Текст книги "Удар Ворона"

Глава 20

Лер крякнул, поднимая собаку. «Она должна весить 140–150 фунтов, – подумал Форан. – Он не сможет донести ее до лагеря. Да и Кисел не дойдет до него».

Форан оглянулся на сокола: тот по-прежнему смотрел на них. Вероятно, переноска собаки – самая легкая из их проблем.

– Форан, куда ты идешь? – спросил сокол. – Беги, Форан, беги. Тебе не поможет…

Что-то, чего Форан не видел, ударило птицу и сбило ее с насеста.

Откуда-то сзади вылетела сорока, приземлилась и превратилась в Хиннума.

– Бегите, – сказал он, не отрывая взгляда от большой птицы, барахтающейся на земле перед ними. – Я не могу долго его удерживать.

– Пойдем, – облегченно сказал Форан.

– Сюда, – показал Лер и пошел вперед с Гурой на руках.

Путешествие стало кошмаром. Они шли не быстро, потому что Кисел был ранен, а Лер нес собаку. Форан шел сзади, часто поворачиваясь, чтобы видеть, что за ними.

Небо, еще утром такое яркое и голубое, теперь потемнело и стало грозным. Так как Ринни что-то говорила про себя и часто спотыкалась, Форан был уверен, что она имеет отношение к надвигающейся буре. Он вспомнил рассказ Лера о молнии, которая ударила тролля, и решил, что Иелиан ошибался: Баклан может предложить не только хорошую погоду фермерам. Если у Ринни есть достаточно времени, она становится грозным противником.

С того места, где они оставили Хиннума и Черного, доносились какие-то звуки и вспышки света. Иногда такие звуки сопровождались дрожанием земли под ногами.

Когда дошли до основания рампы, Форан сказал:

– Лер, дай мне собаку и возьми мой меч. Присматривай за Киселом. Можешь иногда поддерживать его с другой стороны.

Он взял собаку и побежал по длинной рампе. То, что в первый день прихода в мертвый город показалось Форану инженерным чудом, теперь превратилось в пытку.

Кисел очень старался, но он потерял много крови и двигался очень медленно. Лер подставил плечо под то, которое не поддерживал Тоарсен, прежде чем они оказались в десяти ярдах от основания.

– Дай мне меч, – сказал Джес, заставив всех вздрогнуть. Форан не заметил, как он появился; судя по лицу Лера, никто этого не заметил.

– Не делай так, – раздраженно сказал Лер брату, который при свете дне появился словно ниоткуда.

– Не останавливайтесь, – сказал Форан.

– Мама, папа и Хенна на пути сюда, – сообщил Джес. – Хиннум почувствовал магию Черного и отправился помогать, чем сможет.

– Мы его видели, – ответил Форан. Он тяжело дышал: крутой подъем делал Гуру все тяжелее и тяжелее. – Он напал на Виллона, поэтому мы смогли уйти. Они там очень шумят.

– Слышу, – коротко подтвердил Джес. Форан всегда поражался, как разительно меняется Джес, обычно такой медлительный и молчаливый.

– А я ничего не слышал с того времени, как мы начали подниматься, – сказал Лер. – Надеюсь, это не плохая новость.

При этих его словах подлетела потрепанная сорока и села на плечо Ринни.

– Идите, – прохрипела она, неуверенно покачиваясь. – Идите.

Кисел покачнулся, и Тоарсен и Лер вынуждены были опуститься на колени.

– Джес, возьми собаку, – сказал Форан, передавая вяло свисающее животное в руки, прежде чем Джес сумел возразить. Потом наклонился и поднял Кисела на плечи.

– Тоарсен, обнажи меч. Лер, возьми мой меч у Джеса, пока он не бросил его или собаку. Ринни, поддерживай птицу: она тоже может упасть.

Кисел тяжелее Форана, но все же император крупней Тоарсена или Лера. Ноги Форана болели еще от подъема на сторожевую башню, а ребра ныли от падения, но Джес сказал, что Таер близко.

– Позволь мне взять Кисела, – сказал Тоарсен, когда рампа наконец кончилась. – Ты без сил.

Форан покачал головой. Тоарсен мускулист, но он слишком мало весит, чтобы долго нести Кисела.

– Как кровотечение?

Форан тяжело дышал, и ему трудно было говорить.

– Плохо, – ответил Тоарсен. – Он без сознания…

– Тише, – сказал Джес, опуская собаку на землю и оглядываясь. – Он идет.

И тут же сменил облик, превратившись в горную кошку. Такой огромной кошки Форан никогда не видел.

– Нет, – сказала сорока. – Нет. Им понадобятся все шесть орденов. Я остановлю его.

Она, неловко взмахнув крыльями, снялась с плеча Ринни, но уже второй взмах получился уверенней.

– Тоарсен, возьми Гуру, – сказал Форан. – Идем.

Он не знал, сколько еще они прошли. Мир Форана сузился: он знал только, что нужно переставить одну ногу, потом другую. И когда услышал топот копыт, наклонился и осторожно положил Кисела на булыжники.

– Теперь все будет в порядке, – сказал он раненому. – Таер здесь.

Скью приближался, скользя по булыжникам, и Таер соскочил и наклонился над Киселом, прежде чем лошадь успела остановиться.

Пальцы его ощутили пульс, слишком быстрый и слабый. Таер поднял голову и оглядел остальных членов группы.

– Где Руфорт и Иелиан? – спросил он. Тоарсен осторожно положил Гуру рядом с Киселом.

– Руфорт мертв, – сказал он. – Мы с Киселом отобрали Иелиана из Воробышков как верного человека. Но мы ошиблись. Иелиан убил Руфорта.

Форан, бледный и вспотевший, поднял руку.

– Я знал, что здесь что-то не так. Он говорил Руфорту, что Путь платил ему, но я узнал об этом только вчера и не успел выяснить. Я тоже виноват.

– Иелиан был человеком Черного, папа, – сказала Ринни.

И когда Таер раскрыл объятия, она побежала к нему. Маленькое лицо в синяках, подбородок распух. Нижняя губа разбита и опухла. Таер перевел взгляд с нее на Форана.

– Тоже Иелиан, – сказал Форан. – Но разбитая губа – это вина Виллона.

– Рассказывайте, – сказала Сэра. Она начала осторожно осматривать Гуру, хотя Таер видел, что глаза ее гневно сверкают. – Садись, Форан. Если будешь продолжать покачиваться, упадешь. Что случилось, Лер?

– Иелиан заманил нас – наверно, они с Виллоном договорились. Прежде чем мы поняли, что что-то неладно, Виллон лишил нас возможности двигаться.

Он перевел дыхание.

– Папа, Виллон рассказал, почему убежал от нас с Джесом той ночью в Таэле. Он пожертвовал своими людьми, чтобы мама могла получить камни всех орденов. Сам он не мог понять, почему у него не получается, но думал, что у мамы, Хенны и Брюидд может получиться. Он знал о картах Волиса. И когда мама и Хенна не смогли поправить камни, он захотел, чтобы они пришли сюда. Он напал на тебя, чтобы заставить нас прийти. Хиннум знал, как заставить камни действовать, но не хотел рассказывать Виллону. И Виллон послал маму, чтобы выведать это у Хиннума.

– Но что это дало бы ему? – спросила Хенна. – Мы бы тоже ему не рассказали.

– У мамы есть люди, которые ей дороги, – ответил Лер. – Виллон обещал не трогать никого из нас, если мама сумеет заставить камни нормально действовать для него. Он взял Ринни в заложницы и оставил нас, чтобы мы, когда рассеется заклятие, все рассказали вам.

– Он захватил Ринни? – переспросила Хенна, склонившаяся к Киселу. – Так почему она здесь? Ее освободил Хиннум?

– Нет, – ответила Ринни. – Это был Форан. Он вырвался из заклятия Черного, пришел и спас меня.

– Форан спас тебя от Черного? – недоверчиво спросила Хенна.

– Не совсем, – сухо поправил Форан.

Таер крепче сжал плечо Ринни: он едва не потерял ее.

– Но что произошло?

– Он освободился от заклятия Черного и объяснил нам, как это сделать, – сказал Тоарсен, почтительно кивнув в направлении Форана.

– Это была иллюзия, – сказал Форан, смущенно улыбаясь Таеру. – У меня есть не очень хорошие черты характера. Мысль о том, что деревенский фокусник, преувеличенно жестикулирующий на своих представлениях, может командовать мной, императором, показалась мне нестерпимой. Я не верил, что его иллюзия подействует, – и она не подействовала. А к тому времени как мы с Ринни вернулись, остальные тоже освободились. Не знаю как.

Тоарсен рассмеялся, хотя в глазах его были слезы. Он сидел на дороге рядом с Киселом и теперь нагнулся к нему.

– Кисел освободился первым из нас. Он сказал: все, что не может удержать тебя, не удержит и его. И освободил всех нас.

Форан серьезно кивнул.

– Я побежал за Ринни. Там на стене утеса лестница, сразу под той сторожевой башней. – Он показал на вторую башню с юга. – Встретил Иелиана, который спускался с утеса. И сбросил его…

– Жаль, – негромко сказала Сэра.

– Он мертв, – объяснил ей Форан.

– Спасибо, – ответила она. – Но я сделала бы его смерть более мучительной.

Форан слегка поклонился ей.

– Следующего сберегу для тебя. Я не мог с ним задерживаться, потому что Ринни была у Виллона. – Он пожал плечами. – Не очень-то я и помог. Мы обменялись несколькими словами, и он сбросил меня с башни. Таер повернулся и взглянул на башню.

– С утеса тоже? Ты неплохо выглядишь для человека, упавшего с высоты в несколько сотен футов.

– Спасибо, – ответил Форан. – Я себя хорошо чувствую – относительно, конечно. – Император наклонил голову и с улыбкой посмотрел на Ринни. – Думаю, меня спасла Ринни, но мы были слишком заняты, чтобы остановиться и обменяться своими историями. Вместо того чтобы разбиться у основания, я просто лежал на земле – только дыхание перехватило, и Ринни была рядом.

– Меня вслед за тобой сбросила с башни Память, – сказала Ринни.

– Что? – Глаза Форана сверкнули, и он потянулся за мечом. – Она так сделала?

Таер тоже чувствовал, что готов убивать. Ринни улыбнулась – сначала отцу, потом императору. Она вполне пришла в себя и выглядела как всегда.

– Я пряталась у лестницы, а она схватила меня, сказала: «Лети, Баклан!» – и бросила. Думаю, если бы она это не сказала, я бы упала прямо на тебя. Во всяком случае, я скоро оказалась возле тебя. Ты не дышал, и я подумала, что ты умер. Потом ты сел, выпучил глаза, из них текли слезы… я даже подумала, что ты ходячий мертвец, как те, что приходили прошлой ночью. Но нет, ты начал дышать и схватил меня, даже не поблагодарив.

Все на одном дыхании, подумал Таер. Ему стало смешно, и смех одолел ужас при мысли о том, что его дочь сбросили с башни. Помогло и то, что Ринни не пострадала.

Форан поклонился.

– Благодарю, миледи. Я допустил большую ошибку, не поблагодарив тебя сразу, но поверь, тогда я больше боялся за твою жизнь, и это было главное.

Ринни выглядела довольной. Она сказала:

– Не могу дождаться, когда вернусь домой и буду всем рассказывать, что спасла жизнь императора.

Лер улыбнулся ей.

– Тебе никто не поверит, надоеда.

– А где Хиннум? – спросила Хенна.

– Черный идет, – сказал Джес, снова сменивший облик волка на горную кошку. – Хиннум ранен, но не позволяет мне идти.

– Кстати, а не пойти ли нам? – спросил Форан.

– Нет, – ответила Хенна. – То, что мы можем сделать, сделаем здесь так же, как в любом другом месте. Сэра, сейчас самое подходящее время проверить, сработает ли для тебя кольцо. Форан, где имена из храма Совы?

– Виллон их сжег, – сказал Тоарсен. – Он сказал, что закрыл храм, и больше в него никто не войдет.

– Я помню одно из них, – сказал Форан. Хенна удивленно посмотрела на него.

– Ты умеешь читать на языке Колосса? Он улыбнулся ей.

– Я не просто пьяница, миледи. Я образованный пьяница. Карты я не могу разобрать, но алфавит тот же, что старый осландский, а я его я знаю. Если у Тоарсена сохранился кусок угля, я мог бы написать на камнях.

Тоарсен порылся в поясной сумке и протянул Форану обгоревшую палочку. И тот на земле начертил несколько необычных линий, которые могли бы быть буквами.

– Ты знаешь, кому какое имя принадлежит? – спросил Таер.

Хенна покачала головой.

– Не помню.

– Ну ничего, – сказал Таер. – Я думаю, любое сработает. Так что же нам делать?

– Мы вшестером – ты, Джес, Сэра, Лер, Ринни и я – должны взяться за руки. Потом ты произнесешь имя бога – я тебе скажу, как его произнести. – Хенна невесело вздохнула. – А в остальном придется импровизировать. Не знаю, что произойдет. Ордены не боги Колосса.

– Надо подождать, пока Виллон не окажется ближе? – спросил Таер.

Хенна кивнула.

– А я могу что-нибудь сделать? – спросил Тоарсен. – Он не выживет. – Он положил голову Кисела себе на колени и притронулся к его лбу. – Слишком много крови потерял. Я должен принять участие в гибели того, кто его убил.

Таер склонился к рослому охраннику и приложил ладонь к его слишком холодной щеке. Посмотрел на Сэру, та кивнула.

– Не списывай его, – сказал Таер Тоарсену. – Кисел и не такое выдерживал, а у нас есть Жаворонок, чтобы помочь ему.

– Я не допущу, чтобы Черный убил еще кого-нибудь из нас, – сказала Сэра.

– Вот и хорошо, – сказал Форан. – Сэра сказала, и Кисел не посмеет не послушаться ее.

На лице Кисела появилась слабая улыбка.

– Видите, – сказал Таер. – Ни одни мужчина не устоит перед капризами моей жены. Выживешь, парень. – Он посмотрел на Тоарсена. – Думаю, битва будет вестись не сталью, но не возражаю, если твой меч будет наготове и ты сумеешь пустить его в ход.

Тоарсен серьезно кивнул.

– Сэра, – сказал Таер. – Если ты готова, Кисел, конечно, постарается продержаться, но помощь ему не помешает.

Сэра надела на палец кольцо с тигровым глазом, закрыла глаза и попыталась почувствовать какую-нибудь перемену. Однако все было как обычно. Как и несколько минут назад, когда она пыталась помочь Гуре.

Она взглянула на молодого человека, который сражался рядом с ней в ту ночь в Таэле. Когда она села рядом с Киселом, Тоарсен взглянул на нее с гостеприимством суки, охраняющей своих щенят от чужака.

– Я не причиню ему боли, – пообещала она, хотя сама не была в этом уверена.

– Мне сейчас мало что может причинить боль, – неожиданно прошептал Кисел с юмором, который всегда любил. Особенно ему нравилось, когда слушатели не могли понять, говорит ли он серьезно или шутит.

– Рада слышать, – ответила Сэра; она не знала, что он в сознании.

Она попыталась вспомнить, что делала Брюидд, когда лечила раны Таера, но тогда ее многое отвлекало и она не обращала особого внимания на действия Целительницы.

– Лер.

Он присел рядом с ней на корточки.

– Что нужно, мама?

– Ты когда-нибудь видел, как действовала Брюидд?

– Она Жаворонок, мама. Разве Вороны тоже могут лечить?

Сэра подняла руку, чтобы он увидел кольцо на ее пальце.

– Сегодня я тоже Жаворонок. Но мне нужна твоя помощь.

– Кольца Жаворонка не действуют, – сказал Джес. – Сначала вам с Хенной нужно его очистить.

Сэра повернулась и посмотрела на него.

– Виллой убил Мехиллу, чтобы украсть ее орден, Джес. Много лет назад. Что-то в этом кольце знает меня, и я верю, что этот орден когда-то принадлежал Мехилле. – Она помолчала. – Мне нужно сегодня быть Жаворонком, но даже если в кольце орден Жаворонка, я не могу использовать его, чтобы стать Жаворонком – как Волис не мог стать Вороном, когда у него был камень Ворона. Мне нужно знать, поможет ли тот, кто живет в этом кольце – Мехилла или кто-то другой, – помочь мне стать Жаворонком – только на сегодня.

– Попытайся приложить руку к его ране, – предложил Лер. – Нам придется снять повязку.

– Подождите, дайте мне это сделать, – сказал Таер. – Мне приходилось перевязывать раненых на поле боя.

Он сел рядом с Сэрой и разрезал повязку, державшую тампон на ране. Потом осторожно снял ее.

– Тампон присох, но не очень: Кисел по-прежнему теряет кровь. Было бы тяжело, если бы с нами не было Целительницы. – Он улыбнулся Сэре. – Так легче извлечь тампон, но ты должна зажать руками рану. Есть с нами Жаворонок или нет его, парню нужно сохранить хоть немного крови, чтобы он мог жить. Готова?

– Да.

Он снял тампон, и из раны сразу пошла кровь. Сэра наложила руки на рану и закрыла ее ладонью левой руки. Все ждали, Сэра тоже, но ничего не происходило.

– Попробуй зрительно представить излечение, – предложила Хенна. – Думай о Киселе как о здоровом и невредимом.

Сэра попробовала и почувствовала, как шевельнулась магия, но магия не может лечить. Однако ее можно использовать для перевязки раны, и она так и сделает, если не сумеет излечить. Кисел так бледен, он потерял так много крови. И если она будет не лечить, а только использовать магию, скорее всего он умрет.

– Хенна отчасти права, – сказал Лер. – Но это не магия. Наблюдая за вами с Хенной, я думаю, что быть Вороном значит много думать. А для меня Охота – дело почти инстинктивное. Я смотрю и сразу вижу след. Я много об этом не думаю. Джес делается взволнованным, и температура вокруг него падает. Папа начинает петь, и все прекращают свои занятия и слушают. Надо позволить работать вашему телу.

Сэра закрыла глаза и попыталась расслабиться, но чем больше старалась не думать, тем больше думала.

Таер встал, но она не смотрела, что он делает. Немного погодя он вернулся и заиграл на лютне. Выбрал одну из своих любимых песен: ею он усыплял детей, когда они болели или у них резались зубы. Мягкие низкие звуки скользили по ней и уменьшали напряжение плеч и шеи. Она позволила голосу отвлечь ее от крови и опасности, вернуть домой, в вечера, когда дневная работа закончена и они с Таером сидят на крыльце. Жесткая шерсть Гуры щекочет босые ноги Сэры, а садящееся солнце золотит горы.

Сэра расслабилась, и что-то шевельнулось на концах ее пальцев. Вначале это был еле слышный шепот. Она раздувала его своим интересом, как раздувает искру, когда старается развести костер способом солсенти.

– Он не дышит.

Голос Тоарсена, хриплый от горя.

Но когда она отвлеклась на эти слова, песня Таера вернула ее к крошечной искорке… исцеления. Она уговаривала эту искорку, направляла ее себе в пальцы. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала.

Огонь опалил ее плечи так неожиданно, что она дернулась и ахнула, но чьи-то руки держали ее за запястья и не давали оторвать ладони от Кисела. Сэра открыла глаза и поняла, что ущерб, причиненный ножом Иелиана, ликвидирован, хотя нож глубоко проник в тело.

Сила Жаворонка из пальцев Сэры переходила в тело Кисела, ликвидируя серьезные повреждения тканей, потом занялась более мелкими повреждениями. Сердце Кисела остановилось, но сила ударила его, и оно не могло противиться и снова забилось.

Недостаточно крови, мама. Он не выживет, если не получит новую кровь.

– Кто это сказал? – спросил Джес.

– Что сказал? – спросил Лер. – Молчи, Джес, ты ее отвлекаешь.

«Мехилла?» – спросила Сэра, не зная, реальным ли был этот голос или воображаемым. Ответа не было.

Но кто бы это ни сказал, он сказал правду. Киселу нужна кровь, а Жаворонок не может дать ее ему.

Но ведь Сэра не Жаворонок, по крайней мере не только Жаворонок. По-прежнему прикрывая правой рукой – рукой с кольцом – рану на груди Кисела, она поднесла левую, покрытую кровью Кисела, ко рту и коснулась ее языком.

А потом призвала к руке магию. «Найди это», – сказала она ей, показывая кровь Кисела. Магия взяла свернувшуюся кровь с повязки, с ее рук, с окровавленной одежды Кисела. Сэра снова коснулась языком. «Сделай такой». Свернувшаяся, засохшая кровь снова стала чистой и живой. «Помести туда». Та ее часть, что была Жаворонком, отыскала слипшиеся кровеносные сосуды и показала магии, где нужно действовать.

Сэра с дрожью вздохнула.

– Отпусти, – сказала она Леру, который сильно сжимал ее запястья. – Больше он во мне не нуждается.

Лер отпустил ее, и она отняла руки. Грудь Кисела выглядела так, словно ране несколько недель. Сэра была немного разочарована: все-таки след остался, но вспомнила слова Брюидд о том, что колени Таера должны немного и сами выздоравливать, и решила, что, может, это и к лучшему.

Кисел открыл глаза.

– Вряд ли я сегодня смогу сражаться, – сказал он Сэре. – А вот завтра… – Он попытался сесть, но не удержался. Тоарсен подхватил его, прежде чем он ударился головой о землю. – Ну, может, через неделю или две… – слабым голосом сказал Кисел.

– У тебя получилось, – сказал Таер, прерывая игру.

– Спасибо, – прошептал Тоарсен со слезами на глазах.

– Я сказала, что не позволю этому ублюдку убить еще кого-нибудь, – холодно ответила Сэра.

– Куда исчезла вся кровь? – спросила Ринни. Сэра потрепала голое плечо Кисела.

– Назад, туда, где ее место, – сказала она. – Теперь попробуем Гуру.

Гуру лечить оказалось одновременно и проще, и труднее: легче, потому что теперь Сэра знала, как призывать кольцо, труднее – потому что она устала и раны были серьезнее. Иелиан сломал Гуре ребра и разрезал плечевую мышцу.

Сэра соединяла последние порванные связи, которые, как знал Жаворонок, позволят собаке пользоваться ногами, как раньше, когда кто-то заговорил с ней.

– Сэра.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оторваться от лечения и понять, что это Таер.

– Сэра, Хиннум вернулся. – Голос Таера звучал мягко, но настойчиво. – Ты можешь ему помочь?

Сэра подняла голову и увидела стоящую на коленях Хенну; по ее щекам катились слезы, и она держала на руках неподвижную черно-белую птицу.

– Сэра, – сказала Хенна.

Сэра с трудом встала, и Таер поддерживал ее, пока она не обрела равновесие. Она склонилась к Хенне и поднесла руки к сороке.

Почувствовала, как сила Жаворонка устремилась к птице, но, как масло отталкивает воду, целительная сила перекатилась через птицу, не тронув ее. Сэра попробовала снова.

На это раз она увидела разницу между Хиннумом и Киселом. Тело Хиннума окутывали возраст и магия и не давали целительной силе приблизиться. Она поняла, что лечить мага солсенти трудно, потому что в его теле действует другая магия, не та, которой владеет Ворон. Она поняла, почему колдун солсенти способен прожить гораздо дольше обычного человека: эта магия придает сил его стареющей плоти, сухожилиям и костям.

– Он слишком стар и магия слишком укоренилась в нем, чтобы допустить лечение, – сказала потрясенная Сэра. – Я ничего не могу сделать.

Хенна пригладила перья птицы и что-то шептала ей. Яркие птичьи глаза потускнели, и Сэра точно ощутила момент, когда сердце Хиннума перестало биться.

Приближалась тьма, и Сэра в тревоге подняла голову, но это был только ее сын. Защитник присел и обнял плачущую Хенну.

– Джес не может быть здесь, – сказал он ей. – Но я могу.

Облик сороки исчез, и на коленях Хенны лежал ребенок не старше четырех лет.

– Бедный мой Хиннум, – прошептала Хенна. – Как это жестоко! Какую цену ты заплатил за магию, друг мой. – Она посмотрела на Сэру. – Когда ему исполнилось триста лет, он перестал стареть и стал молодеть. Когда я видела его в последний раз, он выглядел так, словно ему столько же лет, как Ринни, и он находил это унизительным. – Она посмотрела на ребенка у себя на руках. – Он бы возненавидел это.

– Он был великий колдун, и мир после его смерти стал беднее, – сказала Сэра.

– Это был величайший из когда-либо живших магов, – хриплым от горя голосом сказала Хенна. – Я была Вороном и не представляла себе, какой силой способен владеть мастер иллюзий. Он мог пользоваться и другими видами магии, но сутью его была иллюзия. Он создал заклятие, которое принесло в жертву Колосс, потому что у меня для этого уже не было сил. Пятьдесят колдунов не сравнились бы с ним по силе.

– Когда все закончится, – сказал Таер, – ты расскажешь мне эту историю, и я буду петь ее, чтобы пламя его славы никогда не погасло. Он умер, защищая моих детей, умер, пытаясь победить Черного. Такой человек заслуживает, чтобы его помнили.

– Я буду помнить его, – сказала Хенна. – Буду помнить.

– Он скоро будет здесь, – предупредил Лер.

– Если он так обошелся с Хиннумом, – сказал Хенна, – у нас нет ни шанса.

– Он может нас убить, а мы его даже не увидим, – сказал Форан. – Он остановил мое дыхание. Если бы Ринни не отвлекла его, я был бы мертв.

– Но он еще не получил то, что ему нужно, – напомнил Таер.

– Камни? – Сэра покачала головой. – Теперь, когда Хиннум не охраняет библиотеку, ему нужно только прочесть книги. Он найдет то, что ему нужно.

– Вы Вороны. – Таер встал. – Вам не нужно учиться, как колдунам, чтобы овладеть новой магией. Виллон, которого я знаю, очень дотошен. Он никогда не предпринимает ничего нового поспешно. Ведь он купец, и преуспевающий купец. Он сначала попробует поторговаться с нами, прежде чем пробовать самому. На его стороне преимущество. Конечно, для него было бы проще, если бы он не упустил Ринни. Но ему не обязательно действовать так.

Он прошел к лошадям и расседлал Скью. Снял попону, развернул ее, осторожно встряхнул и принес Хенне.

– Эта попона в поте и волосах верного и скромного слуги. Не шелк, какого заслуживает Хиннум, но думаю, это приемлемо.

Кто, кроме Таера, мог бы сделать старую конскую попону достойным саваном для Хиннума из Колосса? Сэра смахнула с глаз слезы. Она недолго знала Хиннума – но слышала о нем всю жизнь. Ее лицо стало мокрым, она подняла голову и увидела небо, затянутое тяжелыми дождевыми тучами, как будто они тоже оплакивают смерть старого мага.

Таер расстелил попону на камнях и взял из рук Хенны тело Хиннума. Положил маленькое тело посреди яркого одеяла и завернул в него. Поднял и отнес в сторону от дороги. Здесь стоял небольшой дом с маленьким двором и кустом. Таер положил тело под куст.

– Спрячем его, – сказал он. – Пусть Виллон гадает, не придет ли Хиннум нам на помощь. Хенна, я думаю, Лер прав. Виллон немного отдохнет, но скоро он придет. Ты должна научить меня произносить имя Старшего бога.

– Надо торопиться. – Сэра встала. – Хенна, Хиннум отдал свою жизнь за этот наш шанс.

Она ждала, пока Хенна учила Таера – отдельно, по слогам, чтобы преждевременно не привлечь внимание бога. Потом подошла к Форану. Он, Тоарсен и Кисел сидели, прислонясь к одному из небольших зданий, выходящих на извилистую улицу. Как обычно, рядом с императором сидела Ринни. Все они выглядели сонными.

Лер сидел перед Фораном на корточках и о чем-то говорил с ним. Увидев мать, он замолчал.

– Тебя тоже можно использовать против нас, – сказала она Форану. – А ты беззащитен против Черного. Я хочу, чтобы ты оставался на месте. Если можешь, не привлекай к себе внимание. Не знаю, сможем ли мы защитить тебя… и не хотела бы узнавать.

Форан покачал головой.

– Виллон не знает тебя.

Она ожидала возражений – по опыту знала, что мужчины не любят, когда им показывают, что они беспомощны.

Реплика Форана как будто не имела отношения к его словам.

– Конечно, знает, – возразила она. – Мы двадцать лет прожили в одном поселке.

Форан улыбнулся – такая улыбка выручала его из неприятностей довольно часто.

– Да, и все же он не знает тебя. Он знает спокойную хладнокровную женщину, властную и сильную, которую интересует только безопасность Таера и ее семьи.

– И что?

– Женщина, которую он знает, никогда не подвергнет свою семью опасности. Ни ради императора, ни, тем более, ради его охранников. – Улыбка стала шире, и усталые глаза загорелись. – И он прав – только ты видишь в нас не императора и его охранников. Я видел твое лицо, когда мы рассказали, что Руфорт мертв, а Виллон не видел. Он не подумает, что мы тебе дороги, потому что ему самому не дорог никто. Он не будет пытаться использовать нас в качестве заложников.

Затем он сделал нечто совершенно неожиданное. Встал, отряхнул одежду, сделал два шага вперед, низко поклонился, так что его рот оказался на уровне ее лица, и поцеловал ее в обе щеки.

– Он считает Таера мягким, а тебя – жесткой, но в обоих случаях он ошибается.

Она почувствовала, что покраснела.

– Мы тебя знаем, – сказал Форан. – А он нет.

– Ну… – начала она, польщенная, и почти обрадовалась, услышав низкое предупреждающее рычание Джеса.

– Он идет, – сказал Лер вставая. – Я тоже это чувствую, Джес. Он не пытается спрятаться от нас.

– Держитесь незаметно, – сказала всем Сэра. Она протянула руку Ринни. – Ты нам нужна. Идем, Лер.

По указаниям Хенны они встали полукругом с Таером в центре. Когда показался Виллон, Сэра крепче сжала руки Ринни и Лера. Она видела, как Джес взял руку Хенны и как наконец соединили руки Хенна и Таер. И как только они это сделали, Сэра почувствовала, что что-то началось. Как и обещала Хенна, между нею и пятью носителями орденов, стоявшими перед Черным, установилась связь. И пока кольцо позволяло ей представлять недостающий орден Жаворонка.

– Я не хочу вам зла, – сказал Виллон, останавливаясь в десяти шагах перед ними.

Он был совсем молодой, заметила Сэра, с завязанными сзади длинными черными волосами. На лбу у него синяк, и движется он неловко; Сэра с удовлетворением поняла, что из битвы с Хиннумом он не вышел невредимым.

– Таер, – сказал он. – Ты Бард, ты знаешь, что я говорю правду. Я никогда не хотел вам зла. Твоей жене нужно только наладить камни с орденами, чтобы они работали на меня – или, еще лучше, отдать их мне и показать, как они действуют. Я оставлю вас в мире до конца дней детей ваших детей, даю вам слово.

– Мы Странники, – сказал Лер, и его рычание могло бы исходить и от его брата. – Мы не можем позволить Черному оставаться свободным.

Виллон поднял руки.

– Черный, Черный. Черный умер пятьсот лет назад – придурок, который стремился только оставаться живым и потому отовсюду вытягивал жизнь. Убивал тех, кто был ему дорог, лишь бы сохранить то, что без них теряло смысл. Я не таков. Таер, ты меня знаешь. Я ничего подобного не сделаю. Мне нравятся вызовы, Таер, я наслаждаюсь песней по вечерам. Я не такой, как Черный король.

– Может, еще нет, – сказала Хенна. – Но и он не всегда был Безымянным королем. Он был хорошим человеком и заботился о своих людях. Он видел способ обеспечить процветание своего царства.

– Он убил их, – сказал Виллон. – Уничтожил свое царство. А я никогда никому не причинял вреда.

– Скажи это Руфорту, – сказала Ринни.

Сэра сжала ее руку. Она не хотела, чтобы первое нападение было нацелено на дочь.

– Вашего охранника и собаку убил Иелиан. Я не приказывал их убивать.

– Колберн, – напомнил Джес мягким низким голосом, который в ушах Сэры раскатился далеким громом. – Целый город умер, чтобы накормить тебя.

– Они ничто, – ответил Виллон. – Я никого из них не знал. Да и вы тоже.

Сэра почувствовала, как у Лера перехватило дыхание, и на этот раз он получил предупреждающее пожатие.

– А как же Мехилла? – спросила Сэра. – Моя дочь, которую ты убил?

Дружелюбное выражение словно стерли с лица Виллона. На мгновение лицо его стало совершенно невыразительным. Он начал что-то говорить – ложь, потому что остановился и взглянул на Таера.

– Мехилла была ошибкой, – наконец сказал он.

– Не думаю. – Сэра говорила мягким приятным голосом. – Думаю, ты убил мою дочь, целый год наблюдал, как она умирает, а потом пришел ко мне в дом и сказал, как тебе жаль, что она умерла.

– Ты пожалеешь о ее смерти, – сказал Таер. – И о смерти всех тех, кого убил с тех пор, как стал Черным. Приняв силу Сталкера, Виллон, становишься злом.

– Нет, – возразил Виллон. – Становишься могущественным. Ты не понимаешь добро так, как его понимаю я, Таер. Получив камни, научившись работать с орденами, я смогу исцелять, строить, возводить города и империи.

– Сможешь, – сказала Сэра. – Но станешь ли? Смерть следует за тобой, как черви за разложением.

– Так что же, Таер, – сказал Виллон, – ты позволяешь твоей женщине думать за тебя? Женщина должна молчать, когда мужчина занят делом.