Текст книги "Неприметный холостяк"

2

Весь день Фредерик Муллет находился в нервном расположении духа, еще более нервном, чем положено обычному жениху в день бракосочетания. Он гадал: куда уехала невеста?

Любой жених расстроится, если невеста бросит его сразу после венчания и сбежит, обронив только: «Я по важному делу», – и пообещав, что они увидятся позднее. А Фредерик расстроился тем более. Тревожило его не столько то, что он планировал блаженный день развлечений, включая посещение Кони-Айленда, а все сорвалось. Конечно же, и это было разочарованием, но по-настоящему терзался он душой, гадая, что, с точки зрения Фанни, называется важным делом. Ее скрытность испортила ему весь день.

Короче, пребывал он именно в том настроении, когда человек, женившийся на карманной воровке, исчезнувшей по важному делу, совершенно не желает слышать никаких резких стуков в дверь. Пробеги в тот момент по полу мышка, Фредерик Муллет и ее заподозрил бы, что это замаскированный детектив. С холодным ужасом взирал он на миссис Уоддингтон.

– Что вам угодно?

– Я хочу поговорить с молодой женщиной, которая находится в квартире.

Во рту у Муллета пересохло, по позвоночнику пробежал озноб.

– Какая такая женщина?

– Да хватит вам, хватит!

– Но тут нет никакой женщины!

– Ах, ах!

– Правда нет, уверяю вас.

Прямолинейный ум миссис Уоддингтон возмутился.

– Я заплачу. Вам выгодно сказать правду.

Муллет отшатнулся. При мысли, что его просят торгануть женой в день свадьбы, его пронзило отвращение. Не то чтобы он продал ее в какой другой день, но подобное предложение именно сегодня превратило его, как выразился бы Гарроуэй, в человека едкого и колкого.

С отвращением захлопнув дверь, Муллет выключил свет и неровными прыжками достиг кухни, где у плиты стояла, переворачивая гренки с сыром, вернувшаяся после отлучки миссис Фредерик Муллет.

– Привет, милый! – проворковала новобрачная, вскидывая на него глаза. – Я только что приготовила кролика. И супчик готов.

– Вот и мы попали, как курица в суп! – глухо отозвался Муллет.

– Чего это?

– Фанни, где ты пропадала?

– Да так, в деревню ездила, дорогой. Я же тебе говорила.

– Но не сказала – зачем.

– А вот это пока что секрет, миленький. Хочу, чтоб получился сюрприз. У нас скоро будут деньги.

Муллет несмело смотрел на нее.

– Фанни, ты провернула в деревне работенку?

– Ну Фредди! Что за мысль!

– Тогда чего сюда завалились копы?

– Копы?!

– Там на крыше стоит здоровенная сыщица. Спрашивает тебя.

– Меня? – вытаращила глаза Фанни. – Да ты спятил!

– Она сказала: «Хочу поговорить с молодой женщиной, которая находится в квартире».

– Пойду гляну, кто такая.

– Только чтоб она тебя не заметила! – встревожился Муллет.

– Не бойся!

И Фанни вполне хладнокровно прошла в гостиную, не угрызаясь ни малейшей тревогой. Спокойная совесть – лучший утешитель. Хорошо вдобавок быть уверенным, что не оставил за собой следов. Фанни была убеждена, что, удрав из дома Уоддингтонов, она чисто обрубила все «хвосты». Никакая, даже самая коварная, сыщица проследить за ней до квартиры не сумела бы. Муллет, не сомневалась Фанни, просто ошибся.

Чуть отодвинув штору, она осторожно выглянула. Незваная гостья стояла совсем близко, и ее можно было прекрасно разглядеть даже и при неверном свете. То, что Фанни увидела, убедило ее. С хорошими вестями она вернулась к своему встревоженному мужу.

– Никакая она не сыщица! Сыщиков я за милю чую!

– Тогда кто же?

– Вот сам ее и спроси. Пойди отвлеки ее, а я улизну из дома. Как закончишь с ней, сразу и встретимся где-нибудь. Стыд и позор, конечно, что пропадет такой вкусный ужин, но зато сходим в ресторан. Знаешь, буду ждать тебя у «Астора».

– Если это не сыщица, так чего бы нам не остаться дома?

– Ты же не хочешь, чтоб люди знали, что я тут? Предположим, прослышит твой хозяин…

– И то правда. Тогда ладно, жди меня у «Астора». Хотя чересчур уж шикарное местечко…

– Сегодня наш свадебный вечер. Да или нет? Разве тебе не хочется отпраздновать в шикарном местечке?

– Ты права.

– Я всегда права. – Фанни ласково ущипнула мужа за щеку. – Это первое, что ты должен накрепко запомнить.

Вернувшись в гостиную, Муллет снова включил свет. Дух его укрепился. Несколько нагловато он открыл стеклянную дверь.

– Итак, насчет чего вы спрашивали, мадам?

– Что вы себе позволяете? – накинулась на него миссис Уоддингтон. – Захлопываете дверь у меня перед носом!

– Дела на кухне были, мадам. Могу я вам чем помочь?

– Да! Я желаю знать, что за молодая женщина находится в квартире!

– В квартире, мадам, нет никаких женщин.

Миссис Уоддингтон почувствовала, что за дело она взялась не с того конца. Рука ее нырнула в сумку.

– Вот вам десять долларов.

– Премного благодарен, мадам.

– Хочу задать вам несколько вопросов.

– Пожалуйста, мадам.

– И отблагодарю еще, если ответите правдиво. Сколько вы уже на службе у мистера Финча?

– Около двух месяцев, мадам.

– И что вы думаете о его нравственности?

– Его нравственность – выше всяких похвал, мадам.

– Чушь! Не старайтесь меня обмануть. За время вашей службы вы частенько впускали в квартиру девушек? Так?

– Только натурщиц, мадам.

– Натурщиц!

– Мистер Финч – художник, мадам.

– Это я знаю. – Миссис Уоддингтон содрогнулась. – Итак, вы утверждаете, что образ жизни мистера Финча вполне достойный?

– Да, мадам.

– Тогда, – заявила миссис Уоддингтон, аккуратно вытягивая десятку из его пальцев, – может, вам интересно узнать, но я вам не верю!

– Эй, послушайте! – глубоко задетый, вскричал Муллет. – Вы же сами мне дали десятку!

– А теперь – забрала обратно! – Миссис Уоддингтон спрятала купюру в сумку. – Вы не заслужили денег.

Оскорбленный в лучших чувствах, Муллет захлопнул дверь. Несколько минут он стоял, бурля негодованием, потом, совладав с ним, выключил свет и вышел из квартиры.

Он уже дошел до лестницы, когда услышал, как его окликнули, и, обернувшись, увидел долговязого полисмена, рассматривавшего его с мягким дружелюбием.

– Мистер Муллет? – проговорил полисмен. – Правильно?

– Да! – в замешательстве откликнулся Муллет. Привычки искореняются не вдруг, а ведь времена, когда от одного лишь вида полисмена он дрожал точно осенний лист, миновали совсем недавно.

– Помните меня? Я Гарроуэй. Мы познакомились недели две назад.

– А, конечно! – с облегчением отозвался Муллет. – Вы пишете стихи. Как говорится, стихотворец.

– Очень любезно с вашей стороны, – самодовольно произнес Гарроуэй. – Иду сейчас к мистеру Бимишу с последним моим произведением. Как мир обходится с вами, мистер Муллет?

– Ничего, неплохо. А у вас? Все путем?

– Вполне. Ладно, не буду задерживать вас. Вы, несомненно, спешите по важному поручению.

– Да, верно. Послушайте! – Муллета внезапно осенило. – Вы сейчас на службе?

– В данный момент – нет.

– Но помочь можете?

– Конечно. Я всегда готов – и даже стремлюсь исполнять свои обязанности.

– Понимаете, на нашей крыше как раз сейчас находится одна подозрительная личность. Мне не понравился ее вид.

– Правда? Так-так, интересно…

– Вынюхивает что-то, заглядывает в наши окна. Видимо, на уме у дамочки что-то недоброе. Не могли бы вы пойти туда и выяснить, что ей тут понадобилось?

– Немедленно займусь этим делом.

– Будь я на вашем месте, я бы арестовал ее по подозрению. До свидания.

– Доброй ночи, мистер Муллет.

И Муллет в приподнятом настроении, которое всегда наступает после благого дела, бодро двинулся вниз. А офицер Гарроуэй, помахивая дубинкой, задумчиво стал подниматься вверх, на крышу.

3

Мнимую сыщицу между тем перестала удовлетворять политика бдительного наблюдения. Она не сомневалась, что тень, мелькнувшая на шторе, принадлежит молодой женщине, и инстинкт подсказывал ей – очень скоро в квартире на Вашингтон-сквер начнут бурлить события. Уж конечно, человек, которого она расспрашивала, предупредил эту особу о ее посещении, и теперь та скорее всего уже улизнула. Но девушка вернется. Тут вопрос терпения, только и всего.

Однако с крыши лучше уйти. Крыша – первое место, которое кинется осматривать виновная пара. А найдут крышу пустой, и страхи их улягутся. Самый верный стратегический ход – спуститься вниз и караулить на улице.

Миссис Уоддингтон уже даже сделала шаг к лестничной двери, когда внимание ее привлек легкий скрип и с удивлением она увидела: дверь открывается.

Приотворившись дюймов на шесть, она от порыва ветра захлопнулась снова. Чуть спустя опять раздался скрип, и опять дверь приоткрылась. Очевидно, в страданиях от утраты десяти долларов слуга забыл ее запереть.

Миссис Уоддингтон застыла, подошла на шаг ближе, приоткрыла стеклянную дверь и заглянула в темноту. В комнате было пусто, но миссис Уоддингтон была особой осторожной.

– Эй, уважаемый! – Никто не отозвался. – Я хотела бы с ва-а-ами поговорить… – По-прежнему тихо. Миссис Уоддингтон прибегла к самому жесткому испытанию: – Хочу вернуть вам десятку.

И снова – тихо. Теперь она убедилась, что в комнате действительно никого нет. Переступив порог, она ощупью, по стенке, двинулась в поисках выключателя. И тут до нее сквозь вибрирующую темноту донеслось… нет, донесся…

Запах супа!

Миссис Уоддингтон замерла, будто собака, сделавшая стойку. Хотя, сидя в вестибюле «Ритц-Карлтона» с лордом Ханстэнтоном, она оставалась невосприимчива к благоухающим ароматам, так сильно действовавшим на его светлость, она тоже была живой человек. Давно миновал обычный час ее обеда, а когда речь шла о еде, она была женщиной устоявшихся привычек. Еще на крыше она ощущала слабое томление, а теперь поняла, уже вне всяких сомнений, что голодна, и задрожала с головы до пят. Запах супа взывал к самым глубинам ее существа, будто голос старой любви.

Продвигаясь на запах как в трансе, она, все так же ощупью, по стенке, добралась до открытого проема двери, ведущей, по всей видимости, в коридор. Здесь, вдали от окна, темнота совсем уж сгустилась, но если видеть она не могла, то запах очень даже ощущала, так что другой поводырь, кроме собственного носа, ей и не понадобился. Миновав коридор, миссис Уоддингтон принюхалась у открытой двери, и в нос ей шибанул столь густой аромат, что у нее едва голова не закружилась. Теперь запах стал многослойным, и преобладал в нем мотив гренок с сыром. Миссис Уоддингтон нащупала выключатель, надавила кнопку и увидела, что она на кухне. И тут, над кастрюлькой на плите, маревом зыбится пар.

Выпадают моменты, когда даже самые целеустремленные женщины позволяют себе чуть отклониться от главной цели. Миссис Уоддингтон достигла стадии, когда суп показался ей самым важным – а может, и единственно важным – в жизни. Она сняла крышку, и мясной дух защекотал ей ноздри словно поцелуй.

Глубоко вдохнув, она налила супа в тарелку. Отыскала ложку. Хлеб. Соль. Перец.

И когда она любовно окропляла суп перцем, голос позади произнес:

– Вот я тебя и застукал!

4

Мало что могло оторвать внимание миссис Уоддингтон от тарелки. Землетрясение? Возможно. Или взрыв бомбы. Но этот голос оторвал мгновенно. С резким вскриком она обернулась; сердце у нее скакало, будто бы исполняя танец южных морей, популярность которого она всегда находила достойной сожаления.

В дверях стоял полисмен.

– То есть я вас арестовал, – поправился он, сильно расстроенный тем, что в возбуждении от встречи опять оплошал, загрязнив чистоту слога.

В карман за словом миссис Уоддингтон никогда не лезла, но теперь все слова куда-то порастерялись. Она стояла молча, прерывисто дыша.

– Простите, – любезно продолжал полисмен, – но будьте любезны последовать за мной. Мы избежим множества неприятностей, если вы пойдете спокойно.

Оцепенение от шока у миссис Уоддингтон потихоньку рассасывалось.

– Я могу все объяснить!

– У вас будут все возможности сделать это в полицейском участке, – отвечал полисмен. – В ваших же собственных интересах я бы советовал вам до тех пор говорить как можно меньше. Должен предупредить вас, что я, исполняя свой долг, запишу все вами сказанное. Видите, блокнот и карандаш у меня наготове.

– Но я не сделала ничего дурного…

– Это решать судье. Едва ли стоит указывать, что одно ваше присутствие в чужой квартире – и то по меньшей мере двусмысленно. Вы проникли через стеклянную дверь – действие это квалифицируется как взлом и вторжение. Более того, вы присваиваете собственность владельца квартиры, а именно – суп. Боюсь, вам придется пройти со мной.

Миссис Уоддингтон начала было в отчаянной мольбе ломать руки, но внезапно почувствовала, что жесту этому мешает какое-то препятствие.

И вдруг увидела, что по-прежнему сжимает в руках перечницу. Пышной розой расцвела неожиданно пришедшая мысль, и чело ее просветлело.

– Ха! – воскликнула она.

– Простите? – переспросил полисмен.

Все в мире, даже самое незначительное происшествие, про которое мы всего лишь прочитали, предназначено, как убеждают нас философы, вооружить нас для битв жизни. Согласно этой теории совсем не случайно, что несколькими днями раньше миссис Уоддингтон прочитала и подсознательно запомнила статейку о краже со взломом у некоего выдающегося гражданина Вест-Оранджа, штат Нью-Джерси. Получалось, что статья была специально послана ей в помощь.

Мелкие детали того события в памяти у нее не удержались, но одна характерная черта выскочила сейчас с силой озарения, посланного свыше. Загнанный в угол негодующим владельцем дома, взломщик умудрился удрать, применив нехитрое средство: швырнул две унции перца в лицо хозяину.

Раз уж бегство удалось заурядному и скорее всего необразованному взломщику, то такая женщина, как она – почетный президент двадцати трех благотворительных обществ и хорошо известный лектор (тема – воспитание детей), – уж как-нибудь справится. Жеманно потупившись, она принялась украдкой лихорадочно отвинчивать крышечку перечницы.

– Поймите, – умоляюще продолжал полисмен, – мне крайне неприятно…

И оказался прав. «Неприятно», как он понял минуту спустя, – эпитет самый точный, его выбрал бы и педантичный стилист. Вселенная вдруг взорвалась огромным облаком перца. Он щипал ему рот, забивал ноздри, разъедал глаза и даже припорошил адамово яблоко. Секунду Гарроуэй слепо дергался, а потом, схватившись за стол, принялся чихать как заводной.

Под звуки титанического чихания миссис Уоддингтон с грохотом неслась в потемках к стеклянной двери и, галопом промчавшись по крыше, метнулась к пожарной лестнице.

5

Единственной стратегией ее поведения, или планом действий, было желание удрать куда подальше, и поскорее, от представителя закона, пока тот не прочихался и, разлепив глаза, не начал оглядываться. Но когда нога ступила на первые перекладины лестницы, у нее начали складываться замыслы постройнее. Пожарная лестница, если спускаться по ней достаточно долго, приведет на землю, и она решила добраться туда по ней. Однако, спустившись до девятого этажа и глянув вниз, обнаружила, что данная лестница спускается не в какой-то проулок, а на ярко освещенную веранду ресторана.

Зрелище это вынудило ее остановиться и даже, если уж быть точным, окоченеть на месте. Разволновалась она не напрасно. Тем из читателей этой хроники, которым доводилось швырять перцем в лицо полицейскому, а потом удирать по пожарной лестнице, прекрасно известно, что у пожарных лестниц, хотя они и считаются недурным средством спасения, есть один дефект – уж очень они на виду В любой момент, опасалась миссис Уоддингтон, полисмен может подойти к краю крыши и заглянуть вниз, а обдурить его, прикинувшись мусорным баком или молочной бутылкой, актерских способностей у нее, как она прекрасно понимала, явно не хватит.

Инстинкт самосохранения не только обостряет находчивость, но и притупляет нравственную разборчивость. Что и случилось с миссис Уоддингтон. Ее обострившийся интеллект в один миг подсказал: если она влезет в окно, рядом с которым сейчас стоит, то скроется от любопытных глаз. Притупленная же нравственность отказывалась вспоминать, что такой поступок равносилен, как объяснил деликатный полисмен, взлому и вторжению, а значит, достоин порицания. Один взлом и одно вторжение она уже сегодня совершила, но аппетит, как известно, приходит во время еды. Словом, через несколько секунд миссис Уоддингтон опять пробиралась ощупью в потемках по чьей-то чужой квартире.

Ощутимый запах жира, капусты и влажных полотенец подсказал ей: крадется она по кухне. Темнота была такой непроглядной, что она ничего не различала. Единственное, что она могла сообщить определенно про эту кухню, – метла в ней имеется. Уверенность основывалась на том факте, что миссис Уоддингтон только что наступила на нее и ручка больно стукнула ее по лбу.

– У-ух! – не удержавшись, вскрикнула несчастная женщина.

Никаких комментариев высказывать она не намеревалась – тому, кто крадется по чужой кухне, следует сохранять молчание и не терять бдительности, – но внезапная боль пронзила столь остро, что вскрик вырвался невольно. К своему ужасу, миссис Уоддингтон обнаружила, что он услышан! В потемках раздался странный звук, будто кто-то вынимает пробку, и неприятный гортанный голос осведомился:

– Кто там?

Миссис Уоддингтон застыла. При данных обстоятельствах ей не доставила бы удовольствия даже и самая мелодичная речь, хотя нежный, сочувственный голос, несомненно, вызвал бы меньше мук и тревог. Этот же, скрипучий и злобный, явно принадлежал человеку, лишенному всякой жалости. В мыслях миссис Уоддингтон тут же пронеслись крупные заголовки:

«ВИДНАЯ ДЕЯТЕЛЬНИЦА НАЙДЕНА УБИТОЙ НА КУХНЕ!»

– Кто там?

«РАСЧЛЕНЕННЫЙ ТРУП ПОД РАКОВИНОЙ!»

– Кто та-ам?

«ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА ПРИВЕЛА СЫЩИКОВ НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ!»

– Кто та-а-ам?

Миссис Уоддингтон сглотнула.

– Я миссис Сигсби X. Уоддингтон, – пролепетала она; как бы изумился Сигсби, услышь он сейчас жену. Оказывается, она способна говорить с такой приятной кротостью!

– Кто там?!

– Миссис Сигсби X. Уоддингтон с Семьдесят девятой улицы и из Хэмстеда, Лонг-Айленд. Простите, что я так странно…

– Кто там?!

От досады ужас миссис Уоддингтон чуть ослабел. Глухие всегда раздражали ее; как и большинство дам властных и нетерпеливых, она твердо придерживалась мнения, что все они распрекрасно услышат, если дадут себе труд слегка поднапрячься. Повысив голос, она повторила уже с некоторой холодностью:

– Я уже сообщила вам: я миссис Сигсби X. Уоддингтон…

– Возьми орех, – предложил, меняя тему, собеседник.

Зубы миссис Уоддингтон звонко клацнули. Всякие эмоции, владевшие ею, вмиг исчезли, сменившись холодной яростью. Какое же унизительное открытие для гордой женщины! Потратить столько времени на уважительную беседу с попугаем! Скандалу помешало лишь то, что в темноте невозможно обнаружить, где он. Иначе, несомненно, птичке пришлось бы туго.

– Брысь! – вынуждена была ограничиться словесным излиянием миссис Уоддингтон. Игнорируя совершенно неуместную и бестактную просьбу – подойти и почесать птичке голову, – она рванула дальше, на поиски дверей.

После пережитых страхов она почти успокоилась. Тревога, снедавшая ее несколько минут назад, исчезла; теперь миссис Уоддингтон двигалась энергично и деловито. Отыскав дверь, она ее открыла. За ней тоже лежали потемки, но света, проникавшего через незанавешенное окно, вполне хватило, чтобы она разглядела гостиную. В одном углу стоял диван с высокой спинкой. В другом – письменный стол с двумя тумбами. А на мягком ковре расположилось кресло, в такое миссис Уоддингтон, при других обстоятельствах, с удовольствием бы погрузилась.

На ногах она была уже давненько, но осмотрительность остерегала: «Нельзя поддаваться соблазну. Ни в коем случае! Сейчас время действовать, а не отдыхать». Она повернула к двери, ведущей, предположительно, в холл, а оттуда – на лестницу, к безопасности. Но не успела открыть ее, как раздалось щелканье ключа.

Миссис Уоддингтон прореагировала стремительно. Странное спокойствие, владевшее ею, сменилось паническим ужасом. Она метнулась обратно в гостиную и, одним вдохновенным скачком подлетев к дивану, прилегла за ним, стараясь не пыхтеть.

– Долго ждали? – осведомился невидимый пришелец, включая свет и обращаясь к невидимому собеседнику.

Этот голос ей был незнаком, зато другой, ответивший, она знала, и очень даже хорошо, а потому – застыла, едва обуздывая свои чувства. Ответил голос Ферриса, ее дворецкого. Ему, если б он выдвинул правдивый предлог для поездки, полагалось бы сейчас сидеть у постели родственницы!

– Некоторое время, сэр. Совсем недолго.

– Зачем вы хотели встретиться со мной?

– Я говорю с мистером Ланселотом Биффеном, главным редактором «Городских сплетен»?

– Именно. Выкладывайте, что у вас, да поживее. Через минуту мне опять нужно мчаться.

– Как я понял, мистер Биффен, «Городские сплетни» охотно берут любопытные новости, касающиеся известных членов нью-йоркского светского общества. И выплачивают солидное вознаграждение. У меня есть такие новости.

– Про кого?

– Про мою хозяйку, миссис Сигсби X. Уоддингтон.

– А что с ней такое?

– История долгая…

– Тогда у меня нет времени.

– О скандале, помешавшем венчанию падчерицы миссис Уоддингтон…

– Так что, венчание не состоялось?

– Нет, сэр. И обстоятельства, воспрепятствовавшие ему…

Биффен нетерпеливо вскрикнул, очевидно, взглянув на часы и поразившись, до чего ж стремительно летит время.

– Мне пора! У меня через четверть часа встреча в «Алгонкине». Приходите завтра в редакцию…

– Боюсь, это невозможно, сэр…

– Тогда вот что. Вам случалось когда писать?

– Да, сэр. Дома, в Англии, я часто писал коротенькие статейки в приходской журнал. Викарий очень их хвалил.

– Тогда садитесь и опишите все своими словами. А я потом отшлифую. Вернусь через час. Если желаете, подождите.

– Договорились, сэр. А как насчет вознаграждения?

– Это обсудим позже.

– Хорошо, сэр.

Биффен вышел. Из его спальни донесся приглушенный грохот – по всей вероятности, редактор что-то разыскивал. Очень скоро хлопнула парадная дверь, и на квартиру снова опустилась тишина.

Миссис Уоддингтон по-прежнему лежала, припав к полу. Сразу вслед за уходом Биффена она уже было приподнялась, чтобы предстать перед вероломным дворецким и сообщить ему, что он больше у нее не служит, но ее удержало новое соображение. Да, заманчиво было бы внезапно появиться над спинкой дивана и посмотреть, как съежится под ее взглядом дворецкий, но ситуация слишком сложная и нельзя позволить себе такой поступок. Оставшись где была, она коротала время, пытаясь избавиться от онемения нижних конечностей.

До нее доносилось мягкое поскрипывание пера. Феррис явно усердствовал изо всех сил. Видимо, он, подобно Флоберу, не щадил трудов в стремлении к абсолютной ясности и исправлял текст до бесконечности. Миссис Уоддингтон уже казалось, что бдению ее и конца не предвидится.

Но в суетливом городе вроде Нью-Йорка редко когда творцу позволят сосредоточиться. В тишину вторглась резкая дребезжащая трель телефонного звонка, и миссис Уоддингтон в первый раз за долгое время порадовалась: телефон был в коридоре, а не в комнате. Необузданная радость, сродни чувству заключенного, которому отсрочили смертный приговор, охватила ее, когда она услышала, как дворецкий поднимается из-за стола. Вскоре его размеренный голос доносился уже издалека, сообщая невидимому собеседнику, что Биффена нет дома.

Бедняга наконец поднялась из-за дивана. В ее распоряжении было секунд двадцать, и она не стала терять понапрасну ни единой. К тому времени как Феррис вернулся и вновь окунулся в литературные труды, она уже добралась до кухни.

Стоя у окна, миссис Уоддингтон обозревала пожарную лестницу Теперь-то уж, прикинула она, вполне безопасно снова выбраться на крышу И решила: «Сосчитаю очень медленно до трехсот и рискну».