Текст книги "Неприметный холостяк"

2

Предполагая, что человек, который забирается по пожарной лестнице, преследует его, Джордж допустил вполне простительную ошибку. Но, в силу самых разных обстоятельств, бегство его из «Цыпленка» прошло незамеченным.

Во-первых, когда Гарроуэй уже выпутывался из складок скатерти, Джузеппе с преданностью хозяевам, достойной всяческих похвал, хватил его чайником в глаз, что снова затуманило взор полисмена. А пока в голове у него прояснялось, погас свет.

Одновременно луна, явно выступавшая сторонницей Джорджа, унырнула за густое облако, где и притаилась. А потому ни один человеческий глаз не наблюдал, как спасался бегством наш герой.

Шаги же, которые он услышал на пожарной лестнице, принадлежали молодой паре, на уме у которой, как и у него самого, было одно – убраться подальше. Ни малейшей враждебности к Джорджу у них и в мыслях не было. Напротив, заметь они его, только подбодрили бы и пожелали удачи. Ведь то спасались бегством мадам Юлали и Дж. Хамилтон Бимиш.

Хамилтон с невестой прибыл в ресторан через несколько минут после Джорджа и, как и Джордж, обнаружил, что столики заняты все до единого.

Однако в отличие от Джорджа Хамилтон не смирился с ситуацией безропотно и покорно. Пустив в ход всю силу своего величия, он вызвал из небытия добавочный столик, который поставили и накрыли в уютном местечке, на границе внутреннего и внешнего залов.

На первый взгляд у места этого имелась масса недостатков. Часто пробегавшие официанты неизменно спотыкались о стул Бимиша, что особенно неприятно, когда мужчина пытается вести непринужденную беседу с любимой девушкой. Но близился момент, когда все недостатки поблекли в сравнении с его стратегическими преимуществами. В минуту, когда облаву объявили, так сказать, официально, Хамилтон наливал даме сердца то, что у администрации сходило за шампанское. Но любезному его жесту помешали: тяжелая рука легла ему на плечо и грубый резкий голос сообщил – он арестован.

Последовал ли бы Хамилтон неистовой тактике Джорджа Финча, набросившего на полисмена скатерть, а потом ударившего его, останется неведомым, поскольку необходимость подобных действий отпала из за внезапно погасшего света. И вот в этот-то момент и раскрылись все преимущества месторасположения столика.

До пожарной лестницы было всего несколько шагов. Хамилтон, схватив невесту за руку, быстро потащил ее туда и, поставив на нижнюю перекладину, так энергично подтолкнул вверх, что не понять жеста было невозможно. Через секунду мадам Юлали поспешно карабкалась к крыше, а Хамилтон поспешал за ней по пятам.

Достигнув конца пути, они встали рядом, глядя вниз. Свет в «Цыпленке» все еще не зажегся, из темноты доносился галдеж, свидетельствующий, что неведомые личности обходятся весьма грубо с другими неведомыми личностями. Мадам Юлали сочла, что они очень вовремя удрали оттуда, что и высказала.

– Я даже и не подозревала, Джимми, дорогой, как замечательно иметь тебя рядом в минуту опасности! – заявила девушка. – До чего ж ловко ты выдернул нас оттуда! В жизни такого не видала. У тебя, должно быть, преогромный опыт!

Хамилтон отирал платком куполообразный лоб. Ночь была теплая, а подъем – скоростной.

– Никогда себе не прощу, что подверг тебя таким испытаниям!

– Ну что ты! Это так забавно!

– Ладно, все завершилось благополучно, и слава Богу…

– Но завершилось ли? – перебила мадам Юлали.

– О чем ты?

Она указала вниз.

– Сюда кто-то поднимается.

– Да! Ты права!

– Что же нам делать? Сбежать по внутренней лестнице?

– Вход, по всей вероятности, охраняют, – покачал головой Хамилтон.

– Тогда – что?

В минуты, подобные этой, и сказывается великий ум. Человек заурядный оказался бы в тупике, и, уж конечно, ему пришлось бы потратить уйму драгоценного времени на поиски решения. Хамилтон же единой вспышкой гигантского ума блестяще решил проблему всего за четыре секунды с четвертушкой.

Взяв невесту под руку, он развернул ее.

– Смотри!

– Куда?

– Туда!

– Что там?

– Это.

– Что – это? – На красивом личике проступило замешательство. – Я не пойму. На чего мне смотреть-то?

– «На что мне смотреть», – автоматически поправил Хамилтон и потянул ее через крышу. – Видишь веранду? Это летняя спальня Джорджа Финча. Зайди, закрой дверь, включи свет…

– Но…

– …и частично разденься.

– Что?

– Если кто явится, скажешь, Джордж сдал тебе веранду и ты как раз переодеваешься, чтобы идти на обед. А я между тем спущусь к себе в квартиру и поднимусь через несколько минут проверить, готова ли ты. – Гордость, вполне объяснимая, обуяла его настолько, что, пренебрегши даже чистотой стиля, он опустился до жаргона. – Ну, классный фокус-покус? – в восторге от себя спросил он. – Отпад, а?

Невеста благоговейно взглянула на него. Одно из утешений, которые есть у нас, людей с интеллектом, – то, что в минуты кризиса женское сердце побеждает ум. В мирный период женщины могут увлекаться шейхами и смотреть томным взглядом на светских щеголей, которые только и способны, что изобразить три па чарльстона. Но когда что-то пойдет не так, стоит грянуть внезапной катастрофе – и кто тогда король? Кто главный спаситель? Интеллектуал с размером шляпы восемь с четвертью!

– Джимми! – воскликнула мадам Юлали. – Это блеск!

– Вот именно.

– Мы спасены!

– Правильно. Но – быстрее! Нельзя терять ни секунды!

3

Так и получилось, что на Джорджа, затаившегося под кроватью, обрушился еще один шок. От которого, как ему показалось (хотя он должен бы попривыкнуть к шокам), волосы у него мгновенно поседели – все, до последнего волоска!

После того как глаза у Джорджа проморгались на свету, первой в поле его зрения вторглась лодыжка в прозрачном чулке. К ней почти тут же присоединилась и вторая. Довольно долго обе эти лодыжки, хотя и стройные, занимали так много места в Джорджевом мире, что, можно сказать, затмили весь горизонт. Потом они исчезли.

За минуту до этого Джордж, скромно вжавшийся в стенку, сказал бы, что ничто не доставило бы ему большего удовольствия. И однако же, когда они наконец исчезли, ему с трудом удалось сдержать панический вскрик. Потому что из виду их скрыла пелена упавшего платья, будто скроенного волшебными ножницами из лунных лучей и звездной пыли. В витрине магазина оно вызвало бы у Джорджа восхищение. Но любоваться на платье в витрине магазина и видеть, как оно пеной упало на пол спальни рядом с ним, – вещи абсолютно разные! Джордж покраснел, и ему почудилось, что от его щеки затлел коврик. Прикрыв глаза, он стиснул зубы. Конец это, вопрошал он себя, или всего лишь начало?

– Да? – внезапно раздался женский голос, и Джорджева голова, конвульсивно дернувшись, чудом не слетела с шеи.

Ответил голос, как он интуитивно догадался, когда к нему вернулась способность соображать, на резкий и властный стук в дверь. Стучали каким-то тяжелым предметом – очень похоже, что полицейской дубинкой. А вслед за стуком раздался резкий, властный оклик:

– Откройте!

Обладательница лодыжек была явно не из трусливых.

– И не подумаю! Я одеваюсь!

– Кто вы?

– А вы кто?

– Не важно.

– Тогда не важно и кто я!

Наступила пауза. Джорджу, как третейскому судье, показалось, что побеждают, с небольшим перевесом, лодыжки.

– А что вы там делаете? – спросил мужской голос, берясь за расследование с другого конца.

– Одеваюсь! Сколько можно повторять!

Повисла новая пауза. Затем к напряженным переговорам подключился третий участник.

– Что тут происходит? – резко осведомился он, и Джордж узнал голос своего старого друга.

– Гарроуэй, – с досадливой строгостью продолжил его друг, – какого дьявола вы тут делаете? За этой дверью – дама. Честное слово, мне непонятно, в чем все-таки состоят обязанности нью-йоркских констеблей? У них не работа, а одно бесконечное безделье! Убивают время, слоняясь по городу и досаждая женщинам. Вам известно хотя бы, что дама в комнате – моя невеста? Она переодевается, мы идем с ней в ресторан.

Офицер Гарроуэй, как всегда, сник перед превосходящим интеллектом.

– Простите, мистер Бимиш!

– Может, и прощу. А как вы вообще тут очутились?

– Внизу, в этом «Цыпленке», случились беспорядки. На меня напал некий мистер Финч. Я преследовал его по пожарной лестнице…

– Мистер Финч? Что за околесица, Гарроуэй! Мистер Финч сейчас в свадебном путешествии. Он очень любезно сдал этой даме спальную веранду на время своего отсутствия.

– Но, мистер Бимиш, я только что говорил с ним! Мы сидели за одним столиком.

– Чепуха!

Платье из поля зрения исчезло, и Джордж услышал, как открывается дверь.

– Джимми, что нужно этому человеку?

– Не что, а кто. Врач, несомненно. Он заявляет, будто только что встретил Джорджа Финча.

– Но Джордж уже за сотни миль отсюда!

– Вот именно. Ты готова, дорогая? Тогда пойдем пообедаем где-нибудь. А вы, Гарроуэй, выпейте брома с сельтерской. Зайдемте ко мне, я вам смешаю. А когда выпьете, рекомендую полежать спокойно на диванчике. Лично я считаю, что вы несколько перенапрягли мозг, сочиняя поэму. Кто подбил вам глаз?

– Я сам очень бы не прочь узнать, – с сожалением откликнулся Гарроуэй. – Получил увечье в «Цыпленке». В тот момент на голове у меня была скатерть и личность нападавшего установить я не смог. Но если разыщу его, отколочу так крепко, что и внукам его аукнется.

– Скатерть?

– Да, мистер Бимиш. Пока я старался выпутаться из складок, кто-то двинул мне в глаз чайником.

– А как вы догадались, что именно чайником?

– Валялся рядом со мной, когда я вылез.

– Что же, – подытожил Хамилтон, – надеюсь, это послужит вам уроком. Не посещайте подобные заведения. Вам еще повезло, что так легко отделались. А вот если б вы отведали там сыра… Ладно, пошли. Посмотрим, чем я сумею вам помочь.

4

А Джордж остался на месте. Знай он укрытие получше, перебрался бы туда, но он не знал. Кто-кто, но только не он, стал бы притворяться, будто ему удобно лежать под кроватью, где пух щекочет ноздри, а около левого уха гуляет сквозняк. Но при данных обстоятельствах ничего больше не оставалось. Для человека, не умеющего летать, существуют только два способа уйти с крыши: спуститься по пожарной лестнице и, вероятнее всего, угодить в лапы констеблей или украдкой спуститься по обычной лестнице и, очень вероятно, наскочить на мстительного Гарроуэя. Правда, Хамилтон советовал полисмену, выпив брома с сельтерской, отлежаться на диване, но кто же знает, последует ли тот совету. Может, уже сторожит на лестнице. Припомнив его сложение и горечь, с какой он говорил о нападавшем, Джордж решил, что, пожалуй, риск слишком велик. Как ни многочисленны изъяны его укромного приюта, для человека в его щекотливом положении местечка лучше не отыщешь. Итак, он забился поглубже и попытался скоротать время за раздумьями.

Раздумывал он о многом – о своей юности в Ист-Гилиэде, о зрелости в Нью-Йорке, о Молли. О том, как любит ее. О миссис Уоддингтон и о том, как же портит она великую картину мироздания. О Хамилтоне Бимише и о том, как небрежно управляется тот с полисменом. Об офицере Гарроуэе и его дубинке, о Джузеппе и его чайнике. О преподобном Гедеоне Вулесе и его белых носках. В раздумьях своих он дошел даже до Сигсби X. Уоддингтона.

Ну а уж когда человек принимается думать про Сигсби, это значит, что ресурсы мыслей у него окончательно иссякли. Возможно, учитывая этот факт, судьба любезно подкинула Джорджу свежий материалец. Лениво раздумывая о Сигсби и гадая, как тот дошел до жизни такой, Джордж вдруг услышал приближающиеся шаги.

Он свернулся в клубок, и уши у него встали торчком точно у борзой. Да, действительно шаги. И мало того, направляются прямиком к его спальной веранде.

Волна жалости к себе затопила Джорджа. Что ж это за наказание такое, в самом деле? Почему на него так и сыплются напасти? Он мало просил у жизни – и всего то, чтобы позволила ему спокойно лежать под кроватью, вдыхая пух. И что же? Одни помехи! Можно сказать, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, как выразился Киплинг. С той самой минуты, как он отыскал себе это укромное местечко, мир превратился в сплошной серопыльный ад. Как все-таки неправильно и несправедливо!

Единственное, что можно было сказать в пользу этих шагов, – они были слишком легки, а потому никак не могли принадлежать нью-йоркскому полисмену. Теперь они приблизились к самой двери. Ему даже показалось, что они зашли в комнату.

Он оказался прав. Щелкнул выключатель. Живым зверьком прыгнул на него свет. А когда Джордж открыл глаза, то увидел лодыжки в чулках прозрачного шелка.

Дверь закрылась. Миссис Уоддингтон, только что ступившая на последнюю перекладину пожарной лестницы, метнулась через крышу и, прильнув ухом к замочной скважине, напряженно прислушалась. Наконец-то, возликовала она, дело двинулось!

5

С минуту взирая на эти новые лодыжки, Джордж чувствовал лишь слабое негодование и обиду на придурковатость судьбы, воспользовавшейся тем же методом, какой использовала совсем недавно. Судьба, думал он, ведет себя по-детски. Один раз все эти фокусы с лодыжками еще могут позабавить, но перебарщивать все-таки не стоит.

За негодованием пришло облегчение. Вспомнив разговор Хамилтона с полисменом, он понял, что обладательница лодыжек – его старая приятельница Мэй Стаббс из Ист-Гилиэда, штат Айдахо. Сейчас, предположил он, лодыжки принадлежат, как и прежде, ей, а что появились снова – ну мало ли! Вернулась захватить пудреницу или помаду. Забыла какую-то безделушку в пылу недавних препирательств.

А раз это Мэй, то это, безусловно, меняет ситуацию: не нового врага он обрел, а союзника. Девушка широких взглядов, вроде Мэй, сразу поймет мотивы, побудившие его прятаться под кроватью, и посочувствует ему. Кстати, можно бы использовать ее – пусть разведает, чисто ли на лестнице. Короче, новое вторжение в его убежище – совсем не бедствие, а большая удача.

От всей души чихнув (в нос ему залетел пушок), Джордж выкатился из-под кровати и с веселым смехом встал на ноги, тут же и обнаружив, что он очутился перед округлившимися глазами абсолютной незнакомки. Незнакомой, по крайней мере, девушка показалась ему в первый момент. Но постепенно, пока он смотрел на нее, у него стало зарождаться ощущение, что где-то, когда-то он уже видел эту девушку. Но – где? И когда?

Девушка ошалело таращилась на него – невысокая, хорошенькая, с бойкими черными глазами и премиленьким ротиком, правда, сейчас распахнутым как у рыбы. На веранде воцарилась мертвая тишина, и миссис Уоддингтон, напрягавшая слух у двери, начала уже думать, что, может, Джорджа в этом логове вовсе нет и ей снова предстоит заступить на вахту. Но тут раздались голоса, и хотя слов ей было не разобрать – стекло было толстое, крепкое, – вне сомнений, один из голосов принадлежал Джорджу. Миссис Уоддингтон на цыпочках отошла, вполне удовлетворенная. Подозрения ее подтвердились, теперь оставалось решить, как же действовать наилучшим образом. Она встала в тень бака с водой и постояла там, размышляя.

А на веранде девушка, не сводя глаз с Джорджа, стала медленно пятиться. Шага примерно через три она наткнулась на стенку, и шок восстановил ее речевые способности.

– Что это вы делаете в моей спальне? – закричала она.

От подобного вопроса замешательство Джорджа сменилось бурной яростью. Нет, это уж чересчур! Нынешним вечером обстоятельства как сговорились превращать его веранду в место сборищ. Но будь он проклят, если позволит всяким особам еще и наглеть!

– Интересно, с какой такой стати спальня стала вашей? – возмутился он. – Кто вы вообще такая?

– Миссис Муллет.

– Кто?

– Миссис Фредерик Муллет.

А миссис Уоддингтон между тем выстроила план действий. Ей, решила она, требуется свидетель. Пусть зайдет с ней в это гнездо порока и своим свидетельством подкрепит ее слова. Будь здесь лорд Ханстэнтон, как ему полагалось бы, так и искать бы никого не надо. Но тот растворился в гуще огромного города, набивая свой низменный желудок едой. Кого же завербовать? Ответ нашелся сам собой. Ферриса, конечно же! Он рядом, под рукой, его можно привести без проволочек.

И миссис Уоддингтон припустила к лестнице.

– Миссис Муллет? – поразился Джордж. – Как это? Муллет не женат.

– Нет, женат. Мы поженились сегодня утром.

– А где он?

– Оставила его внизу, докуривать сигарету. Он сказал, мы будем здесь как две птички в гнездышке. Одни.

Джордж расхохотался неприятным сардоническим смехом.

– Если Муллет воображает, что здесь можно остаться наедине хоть на пять минут кряду, так он преболыпущий оптимист! И какое, интересно, имеет он право устраивать гнездышко в моей квартире?

– Разве она ваша?

– А чья же еще?

– Ой-ой-ой!

– Прекратите сейчас же! Не орите! Вокруг кишат полисмены.

– Полисмены!

– Ну да.

Глаза, смотревшие на него, внезапно набухли слезами. Маленькие ручки стиснулись в страстном жесте мольбы.

– Не сдавайте меня копам, мистер! Я сделала это только ради моей бедной матери! Если б вы были без работы и вам пришлось смотреть, как ваша бедная старая мама гнется над лоханью…

– У меня нет бедной старой мамы, – грубовато перебил Джордж. – И вообще, что вы несете?

Вдруг он замолк – ошеломительное открытие стерло с его губ все речи. Девушка, разомкнув ладошки, заломила руки, и жест этот пришпорил память: бессознательно Фанни приняла ту самую позу, что и в столовой миссис Уоддингтон сегодня утром. Едва увидев заломленные руки, Джордж моментально вспомнил, где встречал эту девушку. Позабыв все остальное, позабыв, что загнан в ловушку на крыше, а справедливо разозленный полисмен сторожит единственный выход, он коротко, резко вскрикнул.

– Ах, это вы! А ну-ка верните ожерелье!

– Какое еще ожерелье?

– То, что украли в Хэмстеде!

– Вы смеете обвинять меня в краже?

– Вот именно!

– А знаете, что я сделаю, если вы выдвинете против меня такое обвинение? Я…

Она оборвала фразу на полуслове. Раздался тихий, осторожный стук в дверь.

– Детка!

Фанни взглянула на Джорджа, Джордж – на Фанни.

– Муж! – прошептала она.

Джордж находился не в том настроении, чтобы его запугивал еще и какой-то Муллет. Он размашисто шагнул к двери.

– Пупсик!

Джордж широко распахнул дверь.

– Пу…

– Да, Муллет?

Камердинер отступил на шаг, глаза у него округлились. Кончиком языка он облизал губы.

– Оса в улье! – вскричал он.

– Кончайте дурить! – одернул его Джордж.

Муллет пялился на него, как человек, пораженный до глубины души.

– Разве вам не достаточно собственного меда, мистер Финч? – укоризненно попенял он. – Явились еще и моим полакомиться?

– Не валяйте дурака! Моя свадьба временно отложена.

– Понятно… Беда любит компанию, вот вы и решили испортить мою.

– Ничего подобного!

– Знай я, мистер Финч, что вы дома, – с достоинством заявил Муллет, – то не позволил бы себе вольность воспользоваться вашей квартирой. Пойдем, Фанни, мы переезжаем в гостиницу.

– Вот как? – с иронией спросил Джордж. – Позвольте сообщить вам, что сначала требуется уладить одну проблемку. Возможно, вы еще не знаете, но у вашей жены находится ценное ожерелье, принадлежащее леди, которая, если бы не ваша жена, звалась сейчас миссис Финч!

Муллет прижал руку ко лбу.

– Ожерелье!

– Это ложь! – закричала новобрачная.

Муллет печально покачал головой. Он уже сложил два и два.

– Когда все случилось, мистер Финч?

– Сегодня, в Хэмстеде.

– Фредди, не слушай его! Он полоумный!

– А что именно произошло, мистер Финч?

– Вот эта особа внезапно ворвалась в столовую, где собрались гости, и разыграла, будто она моя возлюбленная и я ее бросил. А потом свалилась на стол со свадебными подарками, словно бы упала в обморок. Очнувшись, она вылетела вон, а некоторое время спустя обнаружилось, что пропало ожерелье. Только не говорите, – добавил он, поворачиваясь к обвиняемой, – что сделали это ради своей бедной матери! Я уже столько вытерпел сегодня, больше мне не вынести.

Муллет прицокнул языком – печально, но и горделиво. Девушки, они и есть девушки, как бы говорил он, но мало какая сравнится умом с его маленькой женушкой.

– Отдай мистеру Финчу ожерелье, пупсик, – ласково сказал он.

– Нет у меня никакого ожерелья!

– Отдай, дорогая, как велит тебе Фредди, не то наживем неприятностей!

– Неприятностей, – тяжело задышал Джордж, – уж точно не избежать!

– Ничего не скажу, чистая работа. Ни одна девушка в Нью-Йорке не сумела бы такого придумать, не говоря о том, чтобы потом безнаказанно удрать. Даже мистер Финч согласен, что проделано красиво.

– Если вам интересно мое мнение… – запальчиво начал было Джордж.

– Но мы ведь покончили с такими делами раз и навсегда, правда, цыпленок? Отдай ему ожерелье.

Черные глазки миссис Муллет захлопали. Она нерешительно ломала изящные пальчики.

– Забирайте свою дрянь! – наконец крикнула она.

Джордж на лету поймал ожерелье и, сказав «спасибо», убрал в карман.

– А теперь, мистер Финч, – вкрадчиво заметил Муллет, – пожелаем вам спокойной ночи. У моей крошки был утомительный день, и нам пора ложиться спать.

Джордж поспешил через крышу к себе. Придется пренебречь риском, решил он, и покинуть безопасное убежище веранды. Ведь надо немедленно позвонить Молли, сообщить про ожерелье.

Он уже открывал стеклянную дверь, когда услышал оклик, а оглянувшись, увидел Муллета, торопившегося к нему от лестничной двери.

– Мистер Финч! Минуточку!

– Что еще такое? Мне нужно позвонить…

– Думал, вы обрадуетесь…

И с видом фокусника, который на забаву детям извлекает из цилиндра двух кроликов и большущий старый флаг, Муллет разжал пальцы.

– Ваше ожерелье, сэр.

Джорджева рука метнулась в карман и появилась пустая.

– Господи! Да как же?..

– Все моя крошка! – Глаза лакея сияли гордостью и нежностью. – Стащила его у вас, когда вы уже уходили. Мне, однако, удалось ее убедить. Напомнил ей еще раз, что все эти делишки мы оставили в прошлом. Спросил: как же она будет жить на нашей утиной ферме, если у нее такое на уме? Она все поняла почти сразу. Девушка она очень разумная. Надо только подойти к ней тактично и с любовью.

Джордж глубоко вздохнул. Теперь он спрятал ожерелье во внутренний карман и, застегнув пиджак, отошел шага на два.

– И вы хотите, Муллет, поселить такую женщину на утиной ферме?

– Да, сэр. Мы покупаем маленькую ферму на Лонг-Айленде.

– Да ваша жена в первую неделю повыдергает перья у всех уток в округе!

Польщенный, Муллет поклонился.

– И ни одна утка, сэр, даже не догадается, что лишилась хвоста. В нашей профессии никто и рядом с моей девочкой не стоял. Но, сэр, с этим теперь покончено. Она свернула бизнес. Окончательно и бесповоротно. Разве что наведается разок-другой в большой магазин на распродажу. Женщинам ведь тоже нужны развлечения. Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи.

Вынув ожерелье, Джордж внимательно осмотрел его, снова спрятал в карман и, опять застегнув пиджак, отправился звонить Молли.