Текст книги "Избранные труды. Том IV"

Структурные подразделения системы права (на материалах гражданского права)[203]203
  Печ. по: Ученыезаписки/ВНИИСЗ.Вып. 14. Μ., 1968.


[Закрыть]

В советской юридической науке никем не оспаривается и потому может считаться общепризнанным трехчленное деление последовательно восходящих к системе права образующих ее в своей совокупности элементов: норма, институт, отрасль. Достаточна ли, однако, эта «триада» для того, чтобы полностью исчерпать структурные подразделения правовой системы?

Советское право воплощается в законах и в иных нормативных актах. Атак как оно целиком укладывается в органически присущую ему систему, то в ней должны найти свое место и любые составные части выражающих наше право законодательных актов. Но куда следует отнести преамбулы к законам, не содержащие ни норм, ни институтов, ни тем более отраслей права?

Конечно, если бы преамбулы носили чисто разъяснительный или сугубо декларативный характер, можно было бы сказать, что они вообще не входят в систему права, хотя и неотделимы от соответствующих законодательных текстов. В действительности же они имеют и другое значение. Так, ст. 5 Основ гражданского законодательства устанавливает, что гражданские права охраняются законом, за исключением случаев, когда они осуществляются в противоречии с назначением этих прав в социалистическом обществе в период строительства коммунизма. Но в самой ст. 5 назначение гражданских прав не определено, и выявить его можно, опираясь лишь на ту часть преамбулы к Основам, в которой устанавливаются задачи, стоящие перед советским гражданским законодательством. Поэтому и применение ст. 5 на практике без использования преамбулы неосуществимо.

Правовая, а не какая-либо иная природа таких преамбул не должна, следовательно, вызывать сомнений. Но закрепляют они не нормы или институты, а общие принципы для отрасли права в целом либо отдельных ее институтов. Такие общие принципы могут быть выражены и в нормах права, как сделано, например, для гражданского процессуального права ст. 7–11 Основ гражданского судопроизводства. Однако и в подобных случаях понятие нормы не перекрывает понятия принципа, поскольку норма соотносится с институтом как более дробное подразделение системы права, а закрепленные ею принципы могут распространяться на ряд институтов или носить общеотраслевой характер. Нужно также подчеркнуть, что имеются в виду именно общие принципы, а не общие нормы, включенные по законодательно-техническим соображениям в Общую часть кодекса. Общие нормы остаются нормами лишь повторяющимися в каждом специальном институте (разумеется, по существу, а не текстуально), тогда как принцип стоит над институтами и предопределяет их непосредственное содержание. Вот почему приведенная выше «триада» нуждается по крайней мере в присоединении к ней также и правовых принципов.

Но этим суть проблемы не исчерпывается. Не исчерпывается, главным образом, ввиду известной неопределенности понятия правового института. Так, говорят, например, об институте права собственности и одновременно об институтах права государственной собственности, права кооперативно-колхозной собственности, права профсоюзно-общественной собственности, права личной собственности и права собственности мелких частных хозяйств единоличных крестьян и кустарей[204]204
  См. Также «Общая теория советского права», под ред. С. Н. Братусяи И. С. Самощенко,М., «Юридическая литература»,1966, где поставлены в один ряд «…институты обязательственного права, купли-продажи, имущественного найма и т. д.» (с. 317).


[Закрыть]. Что же здесь действительно является институтом, а что институтом считаться не может? Если перечисленные отдельные виды права собственности[205]205
  Здесь, как и в дальнейшем, имеются ввиду не субъективные права, а право в объективном смысле.


[Закрыть] – институты, то право собственности вообще нечто большее, чем институт, и нечто меньшее, чем отрасль права. То же самое можно было бысказать о наследственном праве в сопоставлении с наследованием по закону и по завещанию, об изобретательском праве в сопоставлении с правом на изобретение и на рационализаторское предложение и т. п. Поэтому очевидно, что отрасль права может слагаться не только из институтов, но и из более укрупненных подразделений, которые в свою очередь образуются совокупностью соответствующих институтов.

Не допускаем ли мы, однако, смешения разных категорий – института как подразделения отрасли права с разделами кодекса или иного нормативного акта как с чисто законодательно-техническими подразделениями?

Смешения здесь никакого нет. Напомним, что, например, при институционной системе построения Гражданского кодекса нормы наследственного права в особый раздел не выделяются, а соединены в общем разделе с другими способами приобретения имущества, чем не исключается выявление соотносимости не вообще способов приобретения имущества, а именно наследственного права с наследованием по закону и по завещанию. С другой стороны, нет препятствий к объединению в один раздел кодекса авторского и изобретательского права. Но общие нормы для того и другого создать невозможно[206]206
  Б. С. Антимонов и Е. А. Флейшиц, Изобретательское право, М., Госюриздат, 1960,с.16.


[Закрыть], тогда как разработка общих правил в пределах изобретательского права для изобретений и рационализаторских предложений вполне осуществима. Следовательно, имеется органическая связь между правом на изобретение и на рационализаторское предложение, далеко не исчерпывающаяся простым их соединением в одном и том же разделе кодекса. Эта связь по своей природе аналогична той, которая характеризует единство института и единство отрасли права. Она носит объективный характер и проявляет себя независимо от того, как построен кодекс или иной законодательный акт.

Еще более показательно в этом отношении обязательственное право. Если право собственности в целом иногда именуют институтом, то к обязательственному праву подобное наименование вовсе не применяется. И немудрено, ибо как можно было бы назвать единым институтом совокупность норм, в которую входят купля-продажа и обязательства из причинения вреда, подряд на капитальное строительство и обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества! Но уже тот факт, что такая совокупность казалось бы совершенно разнопорядковых норм позволила создать в кодексе собственную Общую часть для одних только обязательств, свидетельствует о внутренне присущем им единстве, свойственном подразделениям системы права, а не системы законодательства.

Для того же, чтобы и такие, более укрупненные, чем институты, подразделения правовой системы не выходили за рамки существующих теоретических категорий, наряду с понятием нормы, института, принципа и отрасли в научный обиход должно быть включено лишь изредка употребляемое[207]207
  См.,например,С. С. Алексеев, Общие теоретические проблемы системысоветского права, М., Госюриздат,1961,с.7. В. М. Чхиквадзе,Ц. А. Ямпольская, О системе советского права («Советское государство и право»,1967,№ 9,с.32–40). Впрочем, ни упомянутые, ни другие авторы, пользующиеся понятием подотрасли права, не выясняют содержания этого понятия.


[Закрыть], хотя и чрезвычайно важное понятие подотрасли права.

С этой точки зрения в гражданском праве следует различать такие подотрасли, как право собственности, обязательственное право, авторское право, изобретательское право и наследственное право (оставляя в стороне семейное право ввиду дискуссионности вопроса о его месте в системе советского права).

В то же время, если институт – обязательное подразделение отрасли права[208]208
  Это утверждение может быть оспорено ссылкой на такие нормы, как, например, включенные в гл.1 раздела I ГК, каждая из которых, на первый взгляд, вообще не входит в какой-либо институт. На самом же деле они представляют собой либо общие нормы в законодательно-техническом смысле (например, ст. 6), либо нормы-принципы, имеющие общеотраслевое значение (например, ст.1),либо нормы, относящиеся не к гражданскому праву, а к другим отраслям права, где они и входят в соответствующий институт(например, ст. 3, воспроизводящая ст. 3 Основи определяющая компетенцию Союза ССР и союзных республик в области гражданского законодательства, содержит норму негражданского, а государственного права).


[Закрыть], то не все включаемые в нее институты поглощаются присущими ей подотраслями. Они могут входить в отрасль права не только через подотрасль, но и непосредственно. Типичный тому пример – право на открытие. Это самостоятельный институт, объективно несоединимый ни с авторским или изобретательским правом[209]209
  В литературе высказаны на этот счет и другие мнения. Так, В. А. Рясенцев («Советское изобретательское право», М., изд. ВЮЗИ, 1961, с. 15) и В. И. Корецкий (Изобретательское право на новом этапе, Душанбе, изд. Таджикского Совета ВОИР, 1961, с. 57) объединяют право на открытие с изобретательским правом, а Б. С. Антимонови, Е. А. Флейшиц («Изобретательскоеправо»,М.,Госюриздат,1960,с. 120) – с авторским правом.


[Закрыть], ни с какими-либо другими гражданско-правовыми институтами. Но право на открытие не заключает в себе нескольких юридических институтов, а исчерпывается лишь одним институтом, следующим подразделением для которого является не подотрасль, а самая отрасль советского гражданского права.

Как, однако, быть с юридическими нормами, которые включены в Общую часть кодекса (например, нормы раздела I ГК) или в Общую часть какого-либо из его разделов (например, нормы первого подраздела третьего раздела ГК)? Выделение в кодексе Общей части – весьма оправданный и практически удачный, но все же не более, чем прием законодательной техники. Соответствующие нормы могли бы быть распределены по другим разделам кодекса с применением метода взаимных отсылок, хотя такой метод гораздо менее удобен, чем образование Общей части. Но самая возможность его применения свидетельствует о том, что эти нормы, как бы их ни группировать, юридических институтов не образуют, а входят в состав всех других институтов данной отрасли права или, по крайней мере, их большинства. Вместе с тем в Общей части кодекса могут быть сосредоточены также юридические нормы, нераспределимые по специальным институтам и образующие в своем единстве самостоятельный правовой институт общего значения[210]210
  Мыне касаемся тех иногда включаемых в Общую часть кодекса норм, которые в действительности общего значения не имеют. В виде примера можно было бы сослаться на ст. 7 ГК, которая фактически является не общей, а специальной нормой, помещенной в Общей части только потому, что трудно было бы отыскать для нееподходящее место в кодексе в специальных разделах последнего. Небезынтересно отметить, что служащая тем же целям, но лишь в менее широкой сфере применяемая ст.514 ГК помещенанев Общей части ГК, ав разделе об авторском праве.


[Закрыть].

Таков, в частности, институт гражданской правосубъектности. Хотя любое гражданское правоотношение устанавливается между теми или другими субъектами, а стало быть, институт гражданской правосубъектности носит общий характер, тем не менее он представляет собой именно институт, а не простое выделение «за скобки» юридических норм, в равной мере применимых к различным конкретным гражданским правоотношениям. Чтобы убедиться в этом, сопоставим нормы о субъектах гражданского права, например, с нормами об исковой давности. Правила об исковой давности не могут быть практически реализованы иначе, как в связи с каким-либо конкретным правоотношением, при осуществлении которого соответствующий вопрос возникает. Напротив, нормы о гражданской правосубъектности сами по себе определяют правовое положение граждан и социалистических организаций (их правоспособность и дееспособность, содержание той и другой, моменты возникновения и прекращения правоспособности и т. д.), независимо от приобретения и осуществления конкретных прав и обязанностей. Поэтому они и представляют в своем единстве гражданско-правовой институт. Разумеется, эта нормы могут быть в соответствующих случаях применены и к конкретным правоотношениям (как применяются, например, к праву собственности гражданина, объявленного умершим, правила об объявлении умершим безвестно отсутствующих). Но это обстоятельство никакого влияния на самостоятельность института гражданской правосубъектности не оказывает, как не перестают, например, быть самостоятельными институты наследственного права от того только», что на их основе происходит трансформация различных иных правоотношений. Подобно правилам о наследовании, определяющим судьбу различных правоотношений, но регулирующим лишь наследственные отношения, нормы о правосубъектности, с какими бы конкретными правами и обязанностями они ни соприкасались, всегда определяют правовое положение граждан и организаций.

Но ведь совокупность норм о гражданской правосубъектности включает в себя правила, относящиеся как к гражданам, так и к социалистическим организациям (юридическим лицам). Между гражданами и юридическими лицами имеются не менее существенные различия, чем, например, между правом на изобретение и на рационализаторское предложение. И если изобретательское право рассматривается как подотрасль, а право на изобретение и на рационализаторское предложение как институты, то почему же тогда гражданская правосубъектность также не образует состоящей из двух институтов подотрасли советского гражданского права? Обоснованность постановки такого вопроса еще более усилится, если учесть, что, помимо граждан и юридических лиц, в качестве субъекта гражданского права выступает и самое Советское государство.

Несмотря, однако, на весомость и значимость приведенных соображений, правосубъектность представляет собою все же единый институт, а не подотрасль советского гражданского права. Подотрасль, как и отрасль права, должна содержать в себе совокупность норм, регулирующих однородные отношения разных видов, с включением в свой состав и таких норм, на основе которых могут быть приобретены конкретные права и обязанности. И точно так же, как не существует отрасли права, определяющей лишь юридическое положение ее субъектов, немыслимо появление подотрасли, которая ограничилась бы только этими вопросами. А так как нормы о гражданской правосубъектности ничего другого, кроме юридического положения субъектов гражданского права, не закрепляют, они и образуют не подотрасль, а самостоятельный институт, непосредственно (минуя подотрасль) входящий в систему советского гражданского права.

В то же время нельзя отрицать наличия внутри этого института различных относительно самостоятельных ответвлений: норм о правосубъектности граждан, с одной стороны, и юридических лиц, с другой. Подобные ответвления могли бы быть выявлены и в различных других институтах, например, общая долевая и общая совместная собственность в пределах института общей собственности; издательский, постановочный и иные договоры в пределах института авторского договора и т. д. Если в приведенных примерах нормы, образующие институт, целиком подразделяются по равнозначным самостоятельным группам, то в ряде случаев между ними существует и другое соотношение, характеризующееся уже не равнозначностью, а соподчинением различных группировок. Так, например, соотносятся друг с другом купля-продажа вообще и розничная купля-продажа, имущественный наем вообще и бытовой прокат, подряд вообще и бытовой заказ и т. д. Эти факты свидетельствуют о том, что институт – не только не последнее после нормы подразделение отрасли права (имеются еще и подотрасли), но и не всегда первое подразделение, следующее за ней, так как самостоятельные органические образования встречаются иногда и внутри института. Такие образования можно было бы назвать субинститутами.

Итак, структурными подразделениями системы права являются нормы и правовые принципы, субинституты и институты – подотрасли и отрасли права. Нормы, институты и отрасли, необходимые элементы этой системы в том смысле, что они обязательно следуют один за другим – либо непосредственно, либо в конечном счете. Напротив, субинституты и подотрасли – широко встречающиеся внутри системы права образования, но не всегда необходимые потому, что нормы могут, не составляя субинститута, входить прямо в институт, а институт в свою очередь может включаться не в подотрасль, а непосредственно в отрасль права. Особое положение среди названных подразделений занимают правовые принципы, которые трудно расположить в каком-либо строго определенном месте между этими подразделениями, так как существуют принципы, лежащие в основе института, подотрасли, отрасли и системы права в целом. Их нужно поэтому рассматривать как самостоятельные правовые образования, устанавливая по отношению к каждому принципу в отдельности то конкретное место, которое он занимает в правовой системе.

При всей дискуссионности понятия нормы и, в особенности, понятия отрасли права, они все же достаточно четко определяются в различных теоретических построениях, чтобы можно было, оставаясь в пределах таких построений, допустить их смешение с другими правообразованиями. Понятие же правового института почти не вызывает споров в литературе. Тем не менее выявить с его помощью именно институты, отграничив их от смежных явлений, в очень многих случаях не удается. Мы уже видели, как понятие института употребляется в разных его значениях, нередко исключающих друг друга (например, институт права собственности и институт права личной собственности). Конечно, если иметь в виду обычное словоупотребление, то никаких погрешностей здесь нет, ибо «институт» означает «установление», и тогда все в области права можно называть институтом, начиная от самого права и кончая его единичными нормами. Но речь идет о юридическом институте как строго научном понятии, которое должно обладать необходимой определенностью во избежание смешения института с субинститутом или с правовой подотраслью.

Обеспечивает ли такую определенность понятие института как группы (совокупности) юридических норм, регулирующих данный вид общественных отношений[211]211
  Д. А. Керимов, Кодификацияи законодательная техника, М., Госюриздат, 1962, с. 55. Следует вместе с тем отметить, что если Д. А. Керимов обоснованно связывает институт с типичным ,т. е. повторяющимся, но все же лишь данным видом общественных отношений, то многие другие авторы определяют институт как группу норм, регулирующих связанные однородные отношения, т. е. несколькоих видов(см. например, «Теория государства и права», подред. К. А. Мокичева,М.,1965, «Юридическая литература»,с. 407; «Общая теория советского права», под ред. С. Н. Братусяи И. С. Самощенко, с.317. При подобном определении института отграничить его ототрасли права едва ли возможно, если не считать, что цели разграничения достигаются, когда институт связывают с однородными отношениями, а отрасль – с областью деятельности (см. «Общая теория советского права», под ред. С. Н. Братуся и И. С. Самощенко,с. 317). Более осторожен С. С. Алексеев, определяющий институт не через реальные общественные, а через самые правоотношения. Он полагает, что институт охватывает не одно, а несколько правоотношений (см. «Общие теоретические проблемы системы советского права», с. 6), оставляя открытым вопрос о единичности или множественности регулируемых институтом общественных отношений. Но подобное определение вообще не есть определение, так как нужно установить, что институтом регулируется, не ограничиваясь указанием лишь на результат такого регулирования.


[Закрыть]? По-видимому, не обеспечивает, ибо категорией вида общественных отношений проблема далеко не исчерпывается. Обратимся к таким, например, нормам, как закрепляющие договор поручения и договор комиссии. Что перед нами два разных института – это не подлежит никакому сомнению. Но они регулируют единый вид отношений (отношения по осуществлению и приобретению прав и обязанностей для одного лица другим лицом) с применением лишь различных правовых способов: поверенный действует от имени доверителя, а комиссионер от своего собственного имени. По какому же тогда основанию и поручение, и комиссия признаются двумя самостоятельными юридическими институтами?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно преодолеть одно весьма широко распространенное заблуждение. Принято почему-то считать, что если отрасли права разграничиваются по предмету правового регулирования, то тот же признак должен быть положен и в основу разграничения институтов внутри каждой отрасли. Но такой вывод ниоткуда не вытекает. Разумеется, поскольку гражданское право регулирует имущественно-стоимостные и связанные с ними личные неимущественные отношения, каждый гражданско-правовой институт и каждая гражданско-правовая норма тоже могут иметь дело лишь с отношениями такого рода. Неоспоримо, однако, что к одному и тому же виду общественных отношений в пределах отрасли применяются и различные нормы[212]212
  Насколькоизвестно, лишь в «Теории государства и права» под ред. К. А. Мокичева утверждается, будто каждая норма права имеет свой обособленный предмет регулирования. Но это положениене нуждается в специальной критике, так как может быть опровергнуто посредством множества элементарных примеров.


[Закрыть]. На этом, собственно, и строится определение института как группы норм, регулирующих какой-либо один вид общественных отношений. Почему же исключается аналогичная возможность для разных институтов? Впрочем, исключается она лишь в теории, а на практике используется сплошь и рядом. И договор купли-продажи, и договор поставки имеют дело с экономическими отношениями купли-продажи, но являются самостоятельными гражданско-правовыми институтами. Одни и те же объекты в отношениях между социалистическими организациями могут быть реализованы в порядке купли-продажи (продажа излишнего оборудования) и поставки (реализация производимого предприятием оборудования). В самом законе (ч. 2 ст. 258 ГК) различие между поставкой и куплей-продажей, применяемой в отношениях между социалистическими организациями, проводится не по виду регулируемых отношений, а сообразно с тем, как они регулируются: если договор носит неплановый характер и исполняется при самом его заключении, налицо купля-продажа, а если моменты заключения и исполнения договора во времени не совпадают, значит, осуществляется поставка. Таким образом, предмет у разных институтов одной и той же отрасли права может быть единым, а методы несовпадающими. По непонятным причинам о методе отдельных институтов говорить не принято. Дело обычно ограничивается лишь методом, свойственным отрасли права[213]213
  Некоторые ученые допускают объединение в институте нормразных отраслей права и, следовательно, разных методов (см. «Теория государстваи права», под ред. К. А. Мокичева,с. 408); другие исходят из того, что институту присущ метод, который свойствен лишь данной отрасли права (см. С. С. Алексеев, Общетеоретические проблемы системысоветскогоправа, с. 7; Д. А. Керимов, Кодификацияи законодательная техника,с.55). Но никто не считает нужным акцентировать внимание на собственном методе, характерном для самого института.


[Закрыть]. Но в пределах общеотраслевого метода имеются различные формы его применения не только разными институтами, но и отдельными нормами права. Метод равенства участников правоотношения присущ всему гражданскому праву и, следовательно, каждой его норме и любому его институту. Но осуществляется этот метод диспозитивными нормами иначе, чем императивными, институтом права государственной собственности не так, как институтом права личной собственности, правилами об имущественном найме отлично от норм о жилищном найме и т. д. Те специфические формы осуществления общеотраслевого метода, которые характерны для каждого данного института, составляют его внутриотраслевой метод. Не учитывать его непозволительно уже хотя бы потому, что, ограничиваясь лишь видом регулируемых отношений, выделить институт зачастую невозможно. Столь же невозможно во многих случаях выявить его, присоединив к виду регулируемых отношений указание на общеотраслевой метод, так как последний присущ всем институтам данной отрасли. Действительно надежным критерием для разрешения этого вопроса является свойственный институту внутриотраслевой метод.

Юридическим институтом и следует считать группу норм, объединяемых специфическим способом применения общеотраслевого метода к регулируемому ими виду общественных отношений.

Опираясь на это определение, можно достичь необходимой четкости в отграничении института от субинститута, с одной стороны, и от подотрасли, с другой.

В самом деле, в определении института решающую роль играет не предмет, а метод регулирования, ибо лишь некоторые институты отличаются друг от друга также и по своему предмету. Поэтому, хотя в определении говорится о виде общественных отношений, не следует думать, что при размежевании отдельных институтов можно разграничить во всех без исключения случаях и их предметы. Последние нередко совпадают, и тогда предметное разграничение становится неосуществимым. Указание в определении института на вид регулируемых отношений имеет, главным образом, то значение, что и при совпадении предметов регулирования у разных институтов они все же соприкасаются с видом, а не с комплексом общественных отношений.

Совершенно другой характер носит правовая подотрасль. Ей также, естественно, присущ свой внутриотраслевой метод, но она, кроме того, отличается от других подотраслей своим предметом. Упоминавшиеся ранее подотрасли гражданского права могут быть разграничены и по методу и по предмету регулирования. Как ни трактовать, например, право собственности, но оно не регулирует отношений по перемещению имущества, – последние составляют предмет обязательственно-правового регулирования. В свою очередь метод всеобщего запрета, по которому строятся правоотношения собственности (пассивное поведение всех противостоящих собственнику обязанных лиц), не присущ обязательственному праву как имеющему дело с относительными правоотношениями, а всеобщая защита титульного владения, даже основанного на обязательстве, обеспечивается нормами о праве собственности и в интересах не только владельца, но и самого собственника. Свой специфический предмет и метод имеют также авторское, изобретательское и наследственное право. К тому же предмет всех без исключения правовых подотраслей составляет не вид, а комплекс повторяющихся отношений. Нужно также не упускать из виду, что на основе подотрасли устанавливаются конкретные права и обязанности, тогда как правовые институты (например, институт гражданской правосубъектности) могут и не порождать таких последствий. Все эти качества, отличая подотрасль от института, придают ей значение именно подотрасли права.

Теперь должно быть понятно, что наследственное право – не институт, а подотрасль, ибо, наряду с методом, у него имеется особый предмет регулирования, а наследование по закону и по завещанию – институты, так как предмет у них единый, а методы разные. Отдельные виды права собственности также являются институтами, ибо хотя у них и разные предметы, но в этом качестве выступает вид, а не комплекс общественных отношений. Комплекс (единство нескольких видов) общественных отношений объединяется правом собственности в целом, которое уже выступает как подотрасль гражданского права. Как институты с подотраслью соотносятся друг с другом обязательственное право и отдельные виды обязательств, изобретательское право и право на изобретение и рационализаторское предложение, авторское право и его внутренние подразделения.

При разграничении же институтов и субинститутов нужно пользоваться другим критерием – не предметом, важным для обоснования подотрасли, но не обеспечивающим нужного эффекта в данном случае, ибо предмет у института и субинститута единый, а методом регулирования.

Институты, не входящие в состав подотрасли, несут на себе следы как общеотраслевого, так и своего собственного метода, а если они включаются в подотрасль, то присущий последней метод отражается также на институтах. Купля-продажа, например, обладает особым своим методом (чем она отличается от поставки и др.), выражая вместе с тем специфику метода, свойственного обязательственному праву (но не праву собственности и др.), и одновременно воплощая в себе общий метод гражданско-правового регулирования. Те же группы норм, которые, пользуясь собственным методом, помимо отраслевого, а в подлежащих случаях подотраслевого, опираются также на метод какого-либо института, должны рассматриваться как его субинституты. Нормы о розничной купле-продаже потому и образуют субинститут, что в них применяются способы, характерные для этих норм и общие для купли-продажи в целом. Нормы о правосубъектности граждан, с одной стороны, и юридических лиц, с другой, специфичны по своим методам и в то же время однородны по общему методу института гражданской правосубъектности. Точно такие же выводы могли бы быть сделаны при сопоставлении общей собственности с собственностью долевой и совместной, обязательств из причинения вреда с обязательствами, возникающими в результате причинения вреда имуществу или личности, и др.

Но если рассматриваемые подразделения существуют реально и могут быть выявлены по их объективным качествам, то нет никаких оснований исключать их из научного употребления, тем более, что они имеют как теоретическое, так и прикладное значение. В этом убеждает анализ одного из важнейших в современных условиях вопроса, связанного с кодификацией советского гражданского законодательства.

Статья 3 Основ, разграничив компетенцию Союза ССР и союзных республик в области гражданского законодательства, отнесла к компетенции Союза ССР регулирование отношений между социалистическими организациями по поставкам, капитальному строительству и государственным закупкам сельскохозяйственной продукции у колхозов и совхозов, отношений организаций железнодорожного, морского, речного, воздушного, трубопроводного транспорта, связи и кредитных учрежденийсклиентуройимежду собой, отношений по государственному страхованию, отношений, возникающих в связи с открытиями, изобретениями и рационализаторскими предложениями, а также других отношений, регулирование которых отнесено Конституцией СССР и Основами к ведению Союза ССР.

Некоторые из перечисленных отношений, помимо Основ, подчиняются соответствующим кодексам (Кодекс торгового мореплавания, Воздушный кодекс) или уставам (Уставы железных дорог, внутреннего водного транспорта, Госбанка, Стройбанка, Внешторгбанка, Гострудсберкасс). Другие же (поставка, капитальное строительство и т. д.), не имея особых кодексов или уставов, не урегулированы в полной мере ни Основами ввиду назначения этого акта формулировать лишь наиболее общие и принципиальные положения, ни ГК союзных республик, которые, соблюдая указанное разграничение компетенции Союза ССР и союзных республик, должны были по соответствующим вопросам ограничиться буквальным воспроизведением текста Основ. В результате перечисленные разделы гражданского законодательства вообще остались вне кодификации. Такое положение нельзя признать нормальным, и оно нуждается в устранении.

Нужен единый общесоюзный гражданско-правовой акт кодификационного значения, который следовало бы именовать не Гражданским кодексом, поскольку гражданские кодексы издаются союзными республиками, не Хозяйственным кодексом, так как некоторые нормы (например, о страховании) рассчитаны также на отношения с участием граждан, не Кодексом о хозяйственных договорах, ибо в него вошли бы нормы не только о договорах (например, об изобретательском праве или праве на открытие), а Кодексом гражданских законов Союза ССР с указанием во вводных положениях на то, что в нем кодифицированы нормы, отнесенные ст. 3 Основ к ведению Союза ССР.

Такой кодекс не был бы ни отраслевым, ибо он не может охватить все гражданско-правовые институты, ни подотраслевым, поскольку предполагается включение в него норм, относящихся к разным подотраслям (например, к обязательственному и изобретательскому праву), причем не всегда в полном их объеме (например, обязательственное право было бы представлено лишь некоторыми договорами). Едва ли также возможно образование в этом Кодексе своей Общей части, чем-либо отличающейся от Общей части республиканских ГК. Но так как в ч. 2 ст. 3 Основ говорится, что вопросы, связанные с перечисленными в ней отношениями, по прямому указанию законодательства Союза ССР вправе решать законодательство союзных республик, следовало бы во вводных положениях к Кодексу оговорить, что предусмотренные им отношения соответственно регулируются и нормами Общей части ГК союзных республик. Аналогичная оговорка необходима и относительно содержащихся в ГК союзных республик общих положений об обязательствах.

Но не ставится ли тем самым с ног на голову установленное разграничение союзной и республиканской компетенции? Не противоречит ли закону такое положение, когда гражданско-правовое регулирование некоторых видов отношений входит в ведение Союза ССР, но они одновременно будут подчинены общим положениям ГК союзных республик?

Ответы на поставленные вопросы предопределяются самими понятиями отрасли и подотрасли права. Общеотраслевыми кодификационными актами для гражданского законодательства являются Основы и республиканские ГК. Развитие общих положений Основ как для гражданского права в целом, так и для всех его подотраслей, кроме отнесенных к ведению Союза ССР (например, изобретательского права), возложено на ГК союзных республик. Но так как у каждой отрасли права или входящей в ее состав подотрасли может быть лишь единая Общая часть, то уже в самом по себе законодательном закреплении права союзных республик издавать гражданские кодексы содержится признание обязательности их общих правил также для отношений, регулируемых союзным гражданским законодательством. Это правило должно применяться независимо от издания Кодекса гражданских законов Союза ССР, хотя по законодательно-техническим соображениям его целесообразно прямо формулировать в названном Кодексе. Само собой, однако, разумеется, что там, где союзный закон сочтет необходимым, он может ввести для регулируемых им отношений норму, отличающуюся от общего правила республиканского ГК или дополняющую это правило. Так, ст. 234 ГК, предусмотрев прекращение или изменение обязательств вследствие изменения плана, не определяет порядка распределения между сторонами наступивших вследствие этого имущественных потерь. По самому же характеру отношений, в которых такие вопросы возникают, их было бы уместно решить в общесоюзном законе.

Что касается структуры Кодекса гражданских законов Союза ССР, то в нем следовало бы образовать четыре раздела: 1. Вводные положения; 2. Обязательства; 3. Право на открытие; 4. Изобретательское право. Образование указанных разделов вполне обоснованно, так как во Вводных положениях были бы решены некоторые общие вопросы (круг регулируемых Кодексом отношений, его соотношение с Основами и ГК союзных республик и др.), а специальные разделы соответствуют либо подотрасли гражданского права (изобретательское право), либо части такой подотрасли, другая часть которой включена в республиканские ГК (обязательства), либо институту, который, минуя подотрасль, входит в отрасль гражданского права непосредственно (право на открытие).