Текст книги "Школа темных. Избранница грозы"

Глава 10

Я продержалась долгие четыре недели. Не влипала в неприятности, не лезла на рожон, прилежно училась и слушалась магистров. Правда, моей заслуги в том было немного: домашний арест оказался реально арестом.

Завтрак, обед и ужин теперь появлялись на моем столе в комнате. Утром я вскакивала от негромкого хлопка: на столе возникала тарелка с кашей, блины или какие-нибудь сырники, кружка с чаем. После лекций я возвращалась в комнату и заставала чуть остывший обед. Если после него была физра, то шла на тренировку и по большей части тоскливо косилась на крылогонщиков, соревновавшихся на поле. Мой запрет Надин прокомментировала так:

– Ну, ты даешь, Шторм! Когда я увидела, как ты разворачиваешься и к нему несешься, я уже мысленно выиграла ученический кубок Штормхолда! Крост что, сумасшедший, лишать нас шанса на победу? Нет, я с ним поговорю, это же и ему выгодно!

Судя по грустному виду Надин впоследствии – поговорила. И в процессе разговора выяснила много интересного.

В общем, в распоряжении Кеймана был хороший действенный поводок. За все время мы с ди Файром ни разу не пересеклись ни в коридоре, ни в аудиториях. Хотелось верить, что именно благодаря моим страданиям академия была надежно защищена от волнений и споров.

Если бы ко мне не заходили Аннабет с Эйгеном, я бы совсем поехала крышей. Они являлись как штык после ужина, и мы или вместе занимались, или просто болтали. На самом деле я проникалась к Эйгену все большей и большей симпатией. Может, он и был придурком в период дружбы с Бастианом, но учился при этом хорошо. Задания становились все сложнее, и он с ними помогал. Уже было недостаточно просто растереть крупицу и почувствовать магию. Теперь мы учились формулировать желания и придавать магии форму.

Оллис был самым дружелюбным и интересным преподом, так что его задания я выполняла с удовольствием. Но из магических языков пламени, цветка и птицы у меня пока получался только невнятный комочек.

Приезд делегации из Бавигора перенесли. Кейман вообще, едва назначив наказание, куда-то смылся и очень долго не появлялся в школе. По-моему, все вздохнули с облегчением.

Но все же нас пригнали на семинар. До Бала Огня оставались считаные недели, и народ пребывал в радостном возбуждении. Парочки договаривались о свиданиях после бала, девчонки обсуждали платья, а я даже не знала, пойду ли вообще. Разумом понимала, что вариант это неплохой, но девчоночья натура была готова рыдать от мысли, что первый школьный бал пройдет без меня.

На семинар по древним языкам пригнали всех, от первого курса до четвертого. Из-за домашнего ареста я пришла одной из самых последних: дверь жилого блока открывалась для меня строго по расписанию, за десять минут до начала занятия. Я заходила в аудиторию, как сапер на минное поле. И сразу же увидела Бастиана, развалившегося на первом ряду. Дабы не нагнетать, я уселась на самую верхнюю, не затребованную никем скамью. В больших поточных аудиториях на последние парты почему-то почти не садились. Подозреваю, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Адепты, – магистр Ванджерия поднялась на кафедру, – я рада вам представить профессора Риткинса из Бавигорской Магической Академии. Профессор – выдающийся специалист в области древних языков. Прошу вас с вниманием и уважением отнестись к его лекции.

Взгляд, подаренный нам, адептам, был красноречив: кто выбесит заморского гостя, тот будет работать на зачетку лишний год. Прониклись все, особенно впечатлительные даже достали блокноты и перья: конспектировать.

К Яспере присоединился профессор Риткинс, и выглядел он под стать почему-то показавшейся забавной фамилии: худощавый, лопоухий, совершенно лысый и с огромными очками в золотистой оправе. Он был похож на ученого мыша из какого-нибудь мультика. Подумав об этом, я устыдилась. Тоже мне, красотка нашлась, зато в отличие от меня он умеет внятно читать и писать.

Рядом на скамейку кто-то опустился. Скосив глаза, я вдруг поняла, что это Кейман. Новая волна иррациональной обиды поднялась внутри, и я сделала вид, что не заметила опекуна. На что он скептически хмыкнул.

– Дуешься? Ну, дуйся. Потом спасибо скажешь.

Скажу ли я спасибо за отнятые крылья? Это вряд ли. Мне каждую ночь снилось, как я летаю. Даже просыпаясь, я еще долго чувствовала мощь черных крыльев за спиной. Подсознание шутило со мной очень зло. Не имея возможности подниматься в воздух днем, я все свои сны проводила в полете.

– Ну что ж, молодые господа, – профессор окинул нас задумчивым взглядом, – приступим. Как вы знаете, по всему миру принят единый язык. Благодаря ему мы можем не бояться, что подданного Штормхолда не поймут в Бавигоре, а отдых на прекраснейшем Силбрисе будет омрачен языковым барьером. Но…

Он поднял вверх указательный палец.

– Так было не всегда.

Я вздрогнула, когда Кейман вдруг протянул руку и пальцем коснулся моего запястья рядом с хорошо поредевшим браслетом. На нем остался всего десяток бусин, и последние два дня я только и думала, как бы решиться попросить Эйгена или Аннабет купить еще. Вообще продадут ли магу огня темные крупицы? По идее, должны.

– Так быстро кончились? – спросил Кейман.

Сначала я не хотела отвечать, а потом подумала: пусть ему будет стыдно!

– Это единственный способ избавиться от головной боли. Магия ее унимает.

– До определенного момента каждое государство имело свой язык, и все эти языки брали начало с древнего, который я и исследую.

Боги, как занудно он вещал! Подумалось, усну прямо здесь! Только Кейман взбодрил: снял со своей руки браслет и, с самым невозмутимым видом, повесил мне на запястье. Я судорожно огляделась, чтобы убедиться, что этого никто не видел.

– Вы что?!

– У меня всегда есть запас. – Кейман похлопал по карману.

– Я заработала денег на крупицы.

– Не сомневаюсь. Занятия по контролю над магией продолжатся с завтрашнего дня.

Я хотела было спросить, могу ли пойти на бал, раз уж Кейман сегодня проявил чудеса человеколюбия, но Яспера обернулась и шикнула на нас. Правда, потом увидела Кроста и аж позеленела от злости, но Кейман с усмешкой принялся внимать.

Профессор тем временем демонстрировал изображения какого-то камня с нанесенными символами.

– Работы по расшифровке шли больше года. Предварительно мы считаем, что это – древняя карта, по которой путешественники ориентировались на территории, которую сейчас занимает Штормхолд.

– Ничего не смущает? – склонившись ко мне, спросил Кейман.

– Даже не знаю, то ли то, что путешественники в их представлении таскали за собой по лесу здоровую каменюку, то ли то, что на ней написано о похождениях какого-то любвеобильного рыцаря.

О да, я понимала каждый символ и отчасти даже была к этому готова. С интересом всматривалась в надписи, которые не пускались в пляс, повинуясь дислексии. Профессор демонстрировал все новые и новые изображения каменных плит.

– Это своего рода книги? – спросила я.

– Не совсем, – ответил Крост. – Когда мы говорим о древних языках, мы не подразумеваем, что люди жили в пещерах и рисовали на камнях. Книги в то время уже существовали. Это что-то вроде… развлечения для детей. Небольшие зарисовки на камнях. Приятные на ощупь и простенькие в сюжетах. Чтобы дети учились читать и писать.

– А вы понимаете, что там написано?

– А как ты думаешь, зачем я сел рядом с тобой? Переводи давай. Только тихо, а то если профессор поймет, что потратил девяносто лет на изучение того, что тебе дано природой, мне придется бегать за ним по школе и отбирать веревку, пока Яспера прячет все табуретки.

Я фыркнула, и магистр Ванджерия резко выпрямилась. Да откуда у нее такой феноменальный слух-то?!

Потом мысли перескочили на Кеймана, и я вдруг поняла: да он врет! Ну, или не врет, а привирает, потому что сам же сказал, что переведет для меня учебники.

Немного помявшись, я все же поняла, что если не спрошу сейчас, то другой возможности не представится.

– Можно мне пойти на бал?

– И с кем же ты собираешься туда идти?

– Как будто хоть у кого-то был шанс меня пригласить. Я хочу пойти одна.

– Если не вляпаешься за оставшиеся недели – можно. Но, Шторм, только попробуй устроить на празднике очередную свалку с ди Файром. Я не ограничусь домашним арестом.

Пока я размышляла, что может быть хуже, чем безвылазное сидение взаперти, Яспера буравила нас взглядом. Похоже, магистр была в шаге от того, чтобы закричать: «Шторм! Крост! Вон из класса!» Но статус директора защищал его от преподавательских наказаний. Высшая несправедливость: мне нельзя болтать на парах, но если с Кейманом – то сразу можно.

– А теперь, господа, – профессор поправил очки и разулыбался, – мне будет нужен доброволец. Магистр Ванджерия, есть среди ваших студентов ответственный и аккуратный юноша, который мне поможет?

– Я думаю, адептка Шторм с удовольствием станет вашей ассистенткой.

Честно – я даже не удивилась. Кейман только хмыкнул, будто его это все забавляло. И чего он все время то хмыкает, то усмехается? Весело ему.

– Самоконтроль, Деллин, самоконтроль, – тихо бросил он мне вслед.

И тут я поняла. Я иду не ассистировать чудаковатому профессору со слабым знанием древнего языка. Я иду зарабатывать путевку на Бал Огня.

Когда я подошла к профессору Риткинсу, он поманил меня за кафедру, где в нише обычно лежали всякие материалы для лекции, раздаточные книги, ну или – если проходило занятие по зельеведению – котлы. Но сегодня там стояли папки с плакатами и одна большая коробка.

– Вы уж простите, что дергаю, милая девушка, но возраст, понимаете, уже не позволяет носить ничего тяжелее ручки. Пожалуйста, пронесите эту плиту по рядам, чтобы все могли поближе увидеть уникальнейший артефакт древних верований!

Не сказать, чтобы круглая каменная плита была тяжелой. Скорее, неудобной: защитная пленка на ней превращала шероховатую поверхность в глянцевую, из-за чего держать плиту было неудобно и страшно. Хоть бы не расколотить древний артефакт впопыхах. Из-за этих опасений я не сразу взглянула на плиту – и очень напрасно.

– Подождите, пожалуйста, – попросил профессор, – несколько вступительных слов.

Я остановилась у кафедры, под пристальными взглядами Ясперы, Кеймана, Аннабет и Бастиана. Все остальные смотрели на профессора.

– Сейчас мы с милой барышней продемонстрируем вам удивительный артефакт! Одно из последних свидетельств существования архиязыка, прообраза всех древних наречий. Да-да, того самого языка, о существовании которого до сих пор спорят! К сожалению, из-за масштабных войн и катаклизмов свидетельств такой письменности осталось немного. Но кое-что моей группе все же удалось обнаружить.

Тут я уже с интересом посмотрела на плиту, и чуть было не выругалась. Выщербленные в камне буквы оказалось сложно понять из-за состояния плиты, пролежавшей в земле многие сотни лет, но смысл символов оказался так же понятен, как собственное имя.

Потому что они и были моим именем: на камне было высечено «Деллин».

Я почувствовала себя героиней ужастика, в котором таинственный маньяк пишет кровью на окнах своей жертвы. Только вместо маньяка – куча жутких совпадений. Черные розы от Бастиана, платье от Кеймана, гребень неизвестно от кого, древние языки и эта дурацкая плита.

Приходилось крепко держать каменюку в дрожащих руках, хотя соблазн уронить ее на Бастиана был огромен. Когда я проходила мимо, он едва слышно сказал:

– Принеси лучше кофе, а?

Все адепты с интересом и одинаковым непониманием рассматривали плиту, и лишь у Кеймана я задержалась надолго.

– Что? – Он заметил, как я смотрю.

Профессор в это время рассказывал об экспедиции и трудных поисках – эта часть лекции оказалась поинтереснее перевода древних карт, так что на меня уже почти никто не обращал внимание. Подозреваю – за исключением Ясперы.

– Здесь мое имя! – шепотом сказала я.

– И что?

– Откуда?

– Деллин – древнее имя из нашего мира. Так звали с десяток принцесс и с пару сотен более-менее значимых исторических личностей. Откуда в тебе эта паранойя?

Действительно, и откуда во мне эта паранойя! Подумаешь, ди Файр в попытке запугать завалил мне комнату черными розами, а опекун, который и рад бы придушить, да законы не дают, прислал дорогущее платье. А если я неправильно определила виновника этих безобразий – то впору нестись и писать заявление на преследование. Или как здесь страже жалуются? Плюс невесть откуда взявшаяся способность к древним языкам, мое имя на дурацкой табличке и удар током от бога грозы, после которого я вынуждена раз в неделю ходить валить лес.

И правда, чего это я такой параноик?

– К сожалению, мы пока не знаем, что написано на данном артефакте, однако предполагаем, что это – часть какой-то летописи. Ну, или часть интерьера какого-нибудь древнего замка. Адептка, пожалуйста, верните плиту на место, и огромное вам спасибо за помощь.

Я вымученно улыбнулась профессору. Не знаю, заработала ли я право пойти на Бал Огня, но головную боль – определенно. Кейман весьма вовремя, хоть и неожиданно, поделился крупицами.

В середине лекции всем организовали кофе-брейк. Только назвали двадцатиминутную паузу по-простому: перерывом. Народ высыпал в коридор и разбрелся меж столов с кофе, печеньем и фруктовыми нарезками. Большинство восприняло это как облегчение. Я размешивала сахар в чашке, когда к столу с напитками подошел Кейман.

– А вы не слишком часто рядом со мной третесь? – не удержалась я. – Пойдут слухи.

– Шторм, что за выражения в адрес преподавателя? Я не трусь, я воспитываю подопечную. На тебе лица нет, очнись, ты увидела плиту со своим именем, а не привидение.

– Просто это выбивает из колеи. Я до сих пор не понимаю, какая у меня роль в вашем мире и почему у меня проявилась способность читать древний язык. И это электричество.

Кейман устало вздохнул.

– Единственная беда твоего пребывания в нашем мире – сила, данная природой. Так уж получилось, что она большая. И по мере твоего обучения, а может, и в течение всей жизни, будет раскрываться новыми гранями. Язык и молнии – только первые пласты, лежащие на поверхности. Нравится нам с тобой или нет, но темный дар будет удивлять. Эта магия непредсказуема.

– Да, я помню, надо учиться ее контролировать.

Все это я читала в учебниках, слышала от магистров и понимала собственным умом. Но на уровне интуиции будто каждую минуту ждала подвоха. Как с Сайлером – другом, оказавшимся королем. Как с подвалом, в который я так и не рискнула снова спуститься, боясь еще одного наказания. Как со случившимся в храме. Вокруг что-то происходит, а никто не видит, что именно. Или видит, но делает вид, будто все в порядке.

Порой мне хочется прийти к Кейману и выложить все как на духу, но я вспоминаю его руку, сжимающую горло, и желание испаряется. Директор школы не враг, но и не друг. Все, что я говорю Кейману Кросту, стоит подвергать тщательному анализу.

– Почему профессор так слабо понимает тему, на которой специализируется? – спросила я, чтобы отвлечься.

– Потому что у него нет дара интуитивно понимать написанное. Нет словарей, только скудные остатки древней литературы. Он двигается в полной темноте и по большей части гадает, а не исследует. К тому же древние языки – самая нефинансируемая короной часть магической науки. Они никому не интересны, потому что не приносят выгоды.

– А откуда язык знаете вы?

Кейман пожал плечами:

– Темный дар есть не только у тебя.

– А…

– Деллин, спроси прямо, что хочешь. Я не люблю играть в угадайку. Тебя интересует, почему ты получила такой дар? Потому что в твоем роду, вероятно, были очень сильные маги. Хочешь узнать какие? Получи диплом – и беги проводить расследования и составлять родословную. Твое ли имя написано на плите? Это маловероятно, разве что в древности жил какой-нибудь прорицатель, ну или это мое прошлое воплощение предупреждает меня о головной боли, свалившейся из другого мира. Что еще? Привет от Кроста в храме? Это не редкость. Дар сильный, то, что бог вмешался и помог его раскрыть – значимое событие, но не тревожное и не уникальное. Еще вопросы?

Открыв рот, я так и стояла, продолжая помешивать давно растворившийся сахар. Кажется, я довела Кеймана своими подозрительными взглядами.

– На бал пойти можно?

– Можно. Не забудь про платье.

Я поперхнулась кофе и закашлялась, а Кейман, собравшийся было к столу с фруктами, похлопал меня по спине.

– Что? – сдавленно переспросила я.

– Платье должно соответствовать тематике бала. Не забудь.

– Х-хорошо.

Еще и язык обожгла!

* * *

По мере приближения бала школа сходила с ума. Кажется, не осталось ни одного адепта, который не думал бы о предстоящем празднике и не обсуждал его в свободное время, между парами, на парах, а иногда и вместо пар. Аннабет объяснила это так:

– Бал Огня – один из двух масштабных праздников в школе. На зимний Бал Воды большинство уезжает по домам, и бал больше напоминает посиделки у камина. Праздник Земли отмечается ярмаркой, танцев и вечерних туалетов на нем нет. Ну и Бал Воздуха, он же выпускной, к нему тоже готовятся заранее. Но они разные. Бал Огня – это такая передышка, возможность выплеснуть энергию. А Бал Воздуха – торжественное и ностальгическое мероприятие.

У нас у всех не было пары. Сначала я подумала, что это не проблема. Ну кому в современном мире интересно, одна ты идешь на танцы или с кем-то? Оказывается, я забыла, что мир хоть и современный, но все же другой.

Аннабет не приглашали, совсем. Отчего она с каждым днем впадала в тоску. Я все разгадывала этот феномен, ведь подруга казалась мне очень симпатичной. Потом, посмотрев по сторонам, я поняла: бедных адепток не приглашали. Это, блин, было не престижно!

– У большинства в этой школе есть богатые родители, которые не одобряют такие связи, – немного виновато пояснил Эйген. – Я бы пригласил кого-то из вас, но…

– Да ладно, – отмахнулась я, – ты влюблен. У тебя отмазка железная.

Он, похоже, все еще надеялся вернуть расположение сестры Бастиана.

Меня пригласили пару раз, но по понятным причинам пришлось отказаться. Хотя мысль о том, что поход на праздник не дает автоматического согласия на секс после праздника, преследовала меня вплоть до дня Х.

– Не дает, – согласился Эйген. – Однако Бастиан из-за тебя под арестом, и с него станется подослать кого-нибудь, чтобы тебе досадить.

В общем, я решила не искушать судьбу и просто насладиться хотя бы тем, что меня на этот самый праздник все же отпустили. Тем более что потанцевать там будет с кем: парочки на балу – весьма условная вещь, все равно все перемешаются.

Только вот танцевать-то я и не умела. И зачем только так рвалась? Выгулять платье, что ли?

Казалось, даже преподы махнули рукой на обезумевших студентов. Лютовала только Яспера, но к ее вывертам все привыкли. Кейман на занятиях нашел новый способ влезть в мою голову: теперь, едва я закрывала глаза, как тут же оказывалась в аудитории, и каждый раз проигрывалась сцена, как магистр Ванджерия бьет по моей парте рукой, обзывает неучем или просто и незамысловато орет. В один момент я даже возмутилась:

– Нет, ну вот сейчас вы на нее наговариваете. Она, конечно, не святая, но подзатыльник мне ни разу не давала.

Один раз Корви, правда, получил. Но он пошутил про сиськи. И вся школа с тех пор знала: в присутствии Ясперы про грудь не шутить. Даже про сферическую в вакууме.

– Я предпочитаю работать на перспективу, – туманно отозвался Кейман.

Из чего я сделала вывод, что ненависть у магистра Ванджерии ко мне только росла.

Новая тактика дала свои плоды: я настолько привыкла к тому, что Яспера меня достает, что током больше ее не била. Вот только по этой же причине ее воспитательные меры стремительно теряли эффективность. Красивее писать и быстрее читать я не стала, а вот упреки выслушивала с каменным лицом.

Интереснее всего было на парах Оллиса. Мы использовали магию: освещали темную комнату, передвигали предметы силой мысли, часто смеялись и свободно бродили по аудитории. Пожалуй, основы практической магии стали моим любимым предметом. Там никогда не ругали.

Даже магистр зельеведения порой сокрушенно вздыхал, глядя, чего я там наварила. Мне казалось, однажды он скажет что-то вроде: «Ну вот, адептка Шторм, хотели сварить зелье, а получился снова борщ».

Но это сказывалась усталость от первого учебного блока, получившегося очень насыщенным. Накануне бала я уже понимала, почему все с таким нетерпением ждут возможности потанцевать, оторваться и не спешить в комнаты к отбою.

В утро перед балом очередь в душ пришлось занять с самого рассвета. И упасите боги эту очередь покинуть!

– Они что, месяцами не мылись, а теперь решились на подвиг? – раздраженно пробурчала я, когда пошел второй час ожидания.

Аннабет только зевнула. Из-за душа мы пропустили завтрак и к обеду вышли злые и голодные. Зато чистые. Очень хотелось назло всем соседкам просидеть в душе столько же, сколько и остальные, да совесть не позволила.

– Девушки, – Эйген сегодня был до ужаса любезен, – что будем пить?

– В смысле? – Я покосилась на чашку с чаем.

– На празднике. Какие пожелания по алкоголю?

– Пожелание одно: никакого алкоголя.

– Делл, не будь занудой. Я предлагаю вам не деревенскую брагу, а элитное вино. Или элитный виски!

– А Кейман потом мне предложит элитную собачью конуру вместо общежития школы.

– Как будто магистр Крост не догадывается, что студенты на праздниках пьют и ночуют в чужих комнатах, – закатил глаза парень. – Ладно, я понял, на мой вкус.

– Если я выпью, то Бастиану или кому-то из его шайки будет проще достать меня. Хочу контролировать ситуацию.

Вообще ощущение, будто я иду не на бал, а на войну. Как мантру повторяю: быть на людях, не пить ничего из чужих рук, контролировать эмоции и стараться не обращать внимания на издевки.

– Да брось, – сказала Аннабет, когда я вытаскивала из шкафа платье, – Бастиана там не будет. Его же не выпустили с домашнего ареста.

– Ты веришь, что Бастиан пропустит бал? – хмыкнул Эйген.

– Напомни мне, почему я с тобой общаюсь, а? – вздохнула я. – Ты меня не поддерживаешь!

– Я тебя поддерживаю, я готов весь вечер охранять тебя от недоброжелателей.

– Да, потому что сам боишься их же.

– Жалко, что прогуляться не выйдет, – вздохнула Аннабет и кивнула на тучи, которые собрались над школой.

– Ну, как всегда.

– Не припомню столько гроз за одну осень. Обычно они уже кончаются к этому времени.

Я задумчиво промолчала. Не рассказывать же, что грозы вполне могут быть непрозрачными намеками одного бога стихий. Интересно, вон тот раскат грома означает «удачно повеселиться, Деллин» или «кончай думать о вечеринках и начни об учебе, наконец»?

– Так, ребята, я побежала, нам после обеда назначили тренировку. – Аннабет быстро расправилась с едой и унеслась.

Я тоскливо проводила ее взглядом.

– Скучаешь по крыльям? – спросил Эйген.

– Да, это было очень здорово.

– Я уверен, что Крост вернет тебя в команду.

– Он не похож на человека, который отказывается от принятых решений.

– Но и на дурака он не похож. Ты же знаешь, что это за школа. Мы должны сбрасывать энергию. Пара месяцев без боев для Бастиана – наказание, а вот дольше… это наказание для всех, кто его окружает. Спорт здесь – не привилегия, это еще один способ укатывать нас в ноль. Чтобы не шатались по школе ночами, а приползали и спали.

На это я промолчала. Что тут скажешь? Если однажды Кейман скажет, что я снова смогу летать… я сделаю все, чтобы никогда больше не потерять эту возможность.

– Ну что, пришла пора собираться? – Эйген тоже заторопился. – Чисти перышки, Деллин, а я добуду тебе самое лучшее вино! И приглашу на третий танец.

– Почему на третий?

– На первый приглашают любимых, на второй – родных, на третий – друзей.

– А на четвертый?

– А больше трех медленных танцев подряд мужик выдержать не может.

С этими словами Эйген тоже куда-то сбежал. Я осталась одна готовиться к балу. До шести еще была куча времени, так что я неспешно прогулялась, наслаждаясь снятым арестом, потом вернулась в комнату и вытащила платье. При виде него каждый раз захватывало дух. Часть меня до ужаса боялась его надевать и, пожалуй, с большей охотой оставила бы его в шкафу. Но другая часть считала минуты.

Возможность хоть на один вечер заткнуть рты тем, кто считал меня человеком второго сорта, опьяняла. Наверное, Кейман на это сказал бы что-то вроде «не платье определяет твой статус в обществе», но это потому что он никогда не был восемнадцатилетней девушкой.

Сначала ты живешь на Земле и видишь идеальных актрис, идеальных моделей, смотришь на чужую роскошную жизнь. Потом почти смиряешься с собственной неидеальностью и учишься ценить, что имеешь. Затем вдруг происходит чудо и… ты снова смотришь на лучших. Только теперь они не только красивы и богаты, но и сильны.

Наверное, используя силу, я смогу поднять свой статус. Но хочется-то сейчас! Чтобы хоть на минуту, но Лорелей, Бастиан и вся компашка богатеньких уродов заткнулась и молча смотрела, открыв рты.

Пожалуй, сегодня на это были все шансы.

Платье сидело как вторая кожа. Идеальное, невесомое, очень легкое и в то же время совершенно не теряющее формы. Оно красиво поблескивало даже в угасающем дневном свете, а уж в бальном зале, среди магических огней и мерцающих свечей, оно превратится в сказку. А я в нем – в принцессу. В настоящую Золушку на балу.

Главное, чтобы никто по тыкве не дал и туфли не спер.

– Делл? – Аннабет заглянула в комнату. – Ты готова?

Подруга выбрала классическое красное платье в пол. Оно подчеркивало изящную фигуру, хотя, на мой вкус, и было немного темновато. Но Аннабет не дарили дорогущие наряды. Она покупала то, на что хватало денег.

При виде меня подруга восхищенно присвистнула.

– Вот это но-о-оги!

– Ноги?! Платье!

– Платье потрясное. Но ноги в нем… Я, пока шла сюда, видела Лорелей. Она в желто-красных перьях и бриллиантах. Ужасная безвкусица. Так что на месте ди Файра я бы бросила эту швабру и запала на ноги. Так… стоп, ты что, пойдешь с такими волосами?

– Ну да.

Я тщательно расчесала волосы и, осмотрев себя в зеркале, сочла, что они смотрятся неплохо.

– Нет, так не пойдет. Это все равно что к такому платью надеть грязные садовые ботинки!

– Ну, спасибо, сделала подруге комплимент.

– Я не о том. – Аннабет отмахнулась. – Тебе нужна прическа.

– Я не люблю все эти пучки и кандибоберы на голове.

– Хорошо. Не хочешь быть роковой соблазнительницей, будешь дерзкой принцессой.

– И почему это звучит как описание каталога девочек по вызову?

Но сегодня Аннабет было не смутить. Она уверенным и властным жестом велела мне сесть на кресло и принялась творить. До начала бала оставалось полчаса. Полчаса до первой в моей жизни магической вечеринки.

* * *

– Ну что ж, господа, наступил момент истины. – Кейман усилием воли оторвался от созерцания вечернего дворика школы и повернулся к магистрам: – Все готовы?

Нестройный хор голосов возвестил, что дольше тянуть уже некуда и проигравшие с достоинством примут свою судьбу. Тогда он выставил вперед руку с карандашами, и магистры по очереди подходили, чтобы вытянуть жребий.

Короткие карандаши достались Оллису, Симону и профессору с факультета Земли, Кейман снова забыл, как его зовут, – он вообще плохо запоминал новеньких. Они часто сбегали после первого же учебного блока.

– Ну что ж, примите мои соболезнования. Желаю вам спокойного дежурства.

Те, кому короткого карандаша не досталось, изрядно повеселели, предвкушая вечер. Какая славная преподавательская традиция: ходить в бар во время Бала Огня! Единственный день, когда ни одного адепта не будет в городе! Наслаждение в чистом виде.

– Ну что? – Яспера поднялась. – Выдвигаемся, пока адепты ничего не учудили?

Да, стоит поспешить. Едва Кейман выйдет за территорию школы, все проблемы станут головной болью дежурных. А то, что эти проблемы будут, вопрос почти решенный. Не могут несколько сотен магов, запертых в одной школе, не создавать проблем. Самый мерзкий возраст: хочется одновременно колдовать, трахаться и свершать революции.

Веселой гурьбой магистры направились к городу. Ежегодная традиция выбираться всем коллективом в бар нравилась Кейману. А вот балы и шумные праздники – не очень. Хотя в этом году было немного боязно оставлять Деллин. Что она там натворит? А ведь еще есть запертый в комнате ди Файр. Хотя в том, что огненный наследничек все же явится на бал, Кейман не сомневался. И даже просил дежурных не выставлять Бастиана, если тот будет вести себя прилично. Зачем портить измученным детям праздник?

Но в благоразумии Бастиана он сомневался.

– Нервничаешь? – спросила Яспера.

– Что?

– Она там одна осталась. Посреди стаи голодных волков. Я думала, в этом году ты сам вызовешься дежурить.

– Оллис и остальные способны справиться с неуемной энергией адептов. И Шторм здесь совершенно ни при чем. Зачем ты к ней цепляешься?

– Она мне не нравится. – Яспера сердито поджала губы.

– Тебе много кто не нравится. Это не повод гнобить студентов. И хватит уже заставлять их переписывать книгу.

– А что мне еще делать?!

На миг ее зрачки из небесно-голубых стали изумрудными и вертикальными, а белые аккуратные зубы заострились.

– Попробуй научить их тому, что знаешь.

– Им не нужны мои знания. Особенно ЕЙ.

– Хватит беситься. Деллин – просто адептка. Она закончит школу и уйдет из твоей жизни навсегда.

– Уж конечно. Мне-то хотя бы не лги, Крост! Я же вижу, как ты на нее смотришь. Стоит ей повзрослеть – и ты уйдешь к ней, едва появится возможность.

– Оставь свои фантазии, – с легким раздражением отозвался Кейман. – Они не имеют ничего общего с реальностью. Давай просто отдохнем, выпьем, а потом вернемся ко мне. Завтра до обеда спальня в нашем полном распоряжении.

Яспера насупилась, но промолчала. А Кейман почувствовал, как настрой на веселый вечер с коллегами стремительно угасает. Женщины… они с такой легкостью бьют в уязвимое место, с какой и находят его. Особенно такие, как Яспера.

Когда-то ему понравилась красивая, дерзкая и сильная темная. Когда-то он рассмотрел в ней не просто странную адептку с неконтролируемым даром. Научил пользоваться своей особенностью, превратить слабость и боль в силу. Обращенная демоном в юности, Яспера стала не забитой и затравленной сверстниками жертвой, а одной из самых сильных темных магичек. И если бы не наказание, заставляющее ее преподавать под полным контролем Кеймана, она бы добилась очень многого.

Она бесится не столько из-за его внимания к Деллин, сколько оттого, что видит в ней себя. А ревность мужчины к улучшенной копии тебя – мощный катализатор темной энергии.

Со вздохом магистр посмотрел в темное небо, где снова сгустились штормовые тучи. Казалось, вот-вот нагрянет очередная Штормхолдская гроза.

А затем он перевел взгляд на здание на площади. Оно располагалось прямо напротив бара, и рабочие как раз вешали новые плакаты на белоснежные идеально ровные фасады.