Текст книги "Похищение чудовищ. Античность на Руси"

Глава 8
Львиная доля

Лев – чрезвычайно значимое чудовищное существо Средневековья и Нового времени, и не беда, что он существует на самом деле. Многие фантастические монстры «отрастили» себе львиные части. Одно из самых известных сейчас – пожалуй, грифон (он же гриф, грифал, фригал), соединивший в себе царственных орла и льва. Грифонов приручает Александр Македонский, а еще они похищают волов и стерегут золото вместе с драконами – правда, на Руси грифоны то и дело теряют львиные лапы, во многих вариантах легенд это лишь исполинские птицы.

…тот зверь <фригал> подобен яко лев и имеет крыле и ногти орьли зли…

Луцидариус

Сам по себе лев, в отличие от дракона, имеет множество символических достоинств, поэтому с ним связано примерно столько же положительных характеристик, сколько демонических. Когти льва – устойчивый символ ярости и злобы, их приобретают и сестры-Горгоны из истории Персея, и зверовидные демоны христианских текстов. Львиные части – иногда не только у живого существа, но и в качестве трофея – в Средневековье толкуются и как позитивные символы: мудрость и благородство царя, доблесть воина. «А зевание (то есть зев – О. К.) употребил вместо шлема» («Мифологическая библиотека») – сказано о Геракле, который носил шкуру то ли Немейского, то ли Киферонского льва, предполагаемого детища Тифона и Ехидны. Одно из самых ранних упоминаний Геракла на Руси содержится в переводной Хронике Иоанна Малалы (X–XI вв.). Судя по рассказу из этого текста, легендарный герой был «зверовидным» – впрочем, как и многие другие герои: Александр Македонский, например, имел острые змиевы зубы, а гриву и общее «подобие» львиные. Согласно тому же тексту хроники, обитал Геракл «в яме львове». Почему героя поселили в логове льва? Из-за путаницы с двумя похожими внешне, но неродственными словами. Яз(вь)но – это кожа, тогда как язвина – «нора» (ср. язва – «рубец»). В греческом источнике Геракл, конечно, был в знаменитой львиной шкуре, а не в яме.

Юный Геракл. С римской статуи ок. II в. н. э.

Львиная голова пригодилась не только Гераклу для шлема, но и авторам древних текстов для описания химеры; другие части достались сфинксу, мантикоре и некоторым другим львовидным чудищам: вепреслоны, мравольвы, индийские псы, разновидности крокодилов, единорогов – про всех не рассказать. Несмотря на родство по части льва, эти существа были мало связаны между собой в русской культуре, потому что оказались в чудовищном зверинце в разное время. Монструозного зверя под названием химера знали с глубокой древности; мантикору в русском Средневековье считали близким родственником homo sapiens – лишь потом она окончательно одичала; сфинкс как чудовище толком не был известен на Руси до XVIII в. и вернулся в монстры стараниями просвещенных любителей чудовищ. Теперь обо всем по порядку.

<М>антикоры – дикие люди из сочинений о мире. XVIII в.

Озверение мантикоры

Остров на восточном море, человецы на нем: власы и ногти львовыя. Есть еще остров, а в нем человецы-песьи главы, человецы велики и страшны зраком. Есть же иныя островы многи, в них же камение драгое…

Космография

Мантикора – персонаж персидского происхождения, перешедший в античные тексты и затем ставший жутким чудовищем западноевропейского Средневековья. Мантикора сочетает в своем суровом облике львиные и антропоморфные черты, и при переходе из культуры в культуру, из эпохи в эпоху в ней берет верх то звериная природа, то человеческая. В древнерусские книги диковинное существо попадает как разновидность дивных и диких народов, проживающих в отдаленных местах: кинокефалы, троглодиты, андрогины, сатиры и многие другие. Традиция рассказывать и читать о подобных племенах появилась давным-давно благодаря «Сказанию об индийском царстве» (пер. XIII–XIV вв.), различным рассказам об устройстве мира (космографиям, топографиям, хронографам), популярным приключениям Александра Македонского – покорителя и собирателя чудовищ. И в позднее время авторы лубочных картинок, художники с удовольствием придумывали все новых чудесных людей, якобы встреченных Александром. По объяснению, ставшему популярным в XVII–XVIII вв., все эти существа произошли все-таки от Адама, но приобрели чудовищный облик по своим грехам или грехам предков («исторически» период смешения людей и зверей, появления гибридных существ, обычно относили к Вавилонскому столпотворению). Но вообще идея символического смешения человека с животным (то есть проявления им скверных – необузданных, звериных – качеств) была очень популярна в раннехристианских текстах. Даже история превращения спутников Одиссея в животных толковалась в качестве иносказания: волшебница Цирцея не меняет их облик, а только заставляет мужчин потерять голову от любви: проявить все неистовое, звериное, что бывает скрыто в человеке (Хроника Иоанна Малалы). После смерти грешники могли получать какие-то звериные признаки и являться к живым в качестве назидания. Например, существует подобный рассказ о человеке с ослиной головой, который плавает в огне («Луцидариус»). Грешники и бесы часто имеют внешние сходства со страшными людьми из иных стран.

Одним из звероподобных народов были мантикоры. Описания людей-мантикор (мантакор, мантикров) из сборников о чудесах мира попали в толковые словари и к XVII в. широко распространились на Руси. В «Книге естествословной» описание становится более подробным, и мантикоры обзаводятся страшным голосом, вроде Церберова.

Мантикоры: есть люди во индийской стране, зубы у них в три ряды, лице человеческо, а тело лютаго зверя.

Азбуковник

Мантикоры: людие сии имут главу человечу, во устех имеют в три ряда зубы, протчее тело их лвово; живут в пустынях великих индийских; глас их страшен, аки лютаго зверя; люты суть и зело скоры в бежании своем, яко их бегание мало не сравняется и птиц летанию.

Книга естествословная

Конечно, идея совместить человека и льва несложная, и в средневековых текстах есть упоминания о других монстрах, сходных с мантикорой: левкрота, реконох и даже волкодлаки-неуры (неурилы) изображались иногда с человеческой головой и телом львиного типа. Таинственный монстр под названием лантикус (описанный в одной из рукописей «Луцидариуса») – тоже вылитая мантикора: он живет в Индии и бегает со скоростью птичьего полета (крылья – устойчивый символ быстроты). Скорее всего, он обязан своим появлением именно мантикоре и писцовым ошибкам: латинское mantichoras стянулось до мантикус, а очередной писец принял букву м (написанную, возможно, очень размашисто) за лл. Ничего удивительного: в рукописях с соответствующими описаниями существуют даже сантикоры. Но все эти чудовища, родственные и просто похожие, оказались не столь популярны и влиятельны на Руси, как мантикора.

Мантикора. Сборник XVIII в.

С названием монстра к концу XVII в. все становится более-менее ясно, и возникает новая задача для составителей книг: изобразить чудовищных людей с чертами хищного зверя. Знаменитые три ряда зубов нарисовать не так-то просто: обычно художники берут количеством или помещают одни челюсти поверх других, словно они запечатлены в движении. Интересно, что этот признак роднит мантикору с псом Цербером: латинский Цербер тоже иногда описывается не трехголовым, а с тремя рядами зубов-кольев. Кроме того, устрашающие (невероятного размера или количества) зубы обычно характеризуют другое знаменитое чудовище Средневековья – крокодила, который по примеру дракона очень любит людей (а на иллюстрациях у него порой появляются и львиные части).

Мантикора. Сборник XVIII в.

Довольно быстро мантикора возвращается к истокам: теряет некоторые человеческие черты и начинает осознаваться прежде всего зверем. Для Руси, поздно адаптировавшей многие экзотические образы, это было не возвращением, а именно озверением, общей участью человекоподобных чудовищ под влиянием рационалистического мировоззрения. В Новое время читателей все меньше устраивают рассказы о чудовищных людях, зато истории о поимке неизвестных животных остаются популярными и множатся. Реальные описания новооткрытых видов экзотических зверей становятся доступнее, а параллельно распространяются и легенды, пародии, анекдоты, которые на потеху широкой публике печатаются в газетах, переходят в фольклор, лубки.

Мантикора. Физиолог Дамаскина Студита, XVIII

Мандихор есть обретается во Индии. Телом яко же лев, обаче имат и иная знамения, а власи его чер<вл>ены и болши львовых, лице же его уподобляется человеку, и иныя яко же лев, ибо имат и брови долгия и густыя, имат глаза светлейшия, яко огнь, имат же уши, в корени не имущии власов, токмо в край; зубы же его яко львовы и рот его широк. Имат же дивный и пречюдный хвост, зане и егда хотят человецы пояти его, <тогда> той же испущает из хвоста своего великия власы, <аки стрелы>, и бежит <…>. От всех же зверей, сущих во Индеи, токмо той мандихор любит снести мясо человеческое.

Физиолог Дамаскина Студита

Мантикора теперь описывается как животное вроде льва, со многими львиными признаками. Это по-прежнему монструозное существо, ведь у него человеческое лицо (что, впрочем, в этих контекстах не делает его разумным). Кажется, что на описание из Физиолога Дамаскина Студита повлияла некая картинка, поскольку во внешности мантикоры есть уникальные реалистичные детали: волосы более длинные, чем могла быть львиная грива; кисточки на ушах. Между прочим, антропоморфная мантикора имеет именно человеческие уши, поскольку чаще всего у нее не только лицо, но и вся голова как у человека. В описании есть и типичные монструозные признаки, роднящие мантикору, например, с кентавром: горящие глаза, проживание в особенно отдаленных местах, быстрый бег. Наконец, ряд признаков явно унаследован из описания мантикоры западноевропейского происхождения: волосы рыжие (червлены, а иногда яркий цвет переносится на все лицо или даже животное целиком); любимое лакомство – люди; хвост может пускать стрелы. Причем из дальнейшего рассказа станет ясно, что смертоносное оружие мантикоры – не весь хвост, а его кончик. В западноевропейских описаниях и на гравюрах хвост мантикоры снабжен жалом вроде скорпионова, тогда как в русских рукописях он по традиции изображался ворсистым и однородным (такими могли быть хвосты и у отечественных драконов).

Мантикора со страшным хвостом. Книга Э. Топселла «История четвероногих зверей», XVII в.

Мантикора в кармане

Если вы уже задумались, не завести ли себе карманную мантикору, то в русских рукописях XVII–XVIII вв. есть подробные рекомендации на этот счет. Индийские туземцы, оказывается, давно практикуют укрощение маленьких мантикор. Они ловят щеночка, обламывают камнем (видимо, за неимением других инструментов) край его хвоста – и смертоносное оружие больше никогда не будет действовать. Зная это, уже подросший хищник не попытается съесть своих хозяев.

Егда же поимают индиане малого щенка его, ломают каменем краи хвоста его, и егда воспитаетца, не имат деиства, аще и диви есть, но стрел не имат метати, наипаче ведая, яко оружия не имат братися, бывает кроткии.

Физиолог Дамаскина Студита

В одной из рукописей произошло невольное смягчение этого рассказа. После «поймают малого щенка его» переписчик пропустил «ломают камнем край хвоста его», потому что эти фразы оканчиваются одним и тем же местоимением и, видимо, располагались на соседних строках. Наши современники при списывании текста тоже запросто перескакивают через строчку из-за повтора слова, на котором они прервали чтение. Благодаря пропуску про камень у читателя рукописи могло создаться впечатление, что выращенный туземцами щеночек по каким-то личным причинам остается безоружен перед своими «воспитателями». И все-таки, зачем нужен рассказ о ловле маленькой мантикоры?

В Средневековье таких историй возникало очень много. Замысловатая охота с применением изощренных ловушек: заманивание слонов в специальную яму при помощи катящихся по склону арбузов, поимка горлиц-отшельниц собственным пением, похищение у разъяренных хищников маленьких зверят – была очень занимательна для читателей с давних пор. Даже без практического смысла такие рассказы оставались увлекательными, ведь они динамичны и повествуют о хитрых капканах и невиданных чудовищах. В качестве душеполезного чтения эти истории тоже подходили, потому что символизировали борьбу разумного начала с диким, порочным и страстным, победу добра над злом. История о щенке мантикоры появилась по аналогии с античными описаниями укрощения диких животных и закрепилась в средневековых текстах Западной Европы. Похожий рассказ о ручной мантикоре есть в книге Эдварда Топселла «История четвероногих зверей» (1607).

Балансирование мантикоры между диким и человеческим мирами, видимо, связано с тем, что от зверя ей досталась наименее важная часть. Хотя она сохраняет великолепную гриву, хотя не счесть зубов в пещере ее рта, но эти признаки вписываются в человеческое лицо. Поведение мантикоры, даже самой чудовищной, по количеству ухищрений не уступает уловкам ее охотников. Наличие человеческих черт в сочетании с людоедскими наклонностями одновременно возвышает и устрашает. По устройству мантикора – это один из самых простых и органичных львовидных монстров, не в пример замысловатой химере.

Бесхребетная химера

Химера попадает в древнерусскую культуру через ранние поучительные произведения, переведенные с греческого. Это чудовище, взятое из «еллинской» мифологии, у христианских авторов превратилось в символ зла, лукавства. Правда, именитые богословы использовали чудесные свойства мифологических зверей не только в обличительных аллегориях. Григорий Богослов (IV в.) сравнивает талант «витийства», вдохновенных речей Василия Великого со свойством химеры: «Кто сравнится с ним в риторстве, дышащем силою огня» [74: 78]. По крайней мере, именно химеру увидел в этом вдохновляющем образе комментатор Никита Ираклийский (XI в.), чьи толкования переводились и широко распространялись на Руси вместе со Словами Григория Богослова. Никита видит в этом выражении ссылку на Гомера и объясняет связь трехчастной химеры с тремя частями риторики. Действительно, Гомер в «Илиаде» описывал химеру с головой льва, средней частью от козы и задом дракона.

Омир убо, еже душющю огнем опарийским, рек о Хымере, трисложеному звери: перед его львов, зад же змиев, середа же хымерова. Богословець же се в риторикии покладает, яко и то в три разделяемо: в советьное, в судьное, в торжественое – и рек то бе, так в ветийскых, иже дышет огнем силы, обаче не срамеете ли не се ритор по ветиям, но ни глаголят нечиста скверна, ни ложьна, но ритор бе по обычаю свершен, тако честен и не посрамлен, но в словесех радостен и силен.

Никита Ираклийский, комментарий к Слову Григория

Интересно, что сам Григорий Богослов представляет химеру иначе (это видно по другим его произведениям). Дело в том, что уже в Античности никто толком не знал, как должна выглядеть «каноническая» химера: как сочетаются ее части и сколько у нее голов. Гесиод в «Теогонии» четко говорит о трех головах, распределенных по телу: это головы льва, козы и дракона. Возможно, никакой химеры Григорий в описании Василия Великого даже не подразумевал, ведь это чудовище омерзительно и опасно, но именно благодаря этому неоднозначному сравнению и убедительному комментарию Никиты химера заинтересовала русских книжников.

Но никто еще не называл гидры кроткою за то, что она вместо одной головы, если верить басне, имеет девять, или Патарской химеры – за тo, что у ней три головы, непохожия одна на другую, от чего она кажется еще страшнее; или адскаго цербера – кротким за то, что у него три же головы, похожия одна на другую; или морскаго чудовища Сциллы за тο, что вокруг нея шесть отвратительных голов, и хотя, как говорят, верхняя половина ея показывала нечто благообразное, кроткое, и не неприятное для глаз (ибо Сцилла была девица, имевшая нечто сродное с нами); но ниже были головы собачьи, звериныя, не имевшия ничего благовиднаго, губившия множество кораблей, и столько же опасныя, как и головы противулежащей Харибды.

Григорий Богослов «Слово первое обличительное на царя Юлиана»

Раз уж химера освящена авторитетом почтенных богословов, место ей – в рукописных толковых словарях. Статья Химера в них выглядит примерно одинаково: «Химерас есть зверь: спреди лев, созади же змия, средина же его химерас» («Азбуковник»). Но не дико ли пояснять незнакомый термин через то же иностранное слово? Как понять химеру посередине в составе химеры? Ясно, откуда ноги растут: именно так сформулировал определение химеры Никита Ираклийский, но получается, что и русским авторам оно пришлось по вкусу. А все потому, что по-гречески Χίμαιρα – коза, и определение рассчитано на знание греческого слова хотя бы в качестве заимствования (например, химары упоминаются в русских текстах как жертвенные животные). Впрочем, в некоторых вариантах козья часть все-таки поясняется, а заодно поясняется и дракон: «Хемера или хемерас зверь: спреди лев, а созади дракон или змий, средина же хемирас или коза» (Физиолог Дамаскина Студита). Но очевидно, что этот монстр постоянно смущает авторов и читателей. Один из писцов в характеристике химеры пишет: «Химерас – зепор» (вместо зверь или зверок), что, кажется, не имеет совсем никакого смысла.

Химера как попираемое зло. «Символы и эмблемата», 1705 г.

Даже после появления подробных описаний (в конце XVII – начале XVIII в.) по поводу облика химеры появлялись вопросы: как, например, изобразить эту козью середину? Интерпретаторы приходят к выводу, что от козы химере достались хребет, обильный волосяной покров или внушительное вымя – этим руководствовались авторы иллюстраций. Западноевропейские граверы изображали и одноголовую, и трехглавую химеру, но в эмблематику Петровской Руси проник именно гомеровский вариант. В книге «Символы и эмблемата» (1705) античный герой Беллерофонт побеждает химеру (эмблема обозначает торжество добродетели и мужества над злом и опасностью), у которой хорошо видны львиный оскал и острый драконий хвост, но от козы едва намечена шерстка сбоку и на груди.

Химера в лицевой русской рукописи Физиолога Дамаскина Студита и вовсе оказывается двухголовой. Узнав о драконьей части, художник не смог удержаться от изображения целой змеиной головы вместо драконьего хвоста. Может быть, он ориентировался на гесиодовскую модель. А скорее, на это решение повлияли представления о других составных монстрах со змеиными частями или знание о том, что химера дышит огнем (логично, что этим должен заниматься змей, а вовсе не лев!). Но в любом случае от козы не осталось ни ножек, ни рожек.

Химера с драконом на хвосте. Физиолог Дамаскина Студита, XVIII

В 1722 г. на русском языке издаются «Овидиевы фигуры», и на одной из гравюр (XVI в.) видно, что козья часть химеры снова перенесена. Она проявляется в волосяном покрове и задних ногах с копытами. Автор подписи удостоверяет: химера имеет столь странный вид, что ее трудно представить в виде реального животного, она скорее умозрительна (идея «химеричности», невозможности химеры идет из Античности [45]). Впрочем, комментарий к более понятному Пегасу в этой книге тоже довольно осторожный: имя персонажа появляется лишь после объяснений о «крыластой лошади», возникшей из крови Медузы.

Пречюдный зверь Химера, таковым необычайным видом изобразуется, что болше мозговому порождению, нежели натуралному подобен бысть видится. Беллерофон употреблял крылатую лошадь, зовомую Пегаз, чтоб Химеру преодолети, которую и преодоле – того ради оная лошадь причтена к звездам.

Овидиевы фигуры

В конце XVII–XVIII в. на Русь приходят рационалистические трактовки (например, в Космографии 1670 г.), согласно которым Химера уже никакой не монстр, а просто вулкан. Беллерофонт же – то ли путешественник-исследователь, то ли первый поселенец на этой странной огнедышащей горе. Одновременно с модой на эти наукообразные толкования у русской химеры из груди начинают расти львиные головы (существуют соответствующие западноевропейские гравюры – больше символичные, чем чудовищные).

Химера. «Овидиевы фигуры», XVII в.

Гора Химара – та гора огнь из себе выпускает <…>, на тех горах лвы и козы дикие, а при корени трав змии многие. Некто слагатель о той горе пословицу сложил: из главы пламень, в персях львы, во утробе козы, хвост змиев, и для видения того посылал Беллерофон.

Космография

Химера огнедыхательная – гора есть в Ликии огнедыхательная: на ея верху лвы живут; а в средине, где обильна паствою, козы; при корени же змии. Отсюду учинено есть место басни, будто была химера дивовище, коя огнем дыхала, имущи главу и перси лвовы, чрево же козие, а хвост змеиной.

Экстракт

На вершине той горы жили львы, в середине паслися козы, а внизу водились змеи, и когда Беллерофонт населил сию гору, то и вздумали, что он убил химеру.

Краткий мифологический лексикон

Примерно такое же описание приводится в «Экстракте» – пояснительном словарике к изданной в 1725 г. «Мифологической библиотеке». Видимо, эти формулировки были переведены в разное время из одного источника. Но это трезвое ученое толкование, добавленное к тексту Псевдо-Аполлодора позже, совершенно не соотносится с основным текстом книги, где рассказывается о подвигах великих героев прошлого вроде Беллерофонта. В оригинале монстр, естественно, остается монстром, что вполне смог оценить автор русской «Книги естествословной». Он использует среди других источников «Мифологическую библиотеку» и из рассказов о героях берет лишь то, что касается монстров. Рационалистические трактовки «Экстракта» его совершенно не интересуют, если есть альтернатива – живое чудовище.

…велел ему, чтоб он убил Химеру, помышляя, что он от зверя погублен будет, котораго не токмо единому, но и многим не сносно было укротити, понеже у него перед был лвовый, а зад драконовый, а средина козья; той зверь огнем дыхал и оную страну разорял, и стада разгонял – едино бо естество имело силу трех зверей. Сказуют же нецыи, что сия Химера воспитана убо от Амисодара, якоже глаголет Омир, а рождена от Тифона и Ехидны, якоже Исиод повествует. Вседши убо Веллерофонт на Пигаса, которой у него был конь крылатый, рожден от Медузы и от Посидона, поднявся на коне том в высоту, и с него Химеру стрелою застрелил.

Мифологическая библиотека

↓

Химера есть зверь троеглавый, перед имел весь лвовый, средина хрепта козлиа, а зад драконовыи, и хобот зело превелик. И, огнем дыхая, сеи зверь имущи в себе превеликую силу; вселившись в стране Гаргивской, страну оную разарял и стада разхищал. Рожденны от Тифона и Ехидны. Убил же его Веллерофонт, вседши на Пигаса, коня крылатаго, о коем инде воспомянется. И, поднявшись на воздух, застрелил сего Химеру сверху стрелами.

Книга естествословная

В «Книгу естествословную» попадают сведения о великой силе химеры (в источнике речь идет о соединении силы трех животных, но для русского автора ничто не сравнится с силой извергаемого огня), об ущербе от нее, о происхождении от Тифона и Ехидны, о смерти от стрел Беллерофонта. Разумеется, Пегас интересует автора «Книги естествословной» гораздо больше, чем Беллерофонт, этому чудесному коню он потом посвятит отдельную главу. Примечательно, что оригинальное застрелил с него (то есть с летучего коня) уверенно превратилось в рукописях в сего, еще раз подтвердив мужской пол этого существа с «женским» названием. В «Книге естествословной» появляется загадочная страна Гаргивская (или даже Гаргивсион) вместо ожидаемой Ликии или Патарии. Это название может иметь отношение к городам Аргосу или, с меньшей вероятностью, Сикиону – оба они упомянуты в «Мифологической библиотеке» незадолго до истории химеры. По крайней мере, химера изображена на сикионских монетах, а аргивянами в поздней книжности именуют всех греков – например, Григорий Богослов называет Пегаса аргивским. Автор «Книги естествословной» упоминает также козий хребет (спину) и змеиный хвост, наличие которых известно ему из другого источника.

Козья часть химеры так и не оформляется во что-то устойчивое и понятное – ни хребет, ни живот, ни задние ноги с копытами не входят в «канон» химеры. В эмблематике появляется неопределенная формулировка про козлиное тело (и заодно черный дым из ноздрей, чтобы было больше похоже на вулкан). Уже в XVIII в. химеры приобретают расширительный смысл и наделяются лошадиными головами, бородами, журавлиными ножками и хвостами петухов. Да и сегодня мало кто сможет конкретно описать это чудовище, постепенно химера становится обозначением для неопределенного гибрида.