Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

Павел франц

Подлинная история

сталкера Француза

Книга первая

Нет правды на земле…

Борисоглебск

2021

Я лично был в Чернобыльской зоне… Судьба нас нередко подталкивает к пропасти, в которой ждут лишения, страдания и нищета. И мы решаемся на отчаянные поступки, чтобы избежать их…

Моей незабвенной супруге Елене Ивановне, с которой мы вместе прошли такой непростой жизненный путь, посвящается…

Автор

Пролог

Идея написать этот роман возникла сначала у моих детей… Две поездки в Чернобыльскую зону в начале 1990-х всё же не прошли для меня даром. Я своими глазами видел её пугающие чёрными глазницами пустых окон заброшенные жилища, едва различимые в непроходимых зарослях полуразрушенные дороги, изъеденную ненасытной ржавчиной технику, пепельно-серую от воздействия радиации растительность… А ещё панический треск счётчика Гейгера в сильно загрязнённых радиацией местах. Хаос и запустение масштабного памятника человеческой беспечности!

Увиденное до глубины души потрясло меня, но спустя многие годы хлопотной и беспокойной жизни на Большой земле я об этом всём практически забыл. Забыл, надо признаться, даже своих зоновских товарищей, безнадёжно больных и поочерёдно угасающих в тяжких мучениях острой лучевой болезни. На сегодня мало кто из них остался в живых. Однако так суждено было случиться, что в этот Богом забытый край недавно попал и мой старший сын. Он тоже был сильно впечатлён Зоной и по возвращении разбередил мне душу своими подробными и интригующими рассказами о ней. Ну и, конечно, немало на всё повлиял привезённый им оттуда потрёпанный, с разбухшими размытыми страницами, дневник Француза, испещрённый беглыми записями, странными схемами и диковинными рисунками. Помимо описания своих драматических будней, автор дневника поднимал в нём очень актуальные для всех нас вопросы, наиболее острые из которых: «В чём смысл нашего существования? Почему те, кого ты любишь и ради кого очень многим жертвуешь, предают тебя, демонстрируя несправедливое и чёрствое отношение? А те, от кого ты ничего не ждёшь, вдруг приходят к тебе на помощь? Почему часто наталкиваешься на ничем не объяснимую неприязнь и осуждение со стороны окружения? А от родных и близких вдруг иногда с удивлением узнаёшь, что они „всю жизнь кормили“ тебя и „спасали“? Почему так происходит? Отчего жизнь так несправедлива?»

Я не нашёл в дневнике сталкера ответов на такие вопросы, да и смешно было бы на это надеяться, но читая абсолютно откровенные и честные записи этого человека, поневоле проникся симпатией к нему, увидел в его словах очень созвучную, до боли знакомую мне и выбивающую из колеи душевную неустроенность… Взволнованный прочитанным накануне, я порой не мог заснуть до утра, подолгу размышляя над весьма спорными решениями автора и его рискованными поступками, часто представлял себя на месте… Думаю, именно через записи Француза и через мои переживания Зона с каждым днём всё больше овладевала мной, взращивая странную убеждённость в том, что желает через меня донести до окружающих отношение хозяина дневника и его друзей к тем сложным житейским вопросам, с которыми они воочию столкнулись в Зоне. Обычные люди, которые, как и большинство из нас, с рождения были обречены на житейские трудности, а нередко, и нужду, с горьким привкусом нищеты…

Изучив доставшийся мне сталкерский дневник, я в итоге сделал для себя окончательный вывод, что Француз и его друзья были смелыми и решительными людьми. Ведь всякий из нас, завершая свой земной путь где-нибудь в пропахшей лекарствами душной комнатёнке, на давно нестираной постели и в окружении уставших от него родственников, наверняка пожалеет о том, что, когда был шанс рискнуть всем и изменить жизнь к лучшему, не воспользовался им. И в результате так и не испытал столь окрыляющего чувства свободы и уверенности в завтрашнем дне, о которой мы все так мечтаем. И всякий из нас, скорее, пожалеет о том, что лишь год за годом коптил небо, проклиная свою ничтожную жизнь и сетуя на несправедливую судьбу… А вот Француз и его друзья-сталкеры всё-таки рискнули! И хоть вышло у них всё далеко не так, как они хотели, они хотя бы попытались… Заслуживают ли эти люди осуждения? Я лишь позавидовал им, решив откровенно обо всём написать, как думаю…

А ещё мне очень захотелось рассказать читателям о совершенно ином, Зоновском мире, в котором царствуют свои, неведомые нам законы, где другие идеалы и другие герои. О мире, который выворачивает наизнанку всю правду нашего никчёмного бытия, нашу греховную и примитивную сущность, лживость и неискренность наших отношений. О мире, в котором влиятельный и самоуверенный господин с Большой земли вдруг, в одно мгновение, превращается в жалкую свистульку, а тот, кто когда-то был никем, своей честностью и мужеством обретает авторитет и уважение всей Зоны…

Когда я вспоминал свои полузабытые поездки в этот Богом забытый край, передо мной вновь представала увиденная в те годы красочная сцена в заштатном кафе Чернобыля-4, когда загулявшая группа мужиков в потрёпанной военной форме, среди которых был цыганистого вида гитарист, пела разухабистую песню о сталкерах, припев которой дружно подхватывала вся разношёрстная кафешная братва. Песня эта сильно отличалась от слезливо-гламурных шлягеров того времени и запала мне в душу. Я не музыкант и нот не знаю, но слова запомнил и привожу их здесь, как слышал:

Он был жизнью загнан в угол, как волчара жалкий,

Подвела его фортуна, но не прост был сталкер!

Он решил сыграть с судьбой в русскую рулетку,

Чтоб нажить хабар большой да артефактов редких!

Жить по-новому решил наш бродяга-сталкер,

Он крутой во всём мужик, не лошара жалкий!

Он считал, что нищим быть ему нет резона!

Все проблемы разрешит сталкерская Зона!

В неудачах даст ответ Чудо-Монолит,

Шлют оттуда нам привет все, кто там лежит!..

К Монолиту не спешил наш бродяга-сталкер,

Он крутой во всём мужик, не лошара жалкий!

В Зоне жил он не спеша, по лесам и балкам —

Всюду были кореша, каждый – верный сталкер!

Вместе многое прошли! Выжив. Но – едва!

В этом сильно помогли датчики «ДэА»!

Аномалий не боялся наш бродяга-сталкер,

Он крутой во всём мужик, не лошара жалкий!

Его сватала к себе группировка «Долга»,

Только сват он сам себе, размышлял недолго,

С кем беда свела, готов спины всем прикрыть,

Только в Зону он пришёл капитал нажить!

В группировки не спешил наш бродяга-сталкер,

Он крутой во всём мужик, не лошара жалкий!

В Зоне он врагов обрёл меньше, чем друзей,

А с друзьями, согласитесь, в жизни веселей!

Здесь он стал богат и строже, убыл на покой,

И хоть тянет в Зону, всё же к ней он – ни ногой!

Уважаем стал и крут наш бродяга-сталкер,

Показал, что он мужик, не лошара жалкий!

Вот такими они мне и запомнились, вольные сталкеры. Отчаянные авантюристы и искатели фортуны, не раз смотревшие смерти в лицо…

Неуёмное желание сказать что-то своё о понимании нашей действительности через призму экстремальной Зоновской жизни подталкивало меня всякий раз браться за авторучку, наперекор непониманию близких, бытовой рутине и всепобеждающей лени. И, по правде сказать, я часто и надолго бросал свой роман… Но он всё это время тихо жил в моём сознании, как близкий и родной человек, который нуждался во мне, но боялся меня потревожить, и потому лишь изредка напоминал о себе в бессонные ночи своими недописанными главами. И я снова клялся себе и ему, что найду время и позабочусь о нём, допишу обязательно, втайне не веря самому себе и всё гадая: неужели наступит этот момент? или не наступит никогда? Чем может удивить искушённого читателя совершенно неопытный в писательском деле обыватель? Читая этот роман, знайте, что я максимально опирался в нём на сущую правду, пусть и кажущуюся фантастичной. Я посвящаю свой труд Французу, его друзьям-сталкерам и всем тем, кто всегда твёрдо верил в себя, в свою удачу и никогда ни при каких обстоятельствах не сдавался…

Глава I

Знакомство с Зоной

Всё получилось совершенно не так, как он себе представлял! Ох, не так! Его путь в Зону оказался непредсказуемо рискованным и чересчур экстремальным. К таким испытаниям Лёха был вовсе не готов. Однако всё же он здесь, и это главное…

Сегодня необычайно тёплый день 3 октября 20** года – день рождения Генки, Лёхиного младшего братишки. И хотя отец шутливо называет его Гнямой (по примеру друга детства Седелкина Сашки), они, его старшие братья, всегда называли младшего Мелким.

– За тебя, Мелкий, за твой день рождения и мою удачу! – опалил пустой желудок коньяком из фляжки Лёха Кудра.

Да, это знаменательный день. Наконец-то он добрался до своей цели. Над головой невиданные красновато-фиолетовые облака, лёгкий ветерок гонит рябь по застоявшейся воде, тихонько посвистывая в высоком бурьяне. На психику давит оглушающе непривычная для сельской местности тишина. Ни мычания коров, ни криков домашней птицы, ни шума работающей сельхозтехники… Ни звука. Вот таким он оказался вблизи, этот незнакомый и страшноватый своей дурной славой край. Будто какой-то параллельный мир. А Лёха, теперь уже почти сталкер, сидит у жаркого костра на высоком пологом бережку поймы Припяти и с грустью вспоминает, как его сюда занесло…

Закончил с отличием высшее военное авиационное на вооруженца, как и его отец. Успешно отслужил десять лет, после чего женился на смешливой студентке Насте – красавице с серыми глазами и копной пышных тёмно-русых волос. Жила молодая семья все эти годы на съёмной квартире. Супруга, как и положено, спустя девять месяцев после свадьбы родила ему два замечательных чуда – Аню и Юлю. Ещё четыре года спустя смог дослужиться лишь до старлея, так как в последнее время в их полку никакой движухи с должностями совсем не было… А вскоре по всему миру тяжёлым катком прошлась эпидемия, которая сильно истощила государственные ресурсы. И новый министр обороны, этот совершенно чужеродный для армии элемент, ни дня не носивший военной формы, в противовес своему предшественнику решил, что стране большая армия не по карману и пора урезать армейские штаты и военные расходы «кардинальными реформами». В те дни в родной войсковой части стали нормой ежемесячные прощальные построения, на которых очередная партия уволенных офицеров стояла «по гражданке», так как не нашла места для дальнейшей военной службы. Вскоре подошёл и его черёд. Самое обидное, что кадровиков и командование не интересовало, что он молод и полон сил, отличный специалист, в каких нуждается армия, что применить себя «на гражданке» ему практически негде, а дома двое маленьких детей и нет жилья. Кадровики ему объяснили, что так как выслуги у него мало, то никаких прав на получение жилья либо денег на его покупку он не имеет. Успокаивали, что будет выходное пособие и год денежной компенсации. А что дальше?! Выкинули на улицу как использованный презерватив, и живи как хочешь! Двое его друзей рванули в горячие точки, кто-то, он слышал, подался в бандиты, а кто-то – во французский легион. А Лёхе было жаль так рисковать своей жизнью и семьёй, и он, не теряя надежды, стал пробовать всевозможные гражданские варианты. Для начала снял с молодой супругой развалюху с печным отоплением в его родном городишке, что неподалёку от Брянска, да поближе к родителям, после чего долго обивал пороги промышленных предприятий, службы спасения, полиции и других госструктур, только всё бесполезно! Без нужных связей на нормальную работу не устроиться – дохлое дело. С помощью друзей по интернету отправлял своё резюме, куда только мог. Результатов – ноль! Брательник Женёк предложил в Москве пойти к частникам в охрану. Только Лёха, когда прибыль от такого «бизнеса» подсчитал, прослезился: за жильё, за еду, за проезд… На семью гроши остаются, так что овчинка выделки не стоит! Армейское выходное пособие было давно потрачено, мизерной компенсации на достойную жизнь не хватало, и Лёхина семья нищала всё больше и больше… Настя работала за копеечную зарплату продавцом в маленьком магазинчике, а он перебивался случайными подработками. В их провинциальном городишке о большем и мечтать-то было глупо, лезть же за помощью к родителям совесть не позволяла. Отец получал крохотную пенсию и небольшую зарплату на местном заводишке, да ещё занимался давно назревшим ремонтом в доме. Мать сама уж много лет сидела без работы. Лёхиной семье они помочь особо ничем не могли. В крайнем случае дадут «на хлеб», и то спасибо. Иногда молодые оставались у них погостить на выходные со своими близняшками, «сидели на шее» день за днём, предки понимающе про свои трудности не напоминали, а ему кусок в горло не лез… Всё чаще, ковыряясь утром в жиденькой Настиной похлёбке без намёка на мясо, он задавал себе безответные вопросы: «Куда пойти? Как заработать? У кого занять на продукты?» Да-а-а, еда в его доме всё чаще бывала постной, хотя и он, и супруга старались как могли, случайных заработков не гнушались… А однажды Леха услышал, как голодные дочурки наперебой спрашивают у матери на кухне:

– Мамуль, ты нам лапсицьку готовис, да? С маслицьком, да?

У него комок к горлу подступил: детям уже за счастье стало обычное сливочное масло!

Потом стало ещё хуже, всё одно к одному. В начале сентября приехала на своей крутой тачке хозяйка их убого домишки, богатая молодая сучка, и заявила, что на этот раз они должны отдать ей плату за полгода вперёд до конца недели или освободить жильё, иначе она наймёт «кого надо», чтобы выкинуть их. Сразу отдать такие деньги молодые, конечно же, не могли, что добило Лёху окончательно. Он созвонился со своим дядей в Брянске, распихал по-быстрому вещи в ящики и коробки, нанял машину, и они съехали. Сердобольные родственники долго охали и ахали, слушая перипетии непростой военной судьбы племянника, всё успокаивали его плачущую жену… В первую же ночь на новом месте Лёхе приснился странный, но яркий и чёткий, как кинофильм, сон. Будто бы он шёл на исходе дня домой по размытой дождями лесной дороге, по-над крутым берегом грохотавшего тяжёлыми мутными волнами большого озера, а когда достиг опушки леса, то почувствовал какое-то острое и необъяснимое беспокойство. Тут же слева, неподалёку, со стороны заходящего солнца, показался странный мужик в оранжевом клеёнчатом плаще мясника и понёсся куда-то параллельно его дороге необычайно огромными прыжками, словно кенгуру! Яркий солнечный свет не давал толком присмотреться, и странный бегун как-то выпал из виду, а потом вдруг неожиданно выпрыгнул на Лёху из-за стоящих впереди густых сосенок! В полёте он прямо с ходу нанёс прохожему страшный удар в челюсть своей необычайно длинной костлявой рукой. Искры фонтаном брызнули из Лёхиных глаз! Всё же он сумел, едва удержавшись на ногах, буквально на автомате поднырнуть под второй удар нападавшего, перехватить его туловище и удачным броском свалить в дорожную лужу! Затем, как учили на уроках самбо в военном училище, надавил коленом противнику на позвоночник, заломив ему руки за спину, и тот страшно заорал от боли, булькая водой.

– Вот, сука! – Лёха ни секунды не сомневался, что этот гад намеревался его убить!

Поэтому, удерживая того харей вниз, отделал кулаками и коленями, как только смог. Извивающийся и подвывающий при каждом ударе противник наконец-то затих, а Лёха вздрогнул от раздавшегося за спиной до боли знакомого девичьего голоса:

– Ты что тут раскомандовался? Не трогай его, это мой муж!

Это была красавица Анечка, его бывшая школьная любовь, в честь которой он назвал одну из своих близняшек! Она стояла перед ним ещё красивее прежнего: стройная и загорелая, в цветастом синем сарафане, с шикарной гривой золотисто-медных волос, – и испепеляла бывшего возлюбленного уничтожающим взглядом своих огромных васильковых глазищ… А ведь когда-то они даже собирались пожениться. Лёха вновь глянул на обидчика, а тот был уже мёртв: слипшиеся космы седых волос, по лошадиному крупные и кривые зубы, выпирающая вперёд, выпуклая, как у горбуна, грудная клетка, гипертрофированная полутораметровая рука с застывшими ковшом и изувеченными страшной болезнью окостеневшими пальцами… Возраст не определишь: не то сорок, не то шестьдесят… На этом месте Лёха проснулся и долго ещё недоумевал: к чему бы такой сон? Однако за неотложными семейными хлопотами картины ночного приключения притупились и растаяли, а на их место неожиданно пришла в голову сумасбродная идея податься в Чернобыльскую зону. А что? Ну и пусть что риск велик, зато он много раз слышал, что там можно неплохо заработать на редких и очень востребованных артефактах да за полгода-год выйти из своего финансового штопора. А если повезёт, так ещё и накопить на хату и безбедную жизнь. Когда-то, за пару лет до всех этих событий, Мелкий и их старший брат Женёк все уши прожужжали ему о Зоне: про разные там группировках и про дорогущие артефакты… Особенно про артефакты. По их поводу Женька выдвинул «гениальную» бизнес-идею: скупать у пьяных сталкеров на выходе из Зоны артефакты подешевле, а затем продавать их в Москве или в Питере, подороже.

– Там-то, – убеждал он, – до редких артефактов двинутых и состоятельных покупателей немало найдётся!

Всё бы ничего, но только у этой бизнес-идеи был один очень существенный недостаток: у всех троих «бизнесменов» денег не было даже на поездку до Зоны. Теперь же Лёха всё больше приходил к мысли, что обычных и законных вариантов у него уже нет и не будет, так что остался только этот – рвануть за Периметр и рискнуть всем. Не в бандиты же идти? Да и Зона сейчас у него, можно сказать, под боком…

Окончательно решившись, он приступил к осуществлению своего плана. Через осведомлённых ребят нашёл по интернету подробнейшую информацию о Зоне, о жизни в ней, о самых ценных артефактах, аномалиях и всевозможных мутантах. Один из мутантов, излом, в человеческом обличье показался Лёхе очень знакомым, но откуда? И он решительно прогнал от себя эту мысль. По полученным сведениям, о всевозможных опасностях Зоны напрашивался вывод, что ему совершенно необходимо оружие. Однако с этим-то как раз дело было совсем туго. Сто́ит ствол на подпольном рынке очень недёшево, да найди его ещё! А на покупку легального оружия документы у разрешителей оформишь не раньше чем через год… Отправился посоветоваться к своему старику. Лёхин отец, услышав про сыновьи наполеоновские планы, сильно огорчился и стал отговаривать от рискованной затеи, втолковывая «сопливому отцу семейства», что тот может потерять в Зоне и здоровье, и жизнь, да и вообще всё, что так дорого ему на этом белом свете. Стоит ли оно того?! Но наследник был непреклонен. Поняв, что переубедить его не удастся, бывалый охотник не пожалел дорогой своей вещи – американский пятизарядный «Моссберг» двенадцатого калибра. Они вдвоём аккуратненько спилили ненужную часть приклада, обточили и зашлифовали образовавшуюся ручку. Получилось красиво и удобно. Отец снарядил ему три десятка патронов с крупной картечью, залив их воском от влаги, и пояснил, что такой заряд с близкого расстояния будет вернее пули. Наверное, зря Лёха не прислушался к советам своего старого вояки. Как же тот оказался прав! Ведь он ещё только Периметр пересёк, а уже хлебнул лиха по самую заглушку…

В тот раз, провожая своего неразумного упрямца, отец обнял его и, тяжко вздохнув, сунул всю свободную наличность в виде пятитысячной:

– На, держи! На всякий непредвиденный случай.

***

Подготовка к Зоне, как и любое серьёзное дело, потребовала гораздо больших затрат, чем предполагалось. В поисках необходимых финансов Лёха через местных вышел на одного городского толстосума по прозвищу Хряк. Что удивительно, тот знал про своё прозвище и гордился им, считая хряков умными и хитрыми животными… Увидев бизнесмена воочию, гость подивился, насколько же кликуха подходит этому уродцу. Сам брюхатый и низкого росточка, шея толще головы, на загривке щетина жёстких свиных волос, а нос-обрубыш похож на поросячий пятак. Хряк, упиваясь своей значимостью и богатством перед бедным просителем, с гордостью провёл его по огромному особняку, хвастаясь зелёным садом на крыше, просторным бассейном с бирюзовой водой в стеклянной веранде и коллекцией дорогущих ружей в необъятных сейфах. Затем под немыслимые проценты выдал Лёхе пятьдесят тысяч со словами:

– Смотри, всё по-честному. Через год не вернёшь бабки, твоя жена будет пять лет бесплатно пахать на меня!

– А если верну?

– Вернёшь, думаешь? Ну и молоток! К тому же, если сумеешь башку припять-кабана привезти, да с хорошими клыками, сразу полдолга спишу. В общем, всё от тебя зависит!

Лёху от хряковского самодовольства аж перекорёжило в душе: «Долбаные хозяева жизни! Воруют, обирают народ, и ничего им не делается! И ни полиции на них нет, ни суда, никакой другой управы! Дать бы тебе по твоим наглым поросячьим гляделкам!»

Однако, подавив эмоции, молча взял деньги и отправился за экипировкой. С трудом раздобыл исправный счётчик Гейгера, купил полевой военный костюм, берцы кожаные, разгрузку, хороший рюкзак, походную посуду и ещё много других необходимых вещей, а на сэкономленную часть кредита снял и оплатил благоустроенную однокомнатную квартиру на полгода вперёд, купил Насте золотой браслетик да по вожделенной кукле Барби и шоколадке дочуркам. Близняшки аж завизжали от радости, принимая нежданные подарки, а жена почему-то заплакала. Так она всю неделю, пока муж собирался, и отговаривала его, и плакала ночами в подушку. Лёха не раз уже пытался успокоить супругу. Его страшно злило её нежелание понять, что невозможность купить своей любимой хороший букет цветов к торжеству и какие-то золотые побрякушки угнетала его мужское самолюбие больше всего! А дочки? Наблюдать, как крохи с безнадёжной завистью смотрят на игрушки своих подружек, на дорогие сладости да на рекламные объявления цирка или каких-нибудь аттракционов, не было уже никаких сил! Он старался растолковать жене, что риск-то не очень и велик, что уезжает он совсем недалеко и максимум на полгода, но зато потом заживут они как короли! С хорошими бабками на счету и, невероятное счастье, в своей собственной квартире!..

Так что Настя, как и свёкор, суженого своего отговорить не смогла…

***

Ночью накануне отъезда Лёху разбудила забарабанившая по гулким оконным отливам разгулявшаяся осенняя непогодь. Она буйно стенала порывами ветра, царапаясь в окна голыми ветвями деревьев, и даже подвывала негромко в вентиляционных трубах их нового с Настей пристанища, будто тоже желала упредить его от опрометчивого шага. Понимая, что уже вряд ли заснёт, он встал, зажёг сигарету и с трудом приоткрыл разбухшую фрамугу окна. За шумным осенним ненастьем как-то особенно остро чувствовалась настороженная человеческая тишина, которую изредка нарушали бредущие неизвестно куда редкие неприкаянные машины. Ни одного светящегося окна в обозримой округе, ни людских голосов, ни лая собак. Будто вымерло всё… Сама собой накатила беспричинная тоска, а сердце стиснула тревожная боль: «Что-то из его затеи выйдет? Не слишком ли он замахнулся на сталкерскую удачу? Знать бы хоть приблизительно, что ждёт его там, в Зоне…»

Так он и простоял истуканом до самого утра, успокаивая себя горьким никотином сигарет да созерцанием бледных в свете тусклого уличного фонаря и рябых от дождя и ветра лужиц…

На автовокзале Настя протянула ему новую серебристо-никелированную фляжку с тиснёной армейской кокардой на кожаном чехле и прошептала с вымученной улыбкой:

– Там коньяк, французский, подруга одолжила.

У Лёхи от навалившейся жалости к ней оборвалось сердце. Он поцеловал жену в солёные от слёз губы и, неловко спрятав подарок за пазуху, с тяжёлой душой поторопился в старенький раздолбанный «Икарус», который отправлялся в Беларусь, к отцовскому другу дяде Коле Козелу. Заняв своё место, отъезжающий отодвинул застиранную оконную занавеску и бросил последний взгляд на посадочную платформу. Настя стояла с распущенными волосами, горестно, по-старушечьи, опустив плечи, и смотрела на автобус печальными, полными слёз глазами. Лёхе ещё сильнее стало не по себе. Он почувствовал себя предателем, который в самый тяжёлый момент боя оставляет своего раненого беспомощного друга одного, и тому не будет никакого спасения от многочисленных врагов.

А ещё ему подумалось в этот момент, что он видит свою половинку в последний раз…

***

Дядя Коля ждал своего названного племянника на пыльной мозырской автостанции. Давненько же они не общались с его отцом! Лет двадцать, наверное. А ожидаемого гостя он помнил лишь светловолосым и очень любознательным подростком. Старший Кудра последние лет пять, пожалуй, вообще не выходил на связь. Да и как перед пенсией по гарнизонам разъехались, так больше и не виделись с ним. Но вот видишь, как судьба повернула, и сослуживец напомнил о себе, попросив за своего наследника.

Каким же стал теперь Лёшкин первенец-тёзка?

– Пш-ш-ш! Ффы-ых! – обдала группу ожидающих сизым облаком затормозившая российская развалина и устало проскрипела дверной гидравликой. Высыпавшие из её нутра пассажиры шумно окружили водительского напарника, получая багаж из жестяных подавтобусных люков, и среди них встречающий не угадал гостя.

– Салам алейкум, дядь Коль! Не узнали? – Как из-под земли вырос перед ним Лёшкин гвардеец.

– Татарин, чо ли? – с напускным недовольством буркнул в усы отцов друг, пожимая протянутую руку и отметив про себя, что сам младшего Лёшку точно не признал бы.

Щупленький светловолосый мальчуган превратился в крепкого, за метр восемьдесят, молодого мужчину. Веснушчатое кареглазое лицо гостя сверкало из-под военного кепи дешёвыми, под золото, очками, а над губами топорщились тонкие русые усики. На приезжем красовался новенький иностранный камуфляж, заправленный в высоченные шнурованные берцы, за спиной же громоздился объёмный рюкзак. Ни дать ни взять натовский офицер! Дядя Коля с Лёшкиным отцом, когда служили, о такой шикарной амуниции и мечтать не смели.

Лёшка было решился пофилософствовать дяде Коле о том, что в арабском приветствии «ас-саляму алейкум» видит не просто «мир вам», а гораздо большее – своё душевное расположение и симпатию, хорошее настроение и радость жизни. Но решил, что старик не поймёт, и промолчал.

Критически осмотрев в сторонке, на парковой скамейке, содержимое объёмного рюкзака, более опытный в таких делах дядька одобрительно кивнул:

– Пару дней у меня перекантуешься, осмотришься, а я найду нужных людей, и уж они доставят тебя куда надо.

Затем отвёз будущего сталкера к своей девяностолетней родственнице в старенькую хату-мазанку на окраине Мозыря. На следующий день наставник, встав ни свет ни заря, очень долго гремел рукомойником, из-за чего с печки к нему обратилась недовольная хозяйка:

– Коленька, сынок, ты чаво там умывальником так долго гхрамишь?

– Зубы чищу, бабуль!

– А чаво ты их чистишь? Ты шо, гхамно ел, чо ли?

Посмеявшись с дядькой над «очень верным вопросом», Лёха взялся помочь ей накрыть на стол. Три дня мужчины, можно сказать, отдыхали: гоняли по Припяти на арендованной моторке, стреляли уток, спиннинговали щук, добывали в озёрах раков и под пивко варили их на костре… Красота! Заодно присматривали и подходы к Зоне. Дядя Коля всё это время не выпускал из рук мобильник, готовя Лёхину доставку. На исходе третьего дня подтянулись двое спецов – серьёзные мужики средних лет, со стрижеными бородами, сильным белорусским акцентом и колючими взглядами из-под кустистых бровей. Они тихонько пообщались с хозяином, почему-то настороженно поглядывая в сторону Лёхи, от угощения отказались и уехали восвояси. Тем же вечером дядя Коля объявил об отъезде в Зону на следующий полдень. А наутро Лёха почувствовал приближение недоброго. Он увидел себя как бы со стороны, внутри какой-то едва осязаемой оболочки, которая то и дело напрягалась тревожной пульсацией. Его не покидало ощущение нереальности всего происходящего и присутствия в какой-то компьютерной программе, где всё уже задано и ничего не изменишь. От всего этого Лёха пришёл в сильное смятение. Однако он почти насильно успокоил себя мыслью, что просто надо быть намного бдительнее, и всё.

Эх, если бы в жизни всё зависело только от нас!

Перед самым отъездом заботливый дядька напихал в рюкзак гостя домашней снеди: лепёшек, колбасы, сала, чеснока и домашнего сыра, – приговаривая, что в Зоне такие продукты – самое первое дело! Посидев по традиции на дорожку, товарищи спустились к необычайно извилистой реке, где их ждала моторка, и отправились в свой долгий, до самых сумерек, путь на юг. Уж по темноте, уткнувшись носом лодки в илистый обрыв, что у самых заброшенных Довляд, дядя Коля и Лёха с трудом, часто оступаясь в темноте, поднялись наверх. Провожатый негромко свистнул в дремучие заросли:

– Эй, на посту!

– На месте, – отозвались совсем рядом.

– Принимай груз.

– Принимаю…

Спец проявился перед Лёхой из туманной темноты, как изображение на чёрно-белой фотке:

– Давай, турист, двигаем без остановок через Белую Сороку под Гусовский Пост, а там уже и Периметр будет недалеко!

«Турист» обнял ставшего ему родным дядю Колю и вручил ему свой лучший охотничий нож:

– Это вам, дядь Коль, на память от меня. За то, что помогли, и за всё остальное… Не поминайте лихом!

– Давай, давай! – потеплевшим голосом прохрипел дядя Коля, приятно удивлённый подарком. – Удачи тебе, сынок.

После этого спец и Лёха целую вечность гребли поочерёдно в тяжёлой просмолённой лодке по узким камышовым протокам, продирались пешком непроходимым кустарником, чавкали мелкими болотцами, а уже глубоко за полночь подошли к какому-то сараю, сбитому из старых досок, фанеры и крытому ветхим рубероидом и полиэтиленом.

– Салам алейкум, – войдя в слабо освещённое нутро, обратился Лёха к хозяину строения.

– Наконец-то! Где же леший вас носит?! – сердито проигнорировал тот необычное приветствие.

– Без тренировки парень, сам не понимаешь, что ли? – буркнул с улицы его уставший напарник.

– Во-во! Я-то как раз и понимаю. Вот, приготовил махнуть для бодрости духа по капушке, а уж потом будем двигать дальше. До рассвета уж недалеко.

Старинная керосиновая лампа, висевшая под закопчённым потолком их временного пристанища, выхватывала из темноты своим дрожащим огоньком грубый дощатый стол и периметр таких же примитивных скамеек. На столешнице, на измятой старой газете, красовались пол-литровая стеклянная бутылка с мутноватой жидкостью, кривая алюминиевая кружка да вчетверо разрезанная нечищеная луковица с горкой чёрного хлеба и аппетитного сала.

Лёха, бросив тяжёлый рюкзак в угол, потянулся было добавить закуски, но хозяева наперебой отрицательно замотали головами: