Текст книги "Похищение чудовищ. Античность на Руси"

Глава 3
Девки змеины

Клариса, Юлия, Дельфина – имена культовых романных героинь для человека пушкинского времени. Дельфина, Ламия и Скилла – имена ужасных змееподобных чудовищ женского пола, доставшихся Средневековью в составе античного наследства. Не сказать, чтобы в этих именах русские авторы разбирались хорошо, однако драйканы (драконы женского пола) и змееподобные дамы вообще были популярны в Древней Руси. Уже первые переводные притчи рассказывали об ужасных ехиднах: так называли в основном полузмей-полуженщин, физиологическое устройство которых (и злой нрав, конечно) заставляет их быть убийцами. Ехидны губят своих мужей и впоследствии сами погибают из-за своих детей. Мужская особь иногда называлась ехиден, но популярностью пользовались именно дамы, тем более что про них сказано: «сладко уморяют человека». У некоторых ехидн выросли крокодильи или когтистые птичьи лапы.

Пара ехидн. «Александрия», XVII в.

Василиск – «зверь, взором убивающий» – в средневековых текстах отдаляется от чудовища с петушиной головой и вторично приходит на Русь в качестве крылатого дракона. Появляется форма василиска, с указанием на женский пол существа. Возможно, это происходит от частого употребления множественного числа в сочинениях о мире (космографии, хронографы) и по аналогии с другими драйканами; похожим образом аспид превращается в деву-аспиду. Огромная популярность экзотических монструозных змеев была связана с библейскими и толковыми текстами, где сначала очень неопределенно упоминались эти аспиды и василиски, выросшие в драконов. А еще немалую роль в востребованности драйкан сыграли сочинения о злых женах, где женщины часто сравнивались со змеями или имели змеиные признаки.

Аспида. Миниатюра, вклеенная в рукопись «Летописец небесных знамений», XVII в.

…живут василиски: власи и лице девичье, а от пупа хобот змиев; крылатые…

<В и>ной же стране есть ехиден много. Ехидна же имуще образ человеческий до пояса, от пупа же имуще хвост змиин, ноги же птичьи.

Выписки из сочинений о мире

В клубе змей

Ираклий же, идучи к быкам Гирионовым через Европу, много дичей (дивовищ) прошед…

Мифологическая библиотека

Аспиды, ехидны и василиски попали на Русь очень рано и постепенно развились в чудесных змеев. А ближе к XVIII в. в Россию через переводные тексты прибыла внушительная партия уже готовых драконов и прочих «дичей» родом из античности. Прежде всего дети монструозных Ехидны и Тифона – прославленные на весь мир чудовища, но состав этой ужасной семьи, конечно, рознится уже в античных источниках. Из них в русскую культуру просочились Цербер, Лернейская Гидра, Химера, пес Орф, Сфинкс и Немейский (если не Киферонский) лев, стоглавый дракон. В родстве с ними состояли горгоны, грайи, сирены, мойры, о которых речь впереди.

Тифон. Вацлав Холлар. фрагмент гравюры. XVII в.

Монструозные родители, составлявшие в античности пару, почти не были восприняты как пара на Руси, потому что одноименная ехидна (змея или дева-змея) уже была известна из богословских текстов, а Тифон, вдобавок похожий на поверженного Аполлоном дракона Пифона («Пито-зверя» из драмы про Дафну), так и не обрел широкой популярности. Интерес к нему проявил большой знаток и любитель монстров, автор «Книги естествословной» (XVIII в). Прочтя русский перевод книги Псевдо-Аполлодора «Мифологическая библиотека» (1725), он внес Тифона в свой чудовищный справочник. Глава о чудесном гиганте получилась довольно большой из-за стремления сохранить все детали из его описания. История Тифона связана с войной против Зевса, и в какой-то момент грозному великану даже удалось пленить верховного бога, но тому помогли спастись Геракл с Эгипаном; в результате монстр был повержен и придавлен Этной. Герои и боги, даже верховные, очень мало занимают автора «Книги естествословной», поэтому он поступает с ними весьма небрежно. Зевс в конце главы называется Зепфом или Зепвом (видимо, автора смутило написание Зevc в «Мифологической библиотеке», при том что в русской книжности этого персонажа традиционно именовали Дием), а вместо Эгипана Гераклу ассистирует Гермес (который все равно упоминался где-то рядом в тексте «Мифологической библиотеки» – почему бы ему не потрудиться и тут).

Тифон же находится в центре внимания и едва ли не вызывает сочувствие. В «Мифологической библиотеке» в рамках этой истории объясняется название горы Емон (она же Гем – где произошла битва между Тифоном и Зевсом): якобы на этой горе «много изтекло крови <…> от греческого речения эма, то есть кровь» (αἷμα). Автор «Книги естествословной» не особенно интересуется топонимическими преданиями и вместо упоминания о кровопролитии пишет с трогательным беспокойством о монстре, что Зевс, бросая молнии в Тифона, «всего его изранил».

…имел смешенную натуру свою: человеческую и зверскую. Сей убо как великостию тела, так и силою превосходил всех, которых Земля родила. У него же до стегн безмерное было величество человекообразное, так что выше всех гор был виделся, а глава его многажды до звезд касалася <до облак казалась>; руки у него были одна протягнета была на запад, а другая на восток, из них же выходили сто глав змеиных, а от стегн превеликия клубы ехидн имел, их же ошиби к самому верху протягнени, великий свист испущали; и все тело его обросло перием, на главе же и браде имел гнусныя власы, разспущенны на ветер, а очи как пламень блистали. Таков и толик будучи Тифон, метая на самое небо горящия камни, свистом купно и шумом носился, а из уст его кипел великий вихорь.

Книга естествословная

Но мало кто из русских авторов был настолько внимателен к Тифону. М. Д. Чулков в «Кратком мифологическом лексиконе» (1767) переносит его характеристику в статью о Пифоне, где окончательно все перемешивается. Здесь и угрожавший античным богам великан, и дракон – противник Аполлона, и Дельфин (от Дельф), и даже одноименный разбойник на горе Парнас – след рационалистического толкования чудовища. Правда, собственно Тифонова характеристика, попавшая в этот винегрет монстров, имеет в изложении Чулкова весьма поэтичный вид: «Он покрывал собою горы и головою досязал до звезд, выпивал одним разом целую реку, одною рукою доставал восток, а другою запад».

Пифон и Аполлон. «Овидиевы фигуры», XVII в.

Чудовищной супруге Тифона Ехидне в «Книге естествословной» не отводится особой главы, и на это есть причины. Во-первых, Ехидна все еще совмещается со змеей, что не позволяет ей выйти в «первостепенные» чудовища. В самом описании Тифона сказано, что вместо ног у великана были змеи, тянущиеся хвостами ввысь и свистящие (как и полагается древним крупным змеям), – переводчик «Мифологической библиотеки» А. К. Барсов выражает эту идею словами о «клубах ехидн», вырастающих из бедер Тифона. Во-вторых, в книге Псевдо-Аполлодора про Ехидну почти ничего не сообщается. Она возникает только как побежденный стооким Аргусом монстр. Если бы Аргус был заурядным героем человеческого вида, то у Ехидны в «Книге естествословной», пожалуй, появился бы шанс. Но Аргус – богатырь (так названы Барсовым великаны, а герои называются удалыми молодцами) с глазами по всему телу, поэтому он сам помещается в разряд чудовищ, а Ехидна появляется лишь в главе о нем. И все-таки автор «Книги естествословной», в отличие от своего основного источника, не ограничивается попутным упоминанием: он вспоминает о ехиднах, уже известных в древнерусской традиции, и совмещает известные ему факты в описании чудовищной Ехидны.

Сказуют же, что он и Ехидну, Тартарову <и> Землину дочь, которая мимоходящих восхищала, <присмотрев>, когда она спала, убил. Сия имела со главы прекрасно<й> девицы и до пояса протчее тело превеличайшаго дракона, и по всему телу клубами змии обвившияся. И толико велика была, яко могла всецелого поглотити слона. Сия, совокупляющися с Тифоном, своим же братом единоматерним, многия чудеса раждала. Глаголют бо землеписателие, яко подобию ей на вселенней в пустынях глубочаиших индиских, ливиских обретаются ехидны: яд же свой злолют имеют как во устех, так и в конце хобота своего.

Книга естествословная

Полудева-полузмей – животное, называемое также ехидной, – хорошо известна автору «Книги естествословной» из рукописей, откуда он нередко черпает информацию о чудесах мира. Автор соотносит сведения «землеписателей» – то есть для его времени относительно научные, рационалистические – с мифологическими, не исключая, что вся эта информация, насколько бы разнородной она ни была, может оказаться полезной. Кажется, в более ранних рукописях «Книги естествословной» есть весьма категоричные указания на то, что сведения из античных мифов – «лжесловесие еллинское» и «баснь», и в таком случае показательно устранение этих замечаний поздними переписчиками.

Ехидна. Миниатюра, вклеенная в рукопись «Летописец небесных знамений», XVII в.

Упоминаемая греками ехидна, на взгляд автора, может быть как-то связана с реальными зверями, живущими, по свидетельствам путешественников, в далеких Индии и Африке. Разумеется, эти создания страшно ядовиты: при встрече с ними опасаться следует как жала на языке, так и хвоста. Добавляется сюда и знаменитая легенда о змее, глотающей слонов. Рисующий «шляпу» герой Сент-Экзюпери читал об этом в типичной энциклопедии Нового времени, где полусерьезно пересказывались истории из глубокой древности (самое известное свидетельство о вражде слонов и драконов принадлежит Гаю Юлию Солину – «Собрание достопамятных сведений»). В древнерусскую традицию подобный монструозный пожиратель слонов проник под именем индийского червя или донтотирана, а позже эта легенда отразилась, видимо, в лубке с гарпией (об этом – в главе «Три сестры»). Согласно описанию из «Космографии» (1670), это животное еще и наделено красотой. Но в иллюстрированном «Луцидариусе» (XVII в.) человеческие руки все-таки изображены наподобие клешней, само животное красного цвета и больше напоминает змею с элементами рака на десяти курьих ножках.

…есть некое животно красно, руки аки у человека совершеннаго возраста. Те восходят из реки, на берегах хватают слонов и вволакивают в реку, и в реке ядят слонов, как Солинус о том пишет…

Космография

А вот клубы змей, которыми становится обвито тело Ехидны, пожалуй, берутся из «Мифологической библиотеки» (там они возникают в описании Тифона и сестер-горгон). Автор «Книги естествословной» щедро одаривает этими клубами подобных монстров, в том числе таинственного ценну.

О ценна. Ценна есть некое человекоподобное диво: имат же главу и лице аки человек, протчее тело его дикого зверя. Имат же по всему телу своему клубами обвившимися змеи: такожде и препоясан змиями. Глас же вопля его яко человеческии. Яд же его толико лют есть, яко не точию кого уяст им, но на него же и ветром нанесет на человека или скота, или зверя – абие тотчас во мгновени ока умрети имат. Обретается в пустынях ливиских и во Африце.

Книга естествословная

Ценна напоминает пушкинский анчар (легенду о котором в духе новостей из наших лубков с чудовищами запустили в конце XVIII в. английские журналисты и писатели). Это чрезвычайно опасное ядовитое создание, от греха подальше вынесенное на задворки человеческого мира, которое отравляет воздух одним своим существованием. И все-таки, как и у Пушкина, оно чудесно и достойно отдельного текста. Ценна хорошо вписывается в компанию мифологических античных монстров, но на самом деле это сближение позднее. Типические змеиные черты – насколько вообще может быть типичным описание жуткого чудовища – приходят только в XVIII в. А в Древней Руси он назывался уена (ценна – писцовая ошибка, укоренившаяся в рукописях «Книги естествословной») и исторически был связан с монструозной гиеной, которая, конечно, сильно отличалась от известного нам животного [6: 251]. Уже у античных авторов есть упоминания о том, что некий волкоподобный зверь очень опасен, поскольку подражает голосу человека; он имеет цельный негнущийся позвоночник – то есть не может повернуть голову, только обернуться всем телом. На Руси он описывался как «зверя окрутное, без оберненя шыи», как крупный зверь с человеческим лицом, опоясанный змеями, смертоносный яд которого действительно распространяется ветром. Мало того, он зовет пастухов по именам и поедает даже их собак. Все эти сведения из словарей и переводных книг оказались совмещены уже в источнике автора «Книги естествословной», но если прежде на Руси уена соотносился то с волком, то с рысью, то с медведем, то в XVIII в. ценна – змееподобный монстр вроде Тифона.

Девица со змеей. Украшение в виде инициала «З». Букварь Кариона Истомина, гравер Л. К. Бунин, 1694

О девке. Было дивовище, девка змеина; имела смешенную плоть свою: человеческую и змеискую, и зверскую. От главы до персей имела образ прекрасной жены, а средня часть плоти ея зверина, последняя часть тела ея бяше великаго дракона. Рожденна бяше от Тифона и Ехидны, Тартаровы дочери. Яд же свой велми злолютейший имела.

Книга естествословная

Очередная глава «Книги естествословной» описывает одну из страшных дочерей Тифона и Ехидны, совместившую в себе черты прекрасной женщины, дикого зверя и гигантской ядовитой змеи. По контексту ясно, что речь идет об античной Дельфине, помогавшей Тифону в войне против Зевса. Однако в русском тексте она названа «девкой змеиной», а в заголовке даже просто «девкой» (подразумевается женская ипостась некоего дракона). В «Мифологической библиотеке» сказано немного иначе: Тифон оставляет в пещере обездвиженного Зевса под присмотром Змейки Дельфины, и это необычное имя окружено пояснениями. Во-первых, поясняется, что так была названа некая девка, а во-вторых, «девица была половина зверя». Из этого скромного описания в рукописях рождается змеина (вместо змеика) девка, лишенная имени (в «Книге естествословной» нередко пропускаются личные имена), но зато наделенная новыми чудовищными чертами под влиянием своих монструозных соседей и родных. Теперь у нее, подобно химере, три части: голова и грудь исключительно прекрасной девицы, серединка – дикого зверя вроде льва, а все остальное – драконье. Разумеется, она вооружена еще и ядом, иначе зачем называться змеиной и иметь драконьи части.

Гидрат дракона

О идре. Был зверь или чудо некое идра, жила на некоем холму в дубраве, телом б<е>ла, имела девять глав: восемь смертных, девята<я> безсмертная – и две ноги зверины, и хобот превеличайшаго дракона. И сходила на поле, и раззоряла страну ону: ела скот и люди. На сию послан от Ергисрея-царя сын Диев, непреодоленны<й> воин. Он же обрет ея в берлоге, метая в ню разженными стрелами, и понудил ея из берлога вытти – и она вышла, и за ноги ухватилась, и он дубиной збивал главы, и одну збил, и вместо ея выросли две. К тому ж и рак некий помогал ей превеликий, кусая Геркулеса. И тако по многом времени убил, и тело растерзал, и желчию помазал своя оружия – и аще кого тем уязвит, никоим лекарством не исцелится, но умирает.

Книга естествословная

В «Книге естествословной» Гидра совершенно затмевает Геракла, с именем которого обычно связана ее история. Автор подробно описывает белую телом девятиглавую драйкану, опустошавшую окрестности. Белизна этого монстра, которая подходит скорее знатной даме, – красноречивая деталь, в основе который лежит искажение текста источника. В «Мифологической библиотеке» сказано: «телом зело велика», но многие переписчики настаивают на белизне. Две звериные ноги отсутствуют у Псевдо-Аполлодора и могут расти из какого-нибудь другого античного описания гидры, поскольку ее лапы действительно иногда назывались собачьими. Но, скорее всего, и лапы, и хвост добавлены по аналогии с девками змеиными. Ни Лерна, ни помощник прославленного героя Иолай не упоминаются, а сам Геркулес удостоен чести быть представленным читателю личным именем лишь после безымянного (в этом случае) рака, который участвовал в схватке и, кстати, впоследствии стал зодиакальным созвездием. Зато о самой гидре сообщается больше. В частности, автор считает необходимым сделать пояснение о том, что она пожирала скот и людей, а не просто разоряла страну, – наверное, чтобы мы не вообразили ее каким-нибудь заурядным уничтожителем посевов и скота. Стрелы, которые Геракл «тем ядом напитал», упомянуты не для того, чтобы изложить грустную историю роковой смерти героя, а для того, чтобы подчеркнуть смертоносность желчи удивительного чудовища, которое пало от палицы непревзойденного воина лишь после долгой битвы.

Многоголовые змеи Апокалипсиса. Лубок, XVIII в.; миниатюра, XVII в.

В XVIII в., во времена «Книги естествословной», гидра становится чрезвычайно популярным монстром. Причина ее славы состоит в родстве с драконами: очень быстро она начинает ассоциироваться с многоголовыми змеями, интерес к которым не угасал на протяжении всего русского Средневековья. Но по ранним попыткам культивировать гидру на русской почве видно, с какой неуверенностью она делала первые шаги.

Например, в польской литературе XVII в. гидра была достаточно известна и уже перешла в разряд эмблем – то есть стала иносказанием, формой для выражения нового смысла. Многие пришедшие на Русь польские тексты, в свою очередь, адаптировали средневековую литературу Западной Европы. А при переводе на русский с польского авторы не всегда понимали, как поступить с незнакомым чудовищем и каково оно в своем исходном, мифологическим виде. В поэме Андрея Белобоцкого «Пентатеугум» (это переводное произведение 1690-х гг., в основе которого лежат латинский и польский источники) гидра двоится – входит в состав двух разных эмблем. Одна помещена автором в пространство преисподней, другая – на небеса. Адские гидры (по-русски получились хитри) примыкают к группе античных персонажей, символизирующих демонов, ужасы и муки ада. Некоторые члены этой группы скомпонованы словно по созвучию – например, Мегера и химера (кимера).

 
Мегери страшне проказы
с кимерами поскакуют,
Казни божия указы
осужденным показуют
 
 
<…>
 
 
У порога хитри стали
о двух телах, седми главах,
Зубы на нас заострили,
страшне проказы в составах.
Палачове страсти муки,
смерть лютую повещают,
Жгут огнем, рвут тело в штуки,
мучат, кричат, убивают.
 

Пентатеугум

Страшные проказы, сопутствующие призракам преисподней, – это ужасы и страдания, грозящие грешникам. Андрей Белобоцкий вслед за своими предшественниками вполне отдает себе отчет в том, что заимствует образы из «басней греков и римлян древних» как художественные средства выразительности, чтобы передать несказанные и невообразимые кошмары ада. На самом деле древние «басни» об этих существах не только не интересуют автора, но отвергаются как ненужные средневековой литературе. Но почему в русском переводе гидры не только умножены, но и наделены двумя телами? Значит ли это, что у каждой из них по два тела и по семь голов? Как бы ни представлял этот казус читатель XVII в., два тела – ошибочный перевод слова bicorporesque, указывавшего на гибридность монстров.

Созвездие Гидры. Западноевропейский атлас, кон. XVII

Подобно Данте, после описания наказаний и страданий Андрей Белобоцкий отправляется в райские кущи, чтобы воспеть их великолепие и радости. Начать разговор о небесном блаженстве помогают образы созвездий: обращение взгляда вверх, к горнему, должно вызывать возвышенные мысли.

 
Здесь Еркулес побеждает
хитру Скорпия лютаго.
Волна злата ту яснеет,
взята с царства Колхицкаго.
 

Пентатеугум

Достижения легендарных героев становятся эмблемами добродетельных деяний, будь то добыча золотого руна или победа над скорпией-гидрой (имеется в виду змея, а не созвездие Скорпиона, хотя в древнерусской литературе все эти образы, конечно, соотносились). Автор не определяет Ясона или Геракла в рай, но, как и многие другие астрологические-астрономические образы, они становятся литературными украшениями текста, придающими ему парадность, торжественность.

В XVIII в. Геракл-змееборец уже входил в состав многих русских эмблем, став одним из любимых символов победы добродетели над злом. Благодаря такой популярности максимально расширился спектр интерпретаций сценки сражения с гидрой. На гравюре Андрея Тихомирова с иллюстрациями к 103-му псалму, созданными, видимо, по западноевропейскому образцу, можно увидеть Геракла, поднимающего свою знаменитую дубину на семиглавого змея. Эта картинка соответствует подписи: «Змий сей, его же создал еси ругатися ему».

Геракл и гидра вместо Левиафана. Гравюра, XVIII в.

Традиционно этот стих (Пс. 103:26) понимают в смысле посрамления Левиафана (кита, морского змея). В основном Левиафана интерпретировали как представителя темных сил, над которым не грех надругаться, посмеяться, которого должны победить некие симпатичные персонажи. В стихотворении Симеона Полоцкого «Змий ругаемый» (сборник «Вертоград многоцветный») этот стих обыгрывался в сюжете о противоборстве хитрых мелких рыб с хищным китом, которого они заманивают на мелководье. Но на этой картинке Левиафана явно замещает гидра, над которой нависла Гераклова дубина.

Амур убегает от гидры, спасая любовь. «Символы и эмблемата», 1705 г.

Гидра становится разновидностью зловредного змея и в первых русских театральных постановках. Она даже входит в необходимый актерам реквизит, поскольку на гидре триумфально выезжают нехорошие персонажи: Сластолюбие, Хищение неправедное, Прелюбодеяние, Злоба и другие антагонисты. Наездники нарочно вызывают своим видом в памяти зрителей еще один образ, хорошо знакомый на Руси по старинным иллюстрированным Апокалипсисам: образ вавилонской блудницы, которая восседает на «седмоглавном» звере с чашей в руках (о ней речь пойдет в следующем разделе). Новый смысл, если он заключен в знакомой форме, воспринимается в массовом искусстве с большей благосклонностью и тиражируется шире, чем полностью новые формы.