Текст книги "Хроники Энска"

12. Месть

– Я завалил сессию, – сказал Сашка Ирке. – В мае меня призовут.

Они продолжали встречаться, только Ирка просила Сашку соблюдать конспирацию. Она не стала скрывать от него, что они поссорились с его матерью, поругались. Но подробностей не сказала. Просила быть осторожней, потому что, мол, «мама» рассказала, что его многие видят, когда он к ней ходит. И Сашка сначала, наивный, порывался налаживать отношения между мамой и Ирой, но Ирке удалось его уговорить, мол, нужно подождать, пусть мама немного успокоится, примет, так сказать, ситуацию. А вообще лучше будет, если он уйдет в армию, а она его ждать будет. А после армии, шутка ли, два года утечет, они помирятся и поженятся. Чего им делить-то?

Сашка почувствовал подвох, но не понял где, так как был уверен в Ирке. Он стал соблюдать конспирацию. Мать его не доставала с Иркой. Ждала. Апрель шел к концу. Скоро майские. На пятое мая Сашке прислали повестку.

– Мам, я в армию ухожу.

– Как в армию? Какую армию? А институт?

– Прости, я не говорил тебе. Я завалил высшую математику.

– Как завалил? Почему мне не сказал?

– Ну не ты же учишься за меня в институте…

– Что ты такое говоришь? Это все она!!! Тварь!!!

– Она здесь ни при чем… Мы расстались. Давно. Еще зимой…

Людмила Павловна видела, как он пытается защитить Ирку. Можно было бы его прижать, и он все рассказал бы, заплакать, например, или угрожать. Устроить ему истерику… Но это же ее сын! Она не могла, не хотела им манипулировать…

«Как же я его такого вырастила? В кого он у меня такой? В отца? Дурак».

Она быстро взяла себя в руки:

– Я сейчас позвоню военкому, тебе сделают отсрочку…

– Мам, не нужно, я хочу уйти в армию. Понимаешь?

Поскорей. Подальше от нее…

Мать внимательно на него посмотрела.

«Может, действительно ему лучше в армию? Два года у черта на куличках, вернется мужиком… От нее подальше опять же… Не было бы счастья, да несчастье помогло… Как кстати. А в институте академку оформим», – пронеслось у нее в голове. Но лицо она сделала скорбно-возмущенное:

– Ну почему ты мне не сказал? Давай хотя бы академку возьмем? Придешь из армии, восстановишься, – и она испытующе посмотрела на него.

Сашка хорошо знал свою мать. Если он сейчас не согласится, она может все переиграть.

– Да, конечно, – согласился он. И увидел, как мать немного успокоилась.

Ирка и Сашка встретились накануне проводов в армию. Ирка отправила Таньку ночевать к подружке-однокласснице. Они остались в квартире одни. На телевизоре горел ночник «волшебный фонарь». Белая простынь на раскладном диване от этого казалась еще белее. Сашка старался так, словно это его последний раз в жизни. У него действительно было такое чувство, будто бы он расстается с Иркой навсегда.

– Я вчера видел, как Хипок к тебе заходил, – сказал он, когда они оторвались друг от друга, чтобы отдохнуть.

– Когда это ты видел? – игриво спросила Ирка.

– Вчера в восемь часов вечера, – серьезно ответил Сашка. – А ушел он в двенадцать.

– Ты чё, следишь за мной? Почему сам не зашел? – улыбаясь, спросила Ирка.

– Не знаю. Ты с Хипком, это… тоже, что ли?

– Я свободная женщина, хочу того, кого хочу. А ты что, стоял под окнами, что ли?

– Не стоял… Я тебе вообще не безразличен? Я тебя что, не удовлетворяю? Почему Хипок?

– Знаешь, Саш, ты вообще никогда никого удовлетворить не сможешь, как ни старайся. Хоть и член у тебя большой. Но женщине ты удовольствия не доставляешь. Понимаешь? Ты тупо пилишь, и все. А Хипок, он мужик, понимаешь? Твой удел только проститутки… Прости, но это правда. Нормальной, приличной девушке ты не интересен. Ты слишком много думаешь о себе…

Слезы катились по Сашкиным щекам. Он лежал совершенно разбитый и подавленный. Ирка курила у окна в форточку. Он молчал.

– Что, что я делаю не так? Почему? – с трудом выдавил он из себя.

– Не знаю, Саш. Не знаю… Может, тебе просто это не дано? Секс – это как музыка, его невозможно «сделать». Берешь и играешь. Сексу не научишь. Никого этому нельзя научить… Для него не нужно создавать условия. Это в глазах. Стоишь рядом – и так тянет, и руки каждую волосинку ощущают… Что не удержать, – Ирка тяжело выдохнула дым из груди. – Это невозможно объяснить. Это либо есть, либо этого нет…

Сашка встал. Медленно оделся. Молча вышел из квартиры на первом этаже.

«Здорово все-таки, что завтра в армию, – подумал про себя Сашка. – К чертовой матери! Все бабы с-суки, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

Эпилог

Ирка забеременела тогда же от Хипка. Хипок закончил техникум и тоже ушел в армию. Сашка Хипка простил. Друг все-таки. После армии Хипок сбил насмерть пешехода и сел на три года. После отсидки они так и не встречались больше. Хипок узнал, что ребенок у Ирки от него, и послал ее:

– Еще раз подойдешь ко мне со своим ублюдком – убью, – был его ответ на то, что Ирка пришла к нему насчет отцовства.

Родила она сына. Хотела по-хорошему. Отца ребенку. Она его, наверное, по правде полюбила, Хипка. Хипок женился на девушке из приличной семьи. У него дочка, и они счастливы. Последний раз, когда я их видел, они только что вернулись из Испании. Зубыч развелся с Риткой и ушел к Ирке. Ирка его приняла, но замуж выходить за него не спешила. Зубыч работал мясником в Москве, и материально они поднялись. Тридцать третью статью отменили. Ирка устроилась в ателье швеёй. Парень вымахал, двадцать пять лет. Блондин с серыми глазами. Кто знал Хипка в молодости, скажет вам – одно лицо. Людмила Павловна после развала КПСС работала в собесе. Зарплаты на жизнь ей не хватало. Дом она обменяла на квартирку. В конце концов она торговала конфискатом таможни где-то на Черкизоне в пределах кольцевой. Умерла от рака. Судьба Галины Михайловны неизвестна. Михал Альбертыч схоронил жену. На пенсии. Судьба Александра Николаевича Прохорова не сложилась. Женщинам он больше никогда не верил, трахал шлюх. Занимался бизнесом, дважды прогорал. Сейчас председатель Правления ХХХХХХ-банка. Детей нет, живет один.

Северные рассказы

Снежная королева

Учебные стрельбы артдивизиона десятого мотострелкового полка проводились в условиях полярной ночи. Командиру роты связи, капитану Белому, была поставлена задача обеспечить телефонную связь корректировщикам огня на передовой. Задача проще простого – МТЛ-БВ загружается катушками с «полевкой», солдату дается приказ окопаться на точке, выбранной разведкой, и ждать смену.

МТЛ-БВ выдвигается в ночную тундру. Не проходит и минуты, его уже не видно в темно-синем бархате морозной ночи. Время в пути – может, пять, может, пятнадцать минут. Рядовой связист, угоревший от запаха солярки и задремавший возле печки, разбужен пинком в бок от сержанта, и вот он уже вываливается из заднего люка в девственный снег. Ватный спецпошив, автомат АК-47, подсумок с патронами, противогаз. Шапка-ушанка «полтора уха» – заполярный вариант. В кармане горсть сухарей из общего мешка. Телефон установлен. МТЛ-БВ развернулся и исчез в темноте. Полевка отматывалась обратно ниткой на КП.

Огромное звездное небо накрыло прозрачным, как горный хрусталь, куполом, бескрайнее пространство, занесенное не тающим со времени мамонтов снегом, который сверкал бриллиантовым переливом под неверным лунным светом. Мороз стоял минус тридцать по Цельсию, сухой и трескучий, который, как ни странно, совсем не чувствовался. На ресницах и бровях от дыхания образовались снежинки. Сидеть в снегу было не холодно. «Точка» представляла собой окоп глубиной полтора метра, который хорошо защищал от секущей пороши, смеси бриллиантовых осколочков снега и ветра. Вся тундра освещалась сполохами северного сияния. Оно разворачивалось огромной лентой от горизонта до горизонта, скручивалось в воронки или вихри, подобно гигантской змее, ходило столбами, меняло цвет, белый на розовый, розовый на зеленый, зеленый на бирюзу и снова белый. Звезд было столько, сколько солдат сроду не видел, и все они были разные, мерцали и отражались в снегу.

Однако мороз давал о себе знать, пощипывало кончики пальцев на руках и на ногах. Надо было как-то погреться. Притоптывания и прихлопывания имели кратковременный эффект. Тогда было решено расширить капонир. Снег легко поддавался саперной лопатке, и капонир был расширен и углублен до двух метров. Теперь ветер пролетал над головой. Спецпошив курился паром и тут же покрывался голубой искрящейся коркой льда.

«Сколько прошло времени? – думал солдат. – Когда придет смена? Мороз крепчает, или мне это кажется? Наверное, это потому, что я просто лежу на снегу. Просто у меня окоченели руки. Вообще-то не так уж и холодно».

Интересно, сколько прошло времени? Надо двигаться, встать-сесть, встать-сесть. Десять приседаний, двадцать, теперь отжимания, теперь прыжки. Вот уже другое дело. Прошло еще полчаса, как ему показалось.

Ноги все равно замерзают.

Та-ак, снимаем сапоги, разматываем портянки, сапоги в сторону. Босыми ногами встаем на колючий снег. Снег не чувствуем. На месте! Бего-о-ом ма-арш! Красота, среди бегущих первых нет и отстающих, бег на месте общепримиряющий. Дальше берем в руки снег и плотно растираем ноги, пальцы ног. Снег первое время не тает в руках. Вот пошел пар, стопы намокли, теперь быстро мотаем шерстяные портянки, туго, особенно пальцы ног. И обратно в сапоги.

Ногам стало горячо, руки в рукавицы, все пальцы вместе, ладони влажные, но горячие. Надо перекусить. В кармане осталось четыре сухаря.

– Эх, как быстро я все съел! Ладно, сухари рассасываем.

Спецпошив, покрытый коркой льда, потрескался только на сгибах коленей и локтей. Стал даже похож на скафандр космонавта. Мелкие серебристые точки инея от дыхания.

– Когда же меня сменят?

* * *

Капитан Белый в свои сорок с небольшим лет имел серьезные проблемы с алкоголем. По этой причине от него ушла жена. Его исключили из партии. И в перспективе его ничего не ожидало. Вечный капитан. Военврач, давая ему характеристику, написал – «зависимость от алкоголя средняя». Но это была не совсем правда. Водка его уже давно не забирала. Начальство и командиры его жалели. Делу о его демобилизации не давали ход на уровне политотдела дивизии, прикрывая таким образом свои задницы. Да и достать водку в полку или купить в ларьке военторга было нельзя. Ее просто не завозили. Водка продавалась в Заполярном или Никеле. Но добраться туда можно было только транспортом, а это значит, с ведома командования.

Капитан Белый пил чистый спирт. Спирт полагался связистам для обслуживания ЗАСов и текущего ремонта радиостанций. Капитан лично получал спирт под расписку и отвечал за его расход. Конечно же, это было несметное богатство, так как всегда он мог отлить из фляги стакан или два и разбавить его 1:4, и получалось почти две бутылки водки. Но иногда капитан мог жахнуть и неразбавленного спирта. Стакан целиком. Глядя на капитана, никогда нельзя было понять, трезв ли он до конца или немного подшофе. Он был всегда строг и груб и как-то по-особенному сосредоточен, как бывают сосредоточены пьяницы, старающиеся выглядеть трезвыми.

Может быть, он замечал эти пристальные, как ему казалось, взгляды подчиненных и окружающих, и поэтому капитан был всегда немного на взводе. Свои махинации со спиртом он успешно скрывал, так как всегда мог покрыть недостачу, заняв, выменяв, купив спирт у авиации. В полку все знали, что капитан химичит со спиртом, потому что часто, от полковой скуки, пили вместе с ним, даже начсвязи полка и зампотылу, не говоря уже о других офицерах.

* * *

Рядового клонило в сон. Он лежал на снегу лицом вверх и смотрел на звезды и северное сияние, завороженно любуясь масштабом картины, сполохами, слушая шорох снега и едва слышный гул ветра. Снег припорошил его всего, становилось тепло, он думал о своей жизни до службы. Ему вдруг вспомнился старый фильм про Снежную королеву, которая увезла мальчишку Кая, прицепившего к ее саням свои санки, к себе, на север. А любившая его девочка Герда, верная их дружбе, отправилась на поиски и спасла Кая. Звездное небо плавно кружилось над ним.

«Странно», – подумал он. И вдруг отчетливо увидел лицо Снежной королевы. Она приветливо улыбалась ему. Примерно так же улыбается девушка из передачи «Ритмическая гимнастика» в девять тридцать по телевизору. Но тут он отчетливо увидел, что в ее лице есть что-то общее с лицом Светки с третьего курса, из института. Солдат вспоминал лица девчонок, с которыми гулял до армии, и во всех лицах находил черты сходства со Снежной королевой. Он представлял, как разговаривает с ними. Они ему что-то говорили, но из-за шума ветра он все никак не мог разобрать что. Он силился им ответить, хотел сказать, что не понимает, что они говорят.

– Все же здорово, что все вы приехали сюда. Смотрите, какая здесь красота. Белое безмолвие, прям как у Джека Лондона. «Если ты полюбишь Север – не разлюбишь никогда!»

– Не разлюбишь, не разлюбишь, не разлюбишь… Мне всего-то восемнадцать лет, а я уже волк Заполярья.

Он все глубже погружался в воспоминания. Вот они с отцом едут на велосипеде, на раме маленькое седло, так что он тоже «за рулем». «Куда мы едем?» По выгоревшему на солнце летному полю старого аэродрома? Жара. Июль 1972 года.

Здесь же тундра!

Картины воспоминаний все проходили перед его глазами.

«Младший братишка, все завидуешь мне, что мне подарили магнитофон “Маяк-205”. Теперь он твой. Слушай музыку, вот так, Максимка. У меня все чики-чики. Снежная королева – самая красивая женщина на свете…»

Вот лицо Снежной королевы приобрело черты его матери.

– Мам, я не приеду. Я остаюсь на Севере. Мне не три годика.

И тут он увидел себя в три годика и что он в яслях, тихий час, а ему не спится. И уже идет злая, раздраженная нянечка. Ему холодно, и, о ужас, сейчас его будут ругать…

Вот над ним неотвратимо-медленно склонилось лицо Снежной королевы и вдруг заорало на него:

– Со-о-лда-ат! Ты же спи-и-ишь!

Снежная королева почему-то сильно ударила его своим жезлом в бок. Солдат открыл глаза.

– Солда-а-ат!!! Ты что – спишь? А ну встать! Доложить по форме!

Он вскочил на ноги по стойке смирно и рапортовал, кто он и что здесь делает. Перед ним стоял командир зенитно-ракетного батальона майор Знамышев.

КП артдивизиона заняли зенитчики. В два часа ночи произошла внезапная смена позиций. Артдивизион сместился на два километра на правый фланг и вперед еще на два километра, и позиции заняли зенитчики, так как теперь это был глубокий тыл полка. Майор Знамышев решил сам на лыжах по целине обойти местность, чтобы наилучшим образом расставить ракетные установки и замаскировать их. На точку корректировки огня артиллеристов он наткнулся случайно, зацепившись лыжей за полевку, припорошенную снегом. Вытащив часть провода, он направился посмотреть, что там находится, и обнаружил дремлющего замерзающего солдата.

Майор понял, в чем дело. Приказал солдату сматывать полевку, собирать телефон и бегом бежать за ним. Майору было тридцать семь лет, он отлично ездил на лыжах и находился на пике спортивной формы, любил кроссы со стрельбой из АК-47.

Бежать по снегу было очень тяжело. Железная катушка с полевкой через одно плечо била по бедру, телефонный аппарат и автомат через другое натирали шею. Противогаз, подсумок. Ватный спецпошив, весь промерзший насквозь, оттаял, напитался потом и влагой изнутри. Ноги утопали по колено в снегу. Дыхание вырывалось хрипом из груди.

– Товарищ майор, подождите!

Спецпошив казался железобетонным и весил тонну. Но солдат ничего этого не замечал, он думал о том, как не отстать от майора. Через полтора километра они вышли на иглу разведчиков.

– Ребята! Примите связиста, совсем замерз парень! Пусть у вас отогреется, а я пришлю за ним МТЛ, – распорядился майор и исчез во мраке ночи.

Сбиться с пути в тундре не так уж трудно. Майор рисковал. Только то, что он знал эту долину, да северное сияние помогало ему правильно ориентироваться среди сопок и озер. Метель улеглась, звездное небо освещало долину. Майор дошел до штаба полка. Разыскал капитана Белого.

Часа через полтора-два за солдатом прислали МТЛ-БВ. К этому времени он уже сожрал банку тушенки, любезно выданную сержантом разведроты, выпил крепкого горячего чаю с тремя кусками сахару и сухарями и чувствовал себя гораздо лучше.

Капитан Белый лично приехал за своим солдатом. Ему быстрее хотелось убедиться, что с ним все в порядке. Когда его разыскал майор Знамышев и сообщил о своей находке, капитана прошиб холодный пот, но виду он не подал.

– Рядовой! Почему не позвонили на КП? – рявкнул он при всех.

– Я звонил, – вытянулся рядовой, утирая рот рукавом. – Не было связи, товарищ капитан. Я ждал смену.

На самом деле телефон подключен не был. Когда МТЛ связистов прибыл на КП, он уже опустел, Полк выполнял маневр.

Капитан отвез рядового в полевой медсанбат полка. Солдата там раздели, осмотрели руки и ноги на предмет обморожения. Очагов поражения тканей обнаружено не было. Но капитан все равно решил оставить его в санчасти в распоряжении начмедслужбы. Для очистки совести. Сколько рядовой провел в снегу на морозе, никто не знает. Если спросят, где солдат, – в санчасти. Не дай бог простудился или воспаление легких. А там этот эпизод и забудут. Даже если Знамышев доложит комполка или замполиту, с парнем будет все в порядке. В санчасти его откормят, он отогреется, выспится. Да и на глазах чтоб не маячил. Все можно будет замять.

Капитан крепко выругался и сплюнул.

Колокола

Сашке исполнилось восемнадцать лет. Весенний призыв 1985 года позвал его отдавать долг Родине. Вот уж собран вещмешок, но он все еще немного медлил, глядя на плакат «Ламборгини», висящий на стене в его комнате. Он вспоминал себя тогдашнего и Яну, окончательно прощаясь с детством.

Как говорили в старину: «Присядем на дорожку… Помолчим минуту».

Занесло его в Хибины, на снежные просторы Заполярья. Мурманская область, поселок Печенга. У черта на куличках. Быстро пролетело короткое северное лето. Позади карантин. Присяга. Курс молодого бойца.

Он лежал на своей койке в казарме. Все спят. Вдруг слышит:

– Солдат, э-э, солдат?

Осмотрелся. Кто его зовет? Оказалось, сосед справа, тоже не спит.

– Тя как зовут? – прошептала лысая, стриженая голова через коечную спинку в решетку.

– Саша, а тебя? – ответил он, такой же стриженый.

– Рома. Ты откуда будешь?

– Из Первомайска…

– Это где такие города?

– В Подмосковье, слыхал?

– Не-е, не слыхал… А я из Копейска, Челябинской области, слыхал?

– Не-а, не слыхал…

Помолчали минуту.

– Так что делать нам с тобой нечего, – подытожил Рома. – Давай дружить, солдат?

– Давай…

– У тя есть че пожрать?

– Сахар. Будешь?

– Давай…

Сашка отдал Ромке свой сахар, сосед принялся его рассасывать. Затем он как будто вспомнил что-то важное, полез в гимнастерку, достал из нагрудного кармана фотографию девушки с толстой косой на выпирающей вперед груди и передал фотку Сашке:

– Любка, – ласково произнес имя Ромка. – Самое лучшее имя для девушки. Любовь.

Говорили они громким шепотом.

– Красивая, – одобрил Сашка.

– А у тебя краля есть? – поинтересовался Ромка.

– Была, – задумчиво ответил Сашка.

– Фотка есть? Покажи?

– Не-ет, фотки нет, я ее и так помню.

Он перевернулся на живот, обнял обеими руками подушку, положив на нее подбородок, и рассказал Ромке историю про то, как в детстве встретил Яну, как приезжал к ней в гости, в Москву, и что оказалась она дочкой замминистра легкой промышленности…

– Как ее зовут? – после долгой паузы спросил Ромка.

– Яна…

– Ну а титьки у нее как, большие?

– Нормальные, не в этом дело, понимаешь? Она такая, как тебе это объяснить, смотрит так, спокойно своими глазами… Смеется красиво, руки у нее красивые, пальцы… Песня ей одна нравилась, «Колокола» называется.

– Напой, – попросил Ромка.

И Сашка, как мог, напел:

 
А ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил,
Что зазвонят опять колокола
И ты войдёшь в распахнутые двери.
Перчатки снимешь прямо у дверей,
Небрежно бросишь их на подоконник,
«Я так замёрзла, – скажешь. – Обогрей»,
И мне протянешь зябкие ладони.
Я их возьму и каждый ноготок
Перецелую, сердцем согревая…
Ах! Если б ты шагнула на порог,
Но в парк ушли последние трамваи.
Вот так живу, надеясь и любя.
Тебя уж нет четвёртую неделю,
Но верю я, что зазвонят опять колокола
И ты войдёшь в распахнутые двери.
Любовь ушла теперь от нас навек.
Теперь в любовь играют наши дети,
Так пусть звонят для них колокола, колокола…
Как хорошо, что есть любовь на свете!
 

– Погоди, погоди, я где-то слышал…

Тут раздался раздраженный голос «дедушки»:

– Э-э, салаги, если вы щас не заткнетесь, я вам в колокола набью, подъем в семь утра, блин!

* * *

Прошло несколько дней. Ромка раздобыл у комендачей шестиструнную гитару и две недели подряд все свободное время терзал ее и всех окружающих, подбирая лады и аккорды, бормоча про себя: «А ты опять сегодня не пришла…»

Первым не выдержал ефрейтор Любый:

– Слухай, Гусаров, ты бы вже заспивал, чи шо, а? Может, шо другое? А то у людэй голова болит…

– Да пойми ты, Любый, тут дело такое… У одного мово кореша на гражданке краля была… Дочка министра… Сечешь?

– Брэшэш, ну и шо?

– А вот шо… Расстались они, а он ее до сих пор помнит. Без фотографии… Всю… Песня ей эта очень нравилась… Вот те и «шо»…

– А-а-а, – почесал затылок ефрейтор.

После этого Ромке больше никто не мешал. Он успешно подобрал аккорды и в один прекрасный вечер, после отбоя, исполнил песню в ленинской комнате. На шум аплодисментов заглянул дежуривший по роте, зампотех, прапорщик Сосновый:

– Рядовой Гусаров, будете ротным запевалой, завтра доложу старшине, а щас всем – отбой!

Утром, после завтрака, рота связи построилась перед столовой. Обычно все подразделения возвращались в расположения рот, маршируя по плацу с песнями. Роту связи сопровождали дежурный по роте прапорщик Сосновый и старшина, заступивший утром, прапорщик Пичушкин. Встречал личный состав командир роты капитан Белый. Прапорщик Пичушкин скомандовал:

– Рота-а, равняйсь! Смир-рна-а! Шагооомарш!

Рота дружно топнула сапогами об асфальт.

– Пес-ню-у запе-е-вай!

И Ромка Гусаров голосом вокалиста из ВИА «Песняры», который пел про Вологду и палисад, задорно так, я бы даже сказал, лихо, полутенором запел:

 
А ты опять сегодня не пришла,
А я так ждал, надеялся и верил…
 

И тут уже вся рота подхватила на редкость дружным хором:

 
Что зазвонят опять колокола, колокола
И ты войдешь в распахнутые двери…
 

Старшина от неожиданности слегка опешил и спросил зампотеха:

– Что они поют? Что за песня?

Прапорщик Сосновый, пожав плечами, еле сдерживая смех и вытирая слезу, ответил:

– «Колокола».

Капитан Белый наблюдал, как по плацу бодро маршировала рота связи и лихо распевала новую ротную песню. Когда рота подошла к зданию расположения, капитан Белый был уже на взводе.

«Как хорошо что есть любовь на свете!»

– Роотаа, на месте-е, стой! Раз-з, два, – скомандовал прапорщик Пичушкин.

– Старшина! Что за песню только что пела рота связи?

Старшина сдвинул фуражку на затылок, вытер лоб рукой, расправив усы, после небольшой паузы четко ответил:

– «Колокола», товарищ капитан.

– Чья идея? – угрожающе посмотрел на солдат комроты.

Но в этот момент он увидел, как по плацу прямо к нему идет начштаба майор Кравченко в сопровождении начальника политотдела дивизии, подполковника Иванова, видимо в клуб части. (Какого хрена им в Мурманске не сидится.)

– Р-ро-о-отаа! Смир-рна! Товарищ подполковник, рота связи готовится к построению на ПХД. Командир роты капитан Белый, – лихо отдернул он руку от козырька, отдав честь начальству.

– Вольно, – ответил начальник политотдела.

– Вольно-о-о, – скомандовал комроты.

– Капитан Белый, что за песню сейчас исполняли солдаты? – спросил начштаба.

– «Колокола», товарищ майор, – бодро ответил капитан.

– Молодцы! – похвалил капитана начштаба.

И рота дружно, с облегчением рявкнула:

– Служим Советскому Союзу!