Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

– Да нет, всё туда же, к Бармену в «Сто рентген» обернуться надо. Пойдёшь со своим другом Дедом в напарниках, проводником вам Кореец. У него после кой-каких переделок в Зоне на аномалии особое чутьё проявилось, чуть ли не дисаром стал! Вам он совсем не лишним будет. Каждый из вас Бармену по рюкзачку дефицита отнесёт, плату получите патронами нужными, аптечками, таблетками, ну и ещё кой-чем. Попыхтеть придётся, конечно, в дороге, но зато, помимо нашего «тарифа», вы там ещё и расслабитесь, за мой счёт конечно, пару деньков. А ты заодно проблемы свои большухинские затрёшь…

Француз хотел было похвастаться перед шефом, что после контузии и ожогов от взорвавшегося контейнера Варёного он тоже обнаружил у себя во время зоновской дороги к семье чутьё на «жарки», «электры» и подобные им аномалии, но в последний момент решил оставить эту новость козырным тузом в рукаве.

– А когда надо идти?

– Да завтра с утра и двинете! Кореец первым, естественно, он дорогу хорошо знает. Пойдёте-то не по прямой, погулять придётся по Зоне-то… Мы по прямой-то почти и не ходим, ты уж должен был это прочухать, ведь «на короткий путь – пуля-дура тут как туть!». Не слыхал?

– Нет.

– Ну-ну! Молод ты. Ещё услышишь. Если поживёшь, конечно…

Размышляя над мрачным напутствием Саныча, Француз нашёл в кубрике своего дремлющего друга:

– Салам алейкум, братишка! Как ты тут, Дём?

– Посаламее видали! – не сразу отреагировал Дед, хлопая спросонок ресницами и крепко обнимая вошедшего. – Мы уж и не ждали тебя! Кажется, на целую вечность пропал. Как дома-то? Как семья?

У Француза от участливого вопроса друга сдавило горло так, что он, смахнув рукавом накатившие слёзы бессильной ярости, лишь разочарованно махнул рукой.

– А-а… – сразу без слов всё понял Дед. – А я за другом твоим смотрел, как и обещал. Только он не очень-то мне и рад был. По-моему, так ничего и не съел… Зря я старался…

Француз тут же, оставив напарнику гостинцы с Большухи, коньяк и закуску, чтобы накрыть стол, поспешил к своему лохматому питомцу. Щенок выскочил к нему навстречу, худой и сильно подросший, и начал вертеться у ног, облизывать руки и визжать от радости так, что вороны поблизости шарахнулись с перепугу. У гостя от этой сцены сами собой навернулись слёзы:

– Собака преданнее жены! Как же так можно?!

Возле норы Барона он обнаружил ряд нетронутых пластиковых тарелок с едой. Ни к одной из них верный друг за всю разлуку так и не прикоснулся. Посидев с ним немного, Француз подарил ему купленный на Большухе резиновый шипастый мячик и собачью долгоиграющую косточку, после чего вернулся к своим товарищам.

Дед пригласил Корейца, и они «обрадовали» его новостью о предстоящей ходке, потом жахнули втроём за Французово удачное возвращение его коньячку, закусив лимонами и сырокопчёной колбаской. Конечно же, коньяка не хватило, и они добавили бутылку «Казацкой» Деда, после чего стали рубиться в нарды навылет. Кореец за нардами решил поделиться с отпускником о том, как ему в Бункере во время отсутствия перемывали косточки старожилы. Особенно усердствовал Рыжий! Он всё твердил, что не может взять в толк, как это очкастый новичок-неумеха умудрился трёх болотников-кровососов замочить. Да ещё ночью… Одного-то такого убрать в Зоне чуть ли не за подвиг считалось. А уж после того, как тот во время взрыва сейфа Варёного жив-живёхонек остался, а Сура в пяти метрах за ним коньки двинул, вообще сделал вывод, что Француз точно «клиент с двойным дном». Следовательно, жди от него подлянки в любой момент. В то же, что новичок без посторонней помощи заминированный Периметр прошёл, вообще никто в Бункере не верил. Слушая всё это, Француз чувствовал, как всё сильнее портится его настроение. Особенно его добила новость, что блаженные – обожжённые и калеки – теперь боятся его и в один голос трындят всем про то, что он точно «Зоной меченый». Что это означает, Француз понятия не имел, но в таком определении для себя ничего хорошего не увидел. Словоохотливого Корейца заткнул Дед:

– Ну вот чего ты раскудахтался? Чего, а? Не видишь, у человека и так настроения нет?!

Покидав кости в гробовой тишине ещё с полчаса, все молча разбрелись по своим кроватям.

***

Остаток ночи Французу снились кошмары: то одолевали толпы кровососов, которых гнал на него Рыжий, то откуда-то из темноты давил на психику контролёр… По-настоящему крепко заснув лишь под утро, он, в итоге не отдохнув толком, пошёл в назначенный час с остальными своими товарищами за шефом к одной из его кладовых с шифровыми замками. Груз получили уже упакованным в сильно потрёпанные, но вполне удобные туристские рюкзаки. Покачав в кубрике полученную ношу на руках, Кореец не сдержал эмоций вслед ушедшему хозяину:

– О-ой-бо-ой, любит Саныч наша спина, ой, сапсем любит. Груза как на ишак палажил. С таким грузом с полдорога кишка развяжет!

Примерно о том же подумали и его попутчики.

Перед выходом группы хозяин ещё раз напомнил, что даёт им сутки-двое времени после сдачи груза оторваться как следует в «Ста рентгенах». «В приличном светском обществе», как съязвил он.

Вышли в дорогу. В ночь припорошило, и под утро ударил небольшой морозец, отчего идти стало намного приятнее и легче, чем было накануне по раскисшей грязи. Пройдя в полной тишине несколько часов за громко сопящим проводником, Француз, наблюдая за его рослой, ноги колесом, фигурой, решил в который раз нарушить негласное правило Зоны и удовлетворить своё давнее любопытство.

– Слушай, Кореец, а вот чего ты Кореец? С Кореи, что ли?

– Не-е, – доброжелательно протянул, не оборачиваясь, проводник, – моя ногай! Со Ставрополья. Семья балшой, бедний, с атсом в горах чужой отара барашка пасли.

– А что же тогда у тебя погоняло не Чабан? – резонно заметил встрявший в их диалог Дед.

– Пащему Щябан? Варёний сказать на Кардоне, когда с сабой брала, щто моя на морда-лисо «тощна кареес»! Знащит, Кареес, не Щябан!

Дед в ответ только хихикнул, а ставропольский ногаец, почуяв искреннее доброе расположение к себе попутчиков, неожиданно разоткровенничался:

– Там, дома, моя девушка палюбил… У-у-у! Такой кр-рас-с-авис! Алмаш звать. Она меня тоже палюбил, только цеснялся сказать, её сестра сказал. Решили той, свадьба знащит, сыграть. А её атес на моя лисо сваей гляз ощенно зло глядела и говори: «Ах ты, аблезлий шайтан, куда са сваей абгарелий морда лезищь? Калым давай!..»

– Да он что, офигел? – перебил рассказчика Дед. – Паш-шёл он! Тебе, Кореец, надо на русской бабе было жениться. Она тебе бы и за так отдалась. Вон ты у нас какой, джигит бравый! А ты в Зону попёр. Дурак, что ли?

Польщённый званием джигита, Кореец всё же возразил:

– Э-э, какой русський баба? Защем? Моя Алмаш любит. На калым в Зоне заработать нада, аднака. У моего атса свой баран цапсем мала, только паисть хватаит, семья балшой, дома сестра-брат-балалар многа! Вобщим, деньга сапсем многа нада!

– А большой калым-то надо? Сколько родаки твоей Алмаш запросили? – уточнил до того молчавший Француз.

– Милион, аднака, – тяжко вздохнул несчастный жених.

– Да он что, ох**л?! – аж задохнулся Дед. – Куда ему, старому хрычу, такие бабки?

– Хароший невеста – хароший калым, аднака. У нас та-а-ак… – грустно протянул Кореец.

– А вот… – продолжил было зазевавшийся Француз и со всего маху долбанулся о резко остановившегося проводника. Тот матюгнулся по-ногайски, едва удержавшись на ногах, но даже не обернулся, внимательно вглядываясь во что-то впереди на тропинке.

– Что там? – осторожно встал рядом с ним Дед.

– Прямо на дароге «птищий карусель», аднака, а вона далше ещё один, – протянул вперёд огромную натруженную ладонь бывший чабан.

– А я вот ни хрена не вижу! – попытался разглядеть аномалии их товарищ.

Ногаец нагнулся, сгрёб большую горсть снега вперемешку с лесной подстилкой и, осторожно шагнув вперёд, продемонстрировал Французу то, что тот никак не мог разглядеть: прямо на тропинке едва заметно, будто от позёмки, в круг завевались снежинки. Только обычная позёмка должна была возникать лишь при ветре, а эта жила будто бы сама по себе, при полнейшем безветрии. Проводник подкинул в неё содержимое кулака, и карусель с готовностью продемонстрировала свой характер: пылесосом втянув в себя снег, листочки и хвою, она крутанула их несколько раз, словно в стиральной машинке, а затем озлобленно швырнула в лицо ногайскому сталкеру.

– А вон у нас ещё одна лесная красавица! – продолжил демонстрацию зоновских «радостей» Дед и швырнул вперёд через голову Корейца увесистый сосновый сук.

Тот, попав в цель, что находилась в десятке метров дальше, на мгновение завис в полуметре над землёй, а потом, будто не спеша, начал помешивать какое-то невидимое людям колдовское варево. Он вращался всё быстрее и быстрее, с каждым разом увеличивая свою описываемую окружность, а затем, превратившись в гудящее колесо, вдруг неожиданно громко взорвался кучкой мелких щепочек – п-па-а-ах! Все трое вздрогнули. Сук наглядно продемонстрировал им, какая судьба ожидает несчастного зеваку, попавшего в объятия гостеприимной и весёлой зоновской подруги.

Пока его товарищи просматривали пути обхода аномалий, Француз разохотился отлить по малой нужде, для чего и отошёл в сторонку от тропинки, к двум небольшим сосенкам. Пристроившись между деревцами и расстегнув штаны, он замер от вида открывшейся любопытной картинки: в снегу впереди, метрах в двух перед ним, будто кто-то усердно вылизал до самого промёрзшего грунта полуметровую идеально круглую тарелку. Дно и края земляной посуды были отполированы до антрацитного блеска. Но поразило сталкера даже не это. Прямо в центре «тарелки» стоял торчком, покачиваясь, большой засохший дубовый лист. Он не спеша вращался то в одну, то в другую сторону, как бы задумываясь на секунду, прежде чем сменить направление. Картина была настолько сюрреалистически необычной, что сталкер решил, что это глюки.

– Что за хрень? – поднял он ногу, намереваясь сапогом разрешить свои сомнения, но замер, потому что по его лицу будто птица ласково провела крылом снизу вверх.

Тут сзади его дёрнули за рюкзак с такой силой, что он полетел кувырком! Над ним навис разъярённый Дед:

– Ты что, охренел? Куда ласты-то свои суёшь? Жить надоело?!

– Да я отлить хотел только. Не на дорогу же?

– Ты посмотри на него, чистоплюй несчастный! – ярился друг. – «Не на доро-о-о-гу же…»! Да ты вообще по Зоне должен ходить за нами след в след! Тебе же только что две «карусели» показали. Ты что, совсем не догоняешь? На, погляди ещё!

После этих слов Дед швырнул в антрацитную тарелку подобранную у ног палку, с которой в мгновение произошло то же самое, что и с суком, только «п-па-ах!» не было, потому что палка оказалась гнилой и стрельнула лишь сырой трухой.

– Так ить снег же не кружился над ней? – упрямо пробормотал неопытный товарищ.

– Ты пойми: всё, что необычное, странное в Зоне, – это стопудово какая-то аномалия. Обходи стороной! – пояснил недотёпе его заботливый спаситель. – Усёк, наконец? Нет?

– Да-да. Теперь усёк.

– Вот и лады! Давай, отливай своё дело на дороге и погнали дальше, а то если до завтрашнего вечера не подтянемся к «Долгу», тогда в лесу в мутантовом «светском обществе» будем два дня «отрываться».

Группа вновь оправилась в путь. Позади бранный монолог и бурные эмоции Деда улеглись, и у Француза снова зачесалось подонимать расспросами ногайца.

– Слышь, Кореец, а вот если ты не кореец, откуда тогда иглоукалывание так хорошо знаешь?

– Моя на ходке, в Припти, в сломаный книжный магазин шибка умный книга пра эта нашол. Читай па-рюсски плохо, а тела щеловек знай шибка харашо, поэтаму быстра разабралься с этим дела. Зима тут долгий-долгий, время много, пащему не разабраться? Нашему Саныч гаварю: «Умный книга знаю, давай игольки, аднака!»

– А он?

– Послать меня далеко, где Макарка за телёнкой не ходи, а потом нищо, добрий стала, когда я прастой иголька спина лечи ему. «Дурак твоя, Кареес… – говорит. – Пащему сразу не сказал, што твоя этат дела хорошо знай?» И патом селий коробка мне харощий китайский иголька дарила. Добрая наша шеф, аднака. У-умни-и-й, как настаящий аксакал!

– Аксакал! Ну ты хватил, Кореец. Ты ещё самому Санычу нашему про это ляпни, – вновь хихикнул сзади замыкающий их группы.

Проводник на Дедовы смешки смолчал, только обиженно засопел, а потом вдруг неожиданно сильным, от природы красивым баритоном запел:

– Туган же-е-ер, туган же-ер… Менен ар-рман кайда-а-а?

Слушая непривычно красивый раздольный степной напев, Француз представил своего южного товарища с черноволосой луноликой красавицей Алмаш в обнимку на породистом белом скакуне, в богатом, расшитом золотым восточным орнаментом зелёном чапане.

– Это про что?

– «…Родина, Родина, где мой мечта?..»

Начало смеркаться, и путникам пришло время найти хоть какой-нибудь безопасный ночлег, но Кореец всё вёл куда-то свою группу без устали, споро вышагивая кривыми кавалерийскими ногами к ему одному известной цели. Когда же окрестности уже не просматривались больше чем на сотню шагов, за деревьями зачернели старые полуразвалившиеся постройки сельской улицы. Далее, перпендикулярно этой улице, из-за густых деревьев открылся характерный для большинства советских поселений маленький скверик, с памятником вождю мирового пролетариата по центру. Сильно потрёпанная временем и засиженная многочисленными воронами бронзовая фигура Ленина уверенно указывала рукой с зажатой в кулаке фуражкой на сгусток птичьих гнёзд в стоящих поблизости пирамидальных тополях.

Проводник поднял правую руку, призывая к вниманию, а сам, достав левой гранату и заправски одним движением сорвав чеку, деловито швырнул её куда-то к подножию памятника. Под постаментом гулко ухнуло, и перед сталкерами нарисовался ошалевший от контузии и многочисленных ран кровосос! Тройка дружно не сговариваясь ударила по нему из автоматов. Шансов у мутанта не было. Проходя мимо его остывающего трупа, Француз вдруг почувствовал какую-то жалость к погибшему. Как же он, полуоглохший и израненный, рванул наверх в поисках спасения, а нарвавшись на своих врагов, заметался. Ну прямо как человек!

Решив осмотреть со всех сторон реликтовый памятник, Француз обнаружил за ним неподалёку странную, дымящую парком лужу.

– Что это? Канализацию прорвало, что ли? – заинтересовался сталкер и шагнул было в ту сторону, решив развеять свои сомнения.

– Куда ты? Куда ты опять? – закричал негодующе сзади Дед. – Что там ещё?

– Да вон, лужа какая-то… – недоумённо ткнул автоматом в подёрнутое дымком образование Француз.

– Аномалия это, «кисель»! Не лезь к нему. Только ступишь в него, и уже не выйдешь. Ноги отрубать придётся. Держись подальше!

Француз спорить не стал и вернулся к памятнику. Под ним он обнаружил довольно серьёзное, хоть и небольших размеров, бомбоубежище с прочной махрово-коричневой от ржавчины железной дверью, нарами и буржуйкой. Видно, строитель полагал, что уж под вождём-то людей никакая беда вовек не возьмёт! Однако, как известно, беда пришла к местным жителям совсем с другой стороны…

Переночевав поближе к раскалённой буржуйке хотя и в промёрзшем, но надёжном убежище, группа, наспех позавтракав консервой с галетами и горячим чаем, с рассветом отправилась дальше. Ближе к обеду Дед завёл с другом странный разговор:

– Француз, а ты мобилу с собой таскаешь?

– Ну да. А что?

– А зачем? Ты не в курсе, что, во-первых, они тут не работают, а во-вторых, здесь у зоновских к мобилам с Большухи, заряженным прошлой жизнью, большой негатив? Ты же в Зону судьбу свою изменить пришёл? Бабла поднять, новую и счастливую жизнь начать? Не так разве?

– Ну, так. Только при чём тут мобила? Не пойму.

– Избавиться тебе от своего телефона надо. Тут недалеко одно специальное сакральное, так сказать, место для этого есть, уже лет десять все вновь прибывшие в Зону им для этого пользуются. И мы с Корейцем так сделали, и наши бункерные все… Ну что, Кореец, – обратился он к проводнику, – сделаем крюк для нашего друга? Чтобы судьбу ему помочь изменить?

– Сделаем, пащему не зделать? – повернулся и согласно кивнул проводник.

Вскоре вышли на достаточно исхоженную дорогу, и слева среди гор заросшего мусора появились какие-то странные полуразрушенные одноэтажные постройки с битыми окнами, прежнее назначение которых понять уже было невозможно. Напарники Француза как-то заметно собрались, насторожились и взвели свои автоматы, что он и проделал вслед за ними. А из-за построек показался огромный ангар с ветхой оцинкованной крышей, рядом – крупное бетонное здание и вагончик, над крышей которого из трубы курился дымок, и так запахло жареным мясом, что у всей троицы аж слюнки потекли. От этого вагончика отделились двое в драных спортивных костюмах и кроссовках. У первого, темноволосого и небритого, был в руках АКС-74У, а второй, с презрительной беззубой улыбкой, то и дело вытирая рукавом слюни, держал в направлении гостей на согнутом локте обрез трёхлинейки. Дед вышел вперёд, на ходу закинув автомат за спину и подняв над головой пустые руки, обернулся к спутникам и приказал им сделать то же самое. Затем прокричал бандитам (а это были именно они):

– Мы к морскому! Нейтралитет! К вам у нас ничего, без претензий.

– Мазя, – ответил автоматчик и поинтересовался: – Лошка к новой житухе ведёте? Давай двигай, если до неё потом дотянет и тут, в Зоне, ласты не склеит. А вертухаи-то долговские вас пустят к морскому?

– Пу-у-стят, уверен, – протянул Дед и поинтересовался в свою очередь, чтобы разрядить обстановку и действительно удовлетворить любопытство: – А что за деликатесы у вас так пахнут? Аж слюной подавиться можно.

– Да тут недалеко у болот псевдоплоть надыбали, жирная и сочная падла, – довольно ухмыляясь, сообщил старший бандит.

– Да у вас, видать, и повар что надо.

– Не отрицаю, – осклабился бандит.

– Ребята, – пробормотал вполголоса своим товарищам Дэде, – будьте начеку: с вагончика на нас ещё пара стволов смотрит. Если что, валим этих и рвём когти дальше. Там долговцы недалеко.

Но обошлось. Все трое со вспотевшими от напряжения спинами благополучно дошли до ветхих металлических ворот, где рядом со старым военным кунгом их встретил одетый в чёрную униформу с красными вставками настороженный постовой долговец:

– Куда и с какой целью?

– Мы к морскому. На пять минут буквально. Другу нашему прошлое скинуть.

– Не положено, – замотал головой постовой. – Воронин не разрешает.

– Ты знаешь что, военный? – возмутился Дед. – Старшего зови. Я с ним говорить буду.

Вышел недовольный старший, выслушал гостя, записал троицу в потрёпанный журнал, отобрал оружие и махнул постовому пропустить гостей.

Недалеко за блокпостом из-за зарослей деревьев и кустарников появилась огромная, в несколько метров высотой, старая мусорная куча, а наверху её – синий поржавевший морской контейнер, на боку которого можно было разобрать едва сохранившуюся аршинными буквами белую надпись «Совморфлот».

Поднялись к дверям контейнера. Дед оттянул ржавую скрипучую дверь и кивнул другу:

– Давай, Лёха, зайди туда, скажи что-нибудь нужное и закинь свою мобилу без сожаления.

– А симку? Можно её вытащить? Там фотки моих родных и контакты…

– Вытащи, сломай, – сурово нахмурился друг, – и закинь – всё, как я сказал.

– А что говорить-то? Я и не знаю, что в таких случаях говорят.

– Скажи, – зашептал ему на ухо осторожный ногаец, – как мая бабушка говорил: «Праблемы и пичали, ухади за край прошлава».

Француз, зайдя внутрь контейнера, обнаружил кучу самых разных мобильников, среди которых даже были в стразах и в позолоченных металлических корпусах. Телефоны занимали половину пространства до самого потолка. Он сломал вытащенную из телефона симку, сказал, как научил его Кореец, вздохнул и зашвырнул свой телефон на самый верх, после чего вышел и поинтересовался у друзей:

– Там некоторые телефоны на Большухе целое состояние стоят. И что, никто не берёт себе какой-нибудь дорогущий, уходя из Зоны?

– Мы таких рисковых не знаем, чтобы чужие проблемы решились на себя взять. Да и долговцы абы кого сюда не пускают.

После этого троица тем же порядком, что и пришла, покинула Свалку, а к вечеру без приключений прибыла на базу «Долга». Сдав хозяину «Ста рентген» груз, друзья получили взамен по заранее согласованному списку товар для Бункера, разместились на ночлег в номере гостиницы над баром, после чего уставший проводник упаковался спать, а Дед и Француз, как и планировали перед ходкой, пошли вниз, «расслабиться в светском обществе»…

***

Войдя в обеденный зал и окинув взглядом пространство в поисках свободных мест, Француз вздрогнул от неожиданности:

– Не может быть!..

В дальнем углу сидел с каким-то белобрысым сталкером его младший брат Генка! Только правое ухо изуродовано, шрамы во всю щёку и бородка непривычная, но точно Генка!

– Мелкий, привет, братка! Ты-то как здесь?! Нежданно-негаданно! Как же я рад нашей встрече! Почти три года не виделись!

– Ты что, мужик, под Выжигателем перегрелся?! Какой я тебе, на хрен, Мелкий?! Я тебя вижу-то впервые, «брат-т-тка-а-а»! – передразнил его двойник младшего брата.

– Извини …те, – совсем растерялся от такого приёма Француз.

За соседними столиками заржали, а обознавшийся сталкер, убитый таким поворотом своей нежданной встречи с младшим братом, вернулся к своему напарнику.

«Да нет! Не мог я ошибиться. Точно, это Мелкий! – молоточками стучали во Французовом мозгу суетливые мысли. – А глаза? Такие разве перепутаешь?»

Глаза их матери… Они всегда привлекали окружающих необычайно яркой синевой на смуглом, цыгановатом в бабу Валю, лице младшего братишки. На зависть им, старшим братьям, девчонки просто тащились от этих глаз. Да что там девчонки? Школьные преподавательницы и то балдели!

– Что, обознался? – участливо встретил его Дед. – Не журись, для Зоны это такие мелочи. Тут люди себя-то порой не узнают!

– Да-да, я понял… – тряхнул согласно головой Француз, приходя в себя после конфуза.

***

Денег хватало. Поэтому друзья закуски и выпивки не жалели, чем обращали на себя всё больше завистливого внимания окружающих. Особенный вздох восхищения в баре вызвали пышный, не старше трёх дней лаваш, кучка свежих помидоров с огурцами и виноград. Стоили такие продукты в Зоне денег баснословных, но как раз за эти продукты друзья и не платили. Всю эту роскошь в Зону притаранил из Брянска на своём собственном горбу лично Француз. Красноречивей всех из соседей усердствовал в своём негодовании по поводу «незаслуженных» в Зоне яств огромный мужик, что маялся в одиночку за правым столиком у самой стойки бара. Перед ним стояла батарея из трёх пустых пол-литровок «Казацкой» и полупустой «Перцовки». Дополняли его скудный натюрморт лишь две банки из-под «Завтрака туриста», одна из которых чадила горкой смятых окурков. Мужик этот, еле ворочая пьяным языком, всякий раз намеренно громко изощрёнными матерками пытался прокомментировать каждую подслушанную им фразу негромко общавшихся между собой Деда и Француза. Француза это бесило так, что он уже не раз порывался заехать здоровяку бутылкой, но сдержанный и более опытный в таких делах друг вполголоса осаживал его:

– Куда ты, лихая голова?! Куда тебя несёт? Наплюй и отдыхай! Мало ли придурков? Да и здоров он, тебя соплёй перешибёт. Тоже мне, герой! Забыл, зачем мы здесь?

– А что это за сволочь такая? Ты не знаешь его?

– Да так, пересекались пару раз в Зоне, да и здесь, в баре… Это Серёга Крюк, вольный сталкер. Дебил… Есть у него в Зоне ещё пара таких же дружков-отморозков. Сталкеры из них никудышные, поэтому, когда у них с баблом совсем туго, они на Арене платными боями промышляют, только… если противник заведомо слабый. Этот, я слышал, нескольких таких, как ты, новичков упаковал. Так что пей, закусывай и не дёргайся!

Француз, размышляя об услышанном, на секунды сосредоточился на вёрткой килечке в масле, которую никак не мог подцепить вилкой, а подняв глаза, неожиданно упёрся взглядом в пышный бюст помощницы Бармена, выполняющей в баре роль официантки.

Дед, видно, отошёл по нужде, а симпатичная молодуха, сидя на его месте, стрельнув смешливым взглядом красивых карих глаз по сталкеру сверху до низу, протянула ему смуглую ладонь лодочкой:

– Лека! Ты новичок, наверное? На Алмаза не обижайся. Он хороший, я точно знаю, и надёжный, только виду не показывает.

– Ты это о ком? – осторожно пожал её мягкую руку сталкер, удивившись про себя модной воронёной стрижке молодухи и её необычайно милой улыбке, и поспешил извиниться: – Ой, прости! Меня Лёхой зовут, Французом.

– Да я про того молодого, с которым ты обознался. Он нормальный парень, адекватный, не как другие, кто всё в трусы к встречным женщинам залезть норовят. И щедрый. Да и вообще, удачливый, артефакты ему в руки так и прут. Бармен ему всегда рад, потому что тот никогда не торгуется. А вот другие, особенно европейцы и хохлы, за каждую копейку готовы удавиться. Как вон тот придурок, например, – кивнула новая знакомая на Крюка.

– Да, обознался… – неохотно согласился Француз.

– Ну ладно, я побежала, а то хозяин рычать будет! – вспорхнула Лека, уступая место подошедшему Деду.

– Ну ты, блин, даёшь! – воскликнул вернувшийся напарник. – Я только на минуту тебя оставил, а ты уже единственную тут красавицу срисовал, а она ведь не со всяким заговаривает.

Не успел Француз ответить на комплимент, как от столика Крюка раздался Лекин визг:

– Убери лапы, козёл! Убери на х*р, я кому говорю?!

Очень скромных габаритов официантка птахой билась в огромных лапищах съехавшего с катушек здоровяка! В баре повисла гнетущая тишина. Связываться с пьяным верзилой никто не хотел. Видя это, Француз подскочил к Крюку:

– Дебил, отпусти девчонку!

– Чё-о-о?! – опешил тот от неслыханной наглости.

– Я говорю, девчонку отпусти!

Отвлёкшийся на секунду Крюк ослабил хватку, и Лека, прикрываясь истерзанной одеждой, рванула за стойку бара.

Француз вдруг почувствовал, как в ожидании неминуемой драки стали противно влажными его ладони, а руки – невесомыми, отчего подумалось, что он ничегошеньки ими не сможет сделать.

А здоровяк тем временем медведем поднялся «на задние лапы» собираясь прихлопнуть как муху довольно щуплого наглеца.

– Эй! Эй! На улицу, на улицу! Там выясняйте отношения! – заорал выскочивший на шум Бармен.

– Я щас врежу этому фраеру разок, и не надо будет на улицу! – прорычал звереющий Крюк.

Ловко увернувшись от цепких граблей нападавшего, Француз прыгнул ему за спину, обхватил шкафоподобное туловище вместе с мускулистыми верхними конечностями в одну упаковку и, сцепив со всей силы руки в крепкий замок, потащил как куль под улюлюканье присутствующих на улицу, отпинывая цепляющиеся за дверной проём ноги верзилы!

Вытолкав буяна на крыльцо бара, Француз расцепил замок, одновременно поддав своей ноше коленом под массивный зад! Крюк поневоле пробежался по инерции и, едва удержавшись на ногах, тут же с разворота кинулся на обидчика, пытаясь мощными ударами в голову уничтожить противника. Хук слева! Хук справа! Ещё хук слева! Француз едва успевал увернуться от свистящих кулачищ, отступая к дверям. Сзади к нему подскочил Дед и, переживая за жизнь своего друга в неравном бою, сунул в руку припрятанный накануне при входе на базу «Долга» девятимиллиметровый «Ле Петит». Отвлёкшийся на это Француз поздно заметил летящий ему в челюсть кулак и, отдёрнув голову, всё же получил тяжёлый скользящий удар в подбородок, отчего в глаза будто чёрная молния саданула. Желая осадить озверевшего и невменяемого верзилу, он трижды выстрелил вверх, но вместо выстрелов прозвучали лишь сухие щелчки. Револьвер оказался незаряженным! На секунду замерший при виде оружия Крюк радостно взревел и вновь ринулся на наглеца, опозорившего его перед всей сталкерской братвой! Француз встретил его мощнейшим джебом в челюсть с зажатым в кулаке револьвером. Равный ему уже валялся бы от такого удара без сознания, но только не Крюк. Этому хоть бы что! Лишь чуть отшатнувшись, он выкрикнул очередную угрозу и вновь кинулся в драку, свалив своей тушей легковесного противника на землю!

Однако, собираясь «переломать ёб***му очкарику все кости», Крюк просчитался. Француз оказался для него совсем неслабым противником! Он ловко вывернулся из-под его грузной туши и, перехватив ногами в ножницы короткую бычью шею, так начал давить коленом на кадык, засовывая раз за разом губастой харей в оттаявшую под дневным солнышком лужу, что тот после безуспешных попыток ослабить руками смертельный хват лишь бессильно булькал грязной жижей:

– Отпусти, бл*, убью-ю, буль-буль-буль-буль!.. Пор-рву, фраер, буль-буль-буль-буль!..

Сталкеры вокруг захохотали от такой неожиданной развязки, а двое сочувствующих Крюку прокричали победителю, чтобы он «отпустил их корефана, а то тот захлебнётся и тогда они вдвоём самого Француза утопят в этой же луже!».

Неожиданно вокруг повисла гробовая тишина, и Француз услышал над головой довольно знакомый голос:

– Так-так, господа тунеядцы, алкоголики и хулиганы! Несанкционированный поединок? Запрещённая драка, да ещё на базе «Долга»? Бардак! Кто это позволил вам, отморозкам, тут выяснять отношения?! Кулаки зачесались? Наручники на них! Я вам устрою поединок. Развели тут бойцовский клуб, понимаешь!

Над дерущимися навис вооружённый квад долговцев под командой рыжего долговязого лейтенанта, что был знаком Французу по блокпосту ещё при первой его ходке в «Сто рентген». Никак не внимая попыткам драчунов объясниться, мускулистые бойцы в чёрной униформе с красными вставками больно заломили им руки, нагнув головами к самой земле, и потащили в свои казематы. Француз, удаляясь, едва расслышал сочувствующий крик друга:

– Не дрейфь, брателла, мы за тебя! Я Санычу всё объясню!

Спустя десять минут, пересчитав чуть не самым носом бетонные плитки полутёмных, когда-то бывших заводскими коридоров, Француз влетел в одиночку. Зло взвизгнул ржавый дверной засов, проскрипел замок. Патрульные удалились, и наступила тишина.

Арестант устало плюхнулся на грубый дощатый топчан:

– Всё, приехали!

Не к месту вспомнилась детская песенка со словами «жить без приключений нам никак нельзя, эй, прибавь-ка ходу, машинист». Пролежав без сна до позднего вечера и перебрав не по одному кругу все свои горькие мысли, Француз наконец забылся тяжёлым сном.

Глава IX

Алмаз

Генка едва не вздрогнул от раздавшегося над ухом мужского радостного возгласа:

– Мелкий, привет, братка! Ты-то, как здесь?! Нежданно-негаданно! Как же я рад нашей встрече! Почти три года не виделись!

И, подняв голову, увидел перед собой того самого чудика, которого он когда-то встретил на точке «Ч» у белорусских спецов, что должны были проводить его в Зону, только уже с густой молодой бородкой и прилично потрёпанного: