Текст книги "Переплет"

Глава XI

1

Ночь, черная богиня, в своем темном величии простерла с эбенового трона свинцовый скипетр сна над заснувшим миром. Внизу, в казино «Мунисипаль», еще катилась бойкая игра, но шато «Блиссак» погрузилось во тьму и молчание. Было почти час ночи, а шато выставляло кошку на улицу и забиралось под одеяло в половине двенадцатого. Во всем огромном доме не было слышно ни шороха.

А если какой и раздавался, то производил его уж никак не Суп Слаттери. Несмотря на могучее телосложение, мало кто еще мог красться так неслышно, как он, если того требовали обстоятельства. Найдя план Карлайла, он с помощью электрического фонарика изучал его под окном, которое напарник оставил для него открытым.

Чертеж был ясный и четкий. Выключив фонарик, Суп бесшумно просочился в окно.

Для тех, кто, подобно де Блиссаку и Поставу, бармену в отеле «Дез Этранжэ», видел Супа Слаттери только в минуты его выпивок, было бы настоящим открытием наблюдать, каким жестким и целеустремленным стало его лицо, когда он поднимался по лестнице. Ему предстояла встреча с конкурентом, а к конкурентам по профессии относился он непримиримо сурово. Он их не привечал, в открытую демонстрируя свою нелюбовь, а сейчас стремился только к тому, чтобы нынешний выскочил в окно, как был, и мчался без остановок до самого Парижа.

Дверь в спальню Пэки оказалась заперта. Но что значат запоры для Слаттери? Несколько секунд он искусно манипулировал небольшой стальной пластинкой, и помеху устранил.

Шум этой операции, хотя и очень слабый, разбудил Пэки, но он понял, что к нему пожаловали, только когда раздался щелчок выключателя и свет залил спальню.

Однако и тогда Пэки не сразу разглядел лицо незваного гостя. Даже спросонья, поняв, что настроен тот враждебно, Пэки упруго соскочил с кровати, но, поскользнувшись на пятке перевернутой туфли, суматошно запрыгал, что испортило всякий эффект от энергичного броска.

Человек Слаттери был немудрящий и вовсе не склонный попусту тратить время на любование классическими танцами во время деловой операции.

– Руки вверх! – скомандовал он.

В команде таился подтекст – он держит Пэки под прицелом револьвера, что было абсолютной неправдой. Оружие на такие операции Слаттери с собой не брал, рассуждая вполне разумно: если у человека есть оружие, то он, пожалуй, пустит его в ход, а это повлечет за собой массу неприятностей. Поэтому наставил он на Пэки небольшую стальную пластинку.

Но Пэки вооружение нападавшего волновало меньше всего. Он уже узнал Слаттери и поприветствовал как старого друга.

– Мистер Слаттери – или можно уж попросту, Суп? Как же приятно, что вы заскочили на огонек! По-соседски, так сказать.

Слаттери сконфузился дальше некуда и рассыпался в извинениях.

– Ты! Слушай-ка, а я и не знал, что ты здесь.

– О да! Здесь! Тут сейчас мое маленькое гнездышко. Прилетел прямо сюда и приземлился. А вас-то я и хотел видеть больше всего. Намеревался даже заскочить в отель.

– Ни за что на свете не стал бы нарушать твой сон, – сокрушался Слаттери. – Направили меня по ложному курсу. Я типа разыскиваю, который приехал сюда и выдает себя за виконта де Блиссака.

– Это я и есть. Долгая, видите ли, история.

– Это правда ты?

– Да. Видите ли…

– Погоди-ка, послушай, – перебил Слаттери, снова придушив повествование в зародыше.

Присев на кровать, он взирал на Пэки сурово, с мрачной укоризной. Минутой прежде он до глубины души раскаивался, что потревожил ночной сон человека, спасшего его от жребия, худшего, чем смерть, но теперь у него возникли иные чувства. Пусть Пэки ему и личный друг, но все-таки он конкурент, а отношение Слаттери к конкурентам мы уже описывали.

– Погоди-ка, послушай, – перебил он, – неприятно, конечно, вставлять палки в колеса парню, который меня выручил, но надо обсудить кое-что.

– Я и сам с удовольствием! Не возражаешь, я снова под простыню заберусь?

– Ты сбил копов со следа, и я, конечно, тебе обязан. Но все-таки ты влез в это местечко и намерен испоганить мне работенку, а это уж совсем другой коленкор!

Пэки слушал в полном недоумении.

– Не вполне улавливаю суть…

На такие увертки Слаттери неодобрительно покачал головой.

– А, брось! Знаем, знаем, зачем ты в шато!

– А я спорю, что – нет!

– Выкладывай напрямик, – будто бранчливая тетушка, проворчал Слаттери. – Кончай дурака валять. За брюликами охотишься?

– Что еще за брюлики?

– За брюликами миссис Гедж.

– За бриллиантами?

– А-ха!

– Ничего подобного!

– Брат!

– Ничего, – повторил Пэки, – подобного! Мне требуется вернуть письмо.

– Какое еще письмо?

– Компрометирующее. Один мой друг написал его миссис Гедж. Она, когда вернется домой, положит его в сейф. Вот этот сейф я и хотел бы, чтобы ты, если будешь так любезен, вскрыл для меня.

На месте Супа многие забраковали бы такую версию, явно шитую белыми нитками. Но он был великим любителем кино и про компрометирующие письма знал все. Историям про такие письма, или пропавшие документы, или украденные планы он готов был верить без малейших колебаний. Особенно если рассказывает человек, которого он так высоко ценит, как Пэки. Словом, он заметно смягчился.

– Ты по-честному?

– Да.

– Не водишь меня за нос?

– Разумеется, нет!

– Ладно. Тогда – порядок! А я-то, само собой, решил, ты здесь ради брюликов.

– Брюлики можешь забрать себе.

– Заберу, заберу! А когда буду забирать, не позабуду и про документики.

– Не – «ки», а – «ик»! Одно-разъединственное письмо.

– Раздобуду я его для тебя.

Пэки нежно похлопал его по плечу.

– Твои слова для меня как музыка! Я знал, что могу на тебя положиться. Если б ты подвел меня, я очутился бы в тупике. Безвыходном. Видишь ли, я понятия не имею, как и подступиться к сейфу. Недостаток образования! А как ты это делаешь? Я частенько гадал, а как же все-таки вскрывают сейфы?

Слаттери преисполнился восторгом, что может прочитать лекцию на любимую тему.

– Ну, первым делом, – веско начал он, – ты готовишь суп.

– Что за суп?

– Ну, суп и суп. Такой, знаешь, суп из динамита. Берешь динамит, толчешь его, ссыпаешь в пакет, наполняешь жестянку до половины водой и кипятишь в ней этот порошок. Густота оседает на дно, воду ты сцеживаешь, а то, что остается, и есть суп. Перекладываешь его в бутылку – и все, пожалуйста!

– А на сколько кусков меня разнесет?

– Да не взорвется он, – терпеливо улыбнулся Слаттери. – Хотя, конечно, в футбол бутылочкой играть не рекомендую.

– Понятно. Да, это, конечно, было бы ошибкой. Хорошо, суп готов. А что потом? Подходим к сейфу. Что же предпринимает наш герой-взломщик?

– Понимаешь, есть два типа сейфов. С наворотами – это такой, в котором имеется кистер.

– А кистер – это…

Тезаурусом все-таки Слаттери не был.

– Хм, черт… Ну, кистер и есть кистер. Не знаю, как его еще назвать… Вроде как еще один сейф в первый вделан.

– А, внутреннее отделение?

– Да, верно. Если сейф вот такой, нелегко приходится. Сначала надо взорвать дверь, чтобы добраться до этого кистера. Потом – сшибить болт, привесить что-то на верхний край кистера, втолкнуть чего потолще, еще марлевый тампон воткнуть. Ну, потом размазываешь по марле суп и взрываешь. Вот так. Не кот начхал, как ни посмотри!

– Да уж, не кот. Что ж, ладно, будем надеяться – сейф миссис Гедж не из таких.

– Да, вряд ли. В домах такие редко встречаются. Они обычно в банках и тому подобное. А в домах – можно вскрыть простой шпилькой. Ну а если уж шпильки поблизости не найдется, поесть чеснока да и дыхнуть как следует на замок. А если чеснока неохота, вызнать код. Где, говоришь, стоит сейф?

– В венецианской спальне, этажом ниже.

– Там есть кто-нибудь?

– Сейчас никого.

– Тогда давай спустимся, глянем, – предложил Слаттери. – Самое время разузнать, из легких этот сейф или нет. Наверняка легкий. В домах, чтоб с кистерами, не водятся. Спроси меня, так скорее всего он с кодом из четырех букв, а такой вскрывать – как орешки щелкать!

2

В хозяйской спальне, даже без хозяйки, на посетителя веяло зловещим духом. По крайней мере, так показалось Пэки. Венецианская спальня – просторный зал, разукрашенный лепниной, – находилась на втором этаже; стеклянные ее двери выходили на балкон, смотревший на подъездную дорогу Переступив со Слаттери порог, Пэки ощутил острое желание очутиться где-нибудь за сотни миль отсюда. Саму миссис Гедж он никогда не встречал, но портрет ее, сложившийся у него в уме, рисовал даму железную. Хотя основания для того не имелось ни малейшего, он не сумел до конца подавить страх, что в любой момент эта грозная дама того и гляди накинется на них из-за тяжелых штор, драпировавших окна.

По счастью – поскольку в таком случае не миновать бы большой неловкости, – опасения его оказались напрасны. Какой бы великой женщиной ни была миссис Гедж, находиться одновременно в лондонском отеле «Карлтон» и в венецианской спальне она все-таки никак не сумела бы. Тишину не взорвал внезапный рык тигрицы, защищающей своих детенышей, и Слаттери без помех провел расследование.

Результатом он явно остался доволен. Осмотрев сейф, он благожелательно улыбнулся. Сейф оказался, как он и предугадывал, легким. Одобрительно отозвался Слаттери и о стеклянных дверях, и о балконе. Тем благочестивым тоном, каким люди благодарят Провидение за щедрые подарки, он заметил, что все здесь как бы специально устроено, чтобы обеспечить взломщику сейфов незатруднительное бегство.

Но в тот момент, когда все шло так здорово и гладко, в атмосферу, источавшую спокойное удовлетворение, вторглась дисгармоничная нота. Несколько минут Слаттери лениво оглядывал комнату, как вдруг что-то стерло с его лица теплую удовлетворенность. Он напрягся, глаза у него расширились, точно бы он вдруг заметил змею.

– Да это женская спальня! – хрипло проговорил он, понизив могучий голос так, что осталось только шипение, словно газ вырывался из дырявой трубы. Но ни необычный голос, ни встревоженное лицо не подсказали Пэки, что грядет катастрофа. Ответил он спокойно, ничуть не озаботившись предзнаменованиями.

– Ну да, правильно. Это спальня миссис Гедж.

– Брат! – Глубоко взволнованный Слаттери вздрогнул. – Не хочется и говорить, но если так – твое предложение заморожено.

– Как это – заморожено? – удивился Пэки.

– Да так. Я выхожу из игры. Не смогу я.

– Что?!

– Да, сэр, – виновато, но непреклонно подтвердил Слаттери. – Не смогу, и все. В женской спальне взламывать сейфы меня не заставишь!

У Пэки перехватило дыхание. Его ошеломило подобное упрямство в человеке, которого он до сих пор принимал за весьма уравновешенного представителя мужского пола.

– Да почему?

– Потому. Вскрываешь ты сейф в женской спальне, и что дальше? Хозяйка просыпается и поднимает визг. А дальше? А дальше – тебе либо приходится нырять в окно, либо подскакивать к ней и душить. А я, знаешь, в жизни женщин не душил и начинать не собираюсь.

Сэра Галахада или шевалье Байарда подобные чувства побудили бы пожать руку Слаттери – очень уж они соответствовали высокому духу рыцарства. Неприятно говорить, но в Пэки они вызвали лишь раздражение.

– Господи, да неужели тебе ни разу не случалось грабить женские комнаты? Сколько уж ты занимаешься взломом сейфов?

– Да уж много лет.

– Ну вот видишь!

– Нет! Понимаешь, брат, раньше я действовал всегда с напарницей. Эх и работала девушка! Одно слово: мечта. Джулией ее звали. Бросила она меня, а в прежние времена мы были командой на загляденье.

– Не пойму, при чем тут какая-то там Джулия!

– Как оно ведь все шло. Напрашивалась она, чтобы ее пригласили во всякие такие гости, – объяснил Слаттери. – Имелся у нее класс. Если сейф стоял в дамской спальне, проскользнет она туда до меня, сунет даме под нос губку с хлороформом, и когда я являюсь, все улажено. Ох, ты представить не можешь, как же мне худо без Джулии! Прям дите без мамочки.

Слаттери жестоко сожалел о времени, которое поэты называют «дни минувшие», но Пэки находился не в том настроении, чтобы утешать его. Целиком сосредоточившись на своих терзаниях, он угрюмо задумался.

– Значит, не станешь добывать для меня письмо?

– Не могу. А скажи-ка, кстати, чье письмо-то?

– Сенатора Опэла.

– Нет! – покачал головой Слаттери. – Если б еще твое, может, и сделал бы натяжку, а для какого-то там сенатора…

– Так бриллианты же! Ты и их упустишь?

– И не напоминай! – жалобно взмолился Слаттери. – Больно подумать! Вот так! Уж прости. – Лицо его просветлело. – Однако погоди-ка! Устрой, чтоб тут спал Гедж, и наша сделка опять в силе!

Крывшийся в предложении подтекст, будто в его власти указывать хозяевам дома, где им спать, лишь усилил досаду Пэки.

– Как же, по-твоему, мне это устроить?

– Да какие проблемы! Вот стоит сейф, в нем эти брюлики. Разве можно даме тут спать? Подскажи ей, что ее, не ровен час, укокошат, она поймет! Если похожа, конечно, на всех этих дамочек.

– Нет, насколько я слышал, на других она не похожа.

– Хм, а я так думаю, точь-в-точь. Рассудит, как и все, что уж если суждено случиться убийству, пусть лучше укокошат ее муженька. Ты ей разобъясни. Подойди к ней и выложи: «Слушайте, миссис Гедж, опасно вам спать в одной комнате с брюликами. Не успеете оглянуться, какой-нибудь медвежатник взломает сейф, а как же тогда вы? Или голову вам прошибет, или глотку перережет. Вот что с вами приключится! Выметайтесь-ка лучше подобру-поздорову из этой комнаты, миссис Гедж, и пусть в ней спит ваш муж. А то и опомниться не успеете, как место, где вы спали, копы будут метить мелом». Мигом снимется с якоря.

Пэки призадумался, взвешивая совет. А что, вполне разумно. Такие доводы, пожалуй, произведут нужный эффект. Проблема в том, что трудновато ни с того ни с сего поднять подобную тему в светском разговоре. Такие сведения не обрушивают на женщину, едва познакомившись, посреди болтовни о том, как красива Бретань или какова сегодня погода.

– Ладно, подумаю…

– Подумай. Иди поспи еще, обмозгуй все. А я, раз уж на месте, осмотрюсь, что тут к чему. Случается, люди золотые часишки на туалетном столике позабудут или чего еще. А в наши дни случай упускать никак нельзя. Ты когда видел биржу в таком состоянии? То-то! Катится все на нуль, а я весь капитал вложил в акции. Вот и приходится тянуть что под руку попадет. Так вот.

Пэки и в голову не пришло вставать на пути приятеля, отважно пытающегося возместить убытки, причиненные колебаниями на мировом рынке. К тому же ему было очевидно, что никакие доводы не сдвинут Супа с высказанной точки зрения. Пока эта спальня будет женской, он несокрушим. И, пожелав ему спокойной ночи, Пэки отправился к себе.

Минут через десять, когда он уже лежал в кровати, ему показалось, что тишину шато нарушил отдаленный, неясный не то вскрик, не то вопль, но он почти заснул и не обратил особого внимания. Закрыв глаза, он провалился в сон.

3

От гостящих в доме всегда хотят узнать, как они спали ночью. Что касается шато «Блиссак», сон подавляющего большинства его обитателей был вполне удовлетворительным. Гедж спал хорошо. Джейн спала хорошо. Неплохо спала и мисс Путнэм. И Мэдвей выспалась тоже. Хорошо спал и Блэр Эгглстон.

И только Гордону Карлайлу выспаться не удалось. От обуревавших мыслей его лихорадило, он крутился и вертелся чуть ли не до утра, а когда ему наконец удалось задремать, его выдернул из сна не то вскрик, не то вопль – тот самый, который на минутку потревожил и сон Пэки. Недоумение, что бы это могло быть, опять не дало ему заснуть. Так что заснул он только на заре, но не прошло и двух часов, как солнечный свет, ворвавшийся в окно – он забыл задвинуть штору, – снова разбудил его.

Из кровати Гордон вылез только ради того, чтобы солнечный свет выключить. Но, очутившись у открытого окна, он высунулся, как и любой другой на его месте, оказавшийся у открытого окна ранним утром, взглянуть, какая сегодня погода.

Вид с третьего этажа расстилался просторный и манящий. Гавани, правда, из его окна видно не было, а вид на нее составлял особую гордость шато, зато многие другие красоты возмещали этот урон. Перед Карлайлом расстилались сады, весело пестревшие цветами, за ними – леса и затейливые домашние фермы. А над собой, подняв глаза, Карлайл увидел синее небо в воздушных перышках облаков, местных птиц, летевших по каким-то своим делам, двух-трех букашек, с десяток бабочек и чьи-то ноги, облаченные в серые брюки и заканчивавшиеся двумя башмаками необъятных размеров.

Ноги и приковали его внимание. И правда, когда увидишь ноги там, где ногам и взяться-то вроде как неоткуда, зрелище это завораживает. Разглядывая их, Карлайл откровенно зашел в тупик. Наскоро припомнив топографию дома, он заключил, что владелец их – если у них имеется владелец и это не попросту беспризорные, брошенные за ненадобностью ноги – сидит на подоконнике в спальне сенатора Опэла.

Карлайла обуяла жажда дополнительной информации. Вставать в такую рань он не привык, но если и была у кого веская причина, чтобы торопливыми шагами стряхнуть росу с травы и встретить солнце на горной лужайке, так это, безусловно, у него. Ведь только выйдя из дома и взглянув на ноги под менее крутым углом, можно было проникнуть в тайну.

На основе имевшихся свидетельств он сделал скоропалительный вывод – на подоконнике сидит сенатор. Только личность, известная своей эксцентричностью, может усесться на подоконник ни свет ни заря, да, строго говоря, и в любой час дня! А из коротких встреч с сенатором Гордон убедился, что эксцентричности у того достанет для любой формы самовыражения.

Но выйдя в сад, Карлайл убедился, что все его рассуждения ложны. Да, возможно, в сенаторе Опэле и трепетала струнка, соблазнявшая его усесться на подоконник. Вполне вероятно, наступит день, и у него даже войдет в привычку сидеть там. Но пока что – нет, не он сидел на подоконнике. В сидевшем изумленный Карлайл признал старого своего приятеля Супа Слаттери. Карлайл обнаружил Слаттери, а Слаттери обнаружил его.

Настал один из тех затруднительных моментов, когда первый собеседник вынужден ограничивать себя, пытаясь передать свои мысли исключительно гримасами, а второй, обалдев от изумления, и нормальную-то членораздельную речь не в состоянии понять. Слаттери гримасничал на все лады; Карлайл взирал на него разинув рот. И только минут через пять, когда Суп едва не вывихнул себе челюсть в особо красноречивом пассаже, до высококлассного афериста дошло, о чем гримасничает приятель, – он просит принести лестницу!

Вскинув руку в подобии фашистского салюта и энергично покивав, Карлайл пустился на розыски желанного предмета.

Лестница – не из тех предметов, что валяются где ни попадя, там и сям. Розыски пришлось вести тщательные и напряженные. Наконец он углядел одну у отдаленного сарая, однако оказалось, что она слишком тяжелая, в одиночку не дотащить. Возвратившись с тошнотворно головоломной задачей – объяснить пантомимой возникшее затруднение, – Карлайл получил новый шок.

Подоконник, на котором всего десять минут назад сидел – так зримо и явственно – Слаттери, теперь был пуст. Гордон готов был поверить в чудеса. Единственная теория, под которую подпадали факты, – его друг внезапно воспарил в воздух, как птица. На землю он не свалился – единственный валявшийся под окном труп принадлежал маленькой улитке.

Но тут, очень своевременно – рассудок его уже готов был рухнуть, – Карлайл заметил крепкую водосточную трубу, бегущую вблизи от окна, и, сложив два и два, пришел к дедуктивному выводу: за его отсутствие Слаттери, по-видимому, тоже обнаружил трубу. Раз он не заметил ее раньше, значит, сел на подоконник, когда мир был окутан тьмой. Это, если вдуматься, тоже загадка. Рассудок Карлайла, единожды спасенный на краешке гибели, снова дал крен.

К счастью для его профессионального будущего – ведь аферисту никак нельзя рассчитывать на победу в своем остроконкурентном бизнесе, если мозги у него набекрень, – случилось нечто, пролившее свет на загадку. Открылось окно, и показался сенатор Опэл, в оранжевой пижаме, с револьвером в руке, изумленный и недоумевающий. Углядев внизу Карлайла, он громовым голосом потребовал сведений.

– Куда подевался мой грабитель?

Ответить на это было нечего. Тон сенатора стал еще раздражительнее.

– Эй, вы там, внизу… герцог… Не видали моего грабителя?

Карлайл опомнился, надо было поскорее собраться.

– Ah, non, – с музыкальным прононсом, соответствующим образу герцога де Пон-Андемера, откликнулся он.

– А – чего?

– А – нет!

– Долго вы там стоите?

– Сию минуту пришел.

– Человека на моем подоконнике видели?

– Нет. На подоконнике? О нет!

– Черт! – завопил сенатор.

Если ведешь беседу ранним утром, перекрикиваясь с собеседником, стоящим внизу, да еще завершаешь ее громоподобным «Черт!», похожим на взрыв боеприпасов на военном складе, то уж непременно перебудишь всех спящих по соседству. Из окна налево высунулась голова Геджа.

– В чем дело?

– Грабителя потерял!

– А где вы видели его в последний раз? – полюбопытствовал Гедж.

Не успел сенатор ответить на этот вполне уместный вопрос, как в окне справа показалось недоумевающее личико Джейн. В голубеньком пеньюаре она была просто очаровательной.

– Папа, что такое?

– Оставил тут, понимаешь, грабителя на подоконнике, а он испарился куда-то! – пожаловался сенатор, точно домовладелец, сетующий на пропажу бутылки молока.

– Как это, на подоконнике оставил? Какого грабителя?

– А вот так. Наткнулся ночью на грабителя у себя в спальне, но мне не захотелось суетиться, в полицию звонить – пропал бы тогда мой сон. Я и высадил его на подоконник, намереваясь забрать утром.

– Папа, тебе, наверное, сон приснился…

– Какой там сон!

– Погодите-ка, послушайте, – явно намереваясь поболтать всласть, вмешался Гедж. – Мне самому приснился престранный сон. Будто я в «Билтморе», в Лос-Анджелесе, подходит официант взять у меня заказ… и представляете, кто это? Скелет! Да-с, сэр, скелет! В розовой матросской блузе!

Нерасположенность выслушивать чужие сны – черта, присущая почти всем. Сенатор Опэл к редким исключениям не принадлежал.

– Ладно, хватит!

– О, папа!

– А что «о, папа»? Нет, что «о, папа!»? Куда он запропастился? Вот что я хотел бы знать!

– Никогда ничего подобного не слыхала! – чопорно заметила Джейн. – Высаживать грабителя на подоконник!

– Ну вот, теперь услыхала.

– Почему ты просто не…

– Я тебе уже объяснил, почему я просто не… Ты что думаешь, я буду лишаться ночного отдыха только из-за того, что какой-то окаянный грабитель влез ко мне в спальню?

– Вероятно, – вмешался в семейную перепалку Карлайл, – этот человек спустился по водосточной трубе.

– По трубе? – в ошеломлении разинул рот сенатор. – Вы что, хотите сказать?.. Господи! И точно – труба! Такая темнотища стояла, я и не заметил ее!

– Так тебе и надо! – заключила Джейн, которая, подобно всем женщинам, жаждала, чтобы последнее слово осталось за ней, пусть бы хоть все лето пришлось спорить. – Ушлый какой!

– Ка-кой? – прогрохотал сенатор, вздрогнув от оскорбительного словечка.

– Ушлый, – твердо повторила Джейн. – Высаживать грабителей на подоконник! Нет чтобы поступить как все другие! Ты у нас чересчур умный! Очень рада, что он сбежал! Тебе это послужит уроком!

И кинув на родителя суровый взгляд, Джейн унырнула в комнату, закрыв за собой окно. Сердечко у нее было доброе, но, как и всякая современная девица, почтительность к родителям она считала большой глупостью. Если родители поступают как слабоумные, им незамедлительно следует сообщить об этом, прямо в глаза – спокойно, не раздраженно, но все-таки указать, и уж пусть каждый, в меру своей сообразительности, додумывает остальное.

После ухода дочки сенатор Опэл от критики не избавился. Он еще пыхтел и играл бровями, когда критика донеслась и с другой стороны.

– А ведь она абсолютно права, – заявил Гедж, высовываясь из своего окошка будто улитка из раковины. – Да-с, сэр! Абсолютно! И по-моему тоже, у человека должно быть побольше ума.

Геджу, как уже отмечалось в этой повести, была присуща некоторая природная сообразительность, и теперь ему пришло на ум – вот он, отличнейший случай, посланный Провидением, обострить враждебность к себе у этого фыркающего типа. Чем в большее бешенство он приведет сенатора Опэла, тем сильнее укрепится его и без того твердая сенаторская решимость пустить в ход все свое влияние, лишь бы Дж. Веллингтона Геджа не назначили послом во Францию.

С удовлетворением отметив, что находятся они друг от друга на почтительном расстоянии и наброситься на него с кулаками у сенатора возможности никакой, Гедж продолжал развивать свои взгляды. Это было все равно что дразнить человека по телефону, а по телефону Гедж был всегда настоящий лев.

В общем, разглагольствовал он убежденно и красноречиво, и дебаты достигли своего накала, когда Пэки, разбуженный криками, накинул халат и высунулся взглянуть – а что, собственно, творится.

Понять, однако, он ничего не сумел. Очевидно, между Геджем и сенатором Опэлом разгорелся спор, но так как вопили оба одновременно и во всю мощь легких, уследить за выпадами и ударами, их парирующими, было мудрено. И Пэки обратился к герцогу Пон-Андемеру, человеку постороннему и разумному.

– Что за суматоха?

К его удивлению, сторонний наблюдатель, которого минутой раньше он считал безопасным и разумным на этом состязании полоумных, воззрился на него взглядом определенно тупым. Пэки, конечно, великолепно знал, что сам он, пока не побреется, отнюдь не красавец, но все-таки не мог понять, что такого уж особенно устрашающего в его внешности, отчего этот невозмутимый аристократ таращится на него с явным, загадочным ужасом.

Объяснение Карлайл мог бы дать, но не стал. Поспешно, без единого слова, резко развернувшись, невозмутимый аристократ двинулся в долгий путь, ведущий к отелю «Дез Этранжэ». Ему требовалось безотлагательно перекинуться словечком с Супом Слаттери.