Текст книги "Мертвая вода"

– Ну, как ощущения? – спросил инструктор, подождав, пока Кирилл, кряхтя, освободится из объятий скафандра.

– Потрясающе! – честно ответил Кирилл. – Господин лейтенант, я такого не испытывал никогда!

– Значит, так, – подвел итоги инструктор. – Белка – отлично. Но от тебя я другого и не ждал. Еретик – неплохо… для пехотинца.

Белка подошла и стала рядом, Кирилл скосил глаза. Белка оказалась невысокой девушкой хрупкого телосложения, с собранными в пучок волосами, черными как смоль. Она задорно глянула на Кирилла и подмигнула.

– Когда закончите перемигиваться, обратите внимание на меня, – сдвинул брови инструктор. – Поскольку вы теперь знакомы, у меня для вас новость: будете учиться вместе. После переподготовки отправитесь в одно подразделение. Белка, как более опытный боец, назначается старшей в паре. Вопросы? Вопросов нет. Желаю удачи. Идите и постарайтесь как следует выспаться – скоро такой возможности у вас не будет. Свободны.

Управление боевым скафандром только на первый взгляд казалось легким. Было много тонкостей, которые нужно знать и уметь. Спустя месяц усиленных тренировок Кирилл до того привык к своему «Паладину», что иногда, спросонок, не сразу понимал – человек он или панцергренадер.

Они сдружились с Дженис – так звали Белку. Кирилл ей понравился, она ему тоже. Но тень Хелен заслоняла все вокруг. Они с Белкой остались просто друзьями.

Курс пролетел незаметно. Спустя два месяца Кирилл с Белкой вернулись в Ригу. Второй Рижский панцергренадерный, куда их распределили, дислоцировался на Кипсала.

В расположении оказалось на удивление безлюдно: все были в Пардаугаве, на учениях. Дежурный офицер проверил предписания и отправил новичков в казармы.

Бросив мешок, Кирилл прилег на кровать, но сон не шел.

– Ты куда? – Белка поймала Кирилла, когда он уже подошел к КПП, отделявшему расположение бригады от остального подземелья.

– Выпить охота, – признался Кирилл.

– Не уверена, что это хорошая идея, – Белка нахмурилась.

– Я уже взрослый мальчик, мамочка. Сам разберусь, – улыбнулся Кирилл.

Дежуривший на КПП рядовой проводил его скучающим взглядом.

«Улицей» подземный туннель назывался лишь условно. На Кипсала все находилось под защитой девятиметрового слоя бетона. Под землей скрывались целые бригады, панцергренадерные и пехотные. Каждой бригаде был отведен свой участок. А чтоб солдаты не скучали, рядом был туннель с развлекательными заведениями.

Кирилл пошел туда, откуда доносилась музыка, и вскоре попал, куда хотел. Из баров доносилась музыка и пьяный смех. Пройдя почти до конца, Кирилл так и не определился с выбором. Ему хотелось выпить стаканчик-другой в тишине, но в большинстве солдатских баров было шумно. А в офицерские его бы не пустили. В самом конце «улочки», где единственная уцелевшая лампа еле разгоняла темноту, он наткнулся на бар, откуда не гремело «умцы-умцы» попсы и не орали пьяные голоса. Из-за неплотно прикрытой двери доносился гитарный перебор. Кирилл толкнул дверь и вошел.

Бар оказался неожиданно большим. Ближе ко входу, поставив стулья в круг, сидели люди. Вторая половина терялась в темноте. Кто-то играл на гитаре, хриплый голос пел по-русски:

 
Мы выходим на рассвете,
Над Баграмом дует ветер,
Раздувая наши флаги до небес.
Только пыль стоит над нами
И клубится под ногами,
И родной АКМС – наперевес.
Только пыль стоит над нами
И клубится под ногами,
И родной АКМС – наперевес.
 

Кирилл заслушался, песня ему понравилась.

– А где это – Баграм? – спросил чей-то голос из темноты.

Минутная заминка, никто на вопрос не ответил. Кирилл подал голос:

– Баграм – это в Афганистане. Была такая страна когда-то. Сейчас это часть Халифата. – По истории у Кирилла всегда были хорошие оценки.

– А почему тогда русские об этом пели? – спросил все тот же голос.

– Потому что когда-то русские там воевали с муджахеддинами, – ответил Кирилл. – Точнее, советские.

– Это кто там такой грамотный? – спросил голос певца.

Кто-то развернул на Кирилла лампу.

– Оп-па, бронекопытный, – крякнул певец.

По залу пронесся и стих шепот; повисла тишина. Кирилл почувствовал, как сгущается в воздухе агрессия. Со скрипом задвигались стулья, солдаты вставали с мест.

– Вас что, бронекопытных, мало учили? У вас свои бары есть, ходите туда!

Вперед вышел усатый гаупт-ефрейтор с двумя нашивками за ранение. Кирилл заметил, что все в баре – пехотинцы. Ни техников, ни панцергренадеров. А он, как назло, перед выходом пришил нарукавный шеврон полка.

– Послушайте, я здесь недавно. Если я зашел куда-то не туда, то могу и уйти. Извините меня за вторжение!

Кирилл повернулся и обнаружил, что путь перекрыт: сомкнувшись стеной, стояли солдаты.

– Не так быстро, бронекопытный. Мы тебя немного вежливости поучим, а потом и отпустим…

Громадная пятерня развернула Кирилла, кулак размером с пивную кружку взлетел к плечу. Кирилл успел заметить удар, но сблокировать или уклониться не смог, до того быстрым оказался грузный и неповоротливый с виду гаупт-ефрейтор. Все, что успел Кирилл, это повернуть голову. Удар пришелся по челюсти, в голове будто взорвалась бомба. Кирилл упал на спину, окружающий мир поплыл, звуки стали глуше. Точно сквозь вату, он услышал где-то вдалеке голос. Голос что-то кричал, но смысл слов от Кирилла ускользал. Внезапно картинка прояснилась, как будто кто-то подкрутил резкость. Вернулись звуки.

Кирилл обнаружил, что сидит на стуле, а рядом с ним знакомый голос радостно приговаривает:

– Ты смотри, сработало! Волшебное зелье!

– Старый… – еле ворочая языком, произнес Кирилл.

– Я это, я! Скажи спасибо, что вовремя подоспел, а то «дядя» Слава тебя бы под орех разделал!

Лёша-Старый, расплывшись в улыбке, протянул Кириллу бутылку. Тот хлебнул и с трудом удержался от кашля.

– Спирт, – выдохнул Кирилл.

Кирилл повернул голову и увидел давешнего гаупт-ефрейтора. Умные серые глаза на обветренном круглом лице смотрели немного насмешливо.

– Меня Слава зовут, позывной Черномор. – Гаупт-ефрейтор протянул руку.

– Кирилл, позывной Еретик. – Кирилл пожал руку.

– Ты как в бронекопытные попал, мужик? – спросил Старый. – Чтобы из пехоты да в панцергренадеры – такого тут не бывает, так? – Он вопросительно посмотрел на «дядю» Славу.

– Точно так, – кивнул Слава. – Мы с бронекопытными не смешиваемся, куда нам с суконным рылом да в калашный ряд.

Вокруг одобрительно загудели.

– Как ваше хай-тековское величество попало в пехоту?

– Я неблагонадежный, – пожал плечами Кирилл. – На работу не берут, пришлось пойти в армию. С моей биографией только в пехоту… если бы не знакомый офицер, я бы сейчас с вами был.

– А-а, революционер, – понимающе прищурился Черномор. – Красный – человек опасный.

– Что-то вроде того, – не стал вдаваться в подробности Кирилл и, чтобы увести разговор в сторону, попросил: – Дайте еще выпить, что ли…

– Наш человек. – Черномор хлопнул Кирилла по плечу и пододвинул стакан.

Пехотинцы обмывали новое звание Черномора: тот получил штабс-ефрейтора. По русской традиции, угловые полоски положили в полные до краев стаканы водки. Черномор выпил и бровью не повел. Все подняли стаканы за новоиспеченного штабс-ефрейтора, потом за всех павших, потом еще за что-то. Кирилл пил со всеми и чувствовал, что пьянеет. Он жал протянутые руки, ему называли имена, которые тут же вылетали из головы. В который раз ему помогло умение находить общий язык с кем угодно. В Санитарной Службе учили на совесть.

В промежутках между тостами Кириллу пересказали последние новости. Выяснилось, почему его так неласково встретили. Сражающиеся бок о бок, прикрывающие друг друга в бою, пехотинцы и панцергренадеры в «мирной» жизни друг друга на дух не переносили. К тому же среди панцергренадеров Второго Рижского больше половины составляли поляки, традиционно не любившие русских.

На территории бригады драться было запрещено – можно было загреметь, разбирались на нейтральной территории, возле баров. Последнее эпохальное сражение имело место совсем недавно, поэтому на нашивки Кирилла так резко отреагировали. Но когда оказалось, что он как бы свой – из пехоты и не поляк, отношение поменялось.

Под конец пьянки, когда Кирилл уже почти ничего не соображал, Черномор встал из-за стола и поманил его за собой. Вывел на «улицу», прислонил к стене и спросил:

– Что ты о нем знаешь?

– О ком?

– О Старом! Ну?

– Он толковый человек, – произнес Кирилл. – Мне не один раз помог… А что?

– Вот именно, что толковый. – Черномор отпустил Кирилла. – Слишком толковый. Что такому в пехоте делать?

– Я не знаю, – заплетающимся языком ответил Кирилл. – Я не спрашивал его о мотивах, это не мое дело. И потом, жизнь – есть вещь сложная, все бывает.

– Бывает, то так. – Черномор повел ладонью по усам, не отрывая взгляда от Кирилла. – Ладно…

Черномор подозревал Старого, но в чем? И тут Кирилла словно током ударило – он понял, что насторожило Черномора. Старый никогда не рассказывал о себе, где жил и чем занимался, никогда не показывал семейных фото. Кирилл вел себя так же, ему это в глаза не бросилось. Конечно, можно списать все на скрытный характер. Но вот скрытным Старый как раз и не был – рубаха-парень, он охотно говорил обо всем на свете, кроме своей персоны. Нормальные люди так не живут, так живут по легенде.

Кирилл распрощался, кое-как добрел до базы, принял душ и завалился спать.

Рано утром полк вернулся в расположение. Командир батальона вызвал новичков к себе. Кириллу ничего не оставалось делать, как вслед за Белкой направиться в штаб.

Командир батальона панцергренадеров, лысый, как колено, гауптман лет сорока скептически поджал губы, глядя на шатающегося Кирилла. Кирилл старался дышать в сторону и радовался, что успел побриться.

– У вас, фон Медем, отличные рекомендации. Но то, что я вижу перед собой, разительно отличается от того, что я хотел бы видеть. Ночь выдалась бурной, не так ли?

– Виноват!

– В общем, так: чтобы этого больше не было! Будете нарушать дисциплину, спишу назад в пехоту и не посмотрю, что вы генеральский любимчик! Вам ясно, фон Медем?

– Так точно! – Кирилл щелкнул каблуками.

Количество пилотов боевых скафандров – так официально назывались панцергренадеры – в батальоне немного не дотягивало до полусотни. От пяти до семи во взводе, до восемнадцати в роте. Всего в батальоне служили около шестисот человек. На одного пилота приходилось десять человек обслуги – техники, охрана, хозяйственная рота.

В панцергренадеры всегда отбирали самых лучших: молодых, одаренных хай-теков, физически развитых, с отличной реакцией. Те, с кем выпало служить Кириллу, напомнили ему о том, каким он был когда-то сам. Командовал взводом обер-фенрих Штайнер. Рядом с недавно разменявшим тридцатник Кириллом он казался сопливым юнцом: ему недавно исполнилось двадцать четыре года. Остальные были и того младше, даже не контрактники – срочники. Черноглазая красавица Белка, голубоглазый ловелас Збигнев, которому до двадцатилетия оставалось три месяца, и ждущий дембеля рыжий забияка Бьёрн, которому уже исполнился двадцать один. Все – добровольцы, в панцергренадеры других не брали.

После того как все перезнакомились и Белка ушла на женскую половину казармы, командир отослал подчиненных и остался с Кириллом с глазу на глаз. Голубые глаза обдали Кирилла холодом – обер-фенрих сразу заметил и помятый мундир, и нечищеные ботинки, и землистый цвет лица.

– Ты вот что, Еретик… – начало не сулило ничего хорошего. – Если ты и дальше собираешься так служить, то лучше переведись в другой взвод. Посмотри на себя – синяк на лице, изо рта перегаром несет. И это в первый же день?!

– Командир, я друзей встретил, – примирительно сказал Кирилл. – Больше такое не повторится, я тебе обещаю.

Штайнер скривился: обращение на ты и «командир» вместо уставного ему не понравилось. Но он был только кандидатом в офицеры, таким же унтером, как Кирилл. Формально придраться не к чему.

– Генеральский любимчик, сын героя, ветеран… Думаешь, тебе все сойдет с рук? – зло прищурился Штайнер. – Я не дам тебе разрушить мою карьеру! Лучше сразу застрелись!

– Командир! Ты меня не так понял! – Кирилл поднял руки. – Я не стану твой авторитет подрывать. Я здесь, чтобы служить. Я – фон Медем!

– Хорошо…

Маска серьезности сползла с лица Штайнера.

– А где ты драку нашел? В нашем баре ты не был – я проверял.

– Я не знаю ни про какой наш бар. Я пошел в тот бар с деревянной дверью. В конце улицы…

– Деревянная дверь? – вытаращил глаза Штайнер. – Ты пошел один в пехотный бар? И они тебя не избили до полусмерти, а напоили?!

– Друзей встретил…

Кириллу было трудно говорить – болело не только то место, куда попал кулак Черномора, но и с обеих сторон возле ушей, там, где челюсть крепится к черепу.

– Тебе повезло, что проклятые русские тебя там не убили. Они же непредсказуемые, – покачал головой Штайнер.

– Неправильно как-то, – почесал в затылке Кирилл. – В бою ведь друг другу спину прикрывать будем, а на базе деремся.

– Чертовы славяне не могут обойтись без драки. И поляки, и русские – сброд. На прошлой неделе моему технику руку сломали!

– А немцы, значит, лучше? – Кирилл усмехнулся.

– Не лучше. Тоже набрались всякого от этих. Нет бы что хорошее взять… Хотя что у этих свиней хорошего? Одно слово – славяне, – скрипнул зубами Штайнер.

Несмотря на молодость, все во взводе Кирилла были профессионалами. На первых же учениях Кирилл в этом убедился. Он не сумел самостоятельно подбить ни одного противника – только в паре с кем-то. Но над ним не смеялись – напротив, подробно разобрали все допущенные им ошибки. У этих пацанов за плечами не один десяток боевых выходов на территорию «бородатых», опыта им было не занимать. Слушая рассказы о том, как они гоняли боевиков по Пардаугаве, Кирилл ловил себя на мысли, что не испытывает к ним той неприязни, какую чувствовал к «фантазерам». Панцергренадеры тоже развлекались, охотясь на «бородатых» в бетонном лабиринте Пардаугавы. Но в отличие от операторов-«фантазеров» они рисковали жизнью. За броней боевых скафандров бились живые сердца. Панцергренадеры гибли намного реже, чем пехотинцы, но гибли. И не гасли свечи у выставленных возле штаба фотографий в траурных рамках.

Кирилл сдружился с ребятами из своей роты. Они вместе выпивали, вместе пели неофициальный гимн панцергренадеров «Песню Сидра». Глядя на них, Кирилл вспоминал себя в юности – он тоже мог пить, работать и спать по семь дней, как в песне.

А еще они всегда были вместе, настоящее боевое братство. Кириллу приходилось иногда одергивать себя, вспоминать, зачем он здесь. Лишние привязанности могли только помешать, и Кирилл нарочно держал дистанцию. Но ребята этого не замечали, они искренне уважали Кирилла. Как же, ветеран прошлой войны, награжден; дрался с «проклятыми русскими» и остался цел. Его иногда подмывало сказать всем этим вацлавам да збышекам, что он тоже русский, – и посмотреть, как вытянутся у них физиономии.

Грядущее наступление не было секретом ни для кого. Все в полку считали, что весной, как сойдет снег и земля подсохнет, так и двинутся. Кирилл подозревал, что на той стороне реки тоже знают о готовящемся наступлении. У «бородатых» наверняка есть шпионы. А значит, можно попасть в засаду. Командование тоже это понимало, поэтому июня ждать не стали.

Весь март панцергренадеров в авральном порядке перевооружали, меняли полимерные «мышцы» в скафандрах на новые, наращивали броню. Все поняли, что ждать осталось недолго. Второго апреля бригаду подняли по тревоге.

– Общее построение в капонирах! – прохрипел рано утром из динамиков голос командира батальона.

– Похоже, началось! – чуть резче, чем следовало, сказал бледный Штайнер, собирая подчиненных.

– Не дрейфь, командир, прорвемся! – подбодрил Штайнера Кирилл.

Его охватило радостное возбуждение: он устал ждать и притворяться. Панцергренадеры, как обычно, будут на самом острие удара. А Кирилл станет ближе к цели… настоящей цели.

Из школьного учебника новейшей истории, технополис Штильбург

…Концепция технополиса стала логичным продолжением идеи «умного города». Первоначально технополис рассматривался скорее как «технопарк», место, где «критическая масса» образованного населения, технологичной среды и наукоемкого бизнеса вызывает «цепную реакцию» научной и деловой активности. Следующим шагом стала концепция самодостаточного поселения, использующего в повседневной жизни самые передовые технологии. По замыслу создателей, инновационные возможности и высочайший уровень жизни должны были как магнитом притягивать лучшие умы из всех уголков планеты…

…Идея технополиса нашла живой отклик среди элиты Российской Федерации. В 20–30-е годы двадцать первого века по России прокатились техногенные катастрофы, вызванные обветшанием советской инфраструктуры. Целые регионы оказались фактически в каменном веке. Население покидало превратившиеся в ловушки города. Хаос и анархия волной катились по стране. Всюду рыскали вооруженные до зубов бандиты и просто отчаявшиеся, потерявшие все люди. Даже за заборами охраняемых элитных поселков никто не чувствовал себя в безопасности.

Независимый от инфраструктуры город, способный обеспечить жителям максимальный уровень комфорта, оказался востребован. В 2026 году консорциум «Аркадия» объявил о создании первого в мире полностью автономного технополиса. Сегодня мы знаем его как Метрополис, столицу нашей страны. Спрос оказался так велик, что за считаные месяцы было раскуплено сто тысяч единиц жилья. В 2028 году началось строительство, в 2030 году в торжественной обстановке открыт первый квартал. Тогда же стали возводить купол: высокий уровень жизни предусматривал и управляемый климат.

В 2032 году Российская Федерация вступила в Европейский Союз. К тому времени идея технополисов стала актуальной не только для России. Европейские страны стремительно исламизировались. В обстановке экономической депрессии Европу захлестнул вал этнической преступности. Многие стали смотреть на Россию как на идеальное убежище. В том же году началось строительство второго технополиса – нашего Штильбурга.

Если не считать многонационального Метрополиса, все технополисы строились национальными элитами. Вслед за немецким Штильбургом выросли французский, испанский, английский, голландский технополисы…

…Для строительства технополисов выбирали труднодоступные, малонаселенные районы. Благодаря этому технополисы смогли устоять, когда распространявшаяся как лесной пожар Чума выкашивала целые континенты. Именно в технополисе была впервые синтезирована противочумная вакцина. На бескрайних просторах, погруженных в хаос безвластия и бандитизма, как острова спокойствия и благополучия стояли технополисы. С них началось возрождение страны, они стали кристаллической решеткой будущего государства, якорем, который спас цивилизацию от сползания в темное средневековье…

Рига, апрель, 2084

Веками завоеватели ходили на Русь через Прибалтику. И через нее же ходили войной на Европу русские. С запада другой дороги просто нет: через Полесье большую армию не провести, завязнет в болотах. Это считалось аксиомой – до 1944 года, когда в ходе масштабной войсковой операции русские разгромили группу армий «Центр», отбросив немцев к границам СССР. Эта операция вошла в историю под кодовым названием «Багратион». Немецкие войска отступили по всему фронту. В руках русских оказалась вся Белоруссия до Бреста.

Но немцы отступили не везде. Курляндия, западная часть Латвии, самой природой создана для обороны: непроходимые болота, густые леса, овраги. Остатки группы армий «Север» отошли в Курляндию и закрепились. Даже потеря Риги не подорвала их дух и боеспособность. Курляндская группировка как дамоклов меч нависала над коммуникациями наступающих через Прибалтику русских войск. На ликвидацию котла бросили целые армии – без толку. Пять раз русские пытались уничтожить упорно сопротивлявшихся немцев, но каждый раз откатывались, захлебываясь кровью. Немецкая группировка в Курляндии оборонялась до 15 мая 1945 года и сдалась только после капитуляции всех немецких войск.

После Великой Войны Полесье превратилось в гигантское радиоактивное пятно: Белоруссию бомбили долго и упорно. Единственными воротами в Европу оставалась Прибалтика. А Курляндия – ключ к этим воротам. Но у Федерации не было людских ресурсов СССР. Чтобы наступать, нужно во что бы то ни стало ликвидировать Курляндскую группировку Халифата. Если этого не сделать, наступающие войска окажутся зажаты в узком коридоре между радиоактивным пятном и Курляндией. Один удар, и линии снабжения будут перерезаны. Это понимали обе стороны. Халифат десять лет превращал Курляндию в укрепленный район.

Руководство Федерации планировало освободить всю Старую Европу – или хотя бы часть. Долгие годы народу рассказывали о превращенных в мечети христианских святынях: Базилике Святой Марии в Кракове, Кельнском соборе, соборе Парижской Богоматери, соборе Святого Петра в Риме. Крест, а не полумесяц, должен сиять над европейскими столицами, на все лады повторяли пропагандисты. О необходимости крестового похода проповедовали с амвонов и кафедр от Тронхейма до Камчатки. И вот этот день пришел.

Долгие месяцы к Риге и Даугавпилсу тайно стягивали войска, десантные корабли, авиацию и артиллерию. С Польской кампании Федерация не выводила в поле таких сил.

Атаковать в лоб – обескровить армию в самом начале наступления. Штурм укрепленных позиций обойдется дорого. А ведь Прибалтика – только начало, в Европе каждый солдат будет на счету. К курляндскому замку надо подобрать ключ.

И решение было найдено: атаковать с двух сторон. Удар из Риги в сторону Вентспилса и Лиепаи одновременно с морским десантом опрокинет Курляндскую группировку Халифата. Ошибки прошлого не повторятся: «бородатые» не устоят. Третья боевая группа ударит из района Даугавпилса на юго-запад, отсекая противнику пути отхода. Из котла не уйдет ни один.

По плану на освобождение Латвии от войск противника отводилось трое суток. Большая часть войск Халифата сосредоточена в Курляндии. Разобраться с ними – и дорога на Литву и Польшу будет открыта. Ударные группы развернутся на запад, на Германию. Через неделю будет освобожден Кёнигсберг, через месяц армия Федерации выйдет к Одеру. Но сначала – Курляндия.

Для обеспечения десантной операции Федерация впервые вывела в море весь свой флот во главе с флагманом, недавно спущенной на воду многоцелевой платформой «Гроссадмирал Дёниц».

«Дёниц», как и его систершип «Редер», был притчей во языцех и синонимом безнадежного долгостроя. Заложили «Дёница» на верфях Таллинна сразу после Польской кампании и с тех пор с переменным успехом строили. Стройка то замирала из-за отсутствия средств, то с невероятным скрипом возобновлялась. Бойкие перья на просторах сети изощрялись в остроумии, сравнивая их с египетскими пирамидами. Оказалось, что все это было частью дымовой завесы, истинное положение дел скрывали, чтобы не пронюхал противник. Представляя собой гибрид линкора, ракетного крейсера и авианосца, «Дёниц» не зря официально назывался универсальной платформой. Корабль был построен по принципу полимарана – пять корпусов разной осадки и водоизмещения обеспечивали ему небывалую доселе остойчивость и непотопляемость. Длиной больше километра и шириной в семьсот метров, «Дёниц» имел две взлетно-посадочные полосы, способные принимать даже транспортные самолеты. Шестнадцать башен, по три 406-мм орудия в каждой, обеспечивали ему огневую мощь, не сравнимую ни с одним кораблем в истории. О мелочах вроде батарей РСЗО, управляемых ракетах и тому подобных вещах и говорить было нечего: на линкоре всего хватало. Тысяча человек экипажа жила в райских условиях – бассейн, беговые дорожки, сад. Два атомных реактора давали достаточно энергии, чтобы «Дёниц» мог дважды обойти вокруг земного шара на скорости в тридцать пять узлов.

Суперлинкор, зримое свидетельство могущества и технического превосходства Федерации, уверенно резал волны Балтийского моря. Корабли охранения, сопровождавшие монстра, просто терялись на его фоне, казались игрушечными лодочками. В боевых порядках шли тральщики, подводные лодки, ракетные крейсера, эсминцы и фрегаты. В середине ордера – большой десантный корабль «Брейвик» и десяток десантных кораблей поменьше.

На суше к наступлению готовились две боевые группы: шесть дивизий, почти сто тысяч одних только пехотинцев, автоматические комплексы огневой поддержки, дистанционно управляемые танки и беспилотники и, конечно, панцергренадеры.

Панцергренадеров перевооружили, заменив пулеметы 20-мм автоматическими пушками. Полторы сотни безгильзовых разрывных снарядов в барабане обеспечивали настоящий огненный вал, сметающий все на своем пути. А на спине, в специальном контейнере, ждали своего часа еще три барабана. Некоторым вместо пушек установили автоматические гранатометы и огнеметы – готовились к боям в городе.

Передовые части были на бронетранспортерах-ховерах – им не страшна весенняя распутица, ховер летит над любой подстилающей поверхностью. Это давало еще одно преимущество перед «бородатыми» – Халифат так и не смог поставить на поток производство ховеров. Пока не просохла земля, войска Халифата скованы, привязаны к ниткам дорог.

С воздуха передовые части прикрывали штурмовики «Крепость», далекие потомки американских «Страшил» АС-130. Самолет турбовинтовой, тихоходный, но скорость ему и не требовалась. Установленные по левому борту шестиствольные автоматические пушки калибром 40 мм с точностью до полуметра поражали на земле любую цель. Сидящие в удобных креслах операторы сверху видели все как на ладони. За минуту борт мог сровнять с землей целый квартал. Для борьбы с танками – главный калибр, 105-мм орудие, установленное в специальный ложемент, распределяющий энергию выстрела на весь корпус. «Крепость» превращала работу пехоты в легкую прогулку: наткнулся на сопротивление, залегай и вызывай ангелов смерти. Никаких атак на пулеметы в полный рост.

Охраняли штурмовики реактивные истребители-беспилотники, по четыре на каждый, и самоходные батареи ПВО. Армия была неуязвима с земли и воздуха.

Первая фаза наступления прошла успешно. Ранним апрельским утром тишина над Пардаугавой взорвалась ревом артподготовки. Час артиллерия перепахивала прилегающие к реке районы. Двести орудий на километр фронта сровняли с землей то, что еще стояло спустя десять лет войны. За огневым валом через реку стали переправляться войска. Часть – прямо в Пардаугаву, часть – спустились к устью и высадились в Даугавгриве, Болдерае, Юрмале. Боевики Халифата, попавшие между молотом и наковальней, ошалело метались между горящими зданиями и ни о каком сопротивлении не помышляли. Казалось, небо обрушилось на город. Все горело, взрывалось, рушилось; смерть собирала обильный урожай. Огонь с неба безжалостно подавлял любое сопротивление, а на земле, все ближе и ближе, раздавалась тяжелая поступь панцергренадеров.

Пробив коридоры для наступающих войск, передовые отряды остановились. Мимо них на запад, на Тукумс и Елгаву шли свежие части. Вырвавшись за пределы городских кварталов, стальные ручейки сливались в широкий поток, формируя ударные кулаки. К вечеру утомленные командиры передовых частей с гордостью докладывали командующему группировкой генералу Берзиньшу: все цели первого этапа достигнуты, враг в панике бежит.

Группа «Дёниц» на всех парах шла к Вентспилсу. Ни один корабль Халифата не вышел ей навстречу. Данные космической разведки внушали командованию Федерации оптимизм: Халифату нечего противопоставить такой силе. Отрывочные сведения о ведущемся в районе Кулдиги строительстве во внимание не приняли: что бы там ни строили, остановить войска Федерации они не смогут. Разве что ядерное оружие применят – но на это после Великой Войны был наложен негласный запрет. Никто не хотел появления новых радиоактивных пятен, их и без того было слишком много.

Войска рвались вперед, в штабах ликовали. В обстановке всеобщего воодушевления никто не заметил, что сопротивление «бородатых» оказалось слабее, чем прогнозировали штабные аналитики. Из передовых частей докладывали о героическом преодолении и ожесточенных боях. Обобщить и сравнить данные никто не догадался.

В штабах Халифата тоже умели считать и анализировать. Раннее наступление не стало для них неожиданностью. Теплую встречу войскам Федерации приготовили еще осенью. Пока в штабе генерала Берзиньша праздновали успешное начало операции, в штабах Халифата хладнокровно расставляли фигуры. Противник собирался разыграть свою игру, на своем поле и по своим правилам.

В городе Лиепая, в районе, который когда-то назывался Кароста, на глубине двадцати метров под землей располагался штабной бункер. Генерал Тауфик Сахири, командующий войсками Халифата в Прибалтике и правая рука эмира Ороппы, встал из-за стола. Опираясь на палку, подошел к большому, во всю стену, тактическому экрану. Красные отметки, обозначающие наступающие войска кяфиров, застыли у Кандавы и Земите. И среди них – значок проклятой Балтийской бригады. В Великую Войну снайпер-балтиец ранил его в колено разрывной пулей. Вместо левой ноги у генерала был протез.

Аллах Всемогущий посылает ему знак – отдает ненавистный отряд в руки правоверных. И то, что с ними эти порождения иблиса – панцергренадеры, христианам не поможет. Гнев Всемогущего прольется на них огненным дождем и смоет оскверняющих мир своим дыханием нечестивцев.

Генерал взял маркер, поднес к экрану. Провел вдоль синей ленты реки и упер в отметку, возле которой крупными буквами по-арабски было написано «Кулдига». Заключил город в круг и перечеркнул красным. Иншалла, все идет по плану.

Северный форштадт Штильбурга, ноябрь – декабрь, 2082

Первым, что увидел Кирилл, когда очнулся, была плавающая перед глазами красная надпись: «Обнаружена угроза здоровью, введена доза боевого стимулятора. Ввести дополнительную дозу?» Было очень трудно дышать, в груди тупо саднило. Он разлепил веки и попытался сфокусировать взгляд. В ушах набатом стучал пульс. Пол трясся, доносился шум мотора, и Кирилл понял, что находится в кузове допотопного грузовика. Грузовик, судя по шуму, был не с борогидридным двигателем, а с дизельным или бензиновым. Под потолком горела замызганная лампочка. Кирилл попытался вспомнить, как оказался в грузовике, и не смог. Мысли никак не складывались в понятную картину. Феликс, вспомнил он, и вслед за именем потянулась цепочка образов. Сузившиеся зрачки, трясущиеся руки. Вот они беседуют, ухмыляющийся Феликс достает пистолет…

Кирилл тронул грудь, поднес руку к глазам, лизнул. Так и есть, кровь. Значит, ему не приснилось: в него стреляли, но он жив. Как это произошло, можно разобраться после, сейчас главное, что его куда-то везут и вряд ли в больницу. Пока не поздно, надо выбираться. Кирилл задумался, не использовать ли стимулятор, но решил пока подождать.