Текст книги "Пора в отпуск"

О романтике в больнице

Травматология

Раз уж стало принято на наших просторах отмечать буржуйский праздник 14 февраля и обогащать в этот день продавцов косметики, носков и поломанных гвоздик, то и я поддамся всеобщему влиянию и расскажу о любви. Любовь она такая, что для неё диагнозы и санэпидрежим не преграда.

В травматологическом отделении нашей больницы работала медсестра Надя. Милая девушка слегка под тридцать. Очки, серьёзный вид, халат ниже колен. Пациентам в травме скучно. Заперты они там надолго, книжки Марининой и телевизор надоедает быстро, а играть в карты с соседями по палате себе дороже. Можно проиграть всё, вплоть до аппарата Илизарова, да и персонал не одобряет. Вот и начинают пациенты, особенно мужского пола, подкатывать свой гипс к медсёстрам.

– Наденька, а мне сегодня укол куда?

– Наденька, а что вы делаете сегодня вечером? Я вот ничего.

Конечно ничего, с переломом обеих ног по дискотекам не побегаешь.

– Наденька, а вы любите апельсины?

Наденьку тошнило от апельсинов и однотипных вопросов, ибо оригинальностью кавалеры не отличались. То ли не находился достойный, то ли подкатывали пациенты не так уж настойчиво, но сердце медсестры оставалось свободным.

Однажды ночью привозят в отделение молодого человека с ДТП. У того классический набор мотоциклиста. Ребра сломаны рулём, лоб разбит асфальтом, ибо шлем не для крутых пацанов, ноги зажало, кисти вывихнуло. Ещё и трещина в позвоночнике. Сочетанная травма. Загипсовали пациента так, что одни глаза видны. Грустные и несчастные. Вот эти глаза и заглянули Наде в самую душу. Долгие зимние ночи проводила медсестра у постели пациента. О чём они там шептались, знали только соседи по палате, которые периодически выходили покурить.

Через некоторое время руки пациента срослись, гипс сняли и вот эти руки мотоциклист стал распускать. Надя краснела, но не сопротивлялась.

Заклятые подружки завистливо шипели:

– Он просто от тебя убежать не может. Вот снимут гипс с ног – только и видели его.

Мотоциклиста успешно вылечили. Молодые кости срослись, и он действительно укатил в закат. Но, вопреки ожиданиям завистниц, вернулся, чтобы позвать Надю замуж.

На свадьбе подружки напились и говорили пошлости друзьям жениха. Потом поехали кататься. Байкерские традиции ещё никто не отменял, поэтому поводов для зависти со стороны медсестёр стало поменьше.

А через два месяца новобрачные попали в родную травму уже в качестве пациентов. Оба с переломами. Подвела их любовь к скорости и железный конь, производства Минского завода. Правда, на этот раз пролежали недолго, уже через пару недель их можно было видеть у лифта, где они шептались, балансируя на костылях. А там и выписка подоспела.

Железный конь восстановлению не подлежал, да и молодая жена проявила «нежный» характер, поэтому с байкерством новобрачный завязал. Работает водителем маршрутки. А так как любовь к скорости у него не отняли, то, если будете в Полоцке, не садитесь в красную маршрутку с бородатым водителем. Не советую.

Инфекционное отделение

А вот пациент Иванов встретил свою судьбу и вовсе в неожиданном месте. Пришёл как-то с работы, да так оголодал, что достал из холодильника десяток сырых яиц и выпил три, одно за другим. Не повезло. Уже к вечеру он обнимался с унитазом, поднялась температура, накатила лихорадка. В инфекционном отделении городской больницы поставили неутешительный диагноз – сальмонеллёз.

Плохо Иванову. Поступает в отделение, не отходя далеко от унитаза. А принимает его, как назло, симпатичная медсестра. Фигуристая такая, рыжая. И стыдно Иванову, и неудобно. Потому что перед этой медсестрой он сходу все свои интимные тайны открыл. И мазки у него со всех мест взяли, и вид вообще неприглядный.

А я в те времена работал в этом отделении санитаром. Сижу как-то днём в коридоре, от скуки кроссворд в газете «Вести полей» решаю. В коридор выходят окна изолированных боксов с пациентами. Вдруг слышу, стучит кто-то. Поднимаю голову от «деталь кузова автомобиля – 6 букв». Иванов стоит возле стекла, смотрит на меня. Помните сцену в медпункте из фильма «ДМБ»? Вот что-то типа такого.

– Доктор, до-о-октор.

– Я санитар.

– Не важно. Ты девушку такую рыженькую с первого этажа знаешь?

– Знаю.

– Передай ей записку.

И проталкивает мне под дверь свёрнутую бумажку. Я в юности работал пастухом и грузчиком, продавцом и санитаром. Вот Купидоном впервые пришлось. Отнёс записку «рыженькой».

Только казус небольшой получился. В день поступления Иванова дежурила в приёмном рыжая медсестра Катя. А на следующий день ей на смену пришла Вика. Тоже рыжая. Отдаю записку Вике. Та читает, смотрит на меня.

– Не поняла.

– Это от Иванова с третьей палаты.

Вика губы накрасила и пошла разбираться. Вернулась разочарованная, суёт мне записку.

– Это Катьке. Завтра отдашь.

Иванов Кате тоже понравился. Поэтому в течение следующих трёх дней на втором этаже возле третьей палаты можно было наблюдать шоу «За стеклом». Катя, прижав ухо к стеклу, слушала, а Иванов вешал ей лапшу на это ухо. Пересекать прозрачную преграду влюблённые не решались. Сальмонеллёз зараза заразная. Да и главврач Николай Николаевич строго следил за соблюдением санэпидрежима.

Пришлось влюблённым ждать до выписки.

Спорт – ты зызнь

Рассказ про медсестру Катю, прекрасную девушку и отличного специалиста. Когда-то очень давно мы вместе обучались в одном училище, потом она выскочила замуж за спортсмена и в университет поступать не стала. Работает нынче на Скорой помощи.

Муж у Кати тренер. Заслуженный, международного класса, и ещё чего-то там. Я толком в его титулах не разбираюсь, но длиной они не меньше, чем у Дейнерис Таргариен. И вот этот тренер постоянно пользуется семейным положением, вытаскивая Катю на медобеспечение всевозможных соревнований. Когда в одиночку, когда в составе бригады. Это уже от класса и массовости соревнований зависит. Для Кати уже раз плюнуть затампонировать разбитый нос начинающему боксёру, вправить палец гимнастке или утешить рыдающего штангиста.

Бывают и забавные случаи.

Ухи, ухи…

В одном из городских парков проходил шахматный турнир. Собрались как профессионалы, так и любители. Приехал кто-то из гроссмейстеров, сфотографировался для газеты с толпой участников и уехал обратно.

Катя вся в работе. У престарелых любителей шахмат от волнения начинаются приступы гипертонии, истерят малолетние шахматисты, проиграв в очередном туре. Четвертьфинал. За одним из столов два старичка, помнившие «кузькину мать» и бескрайние кукурузные поля. Один спокойный, молчаливый, зато второй – нервный, подвижный, дёрганый. Чуть ли не после каждого хода вскакивает, горстями глотает таблетки. Сыплет матерными присказками, дергает доску.

Молчаливый молчит. Скупыми движениями переставляет фигуры. Видно, что нервный его раздражает. Да ещё и партия складывается не в его пользу. Нервный старичок делает решающий ход и торжествующе кричит:

– Мат!

При этом нависает над столом, смеётся, приплясывает на месте.

– Да что ж это такое! – не выдерживает молчаливый. Хлопает ладонью по столу. Рука попадает по краю доски, которую нервный уже сдвинул за пределы стола. Доска взлетает и бьёт победителя в нос. Нервный в легком шоке приземляется обратно на скамейку, из носа хлещет кровь. К нему уже спешит Катя с ватой и перекисью. Молчаливый в испуге хватается за сердце.

Следующую партию победитель играл молча, не поднимаясь с места с распухшим красным носом.

А ещё говорят, что шахматы неконтактный спорт.

Легенда ММА

Соревнования по дзюдо среди младших школьников. На татами в белых и синих кимоно пыхтят восьми-девятилетние пацаны, пытаются проводить какие-то приёмы, но всё равно соревнования напоминают драку на школьном дворе. Катя прикладывает лёд к красным ободранным ушам, но работы мало, не боксерский матч всё-таки.

На татами выходит мальчик Иванов. После команды тренера выдаёт классическую двоечку в лицо соперника. Без перчаток, накладок и шлемов. Противник падает, размазывая по лицу кровь, слёзы и сопли. Пока Катя спасает раненого, тренеры и судьи ругаются с родителем «спортсмена». Папа Иванов – типичный офисный работник, невысокий толстячок с пухлой добродушной физиономией. В детстве его явно обижали в школе, поэтому всю свою нереализованную мечту о мести вложил в сына. Мальчик с пяти лет занимается то карате, то тайским боксом, то дзюдо. Перенервничал на соревнованиях и спорт перепутал, а может именно таким образом выразил протест родителю.

Иванова, несмотря на протесты родителя, дисквалифицировали, но из-за разбитого носа в следующий тур не вышел и победитель.

О спорт – ты зызнь (продолжение)

Кардиолог Леонид Владимирович поделился очередной историей.

Недавно приводит мама на приём сына лет восьми. Мальчик крупный, спортивный, восходящая звезда хоккея, что в нашей стране сейчас очень популярно. Серьёзно спортом занимается с четырёх лет, с двух лет – индивидуальные занятия с тренером. Коньки, силовые виды. Тренировки ежедневно. Иногда даже по два раза в день. Парень мускулистый, серьёзный, даже суровый. Дома целый шкаф призов, на стене, под огромным плакатом с автографом Овечкина, – гирлянда медалей.

Да вот беда. Последние полгода показатели неуклонно падают. Совсем недавно был первым в своей команде, капитаном и лидером. А теперь многие обошли его. Появилась утомляемость, похудел, лицо бледное. Постоянно жалуется, что устал, что не может больше тренироваться в таком темпе.

Родители решили, что перегрузили, поэтому увезли ребёнка на пару недель в Испанию. Море, солнце, пляж, отдых. Парнишка вроде поправился, но по возвращении домой всё началось снова. Когда на очередной тренировке спортсмен грохнулся на лёд в предобморочном состоянии, родители забили тревогу. Поволокли сына к врачам. Самые лучшие медцентры, опытные педиатры. Анализы на все виды паразитов и бактерий.

Вроде бы всё в порядке. Ничего особо опасного педиатры не обнаруживают. Но при нагрузках парень быстро утомляется, бледнеет. И тогда педиатры сделали совершенно правильный вывод и направили к кардиологу. И не к первому попавшемуся, а к Леониду Владимировичу.

Задача стояла непростая. То, что патология относится к его профилю, кардиолог подтвердил сразу. А вот поставить точный диагноз оказалось гораздо сложнее. УЗИ и МРТ, длинные ленты электрокардиограмм. И вот виновник найден. Крошечный врождённый порок сердца. Настолько маленький, что при обычном образе жизни он мог себя и не проявить. Но родители готовили будущего Фетисова, Буре и Овечкина в одном флаконе. Они уже видели огромные кубки НХЛ, интервью с телеканалами и фотографии сына во всех спортивных журналах. Поэтому выжимали из парня всё, что можно.

Порок и проявил себя.

Леонид Владимирович провёл ещё несколько исследований и вынес грустный вердикт:

– Для жизни неопасно, но дальнейшие интенсивные занятия спортом категорически противопоказаны. Обычная физкультура, зарядка. Но о нынешнем графике тренировок забудьте навсегда.

Мама несостоявшейся звезды пробурчала несколько угроз, вытаскивая сына из кабинета, а на лице парня вроде даже промелькнуло что-то напоминающее облегчение.

Леонид Владимирович вернулся было к другим пациентам, но не прошло и двух часов, как дверь в его кабинет распахнулась от мощного пинка:

– Где этот коновал?! – рычал крупный мужчина, сметая в сторону хлипкую бабушку-вахтёршу и медсестёр.

– Вы кого конкретно ищете? – не дрогнул кардиолог.

– Того, кто моему сыну диагноз «порок сердца» поставил и спортом запретил заниматься!

– Я поставил. А что, есть вопросы?

– Да что ты понимаешь?! – заревел посетитель. – Да я в него с двух лет каждый месяц по полторы штуки баксов вкладывал. Тренер – мастер там какого-то класса, форма – только фирменная, дома тренажёры целую комнату занимают. В лучшую команду страны его засунул. Думаешь, это легко было?!

– Что вы от меня-то хотите?

– Хочу, чтоб ты свой диагноз отменил! Какой порок сердца? Откуда? Вон, слон какой, выше всех в классе! А я в него каждый месяц – полторы штуки!

– Послушайте, уважаемый, – не выдержал доктор. – Никакой диагноз я отменять не буду. А если вы будете и дальше измываться над ребёнком, то весьма скоро вам придётся потратить последние полторы штуки. На похороны!

Было много криков, много жалоб во все инстанции. Папа спортсмена дошёл до Минздрава, писал письма на сайт президента. По-своему боролся за сына. Создавалась комиссия, которая диагноз Леонида Владимировича подтвердила. И парню навсегда запретили заниматься спортом. Присутствовавший на комиссии папаша смотрел на врачей и сына волком.

Вывод? Всё просто. Любите детей не за что-то, а просто так. Если и не вырастет из него Фетисов, Корбут или Максим Мирный, от этого они не перестанут быть вашими детьми.

По следам Купитмана (продолжение)

Венерические болезни – извечный спутник человечества. Ещё неизвестный древний грек, который пришёл домой после бурной вакханалии с гетерами и обнаружил, что его верный «друг» себя не слишком хорошо чувствует, выругался: «Гонор-рея, Асклепий тебя побери!» А сифилис, по разным сведениям, то ли завезли из Южной Америки на кораблях конкистадоров, то ли он был известен ещё в Древнем Египте. Страдали от него любвеобильные фараоны (в таком случае отсутствие носа у Сфинкса может объясняться совсем другими причинами).

Болезни от любви были всегда. И мы как-то привыкли, что передаются они исключительно половым путём. Нет половой жизни, нет и венерических заболеваний, поэтому ну его, этот секс, лучше дома за компьютером посижу.

А вот это утверждение, к сожалению, не всегда верно. И мой коллега, белорусский венеролог Илья Самуилович Шниперсон, расскажет несколько случаев из своей практики.

В прошлом году звонит ему однокурсник, педиатр из соседней детской поликлиники:

– Самуилович, нужна твоя консультация.

– Нужна, так нужна, – не отказывается Шниперсон. – Рассказывай.

– Пришла ко мне на приём по знакомству одна семья. Папа, мама и двое мальчишек. Восемь и десять лет от роду. Мальчишки стали беспокойные, нервные, учатся плохо, спят и того хуже. Спрашиваю, что случилось, молчат, краснеют, отворачиваются. Родители уже и глистов гоняли, и на всякие сигареты-наркотики тесты делали, и приставки с компьютером лишали. Психологов прошли целую дивизию. Ничего не помогает. Зеленеют дети на глазах. Я пробовал их раскрутить, не получилось – молчат, как партизаны.

– А я тут при чём? Глисты – это к Лобанову.

– Да я не досказал. Уходили они уже. Родители за дверь, а мальчишка старший вернулся, будто перчатку забыл, и спрашивает: «Если ТАМ всё время зудит и чешется, значит, отвалится скоро?»

– И естественно не у него, а у приятеля?

– Само собой. Такие болезни только у приятелей и одноклассников бывают.

– А ТАМ – это где? Конкретнее.

– ТАМ – это по твоей части, Шниперсон. И брось свои еврейские штучки.

– Ясно, отправляй нервную семейку ко мне.

– В том то и дело. Я заикнулся про венеролога, так меня чуть с фонендоскопом не сожрали. Да как можно?! Да это ж дети!!! Да мы приличная семья!

– Н-н-ну и я тут как помогу?

– Скажи, что ты дерматолог. Я намекну, что на лишай похоже. Дерматофитозис вульгарис.

– Это единственное, что ты из курса дерматовенерологии запомнил? – подколол Шниперсон.

– Самуилович, с меня коньяк.

– С этого и стоило начинать. Отправляй.

Через день приходит к Шниперсону семейка. Мама при параде, папа тоже весь из себя солидный господин. И двое парнишек. Мальчики молчат, периодически краснеют. Шниперсон не школьный психолог, он на допросах пациентов собаку съел, не первый год в интересных болезнях.

Выгнал родителей с младшим за дверь (хотя они очень сопротивлялись), а сам старшего за жабры:

– Чешется?

– Ой, дяденька, чешется, сил нет. И даже болит иногда. И у меня, и у Гришки.

– А чего родителям не сказали?

– Да как можно такое родителям сказать?!

– Понятно. Чешется больше днём или ночью?

– Как спать ложимся, вообще невмоготу. Поэтому и не высыпаемся.

– Снимай штаны.

Взял Шниперсон соскоб с уретры юного пациента и тут же под микроскоп. Смотрит, а там старые знакомые Трихомонас вагиналис.

Он в коридор.

– Младшего ко мне!

Родители переглянулись, но ребёнка отдали. Шниперсон и с него штаны снял. Тот же диагноз.

Тут Илья Самуилович пригласил всю семейку обратно и говорит:

– Так, дорогие товарищи. У детей ваших трихомониаз. Болезнь весёлая, интересная и передающаяся половым путём. А так как ни один из ваших сыновей по возрасту в Казановы не годится, то сознавайтесь!

Родители от шока и сознались. Оказывается, год назад папа хорошо погулял. Привёз маме из командировки трихомониаз. Мама в ответ одарила его ЧМТ и прочими легкими телесными повреждениями, но из-за наличия двух сыновей и совместно нажитого имущества разводиться не стала. Люди взрослые, грамотные, к венерологу идти постеснялись, нашли на каком-то сайте «лечение трихомониаза» и оба благополучно излечились. Зачем доктора, у нас интернет есть!

А вот про то, что радость эта передаётся не только половым путём, но и контактно-бытовым, благополучно забыли.

И то ли с сидения унитаза, то ли от общего полотенца получили оба несовершеннолетних сына свой первый половой опыт. А с ним – раздражающий уретрит, который и не давал им по ночам спать. А ещё кучу психологических комплексов. Если болит ТАМ, значит, это что-то плохое. За это родители ругать будут! Вот и молчали мальчишки почти год.

Почему трихомониаз не вернулся от детей глупым родителям? Так звёзды сошлись.

Семейку Шниперсон вылечил, лекцию по ИППП прочёл. Хотя таким пациентом очень часто в одно ухо влетело, а в другое вылетело. А ведь, кроме трихомониаза, и другие болезни есть. Мало ли папа снова в командировку поедет.

Вторая история произошла в общежитии медицинского училища. Сапожник без сапог, слышали? Так вот, неграмотный студент-медик – это сапожник без сапог. Пришлось однажды Шниперсону проверять на сифилис целый этаж таких вот медиков-недоучек.

А всё потому, что одна чудесная девушка, обладавшая не слишком привлекательной внешностью, но весьма рекламируемой доступностью, после летних каникул привезла в общежитие «подарок». И ведь мало того, что заразила очередного кавалера, так досталось и соседкам по комнате. У этих соседок источник инфекции без спросу брала предметы личной гигиены, полотенца и одежду «поносить».

Шниперсон отработал в запаре два дня, проверяя более сорока человек контактных. Подтвердилось четыре случая. Сама девушка, её кавалер и две из трёх соседок по комнате.

Сор из училища выносить не стали, но ближайшую сессию виновница не сдала.

К чему я всё это?

Уважаемые взрослые. Помните, такие заболевания, как сифилис, трихомониаз, изредка гонорея, ещё реже хламидиоз, а также папилломавирус, кандидоз, герпес, микоплазмоз могут передаваться не только половым, но и контактно-бытовым путём. И если уж угораздило вас вляпаться, то позаботьтесь не только о своём половом партнёре, но и о тех, кто мог получить от вас инфекцию в качестве неожиданного и неприятного сюрприза.

Будь это дети или восьмидесятилетняя бабушка.

Последний вздох

Во второй половине девяностых учился я в медицинском училище и работал санитаром в приёмном отделении районной больницы. Место невеселое, иногда за «урожайную ночь» вывозили два-три трупа, особенно из реанимации. Спасибо архитекторам, которые спроектировали помещение морга прямо посреди больничных корпусов. Везешь с утречка остывающее тело, закрытое простыней. А навстречу тебе радостные поступающие с остановки идут. Очень оптимистично. А тут ветерок внезапный. И из-под простыни ножка с номерком примотанным к синему пальцу с длинным желтым ногтем. Встречные бабуськи шарахаются и крестятся. Начмед из окна ругается. Но ведь санитары не властны над стихиями. Прикроешь номерок простынёй и дальше везёшь.

Раньше, бывало, оставляли почивших в коридоре до утра. Пока документы оформят, пока санитара из морга с ключами найдут. Иногда уже к полудню вывозили. Но однажды достался пациент, с которого за несколько часов лежания в коридоре натекло в носилки литров пять всяких биологических жидкостей. Из дырок в пузе, через которые дренажи торчали, ну и через естественные отверстия. Довезли-то мы его хорошо, а вот когда на крыльцо поднимали, носилки наклонились, и всё это добро хлынуло моему напарнику Виталику на живот и ноги. Как Виталик матерился! С тех пор не задерживали покойников. Вывозили даже в темноте.

А как-то сидим в приёмном, в карты играем. Виталику не везёт, он уже в третий раз подряд «дурак». Напарник при каждом проигрыше фыркает, жалуется, что карта не идёт. Санитарка тётя Валя со скуки третий раз пол моет. Только и слышно, как серая тряпка в ведре чавкает. И меланхоличное:

– Поднимите ноги, ироды!

Пациенты замирают на кушетках в самых удивительных позах, боясь коснуться ступнями вытертого линолеума. Все знают, что в больнице главная тётя Валя. У неё и главврач по помытому не ходит. Пациенты все сплошь плановые. Язвы, гастриты, аппендициты, холециститы. Скукота. Хоть бы подрался кто.

И тут на столе дребезжит наше проклятие – старинный телефон в чёрном пластиковом корпусе. Дежурный фельдшер Дима поднимает трубку и тут же кивает нам.

– Готовьтесь. Скорая с ментами летит.

– Ножевое? – вяло интересуется Виталик, перед которым маячит призрак четвёртого «дурака».

– Не-е-е. Деда какого-то из квартиры выпилили.

А история грустная. Жил-был одинокий старик. То ли с семьёй у него не сложилось, то ли разъехались все, не суть важно. Кошку не завёл, зато чокался каждый вечер с зеркалом, чтоб не так тоскливо было. Телевизор смотрел. И вот в один отнюдь не прекрасный вечер приключился с ним инсульт прямо посреди родной кухни. Рухнул дед на пол и затих. День лежал, второй, третий.

Соседи в девяностые были ещё хорошие, заметили отсутствие старика быстро. Но все эти три дня разбитый инсультом дед тихо умирал на полу своей кухни. Позвонили участковому, тот забрался на козырёк балкона, заглянул внутрь и увидел лежащего. Тут уж выломали хлипкую дверь, вызвали медиков. Те приехали, уверенные, что будут забирать труп, но фельдшер уловил слабое сердцебиение. Вот и летит сейчас по городу буханка с мигалками. Везут нам трёхдневного «покойника».

Предупредили реанимацию. А тут уж и скорая во двор залетает. Мы с Виталиком бросаем карты, подгоняем каталку к крыльцу. Запах из машины «специфический». Дед, пока лежал, все свои естественные надобности в штаны справлял. Там это дело слежалось, подсохло, слегка окаменело. Водитель все форточки открыл, но спасает мало.

Тащим деда в приёмное. Дежурный врач кричит:

– Куда приволокли? Срочно в реанимацию! Вы же видите, я тут ничего не сделаю!

Выкатываем носилки с дедом в длинный коридор, бежим в реанимацию, а в дверях грудью встаёт реаниматолог:

– Куда?! Вы посмотрите в чём он весь! Мойте в приёмке, а потом привозите!

Дежурный из приёмки бежит следом.

– Да он на последнем издыхании. Срочно нужны реанимационные мероприятия.

– У меня стерильно в отделении! Помоете и привозите!

И начинают над дедом ругаться. Оно и понятно. Последнему санитару уже ясно, что дедушка не жилец. А если и жилец, то недолго и под аппаратом. Реаниматолог не хочет занимать койку на неопределённое время, а дежурному из приёмки не нужен лишний труп на отделение, его за это премии лишат. Вот и футболят.

– Пойдём покурим? – предлагает Виталик. – Это надолго.

Доктора уже на маты перешли.

– Погоди, – говорю. – Ещё виноватыми сделают. Скажут, что санитары медленно везли, вот и помер. Подождём.

Доктора бодаются. Побеждает реаниматолог, и деда везут в приёмку мыть. Врач приёмного торопит, лезет под руки, пока тётя Валя не посылает его. Прямо на каталке срезаем с деда штаны, майку в пятнах непонятного, но неаппетитного происхождения. Дед бледный с синюшными пятнами по морщинистому телу. Едва слышно дышит. Тело холодное. Обрезки одежды перемешанные с окаменевшими фекалиями скидываем в угол.

– Куда кидаете, ироды! – ворчит тётя Валя. – Тазик возьмите.

И подсовывает нам жестяную посудину с надписью красной краской «Клизменная». Сама берёт в руки ножницы, режет трусы, осторожно обходя самое дорогое. Потом заботливо обтирает тощие ноги мокрой тряпкой, складывает в ведро остатки нижнего белья и ветхой одежды.

– Ишь, болезный, загнил-то как. Ну ничего, сейчас мы всё поправим.

И тут дед судорожно вздыхает, на секунду замирает, потом грудная клетка его опускается в последний раз.

– Хр-р-р-р.

И затихает.

– Ну вот, блин, – расстраивается тётя Валя. – Только зря мыли.

И в сердцах швыряет тряпку в ведро.

– Заземлили, б…, – сплюнул Виталик.

«Заземлили» – это на нашем сленге понятно и без перевода.

Дежурный врач приёмного расстраивается и садится писать бумаги. Реаниматолог потирает руки, довольный. Дима звонит в морг.

– Теперь пошли покурим, – предлагает Виталик. – Спешить уже некуда.