Текст книги "Американская пустыня"

– Расскажите мне про детей, – попросил Тед.

– Ты ж умрешь на рассвете, – отозвалась Синтия, словно затворяясь наглухо; ее лицо утратило всякое выражение, свет в глазах погас. – Тебя расстреляют из пушки.

– Знаю, – кивнул Тед. – И что вы по этому поводу думаете? Вы, человек порядочный и добрый. Вам нравится помогать людям. Вы ведь медсестра, так?

– Откуда ты знаешь?

– Разве я похож на дьявола?

– Повторяю, я понятия не имею, как выглядят дьяволы, – отозвалась Синтия. – У тебя швы на шее. – Лед в ее глазах понемногу таял. – Тебе полагается быть мертвым.

– Ну, похоже, утром об этом позаботятся. А вы видели лицо моей дочери, когда меня похищали? – Тед не стал дожидаться ответа. – Она очень испугалась?

– Откуда ты узнал, что я медсестра?

– Вы похожи на медсестру, – сказал Тед.

Синтия на цыпочках отошла назад, хмурясь от страха. Руки ее дрожали; вне всякого сомнения, в том, кто сидел на земле в нескольких футах от нее, она и впрямь видела дьявола. Синтия развернулась и бегом бросилась к главному зданию. В том, что она обратилась в бегство, заключался некий сакральный смысл: свидетельство подобающего страха перед демоном.

На пороге Синтию встретил Большой Папа. Адепты вновь распевали песню про Майкла, подгребающего самую малость ближе к берегу, и их голоса служили своего рода фоном для разговора между Большим Папой и Синтией.

– Как там наш дьявол? – осведомился толстяк.

– Ты уверен, что он и впрямь дьявол? – спросила Синтия.

– Уверен.

– Он знает, что я работала медсестрой, – сообщила Синтия. – Я ему не говорила. Откуда ему знать?

– Видишь ли, демоны, они хитрые. Но этот совершил промах. Лишь марионетка Сатаны может знать такие вещи. Иди сюда, Синтия, дай Большому Папе обнять тебя. Дай Большому Папе привлечь тебя к груди. Дай Большому Папе тебя утешить. Дай Большому Папе почувствовать, как твоя кроткая невинность тает и перетекает в его осененное божественной благодатью тело. Ты чувствуешь силу Господа-Бога-Иисуса-Христа-Всемогущего?

– Да, Большой Папа.

– Майкл, к берегу греби.

– Аллилуйя!

– Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!

Когда в то достопамятное промозглое весеннее утро Глория впервые сообщила Теду о том, что беременна, сердце у него упало. Он сидел на краю кровати, отрешенно глядя себе под ноги. Как же так вышло? Впрочем, как так вышло, это как раз самоочевидно. Но как же ему прикажете содержать ребенка?

Тед выдавил из себя некое подобие улыбки.

– И что же нам теперь делать?

Глория ушам своим не поверила. И расплакалась. Однако Тед, будучи Тедом – тем, каким он был в прошлом, – не отступался:

– Как же так вышло? – Глория смотрела на него во все глаза. – Ты что, забыла принять таблетки?

– Тед, у меня будет ребенок, – повторила она, спрыгнула с кровати и направилась в ванную.

Тед налетел на закрытую дверь, остановился перед ней, прижался к двери щекой.

– Думаю, нам надо поговорить.

– О чем тут разговаривать? – откликнулась Глория.

Тед слышал, как она отворила неподатливое оконце над ванной. С улицы донесся лай соседской собаки.

– Думаю, нам надо обсудить это дело со всех сторон, – сказал Тед.

– Дело обсуждению не подлежит, – отозвалась Глория решительно. Затем распахнула дверь и встала перед ним лицом к лицу. – Дело будет либо мальчиком, либо девочкой. Привыкай к этой мысли.

– А что, моего мнения никто уже и не спрашивает? То есть это ведь и мое дело тоже. – Тед понял, что порет чушь, сразу, как только позорные слова беспомощно сорвались с треклятых губ. А что за взгляд подарила ему Глория – нечто среднее между: «Да кто ты, собственно, такой?» и «Так я и знала, что ты поведешь себя как свинья».

– Прости, – сказал Тед. Он в самом деле извинялся, причем сразу за многое. – Просто это такое потрясение. Такой сюрприз, я хотел сказать. Мне нужно освоиться. Я имею в виду, готовы ли мы к такому шагу?

– Подготовимся, – отрезала Глория.

Тед обнял жену, остро осознавая, до чего же она тоненькая и хрупкая, гадая, как же она может содержать в себе иную жизнь, и сказал ей, что они, конечно же, подготовятся, сказал, что любит ее, и, хотя слов в таких случаях недостаточно, Глория приняла их на веру – и самую малость растаяла и прижалась к мужу.

А Тед чувствовал себя лжецом, да, собственно, он и лгал, ибо, лежа в постели, размышлял про себя, что ни капельки не любит Глорию, проклинал себя за то, что не отбоярился от этого брака еще до того, как случилось непоправимое. Он никак не мог смириться с мыслью о необходимости подготовиться к рождению ребенка, понятия не имел, что вообще надо думать. Думал только о том, что ему предстоит написать еще девять глав диссертации из десяти, и что профессора в него не особо верят, так что надо бы уж расстараться. Даже тогда Тед сей же миг осознал весь отвратительный эгоизм своих рассуждений, но ничего с собою поделать не мог. Так он себя и оправдывал. Дескать, он, бедняга, страдает врожденной моральной неустойчивостью, и помочь здесь не в силах ни медицина, ни обращение к разуму. Должно быть, во время беременности, когда он только-только формировался, его мать питалась неправильно – интересно чем? И тут же в голове мелькнула мысль, что надо бы позаботиться о пищевом режиме для Глории, – пожалуй, первая достойная мысль за долгое время.

Тед оглянулся на жену: Глория спала, крепко стиснув губы в этакой гримаске – видимо, сны докучали, – и твердо решил впредь радоваться ситуации. Иначе говоря, примирился с неизбежным.

На следующее утро, сидя за столом в кухне – за так называемым завтрачным столом, – как они никогда не сиживали ни по привычке, ни по заведенному распорядку, Стриты вместе ели бублики и вместе же молчали. Наконец Тед вздохнул – вздохнул довольно-таки демонстративно, так что Глория не могла не спросить:

– Что такое?

– Я рад, что мы станем родителями.

– Правда?

Тед кивнул.

– Это нас еще больше сблизит, – солгал он. – Я знаю, мать из тебя получится ну просто замечательная. Вот насчет себя не уверен.

– Ты тоже не подведешь, – заверила Глория, накладывая еще чуть-чуть сливочного сыра на черничный бублик – размазывая, так сказать, комментарий. Она улыбалась, но не Теду. А в пространство перед собою.

Три недели спустя у Глории приключился выкидыш в ванной комнате мотеля на Аутер-бэнкс.[xxix]  [xxix] Островная гряда у побережья штата Северная Каролина, национальный заповедник и модный курорт.


[Закрыть]

Тед ждал жену в пустом вестибюле всей из себя распальцованной клиники «скорой помощи». Был двенадцатый час ночи, регистраторша, нимало не смущаясь, болтала по телефону со своим парнем и одновременно слушала легкую рок-музыку: приглушенно играло радио.

Наконец регистраторша повесила трубку и шумно, мечтательно вздохнула.

– Эти мне романы, – обронила она.

Тед кивнул.

Наконец вышла Глория. Тед знал, что случилось, и впервые в жизни сказал то, что нужно – то есть ничего. Он просто обнял жену – и она расплакалась. Через плечо Глории он видел: регистраторша за стойкой понимающе кивает. Увы, как это было свойственно Теду в те времена, его здравомыслия хватило ненадолго, и, усаживая Глорию в машину, он ляпнул:

– Я понимаю, родная, это тяжело, но, может, оно и к лучшему. Может, мы просто еще не готовы к такому шагу.

Глория осталась ждать в машине, пока Тед, ссутулившись, побрел обратно в клинику – бинтовать указательный палец. Прищемленный захлопнутой дверью.

Утреннее солнце палило немилосердно; конгрегацию явно не вдохновляла ни жара, ни миссия как таковая. Джеральд и еще двое мужчин выкатили блестящую отполированную пушку и установили ее в самом центре открытого пространства. Большой Папа неспешно описал широкий круг, чуть подпрыгивая на жирных, благоуханных ногах – по всей видимости, ужасно довольный и своей вспотевшей тушей, и лохматой шевелюрой.

– Это, – сообщил Большой Папа, остановившись и взмахом руки указывая на орудие, – бронзовая 57-миллиметровая гладкоствольная пушка времен Гражданской войны. Весит восемьсот восемьдесят фунтов. Но этим ее весомость не исчерпывается. Это оружие Союза[xxx]  [xxx] Союз (штатов) – северные штаты Америки во времена Гражданской войны, оставшиеся в составе США, в то время как южные штаты вышли из США и образовали Конфедерацию.


[Закрыть] было захвачено конфедератами, точно так же, как мы захватили сие орудие Сатаны. Что за красавица наша пушечка! – Он ласково, словно гладя, провел рукой по стволу.

Пока Большой Папа вещал, Джеральд и Синтия, воспользовавшись моментом, подняли Теда на ноги. По прикосновению Синтии Тед понял, что она таки смягчилась по отношению к нему, хотя и не знал доподлинно, что эта мягкость означает. Чего Синтия хочет – чтобы пленника пощадили, или просто чтобы он не слишком-то страдал? Или, в своем прискорбном религиозном ослеплении, желает лишь одного: чтобы демон не утащил ее с собою в бездны ада? Синтия не сознавала, что они уже в аду, причем оба, – однако ее ад глубже, ибо означает непонимание.

Большой Папа обернулся к Теду и наставил на него жирный палец.

– Поставьте дьявола на место, – приказал он.

Теду ужасно понравилось, как это прозвучало, понравилась сама весомость слов. «Поставьте дьявола на место». При этой фразе он мысленно заулыбался – и, к несчастью, уголки его губ чуть изогнулись кверху, так что на краткий миг характерная ухмылка обрела зримое бытие. Все до одного сектанты ее заметили и дружно отшатнулись.

Теда привязали к деревянному столбу ярдах в двадцати от пушки, руки скрутили за спиной, темное жерло нацелилось ему в грудь. Глядя в прямо-таки бездонную пасть орудия, Тед испытал мимолетный укол страха, и хотя приступ прошел, Тед осознал, что ему это не померещилось. По правде сказать, ему даже захотелось вернуть ощущение страха, такое возбуждающее и бодрящее, захотелось вернуть его сразу, как только оно развеялось. А в следующий миг Тед разозлился из-за утраты и, глянув на Большого Папу, нашел его несовершенным и уже хотя бы поэтому заслуживающим яростного неодобрения.

– Ладно, Жирдяй, пристрели меня, – молвил Тед.

Видя, что Тед нимало не тревожится, Большой Папа явно запаниковал. Он стоял за пушкой, в то время как близнецы забивали в ствол пыж и закладывали шестифунтовое ядро. С помощью лиловой одноразовой зажигалки Большой Папа поджег фитиль и отошел на шаг, закрывая дряблыми ладонями уши с жирными мочками. Адепты последовали его примеру; многие зажмурились и сморщились в предвосхищении громкого выстрела. Тед наблюдал, как фитиль, шипя, догорел, безмолвно помедлил, когда ничего не произошло – пушка точно размышляла, стрелять или нет, – а затем словно взорвалась: раздался оглушительный грохот, полыхнула белая вспышка, заклубился темный дым.

Тед наблюдал, как черная трубка выплюнула в него ядро. Поначалу железная сфера отливала светло-голубым. По мере приближения она темнела, однако продвигалась медленно: не то чтобы замедлилось само время, просто снаряд не столько несся, сколько тащился сквозь пространство. Ученики следили за происходящим с вполне понятным ужасом; Тед успел вглядеться в каждое из лиц вплоть до последнего, прежде чем вновь переключился на подлетающее ядро.

Снаряд не промахнулся мимо цели – но и насквозь не прошел. С глухим стуком ядро ударило Теду в грудь – и упало к его ногам.

Над пыльным двором повисло глубокое, тяжелое безмолвие; ничего сопоставимого Тед в жизни не слышал. В воздухе еще висел дым, воняло сгоревшим порохом. Даже вороны, что все утро каркали, вдруг смолкли. Тед подумал было, что их спугнул выстрел, но нет: вороны расселись на дальнем заборе, наблюдая за развитием событий. Адепты, один за другим, отделялись от толпы и ковыляли к главному зданию. Наконец во дворе остались только Тед и Большой Папа, да курящаяся пушка между ними. Фанатик был потрясен до глубины души, его опущенные руки дрожали, трясущиеся губы не могли выговорить ни слова. Он отвел глаза под неотрывным взглядом Теда, затем неуверенно глянул в сторону здания, куда ушли его приверженцы. И побрел вслед за ними, оставив Теда привязанным к столбу.

Весь день Тед оставался там: палящее солнце не причиняло ему вреда, зато заставляло то и дело возвращаться в изломанное прошлое. У него было время вспомнить все читаные-перечитаные по многу раз романы, и Тед вдруг осознал, что только теперь сможет читать по-настоящему. Ему захотелось почитать вслух Робби Бернса – своей дочке. Ему захотелось почитать сыну Твена – и воспитать в нем отрадную непочтительность. Ему захотелось наслаждаться словами – и разделить их смысл с женой. Перекликались каменки, рассекая темнеющее небо, летучие мыши охотились на насекомых и сигнально попискивали – Тед слышал все до последнего звука. Голоса адептов затерялись в воздушном океане пустыни, а строение, где все они прятались, походило на корабль-призрак. Вышла Синтия; выражение ее лица словно подстраивалось под морщинки, прочерченные манерой хмуриться в течение немногих прожитых ею лет. Не говоря ни слова, она принялась за веревки, стягивающие Тедовы запястья.

– Тебе надо убраться отсюда.

– Кто там в бункере? – спросил Тед.

Синтия сосредоточенно отвязывала ему ноги. На вопрос она не ответила.

– Кто в бункере?

– Беги, и все, – приказала она.

– В бункере дети, – прогремел голос Большого Папы: он поспешал к месту событий с винтовкой. – Я их много лет собирал. Они – моя страховка. Я их называю «детки с молочных пакетов».[xxxi]  [xxxi] Ряд американских производителей печатают на молочных пакетах фотографии пропавших детей, иногда с указанием возраста и прочей информации, способной помочь розыску.


[Закрыть]

Тед сглотнул. Вспомнил всхлипывания, жалобный голосок. Поглядел на Большого Папу – жирную алую кляксу на фоне неба пустыни.

– Отойди от него, Синтия, – велел Большой Папа, вскинул винтовку к плечу и взял Теда на прицел.

Тед оттолкнул от себя женщину.

– Уходи, – сказал он.

– Беги! – настаивала Синтия.

Тед – давняя привычка ли тому виной или просто здравый смысл – бросился бежать. В него целились из ружья. И не важно, что пушечное ядро повело себя так странно; не важно, что ни жажда, ни палящий зной, похоже, не причиняли ему вреда. Он бежал. Выстрелы взрезали прогретый воздух; от дальних стен надворных построек отразилось эхо. Одна из пуль ударила Теду в спину, он почувствовал – насквозь не пробило, но не остановился. Инстинкт подсказывал петлять туда-сюда, увертываясь от пуль; еще миг – и вдруг Тед разом перестал видеть закат, в направлении которого мчался. Он угодил в каньон, в глубокую промоину с песчаным дном, склон которой с каждым его шагом делался все круче. Треск выстрелов и отсвет неба – все исчезло; он несся по витому потайному туннелю, ведомому только воде – в своего рода геохронологической таблице. А затем беглеца вновь выплюнуло в закат: земля под ногами сделалась тверже. Оглянувшись, Тед уже не увидел света и не услышал звуков лагеря. И все равно он бежал, бежал, поднимая пыль и не сводя глаз с солнца, уже почти канувшего за горизонт – бежал на запад.

Книга III

Глава 1

Тед ворвался в ночь так стремительно и так грациозно, как отродясь не бегал, хохоча с каждым заряжающим энергией шагом – жалкий оживший мертвец разминал ноги вроде как в те давние времена, когда регулярно бегал трусцой. В ту пору он бегал не просто для разминки, но, как сейчас, спасения ради, хотя и в ином смысле. Лишь через год после того, как Теда взяли в университетский штат, Глория сообщила мужу, пока тот разбирался со счетами, что она беременна Перри. Оклад у Теда был невелик, гигантские часы под названием «штатная должность» уже тикали оглушительно громко. Теду просто не верилось, что Глория умудрилась «залететь» в третий раз; он все гадал про себя, а когда, собственно, они сексом-то занимались. Казалось, все время Глории поглощает дочка; с наступлением вечера она засыпала сразу, мгновенно, свернувшись в тугой комочек, оставляя Теда размышлять в одиночестве об университетских кошмарах и терзаться чувством вины из-за того, что он спит со студенткой последнего курса родом с Аляски, этой привычной к снегоступам девицей с чрезмерно развитыми мышцами бедер.

Однако сейчас пробежаться было славно. Вскоре Тед сбавил темп – только потому, что бежать надоело, – дошагал до перекрестка двух дорог и к рассвету добрел до закрытой закусочной. Поднявшись на ветхое, обшитое досками крыльцо, Тед сидел и глядел на встающее из-за холмов солнце, как вдруг заслышал рокот вертолета, шинкующего лопастями воздух – сперва где-то далеко, затем ближе, затем совсем близко. Тед его не видел и вставать с крыльца и высматривать машину в небе не стал. Вскорости шум заглох вдали.

Из-за закусочной вышел невысокий, мускулистый парень – этак вальяжно, будто дело происходило на вечеринке.

– Эй, там, привет, – обронил он, ставя обутую в сапог ногу на нижнюю ступеньку крыльца.

Тед кивнул.

Незнакомец пригляделся к шее Теда и словно бы заулыбался про себя.

– Мистер Стрит?

– Да.

– Видать, сегодня мой день, – сказал незнакомец. Глубокие морщины, расчертившие на сектора его квадратную физиономию, казались неестественными: скорее ранами, нежели следствием старости. Бледно-голубые глаза почти заполняли собою две верхние зоны. – А я-то думал, мне придется всю эту распроклятую пустыню перевернуть вверх дном, чтобы вас отыскать.

Тед преисполнился нетерпеливого предвкушения, даже в груди стеснилось. Этот человек с изрезанным лицом отвезет его назад к жене и детям. Но вот Тед внимательнее вгляделся в обманчиво-мягкие глаза, в свой черед, пристально изучающие его, – и сердце у него ухнуло куда-то вниз.

– Кто вы? – напрямую спросил Тед.

– Когда-нибудь слыхали о психах, которые верят в черные вертолеты? – Парень поднял глаза к небу.

– То есть вы один из этих психов? – спросил Тед.

Незнакомец расхохотался.

– Нет, я летаю на черных вертолетах. – И он зловеще присвистнул, словно рассказывая «страшилку», и пошевелил пальцами в воздухе.

На проводах, соединяющей закусочную с остальной частью презренного мира, расселись вороны. Тед долго смотрел на птиц, подмечая их черноту, еще более непроглядно-глубокую благодаря тому, что солнце подсвечивало их сзади. А затем оглянулся на окна закусочной – бездонные, темные, подающие еще меньше признаков жизни, нежели час назад.

Незнакомец подвигал квадратной челюстью, баюкая подбородок в руке; Тед слышал, как громко хрустнул челюстной сустав. Затем он повращал шеей: звук был такой, словно песок скрипит под сапогом.

– Итак, мое имя вы знаете. – Тед оглядел незнакомца с головы до ног: широкие черные брюки, оливково-зеленый свитер с воротником «хомут» – точь-в-точь телячья голова под соусом на блюде! – черные тряпичные кроссовки на высокой подошве. – А как вас прикажете величать?

– Зовите меня Клэнси, – отозвался он.

– Ладно, пусть будет Клэнси. Что дальше?

– А знаете, мой отец, военный до мозга костей, как говорится, воевал и во Второй мировой, и в Корее, – сообщил Клэнси, словно для того, чтобы потянуть время, и поменял позу, давая понять, что будь тут столб, уж он бы не упустил возможности к нему прислониться. – Так вот он мне всегда говорил, что лучшая армия – та, про которую никто не знает. Жаль, что его больше нет. Ему бы нынешний мир пришелся по душе.

– Он погиб в Корее? – спросил Тед.

– Не-а, выстрелил себе в голову из «люгера», что отобрал у шестнадцатилетнего фрица в день «Д»,[xxxii]  [xxxii] 6 июня 1944 г., день высадки союзных войск под командованием генерала Д. Эйзенхауэра в Нормандии.


[Закрыть] когда мой сводный брат признался ему, что он… ну, типа голубой.

– Но для вас, конечно же, не имеет ни малейшего значения, знаю я об этом или нет, – отметил Тед.

– Да в общем нет, это я просто светскую беседу поддерживаю в ожидании транспорта. Эй, а вымазались-то вы как! Где вас носило?

– Вы просто не поверите. – Рокот вертолета послышался ближе. – Куда меня повезут?

– Недалеко, – заверил Клэнси. – Может, даже подремать удастся. Вам это явно не помешает. Признавайтесь, вы когда-нибудь на «вертушках» летали?

Тед покачал головой.

– Вам понравится. Там по-настоящему шумно. Рев, грохот – ух, здорово! – Клэнси уже приходилось повышать голос, чтобы перекрыть вертолетный гул.

– Вы не знаете, с моей семьей все в порядке? – спросил Тед.

– Держу пари, у них все тип-топ. – Вот теперь Клэнси действительно кричал. Лопасти черного вертолета поднимали клубы пыли. – Красотища, а? – Клэнси протянул руку, Тед встал, спустился с крыльца, поравнялся с ним. – Внешний мир – жестокое место, по-настоящему жестокое, и притом ненадежное! – Вертолет уже приземлился, но лопасти его все еще вращались. – Пригнитесь. – Клэнси глянул на Теда и не то улыбнулся, не то рассмеялся. – Думаю, не вам мне об этом говорить. А может, как раз вам. Ну да ладно, грузитесь.

Они поднялись на борт.

– Вы, конечно же, жене позвонить не разрешите? – заорал Тед.

Клэнси покачал головой. Вертолет поднялся в воздух; никто не проронил ни слова – было слишком шумно. Молчал Тед, молчал Клэнси, молчали вооруженные солдаты, ремнями пристегнутые к месту. Повсюду вокруг Тед видел молодые, бездумные, ожидающие приказа лица, и хотя в глазах читался страх, смотрели они словно насквозь, не холодные, нет, однако бесстрастные, словно роботы. Тед понятия не имел, куда они держат путь; знал лишь то, что летят они в сторону солнца и, следовательно, на восток, еще дальше от его семьи.

Страховой агент даже не стал делать вид, будто узнает Глорию Стрит, сидящую напротив у зеленой металлической конторки. Куда только подевалось его былое все из себя пылкое дружелюбие, с каким, устроившись за столом в столовой Стритов, он составлял и впаривал им свой полис! Зеленовато-голубая рубашка с белым воротником и манжетами и широкий галстук на удивление подходили к худощавой фигуре. Он был высок даже сидя; с виду – этакий обыватель из предместья: губы едва различимы, лицо чисто выбрито. Тут же висела фотография его семейства: пухлая, дебелая блондинка с пятачком-носом и две свинушки-девчушки.

– Итак, чем могу вам служить? – осведомился агент, не отрывая глаз от лежащего перед ним досье. – Миссис Стрит.

– Мне бы хотелось получить страховку за моего мужа, мистер Эйкерз. Полис оформлен на пятьсот тысяч долларов.

Эйкерз рассмеялся.

– Но ваш муж жив.

– Вообще-то у меня на руках свидетельство о смерти, подписанное патологоанатомом, а я так понимаю, ничего больше мне и не требуется.

– Но я сам видел мистера Стрита по телевизору.

– Согласно заключению коронера, он мертв. Банковский чек меня устроит.

– Но…

– Если вы предъявите мне мужа живым и невредимым, я охотно замну это дело. – Глория чувствовала, что ситуацией владеет, и ей это нравилось – слишком долго она была во власти обстоятельств. – Я предпочту скорее мужа, нежели деньги, но, как говорится – либо то, либо другое. Я уверена, что смогу найти адвоката, который мне поможет.

– Вы ведь и сами не верите, что ваш муж мертв.

– Мне известно только то, что коронер – обладающий всеми официальными полномочиями чиновник округа – считает моего мужа мертвым, а я его, представьте себе, нигде не вижу. Может, вы мне его покажете?

Эйкерз тупо уставился на желтое досье, затем еще более тупо – на Глорию. Снаружи солнечные лучи пробивались сквозь облака и струились в комнату; страховой агент прямо-таки взмок.

– Я с вами непременно свяжусь, миссис Стрит.

* * *

Тем же вечером Глория, к вящему своему удовольствию и некоторому удивлению, обнаружила под дверным звонком коротышку с длинными, подкрученными вверх усами. Она похихикала про себя: незнакомец абсолютно не походил на киношный образ частного детектива, однако с такой внешностью ничем другим, на ее взгляд, заниматься попросту не мог. Голос у гостя оказался довольно высоким, а руки то и дело тянулись потеребить растительность над губой.

– Меня зовут Горацио Салли, – представился он, вручая потрепанную карточку. – Страховое агентство «Теллурид» наняло меня отыскать вашего мужа.

– Ой, как хорошо, – воскликнула Глория и пригласила Салли в дом. – Пойдемте расположимся в столовой – и спрашивайте меня о чем хотите. От души надеюсь, что вы отыщете Теда.

– То есть вы верите, что ваш муж жив?

Глория рассмотрела вопрос со всех сторон, подумала, не солгать ли, но поняла, что не знает, как именно надо лгать. И тут на ум ей пришла правда, при всей ее абсурдной странности, и Глория ответила:

– Я не знаю, жив ли он. Знаю только то, что хочу увидеть его снова.

Салли кивнул с видом человека, который дает понять, что уже слышал это все, и не единожды.

– Я вас надолго не задержу. – Он проследовал за хозяйкой через прихожую в столовую.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласила Глория.

Салли уселся во главе стола, подкрутил усы левой рукой и постучал по блокноту карандашом, зажатым в правой.

– Ну, сперва несколько предварительных вопросов. Для начала: есть ли у вас дети и сколько? Какого возраста?

– Двое. Девочка двенадцати лет и мальчик семи лет.

Салли все записал.

– Вы их биологические родители?

– Да.

– А где дети сейчас?

– Наверху, с моей сестрой. – Глория глянула в сторону лестницы и полюбопытствовала про себя, а чем они, собственно, заняты.

– Кто-либо из вас состоял в браке прежде?

– Нет.

– Вы с мужем верующие?

– Почему вы спрашиваете? – Глория отъехала на табуретке на пару дюймов от стола.

– Я так понимаю, это означает «нет», – проговорил Салли. – А спрашиваю я, просто памятуя о том, что именно довелось пережить вашей семье. Откуда мне знать – вдруг ваш муж решил, что Господь его не любит, и надумал с собою покончить. Или священникам каким-нибудь позвонил.

– Понятно. Нет, он совсем неверующий. И совершенно не склонен ко всякой эзотерике. Насколько мне известно.

– Он изменял вам, – заметил Салли.

– С чего вы взяли? – спросила Глория.

– Я так понимаю, это означает «да», – отозвался Салли. – Просто вы так по-особенному сказали: «насколько мне известно». Люди, чье доверие еще не поколеблено, уверены, что знают спутника жизни как свои пять пальцев.

Вопросы начали задевать Глорию за живое, зато она преисполнялась все большего доверия к способностям Салли. Детектив демонстрировал немалую проницательность – ну, по крайней мере здесь, сидя за столом.

– Когда вы в последний раз видели мужа?

– Мы были в супермаркете, когда пришли эти ужасные люди и забрали его.

– Забрали его?

– Ну, схватили и унесли, – пояснила Глория. При одной этой мысли ей захотелось расплакаться. Она помнила, как встревожилась, что похитители неудачно встряхнут его – а голова возьмет и отвалится.

– Где именно в супермаркете вы находились? – уточнил Салли.

– В смысле?…

– Ну, в отделе овощей? Или мороженых товаров? Где именно?

– Мы были в подсобном помещении, на складе. Там повсюду упаковочные клети. – И, заметив выражение лица собеседника, пояснила: – Мы пытались избежать встречи с журналистами.

Салли кивнул.

– Словом, мы были на складе, и тут-то все и началось: Теда похитили, а дети кричали и плакали… – Глория покачала головой. – Просто ужас что такое.

– Похитители причинили ему вред? – спросил Салли.

– Не знаю. Какой-то человек в проулке за магазином сказал, что они якобы уехали в коричневом фургоне, но номера он не запомнил. Полиция ничем нам не помогла.

– Ну что ж, работа у них такая.

Глория с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.

– И сколько было похитителей?

– Не знаю, – отозвалась Глория. – Трое, может, четверо. Правда не знаю. Все произошло очень быстро.

– А лиц вы не разглядели? – спросил Салли.

– Нет. Но один из них был невысок.

– Насколько невысок? Как я?

– Еще пониже, – сказала Глория. – Совсем коротышка. Почти карлик.

– Как думаете, дети не могли видеть чего-то такого, что упустили вы?

– Я с ними разговаривала и совершенно уверена, что ничего такого они не видели, – ответила Глория. Ей не хотелось, чтобы дети заново переживали это происшествие.

– Коричневый фургон и коротышка… Ну, уже кое-что. – Салли убрал блокнот и подкрутил усы обеими руками. – Хотите ли вы рассказать мне о вашем муже еще что-нибудь, что могло бы помочь в поисках?

Глория покачала головой.

– Ладно. Спасибо большое за то, что уделили мне время, миссис Стрит.

– Вам спасибо, – отозвалась Глория.

– Если что-нибудь вдруг вспомните, позвоните по номеру на карточке, и я с вами свяжусь. До свидания, миссис Стрит. – Детектив встал и оглядел комнату, словно измеряя ее в уме.

– Как думаете, вы сумеете его отыскать?

Салли чуть заметно побалансировал на пятках.

– Я смотрел новости, – сказал он. – Ваш муж – человек приметный. Это нам на руку. Кроме того, я так понял, его очень трудно убить. Это в любом случае хорошо. Да, думаю, я найду его.

Глория проводила детектива к выходу.

– Ну что ж, мэм, еще раз спасибо, что нашли время ответить на мои вопросы.

Вертолет поднял в воздух облако пыли и опустился на территории, по всей видимости, некоего военного объекта, расположенного в Нью-Мексико, – по крайней мере так заключил Тед, судя по пейзажу и продолжительности перелета.

К вящему его удивлению, он и впрямь задремал в воздухе. Пока они летели над Аризоной, Теду снилось, будто голову его к телу вовсе не пришивали, а отдали Глории, и та забрала ее домой. Не подозревая, что голова способна воспринимать окружающий мир, Глория положила ее на комод в спальне, отослала детей к Ханне и стала принимать джентльменов, одного задругам. Во сне Тед не испытывал ни ревности, ни гнева, лишь огорчился, когда никто из них так и не смог удовлетворить его жену. У одного был неправдоподобно громадный пенис; Глорию, похоже, возбудил один его вид, прикосновения к нему и поцелуи, но при вхождении пенис, похоже, причинил ей боль, а в следующий миг лицо ее утратило всякое выражение, словно она ровным счетом ничего не чувствовала, невзирая на все потуги самца-мужчины. Теду хотелось прокричать мужчинам указания, объяснить, как прикасаться к Глории и что говорить, но рот у него отчего-то не действовал. И Тед рыдал, видя, как Глория засыпает в слезах, одна в их супружеской постели. Проснувшись, он обнаружил, что Клэнси глядит на него, не мигая, но тут же осознал, что тот просто-напросто заснул с открытыми глазами.

А теперь они приземлились; и лопасти винта вращались все медленнее, постепенно замирая. Выскочили охранники и встали по обе стороны от двери; оружие казалось продолжением их подтянутых, налитых энергией тел. Полуденное солнце палило немилосердно, раскаленные крыши куонсетских[xxxiii]  [xxxiii] Сборные домики из гофрированного железа, по названию места Куонсет-Пойнт, где на авиабазе ВМС такого рода дома из металлоконструкций стали изготавливаться впервые.


[Закрыть] бараков отражали слепящий свет.

– Где мы? – спросил Тед.

– Под Розуэллом, штат Нью-Мексико, – ответил Клэнси. – Айда на выход. – Он выбрался из вертолета вслед за Тедом. – В знаменитой Зоне-51.

– Типа гнездо НЛО? – улыбнулся Тед.

– Точно, – рассмеялся Клэнси.

– Значит, во всех этих байках есть доля правды?

– Едва ли, – отозвался Клэнси. – Сюда. – Он увлек Теда по направлению к одному из куонсетских бараков, рядом с которым развевался флаг на шесте, воткнутом в середину круга из камней. – Никаких тебе крошечных человечков с Венеры и все такое, но если людям нравится так думать, нас это устраивает. Знай они, чем мы на самом деле тут занимаемся, они бы завопили от ужаса и скончались на месте. Ну, может быть. Собственно, слухи насчет НЛО распространяем мы. Нам так проще.