в рукописях исполинами) были отличными бегунами и стрелками, а вот биться на мечах и копьях их пришлось специально обучать. Впрочем, и в этом искусстве кентавры смогли бы превзойти любого витязя. Но проект Александра по включению кентавров в свою армию провалился: оказалось, что эти богатыри погибают от дуновения ветра. Едва они покинули пределы своей земли, как все до одного умерли от холода.

6 ден оттуду прешедше, и ту человеци и на них восташа, от пояса конь, а горе человек, иже суть исполини. И сих множество много их на Александра наехаша, стрелы же их гвоздие имяху от камени доманда. И сих видев, Александр к макидоняном рече: «Створите ми хитрость, да яко от сих многи ухвативше, в Макидонию ведем». И около своего воинства ров глубок ископати повеле, тростием и травою покрыти повеле и иным поманити повеле. Они же на бой приидоша и ухищрение словесных человек не разумеша. Александр же с воинством своим много от них уби и много от них живых ухвативше, и сих повеле кормити, и во селеную их изведе. И тако они борзи бяху, яко ничто же на земли не ухожаше их, и стрелци нарочити бяху, яко ничто же руками своими погрешаху. И сим Александр повеле оружиа сотворити, и с стрелами и с мечми всех научи ходити, и много ему на рати помагаху. Егда их во вселеную приведе, и ветру на них дохнувшу студену, и вси помроша.

Александрия

В Физиологе Дамаскина Студита (распространен на Руси с XVII в.) и Хронике Конрада Ликостена (XVI в.) про (оно)кентавров сказано, что они в принципе не могут быть приручены, безотносительно военных операций Александра. Якобы в неволе кентавроид отказывается от пищи, поскольку сознательно предпочитает смерть. Интересно, что в более исправном списке Хроники эта мысль выражена гораздо четче, тогда как по текстам Физиолога можно решить, что проблема состоит скорее в прокорме экзотического животного, и в одной из рукописей вместо рабства написано даже про какое-то борабощение.

…отнюд жити не хощет, зане ничто же снедает, и тем образом умирает, и лутче мнит смерть свою, нежели порабощену быти от рук человеческих…

Хроника Ликостена, XVII в.

↓

Егда же емлют его человецы, отнюд жити не может, зане ничто же снедает и таким образом умирает. И лутче им<ый> смерть свою, неже ж порабощенну быть от рук человеческих.

Физиолог Дамаскина Студита

Александр Македонский и кентавры, XVII в.; Александр Македонский и кентавры, XIX в.

Возможно, эта трагическая легенда развилась еще из ранних греческих переводов. В александрийском Физиологе (пер. XIII–XV вв.) есть несколько путаное иносказание: колеблющийся грешник-онокентавр, пока он в церкви, остается похож на человека, но выйдя из нее (духовно удалившись от нее) – погибает. В греческом тексте онокентавры не погибают, а убивают, губят других вне Церкви [78: 93]. Но так получилось при переработке, что русские онокентавры погибают сами. Оторвавшись от церковного контекста, они могли сохранить этот трагический шлейф.

На этом удивительные особенности кентавроидов, конечно, не заканчиваются. Есть, например, такая информация: кентавр никогда не ходит, как прочие животные, но всегда бежит, а если устанет, то останавливается и дышит тяжело, совсем как человек. Это снова немного напоминает поверья о райских птицах, которые всегда в движении: у них в принципе нет ног, чтобы сесть на землю. В физиологах в главе про онокентавров с аналогичным текстом слово присно («всегда») сменилось на прямо – получилось, что кентавроид ходит не как все, а бегает по прямой. Эта явная ошибка соотносится со сведениями из другого источника – легенд о Соломоне и Китоврасе. Совершенно иного происхождения [16] книжный персонаж по имени Китоврас ходил только прямо и даже сшибал дома, если они оказывались у него на пути. Более близких к народу кентавров, рисуемых на коробьях и других предметах в качестве украшения, часто называют полканами. Этот кентавроид на самом деле был похищен из рыцарского романа [32], а нижняя часть его тела исходно принадлежала псу, но он слился с более традиционным боевым кентавром и попал в «Повесть о Бове Королевиче», чем заслужил большую народную любовь.

Соломон и Китоврас. Клеймо Васильевских врат Троицкого собора в Александрове. XIV в.

Поединок Полкана с Бовой. Муравленый изразец, XVII в.