Текст книги "Хроники Энска"

Слабак

Спальный район на юго-западе Москвы. Типовая многоэтажка, одиннадцатый этаж. Девятнадцать тридцать. В замочной скважине нервно звякнул ключ.

Он вошел в квартиру, бросил портфель в угол, стал устало снимать пальто и шарф, вешать все это на вешалку. Молча. Она стояла в коридоре с того самого момента, как услышала, что ключи нервно и раздраженно звенят в скважине.

– Привет?

– Привет, – он поцеловал ее в щеку и прошел в комнату, по дороге снимая пиджак.

– Что-то случилось?

– Ничего.

– Паш, я же вижу, что что-то случилось. Я знаю тебя не первый день…

– Ир, все нормально, – вяло, потухшим голосом ответил Павел. – Просто я устал…

И тут его как прорвало:

– Меня все зае…ло, меня достали эти козлы, никто ничего не хочет делать, все стоит на месте. Я хочу все бросить, уйти. Я обманываю людей, я слабак, я не выдерживаю конкуренции, я слишком надеюсь на других, а сам не могу ничего сделать, у меня опускаются руки, я боюсь ходить на работу, я ненавижу эти рожи, они меня достали…

– Да что случилось-то, толком объясни!

– Понимаешь, я вел контракт, сделку, все было уже на мази, и тут приходит эта с-сука и забирает мой контракт, якобы объединение отделов! Представляешь? Я потратил два года, чтобы разработать это направление, теперь мне заплатят только тридцать процентов от сделки! Это грабеж… Я рассчитывал на эти деньги… Да не в деньгах дело. Меня подставили люди, которым я доверял, понимаешь? Меня предали…

Его голос звучал почти фальцетом.

– Как пошло, подло, дрянь, суки, б…ть!

Он сорвал галстук.

– Тупой офисный планктон, пришли на все готовенькое, а Николаич? Мы вместе поднимали компанию! А он только развел руками: «Сэ ля ви, старик». И это все, что он смог мне сказать, свинья, после стольких лет! Я один, понимаешь, я один против всех! Я на грани ухода из моей компании! Я разбит, я не знаю, что делать, у меня нет сил!..

Я выдохся, это катастрофа. Я не смог им ничего сказать… Я облажался, понимаешь?

А самое главное – мне дали понять, что я слабак. Эти суки, подлые шакалы. Мне пятьдесят девять лет, а меня, как мальчишку, мордой об стол!..

Она уже держала его лицо в ладонях.

– А на мое место взяли какого-то сосунка, представляешь? Вот так легко… Раз – и стерли человека.

Он уже не мог больше сдерживаться, подбородок задрожал, и горькие слезы обиды потекли по щекам.

Она держала его голову и гладила волосы, седые, кое-где еще темные.

Она поцеловала его в макушку.

– Все наладится, – сказала она мягко, но абсолютно уверенно. Словно она видела будущее. – Они без тебя не смогут. Давай ты возьмешь отпуск, укатим куда-нибудь в горы. Без тебя там все встанет. Я это точно знаю. Никто не знает в компании больше, чем ты. Просто кому-то нужно было пристроить отпрыска, он все равно работать не сможет…

– Пусть попробует.

Она улыбнулась:

– Не паникуй.

– Я люблю тебя. Ты – мой, и ты не слабак. Не смей так даже думать! А не то я дам тебе по морде. В крайнем случае, если действительно все так плохо, как ты говоришь, уйдешь к их конкурентам, в «Эрнст & Янг», они тебя, с твоими наработками, с руками оторвут… Удар за удар.

Верность

В эту среду произошел со мной такой случай. В рабочий полдень обычно выхожу я из офиса взять себе кое-какой перекус. Благо рядом продуктовый магазин «Магнолия». Купил себе все, что нужно, выхожу из магазина – и вижу такую картину.

Сидит привязанный на поводок к перилам пандуса пес. Метис лабрадора и овчарки. Бежевой масти. Правда, грязный весь. Оттепель, лужи, лед. Ну сидит себе и сидит. Но!

Как он сидел! Прямо. На льду. Лапы поставил ровно по струнке. Вытянулся весь. Служака старый…

Глаза… Какие у него были глаза! Необычные, желтые, умные и грустные. Пес был уже в летах. Уши покорно опустил. Смотрел он глазами своими в самую душу. Так смотрел, не отрываясь, не мигая, на раздвижные двери, за которыми, видимо, скрылся его хозяин.

И так он смотрел, что ни одного равнодушного человека мимо не прошло, все с ним заговаривали! Бабушка сердобольная:

– Ах ты миленькай, сердешнай, ждешь, ждешь свою хозяйку, ах ты Господи, ах ты, ох ты, сердешнай! – и еще долго шла, качая головой.

Работяги в спецовках пытались ему что-то кинуть к лапам, что он невозмутимо, проигнорировал.

Мамаша с ребенком. Ребенок, девочка, трех с половиной – четырех лет, совсем малышка, говорит:

– Мама, смотли, какая сабака! – И маленькая ручонка потянулась ее погладить, мать глазом не успела моргнуть, еле её поймала.

– Пойдем, пойдем, это чужая собака.

– Холошая!

– Хорошая… Пойдем, пойдем…

Люди входили и выходили, проходили мимо. Двери раздвигались и задвигались. Я стоял. Мы с ним смотрели друг на друга. Я на него, он на меня…

– Что смотришь? Не видишь, жду.

– Вижу.

– Я не бродячий, вон какой у меня ошейник! И поводок со строгой кнопкой. – Потом, после паузы:

– Меня ведь не бросили, правда?

– Да нет, нет, что ты! В кассе очередь.

– Меня бросали… Несколько раз. Первый раз, когда я еще щенком был…

– Ну, сейчас не этот случай.

– Да вроде знаю. Но один раз вот так же привязали у магазина и ушли…

Возле самых скул, в уголках пасти он немного выпустил воздух, но не скулил. Виду не показывал.

– Отсидел я потом год в приюте. Кормили. Иногда даже неплохо… Но самое трудное было смотреть, когда других забирают, а за тобой все никак не приходят. Потом, правда, привык. Пришли другие люди. Передавали меня из рук в руки. Даже один мужчина пожилой брал. Врач. Один жил. Жаль, умер быстро. Обратно в приют неохота. С хозяйкой лучше…

– Это да, – согласился я.

– А ты-то чего такой? – спросил он одними глазами.

– Какой?

– Нос повесил.

– Я-то? Я ничего. Старый уже, молодой был – все задирал нос-то, а сейчас вот устал. Возраст не скроешь, собака, это правда…

– Сколько тебе?

– Да уж за сорок. Помирать пора, – молча пошутил я.

– У нас, у собак, не так…

– Знаю… Люди живут – пока надеются, до сорока, а потом – только маются уже… Болеть начинают, раздражаться на все, вот нос и виснет…

– Это мне, по-вашему, уже за сорок, что ли?

– А что, маешься?

– Маюсь… И лапы ноют при сырой погоде. Да вот бояться стал, что снова бросят. Неохота в переходе подыхать…

– Подыхать вообще неохота.

– Что-то долго Ее нет. А? Ф-фу-у-у-у, вот Она!

Он досидел в стойке, пока Она не подошла к нему и не отвязала поводок. Потом с чувством собственного достоинства встал и, слегка помахивая хвостом, пошел рядом, с тревогой и радостью в собачьей душе, что на этот раз все обошлось.

Записки из зала ожиданий

Проигрыш

Глава I

Энск – ничем не примечательный город. Здесь никогда не было никаких знаменитостей, даже проездом. Этот городишко никогда не был известен, и жизнь в нем была провинциально скучна, бесперспективна и уныла. В Энске рождались люди, жили, работали на фабриках и потом просто умирали. Когда людей на фабриках стало не хватать, в город потянулись приезжие из других таких же мест, даже из далеких республик, чтобы работать на фабриках или по каким-то другим, своим причинам.

Особенно трудно было молодым, все без исключения мечтали уехать куда-нибудь, в Москву или Ленинград, потом взрослели, старели и тихо спивалась. Те же, кто все-таки уезжал, больше никогда не возвращались обратно и даже писем не писали. Так что никто не знал, как сложилась их судьба, живы ли они или сгинули.

И, правду сказать, вернуться обратно, в вязкую, тягучую, дождливую, провинциальную тоску, липнущую к душе и требующую только одного – выпить…

Никому из уезжавших отсюда обратно не хотелось. Вернуться в Энск означало расписаться в том, что «в столицах», увы, не прокатило.

Паше еще в школе нравилась Оля Долецкая, Оле нравился Сережа, Паша дружил с Сережей, а Сережа дружил с Пашей. Сережа тоже дружил с Олей, но и другие девочки ему нравились. Олю Сережа скорее воспринимал как товарища, комсомолку и новенькую одноклассницу. Типичный треугольник.

Оля была дочерью офицера, «капитанской дочкой», и появилась в Энске и в судьбе двух друзей в восьмом классе, когда ее отца перевели сюда служить. Она была серьезной красивой девочкой, хорошо училась и уже точно знала, чего хочет. А хотела она не очень многого: свой постоянный дом, красивого, умного, сильного и обязательно надежного мужа, как ее отец, родить детей, двух, а лучше трех. И просто жить, любить и быть любимой…

Оля видела на примере матери, как та стареет быстрее, чем ей хотелось, из-за неустроенности военно-кочевой жизни и как в минуты отдыха она мечтает вслух, что однажды они поедут в отпуск в Крым. Уже в восьмом классе Оля для себя все решила…

Пашке хорошо давалась математика, он запоминал длинные числа, у него вообще была отличная память, он быстрее всех решал контрольные по математике и давал списывать…

Серега был красавец. Внешность – Брэд Питт, Вигго Мортенсен и Дэвид Бекхем в одном флаконе, спортсмен, балагур, шмотки из «Березки». Родителям его каким-то образом удалось завербоваться в Африку на пять лет. Сережа был оставлен на попечение бабушки и к возвращению родителей почти полностью ее игнорировал. Родители вернулись с чеками и, отоварив их, купили все: кооперативную квартиру, гарнитур, «жигули», и т. д., и т. п. Мальчик был одет с иголочки, высок, широк в плечах, красив и нравился девочкам. Любил компанию, был заводилой, юморил, и к нему тянулись ребята. В нем уже тогда, в школе, проявилась жилка предпринимательства. С разрешения матери он перепродавал свои ношеные, но еще не «убитые» вещи, куртки, кроссовки, диски другим ребятам и таким образом всегда имел на карманные расходы.

Мама его устроилась в торговле, и, слава Богу, дефицитные, импортные шмотки у него были всегда. Получалось, что Сережа на себе «рекламировал» какую-нибудь вещь, джинсы там или кроссовки, и обязательно кто-то у него их покупал. Сергей сначала делал вид, что не хочет продавать, торговался, а потом, когда цена становилась приемлемой, как бы давал себя уговорить. Его отец открыл кооперативный магазин «Автозапчасти», и они стали одной из самых уважаемых семей в Энске. За Сережей закрепилась кличка Француз. Наличие клички в провинциальном обществе означало определенный статус, по крайней мере, у молодых.

Глава II

Однажды, в восьмом классе, на дне рождения Ольги, от нечего делать ребята сели играть в карты, в дурака на кукареку. Павел проиграл и должен был кукарекать. Оля и Сережка и остальные приглашенные в гости ребята, конечно, все посмеялись, повеселились, так как кукарекал Павел смешно.

Но ему, скажем прямо, было не до смеха. Оля хохотала над ним от души, а ему стало всерьез обидно. Если б не день рождения Ольги, если бы без нее, он, может быть, перенес легче этот проигрыш, но она там была, и это ранило его сердце, он даже сам не ожидал как. Что поделаешь, четырнадцать лет.

Он решил во что бы то ни стало выиграть в дурака и стал думать, как это сделать. Выход был один – выучить все карты, их масти наизусть и запоминать, какие вышли. В колоде всего пятьдесят две карты, четыре масти…

Довольно скоро он стал все время выигрывать, в дурака, потом в очко, в преферанс и другие игры. И даже приобрел среди энских пацанов определенный авторитет. Была какая-то мистика во всем этом. Он стал чувствовать карты, доходило до того, что он угадывал, у кого из игроков какие… Невероятно. Окружающих эта его способность забавляла, и все затихали, когда мальчики садились играть. Француз добродушно-повелительно гордился дружбой с Павлом. Они оба были игроки, но Серега – еще и азартный. Павел же, реабилитировавшись и достигнув поставленной цели, интерес к игре потерял.

Прошли годы, ребята окончили школу, поступили в институты. Пашка завалил сессию на первом курсе и ушел на два года в армию. Сережа окончил вуз и тоже служил, но офицером. Оля также окончила институт, вышла замуж за Сережу на четвертом курсе. Это она направила Сережу послужить. Сказала, что для карьеры будет полезно…

Женитесь на капитанских дочках, они точно знают, как наладить быт, что в жизни пригодится, а что пустое.

Оля уже в школе была твердо уверена, что выйдет замуж за Сергея, терпеливо «дружила» с ним в старших классах до окончания школы. Когда Француз увлекался другими девочками, она переживала, но каким-то образом всегда возвращала Француза себе. Сережа, не зная сам как, влюбился в Олю, потом вскоре понял, что она за сокровище-человек, и уже не отпускал ее от себя. Наверное, он в глубине души почувствовал, что Оля относится к нему не просто по-дружески и любит его не за красивые глаза и не за обеспеченных родителей, а его самого, искренне и честно. В общем, Французу повезло. Он стал немножечко ее ревновать. Даже к Павлу.

Ну а Павел был безнадежно влюблен. Сначала он тяжело переживал выбор Ольги, но дружить с ней и с Французом не переставал. Потом все как-то улеглось. Но с девушками ему не везло. Мать даже пыталась его женить и почти насильно подстроила знакомство с одной одинокой женщиной, согласной на брак, но все напрасно. Взаимности не получилось.

В лихие девяностые друзей на пару лет разметало, и они потеряли друг друга из виду. Пока в один прекрасный день Павел и Француз не встретились на вокзале в Москве. На перроне электрички до Энска.

– Старик, ты или не ты?

– Француз?

– Пашка!

Они обнялись.

– Ну, как ты, где ты, Паша, друг?

– Работал на севере, Воркутауголь, слышал?

– Не-ет.

– Шоферил. А ты? Как Оля? Дети есть?

– Понимаю. Детей пока нет, я бизнес свой открыл. Пошив верхней одежды. У меня цех в Энске. Сто человек народу. Шьем кожаные куртки. Кожу из Горького вожу. Сбываю в Москве, по универмагам и так, на рынках… Дом строю.

– А чего на электричке?

– Тачку в ремонт сдал, люк хочу в крыше сделать. У меня 230-й «мерин». Это случайность, что я тебя здесь встретил. Ты Энск не узнаешь, новостройки, народу нового много понаехало, черных и вообще… Но жить стало веселее.

– А ты про Ольгу-то ничего не рассказываешь?

– Не расскажу, сам увидишь, – хитро подмигнул Француз. – И для нее сюрприз будет. Мы сейчас прямо ко мне, она ж ахнет. Кого я на вокзале встретил, а? Ха-ха-ха-ха!

Павел тоже улыбнулся в ответ, но в груди у него почему-то защемило…

Глава III

Через час Павел шел по утопающим в зелени улицам родного Энска, узнавал и не узнавал его. Вот они с Серегой подошли к новостройке, девятиэтажной высотке, «как в Москве»…

– Да-да, Павлуха, новую трехкомнатную квартиру купил, – похвалился он. – С перспективой на будущее. – И многозначительно посмотрел на старого школьного товарища.

Они поднялись на седьмой этаж.

– Стой здесь, за дверью. Я Ольге сюрприз сделаю, – заговорщицки, полушепотом произнес Сергей. Он был все тем же балагуром и любителем розыгрышей. Павел смущенно улыбался, но сердце его бешено колотилось.

Сергей позвонил в дверь.

– Кто там? – послышался изнутри далекий, знакомый и одновременно незнакомый женский голос.

– Это я, Сергей.

Застучал замок.

– Ты что, ключи забыл? – спросила Оля.

– Нет…

– А чего звонишь?

– Сюрприз!!!

– Какой еще сюрприз?

Павел стоял спиной к косяку, и она не могла его видеть.

– Угадай, кого я к тебе привел?

– Кого?

– Ни за что не угадаешь!

– Ладно, брось дурить…

И она вышла на лестничную клетку. Павел и Оля встретились глазами. Она изменилась, похорошела, носила новую прическу – короткое каре. Смотрела так серьезно, даже настороженно. Взрослая, уверенная в себе женщина. Но все такая же Оля. Красивая и умная…

– Павел? Это… Ты?

– Я… – только успевал он говорить, пока его душили в бурных объятьях.

– С ума сойти! Откуда? Какими судьбами? – уже радостно кричала она, обнимая и душа его.

– Вот вернулся… С Севера… за длинным рублем гонялся…

– Ну что же мы все на лестнице стоим, проходи в дом.

Ее большие глаза слегка увлажнились от нахлынувших чувств.

Тут же был накрыт стол, и они засиделись до полуночи. Старая дружба не умирает. Как будто и не было этих лет. Только Оля стала женственнее, движения ее – мягче, голос ниже, взгляд теплее… Или, может, Павлу так казалось. Переговорили, кажется, обо всем, вспомнили заново всю жизнь…

– Картишками не балуешься? – спросил Сергей.

– Нет.

– А что так?

– Как-то все времени не было…

– Сыграем?

– Да я игры-то уж не помню, масти позабыл.

– Ха-ха-ха! Не скромничай, технику не пропьешь и не прокуришь! Я тебя в одно общество введу, все люди приличные, деловые, со связями. То, что ты запомнил в детстве, остается с нами навсегда, – философски изрек Француз, перемешивая колоду.

Оля стояла у косяка кухонной двери, накинув белую пуховую шаль, скрестив руки на груди, прислонившись плечом, и едва заметно улыбалась, глядя на двух постаревших пацанов, которых не изменило время.

– Ты чем думаешь заняться? – продолжал Серега. – А то давай ко мне в фирму, сделаю тебя своим заместителем… А?

– Ну что ты пристал к человеку, даже дух с дороги не дашь перевести, – с укоризной сказала Ольга.

– Паш, устал поди? – спросила она у Павла, как ему показалось, глубоко заглянув ему в глаза. – Так странно, – продолжала она. – Ты и изменился, возмужал, и совсем не изменился. Все такой же, каким я тебя знала когда-то. Переночуешь у нас. Я тебя выпимши одного на улицу не отпущу…

Глава IV

Бизнес в Энске процветал. Кооперативы, ТОО и акционерные общества арендовали все возможные пустовавшие жилые и нежилые помещения под офисы, подвалы и полуподвалы под магазины, в городе была даже своя биржа, открылось несколько кафе, шашлычных, два ресторана. Несколько игровых заведений с игральными автоматами, две дискотеки.

Челноки наводнили город турецким и китайским товаром. Самые предприимчивые разбогатели. Вокруг Энска выросли дачные поселки. Люди покупали б/у иномарки, которые пригоняли в город прямо из-за границы. Жизнь маленького провинциального городка наполняли контрасты. Конечно, многие новоиспеченные бизнесмены разорялись. Брали деньги в долг, в кредит под сумасшедшие проценты и не успевали вовремя отдавать, занимали еще и в конце концов прогорали, теряя все. Они продавали последнее имущество, лишаясь жилья, бомжевали, спивались, кончали жизнь самоубийством.

После первого шока от таких случаев общество Энска привыкло и к ним и воспринимало все в порядке вещей. Молодежь вставала на скользкий путь преступлений с легкостью, вливаясь почти строем в ряды криминальных группировок, и многие из них оказывались в местах не столь отдаленных в соответствии с Уголовным кодексом.

Жизнь меняла людей по всем правилам дикой, капиталистической экономики и морали. Наркотики стали обычным явлением. В Энске пышным цветом цвела преступность, насчитывающая до трех бандитских группировок, промышлявших рэкетом, вымогательством и прочей уголовщиной, все люто враждовали между собой. Между кланами часто вспыхивали разборки со стрельбой и смертями, и тогда город сходился на пышные похороны того или иного двадцати-тридцатилетнего авторитета.

И это стало еще одной традиционной особенностью провинциальной жизни. На Невзоровском кладбище, за городом за пару лет вырос целый некрополь из черного и коричневого мрамора на могилах молодых людей, так и не успевших прожить свою глупую, бессмысленную жизнь.

«Новые русские» выбирались за границу. Италия, Испания, Греция, Турция. За шубами, обувью, мебелью, тачками (автомобилями). Из культурных ценностей ставшей доступной Европы больше всего их интересовали помпезные отели с казино и дорогими ресторанами. Мода «красиво жить» докатилась и до Энска, только приняла своеобразный, уродливый вид и местный колорит. Культура общечеловеческая не поспевала за культурой потребления. Люди меняли внешний облик, но это не меняло их внутренне, скорее наоборот, разжигало внутри жажду наживы, бахвальство деньгами, зависть к одним и презрение к другим. К тем, кто не так «успешен», как они. При этом в ресторане, за ужином они продолжали с наслаждением ковыряться в зубах и курили за столом, стряхивая пепел на тарелку.

Павел влился в когорту энских «предпринимателей», вложив все свои северные в водочно-табачный ларек, справедливо рассудив, что этот товар не залеживается. Устроиться на нормальную работу с зарплатой и гарантированной пенсией, даже шофером, в те годы в Энске было невозможно, идти на фабрику рабочим было бессмысленно, предприятия закрывались одно за другим, торговля же процветала. Были бы деньги.

Через некоторое время к нему один за другим стали наведываться местные рэкетиры со своими предложениями «по-хорошему» насчет «крышевания», и он должен был выбирать. Иначе палатку просто сожгли бы, и все. За советом он обратился к Французу. Созвонившись, они встретились у Сергея в офисе.

– Ну что, посетил тебя местный «профсоюз предпринимателей»? – саркастически-покровительственно улыбнулся Серега-Француз.

– Козлы, – огрызнулся Павел.

– Таковы правила игры, старик. Всем приходится делиться, – сказал Француз.

– К кому пойти на поклон? Что посоветуешь, ты с кем работаешь? – спросил Павел.

– Сейчас главный Аслан. Он и берет немного, и, когда надо, деньгами поможет.

– Как на него выйти?

– Я похлопочу.

– Ну похлопочи, – передразнил Павел.

– Да не злись ты, будешь как у Христа за пазухой. А будешь ломаться, как девочка, – сотрут в порошок и через три дня забудут.

Француз быстро договорился о том, что «крышевать» палатку Павла будет группировка Аслана, и с этого времени бизнес его пошел в гору. Деньги на торговле прирастали быстро, несмотря на инфляцию.

Но… развлечений в городе, достойных капитала, по-прежнему не было.