Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

И тут Француз догадался, что бедный калека даже не совсем понимает, что ему предлагают. Но дело было сделано. Пачка зелёных засветилась и отступать было некуда. Однако продавец схрона продолжал недоумённо таращиться на валюту, и у покупателя мелькнула шальная мысль: «А вдруг прокатит?»

Он выложил на пачку новенький хромированный брелок для ключей с белой надписью «БМВ» на синей эмали, к которому был прикреплён складной нож с красивой перламутровой рукоятью в форме дельфина. Секунду подумав, он добавил пачку «Мальборо» и на неё положил обыкновенную, сверкающую как золото, российскую монету в десять рублей.

Глаза у калеки вспыхнули изумлённым восхищением, и он вцепился в подарки. Но покупатель, следуя какому-то своему чутью, с трудом отнял у него из рук мзду за схрон и погрозил пальцем:

– Э, нет, брат. Какой ты шустрый. Сначала обрисуй дорогу, как к тебе туда попасть.

– Какую далогу? Не знаю далогу. Саму дилевню и тлопку к схлону могу налисавать… – прошепелявил обиженно продавец схрона.

– А что за деревня? – вновь потерял надежду Француз, протягивая собеседнику свою тетрадку с авторучкой и полагая, что какой-то рисунок неизвестного клочка Зоны ему ничем не поможет.

– Обыкнавеная дилевня. Наса дилевня. Зд-е-есь, в Зоне… – принялся быстро, заученными движениями профессионала, что-то рисовать во Французовой тетрадке Дося.

Хозяин тетрадки просто опешил. Он сам рисовал очень неплохо, но такого мастерства в своей жизни никогда не видел. И вот, посмотри-ка, он столько времени провёл в Бункере рядом с этим калекой, но вообще не представлял, какие в том кроются способности. Интересно было бы узнать, что за прошлое он несёт за своими плечами… Через пять минут Француз получил свою тетрадь обратно, а в ней чёткими линиями видом сверху, как на ксерокопии фотоснимка с дрона, красовалась деревня и в полукилометре за её глухой окраиной пунктирная линия по схематичному лесу упиралась в жирный крестик под корневищем большой сосны. Судя по всему, там под землёй и находился предмет их торговли – оуновский схрон.

И этот замечательный рисунок не помог бы ничем Французу, если бы посередине него не красовалась уже хорошо знакомая ему заросшая тополями площадь, по середине которой он узнал памятник Ленину. Это под него однажды вечером Кореец кинул гранату, от взрыва которой выскочил израненный кровосос. А потом они там, под этим же памятником, и заночевали с Дедом и Корейцем, так как по заданию Саныча держали путь к базе «Долга». Поход этот он надолго запомнил. Сколько после него пришлось пережить… Сомнений не было: то самое село. И расположено как раз неподалёку от центра их обычного бункерного маршрута к базе «Долга».

– Ну, держи, брат, – протянул цену за жильё Досе покупатель. И пошутил: – Надеюсь, растяжек ты там не оставил? Да и евроремонт сделал?

Однако, встретив в ответ бессмысленный оловянный взгляд собеседника, с благодарностью хлопнул его по плечу и знаком показал медсестре увезти.

***

Сборы были недолгими. К обеду Француз тщательно отсортировал и уложил в свой потрёпанный брезентовый рюкзак всё необходимое, а что в него не помещалось или не годилось в поход, оставил Сверчку, пояснив при этом, что своё имущество тут надо ценить и беречь:

– Если свою обувь и одежду сильно испортил в какой-нибудь ходке по Зоне, новую приобрести шансов практически нет. Потому что с Большухой связь редкая и ненадёжная и самые обычные вещи становятся практически недоступными.

А ещё, пользуясь случаем, он просветил своего молодого друга информацией по поводу группировок, которые обитают в Зоне, а также про их отношения друг с другом. Особое внимание собеседника он обратил на бандитов и ренегатов. Встреча с ними на тесных тропках Зоны означала для сталкера неминуемую перестрелку и вполне возможную гибель.

Тут в кубрик ввалились уставшие, пахнувшие свежим холодным воздухом Дед и Кореец. Обнялись… Наскоро накрыли небольшое застолье и выпили по пятьдесят граммов за встречу. Прибывшие расспросили своего друга про службу в «Долге» и, внимательно выслушав скупой рассказ, ничего комментировать не стали, а лишь предложили убывающему в «автономное плавание» Французу в подарок нужные, на их взгляд, вещи.

Дэдэ вручил, попросив в ответ монетку, почти новый походный нож в хороших самодельных ножнах из кожи:

– Вот. Дарю. Хорошая вещь. Я как в Зону пришёл, частенько поначалу мечтал о таком. Магазинный-то ширпотреб кому понравится? А ребята местные мне подсказали, что в Скадовске на пристани живёт мастер холодного оружия. Все к нему обращались. Но делал он ножи не всем почему-то. Пришёл к нему однажды и я. Мастер оказался калекой, на правой руке вместо пальцев культяшки, по полфаланге в каждой. Я уже и расстроился было, решил, что врали про этого мастера пацаны. Он чем-то мне Святогора из русских сказок напомнил. Такой же могучий, крючконосый, с кожаным ремешком на длинных седых волосах. Но назвался он Владиславом, хотя, честно сказать, говорил он с каким-то норвежским, чёрт его знает, акцентом. Угостил меня травяным вкуснейшим чаем и расспросил про мою жизнь и как я в Зону попал. Потом направил на полузатонувший танкер, что неподалёку, и наказал найти там задвижку большую, для нефти, снять её и принести к нему. Ох и намучился я! В танкере внизу духотища, вода вонючая, а гайки приржавели. Еле снял я нужную задвижку! Притащил к нему… Так мы вместе её разобрали и шток толстенный оттуда вытащили. Он мне объяснил, что этот шток – материал то что надо! А ещё сказал, что хоть и есть у него газовый горн для ковки, но настоящие ножи делают на угле. Я в ту ночь там, у него в комнатке, что за кузней, заночевал, а он своей левой рукой до рассвета ковал нож, а потом точил его часа два… С утра, когда я уже встал, он у меня на глазах, пока чай пили, ножны пошил. Потом полирнул на войлочном круге ручку у ножа, вставил его в готовые ножны, да с такой довольной улыбкой вручил мне. Вроде как отец… Мастер, он и есть мастер. Не поспоришь. Сам убедился. И покалеченная рука ему не помешала. Я был так счастлив. До небес! Впервые в жизни настоящий кованый нож получил в подарок. И, кстати, он меня ни разу не подвёл потом в деле. Однажды я им даже трос стальной восьмимиллиметровый перерубил, и ничего. Ни одной зазубринки! Сталь что надо.

Француз в красках представил всю эту трогательную историю о кузнеце-калеке, и от такого дорогого подарка Дэдэ у него к горлу подкатил комок.

Ногаец подарил другу проверенные непростой жизнью в Зоне «Ролекс»:

– Вот, всигда помни время и бириги иво. В нашим народи аксакалы говори, что нисколька золота ни хватит одно мгновение купить.

Взамен растроганный таким вниманием Француз вручил своим друзьям по хорошему бритвенному набору с лосьоном и гелем для бритья, что хранил в запасе для себя. Такие вещи тоже были в Зоне в большой цене. Особенно когда на Большуху надо было идти.

Тут появилась напарница Француза и поставила у его кровати собранную в путь поклажу. Заметив изумлённые взгляды присутствующих, недовольно поинтересовалась:

– Что? Алексей, что не так?

Присутствующие, еле сдерживая смех, указали на невиданный в Зоне предмет – лакированную красную сумочку, лежащую поверх объёмного чёрного рюкзака, что и вызвало такую реакцию у бывалых сталкеров.

– Сумочку оставлю всё равно, – упрямо набычилась медсестра. – Мне сестра старшая подарила на совершеннолетие. Она погибла. Память о ней, и о доме…

– Да ладно, не обижайся, – согласно махнул рукой её избранник.

– Смотри, Лёха, береги нашу Радость, счастливчик! – грустно улыбнувшись, хлопнул по плечу друга Дэдэ. – Представляю, какая теперь жизнь будет в лазарете с вечно бухим Клёпой.

– А Саныч калыма ни требовала с тибя? – поинтересовался у Француза Кореец.

– С меня нет, а с Олеськи – не знаю, – подавил смешок тот и, спохватившись, обратился к своей подруге: – Слушай, а ты с шефом-то эту тему, надеюсь, перетёрла? Не будет мне ничего предъявлять?

– Честно говоря, он был в ярости. Я таким его давно не помню. Запустил в меня графином и сказал, чтобы до рассвета духа нашего в Бункере не было, – поведала, вздохнув, медсестра и добавила: – И Клёна меня отругала. Сказала, что только о себе думаю. Но для меня всё уже, Рубикон перейдён, обратного пути не будет…

После этих слов молодой женщины мужчины, не сговариваясь, тоже вздохнули и занялись каждый своим делом. Француз в подробностях выспросил у Корейца маршрут до злополучной деревни, его контрольные точки, места для возможных безопасных ночёвок и расположение известных аномалий. Всё услышанное он тут же накидал схематично у себя в тетрадке.

После одиннадцати Сверчок пошёл с одеялом спать в лазарет на топчан, а остальные, потушив свет и не снимая одежды, улеглись молча по кроватям. Олеся скромно и по-щенячьи преданно свернулась калачиком рядом с Французом, а тот, обняв её одной рукой, вторую положил под голову и так и пролежал до утра, не сомкнув глаз, в раздумьях о предстоящей самостоятельной жизни.

***

Проводить в опасный путь молодую пару, помимо друзей, вышли к пулемётному гнезду у главного входа и шеф, и Клёна. Хмурый, как грозовая туча, Саныч сунул Французу конверт:

– Твои капиталы на карте и десять кусков зелёных наликом, предатель, чтоб тебя! Без ножа просто режешь меня. Не думал, что ты так удружишь…

– Простите, – развёл руками Француз, – для меня это тоже неожиданностью стало.

– Береги её, сынок! – только и промолвила Клёна. Перекрестила молодых и ушла, горько поджав губы.

– Братка-а-а! – весело воскликнул Дед. – А ну их! Медовый месяц! Живите на полную катушку! Если невмоготу станет, чёрт с ним, возвращайтесь. Будем дружить семьями!

Отбывающие при этих словах страшно смутились, а затем, поочерёдно обнявшись с присутствующими, отправились восвояси, к своей новой и неведомой жизни.

***

До нужного села добрались через полтора дня вполне благополучно. В полдень, выйдя на его широкую как проспект улицу, Француз внимательно осмотрел характерные завалы осенней листвы, чтобы не было неожиданностей с какими-нибудь мутантами, и ещё раз подивился красочному зоновскому запустению. Памятуя, что незанятые людьми сёла в Зоне немедленно обживают мутанты, он жался вместе со своей напарницей к заборам, выставив вперёд взведённый автомат. Но, на их счастье, до схрона удалось добраться без всяких неожиданностей. Простукивая землю под раскидистой сосной, указанной в рисунке Доси, Француз нашёл заветный люк. Подцепив едва приподнятую крышку массивным лезвием штык-ножа и глянув под неё, новый хозяин схрона чуть не матюкнулся:

– Вот суки бандеровские, растяжку оставили! А ведь я спрашивал про это Досю.

– Лёш, он внук оуновца, – поправила Олеся. – Что с него взять-то, с отмороженного.

Француз осторожно перерезал опасную проволочку растяжки и откинул крышку. Тут из глубокого подземелья так пахнуло провонявшим мужским жилищем, что гостей чуть не стошнило.

Сталкер осторожно спустился по деревянной лестнице на трёхметровую глубину, развёл в безопасное положение усики чеки у гранаты, порезал чёрную изоленту, которой граната была примотана к нижней ступеньке, и убрал её в сумку.

– Фу-у! – выдохнул он облегчённо и, вытерев со лба пот, позвал свою спутницу.

Тут с правой стороны на уровне головы он с удивлением обнаружил при свете своего фонарика советский поржавевший электрощиток со старыми эбонитовыми выключателями и двумя пробками, к которым из отверстия в стене выходили два толстенных провода.

– Ого себе! – поразился Француз, нажал на выключатели, и в схроне вспыхнули старенькие лампы накаливания. Он радостно воскликнул: – Сестра! Да мы с электричеством!

Перед «сестрой» и ним во всей своей удручающей красе предстала обстановка их нового жилища, обитого изнутри пилёными досками. Пол прикрывали большие обрывки старого линолеума и рубероида, а в стенах из щелей кое-где торчал мох и пожелтевшие плети каких-то растений. Помимо вони старого тряпья, пахло ещё и сыростью, и плесенью. Француз открыл входной люк настежь, чтобы проветрить схрон, и они с Олесей продолжили осмотр. В правом углу, у электрощита, располагалась вешалка для верхней одежды и шапок, а внизу – полка для обуви, на ящиках с ржавыми домашними инструментами. Левее на неширокой перегородке – несколько пыльных полок с глиняными горшками, разнокалиберными бутылями и коробом, полным спичек, а на полу – две алюминиевые фляги с тухлой водой и цинковое ведро на стенном крючке. К ведру была привязана верёвка, а ниже, в полу под крышкой, журчала на глубине вода. Дальше в прихожей стояла небольшая русская печь, а рядом с ней – корявая самодельная буржуйка, труба которой уходила в эту печь. В простенке между перегородкой и печками располагался стол с набором видавшей виды кухонной утвари, которую в порядочном доме выбросили бы не глядя. На стене прихожей висел рукомойник с зеркалом, а под ним ведро для помоев. За левой стеной кухни-прихожей располагалась спальня в шесть-семь квадратных метров, в которой у стены урчал старенький советский холодильник. В торцевой части стены этого тупичка были двухъярусные нары с вонючими драными матрацами, возле них – пара табуреток, а на примитивной стенной полке пылился маленький чёрно-белый телевизор с видеомагнитофоном и десятком кассет. В стене торчали ряды ржавых гвоздей для одежды.

Памятуя, что они селятся здесь надолго и что Дося хвастался продуктовыми запасами своего схрона, новые жильцы решили сразу и проверить их. Ведь с собой еды они смогли принести немного, а в ближайшие месяцы им точно не следует пересекаться со случайными людьми. Вот и выходит, что рассчитывать надо на то, что имеется. В ходе осмотра выяснилось, что хозяин схрона явно преувеличил свои запасы. На полках нашлось несколько стеклянных бутылей с самодельными наклейками, где химическим карандашом кто-то подписал огромными каракулями «ОЛIЯ». Масло вкусно пахло семечками, но почти всё горчило. Под столами на кухне нашлось два небольших ящика, один из которых был набит пачками китайской дешёвой лапши, а в другом была немного подпорченная мука. Там же обнаружились пара картонных коробок с консервированной килькой, три десятка пачек галет да по десятку брикетов прессованной гороховой каши и сушёного говяжьего мяса. Все продукты были просрочены. Мясо из холодильника пришлось выбросить, так как мало того что оно фонило прилично, так ещё и страшно воняло. Очевидно, электричество с момента его закладки выключалось не раз.

В спальне обнаружилась ещё одна дверь, которая вела в туалет. Пол туалета был на пять ступенек ниже спальни, а у его противоположной стены торчал затоптанный фаянсовый унитаз с огромной дырой посередине. Из этой дыры тянуло сыростью, и так же, как и в прихожей, журчала вода. Туалет по площади был не более квадратного метра, и на его потолке на шарнирах располагалось ведро с краном в днище и рассеивателем. Очевидно, туалет использовался и как душевая.

Новые хозяева до позднего вечера прибирались в схроне, стараясь сильно не шуметь и не открывать входной люк без нужды, чтобы случайно не демаскировать себя. Результатом уборки стало несколько мешков с ненужным хламом у входа. Молодые люди, довольные проделанной работой, наскоро поужинав в сухомятку, упали без задних ног спать.

***

Проснувшись, Француз глянул на фосфоресцирующие стрелки «Ролекса», которые показывали полпятого, и почувствовал, что на его плече забавно сопит, словно ребёнок, его спутница. Какое же необыкновенное блаженство нахлынуло на него в этот момент! Вихрем в голове пронеслись и та необычайная забота Олеси, когда она лечила его от ожогов, и её слёзы и признание в любви два дня назад в Бункере, и её терпеливый путь с ним сюда, в схрон, и их совместная дружная уборка накануне… Ведь за прошедшее время разлуки со своей женой и за то время, что он побывал у себя дома и узнал о её предательстве, он даже представить себе не мог, что вновь почувствует желание близости и ласки к женщине.

Сталкер начал нежно гладить свою подругу по волосам, а та, будто только и ждала этого, принялась страстно целовать его своими полными, со вкусом спелой и сладковатой сливы, губами…

***

После того как молодые люди от души насладились друг другом, хозяйка схрона щёлкнула пальцами Француза по носу и ласково проворковала:

– Смотри, ребёнка мне не сделай, жених. Этого ещё мне в Зоне не хватало!

– Не бойся, не сделаю, – рассмеялся Француз и крепко прижал её к своей груди.

– Знаешь, – доверительно обратилась к нему женщина, – пару лет назад я полюбила одного парня. Мы познакомились с ним по интернету, во «ВКонтакте». Такой симпатичный, молодой и начитанный. Да ещё офицер. Лётчик. Представляешь? Наша семья вообще к военным с уважением всегда относилась. Он не писал мне всякую чушь, как другие. Просто заворожил меня своей перепиской.

– И что же он тебе писал, что заколдовал такую красавицу, как ты? – ревниво поддел молодую собеседницу её мужчина.

– Про искусство… про живопись там, литературу… Стихи необыкновенные про любовь… – восхищённо вспоминала Олеся.

Услышав это и то, каким тоном было сказано, Француз с огорчением для себя понял, что Олеся до сих пор любит того парня и страдает от разлуки с ним. Просто чувство горечи запрятала глубоко и вот теперь доверилась ему.

– Однажды он ко мне в Тернополь приехал, – продолжила собеседница. – Родители ушли к родственникам, чтобы нам не мешать. Он в реальности оказался ещё красивее, чем на фотках. Просто ангел. Белокурый, глаза голубые… Мы с ним до утра проболтали. Я ему в ту ночь не решилась отказать, а вернее, даже сама спровоцировала на секс. Не смогла перебороть своё желание, не удержалась… В одиннадцать он назад к себе в воинскую часть уехал, во Львов. Поначалу мы болтали с ним каждый день по телефону. Потом всё реже. А когда я ему сообщила, что беременна от него, он тут же пропал. Стал просто недоступен. От ребёнка я в итоге избавилась…

При этих словах из красивых глаз молодой женщины покатились слёзы, голос задрожал, а в руках появилась мелкая дрожь. Но она мужественно переборола мгновение слабости, глубоко вздохнула и продолжила:

– До сих пор проклинаю себя за тот аборт. Ребёнок-то тут при чём? После аборта мне так стрёмно было… Просто невыносимо! Даже повеситься хотела, но подружка Лека – ты её видел, она сейчас у Бармена в «Сто рентген» официанткой работает – уговорила меня к научникам сюда, в Зону, податься. По контракту. На медицинские эксперименты нужны были подготовленные люди. По пути на научную базу на нас бандиты местные напали. Учёных и провожатых убили, нас хотели изнасиловать, но Варёный, прежний хозяин нашего Бункера, отбил нас. Лека в бар ушла работать, а я сюда. Стала полевой женщиной шефа. А куда деваться? Иначе по рукам пойдёшь… Когда тебя лечила от ожогов, просто влюбилась. Ты такой наивный… Стихи мне рассказывал… Ухаживал за мной, помогал… Очень напомнил мне моего любимого… Тут, в Бункере, я отродясь такого отношения не видывала. Практически все грубые, жадные и похотливые. На меня в основном как на вещь смотрят. Только деньги за секс предлагают, купить хотят… А вот ты – другое дело. Из-за тебя я и выпивать, и курить бросила. Цени! – улыбнулась Олеся и снова щёлкнула своего мужчину по носу.

Француз смутился от такого признания бункерной медсестры и с ощущением огромного мужского счастья вновь крепко обнял её:

– Лёсик, теперь всё будет по-другому! Обещаю.

А после этих слов вновь заснул… Проснулся он от того, что на кухне что-то шкварчало и пахло блинами. Как дома, в детстве, у родителей… Олеся решила побаловать своего любимого. Просеяла найденную муку, нашла в одном из бутылей у входа ещё не прогорклое масло, и вот – напекла стопку блинов к утреннему чаю…

Так и началась их совместная жизнь в изгнании. Они как-то естественно и незаметно для себя, словно всю жизнь вместе прожили, сошлись друг с другом. Никогда по-серьёзному не ссорились. Вместе прибирались в своём жилище, готовили еду. Ходили на редкие и осторожные прогулки, играли в «подкидного» в найденные тут же карты, ласкали и любили друг друга и проживали счастливые день за днём. На ночь Олеся частенько включала на видеомагнитофоне старый американский фильм «Человек за бортом», который они знали уже до мелочей и плёнку с которым затёрли до крайней степени. Но выбирать было не из чего, так как остальные видео были либо про карате, либо про украинских националистов. Иногда, под ностальгическое настроение, Француз и его спутница делились друг с другом воспоминаниями о своём детстве. Вспоминали разные забавные истории и весело смеялись. Порой по вечерам, когда была подходящая погода, молодые люди уходили в лес прямо за схроном, полюбоваться на местный закат. Там, в километре от их жилища, лесная чаща заканчивалась высоченным обрывом, с которого открывался необычайно живописный вид на поросшую густым лесом лощину. Лощина эта уходила далеко-далеко в фиолетовую дымчатую синеву горизонта, и когда закатное солнце касалось его своей нижней кромкой, то всё вокруг преображалось какой-то нереальной красотой – розовые отблески загорались на заснеженных верхушках деревьев, алым разгорался туман в лощине и кружевные облака на небосводе. А в центре всего этого великолепия зависал его виновник – багровый шар светила. Молодые люди смотрели на такую красоту, сидя на поваленном дереве, и мечтали в эти мгновения о том, как вернутся на Большуху, купят красивую квартиру в живописном месте, на берегу тёплого моря, заберут с собой Аню и Юлю и родят им ещё не меньше двух братиков! Так они решили. Чтобы по-честному: и дочек в семье две и, значит, чтобы сына тоже было два. И вот так же, всей семьёй, будут по вечерам ходить на берег моря, чтобы полюбоваться на закат…

Увы, к концу заснеженного февраля еда в их доме практически закончилась, как хозяева её ни экономили. Француз с утра стал уходить на охоту, чтобы добыть хотя бы зайца или найти что-нибудь съестное в окрестных сёлах. Брать с собой Олесю, как она ни просилась, он категорически отказывался. Боялся за неё. Но ей говорил, что ему нужна подстраховка дома. Мало ли что? После неудачной охоты на лесную дичь он готов был даже не побрезговать псевдоплотью либо припять-кабаном, несмотря на их ужасающую радиоактивность. Надо было хоть как-то дотянуть до тёплой весны и возвращаться в Бункер. Однако всё живое и неживое попряталось в огромных сугробах самой суровой зимней поры… Время шло, и они с Олесей уже начинали голодать. Сталкер всякий раз возвращался пустым из своих походов и, встречая у порога полные надежды ввалившиеся глаза своей женщины, хотел выть от бессилия и злости на себя. На эти немые вопросы он лишь отрицательно качал головой, пил пустой, на травах, чай и ложился с ней рядом, а после беспокойной ночи, в которой ему снилась еда, вновь отправлялся в своё рискованное предприятие. От безысходности он решился пойти к сталкерскому маршруту, что проходил по центральной улице села, чтобы, рискуя обнаружить себя, попытаться купить хоть какой-то еды. Занимал с рассвета удобную позицию в одном из пустых домов и четыре долгих дня, замерзая, с урчащим от голода желудком, сидел там безрезультатно до самой темноты. Но на пятый день ему повезло. Ближе к одиннадцати в снежной позёмке показались три маленькие фигурки, которые четверть часа спустя превратились в вооружённых мужчин. Первый из них, бородач, впереди и налегке шёл с автоматом наизготовку, а двое его спутников еле тащились сзади, нагруженные как мулы тяжёлой поклажей. Когда тройка практически поравнялась с его секретом, Француз негромко осипшим от холода голосом скомандовал:

– Стой! Оружие на землю и не бояться! Тут свои.

Бывалые сталкеры, опешившие от неожиданности, замерли как вкопанные, не зная, что им предпринять. Выполнить и остаться беззащитными? Либо рискнуть и погибнуть? Ведь кто им скомандовал, сколько противников держит их на мушке и чем они вооружены, они не видели и могли только догадываться. Однако ничего хорошего, судя по своему опыту, тоже не ждали. Француз грозно клацнул затвором, и все трое быстро, уже без раздумий, бросили оружие на землю. А носильщики ещё и с явным наслаждением избавились от своей ноши.

Голодный сталкер подозвал старшего:

– Ты, главный, подойди сюда и не дёргайся. Не рискуй зря. Вы не только у меня на мушке…

Старший тройки с разъярённым от бессилия лицом направился к нему. Да, Француз понимал, что для Зоны он действовал не по правилам, нужно было выйти к путникам с высоко поднятым оружием над головой, чтобы продемонстрировать своё миролюбие. Но в данной ситуации он такой роскоши себе позволить не мог. От голода кружилась голова, а незнакомцы, узрев его слабость, могли бы просто убить, обобрать и пойти дальше, как тут случалось уже нередко.

– Стой, – скомандовал он подошедшему к его окну сталкеру. – Просто нужна еда. По цене. Побольше. Сколько можете. И никакого риска.

– Еды немного… – помолчав, ответил невидимому собеседнику подошедший. – А что за тема с едой? Что-то не пойму. Дойди, если смелый, до «Ста рентген», и ешь от пуза. Если заплатить нечем, то отработаешь.

«Сразу видно, барыга, – решил Француз. Весь его предыдущий опыт общения с зоновскими старожилами говорил об этом. И что шёл налегке первым, и как держится, и как рассуждает. – Смотри-ка, „прозорливый“ да „умный“ какой», – негодующе подумал он. И вновь обратился к нему: – Чего и сколько сможешь дать? И цена. Остальное – мои проблемы.

– Ок, – без особой охоты согласился собеседник и ушёл к своим попутчикам.

Там он что-то недовольно бормотал им, потроша их сидоры, затем взял найденную добычу под мышку и вернулся:

– Вот, четыре армейских сухпайка. Натовские. Больше ничего.

– Что я должен? Баксов сколько? – уточнил Француз и почувствовал, что от близости еды у него ещё сильнее закружилась голова.

– Нет, – возразил барыга. – Путёвое что-нибудь дай. Не знаю. Может, артефакт какой.

Такого расклада Француз никак не ожидал. У него была в нагрудном кармане пачка десятидолларовых купюр, так этот *удак решил поиздеваться над ним! Не было у него с собой артефактов. И что делать? Ничего не оставалось, как распрощаться с «Ролексом», что подарил ему дорогой друг Кореец. Он аккуратно вложил часы в рукавицу и бросил под ноги торговцу:

– Только это.

Тот вытащил часы, рассмотрел их внимательно, приложил к уху, после чего довольно хмыкнул и бросил пайки вместе с рукавицей назад, в окно:

– Держи! И, кстати, я думаю, что ты Француз, который «Долгом» объявлен вне закона. Больше некому. Но я из «Чистого неба», и мне пох** «Долг» с его хотелками. Да и охоту на тебя они вроде отменили. Свидетель какой-то нашёлся, что не ты сослуживца грохнул. Звычайка, что ли, погоняло у того чувака, что за тебя подписался, – задумчиво протянул торговец и коротко заключил: – Ладно, бывай.

Вернувшись к своим, торгаш, весело гогоча, потряс перед их восхищёнными лицами дорогими часами, затем надел своё ценное приобретение на руку и вся троица, почистив от снега оружие, забрала поклажу и отправилась восвояси.

***

А «покупатель» сгрёб пайки в охапку и, борясь с невыносимым желанием что-нибудь съесть, пошатываясь, поспешил в схрон, чтобы поскорее накормить свою женщину. Он в этот момент и представить себе не мог, что, отдав за еду подаренные часы своего друга, сам того не желая, нарушил некую заповедь и в очередной раз подставил себя под волю нечистых сил Зоны. Где-то там, в неизвестном ему мире, где находились часы его жизни, что-то щёлкнуло, и стрелки на мгновение остановились…

Французу страшно захотелось спать. Каждый шаг давался всё с бо́льшим трудом. Сказались усталость и голод, напряжение крайне рискованной встречи с барыгой и носильщиками. А ведь он так устал за последние дни! Он мёрз в поисках еды, растрачивал последние силы на охоте, переживал и не ел уже целую неделю.

«Чуть отдохну вот в этом доме, – успокаивал он себя, – и потом пойду дальше. Недалеко совсем уже. Отдохну только немного – и снова пойду…»

Человек не предполагал, что в последнюю неделю за ним следил, так же остро голодая и замерзая, молодой кровосос, который больше года назад едва спасся из подземной лаборатории, где его вместе со всей его многочисленной стаей обнаружили люди и почти всех уничтожили. В тот самый чёрный день его жизни из устроенного людьми ада их вырвалось только семеро. Четверо вскоре умерли от страшных ранений и ожогов, двое пару месяцев спустя погибли при встрече со сталкерами. И только он бродит до сих пор один-одинёшенек, голодный и холодный, теряя последние силы, в поисках своей желанной жертвы. И, кажется, жестокая Зона-мать подарила ему шанс! Он встретил этого ослабевшего человечишку и уже неделю незаметно преследовал его в ожидании момента, когда тот потеряет бдительность, расстанется хоть ненадолго со своим страшным оружием, и тогда наступит его, кровососа, время! Безоружный человек не сможет оказать ему никакого сопротивления, и ему удастся наконец досыта напиться из его безвольного тела, как из самого желанного сосуда, чуть солоноватой и тёплой человеческой крови. Конечно же, он понятия не имел, что это был именно тот сталкер, который, будучи в группировке «Долга», обнаружил его и всю его стаю в подвале Лаборатории Х-16 и сдал своему начальству…

Поставив в угол взведённый по привычке автомат, Француз улёгся на подвернувшуюся в доме кучу какого-то промёрзшего, припорошённого снегом тряпья, смежил веки и мгновенно провалился в сон. Ему приснилась могучая чёрная анаконда, которая, злобно глядя ему прямо в глаза своими жуткими змеиными зрачками, обвилась вокруг тела и начала душить, да ещё впилась своей мощной пастью прямо в шею! Сталкер проснулся и с ужасом понял, что это не сон! Его оседлал кровосос и, обвив тело своими руками и ногами так, что не шевельнуться, присосался к венам на шее! Из последних сил Француз высвободил правую руку и дотянулся до автомата! Тот упал в его сторону, стволом на мутанта, и сталкер, теряя сознание, вцепился в спусковой крючок. Он успел лишь услышать, как кровосос и автомат одновременно взвыли высокими голосами! Автомат – защищая своего хозяина, а мутант – от невыносимой боли, которая отнимала его жизнь.

…Очнулся Француз у себя в схроне. Над ним снова было милое и родное лицо Олеси. Она, ласково воркуя, накормила его с ложечки каким-то вкуснейшим бульоном, намазала укусы кровососа лечебной мазью, поставила укол, прижалась, и счастливо заплакала от того, что всё обошлось и её любимый наконец-то пришёл в себя. Конечно же, он не мог знать, как она, ослабевшая от голода, отправилась на его поиски. Как услышала автомат и душераздирающий рёв умирающего мутанта. Как прилетела, словно птица, в тот промёрзший дом, где лежал её полузадушенный возлюбленный, и с трудом вытащила его из-под мёртвого тела кровососа, после чего взвалила на подвернувшееся старое покрывало и долгих два часа тащила, чуть не падая в обморок от голода и бессилия, до схрона… Как осторожно затаскивала его в бункер, но всё-таки оступилась на лестнице, а он всей своей массой рухнул на неё, чуть не переломав ей ноги… Всё это она ему расскажет потом, смеясь, как будто весёлую историю, когда они по бурным мартовским ручьям будут возвращаться через три недели в родной им Бункер, к своим друзьям-сталкерам.