Текст книги "Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…"

– Ты что это, *удак, себе позволяешь?! – накинулся на вошедшего Саныч. – Ты что, нас всех на воздух решил поднять?! В оружейке за стеной полтонны взрывчатки! Какого х*я ты там затеял? А какого человека погубил? Он три войны на Кавказе прошёл! Танкистом. И ничего! И сам-то ты чуть не накрылся! А сколько ты мне уже должен, знаешь?! Век не рассчитаешься! – всё не остывал шеф.

Француз лишь удручённо вздыхал, уставившись, как набедокуривший школьник, в пол.

Долго бы ещё шеф крыл раненого «авантюриста», ставшего «похожим на мутантов, что не отличить!», если бы не взялся раздражённо рыться в принесённой коробке с наследством Варёного и не наткнулся бы на его тетрадки и папку с подгоревшими договорами:

– Ах ты-ы-ы! А это чего тут у нас?.. Не может быть! Документы бункерные общаковские наши?! Откуда они тут?!

– Сура сказал, что схрон Варёного нашёл с контейнером. Вот мы этот контейнер и пытались вскрыть. А он заминированным оказался…

– Во-во! Варёного, значит. И мне, засранцы, даже не сказали. А я уж и не надеялся найти следы вот этих друзей, на которых тут документики имеются… Ну теперь-то они мне за всё заплатят! И договора, и счета, и номера банковских карт общака нашего… Всё тут! Теперь-то они у меня попляшут!..

Шеф ещё минуты две злорадно бормотал под нос всевозможные угрозы каким-то неведомым Французу бункерным врагам. Видно, записи того стоили, потому что он раздобрился до слёз и, спрятав тетради и банковские документы в сейф, облегчённо вздохнул:

– Да-а-а… Сура-а-а… Погиб, но как же ты мне удружил, век помнить буду!

Подобревший и сменивший гнев на милость хозяин объявил «*удаку», что «целую треть» долга его уже списал, и сунул ему в подарок им же и принесённый новенький «Глок-17» с патронами, после чего выставил на стол два гранёных стакана и плеснул в них щедрой рукой коньяка:

– Помянем нашего погибшего друга. Царствие ему Небесное и пусть будет ему земля пухом. А про документы никому. Понял? Ни-ни!..

Затем, неожиданно перекрестившись, осушил посуду и гаркнул в коридор:

– Клёпа! Ё* твою мать! Опять нажрался, паскуда? Тащи сюда свою задницу! И подругу свою прихвати.

Устроив доку разнос за пьянку и выговорив медсестре за попустительство к слабостям шефа, он поручил им Француза:

– Чтобы через неделю был у меня как огурец! Лекарств не жалеть. Мне его в Мозырь сгонять надо. Дело у меня там есть, а ему семью в Брянске навестить не помешает и деньжат ей подкинуть.

От таких слов Француз готов был расплакаться от благодарности.

***

С утра до вечера миловидная медичка регулярно навещала больного, тщательно обрабатывала ему ожоги и раны да капала целебные капли в повреждённые глаза. Да-а! Если бы не очки, быть бы ему слепым, как и его хвостатый дружок. Француз, надолго освободившийся от бункерных обязанностей, чаще обычного навещал Барона, всё тискал его в благодарность за помощь в стычке с кровососами, упрекал за бездумный риск. А пёс будто всё понимал, внимательно прислушивался, смешно склоняя голову на бок, и всё норовил облизать раны хозяина. Лицо горело нестерпимо! Сразу после взрыва и то легче было. Будто заживо сдирают кожу. Но всё же лекарства делали своё дело, и через недельку стало полегче. Воспрянувший духом больной бессовестно подтрунивал над медсестрой, сыпал безбожно лицемерными комплиментами, вроде «моя спасительница», угощал её чем только мог, помогал в работе и шутливо «напрашивался в женихи». Та с достоинством отмалчивалась, но чувствовалось, как день за днём оттаивает Олесино ледышка-сердце, хотя она изо всех сил старалась продемонстрировать полное равнодушие и презрение к беспардонной лести бункерного оболтуса. Как-то медсестра, обрабатывая лицо больному, невольно теснее обычного прижалась к нему грудью, и того будто током ударило. Накатила волна такой благодарности и нежности к ней за её старание, бесконечное терпение и одновременно жалости за такую незавидную судьбу, что он чуть не воскликнул:

– Эх! Замечательная девчонка, птица залётная. Тебя-то каким шальным ветром сюда занесло?..

***

В последних числах ноября Француз, с «обновлённой мордой лица», как поддел его пока ещё трезвый Клёпа, явился на вызов Саныча.

– Вот, – торжественно обратился к нему шеф, – ответственную и важнейшую миссию возлагаю на тебя. Спасение нашего общака. О невероятно больших деньгах идёт речь. До двух миллионов долларов! Представляешь?!

Затем он целый день инструктировал его, в подробностях уточняя все необходимые действия и нюансы предстоящего задания, проверял, как порученец запомнил легенду по надёжным поддельным документам на чужое имя, что давали ему право пересекать Периметр в обе стороны под маской участника научных экспериментов. Когда шеф наконец-то отпустил его собраться в дорогу на Большуху, он нашёл своего друга:

– Димуль, братка, уезжаю на пару недель. Присмотри за моим псом, ладно? Хоть он уже почти самостоятельный, сам помнишь, как в схватке с кровососами нам помог, но всё равно переживаю за него. Известно, в Зоне еду непросто добывать… Ты хотя бы раз в два дня пайку мою с кухни отдавай ему.

– Ладно, – нехотя согласился друг. – А где ты его прячешь?

Дэдэ никогда не понимал сюсюканья собачников над своими питомцами, но Французу согласился помочь из сочувствия, так как тому в очередной раз жестоко досталось от Зоны. Как только живым остался? Он видел, что с мастерской стало после того злополучного взрыва. Да и задание, что ему поручил Саныч на Большуху, очевидно, было совсем-совсем непростым. Туда просто так из Бункера никогда не посылали. При нём за всё время только пара таких случаев была.

Когда подошли к норе, Барон предусмотрительно остался внутри, почуяв ещё издалека рядом с хозяином чужого, а тот ласково позвал его и представил Дэдэ:

– Барошка, это свой! Свой. А я уеду ненадолго…

– Ты что, в натуре, с ним вот так вот разговариваешь? Ну ты даёшь, – поразился зоновский старожил. – Теперь я понимаю, какого хрена ты тогда в нору полез…

Француз в ответ лишь горько улыбнулся, пожав плечами. А пёс обнюхал гостя и прижался к ногам хозяина.

Попрощавшись с питомцем и вернувшись в Бункер, отъезжающий собрал предоставленную ему спортивную сумку с необходимыми вещами и барсеткой и поспешил по указанному пути к Кордону, чтобы, миновав украинский блокпост, попасть в Чернобыль-4 на последний автобус в Мозырь. Сердце его готово было выскочить из груди от радости в ожидании скорой встречи с семьёй…

Глава VII

Семья

Путь к семье оказался для Француза довольно долгим и непростым. Бесконечная тряска по провинциальным разбитым дорогам к Мозырю в душном и промёрзшем старом автобусе вымотала его в конец. Да ещё это рискованное финансовое дело…

Конечно, он понятия не имел, что на самом деле хитрый Саныч, отправляя его туда на удачу, вполне резонно предполагал, что живым сталкеру могут и не дать уйти! Уж очень высока цена вопроса была. Имеющийся у Варёного компромат на большухинских финансовых воротил по их незаконным операциям с реализацией запрещённых артефактов, отмыванием чёрного нала и риск огласки всего этого в прессу давали Санычу серьёзные основания ожидать непредсказуемый исход миссии Француза. И хоть нынешний хозяин Бункера любой расклад предполагал, всё же сейчас-то у него уже были на руках козыри на любой исход. И весомые… Да, о больших деньгах шла речь. А кто ж такие деньжищи от себя за здорово живёшь отпустит? Но не рискнёшь – не узнаешь! Так-то…

Не предполагая, что Саныч готов был пожертвовать им ради общака, простак Француз, как настоящий военный, всё исполнил в точности, как приказывал Саныч. Набрав по «левой» симке мобильного телефона нужный номер и, услышав в ответ хрипловато мужское «Да-а?», без лишних слов произнёс условное:

– Один, два, четыре, пять, шесть, семь, восемь, один, ДВАРА…

– Ах, чтоб тебя! – сдавленно вскрикнул неизвестный абонент и после недолгой паузы поинтересовался: – Что я должен?

– Всё то же, что и раньше, только вы соберёте и с остальных. Ситуация изменилась, сами понимаете, да и тянуть вам же дороже! – ответил заученное Француз и, почувствовав какой-то кураж, тут же сымпровизировал: – Но! С процентом. За просрочку платежей.

– Сколько? Десять? Пятнадцать?..

– Ну зачем же? – решился сталкер на свою собственную игру. – Обычный банковский процент, по дебетам. Мы же не живодёры…

– Ну-ну, «не живодёры»… – вздохнул голос. – Срок?

– Послезавтра, в восемнадцать, в вашем офисе, полный наш пакет «на предъявителей». Вы же не переехали, надеюсь? Октябрьская тридцать три, девятый этаж, офис «Саламандры»?

– Эй-эй, не говорите вслух-то по телефону! Зачем называть-то? Зачем?.. Знаем же и так… А Артёмов жив, стало быть?

– Что ему сделается? – буркнул Француз, ещё раз подивившись проницательности своего шефа: именно такой разговор тот и предполагал, отправляя его на Большуху.

– А вот нельзя ли…

– Нельзя! – отрезал Француз, понимая, что абонент хочет попросить отсрочку, и бросил трубку. Сейчас ему уже самому каждый лишний день был как нож в сердце, нестерпимо хотелось плюнуть на всю эту историю и рвануть к семье.

Прибыв за полчаса до назначенного времени по нужному адресу, он ещё издалека обнаружил там подозрительно оживлённую суету. К тринадцатиэтажному офисному зданию, отделанному по фасаду зелёным мрамором, на котором красовались многочисленные золочёные таблички обитающих в нём финансовых организаций, то и дело подъезжали роскошные машины, из которых выходили седовласые озабоченные дядьки. Они недовольно кивали охране в дверях и пропадали где-то в турникетах проходной. Немного погодя подъехал и синий грузовой микроавтобус с белой надписью «Телекомсвязь», из которого в здание начали сновать рабочие в таких же синих комбинезонах, таская туда объёмные сумки, большие коробки и мотки кабеля. Один из этих работяг, выйдя на улицу, взялся с кем-то ругаться по мобильнику, а затем содрал в сердцах с себя комбинезон, швырнул его в микроавтобус и укатил на вытащенном оттуда же раскладном велосипеде. Бункерный гонец понял, что это шанс. Незаметно подкравшись к микроавтобусу, он, натянув на себя брошенную униформу, взял какой-то большой моток белого провода и нагло, по-хозяйски, как это делали до него сотрудники «Телекомсвязи», прошёл мимо недовольной охраны через турникеты. Там, в фойе, он прошёл в лифт и поднялся на девятый этаж. Лифт, остановившись на нужном этаже, открыл свои створки, и правее, через коридор, Француз обнаружил мощную лакированную дубовую дверь, а рядом с ней на стене вычурную, в золотом окладе, стеклянную табличку с чёрно-жёлтой фигуркой земноводного, похожего на ящерицу, и надписью: «Саламандра». Народный инвестиционный фонд». Слева, в тупичке коридора, была заметна дверь попроще, с зелёной табличкой над ней «Выход».

Увидев за мгновения всё, что хотел, гость нажал на кнопку «13», и лифт, сомкнув створки, двинулся наверх. Там, наверху, бросив в угол ненужный провод и комбинезон, Француз с большой надеждой оглядел выход на чердак. И его надежда оправдалась! Дверь была заперта всего лишь на защёлку английского замка. Он достал из кармана складной нож, просунул лезвие в узкую щёлочку и, толкнув дверь, оказался наверху. На крыше завывал ледяной ветер в антенных проводах, но снега не было совсем, и Француз легко, на цыпочках, добежал до таких же чердачных дверей следующего подъезда. Проделав то же самое с замком другой двери и убедившись, что без труда попадёт, когда понадобится, внутрь, предусмотрительный гость «Саламандры» вернулся назад.

В назначенное время он подошёл к нужной двери и с волнением, как перед дракой с сильным противником, постучал.

– Да-да… – послышался уже знакомый из телефонного разговора мужской голос.

Француз вошёл и увидел пожилого хозяина голоса на противоположной стороне очень большого и богато обставленного кабинета. Тот сидел за огромным дубовым столом с малахитово-золочёным письменным прибором и задумчиво вертел в руках такую же золочёную авторучку. На нём был дорогой синий костюм, белая рубашка с бордовым, в белый горошек, галстуком и золотые очки с толстыми увеличительными стёклами. За спиной офисного хозяина открывался вид на ночной разноцветный город за высоким, до пола, окном во всю стену, а справа и слева в простенках висели модные сюрреалистические картины, на одной из которых был парусник, зависший над пустынными дюнами, а на другой – многочисленные текущие циферблаты, как у Сальвадора Дали.

– Как добрались? Как проходную нашу прошли? – удивлённо поинтересовался мужчина.

Было видно, что ему до самого гостя не было никакого дела и что заботило его именно второе.

– Спасибо. Всё благополучно. Да без проблем прошёл. Честно говоря, времени у меня немного. Так что, если позволите, я бы хотел перейти сразу к делу.

– Молодой и нетерпеливый, – вздохнув, прокомментировал его ответ финансист. – Такие крупные дела, друг, на бегу не делаются. Вальдемар Эйвальдович! – недовольно обратился он куда-то в правый угол кабинета.

В углу приоткрылась незаметная дверь, и из неё показался классический чиновник с Уолл-стрит с красной папкой в руках, напомнивший ему своим видом небезызвестного Урию Гипа. «Урия» разложил на столе какие-то бумаги с пачкой конвертов и обратился к Французу картавым бабьим голоском:

– Вот. Всё готово. Двадцать одна «Виза» по шестьдесят тысяч на каждой с процентами. Как и договаривались с вашим хозяином. Подойдите, проверьте и распишетесь.

Гость отдал Эйвальдовичу свою доверенность, показал паспорт и, вытащив из глубокого кармана мятую бумажку с информацией от Саныча, сверил количество почтовых конвертов и их содержимое. В каждом из них находились золотистые карточки с банковскими конвертиками. Не спеша, с чувством собственного достоинства, Француз расписался, где было нужно, своей ненастоящей подписью как в поддельном паспорте, затем аккуратно сложил всё в объёмную барсетку и поинтересовался у очкастого:

– Всё? Я могу идти?

– Да-да, конечно, – согласно кивнул хозяин кабинета. – Но у нас принято, как бы это сказать по-вашему, «обмыть» успешную сделку! – И щёлкнул тонкими пальцами, скривив толстые губы в презрительной усмешке. Глянув на него повнимательнее, гость неожиданно поймал себя на мысли, что этот человек очень напоминает ему внешне совсем непохожего Хряка из Брянска!

– А чем обмыть?

Финансист кивнул Вальдемару Эйвальдовичу, и тот мигом вынес из-за занавески серебряный поднос с двумя наполненными хрустальными бокалами и хрустальным же штофом с коньяком.

Сев в предложенное кресло, гость чокнулся с хозяином после его странно неопределённого тоста «Быть добру!» и порядочно отхлебнул приятного крепкого напитка. Коньяк огнём обжёг желудок, и, непонятно почему – Француз сам потом подивился своему поступку, – он без сожаления незаметно слил содержимое бокала в стоявшую рядом вазу с сухим камышом. Допив оставшиеся на дне бокала капли алкоголя и отказавшись от новой порции, гость раскланялся и последовал за дверь.

Как только дверь за сталкером закрылась, в кабинете «Саламандры» из того же потайного помещения в углу, откуда выходил Вальдемар Эйвальдович, появились трое пожилых посетителей и ринулись к хозяину кабинета с возмущёнными вопросами о том, принял ли он меры, чтобы банковские карты «на почти два ляма зелёных» не ушли. Тот всех успокоил, что внизу ждёт микроавтобус «Телекомсвязи» и что гость уже в лифте заснёт, а проснётся где-нибудь за городом в злачном месте и без барсетки с карточками. И пусть потом объясняет своему хозяину в Зоне, куда что дел…

– Вот живучая сволочь, этот Артёмов! – раздражённо обратился один из посетителей к остальным. – Киллер, падла, не сделал свою работу. Кинул нас, стало быть. На перо его надо посадить, суку, чтоб другим неповадно было.

Тем временем Француз вызвал лифт, отправил его на первый этаж, а сам через дверь с надписью «Выход» поспешил на цыпочках наверх. Там он, как и намеревался, по крыше перебежал на чердак соседнего подъезда, но, как только закрыл за собой дверь, рухнул на пол, почувствовав сильное головокружение, и отключился… Очнувшись чуть ли не три часа спустя с невыносимой головной болью, он, озираясь, нет ли погони, спустился бесшумно по лестнице на первый этаж и облачился в гардеробе в какое-то непрезентабельное длиннополое пальто с тёплой шляпой. Вскоре, заметив большую возбуждённую группу людей навеселе, направлявшихся к выходу и бурно обсуждавших какого-то Сергея Сергеевича, угощавшего их только что на фуршете, присоединился к ним. Проследовав в середине этой группы мимо охраны и облегчённо вздохнув, удачно сбежавший гость «Саламандры» нырнул в тёмный проулок, а затем, поймав на соседней улице такси, отбыл в приличную гостиницу, чтобы прийти в себя да съездить в Брянск, к семье. Француз и представить себе не мог, до какого исступления он довёл своим удачным отбытием хозяина «Саламандры».

– Проклятье! – закричал тот, услышав доклад подчинённых о бесследном исчезновении гостя и безуспешной многочасовой попытке найти его, и стал расшвыривать всё, что попадало ему под руки. – Служба безопасности ничего не может! Огромные бабки ушли! Лох обвёл их вокруг пальца! Ло-ох! Во-он! Все во-он! На улицу, дворы подметать! Дармоеды! Всё вычту из вашей зарплаты! Год у меня будете сидеть на чёрном хлебе с водой!

Просидев весь следующий день в гостинице, так как резонно предполагал, что его по всему городу ищут, Француз только поздним вечером отправился ночным автобусом домой.

По прибытии ранним утром в Брянск он с громко бьющимся от волнения сердцем вошёл наконец-то в пахнущий кошачьей мочой подъезд старенькой пятиэтажки, где снял перед своим убытием в Зону квартиру. Нажав кнопку звонка у нужной двери, истосковавшийся по дому глава семьи долго и напрасно прислушивался. Тишина… На душе заныла невыносимая тревога. И следующие двадцать минут ожидания и звонков тоже ничего не дали. Только за облезлой дверью соседей всё это время слышалось шарканье и недовольное громкое сопение. После его очередного звонка оттуда послышался раздражённый старушечий голос:

– Нет там давно никого! Вот чего звонить зря?! Нет вить никого…

И гостю ничего не оставалось, как в полном недоумении отправиться к своим родственникам.

Теперь на пороге уже дяди Колиной квартиры он вновь в надежде тянул руку к звонку! Что же ждало его там за старой, обитой чёрным дерматином дверью? На звонок в квартире пенсионеров долго никто не отзывался, как и в пятиэтажке до этого, хотя время было уже около десяти утра. Сталкер почти отчаялся кого-то дождаться, но вдруг услышал за дверями шаркающие шаги и стариковское покашливание. Дверь приоткрылась на цепочку, и в него поверх толстых очков упёрся неузнавающий взгляд дяди Коли:

– Вам кого, молодой человек?

– Дядь Коль, да вы что, не узнаёте меня?! – срывающимся от волнения голосом воскликнул гость. – Лёша я! Ваш племянник!

– А-а-а… – протянул устало родственник. – Проходи, проходи!

Француза в душе как кипятком обдало: точно что-то не так!

Боясь представить себе самое худшее, он, нервно скинув в прихожей обувь и одежду, заторопился за хозяином. В просторном зале на ярко раскрашенной жёлтыми подсолнухами двухъярусной детской кроватке спали его крохи!

– Аня! Юля! – слёзы невыразимой радости душили отца. – Как вы? Соскучились по своему папке? А мамка где? На работе?

Девочки спросонья тёрли ручонками глаза и, хоть видно было, что отца узнали, заговорить стеснялись. Француз посадил Аню на первый этаж к Юле, и та, осмелившись, просто убила отца своим ответом:

– Мама монстл! Блосила нас, блосила!

– Ты сама монстл! Мама нас любит! Любит! – возмущённо возразила её сестрёнка. – Она молозенава флуктовова нам купит и плиедет! Зацем ты глупости галавис?

Потерявший дар речи Француз ошарашенно глядел то на девочек, то на скорбно молчащих рядом родственников. А близняшки разошлись!

– Не галави всем, дула! – увещевала сестрёнку Юля.

– Ты сама дула, плосто надоела мне узэ! – парировала Аня.

Спор сестрёнок угас, а Француз в ступоре сел в кресло. В голове было пусто и колоколом билась, отражаясь стократным эхом, одна-единственная мысль: «Не может быть! Не может быть! Два месяца только прошло!»

Рядом кашлянул дядя Коля:

– Лёша, сынок, мы точно не знаем, но все говорят, она с этим уехала отдыхать, что деньги тебе занимал. Только ты не торопись с выводами. Ещё разобраться надо.

– Да уж… Разобраться. Я попытаюсь разобраться! – душила его бессильная ярость и сами собой сжимались кулаки.

– И это… Органы опеки одолели уже нас. Девочек в детдом хотят забрать, для передачи в благополучную семью, – горько добавила подошедшая тётя Валя.

– Что?! – был добит ещё одной невыносимой новостью отец. – Я им, б**дь, покажу другую семью.

Выйдя на улицу и поймав такси, Француз кинулся в правительственный дом, где размещались социальная служба и органы опеки. Еле прорвавшись без очереди в нужный кабинет, он обнаружил там преклонных лет ярко накрашенную брюнетку. Сбивчивые претензии Француза на отцовство близняшек она остановила бесспорно козырным аргументом:

– Молодой человек, вы что тут шумите? Сейчас полицию вызову! Покажите документы, кто вы сиротам? Я знаю, что их безалаберные родители оба пропали. Отец – больше двух месяцев назад, а гулящая мать-наркоманка – неделю назад, да ещё перед этим попыталась их убить. Бросила деток в мороз одних на ночь в городском парке!

За эти слова несчастный муж и отец готов был перерезать ей глотку! Но, чёрт возьми, подлинные его документы – в белорусской милиции, у начальника Мозырского отдела БОПиКа майора Стрижа, а на руках поддельный паспорт на чужое имя. И, получается, он своим девочкам абсолютно никто! Дядя с улицы. Мысли горче одна другой пронеслись в голове растоптанного жестокой правдой Француза. Он сбивчиво извинился за то, что нашумел тут и что пришёл без паспорта, после чего, неловко спотыкаясь о столы и стулья, вышел из кабинета бойкой начальницы. На улице, немного придя в себя, поехал к Хряку.

– Ты чё, бабки привёз? Долг хочешь отдать? Товаром или как?! – встретила его в окошке массивных железных ворот ухмыляющаяся фиксатая рожа такого же низкорослого, как и Хряк, мужика.

– Или как! – отрезал взвинченный гость. – Ты-то что за хрен?!

– Я не хрен, понял, на хрен?! Я партнёр хозяина и его управляющий. Виктор Борисович я. Хозяин на морях, а ты осади назад! А то зубы щас тебе пересчитаем и кости заодно, Буратино очкастый. Обдолбанный, что ли, припёрся?! Видали мы и таких…

«Да, не пришло, значит, время. Тут торопиться не стоит, – еле сдерживаясь и успокаивая сам себя, отошёл от ворот Француз. – Ещё не время. И до Хряка, и до его рыжего Фиксы очередь обязательно дойдёт!»

Пересчитав дома наличку, он с трудом всучил упирающимся старикам сто тысяч рублей на своих дочурок, рассовал по карманам своего портмоне ещё полсотни тысяч разными купюрами и, спрятав барсетку с остальными банковскими документами, что составляли всё богатство их бункерного общака, засобирался в ресторан «залить горе». Другого способа снять стресс ему на ум не приходило…

«Почти богач! Больше полтора миллиона баксов на руках, а счастья нет… – горько размышлял сталкер в такси о своей молодой жене и её старом, но богатом любовнике. – Я ещё доберусь до вас обоих…. Вам не жить!»

Напившись до беспамятства в одном из дорогих питейных заведений, Француз наутро очнулся с невыносимой головной болью и тошнотой в логове какой-то дорогой проститутки. Та заботливо предложила гостю опохмелиться полстаканом коньяка, но тот шарахнулся от спиртного как чёрт от ладана! Никогда он не опохмелялся. В таком состоянии, как сейчас, ему даже думать о выпивке было тошно. Из памяти непрошенными обрывками всё лезли картины вчерашнего загула. Философские беседы с барменом о смысле жизни и предательстве любимых женщин, какие-то ярко накрашенные липкие девицы, предлагавшие угостить их выпивкой и расслабится вдвоём, а ещё молодые бородачи с добрыми глазами, агитировавшие его пойти с ними брать трудный северный склон Эвереста. Все были ему по душе, и он угощал их дорогим виски, шампанским и фруктами. А потом отключился…

Немного погодя в квартире заботливой хозяйки объявилась «подвязанная» к ней медсестра, которая опоила несчастного неизвестными ему гадкими порошками и жидкостями. В животе у Француза забурлило, как в проснувшемся вулкане! Перетерпев с полтора часа необходимые экзекуции, вполне оживший гуляка нехотя согласился позавтракать с хозяйкой.

– Что я должен вам? – осведомился он, понимая, что всё тут стоит денег, и не малых.

– А сейчас ты никого не захотел? – покачала та призывно своими поношенными бёдрами.

– Нет, нет! Я не по этой части.

– Алкаш, что ли? – огорчённо предположила разочарованная жрица любви.– Да вроде не похож. Этих-то я в своей жизни насмотрелась.

Гость лишь поспешно кивнул, не желая вдаваться в долгие объяснения о том, что хоть и была в его жизни уже не одна женщина, но платной любви он никогда не понимал и даже брезговал ею. Да и возрастная хозяйка, хоть и ухоженная, не блистала ни красотой, ни формами и, не будь проституткой, всё равно бы не вызвала в нём никакого интереса как женщина.

– Ну вот, – посетовала та, – есть в нашей профессии три этапа. Первый – когда ты совсем ещё цветочек, в тренде, и даже арабские принцы готовы отдавать целые состояния за ночь любви с тобой. Второй – когда ты заматерела, но в спросе, пашешь как проклятая на сутенёра и себе на жизнь имеешь. И третий – как у меня сейчас: мужикам уже не нужна, а платят они изредка, и то лишь из жалости. Наверное, пора в мамки подаваться, а то совсем с такими, как ты, обнищаю.

«Ну, насчёт арабских принцев, это точно не про тебя», – подумал Француз, имея в виду внешние данные хозяйки, но продолжил молча жевать яичницу с колбасой.

– Ты знаешь, – неожиданно пожаловалась с грустью женщина, – ты мне там, в кафе, сразу понравился. Я наблюдала за тобой – ты другой. Не смотришь на баб, как на товар, хоть и вились они перед тобой, как пчёлы на мёд. А выглядел до предела одиноким. Наверное, у тебя и любимая была. По тебе видно было, что случилось что-то. Все разошлись, а ты за столом заснул. Поэтому и забрала тебя к себе. Пожалела. У меня тоже был любимый. Мой муж. В девятнадцать я ему сына родила, а они со свекровкой меня как из роддома забрали, так через неделю и выгнали. В пригороде мы жили, голодно было, безработица… Я сняла комнату с отдельным входом, совсем голую, платить за неё было нечем… Год на послеродовые еле-еле протянула, а потом мы с сыном уж с голода пухнуть начали. Спасибо бывшей однокласснице, с собой взяла меня в придорожный мотель, у автострады, с хозяином-сутенёром свела… Деньги появились… Сначала шмотки хорошие на себя купила – для нашей работы это важно, – а потом стол в квартиру. Я так рада ему была! Первую ночь вставала в туалет, и всё гладила его. Не верила своему счастью, что я наконец то с работой…

***

С сильно отощавшим портмоне несостоявшийся клиент старой проститутки отбыл на вызванном такси домой, нехотя согласившись взять у неё персональную, для «самых дорогих» гостей, визитку, противно-розовую, в красных сердечках.

Пора было собираться в Зону, а то Саныч, небось, с ума там сходит в неведении, выполнил ли он задание или нет? Ведь связи-то с Зоной из Большухи нет. А может, Француз сгинул с его бешеными бабками куда-нибудь на Бали? Навечно?

«Но пусть зря не переживает! Теперь у сталкера появились другие долги! И оплачивать их, похоже, придётся кому-то своими жизнями», – твёрдо решил невольный вдовец при живой жене.

Положив девочек спать, старики присели с Французом «на дорожку»:

– Лёшь, ты там не пропадай надолго, ладно? – попросила тётка. – Девчонкам родитель нужен. Любят они вас, и тоскуют страшно, если бы ты только знал!..

– Да уж постараюсь… – задумчиво протянул племянник.

– И насчёт жены понапрасну не рви сердце, – добавил дядька. – Можа, наговаривають люди. А всё как раз выйдет как надо!

Стоило отцу, уходя, скрипнуть в прихожей дверью, как дочери, обгоняя друг друга, с рыданиями кинулись за ним:

– Папа, папочка! Возьми нас с собой! – колотили они изо всех сил по захлопнувшей за отцом гулкой двери. – Мы с тобой хотим. Нас в садике бьют!

– Девочки, девочки! – попыталась оттащить внучек назад, в постель, тётя Валя. – Папа в магазин поехал. Через полчаса вернётся. А у дверей холод, простудитесь ещё!

Но девчонки вырывались и, рыдая и всхлипывая, продолжали биться в закрытую дверь, без конца дёргая за ручку.

– А ну! – рыкнул командирским голосом дед, придя на помощь своей супруге. – А ну отвяньте от двери, а то я возьмусь сейчас за вас!

Зная очень суровый и твёрдый характер деда, в отличие от любящей и мягкой бабки, Аня и Юля перестали биться об дверь и рыдать, но высказали ему, всхлипывая и наперебой, всё, что пришло на ум по поводу чёрствого и безжалостного родственника:

– А ты сам замолчи, понял?! Ты какашный дед, ка-к-кашный! – отчитала его Юля.

– Ты пися, дед, ты понял?! Ты – пися! – поддержала сестрёнку Аня.

А отец стоял за дверями и, глотая слезы, с горькой улыбкой слушал своих рано повзрослевших дочурок. Перепалка за дверями переросла в ласковое воркование тёти Вали, и всё затихло. Француз тяжко вздохнул и решительно направился к выходу.

Глава VIII

«Сто рентген»

Поразительно, но шеф так был удивлён его приходу, будто явился покойник с того света! То и дело, сухо покашливая в кулак, он с недоверчивым восхищением перебирал банковские конверты в руках, слушая рассказ Француза о его похождениях на Большуху и лишь изредка задавая уточняющие вопросы.

Дослушав невесёлую историю прибывшего о его собственной семье, Саныч с огромным удовольствием сложил наконец в стопку драгоценные конверты, после чего бережно, словно гранату с сорванной чекой, положил их в сейф:

– Молодчага! Что сказать, за долги бункерные ты почти рассчитался. И тридцать штук баксов из этих денег твои. Как ты этих *удаков с процентами, а?! Просто молодчага! Без базара. А сам отдыхай пока. Но если ты не против, есть тут у меня одно заданьице, как раз для тебя. Вернёшься, я и карточку твою тебе отдам. Небось, отвык на Большухе от Зоны-то?

– Да где там! Сколько меня не было-то? Недели две?

– Две не две, а я уж мысленно успел распрощаться и с тобой, и с бабками нашими, что ты привёз. Фирма-то эта, куда ты съездил, «Рога и копыта», уж больно мутная. Криминал сплошной. Да тут и помимо этого делов с лихвой, чтобы ещё твой отпуск считать.

– Да-а, невысокого же вы мнения обо мне! – упрекающе протянул Француз и, остерегаясь, как бы благодарный шеф не засунул его на радостях в очередную задницу почти невыполнимого задания, пожелал уточнить: – А что за заданьице-то? Далеко?