Текст книги "Красное и белое. Неутолимая жажда вина"

Единственное место на юге, которое производит больше всего шума, отчаянно верит в себя, лучше всех продвигает себя на рынке и продается по самым высоким ценам, называется Центральный Отаго. Приготовьтесь к потрясению. Это совершенно другой мир. Сюда из Крайстчерча можно прилететь или же приехать на машине. Я опробовал оба варианта. Если вы сядете за руль, то не выбирайте главное скоростное шоссе Highway 1: на нем много машин. Направляйтесь к горам, и когда дальше уже будет не продвинуться, то поворачивайте налево и езжайте вдоль их подножия. Выбирайте сельские дороги, на них нет никого. Направо, налево, вниз к центру – это не имеет значения. Никого нет. Это заставляет осознать, что на Южном острове не так уж и много народу. Здесь тишина действительно означает тишину. Когда говорят: «Представьте себе страну, где воздух настолько чист, что можно увидеть радугу ночью», то, наверное, имеют в виду это место: Южный остров, Новая Зеландия.

Но если вы захотите полететь самолетом, это тоже здорово. Я бы порекомендовал купить билет на самый большой самолет, какой только возможно, – чем больше, тем безопаснее, но большие самолеты не смогут приземлиться в аэропорту Квинстауна в Центральном Отаго (кстати, его называют просто Центральный), поэтому вам придется лететь на небольшом. Во время полета вы будете размышлять о том, знает ли пилот, что делает, пока как он, шатаясь, будет осторожно пробираться через покрытые густым туманом горные долины, которые могли бы легко сойти за Шотландское высокогорье. Очень похоже на Шотландию. И как здесь можно выращивать виноград? Окутанные туманом утесы, обнаженные горные склоны, угрюмый холодный сырой воздух – то же, что и в любом месте Шотландии. Но когда вас, в конце концов, вынесет в Квинстаун и вы с изумлением будете смотреть на глубокое спокойное голубое озеро Уакатипу, когда вам придется щурить глаза, чтобы справиться с внезапной вспышкой яркого солнца, освещающего горное кольцо вокруг озера, столь же очаровательного, как его альпийские братья, вы поймете, что здесь все по-другому. Хорошо, чтобы и вина были другими. А это так и есть.

Если Совиньон Блан из Мальборо для Новой Зеландии стал пропуском в мир высококлассных белых вин, то Пино Нуар из Центрального Отаго стал звездным часом для превосходных красных. Это самый новый регион страны, выпустивший свои первые вина лишь в 1987 году, хотя местные жители утверждают, что виноград в Центральном Отаго был задолго до этого. Скорее всего, впервые лозы высадили здесь в XIX веке из-за золотой лихорадки, но прожили они не дольше самой лихорадки. Если бы местные были более прозорливы, то смогли бы заработать гораздо больше денег, продавая вино старателям, чем они заработали, продавая найденное золото.

Сэм Нилл, голливудский актер, уроженец этих мест и увлеченный производитель вина под маркой Two Paddocks, ребенком приезжал сюда на каникулы и помнит, как его отец говорил: «Здесь люди должны выращивать виноград, потому что все здесь напоминает Рейн или Бургундию». Отчасти это так, но только отчасти. На самом деле, здесь более экстремальный климат по сравнению с Германией и Францией. Именно в Центральном Отаго находятся горнолыжные курорты Новой Зеландии. Именно здесь ужасная погода западного побережья достигает своей наивысшей точки: менее 80 км на запад от этого места во фьорде Милфорд-Саунд ежегодно выпадает 1000 мл осадков. Если бы не старые добрые Южные Альпы, защищающие от штормов, не было бы вина из Центрального. Но парадокс в том, что Центральный Отаго является единственной пустыней Новой Зеландии. Это означает, что определенные его участки получают дождевой влаги менее, чем 250 мл в год. И это, разумеется, означает бескрайнее голубое небо и огромное количество солнца.

Нет, это не похоже на обычный новозеландский пейзаж, это странный небольшой засушливый оазис, окруженный горами. Если вы стоите на винограднике, а солнце скрывается за облаками, то температура резко падает, пока солнце не покажется вновь. Ночью здесь становится довольно холодно, даже летом. Но именно это и работает в Центральном Отаго – солнечные и зачастую достаточно жаркие дни и резкое падение ночных температур означают, что можно легко дать винограду созреть, сохранив при этом сказочно-интенсивную кислотность. Содержание алкоголя в местных винах часто достигает 14 %, однако они остаются свежими на вкус. И это на крайнем юге, 45° южной широты, в самом южном винодельческом регионе в мире (за исключением нескольких беспорядочно расположенных участков в Южной Америке). Дни здесь длиннее, даже если лето короче. И здесь довольно высоко (в некоторых местах почти 430 метров над уровнем моря), но из-за того, что Центральный находится в естественном котловане между гор, морской климат не оказывает на него влияние, но всегда существует опасность заморозков. Я был здесь в январе 2017 года (в разгар местного лета), и большой виноградник был уничтожен заморозками за неделю до этого – коричневое пятно посреди моря из бушующей зелени.

Посмотрите вниз на бурлящие небесно-голубые воды реки, покрывающиеся сливочно-молочной пеной, когда они ниспадают по уступам ущелья. Посмотрите наверх, на эти суровые горные лики, покрытые диким лиловым тимьяном – его аромат порой можно почувствовать в воздухе и вине. Прогуляйтесь по изможденным разрушенным склонам старых золотых приисков в Баннокберне, заберитесь на валуны из кварца, отыщите места древних раскопок или шахты в Бендиго, и вы поймете, что это экстремальное место. Вот почему можно ожидать, что здешние вина будут такими же. Но это не означает, что они обязательно должны быть агрессивными.

В Центральном расположено четыре основных области. Гиббстон представляет собой прохладные, покрытые виноградниками долины, спускающиеся к берегам реки Каварау. Если эти лозы «пино нуар» и «рислинг» переживут заморозки и получат достаточно тепла в конце лета, то из их ягод получатся одни из самых ароматных вин Центрального. Двигаемся на восток через непроходимые горы, и через 72 км мы попадаем в более теплую Александру, где делают более плотные вина. В 100 км к северу от Александры лежит озеро Уанака, мечта фотографа: виноградники, спускающиеся к нему с южной стороны, и суровые горы, вершины которых покрыты снегом даже в разгар лета, над озером насыщенного глубокого синего цвета. Климат здесь прохладный. Виноградные лозы уходят корнями глубоко в сланцево-гравийные почвы. Все это придает характерные свойства местным винам.

В сердце Центрального раскинулись озеро Данстан, небольшой холмистый город Кромвель и большая часть виноградников. Здесь доминирует «пино нуар», потому здесь все помешаны на производстве великих Пино Нуар, хотя и Рислинг, и Шардоне также могут вызывать трепет. Felton Road в Баннокберне, в области со старыми золотыми приисками, ориентированными на север, производит одни из самых лучших Рислингов и Шардоне в Новой Зеландии, а также и волнующий Пино Нуар. В Баннокберне тепло, как и в Бендиго, широком сверкающем кварцевом рифе, на северо-западе, если двигаться дальше вдоль озера. По слухам, Сира может стать здесь следующей восходящей звездой. Пино с этих двух территорий плотный, темный, густой, поразительно насыщенный, пряный и долгоживущий, с нотками тимьяна, если вам повезет.

На западной стороне озера также тепло, но существует вероятность заморозков – как, впрочем, и везде в Центральном. Расположенные здесь области Лоуберн и хребты Пиза сделали себе имя на более пышных винах, по большей части на Пино Нуар из более сочных и сладких ягод. Но вам может попасться и что-нибудь подобное Burn Cottage, которому удается сочетать аромат трав и древесного сока, спелой сливы и свежей малины, посыпанных минеральной пылью. Это вино столь же долговечно, как запах старой сухой скамьи в древней церквушке.

Виноделы Центрального разбили здесь виноградники лишь для того, чтобы продемонстрировать, что они могут сделать нечто иное. Именно этим они и занимаются.

Мне всегда не хочется уезжать из Новой Зеландии. Если у меня есть в запасе несколько часов, то прежде, чем направиться в аэропорт Окленд и улететь домой, я сажусь на паром, следующий вдоль острова Уаихеке к заливу Хаураки. Здесь делают чудесное вино, и пляжи, словно сирены, манят меня, возвращающегося к тоскливому северу, к себе. Колышутся волны, теплая соленая вода, выталкивающая тебя, словно поплавок… Я забираюсь на смотровую площадку дома для отдыха Te Whau Point и стою там с бокалом Шардоне от Man O’ War в левой руке и бокалом красного Pilgrim от Stonyridge в правой. Я могу видеть высотки и башни Окленда через залив, скоро я буду там, но пока еще есть время. Я чувствую гонку и стресс большого города, но не слышу его. Если я затаю дыхание, то ничего не услышу. Если закрою глаза, то увижу многое. Ласковое солнце и это дружелюбное место навевают на меня детские воспоминания о летних днях, которые живут в нас всю жизнь. И плюс вино. Зачем мне уезжать?

США. Прощай, старое, здравствуй, новое

Соединенные Штаты могут по праву заявлять, что на их территории производят самый широкий ассортимент вин, чего нет ни в одной другой стране мира. В большинстве стран для производства вин используется лишь один вид виноградной лозы – Vitis vinifera. В Америке ее тоже используют повсеместно, но здесь есть и другие виды лоз, которых нет больше ни у кого. Я не думаю, что еще где-то в мире делают вина из сорта «скаппернонг», внутривидового гибрида Vitis rotundifolia. Его ягоды даже не похожи на виноградины, но это не останавливает виноделов, которые производят из них насыщенные, ароматные, золотые вина в Северной Калифорнии, Джорджии и Алабаме. Во всех пятидесяти штатах США на сегодняшний день есть винодельни. Предполагается, что абсолютно все из них используют собственный местный виноград, хотя бы частично, даже Аляска (мне же больше по вкусу мятно-кофейный или ягодно-ванильно-шоколадный портвейн Аляски). Хотя делают же вино на Гавайях из ананасов, а в Северной Дакоте – из черноплодной рябины. Правда, вряд ли весь остальной винодельческий мир подхватит этот тренд.

Но вернемся к серьезным вещам. Да, я получал удовольствие от множества вин из менее известных винодельческих штатов, но если описывать все их, книга была бы в два раза больше. Мне очень понравились вина от Black Ankle из Мэриленда (настоятельно рекомендую поискать Сиру, Вионье и Альбариньо, если окажетесь в тех краях), но боюсь, что не смогу детально рассказать о Мэриленде и Делавэре.

Я пробовал и весьма приличные Шардоне из Северной Калифорнии, но хочу оставить их в покое с их Скаппернонгом. В Мичигане существует серьезная винодельческая индустрия на территориях вблизи Великих озер. Новая Англия производит больше вина, чем можно было бы ожидать от этого ледяного севера-востока. Мне встречались неплохие Шардоне из таких мест, как Коннектикут и Массачусетс. Кстати, я чудом избежал ареста за вскрытие вина в прямом эфире на телевизионном канале Коннектикута – оказывается, это незаконно, но откуда я мог об этом знать в таком очаровательном штате, как Коннектикут? Но на этом, пожалуй, все.

На юго-западе большая часть виноградников расположена высоко. Это засушливые, продуваемые ветрами и согретые солнцем земли. Звучит великолепно, остается только найти воду для полива и молиться, чтобы не ударили заморозки. Зинфандель из Аризоны, Сира из Колорадо и превосходное игристое от Gruet из Нью-Мексико доказывают, что все эти вина стоят затраченных усилий. В Техасе также имеются обширные виноградники (а чего вы ожидали?), в особенности, на Высоких равнинах возле Лаббока. Здесь с успехом выращивают практически все сорта, от белого «верментино» до красных «каберне фран» и «темпранильо». Но град и заморозки являются страшным бичом здешних мест. Ураган может налететь из ниоткуда и смести виноградники за считанные минуты. Я как-то встретил виноградаря, который из-за града 5 лет подряд терял весь урожай!

А может, мне стоит рассказать о неплохом вине в стиле мадеры с лоз Vitis bourquininia – никогда до этого не слышал об этом виде (вот что я имею в виду, говоря о необычных видах лоз), произведенном рядом с заливом? Оно из сорта «жакез», странное, но тем не менее, довольно вкусное. Кстати, этот сорт запрещен в Европе. А теперь вернемся к главному.

Вспоминая о своем первом опыте встречи с американским вином, я думаю, в чем была причина моего истинного удовольствия? Дым от марихуаны или приятная компания, или поздний час, или все же аромат вина? Вероятно, аромат вина. Да, я получал настоящее удовольствие от своего первого американского вина. Мадисон, Висконсин. Суровая зима, какая бывает только здесь. Я был на гастролях для студентов-актеров. Мы залезли в автобус в нью-йоркском аэропорту им. Джона Кеннеди – клевые парни сзади, ботаники спереди, а я где-то посередине, у окна. Добрую половину дня мы ехали, остановившись только раз в придорожном баре у Pee Wee в Зейнсвилл, Огайо, возможно, вы о нем знаете. В Америке мы должны были представить на суд восторженной, как мы надеялись, публики Мадисона пьесу «Как вам это понравится». Наверно, они и вправду были в восторге, поскольку затащили нас в большую темную комнату, наполненную густым пряным дымом настолько, что невозможно было сказать, опаснее вдохнуть этот воздух или сразу просто дать себе задохнуться. Они отыскали фляжки с сочным, фруктовым, невероятно легко пьющимся вином. Несмотря на дым, я помню этот аромат. Я пил его и думал, как в дешевом вине могло быть так много слив и вишневого джема? Как студенты могли позволить себе настолько хорошее вино? В студенчестве я обычно пил напиток, который был просто пригоден для употребления. Ах да, я забыл вам сказать, как называлось то вино – Hearty Burgundy от Gallo.

Так состоялось мое первое знакомство с американским вином, но главное было в том, что теперь я точно знал: дешевое вино может быть превосходным напитком, а не ершиком для горла. Это было огромным открытием. Тогда я этого не знал, но Hearty Burgundy от Gallo было невероятно важным вином для США, поскольку было самым продаваемым красным в Америке. Большая часть винограда для него поставлялась из долин Напа и Сонома (Rochioli, один из нынешних звездных производителей Пино Нуар, некогда поставлял свой «пино нуар» из Рашн-Ривер для их Hearty Burgundy), к которому добавляли очень ароматные, сочные, приятные сорта, как «пти сира» и «барбера». Если Америка была страной без классов, страной возможностей, страной свободы, то совершенно справедливо, что первым невероятно доступным для всех красным вином должно было быть вино из Америки.

В следующий раз я прибыл в Калифорнию – вновь с театральным туром, но на этот раз это было мировое турне с Королевской шекспировской компанией, и мы играли пьесу в голливудском театре. У Тревора Нанна, нашего руководителя, был день рождения, и мы все собрались в китайском ресторане на Сансет-стрип, чтобы поприветствовать маэстро. У них не было лицензии на торговлю спиртным. Трагедия? Нет, наоборот, для меня невероятное везение, объясню почему. Патрик Стюарт сунул мне в руку хрустящую пачку зеленых долларов и сказал: «Мой юный друг, сходи и найди нам шампанского!» По соседству как раз был магазин, где продавали алкоголь. Я посмотрел на цены на французское шампанское. Нет, спасибо! Я спросил у владельца: «А есть ли у вас что-нибудь местное?» И, о счастливое совпадение! Этот небольшой магазин был единственной в Лос-Анджелесе точкой по продаже калифорнийского игристого вина от молодой, но необычайно амбициозной группы производителей под названием Schramsberg. Они поставили задачу сравняться с Шампанью в стиле, затем превзошли ее в качестве, но не в ценах – они остались весьма скромными. Я набрал целую охапку бутылок (Блан де Блан, розовое), и у меня даже осталась сдача для Патрика. Вино было настолько хорошим, что заставило группу актеров замолчать. Я вернулся в Англию актером. Но ощущение того, что нечто завораживающее происходит в мире вина далеко за пределами старого уставшего европейского континента, не давало мне покоя. И я хотел быть частью этого.

За время двух актерских поездок я открыл для себя мир восхитительного дешевого вина Америки, а сегодня у меня есть представление о винах высокого качества, которые на самом деле могли бросить вызов Франции. И соперничество с Францией всегда будет главной целью Америки. Кажется совершенно очевидным, что Америка не только должна возглавлять массовый рынок, но и быть лидером в том страстном желании доказать, что Новый Свет способен делать вина на уровне, а иногда и лучше, вин Старого Света.

В 1976 году ясным майским утром в Париже молодой британский торговец вином Стивен Спурье устроил мероприятие со слепой дегустацией в честь празднования двухсотлетия американской Декларации независимости. Он решил выставить самое лучшее французское красное бордо против калифорнийского Каберне Совиньон и самое лучшее французское белое бургундское против калифорнийского Шардоне – все в духе добродушного праздника. Сотни лет традиций, достижений и определения качества вина против группы выскочек из захолустья. Все должно было быть весело и забавно. Так и было, но лишь до того момента, пока он не объявил результаты. Выскочки победили. Вино под названием Chateau Montelena Chardonnay 1973 из более теплой части долины Напа одолело Мерсо и Пюлиньи-Монраше. A Stag’s Leap Wine Cellars Cabernet Sauvignon 1973 с более холодной южной части долины Напа обошел Mouton-Rothschild и Haut-Brion. Последние два расценивались как величайшие красные вина в мире. Haut-Brion был известен еще с 1663 года. На винограднике Stag’s Leap тот винтаж был всего лишь вторым. Та победа могла бы быть незамеченной, не считая лишь небольшого раздражения, пыхтения и пожимания плечами со стороны французов, если бы не один американский журналист из журнала Time, который был свободен в тот день и решил заглянуть на мероприятие. Он не мог поверить своим глазам, а вернувшись домой, написал статью для журнала под заголовком «Суд Парижа». И довольно скоро об этом узнал весь винный мир. Молодые претенденты из Калифорнии взяли верх над французской элитой. Молодые стрелки сделали свои вина, следуя канонам французской классики, а затем сразились с ними в открытой схватке и выиграли. В Париже! Это была всего лишь одна дегустация, но ее результаты облетели весь мир, вызывая ответную реакцию в одном винодельческом регионе за другим. Бордо и Бургундия жили верой в то, что они обладают данным Господом правом производить самые лучшие вина в мире на древних, очерченных временем участках. Что же, получается, они им не обладали. Уже не обладали.

Калифорния: золотая лихорадка и прибрежная прохлада

Со времен золотой лихорадки XIX века в Калифорнии периодически появлялись вина-звезды. Винодельня под названием Hanzell в 1950-х была пионером в производстве калифорнийского Шардоне, похожего на французское бургундское. Винодельни, подобные Inglenook и Beaulieu, делали совершенно особенные Каберне в 1940–1950-х. Я пробовал пару таких вин. Cask J-12 от Inglenook, которому было 50 лет, – фантастическое, завораживающе темное с ароматом кедра. Но к 1960-м в долине Напа виноградники занимали меньше земли, чем за все время после отмены «Сухого закона» в 1933 году. А затем появился Роберт Мондави. Я не очень люблю приписывать слишком много славы одному человеку, но именно Мондави в порыве амбиций и неустанного любопытства основал винодельню в 1966 году. Это был кривоногий, величественный человек, с широким как у Цезаря лбом и резким голосом, который казалось обходит стороной все его голосовые связки. Приходит человек, приходит время. На дворе были 1960-е – десятилетие Джона Кеннеди, рок-н-ролла, движения за гражданские права чернокожих, десятилетие, когда молодые люди начали действовать, чтобы их голоса услышали. Мондави посетил Европу в 1962 году, впитал все знания о виноделии, которые только мог, и к 1966 году задался целью доказать, что Калифорния равна Европе. На самом деле он подразумевал превосходство над Европой. Потребовалось всего 10 лет до «Суда Парижа» от 24 мая 1976 года.

Что сделали калифорнийцы? Они научились всему, чему могли, у Франции, затем приобрели самое лучшее и современное оборудование для винодельни, купили так много бочек из нового дуба, сколько смогли погрузить на корабль, и высадили у себя бургундские и бордосские сорта «шардоне», «каберне совиньон» и «мерло», словно мировые поставки вина должны были вот-вот прекратиться. Постепенно все больше и больше они начали отказываться от попытки имитации французской классики, потому что решили, что смогут сделать вина лучше собственный способом – более спелые, ароматные белые такой насыщенности и сочности, которые вы не найдете во французской Бургундии, а красные с такой текстурой, мощью и интенсивностью вкуса, которых никогда не было в Бордо. Довольно скоро американцы перестали беспокоиться о том, соответствуют ли их вина французским эталонам. Они превзошли их. Им более не требовалось сравнивать себя с кем-либо еще. Они были идеалом. Пусть другие пытаются сравняться с ними.

Это было достойно похвалы, но, как часто это бывает, услышать другую точку зрения для них стало практически невозможным. Отделение Калифорнийского университета в Дейвисе было лишь подразделением кампуса в Беркли, пока в 1959 году ему не присвоили собственный статус и главным направлением его не стало вино. Университет собрал сильную команду серьезных ученых, и когда в 1970–80-х калифорнийское вино стало актуально, в Дейвисе создали конвейер по выпуску виноделов, хорошо обученных тому, как без эмоций, без лишних рисков, с помощью науки делать то вино, которое хотят в Калифорнии. Существует формула, следуй ей. То же самое и с виноградниками: почва не имеет значения, это всего лишь посредник для удержания воды. Значение имеет только климат. В этом Дейвис не был одинок. В Розворти-Колледже в Южной Австралии господствовала такая же доктрина.

Конечно, наука была необходима, особенно если учесть, на каком низком уровне находилось представление американцев о процессах на большей части виноделен и виноградников в мире. Но науки не должно было быть слишком много. Вино делается и выпивается людьми, а не машинами, со всеми их слабостями и пристрастиями. Конечно, Дейвис был и остается важнейшей школой виноделия и он внес свой вклад в развитие феномена виноделов, на которых смотрели в Калифорнии, как на рок-звезд. В то же время эти «рок-звезды» не слишком часто пачкали на виноградниках свои модные ботинки. Виноделие и виноградарство стали отделяться друг от друга. Тим Мондави, сын Роберта, говорил, что в Дейвисе существовала пропасть между выращиванием винограда и производством вина. Виноделы могли говорить о виноградниках, обрезке, подвязке и прочем, но в реальности они предоставляли все это делать другим людям.

Маятник всегда качается из стороны в сторону. Вина конца 1970-х были необычайно фруктовыми, сбалансированными, они радостно и самоуверенно отличались от европейских. Я организовывал несколько слепых дегустаций Калифорнии против Франции. Каждый раз Калифорния побеждала. Зачастую вина содержали примерно 12,5 % алкоголя, наверное, сегодняшним их эквивалентом являются вина с 14,5–15 %. В 1980-х я стал замечать непродолжительное, но глупое заигрывание с «винами для еды». Хорошие, приятные вина всегда подходят к еде. Вина же из винограда, собранного слишком рано, «разбавленные» кислотой и лишенные какой-либо индивидуальности, могут быть лишь лекарством от желудочного расстройства. Эта мода долго не продлилась – человек может выдержать лишь определенную нагрузку на свой желудок – и затем маятник качнулся в обратную сторону, туда, где его на самом деле и хотят видеть: спелые, насыщенные вина, сделанные с подходом «мы могли бы оставить ягоды на лозе еще на неделю-другую, в следующем году мы попробуем; если мы можем получить более спелый виноград, то почему бы нам это не сделать?» Даже когда речь шла о таких старых любимых французских сортах, как «шардоне» и «каберне совиньон», где баланс имеет решающее значение, подход «хорошо, в Бордо или Бургундии не могут вырастить такой спелый виноград, а мы можем и будем это делать» стал решающим.

В 1990-х деньги рекой вливались в калифорнийское виноделие, и казалось, что вся долина Напа – от туманного влажного юга до жаркого севера – это сплошной виноградник. Начали появляться культовые вина, обычно в количестве всего нескольких сотен десятков бутылок – элитарные, эксклюзивные, дорогие. Screaming Eagle. Harlan Estate. Bryant Family. Пробовали их когда-нибудь? Не беспокойтесь, немногим из нас это удалось. В такие удачные годы, как 1994-й или 1997-й, ягоды долго оставались на лозе, становясь все спелее и спелее. Винные критики ворковали и ликовали, начали присуждать по 100 баллов доселе неизвестным винам, которые ни один обычный любитель вина не сможет даже попробовать. Начали появляться компании, предлагающие формулу, которая гарантировала бы определенное количество баллов от ведущих критиков. Все это дальше и дальше уходило от истоков виноделия, когда вино было выражением взаимоотношений между участком земли, собранным виноградом, погодными условиями этого года и желанием винодела.

Но, к счастью, многие потребители и производители вина вовремя спохватились и сказали: «Достаточно». Первоначально именно любители и производители Пино Нуар и Шардоне начали говорить, что «они словно суп на вкус; в них нет никакого ощущения виноградника, с которого они родом». Да, именно так. Мантра Старого Света: делать вино, вкус которого говорит, откуда оно происходит. Не позволяйте человеку из маркетинга говорить вам, что делать. Вы рассказываете маркетологу, что у вас есть, а уж он должен найти клиентов.

С Каберне и Мерло гораздо сложнее, чем с Пино Нуар и Шардоне. Огромный рынок этих вин был сформирован насыщенными, богатыми, густыми ароматами все чаще напоминающими друг друга, вне зависимости от того, с какого участка земли они были родом. Если критики награждают только самые насыщенные вина, а потребители вина часто говорят: «Это то, что нам нравится, и мы платим за это приличные деньги», то как можно понять, что хорошо, а что плохо? Однако сегодня в долинах Напа и Сонома уже можно услышать, как производители говорят о снижении уровня алкоголя, приглушении тонов новой дубовой бочки, о том, что не нужно пытаться выжать весь сок из винограда. Учитывая, что большая часть винограда собирается с потенциальной возможностью произвести вина с содержанием 16–17 % алкоголя, а затем с помощью «черной змеи», так же известной как шланг, «разбавляется» примерно до 14,5 %, разве это не верный путь? Я скажу «да». Хотя многие маркетологи и, разумеется, потребители вероятно скажут «нет».

В последнее время возникли движения, как, например, In Praise of Balance[32]32
  Дословно в переводе с английского «Во Имя Баланса». Прим. перев.


[Закрыть], которые не только пропагандируют более свежий, яркий и менее «алкогольный» мир вина, по большей части преуспев с Шардоне и Пино Нуар, но также поощряют интерес к древним реликтовым сортам винограда, которым каким-то образом удалось выжить в укромных уголках Золотого Штата. Они признают, что трудно даже поколебать сложившееся представление о насыщенном Каберне, но это со временем произойдет. Осознание того, что климат меняется, делает людей все более восприимчивыми к окружающей среде. Перезревшие ягоды – это не то, что задумала природа, оно не нужно и вам. Калифорния – это не только место для денег, гламура и саморекламы. Это место и для радикальных, свободномыслящих борцов за экологию, полных решимости сохранить планету.

Разнообразие – это может стать фишкой Калифорнии, ведь у нее все для этого есть. Пока этому препятствует двухполосный образ мышления, основанный на «шардоне» и красных бордосских сортах. Но сегодня шоссе начинает расширяться, и очень надеюсь, что Калифорния вступит в новую золотую эру разнообразия и изменений. Это может произойти довольно быстро. Всего 10 лет отделяли намерение Роберта Мондави бросить вызов Франции от калифорнийского триумфа в Париже. Следующие 10 лет должны быть еще увлекательнее.

Ведя рассказ о Калифорнии, я преимущественно говорил о двух важных винодельческих зонах – долине Напа и округе (долине) Сонома. Но здесь есть и другие районы, достойные внимания. Я не собираюсь рассказывать о каждой винодельческой зоне, поскольку их очень много. Некоторые я знаю не слишком хорошо, например те, что находятся на севере Юбы (да, я пробовал местные вина, но на этом все), а некоторые не доставили мне никакого удовольствия. Итак, давайте начнем с севера, с округа, покрытого густыми лесами с величественными секвойями, теплого на востоке и жутко холодного на западе. Но сначала небольшой урок географии. Давайте поговорим о тумане, о ледяных арктических течениях у побережья Тихого океана. Давайте поговорим о том, как вы вряд ли захотите плавать вблизи Сан-Франциско, если только вы не покрыты гусиным жиром или не облачены в гидрокостюм. Почему? Сан-Франциско расположен на той же широте, что и южная Испания, казалось бы с купанием там не должно быть проблем и здесь должно быть слишком жарко для выращивания винограда приличного качества. Но все дело в арктических течениях: они на 7–9°C холоднее, чем поверхность воды у побережья. Летом холодные воды поднимаются близко к поверхности и становятся причиной сильных туманов, которые могут быть по-настоящему устрашающими. Я проезжал сквозь них, и мне казалось, что я приближаюсь к краю света, а ад находится на западе всего лишь на расстоянии вытянутой руки.

Холодные туманы и ледяной воздух нависают над волнами. Но на берегу, как и в южной Испании, восходит солнце, воздух нагревается и поднимается в небо. Сгустки тумана, напоминающие комочки хлопка, оседают на прибрежных горных хребтах, а затем туман и холодные ветра направляются в долины рек, неся прохладу. Самым большим разломом в хребтах является впадина у Золотых Ворот – свирепые воды длиною в милю, ведущие к заливам Сан-Франциско и Сан-Пабло. Ледяные ветры и туманы заполняют широкую дельту рек Сакраменто и Сан-Хоакин, продвигаются вглубь континента в Центральную долину, которая раскинулась вдоль берегов реки Сан-Хоакин на полпути к югу от Лос-Анджелеса.

Разница между температурой на побережье и внутри континента колоссальная. Марк Твен говорил, что самой ужасной зимой в его жизни было лето в Сан-Франциско. Я проснулся в Сан-Франциско в разгар лета – выглянув в окно отеля, я не смог увидеть даже противоположную сторону улицы. Я буквально наощупь добрался до моста Золотые Ворота, страстно желая полюбоваться его багряным великолепием, но я не смог его увидеть. А на самом вызывающем благоговение мосту беспорядочный поток тумана и холодных ветров с ревом продвигался в глубь континента. Эффект от этих ледяных ветров можно почувствовать даже на расстоянии 160 км от берега, но чем ближе вы к побережью, тем будет более прохладно, и с большей вероятностью у вас получится сделать великое вино. Долина Сонома, Карнерос и долина Напа – все они лежат перед заливом Сан-Пабло. Без тумана и ветра ни в одной из них не производили бы качественное вино. Они бы больше подошли для производства чернослива, поскольку влияние прибрежного климата здесь сводится на нет. Именно этим бы и занялись виноградари в Центральной долине, если бы кончились деньги, получаемые от выращивания винограда.