Текст книги "Избранные труды. Том IV"

Итак, мы узнали, что государственное юридическое лицо – это не просто социальная реальность, а такая социальная реальность, которая наделяется имуществом и выполняет определенные задачи. Очень хорошо! Но нам хотелось бы узнать, что же такое самая эта социальная реальность, которую наделяют имуществом и на которую возлагается выполнение определенных задач? Пока что это ведь не более чем ноумен. А какое содержание скрывается за этим ноуменом?

Для ответа на поставленный вопрос особый интерес представляют суждения Д. М. Генкина об ответственности юридических лиц. Он говорит, что «такая ответственность вытекает из второй части ст. 119 ГК РСФСР, в силу которой должник отвечает за действия тех лиц, на которых он возложил выполнение обязательства. Это правило относится как к договорной, так и вне договорной ответственности и распространяется как на физических, так и на юридических лиц»[100]100
  Там же, стр. 14.


[Закрыть]. Вслед за этим, для разъяснения данного положения автор приводит в качестве примера случай ответственности квартиросъемщика за действия домашнейработницы, «…хотя, – не без иронии добавляет он, – никто не станет утверждать, что такая ответственность наступает потому, что квартиросъемщик и домашняя работница образуют коллектив, возглавляемый квартиросъемщиком»[101]101
  Там же.


[Закрыть].

Мы не будем останавливаться на этом примере, ибо не можем не учитывать того факта, что только настоятельная потребность в иронии могла побудить Д. М. Генкина проводить аналогию между отношениями, складывающимися в государственных юридических лицах, и отношениями между квартиросъемщиком и домашней работницей. Но вот на что действительно следует обратить внимание, так это на то, что, согласно приведенному положению, все работники государственного юридического лица, включая директора, охватываются ч. 2 ст. 119 ГК, т. е. являются лицами, которым госорган поручает выполнение возложенных на него обязательств. На это обстоятельство следует обратить внимание потому, что, как известно, все функции (в том числе и все обязательства) госоргана выполняют его работники. И если последние являются для госоргана посторонними лицами, которым он поручает выполнение всех своих обязательств, то чем же тогда занимается сам госорган? По-видимому, ничем или в лучшем случае тем, что он поручает выполнение всех своих: обязанностей другим лицам и несет ответственность за их действия.

Каким бы странным ни показался подобный вывод, автора по крайней мере нельзя упрекнуть в непоследовательности: кто-то ведь должен выполнять работу юридического лица, если само оно представляет собой такую своеобразную социальную реальность, в которой нет ни одного живого человека!

Впрочем, в одном отношении непоследовательность все же имеется, ибо если нет ни одного живого человека, стоящего за фигурой госоргана как юридического лица, то кто же, собственно, перепоручает исполнение его обязательств другим лицам?

Перечень подобных вопросов, адресованных автору теории социальной реальности, можно было бы продолжить. Но в этом едва ли имеется надобность. Одно во всяком случае бесспорно: никто еще не опустошал юридической личности госоргана в такой мере, как автор рассматриваемой теории, несмотря на то, что госорган как юридическое лицо в данной теории эффектно именуется социальной реальностью.

Мы вновь, таким образом, возвращаемся к проблеме общей категории, которая могла бы охватить все разнообразные организации, выступающие в качестве субъектов социалистических правоотношений. Разрешая эту проблему, необходимо опираться на существующие понятия правосубъектности, субъективного права и обязанности. Сущность правосубъектности состоит в том, что благодаря ей лицо выступает как участник правоотношений, как носитель прав и обязанностей. Обладая же правами, правосубъектное лицо может совершать определенные действия и требовать определенного поведения от обязанных лиц, а, выполняя обязанности, оно должно совершать те действия, на которые вправе притязать управомоченный. Но совершенно очевидно, что совершать те или иные действия – все равно, по праву или в силу выполнения обязанности – может только человек индивидуально или в коллективе с другими людьми. Поэтому субъектами права могут быть либо отдельные люди как общественные индивиды, либо коллективы людей как общественные образования, которые выступают в нашей стране в виде разнообразных организаций, предусмотренных законом.

Еще в 1950 г. в работе «Субъекты гражданского права» С. Н. Братусь писал: «…участники правоотношения – либо индивиды, либо их коллективные образования…»[102]102
  С. Н. Братусь, ук. соч. стр. 32. См. Также А. В. Венедиктов. Государственная социалистическая собственность, 1948, стр.615.


[Закрыть]. В 1955 г. Н. Г. Александров тот же вывод сформулировал для теории права в целом. Говоря о правосубъектности, он указывает, что последняя может быть государством признана «…за отдельным человеком или коллективом людей…»[103]103
  Н. Г. Александров, ук. Соч., стр.134.


[Закрыть]. Можно соглашаться или не соглашаться с тем конкретным решением вопроса о носителе правосубъектности госорганов, которое предложено Н. Г. Александровым. Но его ориентация на выявление реальных общественных отношений, закрепляемых в правосубъектности социалистических организаций, на выявление «людского субстрата» юридического лица в советском праве является безусловно правильной.

Что же касается специального цивилистического вопроса о юридической личности госорганов и возникающего в связи с этим вопроса о том, кто эту юридическую личность воплощает – коллектив рабочих и служащих во главе с директором, как думают сторонники теории коллектива, директор госоргана, как думают сторонники теории директора, или известным образом организованная постоянная группа должностных лиц госоргана, как думает Н. Г. Александров[104]104
  См. там же, стр. 153–154.


[Закрыть], – то все эти вопросы заслуживают того, чтобы они подверглись особой разработке.

Юридические нормы и человеческие поступки[105]105
  Печ. по: Актуальные вопросы советского гражданского права: Сб. статей/ Моск. Ин-т народного хозяйства им. Г. В. Плеханова. Под ред. С. М. Братуся, О. С. Иоффе. Вып.36. М.:Юридическая литература,1964.


[Закрыть]

1

Право – регулятор общественных отношений. С точки зрения марксистско-ленинской юридической науки, это положение носит характер элементарной и общеизвестной аксиомы, а потому в особом обосновании не нуждается. Но то, что относится к праву в целом, характеризует, естественно, и образующие его составные элементы, каковыми являются юридические нормы. Норма права, как и право вообще, тоже выступает в качестве регулятора общественных отношений.

Регулировать общественные отношения – значит устанавливать известные рамки, границы, пределы поведения их участников. К этому, собственно, и сводится, если рассуждать абстрактно, регулирующее действие всякой юридической нормы. Однако подобное понимание вопроса может встретить возражения применительно к нормам социалистического права, призванного играть творческую роль и активно содействовать преобразованию общественных отношений, особенно в современных условиях – в период развернутого строительства коммунизма в нашей стране. Ибо если право лишь определяет границы поведения участников социальных процессов, то оно, по-видимому, не порождает и не преобразует, а только фиксирует эти процессы в том виде, в каком они уже сложились ко времени издания соответствующих юридических норм. «Всюду, где мы сталкиваемся с теми или иными жизненными отношениями, уже существующими независимо от права, – пишет С. А. Голунский, – роль права, если не ставится задача заменить эти отношения новыми, заключается именно в упорядочении этих отношений применительно к интересам господствующего класса (а в развитом социалистическом обществе – к общенародным интересам). Но понятия «упорядочение», «введение в определенные рамки», безусловно, не исчерпывают всего воздействия права на общественные отношения в социалистическом обществе.

…Если понимать термин «регулирование» только как упорядочение общественных отношений, введение их в определенные рамки, то это неизбежно ограничивает роль социалистического права.

Возьмем, например, Закон о дальнейшем развитии колхозного строя и реорганизации машинно-тракторных станций от 31 марта 1958 г. Разве его роль сводится к тому, что он упорядочивает отношения колхозов с МТС или с кем-нибудь другим? Нет! Он создает совершенно новые отношения, существенно меняет характер колхозной собственности, меняет целую область производственных отношений, вносит существенные изменения в базис социалистического общества»[106]106
  С. А. Голунский, О творческой революционной роли социалистического права в период развернутого строительства коммунизма, «Советское государство и право» 1961 г. № 10, стр.41–42.


[Закрыть]? Отсюда как будто бы следует, что либо социалистическое право выполняет активно творческую роль, и тогда правовое регулирование включает в себя также способность к преобразованию наличных и созданию новых общественных отношений, либо его действие исчерпывается введением в определенные рамки поведения людей, и тогда, по мнению, С. А. Голунского, оно тождественно правилам уличного движения, а функции государства свелись бы к обязанностям «ночного сторожа»[107]107
  Там же.


[Закрыть]. В действительности, однако, подобной альтернативы не существует – не существует по соображениям, которых явно не учитывают авторы, ее формулирующие.

Прежде всего, как бы велика ни была творческая роль социалистического права, оно вопреки С. А. Голунскому не создает и не преобразует реальных общественных отношений. По совершенно очевидному недоразумению подобное качество приписано и Закону от 31 марта 1958 г. Ясно, что этот Закон сам по себе не реорганизовал машинно-тракторных станций и не осуществил дальнейшего развития колхозного строя, а определил мероприятия (ликвидация МТС, создание на их базе РТС, продажа сельскохозяйственной техники колхозам и др.), которые, будучи проведенными в жизнь, способны обеспечить достижение указанных целей.

Если бы было иначе, если бы закон обладал той чудодейственной силой, которая ему приписывается, оставалось бы только удивляться тому, что мы до сих пор испытываем известные трудности в решении некоторых хозяйственных проблем, а причины таких трудностей следовало бы усматривать в «лености» и «неповоротливости» законодателя, все еще не издавшего нужных законов. Но суть дела в том как раз и состоит, что создают новые и преобразуют старые отношения не законы, а люди – в результате своей повседневной деятельности. Что же касается законов, то они могут стимулировать такую деятельность, и только через ее посредство можно добиваться необходимых и объективно осуществимых социальных преобразований. Между юридическими нормами и практическим эффектом, к которому законодатель стремится, существует не непосредственная, а косвенная связь, в качестве одного из посредствующих звеньев которой выступает поведение людей. В рамках такой связи и должны осуществляться научные поиски разнообразных форм, в которых со всей силой проявляется или способно проявиться творческое начало, заложенное в самой природе социалистического права. Напротив, как только такая связь упускается из виду или тем более сбрасывается со счета, теоретические построения рискуют выродиться в чистейшую утопию, а возведенная в ранг научной доктрины и становящаяся поэтому «руководством к действию» утопия оказывается слишком опасной для практики, чтобы можно было проходить мимо нее со спокойным равнодушием.

Таким образом, первая часть упоминавшейся выше альтернативы отпадает сама собой: нормы социалистического права, бесспорно, призваны к выполнению творческой роли, которая, однако, выражается не в создании или преобразовании реальных общественных отношений, а в стимулировании поведения людей, единственно способных обеспечить наступление таких социально значимых результатов. Но не более обоснованной представляется и вторая часть той же альтернативы если правовое регулирование сводится только к установлению определенных границ поведения людей, к его известному упорядочению, право лишается каких бы то ни было творческих элементов и ограничивается простой фиксацией социальных явлений, существовавших до и независимо от него.

Правовое регулирование поведения людей, понимаемое как определенное целенаправленное упорядочение последнего, если его рассматривать в наиболее общем виде, осуществляется путем включения в юридические нормы тех или иных дозволений и запретов. Но при установлении любой новой юридической нормы можно разрешить совершение действий, ранее запрещенных, что повлечет за собой установление отношений, отсутствовавших в прошлом, либо запретить совершение действий, ранее дозволенных, в целях обеспечения ликвидации некоторых из числа существующих отношений. Из этого следует, что правовое регулирование как упорядочение поведения, понимаемое в разъясненном смысле, ни в какой мере не устраняет активного влияния права на реальные жизненные явления, если при этом учитывать, что объектом непосредственного правового воздействия становятся человеческие поступки, лишь вследствие совершения или воздержания от совершения которых наступает определенный объективированный социальный результат, более того, правовое регулирование в таком понимании раскрывает свое содержание в качестве активного фактора в любой, а не только в социалистической системе права, поскольку дозволение и запрет представляют собой всеобщие формы правового воздействия на человеческое поведение. Право активно уже потому, что «правовые нормы являются одной из форм политики, проводимой государством (господствующим классом) и диктуемой экономическим строем данного общества»[108]108
  Д. М. Генкин, Правособственностив СССР,Госюриздат,1961, стр.18.


[Закрыть].

Но, выявляя значение права в социалистическом обществе, мы говорим не просто об активной, а о его активно творческой роли. Активным является всякое право и любое правовое регулирование. Напротив, активно творческим является лишь право социалистическое. Не потому, разумеется, что в отличие от предшествующих правовых систем оно способно «создавать» новые и «преобразовывать» старые общественные отношения, а в силу причин совершенно иного порядка.

Кратко говоря, активно творческая роль социалистического права заключается в обеспечении таких лежащих вне ее факторов, которые призваны обусловить наступление нового социального эффекта, заранее предвиденного и определенного законодателем. Этот социальный эффект конкретно может проявиться либо в ликвидации некоторых из числа существующих общественных отношений, либо в их совершенствовании или преобразовании, либо в создании новых общественных отношений. С точки зрения конечных целей к достижению которых стремится государство социалистического типа, новый социальный эффект, обеспечиваемый при помощи юридических норм, заключается в переходе либо от одной общественной формации к другой (от капитализма к социализму в условиях переходного периода), либо от одной фазы к другой фазе единой социально-экономической формации (от социализма к коммунизму).

Нетрудно заметить, что подобные задачи не ставит и не может перед собой ставить ни один законодатель в государствах эксплуататорского типа. Задача перехода от одной социально-экономической формации к другой противоречила бы классовым интересам эксплуататорского государства и потому оно не только не выдвигает ее, а, наоборот, ставит совершенно иную задачу – всемерного укрепления и охраны существующего социального строя, хотя бы он уже отжил свой век и должен в силу объективных законов общественного развития уступить место новому типу социальной организации. Стремление добиться ликвидации одних отношений и создания благоприятных условий для развития других отношений наблюдается в определенный момент и в законодательной деятельности эксплуататорских государств. Так обстояло, например, дело в условиях замены феодального государства капиталистическим; последнее в издававшихся им законодательных актах обнаруживало различный подход к феодальномуибуржуазному укладу жизни. Ноивэтомслучаезапределами предвидения эксплуататорского государства оставался конечный результат, к которому приводит бурное развитие капиталистических производственных отношений, подготовляющее разложение и гибель капитализма. Тем самым возникали совершенно превратные представления и о подлинном значении ближайших последствий, обусловленных законодательной деятельностью.

Все это и позволяет противополагать активной роли эксплуататорского права активно творческую роль права социалистического. В противоположность эксплуататорскому праву издание норм социалистического права заключает в себе возможность: а) не только препятствовать развитию одних и благоприятствовать развитию других общественных отношений, но и способствовать социальному преобразованию общества в целом; б) добиваться определенных социальных эффектов, осознавая и предвидя объективное содержание наступающих при этом как ближайших, так и конечных результатов.

Указанная возможность, заключенная в социалистическом правотворчестве, опирается на определенные объективные и субъективные предпосылки.

Ее объективными предпосылками являются: во-первых, экономический строй социалистического государства, развивающийся по пути постепенного преобразования в экономический строй коммунистического общества; во-вторых, обусловленные им специфические объективные экономические законы (основной экономический закон, закон планомерного развития), которые предопределяют указанный путь общественного развития; в-третьих, природа и назначение социалистического государства и социалистического права, призванных не только охранять новый общественный строй от попыток реставрации старых порядков, но и обеспечивать такое его дальнейшее развитие, которое на определенном этапе приведет к их собственному отмиранию. Указанным объективным предпосылкам корреспондируют и определенные предпосылки субъективного порядка. Они состоят в том, что, во-первых, социалистическое государство, являющееся в качестве носителя государственной собственности и хозяйствующего субъекта непосредственным участником экономических процессов, испытывает не только политическую, но и материальную заинтересованность в обеспечении их надлежащего развития[109]109
  Ср.:Д. М. Генкин, Правособственностив СССР,Госюриздат,1961, стр.6.


[Закрыть], во-вторых, руководимое Коммунистической партией, опирающейся на передовую теорию, оно способно познать объективные экономические законы, овладеть ими и соответствующим образом их использовать; в-третьих, сообразно с историческим назначением социалистического государства оно устремляет свою деятельность на то, чтобы добиться достижения ближайших, а через их посредство – конечных объективных результатов, знаменующих собой коренное преобразование всего строя общественных отношений между людьми.

Однако дело не только в возможности осуществления социалистическим правом его активно творческой роли, но также и в том, что выполнение им этой функции является объективно необходимым. Вместе с тем объективная необходимость осуществления социалистическим правом активно творческой роли предопределяется природой экономического строя социалистического государства, характером вступающих при этом в действие экономических законов и самой сущностью социалистического государства.

Выясняя активно творческую роль социалистического права, необходимо постоянно учитывать, что издаваемые государствам нормативные акты имеют дело с человеческими поступками, с поведением людей, независимо от того, действуют ли последние индивидуально или в качестве определенным образом организованных коллективов. Сами же поступки людей приводят к наступлению известного результата или к его предотвращению. При этом они могут вызывать как ближайшие, так и более отдаленные, как непосредственные, так и различные параллельные последствия, многочисленные и многообразные переплетения которых обусловливают конечный социальный эффект данного этапа общественного развития. Если под таким углом зрения подходить к оценке издаваемых государством нормативных актов, то нельзя не признать, что условиями их доброкачественности являются: а) способность оказания такого мотивационного воздействия на психику людей, которое обусловливает совершение или воздержание от совершения указанных в акте поступков; б) объективная возможность наступления ближайшего результата, к которому законодатель при издании данного нормативного акта стремится, с одновременным учетом вероятных (параллельных) последствий, которые должны наступить или, напротив, должны быть предотвращены принятием мер иного порядка; в) учет отдаленных последствий или даже конечного социального эффекта, который может возникнуть в силу переплетения последствий, вызванных изданием данного нормативного акта, с последствиями разнообразных иных человеческих поступков. Обратимся к подробному рассмотрению каждого из перечисленных моментов, начав с форм мотивационного воздействия права на поведение людей.