Текст книги "Бульон терзаний"

Чацкий прикрыл глаза и, отведя руку в сторону, начал свой монолог. Гости разбились на пары и стали растекаться в стороны. Не дослушав, ушли и незнакомцы в сопровождении босса.

Чацкий закончил монолог, открыл глаза и еще больше удивился, не обнаружив слушателей.

– Я так плохо читал? – расстроился он.

– Читал как раз неплохо. Зрители попались отвратительные, – ответил Владимир. – А из этой девушки получилась бы отменная арапка для Хлестовой. Вон какая загорелая. И настоящий живой шпиц в руках. Кстати, Федор, можешь уже положить реквизит на место, все оценили твое умение обезьянничать. Хозяйка собачки, кажется, тоже.

Федя поспешно уронил игрушку на стул и заслонил ее собой – будто и не было ничего.

– Не надо мне арапку, – совершенно серьезно сказала Евлампия Феликсовна, – я против крепостного права. Тут не знаешь, какие должностные инструкции людям придумать с девяти до шести, чтоб не считали ворон. А за этих же круглые сутки отвечать надо. Нет уж, давайте без арапки.

Дама с собачкой и сама не захотела быть арапкой. А захотела она… но все по порядку.

Глава двадцать четвертая
Явление Дочки ДСП

Наконец-то прошли всю пьесу целиком: прогнали хотя бы по одному разу каждую сцену, расставили всех по местам. Теперь – точечная работа с трудными моментами и проблемными персонажами.

У Елены, должно быть, скопилось слишком много важных дел: она снова перестала выключать телефоны, правда, разговаривать выходила в коридор. Владимир попробовал пригласить ее в театр, но она отказалась: дела, дела, дела. И на звонки его не отвечает!

Наверное, не было ничего. Ему хотелось, чтобы между ними пробежала искра, вот он все и выдумал. А ведь бизнес-дамочка честно сказала, что борется с зависимостью от мобильных телефонов. Телефоны победили. Владимир проиграл. Жаль. На какой-то момент ему показалось… как часто ему что-то казалось, вспомнить хотя бы женитьбу на Рите!

И все-таки к индивидуальной репетиции с Еленой он готовился тщательнее, чем к остальным. Даже свет слегка приглушил. А она ворвалась в репетиционную, включила все лампы и скомандовала прямо с порога:

– Сразу к делу, мне очень некогда. Пишу план работы до конца года!

– Да-да. Сразу к делу. Действие четвертое, явление 11. Лиза со свечкой выходит в сени. Возьмите вместо свечки…

– Телефон. Годится? Он светится.

– Вполне. Только можно его все-таки отключить?

– Нельзя отключить. Он светиться перестанет. Дальше поехали.

– Дальше – у вас совсем не получается изобразить испуг. Вы же простая, суеверная девушка! Огромный темный дом, ночь, темно, страшно! А она идет со свечкой, что там эта свечка? Только слепит глаза, а толком не освещает. – Владимир показал, как суеверная девушка идет со свечкой по огромному темному дому. – Кто там за углом? Почему скрипнула половица? А ну как домовой схватит? А вдруг кто-то из гостей пьяный уснул в углу – и потащит под лестницу? Страшно, а еще страшнее, что Фамусов раскроет их заговор, узнает, что Софья тайно встречается с Молчалиным. Иррациональный страх борется с рациональным. А у вас что получается? Вышла такая королева микрорайона, пнула носком пустую пивную банку и процедила сквозь зубы: «В пустые сени! в ночь! боишься домовых, боишься и людей живых». Так и хочется добавить после этого: «Пора, хоть и темно, но еду на разборки. Забили мне стрелу? Сейчас порву вас в корки!»

– Да ладно, – Елена засмеялась, – не так я говорю.

– Не так. Но так оно выглядит – в сравнении с тем, как надо. Не можете показать, что боитесь темноты, – покажите, что боитесь разоблачения. Представьте какую-нибудь ситуацию из прошлого, а? Вы спускаетесь по лестнице, и если кто-то вас увидит – то конец всему.

Елена представила, как спускается по лестнице к Владимиру. А всем, кроме нее, известно, что он уже закрутил тут с кем смог.

– Понятно, – сказала Елена, – сыграю про разоблачение. Больше вам ничего от меня не надо?

– Чуть больше нежности! – попросил Владимир.

– В каком смысле? – нахмурилась Елена.

– Лиза… Понимаете, она горничная, прислуга в богатом доме. А не начальник отдела с пятью телефонными трубками в кобуре. Давайте еще раз эту сцену и за ней следующую, с Молчалиным. За Молчалина – я. До появления Софьи.

На этот раз Елене удалось изобразить испуг. Владимир перевоплотился в Молчалина и, промурлыкав «Дай обниму тебя от сердца полноты!» – с удовольствием обнял ее, но, получив жесткий отпор, обиженно воскликнул: «Зачем она не ты!»

Так значилось в тексте, но Елена увидела в этом скрытый намек. Мол, жаль, что ты не Ульяна-Софья, ее мне обнимать куда приятнее.

Холодно попрощавшись с режиссером, она ушла. Оставалось еще полчаса репетиционного времени. Владимир поехал бы домой, красить гараж, но его вызвал к себе Петр Светозарович – по какому-то очередному важному поводу.

Ожидая аудиенции, режиссер прослушал краткое содержание многосерийной мелодрамы «Бросит – не бросит».

– Короче, – гудела Лариса, нависая над столом Нины, – чего делать? Он предлагает жить вместе.

– Это же здорово!

– Чего здорового? Зачем вместе жить, если он все равно бросит?

– До сих пор же не бросил. Ты пока поживи.

– Но всех ведь бросает!

– Но пока-то не бросает, а жить зовет.

– Но ведь, когда бросит, будет обиднее, если уже вместе живешь…

У Владимира голова закружилась от этой бесконечной истории, так что он очень обрадовался Петру Светозаровичу.

– Нина. Ульяну нам вызови, – распорядился босс и сделал Владимиру знак следовать за собой.

Он отпер свой кабинет, включил полную иллюминацию. Потом подумал, приглушил свет. Сел за стол и предложил Владимиру устраиваться напротив. Тот опустился на краешек стула.

– А ведь хороший спектакль получается! – начал босс.

– Неплохой.

– Очень понравился дочке одного человека. Они заходили на репетицию. Такой деляга! Контролирует весь рынок ДСП – от Камчатки до Калининграда. Три года его жмем, чтоб скидки давал. Но он – человек-кремень!

Видно было, что Петр Светозарович восхищается человеком-кремнем, хоть тот и действует ему в убыток.

– И вот – сдвинулось дело с мертвой точки. Нашлась лазейка. Старик Полторацкий – мужик без слабостей. Но очень любит свою дочку. Там раньше была жена, жена умерла, он дочку воспитывал один. Больше не женился, весь в работе. Дочка из него веревки вьет. Он ее пытается к бизнесу пристроить, только она пока не очень сечет фишку. Но он ее с собой на все переговоры таскает. Учит. И вот – встречался я с ними, опять про скидки завел разговор. «Скидок, – говорит, – не дам, сколько вам повторять?» А вы там, за стенкой, репетируете, кричите что-то. Он говорит: «Что происходит? Телевизор там кто-то у вас смотрит в рабочее время? Я бы увольнял таких». Суровый мужик. Ну я рассказал о нашем спектакле. Тут его дочка оживилась и говорит: «А можно посмотреть, как это происходит?» Кто я есть, чтоб отказывать дочери такого человека? Повел их к вам. И все. Не узнать дочку. Ожила, глаза загорелись: хочу играть! Папаша кивает: думает, может, покрутится девочка среди наших, вызнает для него какую информацию. Или заинтересуется чем, начнет делом заниматься. Или просто хочет приятное ребенку сделать. Не знаю, я в голову к нему не лазил. Но, видя как это Полторацкому важно, пообещал ей главную роль.

– Чацкого, что ли?

– Женскую, конечно! И вдруг он такой руку мне пожал – впервые за три года. И говорит: «Скидка будет».

Тут как раз очень вовремя подошла Ульяна. Поскреблась у двери. Заглянула в щелочку.

– Заходи-заходи. Мы вот с режиссером как раз о тебе говорим, – поприветствовал ее генеральный директор.

Ульяна вошла на негнущихся ногах.

– Я прямо сейчас очень хвалю тебя Петру Светозаровичу! – быстро заговорил Владимир. – Говорю ему, как нам с тобой повезло! Другой кандидатуры на роль Софьи просто не могу представить! Такое попадание в образ! Такие данные!

– И все-таки придется представить, – перебил босс. Ульяна осела на стул в углу. Ей велели подойти ближе и тоже посвятили в курс дела.

– Ну ты пойми, – втолковывал Петр Светозарович, – Снежаночка уже прочитала пьесу, начала учить слова!

– А я уже выучила.

– Она заказала четыре платья, по платью на каждое действие.

– Да не в платьях же дело! – не выдержал Владимир. – Мы ее даже не видели толком. Пришла с собачкой, ушла с собачкой. Так же не делаются дела. Это спектакль, а не вечеринка, тут только-только все начало налаживаться… Тончайший механизм! Нельзя никого менять.

– Княгиню заменили? На Ядвигу? – напомнил босс. – И как, хуже стало?

– Вы же понимаете, что Ядвига – случай особый. Она – единственная среди всех – имеет опыт работы в театре, и это очень видно. А дочка вашего друга? Какой она имеет опыт?

– Полторацкий мне не друг. Друзей у него нет. А про опыт – спросите, когда она на репетицию придет. Я слыхал, у Снежаны такой опыт – не при муже ее будь сказано. Все, решение принято. Я вас позвал, чтобы донести информацию, а не интересоваться вашим мнением. Вопросы есть?

– А как же я? – спросила Ульяна.

– А ты можешь быть подружкой… как там… княжной.

– У нас уже двенадцать княжон, – напомнил Владимир, – это в два раза больше, чем надо. Тринадцать – число несчастливое. И потом, у них танец. Они репетируют уже сколько! Ядвига не позволит.

– Она меня не возьмет. Я неуклюжая, – опустила голову Ульяна.

– Слушайте, Владимир, мне очень некогда. У меня проблем полон сарай, посерьезнее, чем эта! Я вам плачу за то, чтобы у нас был спектакль. Значит, придумайте отдельную княгиню. Графиню. Женщину в маске. Меня не интересуют детали. Важно, чтобы Снежана играла главную роль. Точка. Вот, Ульяна, ты посмотри с другой стороны. Ты сколько прибыли в месяц своей работой приносишь? Ну подсчитай. Нет, ты работаешь хорошо, понемногу, но стабильно, деньги капают. А тут – скидка на самый ходовой материал. Понимаешь, ДСП – по такой цене, по какой никто не получает. Только за то, что ты откажешься от роли. Колоссальная экономия для нас. Премию тебе выпишем в конце года. Вот при нем обещаю – выпишем премию. Ну? Договорились? Договорились. Все, Владимир, на этом давайте прощаться, иначе я ничего не успею.

Режиссер и бывшая Софья вышли в коридор.

– Я попробую что-то придумать, – быстро заговорил Владимир, – и это не просто слова. Я тебе скажу то, чего никто из ваших не знает. И не надо, чтоб знали. Недавно меня самого вышибли из спектакля, в котором я долго играл. Сняли с любимой роли. Я знаю, каково тебе. И мне важно отстоять хотя бы тебя, если за себя побороться я не смог. Ты сделала очень большой рывок вперед. По сравнению с тем, что было на прослушивании, – как будто два разных человека.

– Спасибо. Но мне кажется, я с самого начала знала, что так и будет. Мне никогда не везет.

– Так, – сказал Владимир и встряхнул ее за плечи, – ничего не предпринимать! Никаких упадочнических мыслей. Я попробую как-то обработать эту дочку ДСП. Импровизация – великая вещь. А пока – не смей падать духом. Поняла?

– Я попробую, – шмыгнув носом, пообещала Ульяна.

На следующую репетицию были званы немногие – но труппа явилась в полном составе. Ссылаясь на то, что у них есть свободное время, что им надо кого-то дождаться, что просто хочется посмотреть, как репетируют другие, в комнату набились почти все. И откуда узнали? Впрочем, Нина была в курсе замены, а ее подруга Лариса разносит вести быстрее, чем радио.

Дама с собачкой, она же – Снежана Полторацкая, она же – Дочка ДСП, пришла чуть попозже. Словно для того, чтобы к ее триумфальному появлению все были в сборе.

Петр Светозарович привстал, подбежал к ней, подвел к Владимиру, не переставая сладко-пресладко улыбаться:

– Вот Снежана, наша надежда, украшение, так сказать, спектакля, наша новая Софья. Всем прошу любить и жаловать!

– Спасибо, Петр Светозарович, милый. Очень хорошо, что вы меня сразу представили. Я так рада, что буду играть в этом спектакле! Уже заказала четыре платья, а мой муж пригласил на премьеру всех своих друзей. Владимир, мне исключительно приятно с вами познакомиться, – из крошечной сумочки, в которой едва помещалась собачка, она извлекла бутылку коньяка. – Это вам, просто от меня. Извините, что я не с начала репетирую. Но я буду очень стараться. А кто та милая девушка, которая так любезно меня подменяла?

Петр Светозарович, продолжая улыбаться, указал на Ульяну.

– Милая, спасибо тебе огромное за эту услугу! – Не потревожив собачку, Снежана извлекла из сумочки огромную коробку конфет и сунула в руки Ульяне. – Все, теперь я готова играть!

Все посмотрели на режиссера. Ну-ка, как он выкрутится?

– Для начала, – сказал Владимир, – мне нужен какой-нибудь сейф. Или тайник. Предлагаю распить этот коньяк после премьеры. И конфеты съесть тогда же. А? Пошли, Ульяна, поищем сейф.

– Да что вы, это лично вам! Не надо, зачем, давайте скорее репетировать! – воскликнула Снежана. – Я на премьеру закажу два ящика шампанского. У мужа моего есть друг – хозяин завода шампанских вин.

– Ладно, но коньяк мы все равно спрячем, он будет отвлекать от репетиции. Ульяна, ты говорила, что у вас в кабинете есть пустой сейф. Ну-ка, веди меня. Мы быстро.

Они вышли из репетиционной.

– Спасибо, что спасли меня оттуда, – сказала Ульяна. – Не знаю, как бы я сидела, чувствуя, что все смотрят на меня с жалостью.

– Ты понимаешь, что против такого мы с тобой бессильны?

– Понимаю.

– Ты только не обижайся на нее. И я попробую не обижаться. Это такая особая порода людей. Они тоже нужны. Для чего-то.

– Нужны. Зачем я только всю пьесу наизусть выучила?

– Всю? Серьезно?

– Целиком. Я же ненормальная.

– Если бы все здесь были такими ненормальными. Так. Стоп. У меня идея. Будешь горничной. Согласна?

– Вместо Елены? Никогда! Она меня съест!

– Не вместо Елены. Елена меня вполне устраивает на своем месте. А ты будешь – отдельной горничной. Режиссерский персонаж. Играющий помреж. Всю пьесу знаешь наизусть – это же находка! Твоя задача – все время быть на сцене. Подметай, протирай пыль, что хочешь делай. Наши артисты – ну ты сама видишь – роли не выучат. А которые и выучат, забудут. А кто-то еще запутается. Ты будешь как бы суфлером, понимаешь? Это же огромный господский дом, там множество слуг, наедине остаться невозможно, постоянно кто-то вертится. Вот ты и будешь вертеться.

– Все-все время на сцене? – с интересом спросила Ул ья на.

– Да! Кроме тех случаев, где надо обойтись без свидетелей, но их мало. Справишься? Не растеряешься? Мы вместе придумаем мизансцены, не переживай, стоять сложа руки не придется. Я еще скажу тебе спасибо, когда ты вытянешь весь спектакль на себе. Уф. Ну все, теперь я спокоен за нашего Фамусова. Ты совершенно легально сможешь подсказывать ему слова и направлять в нужную сторону – и зрители решат, что так и задумано!

– Владимир Игоревич… – сказала Ульяна, – вы такой… Владимир Игоревич!

– Я такой. Пошли, давай спрячем наши подарки. Мы разопьем этот коньяк после премьеры, обещаю! Узким кругом лучших артистов. Пусть Дочка ДСП пьет свое кислое шампанское в одиночестве.

Они быстро пошли по коридору, Ульяна на ходу достала ключи от кабинета.

– Можно в тумбочку под моим столом положить, никто туда не заглядывает, – сказала она.

– Положим в тумбочку! Легко! Нам хотели плюнуть в лицо, нам почти плюнули в лицо. А мы – увернулись! И, уворачиваясь, поймали свой шанс.

Спрятали коньяк и конфеты в тумбочку, прикрыли папками с никому не нужными документами. Назад возвращались бегом, чтобы не заставлять всех слишком долго ждать. Даже не отдышавшись, Владимир объявил о своем решении и представил труппе сначала новую Софью, а потом – новую горничную.

Княжны зааплодировали – они были на стороне Ульяны. Остальные подхватили. Эдуард Петрович вскочил и трижды прокричал «Ура!»

– Спасибо, спасибо, что так тепло приветствуете меня, – раскланялась Снежана, – Вы такие все милые. Девушка, я бы хотела сесть сюда, вы позволите? Давайте это будет мое официальное место.

И Ларисе пришлось покинуть удобное мягкое кресло и переместиться на жесткую скамеечку возле входной двери.

– Подержишь? – Дочка ДСП передала собачку компьютерному гению Феде. Тот немедленно достал из-под стула «прелестного шпица» и решил познакомить живую собачку с игрушкой. Но малютка испугалась и, взвизгнув, спрыгнула на пол. Она забилась в угол, между батареей и тяжелым неподъемным столом. Собачку долго ловили, но все же поймали. Дочка ДСП обещала больше ее с собой не брать. Все снова развеселились, и было понятно, что репетицию в таких условиях провести не удастся.

Во всеобщем ликовании не участвовала одна Елена. Даже в ладоши хлопать не стала. Если и были какие-то сомнения раньше, теперь их нет. Все у них было заранее продумано, режиссер не даст в обиду свою фаворитку. Вышли – что они там делали пятнадцать минут? Быстро спрятали коньяк и конфеты, чтоб потом полакомиться вдвоем. Увидели, что в кабинете никого нет. Не удержались. Вернулись запыхавшиеся. Какие еще доказательства нужны?

Глава двадцать пятая
Репетиция с гвоздями

Появление в труппе нового артиста всегда влияет на расстановку сил. Владимир ожидал, что возникнут и разрушатся коалиции, партия сторонников Снежаны пойдет войной на партию ее противников, фракция «Верните Ульяну на место!» захватит ксерокс, факс и телефон, консервативное крыло «Никаких посторонних горничных, не прописанных у Грибоедова!» устроит митинг возле туалета, радикально настроенные граждане из числа княжон проведут оскорбительную акцию в адрес Дочки ДСП, и так далее, и так далее… Но ничего такого не произошло: к Снежане отнеслись как к неизбежному злу. Начальство сказало: нате вам дочку Полторацкого – ну что ж, давайте ее сюда, люди мы подневольные. Но любить ее вы нас не заставите: в должностных инструкциях это не прописано. Назначение Снежаны на роль Софьи выглядело так, будто владелец древесно-стружечной империи оставил в мебельном офисе свою шляпу и велел показать на сцене. Кому придет в голову затевать интригу против шляпы?

Снежана, однако, шляпой себя не чувствовала. Она захотела стать актрисой, ей тут же дали главную роль, и она погрузилась в переживания себя-в-искусстве. Чтобы было с кем делиться озарениями и открытиями, которые ждут ее на пути к сценической славе, она решила подыскать себе в труппе статусную подругу. Сначала попробовала дружить с Ядвигой, но дельце не выгорело: та отделалась какой-то убийственно-вежливой фразой, после которой о дружбе не могло быть и речи. Фразой Снежану не убило, но крепко ранило: она попыталась найти кого-то, с кем можно дружить против Ядвиги, но быстро поняла, что так вообще останется в одиночестве и ни с кем не сможет делиться откровениями и прозрениями, которых пока еще не было, но будут же!

И тогда она выбрала Елену. Это было правильное решение: на репетициях Елена либо повторяла роль, либо строила планы на завтрашний день, прокручивая в голове разговор с непростым покупателем, которому непременно надо продать даже то, что ему не нужно. Снежана сидела рядом и делилась своими тайнами. За спиной у них прятались Нина с Ларисой и еще кто-нибудь из княжон и тихо покатывались со смеху.

– Я так похожа на Софью! – говорила Снежана. – Просто мы с ней как сестры!

– Сейчас, извини, – перебивала ее Елена, доставала телефон, отвечала: – Да! Четыре стола компьютерных! «Интеллект» дубовый! Чтоб сегодня же доставили. Да хоть ночью, там круглосуточно открыто. После двенадцати будем платить неустойку. Ты будешь платить из своего кармана. Потому что я тебя неделю прошу это сделать! Все, вперед и с песнями. Так чего там Софья?

– Просто как сестры! Я ведь тоже сама выбрала своего мужа, Петюню моего. Он сначала был бедный, как Молчалин, и стеснялся со мной встречаться. Но папа устроил его в хорошее место, познакомил с нужными людьми. Теперь-то он уже не бедный. И не стесняется.

– Прости, еще один звонок, – снова перебивала Елена, – Жукова слушает. А ты кому звонишь? Тогда чего удивляешься? Да, они заплатили, сегодня. Я проверяла, заплатили. Можно грузить. Что тебе «не найти»? У меня на столе. Конечно, закрыто, меня же там нет. Я так помню. Комплект «Успех», липовый. И сорок березовых табуреток «Есенин». Все. Ну продолжай. Муж бедный и дальше что?

– Теперь он уже не бедный и не стесняется. А так мило стеснялся! Но за пять лет он мне как будто надоел. Кажется, я его уже не очень-то и люблю. Хочу подыскать кого-то поновее, понимаешь? И если он будет ничего, то с Петюней разведусь, но замуж за другого уже не пойду. Так буду держать, при себе. Ведь если я такая непостоянная, то зачем паспорт пачкать?

– Хе-хе-хе! Разумно! – подкрадывался откуда-то сбоку Горюнин.

– Спасибо, кофе в это время я не пью, – обрывала его Снежана. – И вообще, у нас свои тут женские разговоры!

Он отбегал в сторону, но совсем не исчезал, старался почаще попадаться ей на глаза. Горюнин решил выслужиться перед Снежаной, стать ее доверенным лицом: ведь эта Жукова, она не пользуется возможностью, которая сама упала ей в руки. Горюнин бы на ее месте уже давно…

В детстве он был хилым, и мальчишки во дворе не брали его в свои игры. Он рано остался без родителей, на попечении старшей сестры, которая окружила его гиперопекой. Женщины никогда его не любили, но часто жалели. Вот и Снежана должна была пожалеть, а пожалев – пристроить на хлебную должность в компанию своего папаши.

Горюнин был удивительный человек. Редко кто разговаривает с мужчинами и женщинами настолько по-разному: практически на разных языках. Женщинам он жалуется: на жизнь, на работу, на себя, на все. Чаще всего употребляет слова «эх», «ох», «ну вот», «так уж», «увы». Мужчинам он, в принципе, тоже жалуется. Но более агрессивно, что ли. Сразу не поймешь: то ли он жалуется, то ли нападает. Чаще всего употребляет крепкие и грубые выражения. А женщины и не подозревают, что Горюнин знает так много ругательных слов!

Но вернемся к спектаклю. Первый этап репетиций закончился, когда Владимир понял, что в репетиционной комнате стало тесно. Только артисты начинали свободно двигаться, как натыкались на стулья, стены и других артистов, ожидающих своего выхода. Попробовали сдвинуть всю мебель к стенам – не помогло. Попробовали вынести мебель в коридор – пришел Павел Петрович и грозно сказал, что не позволит захламлять офис. В любой момент могут приехать важные гости. И что они подумают, когда увидят напротив кабинета генерального директора горы громоздящихся друг на друга столов и стульев?

В итоге Петр Светозарович принял мудрое решение: переместиться на склад в «Росинки». Не очень-то удобно добираться туда и обратно, но он расщедрился и позволил всем участникам спектакля в день репетиции уходить с рабочего места на два часа раньше.

Владимир приехал на склад заранее и сразу почувствовал, что там включили отопление.

– Да вот, – подтвердил старичок-сторож, – третий день жарит, как на экваторе.

По случаю тепла на нем были кремовые бриджи и гавайская рубаха. Курортный вид портили только галоши на босу ногу.

Первым делом Владимир, прихватив в провожатые Таира, отправился искать «линию 5-а, стеллаж 4, полка вторая сверху». По этому адресу располагались банки с краской, которую, благодаря скидкам «Мира Элитной Мебели», удалось приобрести по очень выгодной цене.

Без Таира Владимир блуждал бы среди этих «линий» до ночи. Пятая шла следом за восьмой, за ней была девятая. Линия пять-а находилась и вовсе в отдельном аппендиксе, который заканчивался тупичком с хозяйственными принадлежностями: в нем хранились две швабры, совковая лопата, промасленная канистра, два огнетушителя и трехногий стул без спинки. На вбитых в стену крюках висели синие рабочие халаты, ни разу не надеванные.

– Вот линия пять-а, – указал Таир, – четвертый стеллаж, раз-два-три, здесь. Нашли.

На второй снизу (а не сверху, как значилось в записке) полке стоял черный пластиковый пакет с приклеенной к нему запиской «для Виленина». В пакете обнаружились краски, подарочный валик и рабочие рукавицы.

– Чего красить собрался? – спросил Таир.

– Да гараж перекрашивать придется. Местные уроды совсем озверели. Рекламу наклеивают, царапают, рисуют, слова всякие пишут! А за внешний вид перед управдомом мне отвечать! Я уж заказал краски с запасом, спасибо, кто-то из девчонок надоумил, что можно это сделать от имени офиса, с большой скидкой.

– Гаражи я не красил. Стены-потолки – было дело. Нас было трое, пятикомнатная квартира с широченной кухней. Мы там неделю должны были жить и красить. Уже почти все сделали, я пошел на рынок за продуктами, ну и продышаться, а ребята остались. А когда я вернулся, мне соседи сказали, что приехала группа захвата, как будто по сработавшей сигнализации, и тех двоих увезли. Соседи говорили, что с паркетом тоже так было: рабочие все уложили, а потом их в расход. Но я думаю, это все мое родовое проклятие.

– Слушай, – вдруг осенило Владимира, – я знаю, как мы победим твое проклятие. Ты покрасишь мне гараж, а я тебе заплачу как положено. Согласен? Или не веришь мне?

– Верю. И я покрашу. И ты заплатишь. Но вот увидишь, случится что-нибудь такое, и деньги – тю-тю.

– Вот увидишь – не тю-тю! – пообещал Владимир. – Решено, значит. Цену назначаешь сам, время тоже.

– Ладно, мне не трудно. Давай помогу краску до машины дотащить.

Подхватив мешок с двух сторон, они понесли его на улицу. А когда вернулись, артисты уже были на месте. Снежана что-то рассказывала Елене, увлеченной телефонным разговором. Рядом, изогнувшись, стоял Горюнин и угодливо хихикал.

– Вот гляди – Загорецкий твой, – шепнул Таиру Владимир. – Запоминай, запоминай! Смотри, как он двигается, как смотрит на нее. С какими интонациями говорит. Если хоть половину повторить на сцене, зрители будут со смеху покатываться.

– Владимир Игоревич! Я подумала, что как горничная могу не только убираться, но и напитки разносить! – подбежала к нему Ульяна. – Вот пришел в гости Скалозуб – надо ему рюмочку поднести.

– Еще можно массажик сделать, – подсказала вездесущая Лариса.

– Сапоги почистить, – добавил Таир.

– Отставить! – приказал режиссер. – Без моего разрешения – никаких импровизаций и массажа. Все по местам! Третье действие, явление первое – и далее. Вижу Софью, вижу Чацкого. Приготовиться Лизе. Лизу вижу. Ульяна, ты на сцене с самого начала, наводишь последний блеск перед балом и помогаешь мне расшевелить двух этих мумий.

– Кого? – хором возмутились Снежана и Эдуард Петрович.

– Я пока слова никому не давал, – приглушил их Владимир. – Следом – Молчалин. Не вижу Молчалина. Я опять не вижу Молчалина! Где он?! Нина, он предупреждал, что его не будет?

– Нет, Владимир Игоревич. Сегодня все по списку обещали быть.

– Понятно. Тогда дадим ему еще минут… ну сколько получится. Но если он опоздает к своему выходу – снимаю к чертовой матери с этой роли! Буду сам играть!

– И через козла прыгать! – подсказала Ядвига.

– Жарко тут ужасно! – не обращая на нее внимания, продолжал распоряжаться режиссер. – Откройте кто-нибудь хоть вон ту железяку, чтоб был сквозняк, а то мы все осоловеем тут к концу репетиции. И давайте в темпе, начинаем.

Таир и Горюнин, высокий и низенький, направились к окну доставки. Это была массивная железная дверь под потолком, выкрашенная черной краской. На двери висел ржавый амбарный замок, рядом, на стене, на специальном крючке, около графика вывоза товаров, болтался маленький блестящий ключик. Таир подсадил Горюнина с ключиком, тот расправился с замком, спрыгнул вниз, оба потянули на себя дверь, она раскрылась со скрипом. Сразу повеяло холодом и пригородной свежестью.

Эдуард Петрович и Снежана начали третье действие. Оба играли плохо: он недотягивал по интонациям, она переигрывала в движениях. Снежану, как новенькую, режиссер пока не трогал: поправлял лишь самые вопиющие ошибки, но Чацкий злил ужасно!

– Стоп! – выкрикнул он. – Эдуард, очнитесь. Вы ее любите, а она выбрала другого. Когда девушка дает отставку, – он мельком взглянул на Елену, которая повторяла перед выходом свой текст, – ну не ведут себя как вареный баклажан. Вы же, кажется, изучали театр. Ваш отец говорил.

– Изучал. Но очень давно. И не практику, а теорию. От Античности до эпохи Возрождения. А до практики дело у меня так и не дошло – наскучило.

– Считайте, что у вас сейчас – практика. Ну-ка… Забудем пока про Чацкого, давайте просто продекламируйте что-нибудь по-английски. Можете?

Эдуард прикрыл глаза, откинул руку в сторону и драматическим тоном произнес:

 
Humpty Dumpty sat on a wall,
Humpty Dumpty had a great fall.
All the king’s horses and all the king’s men
Couldn’t put Humpty together again[1]1
  «Humpty Dumpty» – народная английская детская песенка из сборника «Сказки Матушки Гусыни».


[Закрыть].
 

– Вылитый Камбербэтч! – с восхищением прошептала Ульяна. – Если бы мне с таким акцентом сказали… да что угодно…

– Занято! Это мой Камбербэтч! – свирепо зыркну-ла на нее Лариса.

Эдуард горделиво подбоченился.

– Совсем другое дело, – одобрительно кивнул Владимир, – на английском у вас почему-то получается. Кстати, откуда фрагмент?

– Ну… – замялся Эдуард, – просто популярная английская детская песенка. В переводе на русский – «Шалтай-Болтай».

– Правда? А прозвучало как монолог из «Гамлета». Отличный выговор. А что, если… Чацкий ведь вернулся из-за границы, где пропадал три года. Примчался только сегодня. Где он был? Неизвестно. Допустим – в Англии. Эти, – Владимир обвел рукой остальных артистов, – поклоняются всему французскому, говорят на смеси французского с нижегородским. Вы презираете их. И всем назло говорите на хорошем английском. Есть переводы «Горя от ума» на английский, я найду и принесу вам. Сможете продекламировать с такой же страстью?

– Я-то смогу. А зрители как поймут? Или будут субтитры?

– Зрители… – задумался Владимир. – А зрителям… А вот она будет переводить, – он указал на Ульяну. – Она всю пьесу наизусть знает. Будет переводчиком. Давайте повторим – с начала. Диалог Софьи и Чацкого – на русском, а вместо монолога «Оставимте мы эти пренья» Эдуард пусть читает своего Шалтая, а Ульяна – переводит. Несколько строк на английском, не надо целиком, а потом Чацкий только открывает рот – а у нас звучит перевод на русский. Ульяна выйдет на край сцены, и начнет по условному знаку. Какой бы нам знак придумать?

– Я знаю и английский, и это стихотворение, – с достоинством сказала Ульяна. – Я и без знака пойму.

Она и в самом деле вступила ровно там, где нужно. И монолог Чацкого удался ей гораздо лучше. Не останавливаясь, перешли с английского обратно на русский. Чацкий заметно ободрился. Вышла Лиза. Удалилась, с нею Софья. Чацкий остался один, заглянул в шпаргалку, обнаружил, что следующим его собеседником должен стать Молчалин, которого нет. Потянул время. Медленно произнес свою реплику, давая товарищу по сцене последний шанс. Около окна доставки послышался какой-то шорох. Это Молчалин буквально впрыгнул в свою роль в самый последний момент.