Текст книги "Избранные труды. Том IV"

Будем, однако, считать, что приведенная фраза не более, чем случайная обмолвка, устраненная последующим прямым указанием на то, что компетенция шире правосубъектности и что она «включает как обладание правами и обязанностями, так и возможность обладания ими, т. е. правоспособность».[153]153
  Там же, стр. 46.


[Закрыть] В таком случае компетенция выступает как родовое понятие, в логической субординации с которой состоят подчиненные ей видовые понятия. Но это было бы возможно лишь при условии, что сами видовые понятия связаны прямой координацией как равновеликие по степени достигнутого ими обобщения. Ничего подобного в рассматриваемом построении не наблюдается, ибо оно соединяет, с одной стороны, все формы проявления правоспособности и, с другой, далеко не все, а только «определенные»,[154]154
  Там же.


[Закрыть] существующие вне правоотношения, да и то лишь некоторые, но не любые вообще вне правоотношения находящиеся субъективные права и обязанности.[155]155
  См.:В. В. Лаптев. Правовое положение государственных промышленных предприятий в СССР, стр.40.


[Закрыть] Это означает, что один из составных элементов компетенции (правоспособность) находится на уровне вида, а два других («определенные» права и обязанности) на уровне части вида. Между ними мыслима, следовательно, лишь косвенная, но не прямая координационная связь, а тем самым непосредственное их выражение в компетенции как едином родовом понятии исключается с самого начала.

С точки зрения логических принципов образования научных понятий, несомненно, предпочтительнее путь, по которому шел А. В. Венедиктов, объединявший в компетенции все виды правосубъектности хозоргана,[156]156
  См.: А. В. Венедиктов. Государственная социалистическая собственность. М.-Л., Изд. АНСССР,1948, стр.613.


[Закрыть] или по которому идет А. В. Мицкевич, объявляющий ее средоточием всех субъективных прав властного характера. Другое дело, кто из них прав по существу. Но если правильный вывод нуждается в надлежащем понятийном закреплении, то неудачно сформированное понятие неспособно выразить правильный вывод. Это может быть сказано с таким же основанием о компетенции, сводимой к ее сочетанию правоспособности с некоторыми правами и обязанностями, как и о юридическом лице, не выходящем за рамки внутрихозяйственных отношений и обладающем ограниченной правоспособностью.

Обратимся теперь к парному сочетанию «право собственности – право оперативного управления». Точнее, не к парному, а трехчленному сочетанию, ибо, ввиду неприменимости права оперативного управления к личной собственности, оно находится в непосредственной связи с правом социалистической собственности и только через него, косвенно, соприкасается с правом собственности вообще.

Право оперативного управления характеризуется не только тем, что включает в свой состав правомочия по владению, пользованию и распоряжению имуществом, предоставляется юридически обособленным от собственника организациям и осуществляется последними в соответствии с целями их деятельности, установленными плановыми заданиями, назначением управляемого имущества. У него имеется еще одно и притом наиболее существенное качество, состоящее в выполнении роли орудия реализации права собственности. Это качество прямо закреплено в самом законодательно выраженном понятии права оперативного управления. Как сказано в ч. II ст. 21 Основ гражданского законодательства,[157]157
  В дальнейшем– Основы.


[Закрыть] «государственное имущество (курсив наш. – О. И.), закрепленное за государственными организациями, состоит в оперативном управлении этих организаций…». Еще более определенно та же мысль ч. II ст. 117 ГК РСФСР и аналогичными нормами ГК других союзных республик проводится в отношении межколхозных и других смешанных организаций, каждая из которых осуществляет оперативное управление «закрепленным за ней имуществом, принадлежащим на праве общей собственности участникам данной организации…» (курсив наш. – О. И.). Это как раз и позволяет утверждать, что право оперативного управления непосредственно примыкает к праву собственности, реализации которого оно служит, и связано с ним прямой субординацией функционального порядка.

Подобный взгляд встречает, однако, и возражения. Выдвинув в дополнение к юридическому лицу внутрихозяйственное юридическое лицо, А. Б. Годес присоединил затем к праву оперативного управления, закрепленному за предприятием, право внутрихозяйственного оперативного управления как принадлежащее уже не самому предприятию, а цехам и другим его внутренним звеньям.[158]158
  См.:А. Б. Годес. Регулирование внутрихозяйственной деятельности предприятий,
  стр.113–114.


[Закрыть] Стоящая на той же позиции З. М. Заменгоф разъясняет ее следующим образом. В каких бы формах оперативное управление ни осуществлялось, оно всегда означает владение, пользование и распоряжение управляемым имуществом. Все эти правомочия бесспорно принадлежат предприятию как основному звену народного хозяйства, непосредственно ведущему производственную или иную хозяйственную деятельность. Но точно в таком же смысле ими обладают органы хозяйственного руководства в отношении как имущества, служащего базой их собственной хозяйственной деятельности, так и материальных ресурсов, распределяемых ими в порядке хозяйственного руководства между подведомственными предприятиями.[159]159
  См.:Хозяйственное право, стр.87–88.


[Закрыть] В то же время объекты, входящие в состав имущества предприятия, частично распределяются между его структурными подразделениями – цехами, хозяйствами, производствами и др. «В отношении таких объектов соответствующие внутренние подразделения осуществляют внутрихозяйственное право оперативного управления. Это право является производным от права оперативного управления предприятия и выступает как способ осуществления последнего».[160]160
  Там же, стр. 87.


[Закрыть]

Формулированная в таком виде, теория внутрихозяйственного оперативного управления не оставляет впечатления достаточной завершенности. Но если отдельные пробелы не исключены в любом юридическом построении, то по крайней мере на два вопроса авторы этой теории были обязаны ответить уже на момент ее выдвижения.

Первый вопрос связан с природой правомочий владения, пользования и распоряжения, с тем, что эти правомочия при всех обстоятельствах, хотя и не всегда в одинаковом объеме, обнаруживают абсолютное действие, служит ли их основанием право собственности или оперативного управления, договорное или иное субъективное право. Понятно, что, будучи внутренними звеньями предприятия, цех или другое его подразделение неспособны к обладанию абсолютными правами, предполагающими установление не просто внешних, но и необозримых в своей численности отношений такого рода. Каким же образом эта способность у них появляется применительно к внутрихозяйственному праву оперативного управления? Или, быть может, владение, пользование и распоряжение приобретают здесь иной смысл, чем выраженный в ч. II ст. 21 Основ? Но ведь указание этой нормы на соединение трех правомочий в составе предусмотренного ею права как раз и привело к идее образования его внутрихозяйственной модификации! А если для объяснения сути такой модификации эти указания непригодны, то не выявляется ли тем самым отсутствие у рассматриваемой теории вообще каких бы то ни было легальных оснований?

Для такого предположения тем больше поводов, что, не покинув почвы закона, невозможно дать удовлетворительный ответ и на второй весьма существенный вопрос, касающийся уже природы самого права оперативного управления. Закон определяет это право не просто как совокупность трех правомочий, но как такую совокупность, которая в качестве производной от права собственности служит его непосредственному осуществлению. Приспособлено ли к выполнению этой функции внутрихозяйственное право оперативного управления, если даже не ставить его возможность под сомнение ввиду несовместимости обладания абсолютными правами с участием лишь в относительных правоотношениях? Тут, собственно, и спора никакого нет, так как в самом изложении теории внутрихозяйственного управления последнее производится не от права собственности, а от права оперативного управления, принадлежащего предприятию, и предназначается к непосредственному обслуживанию этого последнего, но отнюдь не права собственности. А в таком случае, как ни истолковывать приурочиваемые к внутренним звеньям предприятия владение, пользование и распоряжение имуществом, какой особый смысл в них ни вкладывать, ни внутрихозяйственного, ни какого-либо другого права оперативного управления вывести из них не удастся.

Помимо того, что у внутрихозяйственного оперативного управления, вопреки мнению его сторонников, отсутствует легальная почва, оно не выдерживает испытания и на понятийно-системную определенность. В самом деле, провозглашаемая З. М. Заменгоф исходная посылка заключается в том, что обобщенно представленное в его родовых очертаниях право оперативного управления дифференцируется по различным отдельным видам. Иначе нельзя понять ее рассуждений по поводу разнообразия форм оперативного управления, содержанием которого всегда «… яляется владение, пользование и распоряжение имуществом в соответствии с целями деятельности, плановыми заданиями и назначением имущества».[161]161
  Там же, стр. 89.


[Закрыть] А поскольку при этом различается оперативное управление внутрихозяйственное и закрепленное за предприятием в целом, каждое из них трудно расценить иначе, как специфический вид в границах единого рода. Но такая их оценка наталкивается на неустранимые препятствия.

Дело в том, что родовая категория не может быть выработана никаким иным путем, кроме обобщения находящихся в координационной взаимосвязи видовых понятий, тогда как внутрихозяйственное оперативное управление, по признанию того же автора, производно «…от права оперативного управления предприятия и выступает как способ осуществления последнего».[162]162
  Там же, стр. 87.


[Закрыть] Они пребывают, следовательно, не в координационной, а в субординационно-функциональной зависимости, исключающей сведение их в единую родовую категорию. Это и понятно, так как если функционально зависимое от права государственной собственности право оперативного управления не может одновременно само стать правом собственности, то правомочия внутренних звеньев предприятия, аналогично соотносясь с его правом оперативного управления, не могут быть одновременно возведены в ранг, хотя и внутрихозяйственного, но столь же самостоятельного одноименного права.

Да и сама функциональная зависимость правомочий внутренних звеньев от предоставленного предприятию права оперативного управления существенно иная, чем та, которой последнее, согласно ч. II ст. 21 Основ, связано с правом собственности. Основы определяют право оперативного управления как юридически отделенное от права собственности и потому персонифицируемое лишь в организациях, юридически обособленных от собственника. Напротив, цех или иное внутреннее подразделение предприятия – его часть, а не отдельная организация, часть, обладающая правами внутри целого, но не обособленно от него. А там, где такого обособления нет, возможны разнообразные правовые феномены, за изъятием того, который в законе именуется нравом оперативного управления.

Это и имеют в виду, когда говорят, что субъектом такого права способно быть лишь юридическое лицо как возможный участник товарно-денежных отношении. Приурочение того же права было бы излишне и к обособленной организации, когда речь идет об имуществе, не включаемом в товарный оборот. Даже хозрасчетное предприятие, обладающее правом оперативного управления относительно всех других видов закрепленного за ним имущества, признается носителем не этого, а другого права – землепользования, когда дело касается выделенных ему земельных массивов.

Точно так же и органы хозяйственного руководства, аккумулируя денежные средства, предназначаемые для распределения между подведомственными предприятиями, маневрируют ими вне товарной сферы и могут этими средствами распоряжаться, но не пользоваться, помещая их для хранения (владения) в банке. В отношении таких средств они и обладают правом распоряжения, а не оперативного управления. Как носители права оперативного управления те же органы выступают только в отношении имущества, обслуживающего их собственную хозяйственную деятельность. Но это не особый вид названного права, а его конкретный жизненный случай.

Различные виды права оперативного управления, объединяемые одноименной родовой категорией, появились лишь в результате их использования для реализации права как государственной, так и кооперативно-колхозной собственности или собственности профсоюзов и других общественных организаций. Едва ли, однако, нужно доказывать, что эта новая, теоретически оправданная, практически проверенная и логически обоснованная система понятий лежит в совершенно иной плоскости, нежели присоединение к праву оперативного управления в обычном понимании его «вертикального» и «внутрихозяйственного» вариантов.

Вместе с тем нельзя не видеть прямой связи между перечисленными вариантами этого права, особенно отчетливо обрисованными З. М. Заменгоф, и аналогичным видовым подразделением хозяйственных обязательств, последовательно проводимым И. А. Танчуком.

Первый лежащий в основе такого подразделения тезис касается общего понятия обязательства. Напомнив о цивилистическом происхождении категории обязательств, И. А. Танчук предостерегает против приравнивания ее по сфере действия к обязательствам как институту гражданского права: указанный институт ограничен одними лишь гражданско-правовыми рамками, а созданная на его базе категория – «более широкое и в то же время абстрактное понятие, выражающее определенную закономерность в организации правоотношений».[164]164
  И. А. Танчук, В. П. Ефимочкин,Т. Е. Абова. Хозяйственные обязательства. М., Изд. «Юридическая литература»,1970, стр.19.


[Закрыть] Проявляется эта закономерность не в содержании, а в юридической структуре обязательства: «…общая и главная специфика обязательства как правовой формы состоит в том, что это – относительное правоотношение, правовая форма связи между конкретными субъектами общественного отношения, между конкретным управомоченным и конкретным обязанным». Предпринимавшиеся отдельными цивилистами попытки выявить специфику обязательств по их субъектному составу, содержанию и объекту свелись не более, чем «к развитию, углублению, уточнению той общей идеи, что обязательство – это относительное правоотношение».[165]165
  Там же.


[Закрыть] Но тут и нет ничего удивительного, так как, по его мнению, все без изъятия гражданско-правовые связи, строящиеся по модели относительных, а не абсолютных правоотношений, являются обязательствами.[166]166
  См. там же, стр.15.


[Закрыть]

Последнее утверждение неверно фактически. Соавторы, например, состоят друг с другом в относительном, однако не в обязательственном правоотношении. То же можно сказать о правоотношениях между участниками общей собственности или наследниками.[167]167
  Отношения между супругами или родителями и детьми здесь не затрагиваются ввиду дискуссионности включения указанных отношений в состав гражданского права.


[Закрыть] Пройдя мимо этих фактов и объявив обязательство тождественным относительному правоотношению, И. А. Танчук допустил нередко встречающуюся подмену частного понятия общим. А так как он не исключает образования обязательств неимущественного характера,¹⁷¹ то подобная подмена, если ее придерживаться постоянно, ведет к признанию обязательственными всех относительных правоотношений. В сочетании со взглядом на абсолютное право как находящееся вне правоотношения, взглядом, которому И. А. Танчук явно симпатизирует,¹⁷² это означало бы отождествление обязательства не просто с относительным, а с любым правоотношением вообще.

Наряду и параллельно с отмеченной тенденцией в тех же самых рассуждениях наблюдается и прямо противоположная – придание общего характера понятию, в действительности имеющему частное значение. Такова именно суть утверждения, что разработанная на базе обязательственного института гражданского права категория обязательства шире отражаемого, ею института и не замыкается какой-либо одной отраслью, а «стоит как бы над системой права».[168]168
  Там же, стр. 19.


[Закрыть] Можно, конечно, допустить существование обязательств в недрах не только гражданского права. Но тогда должно быть образовано такое же число видовых понятий обязательства, в каком количестве отраслей права встречается явление такого рода. Если же видовое понятие гражданско-правового обязательства признавать также родовой категорией, то неизбежен вывод, что либо оно неправильно образовано, либо обязательства, выводимые за пределы гражданско-правовых, фактически являются не чем иным, как их отдельными разновидностями.

Однако такой вывод не согласуется с выдвинутым в обоснование рассматриваемой классификации вторым тезисом, который обращен уже не к обязательствам вообще, а к общей характеристике хозяйственных обязательств. Приводимые в подкрепление этого нового понятия доводы накапливаются по мере движения от хозяйственных отношений через хозяйственные правоотношения к хозяйственным обязательствам. «…Хозяйственные отношения – все экономические отношения, складывающиеся в процессе воспроизводства, связанные с хозяйством». Но не все они признаются хозяйственными правоотношениями. Этой рубрикой обнимаются лишь такие юридически урегулированные хозяйственные отношения, которые обладают «общностью содержания (сочетание организационно-плановых и имущественных элементов) и субъектного состава (участниками их выступают не граждане, а хозяйственные органы и внутренние подразделения последних)». Особой разновидностью хозяйственных правоотношений является хозяйственное обязательство. «Это такая правовая форма хозяйственных отношений, которая обладает признаками обязательства как правовой категории, т. е. относительное правоотношение с имущественным, как правило, содержанием, обеспеченное имущественной санкцией».[169]169
  Там же, стр. 28.


[Закрыть]

Ясно, таким образом, что понятия хозяйственного обязательства и хозяйственного правоотношения соотносятся как вид с родом, причем первое находится в субординационной логической зависимости от второго, а потому должно обладать всеми признаками хозяйственного правоотношения и иметь, кроме того, свои собственные видовые особенности. Но сопоставление соответствующего родового и видового понятий таких особенностей не выявляет.

Обязательство – отношение «с имущественным, как правило, содержанием»? Но это качество неотделимо и от хозяйственного правоотношения, раз для него характерно непременное «сочетание организационно-плановых и имущественных элементов». Обязательство – отношение, «обеспеченное имущественной санкцией»? И. А. Танчук отмечает в другом месте, что хозяйственно-управленческие обязательства пока еще редко сопровождаются такими мерами, как взыскание неустойки или убытков, но они тем не менее снабжены имущественными санкциями, поскольку возможно принудительное осуществление самих этих обязательств, включая реализацию их имущественного содержания. А в таком случае аналогичный подход применим и к хозяйственному правоотношению, раз оно не лишено имущественного содержания, как всякое правоотношение, осуществимо в принудительном порядке. Обязательство – «относительное правоотношение»? Но и хозяйственное правоотношение мыслимо лишь как относительное, а не абсолютное, ибо раз его участники – одни только «хозяйственные органы и внутренние подразделения последних», установление такого отношения с любым и каждым исключено, а одновременно со всеми хозяйственными органами и со всеми их внутренними подразделениями невозможно практически.

Выходит, что понятия хозяйственного правоотношения и хозяйственного обязательства формулированы И. А. Танчуком как ничем друг от друга не отличающиеся. А при тождестве двух понятий нужно ли пожертвовать одним из них, либо пересмотреть оба определения.

Наиболее пристального внимания заслуживает связанный с той же классификацией третий тезис, обращенный к группировке отдельных видов хозяйственных обязательств. В первую группу выделены товарно-денежные обязательства, «опосредствующие хозяйственные отношения товарно-денежного характера между субъектами, обладающими правами юридического лица».[170]170
  Там же, стр. 29.


[Закрыть] Во вторую группу включены внутрихозяйственные обязательства, устанавливаемые между внутренними звеньями предприятия. Эти обязательства «не имеют товарно-денежного характера… их субъекты не обладают правами юридического лица», но в их основе лежат «определенные экономические факторы, сходные с теми, которые действуют во внешних хозяйственных отношениях».[171]171
  Там же.


[Закрыть] Для показа такого сходства приведено указание Маркса, который различал обмен, не выходящий за рамки производства (обмен деятельностью или результатами деятельности), и определяемый производством, но совершаемый вне его (обмен товарами).[172]172
  См.:К. Маркси Ф. Энгельс. Соч.,т. 12, стр.725.


[Закрыть] Тот и другой обмен, по мнению И. А. Танчука, «имеют общую экономическую природу, являются актами обмена независимо от того, входят или не входят они непосредственно в процесс производства».[173]173
  И. А. Танчук,В. П. Ефимочкин,Т. Е. Абова, ук. соч. стр.64.


[Закрыть] Наконец, третья группа представлена хозяйственно-управленческими обязательствами, которые тоже лишены товарного характера, но «опосредствуют движение имущества»[174]174
  Там же, стр. 29.


[Закрыть] по каналам внешних связей путем аккумуляции планирующими органами средств подведомственных предприятий, распределения этих и специально выделенных им средств, а также перераспределения имущества между подчиненными хозяйственными звеньями.[175]175
  См. там же, стр.88–116.


[Закрыть] Их целевое назначение составляет «организация, а не осуществление хозяйственной деятельности».[176]176
  Там же, стр. 117.


[Закрыть] Какое-либо экономическое сходство с хозяйственными обязательствами других видов уже вовсе не отмечается. Указывается лишь на сходство юридическое: обязательства этого вида также представляют собой относительные правоотношения, обладающие имущественным содержанием.[177]177
  См. там же, стр.116–118.


[Закрыть]

Первая группа обязательств, если следовать присвоенному ей наименованию, обладает двумя важнейшими признаками: это обязательства товарные, во-первых, и хозяйственные, во-вторых. Как товарные они объединимы с другими, нехозяйственными, но тоже товарными обязательствами. Логических препятствий к этому нет, а реальности подобного объединения не отрицает и сам автор, который признает, что в настоящее время эти обязательства «регулируются нормами действующего гражданского законодательства». Считая такое положение ненормальным, он настаивает на том, чтобы отделить указанные обязательства от других товарных и как хозяйственные объединить их с другими нетоварными, но тоже хозяйственными обязательствами. Дают ли, однако, для этого необходимые логические и реальные предпосылки обязательства второй и третьей групп?

Вторая группа обязательств лишена вообще какой-либо реальности, ибо если не существует внутрихозяйственного права оперативного управления, то невозможны и имущественно-обязательственные отношения между внутренними звеньями предприятия. Не следует при этом смешивать правовые отношения с конкретно используемыми методами учета и контроля. Внутренние звенья предприятия не могут вступать в правоотношения ни с кем другим, кроме как с его администрацией. Но контроль за их работой администрация обеспечивает либо непосредственно, либо через другие свои подразделения. В этом смысле показателен обычно привлекаемый опыт Московского завода малолитражных автомобилей, цехи которого направляют один другому заказы на последовательно обрабатываемые объекты и тем самым якобы вступают в обеспечиваемые санкциями межцеховые обязательства. Известно, однако, что такая методика используется лишь на отдельных крупных предприятиях. Следовательно, даже и с точки зрения И. А. Танчука, о сплошном распространении внутрихозяйственных обязательств говорить пока не приходится. Самое же примечательное заключается в том, что таких обязательств нет и на Московском заводе малолитражных автомобилей. Как сообщает И. А. Танчук, в случае невыполнения заказа санкции вычитаются из экономии виновного и присоединяются к экономии пострадавшего цеха.[178]178
  См. там же, стр.81.


[Закрыть] Но ведь цеховая экономия – не более чем учетная единица, оказывающая влияние на размер причитающегося цеху реального поощрения и только в этом проявляющая свою юридическую значимость! Определить же размер поощрения и предоставить его фактически – дело администрации завода, а не другого цеха. Цехи и состоят в правоотношениях не друг с другом, а с администрацией предприятия. Поэтому, если бы даже имелись основания считать такие правоотношения обязательственными, то, вместо образования особой рубрики, их следовало бы отнести к хозяйственно-управленческим и рассматривать в составе обязательств третьей группы.

Последняя, третья группа, в отличие от второй, вполне реальна, но реальна как совокупность относительных административных правоотношений, а не хозяйственно-управленческих обязательств. Движутся ли денежные средства от предприятия к вышестоящему органу или в обратном направлении, подчиненность первого второму всегда остается одним из обязательных условий такого движения. И потому даже обязанный к предоставлению средств орган хозяйственного руководства вправе определять цели их использования, сопутствующие достижению этих целей обязательные мероприятия и т. п., как в свою очередь даже управомоченный к получению таких средств хозяйствующий субъект не может ни уклониться от исполнения данных ему предписаний, ни отказаться от самих денег во избежание необходимости совершить предписанные действия. Возможное в этих условиях несовпадение управомоченного с предписывающим и обязанного с исполняющим предписание исключает квалификацию одного из них как кредитора и другого как должника. А там, где представлены связанные подчиненностью управомоченный и обязанный, но нет кредитора и должника, имеется административное и отсутствует обязательственное правоотношение.

Такова фактическая сторона дела, уже сама по себе устраняющая намеченную И. А. Танчуком перегруппировку обязательств ввиду отсутствия реальных предпосылок, необходимых для претворения ее в жизнь. Но если бы даже не было этих фактических препятствий и все без изъятия перечисленные явления обладали приведшими И. А. Танчука к его классификации свойствами, могла бы такая классификация претендовать на достаточную логическую обоснованность?

В связи с поставленным вопросом напомним, что, помимо хозяйственного обязательства как родового признака для всех перечисленных классификационных подразделений, речь у сторонников критикуемой концепции также шла об опосредствовании обмена как признаке, свойственном двум первым и отсутствующем в третьей группе обязательств. Отсюда следует, что товарно-денежные и внутрихозяйственные обязательства находятся на одной плоскости друг с другом и в разных плоскостях с хозяйственно-управленческими обязательствами. У них нет с последними прямой координационной связи, а такая совокупность не может быть выражена в родовом понятии, разве что ее классификатор откажется от некоторых излишеств в своих обобщениях и, вместо сходства товарного обмена с нетоварным, перенесет акцент на прямую их противоположность. Тогда соединение одних и противопоставлено их другим видам хозяйственных обязательств по признаку обмена будет устранено. Но многие другие из числа аналогичных погрешностей тем не менее сохранятся: внутрихозяйственные и хозяйственно-управленческие обязательства, будучи нетоварными, противостоят тем самым как единый вид товарно-денежным обязательствам; товарно-денежные и внутрихозяйственные обязательства, опосредствующие осуществление хозяйственной деятельности, также становятся единым видом в сравнении с хозяйственно-управленческими обязательствами, посредством которых эта деятельность не осуществляется, а лишь организуется; хозяйственно-управленческие и товарно-денежные обязательства в качестве внешнехозяйственных приобретают благодаря этому признаку видовое значение для внутрихозяйственных обязательств.

Столь необычная подвижность рассматриваемой классификации, относящейся более или менее безразлично к любым перемещениям отдельных своих членов, уже сама по себе свидетельствует о неустойчивости избранного классификационного критерия, выражающего не сущность классифицируемых явлений, а их чисто внешние, зачастую разноплоскостные признаки. И чтобы сохранить понятие хозяйственного обязательства во всей его научной плодотворности,[179]179
  А чтооноплодотворно, – об этом достаточно красноречиво свидетельствует накопившаяся за последние годы литература о понятии хозяйственного договора (см. обзор этой литературы: Н. И. Овчинников. Понятие и классификация хозяйственных договоров. Владивосток,1970, стр.3–46).


[Закрыть] нужно прочность этого понятия подвергнуть проверке по всем возможным теоретическим параметрам, не исключая разнообразных классификационных систем, построенных на его основании.

Правовые явления, как и любой иной объект научного исследования, беспредельны в возможностях их познания. Но каждое отдельное отражающее познанный объект понятие логически предельно. Ненарушимость таких пределов – одно из важнейших требований науки. И от того, как это требование соблюдается, во многом зависят успехи советского правоведения вообще, в том числе такой существенной его составной части, как учение о юридическом лице, оперативном управлении, хозяйственных обязательствах.

Рекомендована кафедрой гражданского права Ленинградского университета