Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

– В Зоне достанешь свой тормозок! Ох, как он там понадобится тебе ещё!

Тогда молодой гость решил, что неплохо было бы осмотреться, а потому и поинтересовался у присутствующих невинным голосом, нет ли поблизости какого-нибудь туалета. Спецы ухмыльнулись, и его старый провожатый, гоготнув, ткнул ножом в сторону уходящей в густой камыш тропинки. После чего Лёха решительно шагнул в темень, подсвечивая себе путь крохотным фонариком. Едва различимая тропинка через несколько метров перешла в полугнилые, утонувшие во влажной траве доски, прибитые своим дальним концом к шаткому мостку, а тот вывел гостя к двери стоящего высоко над водой туалета.

– Ну, юмористы, – усмехнулся Лёха, – туалет над водой! Странные они, эти братья-белорусы.

В стороне Периметра небо отсвечивало и погромыхивало какими-то желтовато-голубыми всполохами, и было видно, что путь туда ещё предстоял совсем неблизкий. Километров пять, а то и побольше.

По возвращении его уже ждали причитающаяся порция спиртного и бутерброд с салом и луком. Не успел бедолага толком прожевать, как вокруг постройки вспыхнули мощные фонари и в круг света, как черти, вывалились очень злые, вооружённые куцыми автоматами и сбитые как на подбор «пацаны» в тёмной униформе и непонятными Лёхе знаками различия.

– Менты! – выдохнули в один голос его товарищи.

«Менты» бесцеремонно повалили растерявшуюся троицу лицами в землю и обыскали, побросав изъятое в просторную чёрную сумку. Командовал силовиками маленький, вёрткий, весь как на шарнирах, белобрысый офицерик. Не на шутку перепугавшийся было Лёха вскоре же успокоился, поняв, что интересовал их явно не он. Нежданные гости выволокли сникших спецов на улицу и вполголоса взялись что-то с ними бурно выяснять, оставив третьему задержанному лишь одного, самого молодого своего товарища. А тот, замерев памятником в дверях, всё вытягивал шею в их сторону в попытках расслышать разговор обозлённых сослуживцев. Лёха же, не теряя времени, незаметно подтянул ногой рюкзак, отстегнул отцовский ствол и, засунув его в штаны, замаскировал рукоять разгрузкой. Скорчив невинную рожу, он попытался было добыть и запасные патроны, но успел вызволить лишь одну фляжку, так как охранник резко повернулся и упёрся в подопечного подозрительным взглядом. Тот понял, что лучше не дёргаться и об остальных патронах забыть. Пять в магазине, шестой в стволе – вот и весь его арсенал. И никаких других причиндалов. В карманах ещё только сигареты и зажигалка, возвращённые ему после долгих уговоров. Лёха обратился к ожившему охраннику:

– Можно в туалет?

– Який ты смешный! Шо, злякався и свело? Быва-ает! – И разрешающе кивнул.

– Спасибо.

– Дывись, мутанти кругхом. Щёб не взъилы!

– Разберё-ёмся! – еле скрывая радость, самонадеянно кинул Лёха, и рванул по уже знакомой тропинке в камыши.

Там, не мешкая, спрыгнул с мостка и, навалившись грудью на глубокую болотную воду, направился к яркому созвездию, что висело над Периметром Зоны, загороженном частоколом чёрного леса. Не ведал сбежавший, что в его положении благоразумнее было бы послушаться конвоира и остаться с остальными, чем уйти хоть на шаг в сторону. Ведь он никакого понятия не имел, насколько серьёзно рискует и к кому и куда в итоге попадёт. Знал лишь, что его цель именно в той стороне, куда держал путь, и всё. Вот и рванул на удачу: через вонючие болотные топи, через непроходимые заросли кустов и высоченного камыша, оступаясь на редких жердяных гатях и упорно придерживаясь выбранного пути. Тучей вокруг несчастного взвились прожорливые комары, солёный пот щипал глаза и заливал очки. Лёха часто останавливался и подолом футболки протирал их. И чем дальше он удалялся от стоянки, тем явственнее оживал невидимый болотный мир: что-то всё время громко сопело и глухо бормотало вокруг, а жуткие нечеловеческие вопли то и дело взрезали пугающее безлюдье, отчего мороз бежал по коже. Ко всему прочему беглецу стало казаться, что за его спиной крадётся кто-то след в след и этот кто-то обязательно огреет его чем-нибудь сзади, в самый неожиданный момент. С приближением к Зоне стали явственно слышны глухие автоматные очереди, прерываемые сердитым дудуканьем тяжёлого пулемёта…

Уже перед самым рассветом, преодолев массу болотных препятствий, исполосованный осокой, исцарапанный сучьями и опухший от комарья Лёха стал терять присутствие духа на своём бесконечно мучительном пути. Присаживаясь на высоченные кочки, чтобы передохнуть, он с трудом отдирался от них, подумывая, не повернуть ли ему назад.

– Чёрт с ней, с этой Зоной, и чёрт с её шальными бабками!

Но всякий раз, преодолев минутную слабость, направлялся вперёд, гонимый огромным денежным долгом и сознанием того, что и назад придётся опять преодолевать уже пройденный им тяжкий путь. Войдя в очередное неглубокое озерцо, беглец случайно глянул под ноги и чуть не заорал от испуга: дно устилали трупы! Он ступал прямо по ним, а они со злобой всматривались в него огромными пустыми глазницами фосфоресцирующе-бледных лиц! Лёхе невольно подумалось, не сходит ли он с ума? Рванул оттуда как сайгак! Тут ко всему прочему на ватные от усталости ноги стали лианами навиваться какие-то толстые многометровые невидимые жгуты, вроде огромных змей, доводя мышцы до судорог и сильно мешая идти. «Змеи» шипели в такт его шагам механическими внеземными голосами:

– Приляшь-ш-шь, приляшь-ш-шь, приляшь-ш-шь…

Теряя от страха рассудок, Лёха в панике колотил ружьём по этим змеям и что было сил прибавлял ходу.

Перед самым рассветом резко похолодало и стрельба над Периметром стихла. Всё окутал густой молочный туман. Теперь бедолага не видел вообще ничего и шёл наобум, с ужасом предполагая, что уже давно ходит по кругу и, похоже, сгинет в этих проклятых бескрайних болотах, но совершенно неожиданно попал ногами в седую от инея проволочную паутину, а с трудом преодолев её, упёрся в высоченную изгородь из старой провисшей колючки. Тут слева, откуда-то сверху, грянул отдалённый командирский голос:

– Ориентир первый, левее ноль-ноль-два, группа снорков. Уничтожить! Ориентир четвёртый…

И началось! За командами секунды спустя следовали дружные раскатистые очереди тяжёлого автоматического оружия, а потом снова команды, и снова лязг и грохот. При этом туман над головой всякий раз отсвечивался огненными следами трассёров, как от «катюш» в каком-то военном фильме. В паузах грохотавших очередей где-то там, спереди и наверху, были слышны глухие взрывы, чмоканье разлетавшихся веером осколков, чьё-то предсмертное всхрюкивание, а иногда и опасное «вжиу-вжиу» над его собственной головой. Так на линии охранного Периметра вновь продолжилась уже позабытая Лёхой армейская боевая работа… Он, дождавшись паузы, лёг на спину и осторожно, не желая стать жертвой случайного осколка, пролез под проволокой. За первым рядом колючки обнаружилась припорошённая густым инеем контрольно-следовая полоса, а за ней, дальше и выше, появился второй ряд колючки, за ним третий – и так далее, куда-то наверх по склону. На этом утомительном туманном пути Лёха ориентировался лишь по звучавшим вдалеке голосам, то есть держался подальше от них, понимая, что ничего хорошего его у охраны не ждёт. Всё же, предположил он, лишь благодаря этому плотному непроглядному туману ему и удалось проникнуть в Зону незамеченным.

После того как канонада вновь умолкла, Лёха наконец-то оставил туман внизу и преодолел своё последнее препятствие в виде колючего заграждения. Тут он обнаружил на заиндевелом бугре несколько полуразрушенных, изрешечённых пулями и снарядами строений. Учитывая, какой тут фейерверк минуты назад устроили старательные стрелки Периметра, гость Зоны, особо не вглядываясь в валявшиеся вокруг разорванные снарядами вонючие окровавленные трупы, перемахнул на одном дыхании опасное место и припустил по прямой под гору, назад, в спасительный молочный туман. Уже почти рассвело, и немного спустя этот туман с большой неохотой, как показалось Лёхе, наконец-то рассеялся, после чего ему открылась неширокая, метров в сто, чистая протока с высоченным песчаным склоном противоположного берега, где среди древесных зарослей просматривалась непрезентабельная сельская постройка, крытая древним, поросшим зелёным мхом шифером.

«Наверное, там живут какие-нибудь добрые одинокие старики, которые будут рады случайному гостю», – размечтался Лёха и заторопился из ненавистного болотного кошмара к вожделенной цели.

В это же мгновение над противоположным берегом за неплотной занавесью облаков показался алый диск утреннего солнца, и небо заполыхало таким радужным разноцветьем, какого Лёха отродясь не видывал. Такое появление светила в момент своего выхода из долгих и безнадёжных блужданий он воспринял как что-то очень символичное. Радуясь открывшейся восхитительной картине, путник, не теряя времени, пробежался по зыбкому берегу в поисках хоть какой-нибудь лодчонки, но не найдя и намёка на неё, не мешкая, закинул ружьё за спину и пустился вплавь. Разбухшие берцы гирями потянули на дно, а гонимая поднявшимся ветерком волна злобно ударила пловцу прямо в лицо, словно Зона всеми возможными способами захотела помешать прибытию незваного гостя. Поневоле хлебая воду и отплёвываясь, Лёха упорно грёб и грёб, пока не достал трясущимися от напряжения ногами спасительную твердь. Выйдя на берег, он с сожалением выкинул абсолютно размокшие, ни на что не годные сигареты и кинулся к дому, предвкушая тёплую печь и сытный сельский завтрак.

Открывшийся из-за густых ветвей вид желанного дома просто убил Леху: стенная штукатурка осыпалась, оголив дранку с ржавыми гвоздями, изувеченные рамы поблёскивали из-под толстого слоя пыли лишь небольшими остатками стёкол, а вместо двери красовался поросший молодым клёном пролом. Под сгнившим жестяным водостоком обветшавшего жилища болталась на одном гвозде облезлая адресная табличка – «Набережна 23».

– Вот балда! – подивился гость своей наивности и, с трудом сдерживая бьющую во всём теле холодную дрожь, огорчённо ругнулся. – Зона отчуждения! Какие уж тут могут быть старики? А с адресом так вообще просто фокус! – ещё больше подивился он.

Как такое возможно? Ведь, по рассказам отца, они проживали с родителями в сибирской деревне по адресу: Набережная, дом двадцать три. Также, после заграничной службы Лёхиного отца, они нынешней семьёй вернулись в Россию, в Воронежское село, на Набережную, двадцать три. А позднее снимали в городке, по новому месту службы отца, дом с таким же адресом. И вот тебе на! И здесь то же? Мистика! А может, это вовсе не случайность, а знак судьбы?

Поселковая улица не уступала своим убогим видом дому: практически все здания были едва видны из-за плотных зарослей молодых деревьев, крыши провалились, а окна без стёкол. Сорванные двери валялись тут и там, вперемешку с упавшими заборами, панцирь мощного уличного асфальта сплошь вскрыт могучими корнями, а на противоположной стороне села в небо одиноко уткнулась длиннющая ржавая стрела автокрана, с увесистой железякой на тросовом крюке. Повсюду в низинных местах колыхались под набегающим ветерком, словно живые, бесформенные завалы накопившейся листвы и иссохшего бурьяна. Печальную картину дополняли брошенные когда-то местными жителями поржавевшие детские коляски, велосипеды, пара выцветших советских легковушек, да разутый ДТ-75. По центральной улице всего этого «великолепия» куда-то к горизонту уходили неровной вереницей древние покосившиеся телеграфные столбы, горько шевеля, словно усами, остатками своих многочисленных проводов.

И внутри дома на Набережной, двадцать три обстановка была под стать наружной: развалившаяся кирпичная печь, поржавевшая металлическая кровать с набалдашниками и провисшей до пола панцирной сеткой да рассохшийся деревянный комод. Пол устилали почерневшие от влаги книги, тетрадки, полуистлевшие газеты и журналы советской поры. На противоположной от двери стене жилища висела простенькая деревянная рама с едва видимыми фотографиями за пыльным стеклом, а рядом под зияющей в потолке дырой вытянулись вверх из кучи мусора высокие, неопределённого вида бледные растения. Гость прошёл внутрь и, смахнув с застеклённой рамы пыль, увидел ряды пожелтевших чёрно-белых снимков с выцветшими лицами давно ушедших из жизни людей. Они все как один с немым укором смотрели на него, будто хотели спросить, зачем он явился сюда непрошенным и побеспокоил их царство мирно дремлющего забвения.

Опечаленный увиденной картиной, Лёха вернулся на берег, утыканный поржавевшими треугольными знаками радиационной опасности, и, стуча от холода зубами, разжёг костёр. Раздевшись и содрогаясь всем телом, развесил на корягах промокшую униформу, а чуть согревшись, немедля занялся пострадавшим ружьём и патронами. За отсутствием ветоши пришлось пожертвовать подолом подсохшей футболки.

«Эх, сало бы сюда дяди Колино да домашней колбаски бы!» – нахально вякнул проснувшийся голод.

«Всё-таки там, в Мозыре, накануне отбытия предчувствие не обмануло меня, – подумалось Лёхе. – В болотине чуть не сгинул, в протоке чуть не утонул, и здесь вон пусто, хоть „ау“ кричи. Хорошо хоть удачно Периметр пересёк…»

Вздохнув, он зарядил собранное ружьё и, с трудом натянув скоробленный после сушки камуфляж, поднялся пройтись по посёлку и, если повезёт, найти что-нибудь съестное.

Осматривая село, ничего кроме сюрреалистических картин разрухи и запустения Лёха не нашёл. Ему часто попадались побелевшие скелеты неведомых животных, поржавевшие остовы техники, вросшей в землю, а ещё он не раз чувствовал на себе недобрые взгляды из чёрных провалов домов. Ему слышался оттуда тихий суматошный топоток со скрипом деревянных половиц и едва слышимое неразборчивое злобное бормотание. Становилось жутковато, и заходить в эти дома не появлялось никакого желания.

За продолжительной поселковой экскурсией уже наступил вечер, поэтому Лёха, проклиная невезение и урчащий с голодухи желудок, взялся подготовить ночлег по родному ему адресу. Расчистил угол за печью, подмёл и протёр доски старой вонючей тряпкой, настелил сухого камыша, сверху кинул травяной ветоши, устроив себе поистине царскую постель. Укладываясь спать, гость приметил на полу у печи странное полупрозрачное, в крупный чёрный горошек, студенистое образование.

– Во, прикольно! Сначала вроде ничего такого не было – подивился Леха. – Плесень какая-нибудь… – успокоил он себя и смежил устало веки.

Только-только погрузившись в сладкое дремотное оцепенение, спящий с ужасом осознал, что голова его словно в тисках и в неё проникает Нечто! Это Нечто вкрадчиво, чтобы не разбудить, и в то же время по-хозяйски сноровисто и деловито расползалось по его мозгу несколькими раздвоенными змеиными языками и ощупывало его! Взревев от ужаса, Лёха схватился за голову и обнаружил на ней какой-то упругий «шлем»! Содрав его, он с омерзением зашвырнул его со всей силы подальше! С места падения «шлема» послышалось сердитое чавканье и фырканье, а его испуганная жертва принялась лихорадочно ощупывать себя. К радости «жертвы», кроме противной густой слизи, на волосах от непрошенного головного убора ничего не осталось. И осмотр опустевшего помещения под свет зажигалки тоже ничего не дал и даже как-то успокоил. Всё же напуганный случившимся вояка долго ещё не мог заснуть. Он набрал у разрушенной печи побольше кирпичных обломков и, внимательно вглядываясь и вслушиваясь в непроглядную чернильную темноту, швырялся ими в каждый подозрительный шорох. Однако сильное напряжение и страшная усталость всё-таки взяли своё и за полночь свалили его в тяжёлый, без сновидений, сон. При этом глухие очереди скорострельных пушек, доносившиеся со стороны Периметра, уже ничуть не беспокоили его, а вот продолжительные паузы между ними, наоборот, заставляли просыпаться и с тревогой прислушиваться к мёртвой тишине в ожидании ещё какой-нибудь неведомой ему пакости со стороны негостеприимной Зоны отчуждения…

Глава II

Француз

Растревоженный ночным приключением Лёха вышел, озираясь, в прохладное октябрьское утро из своего ненадёжного убежища и побрёл к водоёму, чтобы ополоснуться да смыть с головы мерзкую слизь ночного «шлема».

– Бр-р-р! – содрогнулся он от прохлады и наклонился над водой: с полуметровой глубины на него, не мигая, таращилась огромная, с футбольный мяч, жаба.

– А, ну, пош-ш-ла вон! – хлопнул по воде Лёха, но та выскочила почему-то прямо ему под ноги.

Сражённый такой наглостью человек в подробностях рассмотрел невиданное земноводное: бородавчатое, камуфляжной окраски, тело с выпученными глазами на тупой башке, а сзади полуметровый крысиный хвост, украшенный двумя солидными крючковатыми шипами на конце.

– Ну вот, – читалось в нахальных жабьих глазах, – и что ты теперь скажешь?

– Брысь! Брысь! – брезгливо оттолкнул её от себя Лёха.

Жаба, неожиданно смешно икнув, отпрыгнула в сторону и полоснула недруга шипами по руке. Из раны тут же брызнула кровь.

– Ах ты, с-с-сука! – зажав рану, попытался вдогонку пнуть земноводное Лёха, но поскользнулся и чуть не плюхнулся в воду, а жаба, пользуясь его замешательством, тут же скрылась из виду.

Кое-как замотав увядшим лопухом раненые пальцы и бормоча ругательства про то, что он думает о всех сволочных лягушках и жабах на свете, пострадавший всё же умылся и принялся собирать прибрежный сушняк. Надо было согреться да придумать что-нибудь с едой.

– Вот тебе и готовился к Зоне! – горевал он. – Кто же думал, что такая подлянка с «доставкой» выйдет? И что теперь хавать?

С ружьём-то, был уверен молодой авантюрист, он что-нибудь обязательно добудет, но патронов всего шесть, да и посуды нет никакой вовсе. Даже ножа, не говоря уже об остальном. Всё, что ему было сейчас так необходимо, в чёрной сумке белорусских силовиков. И какие теперь его ждут перспективы при таком раскладе? Вся надежда на скорую встречу с людьми.

– Вот разведу большой костёр, чтобы дольше горел да побольше жарких углей получилось, – твёрдо определился Леха, – а уж потом пройдусь, поохочусь на уток. Подстрелю да прямо на углях зажарю… Утки-то уж точно тут есть?

В этот момент ему вспомнился недавний охотничий ужин на Припяти, где Саня из Наровли, друг дяди Коли, похожий своими длинными усами на запорожского казака, с полным стаканом в руке толкнул у костра несвойственную ему длинную речь:

– Слухайте, хлопци, вот встаю я сьягодни з ранку, значить, на охоту, до вас. Дывлюсь на свою Гхалю, а она под одеялом ляжить, спыть, шо твоя гхора! Это ж сколько на ней робиць надо?! Не-е, думаю, лучше я з вами поохочусь, порыбалю да вот хорошей водочки ё**ну!

Компания у костра дружно рассмеялась, представив красочную утреннюю картину с огромной спящей Галей на кровати и со сбегающим от мужского долга Саней.

– Эх, сюда бы хоть частичку того ужина! – не унимался пустой желудок.

Костёр разгорелся быстро. Лёха, удобно расположившись у огня, обжёг себе Настиным французским коньяком пищевод и предался грустным размышлениям по поводу своего непростого пути в Зону. Перебрав мысленно и Генкин день рождения, и отца, и свою семью, крепко завинтил крышку на фляжке, приторочил её на пояс и отправился попытать своего охотничьего счастья.

Двигаясь вдоль берега, охотник принял вправо от сросшихся стволов старой прибрежной ветлы, что торчали дружной облезлой пятернёй из одного могучего корня, в основании которого зияла чёрной пастью какая-то нора.

– И чего меня туда понесло?! – не раз потом дивился Леха своей такой очевидной и глупой беспечности. – Ведь такая нора в Зоне – это же явный признак наличия какого-нибудь хищника-мутанта.

***

С утра Саныч отрядил Деда и Карачана на заброшенную МТС, что располагалась неподалёку от их Бункера, за лесопилкой, на окраине брошенного села. Надо было добыть десятка три метровых металлических прутьев на оконные решётки да проверить, не появилась ли долгожданная закладка в условленном тайнике от верного человека с Большухи? Заказанный им дефицит нужен был позарез! Заказчик зоновский уже не раз напомнил про своё недовольство задержкой. Такие непредвиденные вещи сильно злили Саныча, так как подрывали его с таким трудом заработанный авторитет. Дед был назначен старшим. Он хоть и молод, но сообразительнее и пошустрее Карачана преклонных лет. А Карачан ему и спину прикроет, и, если что, с железом поможет. Как раз по железякам он мастер: не один десяток лет на фермерских полях ремонтником горбатился.

Назначенные напарники, плотно позавтракав, отправились в дорогу. Всего им предстояло преодолеть километров пять-шесть. После двух часов пути, обойдя уже известные аномалии и несколько свежих, рождённых недавним выбросом, они наконец достигли желанной цели. МТС представляла собой остатки былого колхозного могущества: бетонный периметр зиял многочисленными заросшими дырами, солидная мастерская внутри него навсегда вросла распахнутыми воротами глубоко в землю, а длинный ряд окон конторы печалился со второго этажа своими немытыми стёклами на обширную гаревую стоянку, что раскинулась рядами поржавевшей разнородной сельхозтехники. Дед проверил местность на радиацию. Фонило прилично. Проглотил три таблетки антирада сам и дал Карачану, после чего предусмотрительно полез на крышу конторы, осмотреться. Мало ли какая тварь поблизости ныкается? Его всегда удивляла эта ничем не объяснимая тяга мутантов к брошенной технике. Осматриваясь в бинокль, Дед перевёл взгляд на север и обомлел: некто, напомнивший ему новеньким натовским камуфляжем, высоченными берцами и очкастой физиономией французских офицеров, что когда-то гостили в его родном городе на военном заводе, разжёг у воды огромный костёр и беспечно попёр от него вдоль берега. Кто же в Зоне так делает? Или он ничего не боится? Может, новичок или обожжённый? Хотя нет, не обожжённый. Иначе не был бы таким шустрым. Гадая, сунул бинокль Карачану. Тот, глянув в указанную сторону, лишь недоумённо хмыкнул и пожал плечами. Потом оба не сговариваясь продолжили наблюдать за незнакомцем. А до того было метров триста.

Лёха же вышагивал вразвалочку вдоль берега, накинув ружейный ремень на плечо и выставив ствол вперёд. Рассеянно оглядываясь по сторонам, он краем глаза заметил вдруг какое-то движение слева. Из примеченной им накануне норы с хищным рыком вылетел просто огромный, чуть не с молодого бычка, чёрный безглазый пёс Зоны! Охотник машинально дёрнул ружьё в сторону опасности и нажал на спуск! Ударив в руку, «Моссберг» вырвал картечью из груди мутанта сноп тёмной крови, и тот рухнул, вздыбив облако пыли и песка. Клокоча кровавой пеной и дёргаясь в конвульсиях, мутант ещё несколько секунд загребал своими лапищами землю, словно наперекор смерти хотел добраться до своего убийцы.

«Да-а-а… – подумал новичок, разглядывая мутанта. – Это тебе не по интернету порождения Зоны разглядывать!» Вблизи лохматое животное было похоже на непомерно огромного волка с плотной густой шерстью, непропорционально большой головой, с мощнейшим туловищем и лапами. А зубы! Такие зубы, наверное, человеческую ногу, как соломинку, перекусят. Не придя ещё в себя толком, Лёха машинально добавил чудищу для верности контрольный в голову. Только из чистого любопытства он надумал осмотреть его логовище. И опять зря! Откуда же ему было знать, что псы Зоны поодиночке никогда не живут?

Дед и Карачан, оцепенев от развернувшейся перед их глазами картины, заинтригованно продолжили наблюдать, что ещё вытворит этот безрассудный чудик. А тот приближался к своей беде. Не прошёл он до норы и нескольких шагов, как из неё, вздымая пыль, катапультным снарядом выстрелила белая, с двумя рядами обвисших молочных сосков, такая же безглазая, но гладкошёрстная и уродливая сука! Вовсе не ожидая этого, парень инстинктивно дёрнулся назад и, неловко зацепившись за траву, упал, выронив ружьё! Собака с яростью вцепилась ему в ногу и принялась кромсать своими огромными клыками, подтягивая раз за разом человека к себе, словно тряпичную куклу. Чудик не поддавался! После каждого собачьего рывка он немедленно отползал, пытаясь отбиться целой ногой. Было видно, как в секунды его несчастная конечность были истерзана словно фрезой в безобразные лохмотья, а кровавые фонтанирующие брызги щедро поливали место битвы. Собака же, как было видно, только вошла во вкус.

Невыносимая боль истошным криком рвалась из Лёхи наружу! Но он, удерживая этот крик остатками воли, почти ничего уже не соображая, всё отползал и отползал, надеясь на что-то и обречённо отбиваясь. А сука наседала ещё яростнее! Отчаявшись хоть как-то остановить эти беспрерывные атаки, обороняющийся сгрёб горсть песка под собой и что было сил швырнул в разинутую собачью пасть! Собака, опешив, отпустила жертву и затрясла башкой. Лёха тут же отполз и, не сводя с неё глаз, лихорадочно попытался нашарить потерянное оружие. Но ствол, как назло, не обнаруживался, и человек приготовился к новой схватке с мутантом. В этот самый миг за его спиной послышался топот, ядрёный мат, а над самой головой лязгнул звонкой затяжной очередью автомат, осыпая несчастного горячими гильзами и вырывая из тела его обидчицы фонтаны крови. Мутант испустил дух. А у Лёхи перед глазами поплыли чёрные круги, и он с трудом уже соображал, что происходит. Чудом удерживаясь в сознании, он безуспешно всё пытался лоскутами штанины прикрыть свои жуткие раны да остановить кровь. Тут над ним склонились двое, и тот, что был ещё очень молод, но совершенно седой, держа в левой руке АН-94 «Абакан» с дымящимся стволом, протянул правую и представился, приветливо улыбаясь:

– Дед, – и кивнул на второго, – а это Карачан. А ты кто будешь?

Не дожидаясь ответа, спаситель тут же и предположил:

– Слушай, а тебя не Французом кличут? Ну, бл* буду, ты на француза похож! Правда, Карачан?

– Правда, правда… – нехотя согласился его товарищ.

– Да не-е-е, – простонал раненый, – зовут меня Лёхой, а фамилия…

– А вот фамилию не надо! Ты что, парень, с дуба рухнул? Ты же в Зоне! – оборвал его Дед.

– Ладно, а теперь-то что? – сурово подытожил Карачан.

Вопрос был к месту, однако Дед, нахмурившись, молча достал откуда-то из-за спины аптечку, смахнул своим тесаком с Лёхиной изуродованной ноги остатки бесполезного камуфляжа и, обколов болючими уколами жуткие раны, принялся бинтовать. Несчастный держался из последних сил. Его сильно затошнило и вырвало чем-то горьким и жёлтым.

– Эй, эй! Ты, парень, коньки не отбрось! – похлопал его по щекам Дед.

– А то что?.. – еле провернул немного одеревеневший от обезболивающих медикаментов язык Лёха.

– Да ты мне уже как минимум двести должен! – доброжелательно рассмеялся спаситель и обратился к напарнику: – Карачан, а ты посмотри, кого тут этот парень завалил! – и стволом показал на убитого Лёхой кобеля. – Это точно волк! Да какой огромный! Такая семейка наделала бы делов в Зоне! Надо бы в нору гранату кинуть. Да, теперь без родителей и сами сдохнут.

Раненый бессильно откинулся на спину, упёршись взглядом в раскрашенное неведомыми импрессионистами небо, и вяло подумал, что странный долг в двести непонятно чего он, наверное, уж точно никогда не отдаст. И что вообще ему было уже на всё наплевать: и на огромных волков со слепыми суками, и на людей, и на саму Зону с её загадками, проклятыми мутантами и недоступными артефактами. Наступила предобморочная апатия…

Новые знакомые оставили раненого и отошли, внимательно осматриваясь, в прибрежные заросли, где принялись вырубать что-то в молодых деревцах, жарко заспорив:

– Ну вот на какого х** ты во всё это ввязался? – бурчал страшно недовольный Карачан. – И куда теперь ты с ним? Железки не возьмёшь и, значит, задание Саныча не выполнишь! Что он скажет? Думаешь, он одной посылкой доволен будет?

– Шефа я беру на себя! – твёрдо парировал Дед.

– А кто этого жмурика потащит? Мы, что ли? Лошадей-то здесь нет! Или мы – вьючные, доброта ты казанская? Ну на какого х** он нам сдался? Он кто вообще есть-то? Ты его знаешь? Он обуза на нашу голову. Ты, бл*ха, что, не видишь, что он глаза уже закатил? А выживет, так ещё один дармоед в наш Бункер. Мало нам наших калек и разных там обожжённых?

– Блин, да не ной ты! Я тебе ствол свой подарю, ты ведь у меня его уж три месяца как клянчишь. В долгу не останусь.

Лёха отключился, и на чём сторговался со своим товарищем его щедрый спаситель, так и не услышал. Приходя временами в сознание на самодельных носилках, он мог видеть лишь, как раскачивались тела его носильщиков, как в такт им раскачивалось пёстрое небо, полуголые деревья и какие-то сильно потрёпанные коммуникации высоко над головами. Дед шёл сзади и, беспрестанно оглядываясь, всё подмигивал ободряюще. Новые товарищи удивили раненого совсем иной экипировкой, чем он раньше себе представлял. На их лбах под военными кепи были странные очки, похожие на газосварочные. Оба были увешаны противогазами, разгрузками, ножами в ножнах, многочисленными подсумками и чёрт знает ещё чем. Раненый вновь пришёл в себя лишь тогда, когда его заносили в какой-то подвал. Носильщики с трудом разворачивались с габаритным грузом в тесных лестничных пролётах, и в эти моменты у самого лица раненого проплывал облупившийся желтовато-зелёный колер давнишней побелки. Открыв глаза уже на жёстком деревянном топчане, он обнаружил скучившихся над ним людей: Деда, Карачана, полную женщину, которая до боли напомнила мать и которая, что-то ласково нашёптывая, совала ему под нос ватку с нашатырём, мрачного мужика, похожего на сову, а за его спиной – высокого, с оттопыренными ушами. С раненой ногой возился шустрый, средних лет, лысоватый мужичок. Лёха про себя так и окрестил незнакомцев – Мать, Сова, Лопоухий и Док.

– Салам алейкум… Где я? – еле оторвал он от нёба иссохший язык.

– Ну да… – ещё больше помрачнел Сова. – Татарин, что ли? Где-где! В Бункере, где же ещё? Лежи, лежи, не разговаривай. Вот с тобой Клёпа сейчас позанимается, а уж потом и мы перетрём, что ты за человек и что нам с тобой делать…

Лёха смекнул, что Сова здесь главный. Док безжалостно тревожил его раненую ногу, беспрестанно тыкая в неё пальцами и вызывая адскую боль. Новичка уже прошиб пот, но он, стыдясь посторонних, лишь стискивал зубы и не подавал виду. От такого сильного напряжения на дне его пустого желудка сначала возник непривычный огонёк, который быстро разгорелся в костёр и затем жаром растёкся по всему телу. Перед глазами замельтешили то светлые, то тёмные пятна, а вслед нежданно обрушилась темнота…

…На этот раз Лёха обнаружил себя уже в тоннеле наедине с какой-то совершенно непередаваемой жутью, а где-то далеко-далеко впереди брезжил свет. Сама собой возникла уверенность, что свет этот очень важен и нужен ему, что в нём жизнь! Лёха всей душой потянулся туда и вдруг, к удивлению для самого себя, птицей сорвался с места, ощущая гул ветра в ушах! Вылетев из тоннеля, он плавно, словно делал это всегда, опустился на пол широкого, дугой, балкона. Далеко внизу ослепительно-белым снегом открывался совершенно незнакомый вид: просторный микрорайон с ярко раскрашенной детской площадкой в окружении пятиэтажек белого кирпича и трансформаторной будкой на заднем плане. Увиденная картина была совершенно беззвучной, словно фотография, – ни криков животных и птиц, ни людей, ни привычного городского шума. Всё пребывало в каком-то странном неживом оцепенении. Затем всё увиденное пропало, словно кто-то невидимый нажал на выключатель, и Лёха завис в море нестерпимо яркого света! Затылком он буквально увидел, что откуда-то сверху, издалека ослепительного пространства, приближаясь, проявляются трое, а развернувшись, обнаружил их: по центру – высокий, а двое, пониже, по бокам. В их фигурах сквозь ослепительный свет можно было различить лишь тёмные пятна верхней части туловищ да головы в окружении дымчатых нимбов.