Текст книги "Избранные труды. Том IV"

В литературе по гражданскому праву давно уже ведется спор о том, как в делах о причинении увечья на производстве определять объем причитающегося потерпевшему возмещения, если имела место так называемая смешанная, или обоюдная, вина. Предположим, что средний заработок потерпевшего составлял 100 руб.; в результате причиненного увечья он утратил полностью как профессиональную, так и общую трудоспособность и ему была назначена пенсия в сумме 40 руб. Однако в ходе рассмотрения дела выявилось, что виновными в наступлении вредных последствий были в одинаковой степени как причинитель вреда, так и сам потерпевший. Согласно одной точке зрения в таких случаях следует общую сумму заработка, утраченного потерпевшим, разделить пополам (100: 2 = 50), из полученного результата исключить сумму назначенной пенсии (50–40 = 10), которую причинитель обязан целиком возместить органам собеса по предъявленному ими регрессному иску, и тогда остаток (10 руб.) составит сумму, которую в порядке возмещения вреда причинитель должен выплачивать потерпевшему. В соответствии с другой точкой зрения нужно поступить иначе, а именно из общей суммы утраченного потерпевшим заработка вычесть сумму пенсии (100 – 40 = 60) с тем, что сообразно со степенью его вины выплачиваемая пенсия в половинном размере (40: 2 = 20) компенсируется причинителем органам собеса, остаток (60 руб.) разделить пополам (60: 2 = 30) и таким образом определить сумму возмещения (30 руб.), которая причитается с причинителя вреда в пользу потерпевшего.

Каждая из этих точек зрения получила свое вполне логичное обоснование. Сторонники первого метода исчисления ссылались на то, что он обеспечивает полное соответствие между степенями виновности причинителя вреда и потерпевшего и распределением ущерба между ними. Действительно, причинитель и потерпевший в наступлении ущерба (100 руб.) виновны в одинаковой мере, и потому причинитель возмещает половину от общей суммы вреда (50 руб.: 40 руб. органам собеса и 10 руб. потерпевшему), а потерпевший получает возмещение половины понесенного им ущерба (50 руб: 40 руб. в виде пенсии и 10 руб. за счет причинителя). Сторонники второго метода исчисления отмечали, что, поскольку основанием ответственности причинителя перед органами собеса служит его вина, он должен нести такую ответственность не в полном размере суммы выплачиваемой пенсии (40 руб.), а соответственно степени своей вины (40: 2 = 20 руб.). Тогда причинитель будет сообразно со степенью его виновностиотвечать в пределах половины от общей суммы причиненного ущерба (50 руб.: 20 руб. органам собеса и 30 руб. потерпевшему), органы собеса также получат возмещение половины выплачиваемой ими пенсии (40: 2 = 20 руб.), а потерпевшему будет выплачиваться возмещение, превышающее сумму, на которую он мог бы притязать с учетом тяжести им самим допущенной виновности (не 50 руб., а 70 руб.: 40 руб. в виде пенсии и 30 руб. от причинителя вреда). И если при первом варианте сверхвозмещение получали бы органы собеса, то при втором варианте его получил бы потерпевший за счет собеса, что вполне оправданно, поскольку размер назначаемой в порядке социального обеспечения пенсии ни в какую зависимость от вины потерпевшего не ставится и ставиться не может.

Статья 94 Основ в вопросе о пределах удовлетворения регрессного иска, предъявляемого органами собеса к причинителям вреда, восприняла вторую точку зрения. В ней установлено, что при обоюдной (смешанной) вине такой иск подлежит удовлетворению в соответствии со степенью вины причинителя. Напротив, утвержденные Государственным комитетом Совета Министров СССР по вопросам труда и заработной платы и Президиумом ВЦСПС Правила возмещения предприятиями, учреждениями, организациями ущерба, причиненного рабочим и служащим увечьем либо иным повреждением здоровья, связанным с их работой[135]135
  См. «Бюллетень Верховного Суда СССР»1962 г. № 1, стр. 40–46.


[Закрыть], относительно определения при тех же обстоятельствах объема ответственности причинителя вреда перед потерпевшим примкнули к первой точке зрения. В п. 17 этих Правил указано, что при обоюдной вине необходимо вначале разделить сумму утраченного заработка пропорционально степени вины причинителя и потерпевшего на две части, а затем из части ущерба, относимой за счет причинителя, исключить пенсию, и полученный остаток составит сумму возмещения, которая должна выплачиваться потерпевшему. Если оба приведенных правила применить к нашему примеру, то получится, что потерпевшему причинитель вреда будет выплачивать 10 руб. (100: 2 = 50 руб.; 50–40 = 10) и органам собеса 20 руб. (40: 2 = 20), а всего 30 руб., т. е. на 20 руб. меньше, чем сумма ущерба, возникшего по его вине (100: 2 = 50). В результате ухудшается положение либо потерпевшего (если считать по второму варианту, что он должен получать сверхвозмещение за счет органов собеса), либо органов собеса (если считать по первому варианту, что они должны за счет виновного причинителя получать возмещение всей суммы выплачиваемой ими пенсии), а улучшается положение виновного причинителя (что не вытекает ни из одного из числа предложенных вариантов и не может получить какого-либо оправдания).

Когда к законодательству предъявляются требования внутренней логической согласованности, обычно имеется в виду такое построение юридических норм, которое исключало бы возможность вынесения по одному и тому же вопросу противоположных решений со ссылкой на различные нормы права. Соблюдение этого требования составляет элементарную предпосылку последовательного осуществления начал социалистической законности. Но, как показывает приведенный пример, логика закона может страдать определенными дефектами и в ином отношении, когда различные нормы обусловливают не разноречивые выводы, а единое решение, но самое это решение оказывается внутренне противоречивым. В этом случае также имеет место нарушение требований логики, но требований гораздо более важных и существенных, заключающихся в том, что логика закона должна соответствовать логике самой жизни, характеру и сущности регулируемых правом общественных отношений. И если дефекты первого порядка вполне устранимы при наличии хорошо разработанных правил законодательной техники и строгом их выполнении в процессе издания нормативных актов, то дефекты второго порядка могут быть устранены лишь на основе всестороннего научного исследования всей совокупности конкретных вопросов, которые возникают в связи с проектируемыми законодательными нововведениями. Но для того чтобы советская юридическая наука могла оказывать эффективную помощь законодателю в этом направлении, она должна наряду с комментированием закона и выявлением его отдельных недостатков больше внимание уделять изучению конкретных причин и следствий, действующих в сфере регулируемых правом реальных отношений, так как лишь в таком случае выдвигаемые ею рекомендации смогут выдержать испытание и проверку с точки зрения не только законодательно-технической, но и практических потребностей нашего общества.

4

Ближайшие последствия законодательного нормирования социалистических общественных отношений в своей совокупности и в своем переплетении с результатами, достигаемыми на каждом новом этапе общественного развития, входят в состав более отдаленных последствий и в этом смысле обусловливают наступление коленного социального эффекта, к которому устремлена вся деятельность социалистического государства – построение коммунистического общества. Высокое качество юридических законов зависит от того, насколько при их издании, наряду с ближайшими, учитываются также вытекающие из них отдаленные последствия и в какой мере те и другие подчинены стоящей перед социалистическим государством конечной цели.

В известной мере проверка проектируемых законодательных нововведений под указанным углом зрения осуществима при помощи эксперимента. Примером такого эксперимента может служить организация Наро-Фоминского райколхозсоюза с предоставлением ему прав по организационно-хозяйственному руководству колхозами района с тем, чтобы проверить, насколько эта форма управления сельским хозяйством пригодна для придания ей всеобщей значимости. Судя, однако, по тому, что вместо райколхозсоюзов по решению мартовского (1962 г.) Пленума ЦК КПСС были созданы совхозно-колхозные и колхозно-совхозные управления, проведенный эксперимент ожидаемых результатов не дал.

Вместе с тем нужно со всей определенностью предупредить попытки экспериментов, которые с самого начала не могут получить оправдания. Так, например, О. А. Красавчиков полагал, что в порядке эксперимента следовало бы гражданские кодексы союзных республик первоначально ввести в действие на один год, а затем после устранения обнаруженных в ходе практической проверки недостатков, придать гражданским кодексам постоянную силу[136]136
  См. О. А. Красавчиков, Советская наука гражданского права (понятие, предмет, состав, система), Свердловск,1961, стр.221.


[Закрыть]. Не говоря уже о том, какая неустойчивость и путаница в результате этого приема возникла бы в области кодификации советского гражданского законодательства, годичный опыт действия такого крупного закона, как гражданский кодекс, – период весьма незначительный, чтобы в его пределах можно было выявить не только юридические достоинства и недостатки кодекса, но и степень его социальной эффективности. Известно, например, что уже в первые месяцы после принятия ГК РСФСР 1922 г. совершались многочисленные нападки на его первую статью и выдвигались настойчивые требования исключить ее из Гражданского кодекса. А сколько раз после этого ст. 1 ГК РСФСР объявлялась «умершей», «не действующей», «не гласящей»! И что же? В 1961 г. принимаются Основы, в ст. 5 которых в измененной редакции и с новым целевым назначением, но все же воспроизводится главная идея той же ст. 1 ГК РСФСР.

Нужно постоянно иметь в виду, что в социальных науках вообще, в том числе и в науке юридической, наряду с экспериментом как искусственным приемом, ограниченным во времени своего действия, существенное значение приобретает другой метод проверки истинности научных суждений – общественная практика, социальный опыт, накапливаемый на основе данных более или менее длительного периода общественного развития. Следует ли отсюда, что тем самым издание юридических законов производится вслепую, без ясного представления о возможных отдаленных последствиях их действия и что только длительное применение этих законов позволяет ответить на вопрос, насколько их издание было разумным и обоснованным?

Нет, не следует, ибо, во-первых, при издании нового законодательного акта всегда учитывается и используется предшествующий опыт, а, во-вторых, как указывал Маркс, то, что в естественных науках устанавливается посредством различных технических приспособлений, в области общественных наук достигается при помощи теоретической абстракции. В правильно построенных абстрактных категориях, разрабатываемых общественными науками, получают выражение объективные законы общественного развития, действующие в области как базиса, так и надстройки, в сфере как материальной, такидуховной жизни людей. Ониипозволяют, хотябывнаиболее общих чертах, предвидеть не только ближайшие, но и отдаленные последствия, которые могут возникнуть в результате принятия новых юридических законов, в зависимости от того, насколько содержание этих законов соответствует требованиям, вытекающим из объективных закономерностей общественного развития.

Разумеется, объективные социальные закономерности, определяющие глубинную сущность общественных процессов, осуществляются при наличных конкретных условиях, предугадать которые в высшей степени трудно, а иногда и вовсе невозможно, между тем как правовые нормы при самых абстрактных методах их формулирования всегда рассчитаны на определенные, пусть и повторяющиеся, но все же конкретные общественные отношения. Поэтому очень часто даже в особо тщательно разработанных юридических законах со временем выявляются отдельные недостатки, нуждающиеся в устранении. Но такие недостатки большой опасности не представляют, если правильна воплощенная в нормативном акте общая идея, если он по своему главному и основному содержанию соответствует требованиям объективных социальных законов. К тому же достаточная оперативность нормотворческой деятельности социалистического государства позволяет ликвидировать подобные недостатки сравнительно быстро и относительно безболезненно. Другое дело, когда нормативный акт страдает не отдельными частными недостатками, а органическими пороками, которые либо делают его вовсе нереализуемым, либо объективно превращают этот акт в орудие, порождающее нежелательные, а то и резко отрицательные последствия. Дефекты такого порядка вполне устранимы уже в процессе разработки законопроекта, если его содержание будет подвергнуто всестороннему анализу на основе добытых наукой знаний относительно законов общественного развития. Здесь именно и должна проявиться сила научного предвидения, которая социалистической правовой теории присуща в такой же мере, как и всякой вообще подлинной науке. И для того чтобы выполнить стоящие перед ним задачи на этом наиболее ответственном участке, социалистическое правоведение должно строго придерживаться трех основных условий.

Во-первых, каждое проектируемое законодательное нововведение необходимо подвергать проверке с точки зрения объективных закономерностей развития нашего общества, а также задач строительства коммунизма, выдвигаемых Коммунистической партией и социалистическим государством. В настоящее время, когда эти задачи точно определены и конкретно выражены в принятой на XXII съезде КПСС Программе партии, такая проверка, с одной стороны, значительно облегчается, а с другой стороны, становится, как никогда раньше, необходимой и обязательной.

Когда, например, в 1956 г. на страницах советской юридической печати была начата дискуссия о так называемом хозяйственном праве, противники образования этой отрасли права[137]137
  Не следует, однако, смешивать вопрос о том, существует ли хозяйственное право как отрасль права, с вопросом о возможности преподавания хозяйственного права как комплексной юридической дисциплины. Не лишне всвязи с этим напомнить, чтовозможноститакогопреподаваниянеотрицалинеотрицаетниодинизпротивниковхозяйственногоправакакотраслисоветскогоправа.


[Закрыть] ссылались главным образом на то, что ее выделение вызовет серьезные трудности законодательно-технического порядка (невозможность образования Общей части хозяйственного права, неизбежность дублирования одних и тех же норм в хозяйственных и гражданских кодексах и др.) и повлечет за собой определенные отрицательные практические последствия (в смысле надлежащего осуществления начал хозяйственного расчета и др.). Гораздо меньшее внимание уделялось самой существенной стороне этой проблемы, связанной с действующими при социализме объективными экономическими законами и задачами коммунистического строительства в СССР. Между тем характер экономических законов социализма предопределяет единство социалистических имущественных отношений независимо от того, являются ли их участниками организации или граждане. В свою очередь задачи коммунистического строительства предполагают не разобщение отдельных разновидностей социалистических имущественных отношений, а, наоборот, постепенное стирание различий между ними.

Во-вторых, для постановки актуальных вопросов законодательного порядка и для обеспечения их правильного разрешения юридическая наука должна установить самые тесные контакты с такими отраслями знаний, как марксистская социология, политическая экономия, отраслевые экономики, логика, психология, педагогика и др. Фактические данные и теоретические выводы этих отраслей знаний должны быть взяты на вооружение советским правоведением и использованы им в соответствующих специальных целях.

Практически без таких контактов обойтись настолько невозможно, что иногда в юридических работах приходится сталкиваться с многочисленными страницами, посвященными исследованию проблем экономического, психологического и т. п. характера. Однако наиболее идеальным было бы такое положение, когда юрист в процессе анализа своей специальной проблематики мог бы пользоваться выводами смежных наук как данными, не отвлекаясь от своей основной цели для их самостоятельного обоснования. Но такое идеальное положение достижимо, когда в смежных науках юрист находит все нужные ему выводы и когда эти выводы оказываются правильными. В этом смысле успехи юридической науки во многом зависят от успехов других отраслей общественных наук.

В-третьих, для того чтобы способствовать планомерному осуществлению нормотворческой деятельности соответственно фактическому развитию реальных отношений нашего общества, советское правоведение должно вскрывать общие тенденции дальнейшего развития социалистической государственно-правовой надстройки и на этой основе намечать необходимые последующие изменения, которые периодически будут вноситься в действующее законодательство. Только при этом условии каждый сколько-нибудь существенный новый нормативный акт, если не в деталях, то по крайней мере в основных его чертах будет служить воплощением того, что заранее предвидела и обосновала в своих выводах юридическая наука.

Общая тенденция конечного развития социалистической государственно-правовой надстройки ясна: она в конечном счете придет к своему отмиранию в результате полной и окончательной победы коммунизма. Но если ориентироваться только на эту тенденцию, внимание перспективных правовых научных исследований окажется сосредоточенным главным образом или даже исключительно на обнаружении моментов, свидетельствующих о том, что уже и сейчас наблюдается процесс постепенного перерастания социалистического государства в организацию коммунистического самоуправления и социалистического права в нормы коммунистического общежития. Именно такой характер носят статьи и монографии, затрагивающие указанную проблему, а потому конкретно практические предложения, в них выдвигаемые, ограничиваются нормами, которые, по мнению соответствующих авторов, было бы целесообразно переключить из правовой сферы в область нравственности, или государственными функциями, выполнение которых следовало бы передать общественным организациям.

Значение таких научных исследований очевидно. Но ими, конечно, нельзя ограничиваться, ибо движение к конечной цели – это и прямолинейный и зигзагообразный процесс, в ходе развертывания которого наблюдаются весьма разнообразные, а нередко противоположные явления – не только потеря некоторыми нормами их юридического качества, но и распространение правового влияния на области, в которых ранее оно вовсе не наблюдалось, не только отказ от правового регулирования некоторых общественных отношений, но и всемерное усиление такого регулирования. Хорошо известны, например, такие факты, как усиление мер уголовного наказания за совершение ряда особо опасных преступлений, детализация в области гражданского законодательства правового нормирования отношений по бытовому обслуживанию населения, увеличение численности административно-правовых норм, регулирующих хозяйственную деятельность или призванных обеспечить строгое соблюдение государственного и общественного порядка, и т. п. Объяснить такие и иные аналогичные факты ссылкой только на тенденцию развития социалистического государства и права по пути к их отмиранию невозможно. Не подлежит, однако, сомнению, что и они представляют собой отражение вполне закономерных социальных процессов, а не результат каких-либо случайностей или ошибок. Происходит это потому, что самое отмирание социалистического государства и права предполагает одновременно и их всемерное укрепление, которое может быть обеспечено в одних случаях путем отказа государства от некоторых его функций и передачи их общественным организациям, в других же случаях – путем усиления государственно-правового регулирования и организации общественных отношений. И лишь тогда, когда юридическая наука будет постоянно держать в поле своего зрения обе отмеченные тенденции, выявляя конкретные сферы, в которых доминирует одна из них, но может быть во вспомогательном порядке использована также и другая, – лишь тогда юридическая наука окажется способной объяснить многообразные конкретные явления современной правовой жизни в их объективной необходимости, обосновать преходящий или даже случайный характер некоторых из них и предсказать необходимость или даже неизбежность возникновения новых, пока еще не существующих или только зарождающихся правовых норм, институтов и отношений.

Личные неимущественные права и их место в системе советского гражданского права[138]138
  Печ. по: Советскоегосударствои право. 1966.№ 7.


[Закрыть]

Гармоническое сочетание материальных и моральных стимулов общественно полезной деятельности – один из важнейших принципов социализма. Этот принцип, порождающий объективную потребность в юридическом обеспечении, наряду с имущественными, духовных интересов членов социалистического общества, делает вполне объяснимым постоянно усиливающееся внимание советского закона к личным неимущественным правам. Очевидно также, что последние должны занять соответствующее их значению место в научно-правовых исследованиях, особенно при разработке понятий о таких отраслях советского права, которые, как, например, гражданское право, соединяют в себе регулирование имущественных отношений с охраной отношений личного неимущественного характера.

1. Теоретические дискуссии относительно понятия советского гражданского права, неоднократно возникавшие в предшествующие годы, несомненно имели один положительный итог. Заключается он в том, что ко времени издания Основ гражданского законодательства подавляющее большинство ученых пришло к единодушному выводу о необходимости трактовать гражданское право как отрасль советского права, регулирующую социалистические имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения. Если здесь и сохранились разногласия, то лишь по поводу признаков имущественных отношений (стоимостная их форма, самостоятельность субъектов и т. п.), находящихся в границах действия гражданско-правовых норм и не включаемых в сферу применения норм других отраслей советского права.

После издания Основ в исследовании той же проблемы возникли новые трудности, но уже с иной, совершенно неожиданной стороны – со стороны личных неимущественных отношений. Впервые в истории советского гражданского законодательства Основы предусмотрели охрану и таких личных отношений, которые не связаны с отношениями имущественными, но предусмотрели ее не в виде общего правила, а только в случаях, прямо указанных в законе. Нуждается ли в связи с этим в пересмотре сложившееся определение советского гражданского права, или оно может и должно быть сохранено, несмотря на упомянутое существенное законодательное нововведение?

При его пересмотре мыслимо использование одного из двух приемов.

Можно было бы пойти по обычному для науки пути выявления объективных факторов, с необходимостью обусловливающих включение в состав предмета гражданского права строго определенной группы не связанных с имущественными личных неимущественных отношений. Но такой путь преграждается исчерпывающим перечнем, приведенным в законе. Так, например, Основы предусмотрели лишь гражданско-правовую охрану чести и достоинства. Однако если бы только на них ориентировалось научное определение, оно оказалось бы начисто опрокинутым новыми ГК, которые ввели также гражданско-правовую охрану «права на письма» и «права на собственное изображение». Попытки же установить объективные качества всех этих личных прав в целях их последующего отражения в общенаучном понятии не обеспечили бы должного эффекта потому, что тождественные признаки свойственны и некоторым другим однопорядковым явлениям, которые, как, например, право на имя, гражданским законодательством не охраняются, хотя и были бы охвачены построенным таким способом определением.

Возможен и иной путь: сохранить общепринятое определение, добавив к нему указание на то, что в случаях, прямо предусмотренных законом, советское гражданское право охраняет также не связанные с имущественными личные неимущественные отношения[139]139
  По такому пути как раз и пошли авторы учебника для юридических вузов «Советское гражданское право»,ч. 1, под ред. В. А. Рясенцева, изд. «Юридическая литература»,М., 1965,с. 12.


[Закрыть].

Но подобное «добавление» лишено какой бы то ни было научной ценности. Научные юридические понятия полезны лишь когда закон получает в них осмысленное отражение, а для простого повторения сказанного в самом законе нет надобности в особых научных понятиях. Бессмысленность определения в целом гражданского права как отрасли права, регулирующей предусмотренные в ней или допускаемые ею общественные отношения, очевидна каждому, поскольку гражданское право в подобном понятии не раскрывается в своей сущности и специфике, а определяется через самое себя.

Выходит, следовательно, что ни одним из абстрактно мыслимых приемов перестроить прежнее определение советского гражданского права, «исправить» его с учетом произведенного в последние годы расширения сферы действия гражданского законодательства не представляется возможным. При более внимательном анализе выясняется, что невозможность перестройки определения советского гражданского права с учетом включения в его сферу новой категории личных неимущественных благ обусловлена отсутствием объективной надобности в такой перестройке.

2. В самом деле, охватываемые действием гражданско-правовых норм личные неимущественные отношения подразделяются на два вида – связанные с имущественными отношениями и не связанные с ними. Такая связь наблюдается, например, в авторском и изобретательском праве, а также в праве на открытие. О ее отсутствии можно говорить применительно к тем личным благам, специальная охрана которых введена Основами и новыми республиканскими ГК: честь и достоинство, охраняемые в соответствии со ст. 7 Основ гражданскими кодексами всех союзных республик (см., например, ст. 7 ГК РСФСР); изображение какого-либо лица в произведениях изобразительного искусства, охрана которого, прямо не упоминаемая в Основах, также предусматривается во всех вновь принятых ГК (см., например, ст. 514 ГК РСФСР); письма, дневники, заметки, охраняемые согласно указаниям лишь новых ГК некоторых союзных республик (см., например, ст. 491 ГК Казахской ССР). Наряду с упомянутыми специальными нормами, приведенная классификация получила и общенормативное закрепление в ст. 1 Основ. Однако некоторые авторы отмечают более чем условный ее характер. Так, Е. А. Флейшиц и А. Л. Маковский обращают внимание на то, что, например, авторские личные неимущественные отношения и права в большинстве случаев связаны с имущественными, но зачастую имеют и самостоятельную ценность, а охрана чести и достоинства обычно не связана с имущественными отношениями, но нередко предотвращает и имущественный ущерб, который мог бы быть вызван их умалением. Указанные авторы приходят поэтому к выводу, что «отношения одного вида обычно связаны с имущественными, но иногда эта связь отсутствует», а «отношения другого вида обыкновенно свободны от связи с имущественными отношениями, но иногда эта связь налицо»[140]140
  «Советскоегосударстви право», 1963, № 1,с. 87.


[Закрыть]. При этом, однако, остается незамеченным, что личные права, связанные с имущественными, не иногда, а во всех без исключения случаях представляют также самостоятельную ценность; точно так же личные права, не связанные с имущественными, по общему правилу, а не в виде исключения, заключают в себе возможность прямой и косвенной охраны также имущественных интересов. Вот почему, ориентируясь на признаки, отмеченные Е. А. Флейшиц и А. Л. Маковским, невозможно провести не только абсолютное, но даже не отрицаемое ими условное разграничение двух видов личных гражданских правомочий.

Когда личные и имущественные моменты соединяются в едином фактическом и, как следствие этого, личные и имущественные правомочия сочетаются в едином правовом отношении, говорят о личных отношениях и правах, связанных с имущественными. Но именно связанных, а не подчиненных им. Поэтому, хотя, например, личные и имущественные правомочия автора сочетаются в едином авторском правоотношении, самостоятельное значение первых, поскольку они вторым не подчинены, ни в какой мере не умаляется. Когда же личные и имущественные моменты не соединяются в едином фактическом и, как следствие этого, личные и имущественные правомочия не воплощаются в едином правовом отношении, говорят о личных отношениях и правах, не связанных с имущественными. Но не связанных именно в едином фактическом или правовом отношении, а не вообще никак не соприкасающихся друг с другом.

3. Деление личных неимущественных отношений на две группы важно потому, что каждая из них испытывает на себе различное воздействие со стороны гражданско-правовых норм: личные отношения, связанные с имущественными, регулируются и охраняются советским гражданским правом, а не связанные – только охраняются, но не регулируются им. При этом имеются в виду правовое регулирование и правовая охрана не в широком, а в узком или специальном их значении.

Правовое регулирование в широком смысле означает подчинение поведения людей юридической норме, а правовая охрана, взятая в таком же широком ее понимании, – закрепление в юридической норме фактического отношения. Совершенно очевидно, что первым понятием охватывается также правовая охрана и вторым – правовое регулирование. Но они зачастую используются и в другом, узком или специальном, значении, при котором эти понятия уже не перекрывают друг друга, а разграничиваются с достаточной четкостью. На таком разграничении основывается также проводимое в литературе различие между регулятивными и охранительными юридическими нормами, которым соответствуют регулятивные и охранительные правоотношения. В названных и других подобных случаях уже имеется в виду иное применение тех же понятий, когда под правовым регулированием подразумевают юридическое опосредование самой динамики социалистических общественных отношений, а под юридической охраной – предупреждение и пресечение возможных или совершенных правонарушений.

То, что гражданское право и регулирует, и охраняет личные отношения, связанные с имущественными (например, в области авторства или изобретательства), признается всеми и потому не нуждается в особом обосновании. Вопрос же о формах его воздействия на личные отношения, не связанные с имущественными, остается дискуссионным, требующим специального анализа всех случаев такого рода, предусмотренных действующим законодательством.

Наиболее простым представляется случай, указанный в ст. 7 Основ, где речь идет о чести и достоинстве граждан и организаций. Сами по себе честь и достоинство объектом правового регулирования (в узком смысле) быть не могут, и, соприкасаясь с ними, право обеспечивает лишь их охрану, но не регулирование. Об этом свидетельствует и содержание правила ст. 7 Основ, которое исчерпывается формулированием определенного запрета (запрета ущемлять честь и достоинство распространением не соответствующих действительности порочащих гражданина или организацию сведений) и установлением права на защиту от возможных нарушений такого запрета (права требовать опровержения распространенных сведений, которые, не соответствуя действительности, порочат честь и достоинство гражданина или организации).