Текст книги "Королевство Краеугольного Камня. Книга 4. Отвага"

19

И для тех, кто пострадал от тирании Жакара, и для тех, кто при нем благоденствовал, время текло одинаково. Январское небо посыпало их снежными хлопьями, река текла еще не скованная льдом, деревеньки мирно дремали. Играя в домино со старичками, Лукас наблюдал, прислушивался, ждал. Лисандр больше не приносил вестей из дворца, и теперь он сам писал Манфреду, надеясь хоть что-то разузнать об Эме. Но не получил ни единого ответа – все письма перехватывал Бенуа. Тогда он обратился за вестями к Габриэлю.

Конюший сообщил, что о Даме жезлов никому ничего не известно. Посетовал, что нет больше бесплатной школы и что Виктория взяла к себе в свиту его дочку Эмилию. Пожаловался, что Игорь, чистокровный вороной конь Жакара, отныне в конюшне главный, а в конце предостерег, что не стоит продолжать переписку: «Голова и так идет кругом, а вскоре и вовсе скатится с плеч». Закончил он письмо так: «Береги свою голову, Лукас, если сумеешь, а чтобы сберечь мою, сожги письмо».

Лукас сжег письмо и продолжил ждать. Время от времени он навещал бдящих с замерзшими ресницами. Жакар диву давался: «Надо же, и зима их не берет!» Списки Мадлен его утомили, король перестал за ними шпионить, просто пересчитывал издалека.

Все бдящие – бунтовщики, однако убеждения у них разные. Тебеисты мечтали уничтожить монархию. Монархисты хотели возвести на трон другого короля, вот только не знали кого. Сильвен Удача по-прежнему мечтал о стреле, что пронзит Жакара, и обдумывал, как бы ему попасть во дворец неузнанным.

Многие ждали чудесного возвращения Мириам, но, разумеется, не отваживались отправиться в лес и найти ее. Лукас всех смутил и удивил, объявив, что Тибо и сам был тебеистом, поэтому достаточно найти его верного последователя или сторонницу. Тогда новый король или королева вернет прежние порядки.

– Что за новый король? – спрашивали его.

Ответа не было. Вопреки внутренним разногласиям, бдящие любили собираться вместе. Гибель Тибо сплотила их, они дружно ненавидели Жакара и одинаково кашляли и чихали на зимнем холоде.

Когда Лукас случайно встречал Эсме в портовой харчевне или на улице, она его гордо не замечала. Он видел, как она терпела оскорбления, мужественно мирилась с одиночеством, несла неблагодарную службу. И не желая обесценить ее усилия, тоже делал вид, что с ней не знаком. Эсме получила разрешение странствовать по всему острову. Королевские поручения казались ей бессмысленными и пустяковыми. Чтобы извлечь из путешествий хоть какую-то пользу, она решила разузнать о мнениях некоторых важных персон. Посланная к одному красильщику в Рок-ан-Фай, нарочно остановилась на постоялом дворе Марго ради этой цели.

Спешившись у потертого коврика, Эсме услышала скрип вывески, подняла глаза и увидела новую надпись.

Большими золочеными буквами значилось: «У герцогини».

Надо же! Герцогиня!

Эсме невольно замешкалась на пороге. Однако, судя по всему, владелица та же. Никакого блеска, наоборот, дом обветшал. В черепичной крыше появились черные проплешины, по-прежнему квохтали куры на заднем дворе, вонь из Медвежьей ямы отравляла воздух. Тот же фасад: кирпич вперемешку с камнями, трещины между ними заделаны известкой как бог на душу положит. Посыльная все еще медлила, но тут из харчевни вышел посетитель и любезно придержал для нее дверь. Эсме вошла.

Она сразу заметила свою собственную кружку, та по-прежнему висела над стойкой среди кружек постоянных посетителей. Потом увидела Марго. Хозяйка суетилась, обносила столики, – тому пиво, другому рагу. И ругала кошку Мимин, что вечно путалась под ногами. В глубине харчевни девчушка сметала сор метлой. Неужели Сири? За стойкой совершенно лысая голова клонилась к подносу с чашками, дымящимся чайником, горой бисквитов с вареньем и взбитыми сливками.

Лысый мужчина обернулся, и Эсме с трудом удержалась от смеха. Без парика и плоеного воротника герцог Овсянский стал неузнаваем. Как любой хозяин харчевни, он работал в рубашке, коротком жилете и фартуке. От прежнего поэта остались лишь острые локотки, срезанный подбородок да привычка пить чай в четыре часа дня. В день коронации Жакара, как известно, он сбежал из дворца, нанял мула и собрался просить руки Марго. Сказано – сделано. Они просто созданы друг для друга. Герцог обладал утонченностью, восхищавшей Марго, а хозяйка харчевни – храбростью, которой ему так недоставало. И потом разве плохо звучит: «Маргарита Дешан, герцогиня Овсянская»? Титул, передаваемый от отца к сыну из поколения в поколение, был по-настоящему древним, не то что звания нуворишей Жакара. Отныне Марго считала себя единственной подлинной герцогиней в королевстве Краеугольного Камня. К тому же ее возвысила любовь, а не тиран и убийца в обмен на лизание сапог. Вот почему она заказала новую вывеску с золочеными буквами.

– Марго! Чай готов! – позвал муж.

– Иду, Тезаурус, милый, – откликнулась она и направилась к стойке.

Марго так и не научилась правильно произносить его имя.

Оба одновременно заметили посыльную и переменились в лице. После всего, что произошло, как она посмела? Теодорус нервно смял тряпку, Марго сняла с крючка кружку Эсме, ругая себя за то, что ее сохранила. Пришлось совершить над собой усилие и сдержаться. И до них доходили жуткие слухи о палаче-колбаснике, что пытал неугодных в подземелье дворца. Лучше дружить с прислужниками Жакара, особенно если у тебя на чердаке прятался Сильвен Удача.

Марго обеими руками оправила на себе блузку.

– Хотите чаю?

– Спасибо. Не откажусь. Сахара нет?

– Нет.

– А меда?

– Нет.

– Я так и думала. У кого есть сахар, тот и медом лакомится. А другие вовсе без сладкого обходятся.

Эсме хотела выразить сочувствие к обездоленным и неприязнь к богачам, что с жиру бесятся.

– Что верно, то верно, – кивнула Марго.

– Не беспокойтесь, я и без сахара обойдусь. Может, у вас молоко найдется?

– Да, корова есть, а стало быть, и молоко. Хотите?

– Да, пожалуйста. Небольшое облачко.

Эсме подставила кружку, Теодорус капнул туда молока.

– Ну это легкий туман, а не облачко, – запротестовала Эсме.

– Облачко с четкими очертаниями, приглядитесь.

– Ладно, ваша правда. Внешний вид всегда обманчив.

Поставив локти на стойку, с кружкой в руках, Эсме наслаждалась душистым чаем. Он в меру настоялся, заварен на фильтрованной воде, не доведенной до кипения.

Марго в недоумении к ней присматривалась, продолжая мыть стаканы. Стало быть, внешний вид обманчив? Может, посыльная никогда не предавала Тибо? Можно ли верить ей на слово? Да или нет? Пока нет твердой уверенности, придется хранить ее кружку.

Сохранить свою кружку в пристанище всех заговорщиков – недурной первый шаг. Эсме рассчитывала со временем завоевать полное доверие герцогини Маргариты. По иронии судьбы ей приходилось с неменьшим рвением завоевывать доверие Жакара. Хотя король и подпал под обаяние Наймита, блестящего чужеземца-красавца, посыльная получала пока лишь самые ничтожные поручения.

Наймит – дипломат по призванию. Он неустанно обхаживал короля. Сыпал советами, предлагал изощренные тактики, выдавал себя за ясновидящего. И оставался пунктуальным на удивление благодаря своим чудо-часам. Наймит осторожен и предусмотрителен на иной лад, не так, как Инферналь. Герцог остерегался решительных действий, а Наймит изобретал средства, что позволяли ему обходить препятствия. Подобно фокуснику, он умело отвлекал внимание публики от своих манипуляций. Преподносил новые поборы как щедрые добровольные пожертвования, выдавал прихоти короля за желания народа. Гений! Иначе не назовешь.

Именно поэтому король решил поручить одно важное дело именно Наймиту. Почву для этого шага Жакар стал прощупывать задолго до того, как взошел на трон.

В тот вечер в обоих каминах курительной ярко полыхал огонь. Королю даже в расстегнутой рубашке было жарко, а стекла дрожали от злого колючего северного ветра.

– Виски, Инферналь?

– Совсем немножко. Благодарю, ваше величество.

– Чуть побольше, Инферналь. Не стесняйтесь.

– Чуть поменьше, сир.

– Любит поторговаться, – усмехнулся Жакар и налил герцогу полстакана виски.

– Издержки профессии, – вежливо отозвался банкир.

– А вам, Наймит?

– Мне, как всегда, воды, сир.

Прозорливость Наймита отчасти объяснялась тем, что он сохранял трезвую голову, когда окружающие все больше хмелели. Наблюдал, как по-разному собеседники теряют чувство самосохранения и контроль над словами, жестами, чувствами. Вот сейчас, например, он заметил, что Инферналь нервно пощипывал бородку. Герцогу не понравилось, что король собственноручно налил иноземцу воду.

– Божественный нектар, – провозгласил правитель. – Как подумаю, что водохранилище до сих пор загрязнено тиной и гнилью! Чтобы наполнить чашку чистой водой, приходится пересекать все королевство, из края в край.

Он сердито глянул на мажордома в плаще, подбитом красным мехом, что совершал один промах за другим. Несчастный Бенуа попытался слиться с деревянной панелью, но раздражение Жакара не улеглось, и он выслал беднягу из комнаты.

– Природа вступит в свои права и как-нибудь очистит водохранилище, это еще не беда, – тяжко вздохнул король. – Вот если бы она так же расправилась с тебеистами… Вы что-нибудь выяснили о них, Наймит?

– Пока ничего не выяснил, сир. Зато я прочитал книгу.

Жакар чуть было не подавился глотком виски.

– Врага надо изучать, – произнес гость себе в оправдание. – Я проштудировал ее от корки до корки, а потом уничтожил.

– Если таков ваш метод… Очевидно, надо ему следовать. Лично я не стал бы марать рук подобной мерзостью. Лучше перейдем к хорошим новостям. Господа, поднимем бокалы за чудесные перемены, что ждут нас в ближайшем будущем.

Инферналь знал о чудесных переменах во всех подробностях и надеялся, что Наймит останется в полнейшем неведении. Он чокнулся без энтузиазма.

– Доволен, Инферналь? – спросил Жакар. – Я тоже. Наконец-то наш остров пойдет в ногу со временем.

Король обернулся к Наймиту.

– Вы немало постранствовали по свету, скажите, какие еще королевства обходятся без огнестрельного оружия?

– Немногие, сир. Только самые бедные.

– Вот именно! Самые бедные! А скажите, какие еще королевства обходятся без огнестрельного оружия из соображений высокой нравственности?

– Королевство Краеугольного Камня – единственное, что добровольно отказалось от такого оружия.

– Совершенно верно. Рад вам сообщить, что с мраком отсталости отныне покончено.

– Поздравляю вас, сир.

Непроницаемый Наймит чокнулся стаканом воды.

Жакар сиял. Среди тысячи причин, побудивших его привезти на остров пороховые пушки, одна была личной, тайной: меч Тибо повредил ему нерв, лишил руку подвижности, отнял у лучшего стрелка возможность стрелять из лука. Немалый ущерб, учитывая, что превосходный лучник выпускал сто восемьдесят стрел за четверть часа. Примерно столько же требовалось, чтобы перезарядить громоздкое орудие, запалить фитиль и сделать всего один выстрел. Быстрей не получалось, увы. И все-таки новое оружие не хуже, и король почувствовал себя в безопасности. Ему казалось, что теперь он способен дать достойный отпор противнику даже на большом расстоянии. Сабля тут не помогла бы. По правде сказать, мушкет тоже. В дальнейшем Жакар убедился в его непригодности, поскольку не смог управиться с ним одной рукой. Но пока что иллюзии ничто не нарушало, и он с пафосом объявил:

– Первый этап: мы ввозим порох и пушки. Откуда? Из Ламота. Мой дорогой друг Август Максимилиан не откажет нам в помощи. Когда? Сейчас сообразим. Новость о новом короле морским путем достигнет Бержерака, потом Ламота. Август Максимилиан обещал не терять ни секунды. Он отгрузит их сразу. Так мы уговорились.

– Если бухта замерзнет, сир, судну здесь не причалить, – вздохнул Инферналь.

Король ткнул кулаком в ближайшую стену. Стикс заворчал.

– Старый брюзга! В этом году она не замерзнет! Груз прибудет примерно через три недели. Замечу, кстати, все уже оплачено!

Жакар бросил на банкира недобрый взгляд: пусть не надеется на новый заем! Но Август Максимилиан из Ламота и пальцем бы не шевельнул без предварительной оплаты. Он получил от капитана «Сибиллы», на которой Жакар якобы отправился в изгнание, целое состояние в виде драгоценностей, что принц прихватил с собой из сокровищницы Краеугольного Камня.

– Поздравляю вас, сир, – одобрительно заметил Наймит. – Многие короли, в отличие от вас, влезли в долги, покупая оружие!

– Приятно это слышать, мой друг!

«Мой друг!» Герцог поспешно допил виски. Он ненавидел льстивого змея-втирушу. Мужчина, а щечки гладкие как у женщины, зубки беленькие как у младенца. Все в нем – сплошной обман, даже вышивка на жилете: то ли овечка, то ли пантера, то ли дракон, то ли ящерица. Постоянно юлит, вечно прячется в тень. Кто он такой, в самом деле? Знакомый из Бержерака ответил тотчас же, но письмо не порадовало банкира: «Наймит, он и есть Наймит. Кто платит, тому и служит. Нанимался к сильным мира сего, то к одному, то к другому, даже к тем, кто друг друга ненавидел, но договора никогда не нарушал, никого не подводил. Личная жизнь отсутствует, настоящее имя затерялось во тьме веков».

– Еще налить? Немножко? Побольше? – насмешливо спросил король. – На вас лица нет, так что я настаиваю. Вот так. На борту судна ничего, кроме пушек и пороха. Вы ни за что не догадаетесь, что я еще придумал! Подыскал инженера-оружейника! Все предусмотрел, обо всем позаботился. Наш остров сам по себе неприступен, у нас есть искусные кузнецы и прочие ремесленники, масса полезных ископаемых. Идеальные условия для производства оружия, работай себе в тишине и покое. Будем продавать его и в золоте купаться.

– Прекрасные перспективы, сир, – снова одобрил Наймит.

– Еще бы! Кроме инженера не хватает еще надежного опытного руководителя всей отрасли. Пусть наладит процесс, а потом за ним наблюдает.

Инферналь догадался, что произойдет дальше, и затаил дыхание. Так и есть, Жакар ткнул в Наймита указательным пальцем изуродованной руки.

– Вы этим займетесь!

– Я? Слишком много чести, сир.

– Помолчите. Вы уже доказали, что котелок у вас варит. И хоть мы о вас ничего не знаем, все же поняли, откуда вы к нам явились. Со Среднего Востока! Так?

Наймит развел руками. Разве скроешь цвет кожи и разрез глаз?

– А всякому известно, – продолжал король, – что на Востоке знают толк в порохе. Вам и карты в руки. Не беспокойтесь, пост советника по-прежнему ваш. Оплата возрастает вместе с обязанностями. Так ведь, герцог?

Герцог кивнул, губы в ниточку, глаза, как жерла. Жакар легкомысленно отдал будущий оружейный завод неведомо кому! Можно сказать, посадил весь остров на пороховую бочку! В этот миг зазвонили стеклянные часы – так звонко, что можно подумать: время – чистый хрусталь. Одиннадцать! Пора расходиться. Виктория не одобряла посиделок в курительной и завела привычку являться лично за своим возлюбленным в определенный час. Наймит и Инферналь, обычно ни в чем не согласные, в данном случае придерживались одного мнения: надо исчезнуть до появления королевы.

Они разошлись по покоям, не обменявшись ни единым словом. Герцог полыхал от гнева и благоухал виски. Наймит, оказавшись у себя, тут же направился к секретеру, тому самому, за которым некогда сидел с учебниками и тетрадями Лукас. Теперь на нем не было ни пылинки, ни чернильного пятнышка. В секретере точно так же, как в голове Наймита, все было разложено по полочкам в идеальном порядке. Он никогда не оставлял здесь ничего важного, не запирал его на ключ, но всякий раз опускал крышку и оставлял волосок там, где она соприкасалась со столешницей. Если бы кто-то открыл секретер в его отсутствие, волосок улетел бы.

Сейчас волосок был на месте. Наймит выдвинул ящик, достал небольшой листок бумаги, задвинул ящик. Выдвинул другой, вытащил чернильницу и задвинул. Открыл третий, выбрал перо, закрыл. Из четвертого взял воск. Из пятого – печатку.

Написал:

«Не атакуйте».

Подписался:

«Н».

Сложил листок, накапал воска и приложил печатку: наполовину полная (или наполовину пустая) бутылка. Такой печаткой чаще всего пользовались купцы, реже – моряки. Письмо он адресовал книготорговцу в Бержераке, который должен был лично передавать все письма с подписью «Н» королю Фенелону в собственные руки.

Наймит знал, что Тибо просил своего крестного отца завоевать Краеугольный Камень. Старый Фенелон, удрученный ревматизмом и бесконечными войнами, показал ему отчаянное письмо Тибо и горестно прошептал: «Зачем жить, если видишь столько немыслимого безобразия?» Этим вечером в курительной Наймит мигом сообразил, что судно с порохом, плывущее из Ламота, может встретиться с вооруженным флотом Фенелона из Бержерака. Королевство Ламот тут же забьет тревогу, возникнет конфликт, в лучшем случае дипломатический, в худшем военный.

Кого оберегал Наймит? Августа от Фенелона? Фенелона от Августа? Краеугольный Камень от военных действий? Неизвестно, но он очень спешил. Спустился в порт холодной темной ночью, даже не надев плаща.

20

На следующий день герцог Инферналь вновь отклонил приглашение к королевскому столу под обычным предлогом – нездоровье жены, однако настоящей причиной стала глубокая обида. На королевских ужинах женщин почти не было. Граф де Морван – вдовец, Наймит – убежденный анахорет. У Филиппа было три дамы сердца одновременно, и он прилагал все усилия, чтобы они друг о друге не узнали. Супруга доктора Рикара страдала досадной фобией: не переносила собак. Супруга доктора Фуфелье бросила его много лет назад, а супруга придворного архитектора недавно разрешилась тройней. Госпожа баронесса де Буржуа и госпожа баронесса де Пико смертельно поссорились и не желали видеть друг друга.

Мужская компания мало-помалу прискучила Виктории. За этим ужином опять объедались мясом и вели разговор об охоте. Само собой, присутствовала матушка Виктории, баронесса де Доре. Жакар широко использовал ее глупость в своих интересах в прошлом и теперь благодарил за услуги, постоянно приглашал к столу и называл «дорогая теща». Он полагал, что вскоре она поспешит к себе в усадьбу в Ис, но баронесса де Доре обожала угощаться на дармовщинку и жить за чужой счет. Виктория не считала мамашу-нахлебницу светской дамой и пригласила двух своих подруг, госпожу де Делорм и госпожу де Мерей. Дворянскую частичку «де» она прибавила к их фамилиям, чтобы повысить их статус.

– Псовая охота станет законной и начнется с сентября, – объявил Жакар, наслаждаясь свиным паштетом.

– Какая радость, – одобрила госпожа де Мерей, скребя вилкой по дну тарелки.

– Собаки натасканы, лошади отобраны, угодья неоглядные, – пел соловьем король, закусывая колбасками.

– Говорят, собаки обходятся в целое состояние, – заметил барон де Доре, неизменно горюющий о дороговизне жизни вообще и гончих в частности.

– А как обстоит дело с охотой на птиц? – поинтересовался граф де Морван из чистой вежливости.

– Птицы потом. Сейчас меня интересует крупная дичь. Кабаны, олени. Для птичьей охоты нужны соколы, вольеры. У нас ничего такого нет.

Все приумолкли, невольно вспомнив о Лисандре.

– Интересно, очень интересно, – вздохнула госпожа де Мерей.

– А кто получит разрешение охотиться? Люди каких профессий? – деловито спросил Наймит, отворачиваясь от только что поданного к столу поджаристого поросенка, что покоился на лаврах с яблоком во рту.

– Каких профессий? Никаких.

– Никаких, никаких, – эхом откликнулась госпожа де Делорм, взмахнув ресницами.

– Охота станет развлечением аристократии, – уточнил Жакар. – Исключительно аристократии. Я прикажу построить охотничьи павильоны во всех провинциях.

– А на кого вы будете охотиться во Френеле? На коз? – осведомился доктор Фуфелье.

– На жителей.

Шутка никого не рассмешила. Каждый уткнулся в свою тарелку.

Король захохотал во всю глотку, желая показать пример подданным, но, увидев его клыки, все болезненно съежились. Граф де Морван, надеясь сгладить неловкость, тоже отважился пошутить.

– Вот уж кого мы не увидим в лесу в погоне за ужином, так это вас, мсье Наймит, – сказал он.

– Вы проницательны, как всегда, господин граф.

Морван склонился к баронессе де Доре, своей соседке по столу, и объяснил ей:

– Он совсем не ест мяса.

– Не может быть!

Баронесса де Доре из принципа ела за королевским столом все, что подороже, не важно, нравилось ей это или нет. Она оглядела тарелку Наймита и убедилась, что тот в самом деле предпочитает картофель поросенку.

– Глазам не верю, – проговорила она. – Как можно не есть мяса, когда его кладут в тарелку даром?

– Цена этому мясу – чья-то жизнь, – спокойно возразил Наймит.

– Он не ест мяса из религиозных соображений, – подчеркнул Жакар.

– И что же это за религия? – заинтересовалась госпожа де Делорм, сгорая от любопытства.

– Он не говорит о религии за столом из религиозных соображений, – вмешалась в разговор Виктория.

– Он вообще мало говорит, как я заметил, – сообщил доктор Рикар.

Смуглый цвет кожи всегда повергал его в панику.

– Он не тщеславен, доктор, а это достоинство, – возразил Жакар. – Он открывает рот только ради доброго совета или ценных сведений – еще одно достоинство, к тому же редкое. Не так ли, Наймит?

– Поверю вам на слово, сир.

– Вы слишком скромны. Ну что ж, поделитесь с нами чем-нибудь интересным.

Наймит умел развлекать по приказу. Сейчас же со множеством экзотических подробностей рассказал, как китайские алхимики изобрели смертоносный порох, хотя искали элексир бессмертия.

– Неужели? – изумилась госпожа де Мерей.

– Именно так, мадам. Но не это самое удивительное. Самое удивительное, что поначалу порох служил у них только для развлечения.

– Как это? – не поняла Виктория.

– Они устраивали фейерверки.

Жакар не верил собственным ушам.

– Фейерверки? Не может быть! И сколько же времени им понадобилось, чтобы порох начал приносить пользу?

– Пользу, сир?

– Пушки, оружие, черт возьми!

– Шесть сотен лет, не меньше.

Жакар замер с открытым ртом. Получив взрывчатку, он сообразил бы в две секунды, как ее использовать. Но тут подали эскалопы, и он не стал развить свою мысль.

– Петарды? Нет уж, увольте! – все-таки произнес он, берясь за нож. – Нам необходимо огнестрельное оружие! Сам-то я предпочитаю колоть и резать, если возможно, но не у всех мой вкус.

– Вот именно, сир, – поддакнул Рикар, лишь бы что-то сказать.

– Наши увеселительные прогулки будут подчиняться определенным правилам, – продолжал Жакар. – Я сам буду выбирать охотников, достойных носить оружие. И, разумеется, вооружу всех людей Ланселота.

– А кто такой Ланселот? – вскинулась госпожа де Делорм, любительница скандалов и сплетен.

– Новый начальник мушкетеров, – холодно отозвался доктор Фуфелье, не выносивший присутствия дам.

– Ну да, ну да, – подхватила госпожа де Мерей и снова заскрежетала вилкой по тарелке.

– А разве не его отец – начальник мушкетеров? – спросил барон де Доре.

– Больше нет, милый тесть, был да сплыл, – насмешливо ответил Жакар. – Бове-отец отправился в отставку, уступив место младшему поколению. Отныне наши мушкетеры будут называться мушкетерами с полным правом.

– Что вы этим хотите сказать, ваше величество? – спросила госпожа де Мерей.

– «Мушкетер» означает «солдат, вооруженный мушкетом», – снисходительно пояснил Фуфелье, словно обращался к умственно отсталой. – А мушкет, попросту говоря, – огнестрельное оружие.

Никакая алхимия не сделала бы этот ужин менее скучным: подавали мясо, говорили о мясе, орудовали ножами, мечтали об огнестрельном оружии. Госпожа де Делорм и госпожа де Мерей по очереди спрашивали Наймита о его настоящем имени. Обе получили отказ под предлогом, что не стоит его называть, раз нет дворянской частицы. Виктория разозлилась из-за их бестолковости и набросилась на Жакара, а тот, устав от постоянного потока ее упреков, все хуже орудовал изуродованной рукой и кончил тем, что стал есть пальцами. Прошла вечность, прежде чем Жакар расправился с тремя специально заказанными десертами, так что в курительную они с Наймитом пришли совсем поздно. Герцог Инферналь ожидал их в теплом уголке у камина, вытянув ноги к огню.

– Ах, ваше величество, – вскричал он, вставая. – Простите за вторжение. Вы задерживались, и ваша стража любезно согласилась меня впустить.

– Правильно сделала, Инферналь. Зачем мерзнуть в коридоре, когда в камине потрескивает огонь.

– Благодарю вас, сир. Ужин затянулся, не так ли? Моя жена, бедняжка, вся покрылась бы крапивницей, она не выносит споров.

– Да, плохо бы ей пришлось, Инферналь, не ужин, а пытка.

– Расскажите, сир.

– Я скажу одно слово: «дамы», этим все сказано.

– Я вас понял, сир, – добродушно засмеялся герцог. – А вы, Наймит, повеселились?

– Я никогда не веселюсь, – любезно отозвался Наймит.

– И это к лучшему, – заключил Жакар, доставая из остекленного шкафа бутылку коньяка времен короля Ореля, своего дедушки.

– Еще не поздно приятно окончить вечер. Рюмочку коньяка, канцлер?

– С большим удовольствием, сир.

– А вам, Наймит? Стакан пресной воды, как всегда?

– Нет, сир. Коньяка, если можно. Одну капельку.

– Надо же! Вы меня удивляете. Признайтесь, вы тоже намучились за ужином?

– Нисколько, сир, нисколько. Просто увидел редкий превосходный коньяк.

– Неожиданные познания для любителя воды. Коньяк исключительный, не спорю.

Из-за неловкости изувеченной руки Жакар наливал коньяк с немыслимой щедростью. Они смаковали его, рассуждая о коллекции трубок Альберика и о стеклянных часах Бержерака, между тем прозвонило одиннадцать, отчетливо и нежно. Прилив дружеских чувств пошел на спад, Инферналь помрачнел и даже стал резок: топтал нагую деву на ковре, ослабил галстук, потом и вовсе его снял. Захотел рассмотреть поближе этикетку на редкой бутылке и толкнул локтем графин с водой – Жакар едва подхватил его на лету.

– Послушайте, Инферналь, идите-ка спать! А то угробите мою драгоценную бутылку, разобьете хрустальный графин, разольете чистейшую воду, испортите мой ковер! Откровенно говоря, вы сегодня плохо себя ведете. На редкость неприятный вечер. Спокойной ночи!

Герцог с трудом перенес одну ногу за порог. Вторая его вообще не слушалась. Галстук он позабыл на кресле. Видя непривычное опьянение Инферналя, Наймит участливо проводил его в Восточное крыло. Жакар остался один в курительной, но вскоре за ним пришла Виктория. Их снова ждала весьма бурная ночь. По словам слуг, их величества трудились ради будущего потомства, не щадя сил.