Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

Впереди раздался вопль Деда:

– Ё* твою мать! Я же говорил, говорил, что нарвёмся! Вали их! Вали-и-и!

Низкие тучи озарились никоновскими очередями авангарда, а носильщики, бросив ящик, изготовились к стрельбе. Включив фонари, позвали своих:

– Дед, что у вас там?

– Да, припять-кабаны чуть кишки Рыжему не выпустили! Из кустов прямо на нас выскочили два здоровенных секача! – услышали они приглушённый расстоянием взволнованный голос. – Смотрите там у себя в оба!

Карачан, понимая, что в ту же минуту, как их группа себя обнаружила, можно ждать кого угодно, принялся водить трясущимся стволом в сторону тыла, испуганно переминаясь с ноги на ногу. Стало ясно, что и он в ночных переделках новичок-новичком. Вдруг прямо перед его носом из совершенно пустого пространства мгновенно проявилась фигура болотника-кровососа! Замыкающий лупанул по нему суматошной очередью снизу вверх и, оступившись, завалился навзничь. А совершенно целый кровосос растаял в мгновение и секунды спустя нарисовался уже прямо над ним! Неизвестно, сколько секунд Карачан прожил бы в своей беспомощной позе, но Француз и Моргун разом ударили по мутанту! От волнения их бил мандраж так, что и они лишь вспороли пулями кромешную тьму. Кровосос исчез вновь, а впереди опять раздались выстрелы. Судя по ругани авангарда, там у них обнаружилось ещё и стадо псевдоплотей… Отвлёкшийся лишь на секунду Француз тут же увидел перед самым своим носом уродливую и вонючую фигуру мутанта с безумно горящими глазами и с щупальцами-присосками вместо губ! Он невольно дёрнул ему навстречу полыхнувший очередью калаш и промахнулся! А фигура пропала, озлобленно рыкнув. Стрелку стало нехорошо:

– Да что же это такое?! Как же от них защититься, если их не разглядеть, хоть глаз коли?!

Рядом суматошно садил короткими Моргун. Француз, проследив за его трассёрами, обнаружил полупрозрачную фигуру, обтекаемую дождём, метрах в тридцати впереди. И закружила огненная карусель: мутант, очередь, мимо… мутант, очередь, мимо! Болотные твари, почувствовав свою безнаказанность, совсем распоясались и стали наседать ещё активнее. Мелькая тут и там, они появлялись на доли секунды, словно фотовспышки, среди своих врагов и тут же пропадали. Один из них уже вырвал клок куртки с плеча Француза. Тот, поняв, что так они долго не протянут, усилием воли заставил себя успокоиться и как бы отрешиться от происходящего. Осмотревшись повнимательнее, он заметил метрах в сорока перед своим напарником всё такой же, обтекаемый дождём человекоподобный профиль с едва светящимися угольками глаз. Прицелившись между угольков, плавно нажал на спуск. Цель взревела! Мгновенно проявилось тело с раздробленной головой и рухнуло ничком в грязь.

– Ты, бл*, смотри, смотри! Слепой! Их ещё нам не хватало, твою мать! – заорал перепуганный Карачан.

Француз обернулся и чуть не выдал себя, сдавленно прошептав:

– Барон, гадёныш, ты-то откуда здесь?!

А Карачан уже догонял еле видимого в темноте щенка плотной очередью из своего ПП! Француз толкнул его ствол вверх:

– Ты куда это, идиот, шмаляешь? Нас зацепишь! Нет там никого! И слепых псов нет, показалось тебе. Кровососов лучше смотри и в башку им стреляй!

Едва различимый в темноте Барошка, уже ожесточённо рвал кого-то далеко впереди. Француз пригляделся – ещё одна почти прозрачная фигура отбивалась от пса. Очередь по ней выше плеч, животный рёв, и проявившийся мутант с жуткими ранами завалился, дёргая конечностями, в болотную поросль. Рядом Моргун суматошно застрочил длинными. На его трассёры метнулась бледно-серая в темноте молния щенка. Там, где-то в высокой болотной траве, незваный помощник с ожесточением принялся обрабатывать невидимого людям врага. Француз машинально перевернул сдвоенный магазин и навёл туда фонарь. В пятне света метались две практически прозрачные фигуры в попытке схватить «мелкого предателя мутантов», а щенок ловко изворачивался от них. И Моргун, и Француз дружно ударили по кровососам! Одного срезали, а второй исчез. Мгновенно пропал и щенок, будто и не было его вовсе. Наступила звенящая тишина, и Моргун сорвался на «арьергард»:

– Эх, б**дь, Карачан, Карачан! Чтоб тебя! В штаны наклал, что ли?!

– А что я? Если… и… чего… – промычал, очищая себя от налипшей грязи, их неуклюжий товарищ.

Появились Рыжий с Дедом. Осмотрев внимательно поле боя, Рыжий присвистнул:

– Ого-го, недурно. Три кровососа! Это кто же у нас такой снайпер?

– Двоих Француз, а одного мы с ним вместе… А один убежал! – бодро доложил Моргун. – Так нам ещё щенок слепой помогал. Бе…

И заткнулся от незаметного пинка Француза под коленную чашечку.

– Кто-кто помогал?! – недоверчиво переспросил Рыжий.

– Да померещилось ему со страху! Не видишь, что ли? – вмешался Дед.

– А мне тоже показалось… – неуверенно встрял Карачан.

– Французу одному ничего не показалось! Вот и вальнул кого надо, – зло прошипел старший. – Когда вернёмся, шефу нашему свои сказки расскажете!

И в словах этих Французу послышались явственные нотки какой-то скрытой угрозы…

Дальше все шли, оглядываясь в три раза чаще. Карачан же, чтобы хоть как-то загладить свою смертельно опасную оплошность в стычке с мутантами, нарушая приказ Саныча, подменял носильщиков по очереди. Моргун попытался выспросить у Француза, что он знает об этом белом щенке, что так выручил их, но тот прикинулся валенком: мол, не знаю ничего и необычного тоже ничего такого не заметил. И на всякий случай, втайне переживая за судьбу своего четвероногого друга, решил упредить чрезмерное любопытство товарища:

– Ты вот, Моргун, какую бурсу заканчивал?

– Тюменское полуподземное капсульное! – бодро отрапортовал тот, имея в виду Тюменское высшее военно-инженерное командное училище.

– А тебя там не учили, – продолжил его собрат, – что чем больше в твоём докладе неуверенности и сомнений, тем больше недовольства в твой адрес у начальства? Ты вот щенка то ли видел, то ли не видел, так вот и помалкивай об этом!

Дальше шли молча, размышляя каждый о своём. Задневав по пути в развалинах какого-то полуразрушенного здания, спрятанного в очень густом перелеске, группа Рыжего в ночь продолжила своё движение и уже под самое утро, едва переставляя от усталости ноги, дотащилась до базы «Долга». Старший квада, рыжий долговязый лейтенант, что встретил их на блокпосте, недовольно бурча, заставил наряд изъять у прибывших оружие, а потом после обыска долго выяснял, кто они да откуда. Когда же извещённый им Бармен подтвердил по внутренней связи, что группа Рыжего действительно прибыла к нему «по торговле» от Саныча, тот без лишних слов выдернул из неё Француза:

– А вот ты, дорогой, пройдёшь к коменданту, расскажешь про себя и о том, как в Зоне очутился.

Смертельно уставший сталкер спустя час томительного ожидания наконец-то предстал «пред ясны очи» коменданта Воронина. Тот, как завзятый контрразведчик, долго тянул из него про «обстоятельства, способствующие прибытию в Зону» и про «личную биографию», попутно что-то быстро помечая в тетрадке. Особо его интересовало, не было ли у Француза на Большухе каких серьёзных проблем с законом. Услышав уверенное «нет», он, как и Саныч когда-то в Бункере, заметил:

– Земляк, а вот насчёт Периметра ты не свистишь? Ты что, взрывчатку нюхом чуешь? Как мины-то прошёл?! Не понюхаешь, у меня в столе гранат нет?!

Не дождавшись от безразлично клюющего носом новичка ни «чистосердечного признания», ни ответа на свой язвительный вопрос, раздражённо захлопнул тетрадь:

– Ладно, свободен пока! Мы на Большухе все твои сказки пробьём по полицейской базе. Ну а насчёт Периметра – на твоей совести пока остаётся. Никуда не денешься, если что!

Еле доползший от усталости до «Ста рентген» Француз, проклиная долговских служак, что устроили ему подлянку с «регистрацией», по примеру своих товарищей развесил над самодельными козлами одежду подсушиться и, отказавшись от угощения Бармена, рухнул в кровать. Из группы отсутствовал только Рыжий, пропавший где-то в подземных кладовых хозяина заведения…

***

«Вот уже и ноябрьский праздник на носу, а от суженого ни слуху ни духу. Хоть бы эсэмэску какую прислал, ну или письмо, мол, жив и здоров, чего и вам желаю. Ну ладно, про меня забыл, так хоть бы дочерей своих вспомнил… – одна мысль горше другой роились в Настиной голове. Она спешила домой на обед, чтобы не только перекусить, но и приготовить на вечер ужин. – День-деньской кручусь продавцом как белка в колесе, не приседая. Тяжеленные ящики с товаром таскаю, покупателей пришибленных терплю, выручка ни к черту… А толку? До дома тащусь, можно сказать, на автомате, без сил. И обещанного улучшения жизни что-то не видать… Всю подушку по ночам проплакала…»

Тут, вспугнув Настю, шаркнул поблизости тормозами чёрный лакированный «мерседес». Тонированное стекло приоткрылось, и женщину позвали по имени. Подойдя, она увидела, что это тот самый бизнесмен, что одалживал мужу деньги на поездку в Зону. Хряк, кажется…

– Слышь, подруга, – елейным голосом произнёс тот. – Что-то вояки твоего уже второй месяц не слыхать, не видать, а ведь он мне кучу бабок должен! Ты сегодня приходи ко мне часам к семи на вечеринку, повеселимся, заодно и о проблеме этой потолкуем. Небось, только «работа – дом – работа»?

Настя долго отнекивалась, так как с уверенностью предполагала, чем эта вечеринка может для неё закончиться. Но Хряк оказался хватким как волкодав. Детей некуда девать? К родственникам! А если откажут, на няню даст денег. Нечего надеть-обуть? Тоже не проблема! Можно вместе в ближайшем магазине подобрать что-нибудь, он проплатит… И, куда ни кинь, всё глубже в долг к Хряку получается. Поэтому несчастной озабоченной матери, памятуя о мужнином долге, пришлось уступить настойчивому ухажёру.

На самой вечеринке оказалось довольно людно и шумно. Дамы свободных нравов, ярко накрашенные и нескромно разодетые, пили и веселились без тормозов. Хряковские дружки с голодными глазами уводили их куда-то и спустя время возвращались умасленные и довольные. Видя всё это, Настя сторонилась мужчин, звеня страхом в душе как натянутой струной, но Хряк уговорил её выпить шампанского. После спиртного голова женщины слегка закружилась, стало весело, все беды и проблемы показались мелочными и незначительными, бросивший её с детьми муж – сволочью, который не стоит женских слез, а дочки сейчас у заботливых родных, где с ними всё будет хорошо. И вообще, всё будет замечательно! И Хряк не такой уж противный, а как раз, наоборот, очень даже ничего… Видя смену настроения упрямой гостьи, хозяин предложил ей догнаться и нюхнуть какого-то ценного белого порошка. От порошка стало ещё веселее! Поэтому наутро Настя обнаружила, что закончилась вечеринка для неё именно тем, чего она боялась. А в следующий раз – ещё, затем ещё, и она стала бывать в гостях у Хряка практически каждый вечер…

Любовником он оказался никудышным, что и ожидалось, ведь ему было далеко за шестьдесят, да к тому же ещё и спесивым уродцем с садистскими наклонностями: испытывал на молодой подруге всевозможные средства для мужской потенции. Кроме Насти, бывали у старика и другие женщины, но, как ни странно, именно к ней он привязался больше всего и нередко после её очередного визита мог расщедриться на золотую безделушку или какую-нибудь дорогую вещицу из модной одежды. Постепенно Настя втянулась в совершенно другую, обеспеченную, весёлую и беззаботную жизнь! При содействии Хряка незаметно для самой себя женщина пристрастилась к наркоте. Накокаинившись со своим ухажёром, она уже чувствовала себя не нищей и несчастной, как раньше, а, скорее, наоборот – той самой принцессой из любимой сказки, которой зачитывалась в детстве: фавориткой состоятельного человека, хоть и не принца, но почти богача. То есть, можно сказать, такой же хозяйкой жизни, как и сам Хряк! Дядя Коля с тётей Валей, у которых она всё чаще оставляла своих дочерей, только негодующе охали и ахали, завидев новые украшения и дорогие вещи, догадываясь, откуда и за какую плату они могли появиться. Они упрекали молодую мамашу за вольную и бесшабашную жизнь и за то, что она всё чаще надолго бросает дочурок одних. Старикам всё чаще приходилось забирать их к себе. А Хряк высказывал страшное недовольство нежданной обузой в виде малышек-близняшек, которых он называл или балластом, или маленькими бля**ми, и всё настойчивее требовал, чтобы любовница избавилась от них побыстрее. К концу ноября он и вовсе объявил, что собрался на отдых к Средиземному морю и если ещё раз услышит от любовницы о дочерях, то с ним поедет другая…

***

Настя имела несчастье родиться в глухой захолустной деревеньке. Мать умерла от пьянки, когда дочери не было ещё и десяти лет, а отец после смерти супруги сильно сдал и частенько болел. Неподъёмное домашнее хозяйство распродали, осталась только пара десятков кроликов, куры да небольшой огород. В тринадцать лет Настя по примеру своих свободных одноклассниц натоптала тропинку в сельский клуб, ведь там было гораздо веселее и интереснее, чем дома. Танцы, заводные компании с ребятами, где она могла себе позволить побыть почти взрослой, подымить сигаретой или попробовать вина. Местные парни уже ухаживали за ней, и это ей очень импонировало.

Так Настя и росла, без материнского надзора, без женской ласки и воспитания, сама по себе, словно беззащитный подсолнушек, случайно проклюнувшийся из потерянного семечка где-то на обочине большой и шумной дороги. Как-то в один из её очередных бездумных вечеров хорошо поддавший «жених» в порыве безудержных ухаживаний насильно овладел ею прямо на скамейке за клубом, что для пятнадцатилетней девчонки стало настоящим ударом. Она воочию столкнулась с обратной стороной своего неосторожного поведения и очень остро ощутила свою девчоночью незащищённость… Окончив одиннадцатилетку, Настя бросила опостылевшее ей село, поступив в городской педагогический колледж на бесплатное отделение. Там она завела себе таких же, как и она, развесёлых подруг, и они вместе с каждой степухи забредали в какое-нибудь кафе, где и засиживались, наплевав на учёбу, допоздна. Особым шиком у девчат считалось «зацепить» какого-нибудь денежного «папашку», раскрутить его на угощение и подарки, пообещав обязательно отдаться, а вдоволь нагулявшись и взяв по максимуму, улизнуть под каким-нибудь благовидным предлогом и потом в кругу подружек весело вспоминать, как «развела лоха на бабки». Однако такое проделать удавалось не всегда. Иногда попадался «папашка» тёртый и предусмотрительный, из-за чего отдаваться всё же приходилось. Впрочем, подруги по этому поводу не очень-то и горевали! А Настя мечтала о принце – высоком, красивом и сильном парне с хорошими манерами, который полюбил бы её всем сердцем, носил бы на руках, заваливал бы подарками и возил бы на отдых в жаркие заграничные страны! Ещё в детстве она частенько брала домой из школьной библиотеки большую, красиво иллюстрированную книжку со сказкой о благородном рыцаре и о принцессе, запертой в замке у злодея. Зачитываясь по ночам этой историей, представляла себя на месте красивой и хрупкой принцессы. Потом под впечатлением от прочитанного рисовала в своём школьном альбоме благородного принца и себя в богатых и красивых нарядах. Но время шло, а принц всё не появлялся… Все «кандидаты в принцы», добившись после долгих и настойчивых ухаживаний постели, отпадали, как отпадают листья от деревьев по осени – неожиданно и навсегда. И всё же однажды он появился! В её комнате, прямо под Новый год, вместе со своим товарищем. Молодой старлей Лёша Кудра. Высокий, сильный, красивый и интеллигентный, пусть и в очках… Но такой же благородный, как принц! Девичье сердце само по себе радостно билось при взгляде на желанного гостя, и хозяйка решила, что такой шанс упустить нельзя! Она всё сделала для того, чтобы «принц» остался у неё переночевать, потом задержался на следующую ночь, а дальше уж и на весь отпуск! Перед отъездом своего загостившегося друга Настя намекнула, что неплохо бы им подумать о дальнейшей совместной жизни, так как чувствует, что забеременела. И Алексею, как настоящему джентльмену, ничего не оставалось, как предложить ей свои руку и сердце. Свадьбу сыграли хоть скромную и в долг, но весёлую! На ней гуляли и Настины родственники из деревни, и почти вся знакомая молодёжь – студентки из колледжа, и Лёшкины сослуживцы. А что потом? Долгая, богатая и счастливая семейная жизнь? Балы, заграничные путешествия, королевская охота и красивые детки, перепорученные кормилицам? Увы, нет! Похоже, с самого начала что-то не заладилось в их «Датском королевстве»… Принц-то ведь был средним сыном в многодетной семье, и ожидаемого достатка, а уж тем более роскоши, что-то никак не вырисовывалось. Да не то чтобы она уж очень любила своего избранника. Просто надо было устраивать свою личную жизнь так, как она её понимала. Создать семью, обрести свой дом… Поэтому и появились девочки-близняшки, а с ними, естественно, масса материальных и других проблем. Когда же её принца сократили на государевой службе, стало совсем худо, и он приуныл. Начал строить какие-то воздушные замки по поводу их счастливого и богатого будущего и, несмотря на уговоры, укатил-таки в рискованное предприятие. После его отъезда Настя билась как рыба об лёд на двух работах, а её благородный принц пропал…

Утро накануне Настиного отъезда к Средиземному морю выдалось, несмотря на конец ноября, неожиданно тёплым и солнечным. К обеду, отойдя от предыдущей дозы, она приняла очередную и с притворной радостью сообщила дочуркам, что сегодня они целый день гуляют в городском парке! Малышки весело защебетали и прыгали от радости, пока она их одевала. После того как они, просидев больше двух часов в парковом кафе и отведав всевозможных вкусняшек, пришли в самый глухой угол парка, мама, усадив их на скамью, с притворно заговорщицкой улыбкой спросила:

– Ну, мои принцессы, а чем вас ещё угостить? Просите всё, что пожелаете!

«Принцессы» пожелали «флуктовова молозэнава». Мать с готовностью согласилась, приказала им ждать и никуда не уходить, а сама якобы отправилась исполнять их пожелание. Прошло время. Уже стало смеркаться, а мать всё не появлялась. Аня и Юля совсем замёрзли, но, как было им указано, никуда не уходили. Когда уже почти стемнело, к ним подошли две оборванные и дурно пахнущие личности. Первая, дыхнув на близняшек тяжёлым перегаром, плотоядно прошамкала беззубым ртом:

– У-у, какие два пупсика, упитанненькие! Дяде с тётей на у-у-ужин!

Девочки в страхе заревели. Но тут вдруг вторая личность, совершенно бесцеремонно первой поддав ногой под зад, озлобленно гавкнула пьяным женским голосом:

– Пош-ш-шёл, придурок! Ментов на нашу голову накличешь. Вон дежурная с мигалками прётся!

После чего обеих личностей как ветром сдуло. А девочки, схватившись за руки и хныкая от страха, побежали по парку искать свою непутёвую маму, постоянно окликая её:

– Мама, мамоцька, нам не нузно молозэнава, плости нас! Мы домой хотим, мы замёлзли!

Наутро их, лежащими в обнимку и без видимых признаков жизни, припорошённых ночным снегом, обнаружила на летней эстраде случайная прохожая. Плача в истерике от такой находки, она вызвала полицию и скорую, которые и увезли девочек в реанимацию. Увидев в вечерних теленовостях своих внучек, дядя Коля и тётя Валя, сходя с ума от горя, только на вторые сутки наконец-то смогли навестить несчастных близняшек в больнице. Девочки рассказали им, как провели с мамой самый счастливый день своей жизни. О судьбе же её самой им всем оставалось только гадать. После выписки из больницы старики забрали Аню и Юлю домой. Узнав о случившемся, органы опеки уцепились за детей мёртвой хваткой, вымогая с родственников добровольную передачу малышек в детский дом, попутно подав в суд ходатайство о лишении их отца и матери родительских прав.

Глава VI

Наследие Варёного

После «Ста рентген» группа Рыжего, также выйдя в ночь и соблюдая все необходимые меры предосторожности, вернулась, никого не встретив, под утро следующих суток на свою базу. Рыжий доложил Санычу про стычку с мутантами, и того очень заинтересовала история со слепым щенком. Послушав, как неуверенно мямлят про это Моргун с Карачаном и упирается Француз, проницательный шеф сделал однозначное заключение:

– Чую, врёте. Все трое! Ну да Бог с ним, со слепым. Чего бы это ему людям помогать? Да ещё щенок. Бред какой-то. Но всё равно что-то вы темните. А у тебя, Француз, опять уж слишком гладко всё вышло! Мало, что сам слепошарый и очки носишь, так ещё и троих кровососов умудрился ночью разглядеть и завалить. Что, не так? – сурово зыркнул он на новичка.

Тот лишь виновато вздохнул: крыть, мол, нечем.

– Ладно, ступайте! – наконец-то сжалился шеф. – Сдаётся мне, что без Зоны тут точно не обошлось. Обсохните, переоденьтесь – мне вечером люди нужны будут. Запланировал я тут недалеко кой-какое дельце обстряпать.

Не успел Француз упасть в кровать и вытянуть разболевшуюся раненую ногу, как рядом нарисовался Сура:

– Французик, братишка! Слышал, слышал про тебя. Ну ты просто герой! А на шефа-то нашего не журись, это он для виду строгость напускает на себя. Если бы не ты, неизвестно, чем бы эта ходка закончилась. Двоих-то точно не досчитались бы!

– Хрен его знает, может, и досчитались бы, – не поддался на лесть «герой».

– Ну ладно, ладно скромничать! А что с нашим контейнерком-то?

– А где он? – нехотя оторвался от постели друг.

– Да где-где, у меня под кроватью! – довольно заметил Сура.

Разглядывая ящик, Француз снова поймал себя на мысли, что испытывает какое-то необъяснимое беспокойство от него. В неполном, но тяжёлом ящике что-то перекатывалось, звякало и стучало. «Мастер» прислушивался к этим подозрительным звукам, пытаясь угадать размеры и характер предметов, а его друг слушал их, прикрыв глаза, с благоговейным наслаждением, будто слаще музыки и быть не могло!

– Ладно, вечером в мастерской вскроем. Попытаюсь сделать всё, что смогу, – окончательно согласился Француз.

– Так ить и хабар пополам! – одобрительно поддакнул Сура, намекая на не бесплатную помощь.

Сославшись Санычу на больную ногу, Француз вечером с остальными не пошёл. Кроме Клёны на кухне, калек, медиков и пулемётного расчёта на крыше, в Бункере никого не осталось. Взяв тяжёлый контейнер, взломщики направились в мастерскую. На их пути возле бьющей горячим воздухом решётки энергоблока прямо на полу сидел, раскинув свои культи, Дося. Он проводил мутным полусумасшедшим взглядом друзей, по-детски пригрозил им пальчиком и беззубо противно прошепелявил в спину:

– Зона задных не лю-ю-би-ит! Задность флаела гу-у-би-ит!

– Захлопни варежку, укороченный! – огрызнулся Сура и успокоил Француза: – Недоумок он, старый солдат, мозги засохли, не обращай внимания.

В мастерской, оставив Суру в дверях на шухере, Француз прибавил света и разглядел в белом прямоугольнике, на лицевой панели контейнера, почти стёршееся карандашное: «Артёмов Д. Н. ДШБ „СКАТ“». Так как замки были шифровыми, подобрать код наугад нечего было и мечтать. А вот сзади, в миллиметровой щели между крышкой и корпусом, взломщик разглядел два шарнира, которые запросто можно было аккуратно отделить тонким диском болгарки. Решив, что это единственный вариант, Француз занёс было взвывший инструмент над контейнером, но в этот момент кто-то явственно сказал ему мужским голосом прямо в правое ухо:

– Не делай этого. Взорвётся!

– Да что там взорвётся? – вздрогнул мастер, испуганно оглянувшись, но, никого не обнаружив рядом, решил, что показалось, и упрямо боднул головой. – Всё нормально будет!

Бешено вращающийся тонкий абразивный круг, протиснувшись в узкую щель, коснулся первого шарнира и брызнул густым снопом жёлтых искр. Доля секунды, вторая… И вдруг внутри ящика что-то зашипело! Не успел Француз среагировать, как в лицо ударило нестерпимо горячее белое пламя – Б-Б-БА-АХ!!! – и всё померкло… Он на какие-то мгновения потерял сознание, но, чудом оставшись на ногах, не упал и пришёл в себя. Уши будто заткнули ватой, слух пропал, только звон аварийной сиреной непрерывно выл где-то внутри головы. Француз инстинктивно отскочил подальше от контейнера в ожидании нового взрыва. Но, слава Богу, его не произошло! Лицо горит огнём, и кругом чернота… Сняв очки, несчастный обнаружил, что их стёкла покрылись непроницаемо-чёрной коркой порохового нагара, а одежда на нём полыхает сразу в нескольких местах. По всей комнате валялось содержимое контейнера и горели на полу и на стенах пришпиленные осколками обрывки каких-то бумаг и тряпок. С трудом сбив с себя пламя, «мастер» обнаружил своего напарника лежащим и подбежал к нему. Тот с посеревшим лицом вытянулся по швам ногами в коридор, а прикрытые веки мелко-мелко дрожали, и под ними как-то странно подёргивались глазные яблоки. Над правой бровью Вовы Суры из маленькой прямоугольной дырочки толчками пульсировала тёмная кровь. Не успел Француз даже коснуться его, как тот судорожно вздохнул, дёрнул несколько раз кадыком и, ощерившись остатками прокуренных зубов, обмяк и затих. Поняв, что с ним произошло что-то страшное, но не желая этому верить, его друг побежал за доктором. Тот дрых в лазарете на кушетке, зачем-то прижимая к груди ненужный ему стетоскоп. С трудом очнувшись от яростных толчков, он безумно вытаращился на гостя и возмущённо выдохнул вместе с крепким перегаром:

– А… это самое… Ты кто-о? Это самое… Я тут и так за всех один всё делаю!.. Я вам, это самое, что… Госпиталь? Это самое… токарь-многостаночник?!

– Конь в пальто! Пошли скорее! – Француз чуть не силой поволок не узнавшего его и упирающегося Клёпу к раненому.

Но и в мастерской док продолжил недовольно:

– А… Это самое… Ты ч-чего меня сюда? Это самое… черепно-мозговая, осколочная… Не видишь сам, что ли?! Кирдык ему у-уже! – и ткнул пальцем в остывающую на лбу рану погибшего.

Лицо у Француза нестерпимо горело, в голове гудело, и соображалка явно буксовала. Он зашёл в умывальник и бездумно уставился в зеркало на своё обгорелое отражение. Лицо чёрное, как у Стаханова после героической угольной смены, вместо бровей кровавые волдыри, некогда роскошный чуб превратился в подпалённый завиток, кончик носа и губы обуглились, на правом виске резаная рана, левое ухо надорвано, а из вспухшей на лбу борозды по лицу стекает кровавая струйка. Решив обмыться, пострадавший набрал пригоршню прохладной воды и после первых же прикосновений к лицу с удивлением обнаружил на руках чёрные лохмоты собственной кожи! А вновь глянув в зеркало, вздрогнул от уставившейся на него страшной кровавой маски. Пытаясь умыться, он снял с лица кожу! Вернувшись с тяжёлым сердцем в мастерскую, Француз наконец-то детально разглядел раскиданное взрывом по мастерской вожделенное наследство Варёного: хороший охотничий нож в кожаных ножнах, новенький, в заводской смазке, «Глок-17» (Р80) в наплечной кобуре, два полных магазина и несколько полуобгорелых пачек к нему, россыпь закопчённых охотничьих патронов двенадцатого калибра, три крохотных, чуть больше ладони, контейнера с какими-то артефактами, две обгорелые, исписанные длинными числами и незнакомыми именами, толстые тетради да папка с какими-то финансовыми договорами и никому не нужным в Зоне «Наставлением по стрелковому делу 2001 года».

А его друга Суры больше нет…

В коридоре у мастерской засуетились прибежавшие на шум Клёна и дежуривший в пулемётном гнезде Моргун. Следом, бормоча проклятия, вновь притащился доктор. Оказывается, сердобольная женщина выпросила у него для раненого облепиховое масло с ватными тампонами и он решил лично проконтролировать, как будет потрачено столь ценное в Зоне медицинское имущество. Пока Француз вникал в его витиеватые рассуждения по поводу «бессовестного грабежа» скудных медицинских запасов Бункера, она щедро обмазала пострадавшему ожоги алтайским оранжевым средством. А Клёпа подвёл свою недовольную речь к тому, что надо выбросить погибшего в провал с западной стороны Бункера, как обычно он и проделывал с другими жмуриками, но Француз ни в какую не соглашался. Представив, как тело его друга рвут голодные мутанты, он содрогнулся:

– Я сам ему сделаю могилу, где-нибудь в недоступном закутке на крыше, да камнями привалю! Вам-то что, не всё равно?

Присутствующие, не раз видевшие в Зоне смерть и похуже, равнодушно отмалчивались, пряча глаза. Француз же, не услышав возражений, перенёс с Моргуном мёртвое тело на обширную, чуть не с футбольное поле, поросшую густым молодым клёном крышу Бункера и взялся за рытьё могилы. Мучаясь от нестерпимой боли на лице и обливаясь потом, он вспоминал картины бункерной жизни с ещё живым скромным и весёлым Сурой, его трогательную отеческую заботу, житейскую мудрость и безграничную доброту. Но вот был человек, и в одно мгновение не стало…

– Голову не забудь отделить от тела! – напомнил напарник.

– Ч-ч-чего-о? – опешил Француз.

– А, так ты не в курсе? Если у трупа голову оставить, его Зона в зомби может превратить. Так что твой же друг тебя же и удавит в постели. Слышал я тут про такое не раз…

Француз от такой новости впал в ступор. Поняв, что толку от товарища не добьётся, Моргун молча сунул ему в руки свою открытую фляжку и решительно выхватил из ножен солидный тесак. А Француз, приложившись к полученной ёмкости, помянул друга порядочным глотком разведённого спирта и, стараясь не смотреть на занятие товарища, пролистал обнаруженный у погибшего в кармане военный билет капитана-танкиста, в котором теснились военкоматские записи об участии в боевых действиях и о многочисленных наградах. Потом со вздохом завернул документ в полиэтилен и, не глядя на обезглавленное тело, сунул на ощупь погибшему в нагрудный карман. Моргун вернулся к дежурству, а сам Француз, уже заканчивая укладывать камнями гробничку, вздрогнул от раздавшегося позади голоса Клёны. Та пришла в чёрном вдовьем платке и, став перед могилой с какой-то потрёпанной книжицей в руках, скороговоркой пробормотала слова заупокойной молитвы, которую закончила громким:

– Господи, прости раба Твоего Владимира Суру и прими его душу, да прости его товарищей, ибо не ведают, что творят!

Потом обратилась к «могильщику» с укором:

– Саныч вернулся. Молнии из его глаз так и лезут. Злой, страшно! Давно я таким хозяина нашего не видела. Собери хабар Варёного да отдай ему. Он-то найдёт ему применение, а тебя срочно лечить надо, как бы заражение не пошло, морда-то, вишь, как у мутанта! И когда же вы все наконец поймёте, что сыр в мышеловке дешёвым не бывает?

Вернувшись в мастерскую и с горькой улыбкой вспоминая поговорку Клёны о мышеловке, Француз, превозмогая боль и безмерную жалость к утраченному другу, взялся оттирать от копоти контейнерные «сокровища» и укладывать их в коробку. Тут вызвали к шефу…