Текст книги "Пора в отпуск"

О выяснении потребностей

Лет десять назад надоело мне перебиваться с макарон на картофельное пюре, захотелось собственного жилья, машины и отдыха где-нибудь под пальмами. Поэтому положил медицинский диплом в ящик стола, составил резюме и продался с потрохами одной известной фармацевтической компании. Там меня приняли с распростёртыми объятиями и сразу отправили на обучение к опытному коучеру. Я тогда слово «коучер» впервые услышал и немного стеснялся произносить. Казалось, что этим словом человека обзываю. Потом ничего, привык.

И вот этот самый коучер на первом же занятии пристал ко мне:

– Продай ручку.

Беру я ручку, твёрдой офицерской рукой беру коучера за воротник.

– Купи, – говорю, – ручку, а то хуже будет.

Я же не просто доктор, я военврач. У нас в армии всё по-простому. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим.

Коучер слегка растерялся, из захвата кое-как выкрутился, но ручку не купил.

– Хвалю, – отвечает. – За напор и азарт. Но начинать продажи надо с выяснения потребностей.

Я тогда эту фразу тоже впервые услышал. Что такое эти потребности, ума не приложу. Он и давай мне объяснять, что у каждого товара есть покупатель. Но нужен ли этот товар покупателю, он и сам не знает. Поэтому, чтобы правильно что-то продать, нужно выяснить эти самые потребности.

И начали меня учить потребности выяснять. Я не тупой, хоть военный, но с высшим медицинским образованием. Но вот с потребностями у меня не очень хорошо. Вроде объяснил, вроде понял что-то. Как до практики доходит – совсем беда. Не доволен мной коучер. Всё ему мои выяснения потребностей не нравятся.

Пришлось работать по своей методике, без потребностей. И вроде получаться стало, в какое-никакое начальство выбился, планы выполняю. И каждый год отправляют меня на тренинги. И очередной коучер (одинаковый, как клон), предлагает мне продать ручку. Но я-то уже воробей стреляный. Начинаю с того, что надо выяснить потребности. Коучеры кивают и пропускают это скучное действо. Так и выкручивался.

Но однажды я попал. Очередное руководство пожадничало нанимать левого коучера. Говорят:

– Ты у нас опытный. Проведи среди сотрудников тренинг по продажам. Передай, так сказать, опыт.

Прихожу я в кабинет, где полдесятка моих подчинённых сидят, достаю из кармана ручку.

– Продайте, – предлагаю.

Сотрудники смотрят на меня, как на идиота. Они в продажах лет по пять. Им эти ручки уже во снах снятся. Короче, посидели, поговорили по душам, интересные случаи на работе разобрали, в театр поиграли, продавец-покупатель, а начальству сказали, что тренинг провели.

Не знаю, как начальству, а сотрудникам этот псевдотренинг понравился. Хотя, может, они мне наврали, чтоб с руководителем отношения не портить?

Так и сидел бы я, не понимая, что такое эти самые треклятые потребности, если бы не один случай.

Приехал я как-то в гости к тёще с тестем в небольшой районный городок. Посидели, выпили коньячку, а утром отправились по магазинам. Моя благоверная, когда с мамой состыкуется, тут же по магазинам отправляется. То ей новые туфли нужны, то пальто к зиме не того цвета. А мы с тестем терпим. Судьба наша такая. Он даже радуется. Раньше один терпел, а теперь ему есть с кем в карты поиграть, пока дамы обновки примеряют.

Подъехали к магазину, припарковались. Машина у тестя неплохая. Не слишком новая, но дорогая иномарка. Да и сам он приличный товарищ, бизнесмен небольшой от электрики. Припарковались, выходим из машины, а тут наперерез старичок деревенского вида с охапкой каких-то деревяшек. Старичок нетрезвый, вида непрезентабельного, я уже и к кошельку потянулся. Подумал, что он на опохмел попросит. А старичок вдруг улыбается нам во все три прокуренных зуба и протягивает тестю связку деревяшек.

– Купи, – говорит. – Топорища.

Тесть даже обиделся слегка.

– Я похож на человека, которому нужны топорища?

– А что? – хмыкнул старичок. – Я с утра уже штук десять продал. Хорошие топорища. Бери, не пожалеешь.

Тесть от такого напора растерялся. Обернулся на меня, на машину свою, на жену в дублёнке.

– Спасибо, конечно, но не нужно.

– Как это? – удивился старичок. – Думаешь, что они плохие? Да потрогай. Сам выстругал. Маленько наждачкой пройдёшься – и можно рубить.

Тесть последний раз рубил что-то, когда в советской армии служил.

– Отстань, – машет на старичка. – Не нужны мне топорища.

Но тот не сдаётся. Видно, напродавал почти на бутылку, и до желанной «поллитры» самой малости не хватает. Идёт следом, ноет. И послать его неудобно, пожилой человек всё-таки, и надоел уже. Кто его знает, сколько бы он за нами тянулся, но тут навстречу попался могучий мужик в телогрейке. Старичок к нему.

– Милай, топорища нужны?

– Чего? – мужик приостановился. – Топорища? А что, давай! Почём отдашь?

Тут уж старичок соловьём запел. И про качество, и про наждачку. Телогрейка слушает, развесив уши, кивает.

И купил у него деревяшку за копейки. Но этих самых копеек старичку до поллитры и не хватало. Потому что он неимоверно обрадовался, бросил деревяшки в ближайшую урну и в магазин побежал. А меня вдруг осенило.

Ведь сейчас как раз и было выяснение потребностей. Принёс старичок свой продукт нам, но, как ни старался, не смог продать, потому что нам этот товар не нужен. И бился он с нами, и товар расхваливал, всё впустую. И много сил потратил, потому что потребности не выяснил. А как только выяснил потребности у следующего покупателя, тут же сделку заключил. Легко и быстро.

Я теперь, когда новым сотрудникам коучинги провожу, всегда про этого старичка рассказываю. И про его топорища. Потому что рассказ этот хотя бы необычный и запоминается.

Всё лучше, чем в сотый раз ручку продавать.

О маркетинге, конкуренции и рыбе

Лет десять назад доктор Гушинец устал работать за идею, ему очень захотелось кушать, и поэтому подался в коварные сети фармацевтического бизнеса.

Было очень заманчиво начать ходить по квартирам, продавая Гербалайф, по крайней мере мне обещали, что уже через год буду ездить на подаренном корпорацией мерседесе, отдыхать на Мальдивах и бросать стодолларовые купюры в загорелых див. Но я отчего-то побоялся, или жена перемкнула по голове сковородкой за мои мечтания. Не сложилось с сетевым маркетингом, о чём до сих пор вспоминаю с сожалением длинными бессонными ночами.

Хотите похудеть? Не спрашивайте как, у меня уже девяносто килограммов и пузо.

С различными БАДами и коралловой водой тоже не особо прокатило.

Пришлось пойти в официальную корпорацию, производителя антибиотиков, витаминов и нестероидных противовоспалительных препаратов. Было трудно поначалу, загорелых див и Мальдивы никто не обещал, но потом я втянулся. За время работы изрядно подзабыл медицинские термины, зато выучил много новых слов, доселе неведомых. Маркетинг, консалтинг, мерчендайзинг и даже, прости Господи, дистрибьютер.

Умные дяди с дорогими часами в костюмах-тройках, одинаковые, как однояйцевые близнецы, заполняли мозг автора наукой бизнеса. И, зевая на очередном тренинге в немецкой или польской глухомани, вспоминал одного матёрого бизнесмена. О нём и будет мой рассказ.

В начале девяностых недалеко от проходной крупного белорусского завода построили рыбный магазин. Сейчас объекты подобного формата принято называть рыбными супермаркетами, но тогда это был просто большой магазин. В супермаркете всё устроено по науке бизнеса. Огромные стеклянные витрины, где на грудах мелко наколотого льда краснели свежестью жирные ломти деликатесов. Аквариумы с усатыми лососями, ленивыми карпами, угрями и шевелящейся массой живых раков. У входа – отдел с копчёной рыбой. Дверь приоткрыта, чтоб запах разносился по всему заводу и магнитом притягивал идущих со смены работяг. А ещё от запаха им сразу хотелось есть, а ведь голодный покупатель всегда набирает побольше.

У отдела солёной и сушёной рыбы – стойка живого пива. Вместо советских тёток, привыкших материть каждого встречного, молоденькие улыбчивые продавщицы, только из техникума. Не магазин, а капиталистический рай.

Место было выбрано неслучайно. В хаосе развалившегося Союза завод, у проходной которого вырос супермаркет, показывал небывалую стойкость. Зарплаты платили без задержек, и чтоб попасть туда работать, нужно было жениться на дочке директора или продать душу князю тьмы.

Разрезали красную ленточку, похлопали, написали статью в областной и районной газетах. Приехал замминистра торговли. Сфотографировался с владельцем. С тем, у которого лицо поприличнее и татуировок меньше. Устроили песни и пляски, угостили всех спичками с наколотыми на них крошечными кусочками солёной рыбы. Дегустация типа. Открылись.

С первых дней дела у магазина пошли хорошо. Вечером, после окончания смены, у касс выстраивались длинные очереди. Автобус, который забирал рабочих у проходной, скоро насквозь пропах рыбой и получил в народе обидное прозвище «Вонючка». Из города за покупками приезжали матроны, увозя в сумках дёргающиеся хвосты. Владельцы потирали руки и подсчитывали прибыль.

А ещё через два месяца напротив рыбного магазина открылась фанерная будочка «Рыба» с улыбчивым азербайджанцем дядей Рафиком внутри.

– Конкурент! – расхохотались работники супермаркета.

Дядя Рафик насмешки проигнорировал. Честно говоря, по сравнению с блестящим магазином его лавочка выглядела непрезентабельно. Цены повыше, качество хуже, ассортимент – сами понимаете. В узком полутёмном помещении ощутимо пованивает. Каждое появление санстанции сопровождается спектаклем о бедном угнетаемом кавказце, каждый акт подписывается с таким скрипом, что слышно даже в заводоуправлении.

Друзья и знакомые говорили Рафику.

– Ты с ума сошёл, уважаемый? Открыл бы овощной ларёк, цветы бы продавал, арбузы какие-нибудь. Зачем тебе эта рыба? Да ещё так близко от Большого магазина. Прогоришь! Маркетинг, понимаешь, да?

– Какой такой маркетинг-шмаркетинг, – пожимал плечами дядя Рафик. – Я восемь классов с трудом закончил и то потому, что отец пригрозил из дома выгнать, если не доучусь. – А насчёт торговли – так я народ наш знаю. Пойдут.

И пошли. Сначала по одному. Потом по трое. Потом и очереди возле фанерной будочки. На продажах супермаркета это не сказалось. Им обороты дяди Рафика – капля в море. Но видеть покупателей у конкурента обидно. Напряглись, устроили АКЦИЮ! Работяги штурмовали витрины, где с десятипроцентной скидкой лежала какая-то камбала и щупальца осьминога, городские матроны передрались и били друг друга осетром по куафюре. Продажи выросли. Очередь возле будочки дяди Рафика не поредела.

– Да что ж такое?! – удивились матёрые маркетологи, приглашённые владельцами на раскрутку магазина.

Провели среди персонала тренинг по продажам. Укоротили девушкам юбки, вырезы сделали поглубже, улыбки натренировали пошире. Девушки стали напоминать бессмертного персонажа Виктора Гюго. АКЦИЯ. «При покупке килограмма воблы пол-литра пива в подарок».

Девушки массово выходят замуж и беременеют, от взглядов покупателей, продажи до потолка. Очередь к фанерной будочке дяди Рафика не редеет.

Подослали к конкуренту шпиона с фотокамерой. Тот ходит и удивляется. Дядя Рафик торгует сам. Улыбается, но лучше бы этого не делал. Зубов у него мало, все прокуренные, жёлтые. Вместо короткой юбки – засаленные джинсы и фартук, который в угол поставь, он стоять и будет. Короче, не конкурент он супермаркету. А очередь в кассу длинная.

Маркетологи предприняли ещё несколько телодвижений, но, в конце концов, сдались и смирились с существованием будочки. Как я уже говорил, обороты дяди Рафика для них – капля в море. Пусть стоит, колдун кавказский, потомок Акопяна. Иначе чем колдовством его успехи не объяснить.

Так случилось, что дядя Рафик снимал квартиру в соседнем со мной подъезде. Когда въезжал, мы с соседом Мишкой помогли затащить диван, он угостил нас изюмом и чаем. Ну и подружились. Бывало, сидели с ним во дворе на скамейке, курили и болтали о жизни. Я как-то спросил:

– Наиль-оглы, откройте секрет.

– Какой секрет, ПашА? – удивился торговец.

– Вот все говорили вам, что глупость сделали, открыв лавку с рыбой напротив супермаркета, что прогорите в первый же месяц. А я смотрю, процветаете, даже ещё одну точку на рынке открыли. В чём секрет?

– А-а, ПашА, и ты ко мне с этим маркетингом-шмаркетингом. Да нет никакого секрета. Думать немножко надо.

Я подумал.

– Ничего не придумывается.

– Это потому, что ты русский. Ты в доктора собрался идти, вот и иди. Торговать азербайджанцы и евреи будут. А я к тебе приду, когда у меня печень заболит. Книжки читай.

– Дядя Рафик, я не отстану.

– Ах, шайтан. Я от тебя тоже не отстану, когда у меня геморрой будет. Придётся тебе мне в самую душу заглянуть! Ладно, скажу! Вот представь проходную завода. Ты – рабочий, не дай Бог. Вышел со смены и пошёл в супермаркет. Представил?

– Представил.

– Что тебе первым делом сделать надо?

– Наверное, тележку взять.

– О-о, Аллах, совсем пустой голова у этого доктора. Как лечить будешь? Сначала тебе надо дорогу перейти.

– И что?

– А остановка на этой стороне, сразу возле проходной.

– И что?!

– А то, что наш народ сильно ленивый. Он лучше к дяде Рафику зайдёт, рядом с остановкой рыбы купит. Чуть-чуть дороже, чуть-чуть хуже, зато лишних сто шагов делать не надо. Тысяча человек в супермаркет пойдёт, десять поленится и к дяде Рафику заглянет. А мне больше и не надо. Лень – двигатель прогресса, – неожиданно серьёзно закончил азербайджанец.

Через полгода я уехал в университет, вернулся в родной город спустя долгих десять лет. Сел на автобус и приехал к проходной завода, встречать своего соседа Мишку.

За прошедшие годы рыбный супермаркет поистрепался. Новенькие стёкла витрин запылились, девушки постарели, владелец сменился. Но полудохлые карпы по-прежнему плескались в аквариумах, над головами покупателей висела растяжка «АКЦИЯ», на грудах колотого льда среди пластикового винограда застыли родственники Ктулху. Работала и лавочка дяди Рафика. За эти годы он перебрался из фанерной будочки в основательное бетонное строение, завёл несколько новых холодильников и золотозубую невестку.

Процветает и закрываться не собирается.

То ли потому, что знает про маркетинг и шаговую доступность на генетическом уровне, то ли потому, что племянник у него в мэрии работает каким-то начальником.

О чудесах с материальной точки зрения

Вера, религия и суеверия – совершенно разные понятия. Я, например, лет тридцать назад был советским ребёнком, октябрёнком и пионером. В Бога не верил совсем. Дед – старый коммунист, крупный партийный чиновник, отзывался о религии исключительно редко и насмешливо. У бабушки, главного бухгалтера промышленного гиганта, висела в углу спальни бумажная репродукция «Мадонны» Рафаэля – вот и все предметы культа в нашем доме. Родители – комсомольцы-добровольцы. Какая уж тут вера? А в начале девяностых, глядя на то, как бывшие партийные лидеры картинно крестятся в храмах, искренне недоумевал. Выходит, есть там что-то? А как же бессмертный Бендер с его «религия – опиум для народа?» И мои отношения с высшими силами стали напоминать старый анекдот:

«30-е годы. Урок безбожия в школе.

Учительница:

– Дети, все подняли руки и показали фигу в небо.

Все подняли, один маленький Изя сидит.

– Ты чего? – удивляется учительница.

– Если там никого нет, то все это не нужно. А если есть – то зачем портить отношения?»

Потом я ещё не раз менял свою точку зрения, но сейчас не обо мне.

Народ наш, сбитый с толку долгими десятилетиями гонения на религию и последующим поворотом на 180 градусов, определения эти путает не меньше моего, поэтому часто возникают смешные, а иногда и грустные казусы.

Мой близкий приятель и сосед по общежитию Вовка окончил медицинский университет в начале двухтысячных. Как принято в нашей стране, на несколько лет был отправлен по распределению в небольшой посёлок в двадцати километрах от сонного райцентра. Где через полгода замещал и главного врача (78 лет), и завотделения (67 лет), и всех прочих медицинских специалистов, большинства из которых в этом посёлке и вовсе не было. Этакий лор-терапевт-хирург-невролог с эндокринологическо-дерматологическим уклоном. Вместе с Володей в сельской идиллии каким-то чудом оказалась молодая выпускница педиатрического факультета по характеру и внешности напоминавшая не Варю Черноус, а как раз интерна Лобанова. Эти самые молодые специалисты от скуки спелись, спились… Как честный человек Володя был вынужден на коллеге жениться. Ну и хорошо, потому что уже пятнадцать лет душа в душу.

Что-то я опять отвлёкся. Вернёмся к суевериям.

На летних каникулах после второго курса у меня внезапно обнаружилась свободная неделя, и я искренне недоумевал, куда её девать. Сидеть в общаге в центре столицы в разгар жарких июльских деньков совершенно не хотелось, до ближайшего водоёма приходилось ездить на двух автобусах с пересадкой. От компьютера, который своим жалким процессором едва тянул третьих Героев, уже тошнило, девчонки поразъехались по домам. Над раскалённым асфальтом дрожало марево углекислого газа и автомобильных выхлопов. Скучно.

А тут звонит мне Володя. Выслушал моё нытьё и говорит:

– А приезжай. А меня тут летом хорошо. Озеро, лес, на рыбалку сходим.

– Да у меня денег нет.

– Коллега, – фыркнул Вовка. – Какие деньги? У нас «на сяле» все живут натуральным обменом. Мне за лечение чуть поросят не приносят. На билет наскребёшь, а тут я тебе обеспечу и жильё, и питание, и развлечения. Надо же пользоваться служебным положением. Приезжай, а то я сопьюсь с тоски, а ты виноват будешь.

До первого дежурства в больнице оставалась неделя, в кармане бренчала какая-то мелочь. Я плюнул и поехал.

Два часа на поезде, ещё три на тряской электричке «зайцем». И вот я на тихой станции с названием заканчивающимся на «…чи». Володя берет меня в борцовский захват, радостно лупит по спине. За углом стоит чудо механической мысли – мотоцикл с коляской. Я таких уже лет десять не видел. За водителя – улыбающийся во все двенадцать зубов дояр Гриша. Меня усадили в коляску и с ветерком повезли по раздолбанной гравийке.

Париж-Даккар говорите? Да по сравнению с гравийкой Новая Мыш – Малое Ваучо эта прославленная трасса рыдает от зависти. Несколько раз мотоцикл едва не вставал да дыбы, а однажды коляска добрых полсотни метров проехала не касаясь колесом земли. И всё это на скорости под восемьдесят и непрекращающийся трындёж Гриши. По-моему он был сильно нетрезв и на дорогу не смотрел вообще.

Доехали. Первые два дня рассказывать не буду. Не помню. Володя снимал комнату у безропотной старушки, полностью подчинённой его воле. Пациенты приходили к дохтуру домой в любое время суток. Стучали в окно и в три часа ночи, и в пять утра. Володя вставал в любом состоянии, лечил, советовал, выписывал рецепты, отправлял на анализы. Народник. Сейчас таких уже не делают. Да и тогда не делали, это Володя был сумасшедший. Зато и авторитет у него в деревне был как у председателя. Здороваться начинали за десять шагов. А что доктор самогонку хлещет, так кто нынче её не хлещет? Свой человек.

Страшное дело, мы даже на сельскую дискотеку в клуб выбрались. Потолкались среди тринадцатилетних красавиц, накрашенных, как американские спецназовцы, послушали хрипящего Сергея Жукова, всплакнули от ностальгии. И никто нас пальцем не тронул, даже «Примой» угостили. Авторитет, что и говорить.

На третий день у Володи был приём с утра, поэтому встали с первыми петухами и пошли смотреть больницу.

О больнице стоит сказать отдельно. Построили её ещё при императоре Александре Миротворце по высочайшему соизволению губернатора Трубецкого из красного кирпича. В Первую мировую и гражданскую войны по больнице стреляли из пушек, во Вторую мировую – бомбили с самолёта. Потом больницу покрасили, вставили окна, и она заработала как прежде. В шестидесятые сделали пристройку из силикатного кирпича. К моему приезду пристройка развалилась, зияла провалами выбитых стёкол и активно растаскивалась местными жителями для хозяйственных нужд. Рядом с больницей в те же годы имперского правления построили церквушку. Дабы умерших в больнице пациентов для отпевания далеко не носить. Церквушка тоже вынесла многие невзгоды, но в те же шестидесятые приехали нехорошие люди из столицы и взорвали главный купол исторического памятника конца XIX века. Колокольня упала, от взрывной волны ещё два купола сильно покосились. На этом взрывчатка у нехороших людей закончилась, они плюнули и уехали обратно. Так развалины и стояли.

Сидим мы с Володей на деревянной лавочке, курим и любуемся почти целым ликом Николая Чудотворца, который отлично видно через пролом в стене. Прикроешь глаза и в благолепной деревенской тишине можно почувствовать себя то ли Антоном Павловичем, то ли фельдшером Лукичом. Машина времени. А мимо нас идут старушки в тёмных платочках. Все с вёдрами, канистрами. С Володей здороваются, на меня поглядывают лукаво.

– Куда это они? – любопытствую у коллеги.

– А, – машет рукой доктор. – Есть под церквушкой какой-то святой источник. К нему за водой и ходят.

– Какой источник? – удивляюсь я.

– Да кто его знает! – пожимает плечами Володя. – Я с этим источником полгода воевал. Ересь и провокация. Они ж как заболеют, вместо того, чтоб в больницу идти, воду в источнике набирают. Лечатся примочками и стаканами внутрь. А мне потом запущенные случаи вытаскивать. Я им уже и лекции читал, и санстанцию на этот источник вызывал – всё без толку. Говорят: «Ты, доктор, тут без году неделя, а “крынице” двести лет. Ещё наши деды-прадеды лечились». Не поспоришь с таким аргументом.

– А санстанция что?

– А что они сделают? Приехали, анализы взяли. Ничего вода, пить можно. Железа только много. И хлорки.

– Хлорки? – удивился я.

– Ага, – довольно ухмыльнулся Володя. – У нас тут под больницей запасы солей хлора. И железа. Можно сталеплавильный комбинат открывать.

– Издеваешься?

– Само собой. Покопался в исторических документах. В музее местном, у Леонида Павловича, я вас потом познакомлю, мировой старик, пол-литра может за вечер выпить и ни в одном глазу. А ему уже восемьдесят три года. Так вот, ни в одном документе про святой источник ни слова. Брешут бабки.

А делегация уже назад идет. Крестятся, псалмы какие-то хором поют. И тащат на себе полные канистры.

– Я вот думаю, что польза от этого источника всё-таки есть, – говорит Володя. – Какая-никакая ежедневная физкультура для старушек местных. Да и эффект плацебо никто не отменял.

Докурили и пошли больных принимать. Володя – работать, а я так, рядом посидеть. Принеси-подай-отойдите, коллега, мне тут консилиум не нужен.

Отдохнул знатно. Половил рыбку в тёмном лесном озере, накупался, отъелся. Даже уезжать не хотелось. Позавидовал Володе. Говорю:

– Хорошо у тебя тут, тишина, лепота.

– Ага, – вздохнул доктор. – Особенно осенью, когда гравийка от станции в грязи тонет. Ни пройти ни проехать. И по телевизору три канала. Самое крутое шоу – утренние новости. Из прочих средств массовой информации – газета «Сельский час» и «Вестник пенсионера». А зимой снегом заметает по самые окна. На хутора к больным на тракторе езжу. Председатель толковый, помогает. Ничего, ещё год и в райцентр переберусь.

Уехал я. А через месяц Володя звонит, смеётся.

– Всё, у нас тут раскол церкви, крушение веры и беспощадный русский бунт!

– Что случилось?

– Да водопровод у нас в больнице старый. При том же императоре Миротворце сделанный. И с тех пор ремонтировался редко. Не могли построить, чтоб на двести лет хватило. Поломался. Повозились местные умельцы, не разобрались. Вызвали мастеров из райцентра. Те нашли в подвале медный вентиль с печатями царскими и перекрыли. И святой источник иссяк.

– Как иссяк? – удивился я.

– А вот так! Я же говорил, что железо-хлорка неспроста. Система водоподачи тут древняя, тянет с водокачки постоянно. А излишек через отдельную трубу за больничный забор в овраг выведен. Как раз между корпусом и церквушкой. Труба-то землёй заросла за годы, про неё все забыли. Вот и получилась святая крыница.

– Так надо показать старушкам водопровод, объяснить.

– Я что, самоубийца? У меня тут Первый Лионский собор с анафемами и отлучениями. Половина бабок кричит, что слесари святой источник поломали, вторая половина, что это он от грехов людских иссяк. До драки пока не дошло, но под ворота уже кто-то кому-то помои вылил. По нынешней жаре – страшная месть. И вот что интересно, бабки эти всю жизнь в колхозе отработали. Дома у них в сундуках всякие вымпелы, грамоты за надои. Партбилеты у многих припрятаны. Как молодые были, так о вере не думали. Может, и помогали тем, кто церковь взрывал. А теперь пробило их. Даже не на веру, на мракобесие какое-то. Ведь пока источник работал, ходили тихие такие, набожные. А сейчас слышал бы ты, какими словами они друг друга клянут. Уши в трубочку сворачиваются.

История закончилась предсказуемо. Водопровод починили, «святой» источник снова заработал. Ежедневная делегация к нему возобновилась, бабки не поверили в рукотворную природу «крыницы». А осенью в посёлок по распределению из семинарии приехал молодой батюшка. Церковь восстановить и порядок навести. В первый же вечер они с доктором устроили посиделки «за жизнь», и Володя про казус с родником рассказал. Батюшка перед семинарией отслужил в танковых войсках, поэтому порядок навёл быстро. Собрал активисток святой воды, первым делом раздал трындюлей, объяснил отличия суеверия от веры. Бабуськи прониклись. Весной церковное начальство выделило деньги, проломы в стенах заложили кирпичом, купола подправили, вместо главного возвели временную крышу, чтоб роспись от сырости совсем не испортилась. Священнику поставили рядом с церковью домишко. И зажила деревня не по суеверию, а по вере.

А если и приезжали с хуторов селяне с канистрами, чтоб по старой памяти набрать святой воды, то батюшка не ленился, выходил из домика и громогласно грозил мракобесам карами небесными. Так и отучил.