Текст книги "Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2"

«Мероприятия» в университете

В день первого заседания в Пушкинском Доме, 23 октября 1948 г., ректор ЛГУ Н. А. Домнин подписал приказ «О мероприятиях в связи с решениями августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина», далеко не первый по этому вопросу. Необходимо было директивно ввести в круговорот событий остальные факультеты ЛГУ:

«Итоги августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук и доклад ее президента – академика Т. Д. Лысенко, рассмотренный и одобренный ЦК ВКП(б), блестяще продемонстрировали победу передовой мичуринской биологической науки. ‹…›

Биологический факультет Университета, создавший ряд прогрессивных научных школ, вместе с тем в течение многих лет являлся одним из главных очагов распространения морганизма-менделизма в нашей стране. В последнее время группа морганистов и их пособников пыталась организовать открытую травлю мичуринцев, которым не оказывалось должной поддержки со стороны руководства Университета, примиренчески относившегося к пропагандистам вейсманизма-морганизма в стенах Университета. Ученый совет Университета не заслушивал и не обсуждал проблем мичуринской биологии, не рассматривались на Ученом совете и другие вопросы принципиального мировоззренческого и методологического значения.

Значение решений августовской сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина не ограничивается только биологическими науками. Эти решения, так же как и предыдущие постановления ЦК ВКП(б), имеют самое непосредственное отношение и ко всем остальным наукам, свидетельствуют о необходимости перестройки всей нашей науки в сторону придания ей большей идейно-политической направленности, изгнания из нее сохранившихся до сих пор элементов низкопоклонства перед иностранщиной, формализма, объективизма и всякого рода чуждых нам идеалистических концепций. Наша советская наука должна служить народу, смело ставить и решать практически важные проблемы. От этого зависит в настоящее время скорейшее завершение построения коммунистического общества, безопасность и благосостояние нашего народа.

Перед коллективом Ленинградского Университета, в частности, перед его учеными, сейчас поставлена серьезная задача: опираясь на единственно правильное, победоносное учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина, направить все свои усилия, весь свой творческий энтузиазм на решение важнейших проблем строительства коммунистического общества. Единство теории и практики, народность науки, ее методологическая целеустремленность должны стать руководящими принципами в научной, учебной и просветительной деятельности Университета. Решая эту основную задачу, научные работники Университета должны страстно и непримиримо бороться со всеми проявлениями метафизики и идеализма, в каких бы формах они не проявлялись, должны разоблачать и искоренять остатки вейсманистско-морганистской мистики, должны добиваться высокого идейно-политического уровня всей деятельности Университета»[391]391
  ОДО СПбГУ. Приказы ректора. № 2125 от 23 октября 1948 г.


[Закрыть].

На филологическом факультете было проведено открытое заседание Ученого совета, где громились формалисты, как историки литературы, так и лингвисты. Не имея стенограммы или протокола этого собрания, ограничимся его описанием, зафиксированным О. М. Фрейденберг. Эти строки оказываются красноречивее стенограммы:

«На днях опять прошло факультетское заседание с “чисткой” всех кафедр. Предмет заседанья анекдотичный: об отношении сельскохозяйственной дискуссии к филологии.

Бердников произнес “тронную речь”, в которой не мог выговорить “Бодуэн де Куртенэ”, а шлепал “Кутрене”, “Кутрун” – и бросил. В публике раздался смех. Но оратор, не смутившись, продолжал критиковать “Крутрене”. Два стража находились здесь же: Дементьев – по литературе, Кацнельсон – по лингвистике. Я первый раз слушала Кацнельсона – чекиста, “марровца”, тяжело бездарного товарища. Оказалось, он не умел говорить по-русски. С сильно еврейским акцентом, картавя, он чувствовал себя ортодоксом и отчитывал специалистов по лингвистике. Что до Дементьева, то на сей раз он прикинулся простоватым мужичонком; изволил шутить, акать, мэкать; добродушно взывал – “товарищи, книжки пишите, будем печатать, давайте книжки, – где они книжки-то ваши? Почему не пишете? Не даете?”

Потомки никогда не поймут убийственного характера подобных “заседаний”. В каком напряжении сидели профессора! Каждый ждал, что вот сейчас его публично осрамят, бесцеремонно, оскорбительно. И каждого называли, срамили, оскорбляли. Я смотрела на седых, молчаливых людей; они сидели и делали вид, что спокойны, но уши у них горели, лица были бледны, и они старались скрыть волненье. Даже у Жирмунского сделался сердечный припадок. Эйхенбаум лежал с инфарктом сердца. ‹…›

Цинизм нападок на меня Бердникова не поддается описанию. Он хлестал меня весь вечер, но так как никакого материала у него не было, то он оперировал прошлогодней мелкой клеветой»[392]392
  Фрейденберг О. М. Записки. Оговоримся здесь, что, несмотря на свою неблаговидную роль, Соломон Давидович Кацнельсон (1907–1985) был классиком языкознания, который «капитальными трудами обогатил советскую германистику» (см.: Бернштейн С. Б. Указ. соч. С. 272).


[Закрыть].

Ораторы филологического факультета, если говорить о великом русском языке, отражали «дискурс» эпохи:

«Ни один человек не мог считаться ни умным, ни талантливым, ни благородным. Я хочу сказать: ни один имярек. Если побеждал футболист, шахматист ‹…›, музыкант, то это был не он, а сила Сталина, стоящий за ним “народ”, чьим он был лишь орудием. Все победы, все успехи, все достижения на войне и в труде шли в карман Сталина. Это отражалось в языке. Появился стоячий эпитет “сталинский”. Он прилагался ко всему положительному, к людям, событиям, временам года, вещам, местностям. Слово “хорошо” исчезло, потому что его, как понятия, не стало. Говорили “неплохо”, “не плохо”. В языке сказывалось подхалимство и взнуздыванье, вздуванье понятий о чинах: “верховное главнокомандованье” или “академик профессор такой-то”. Опошлялись высокие и сильные значенья слов: “неугасимое пламя соцсоревнованья”… Слова, как “родной”, “любимый”, “друг”, “отец”, “учитель”, прилагаемые ежеминутно к Сталину, стерлись и стали почти юмористическими (или “мудрый”). Таковы были значенья слов “подъем”, “воодушевленье”, “энтузиазм”, рыночные сталинские слова (“собрание с большим подъемом приняло обращение к товарищу Сталину” и другие клише). Язык стал содержать куски общих мест, полицейский эпический язык. Одинаковые мысли, одинаковые стоячие выражения никогда не грешили ошибками. Только письменные слова неизменно становились “грубейшей ошибкой”. Культура языка была низкой. Опошлились высокие смыслы. Масса безграмотной пошлости (“психует”, “ни в какую”, “на большой палец”, “она переживает” и тысячи блатных слов из воровского арго) вошла в язык наряду с газетным напыщенным стилем, невыносимо фальшивым. В научной литературе преследовались иностранные термины, а газета орудовала такими словами, смысла которых не понимала и я. А ударения! Гремели о великом русском языке, а Сталин говорил по радио “ко́лос на глиняных ногах” (вм[есто] коло́сс!)[393]393
  Указанную особенность Ольга Михайловна зафиксировала при трансляции выступления И. В. Сталина на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы от 9 февраля 1946 г. Воспользовавшись грамзаписью этой речи (РГАФД. Инв. Н-374), отметим также и следующие варианты произношения: «экспери́мент», «инду́стрия», «выборо́в», «на́чала дело», «произве́дено», «нефти́», «при́говор» и др.


[Закрыть]. Эти нюрнбергские молодчики из Москвы заперли страну и хлеба не дали права кушать. Они назвали себя “министрами”! Косыгин, председатель этих министров[394]394
  Бессменным председателем Совета министров СССР был И. В. Сталин, А. Н. Косыгин был его заместителем; также А. Н. Косыгин был председателем СНК РСФСР, но 23 марта 1946 г., в день преобразования СНК РСФСР в СМ РСФСР, он был сменен на этом посту М. И. Родионовым.


[Закрыть], выступая по радио, начал: “По при́зыву великого вождя…” А дикторы произносили “Гете” (Гиоте), Кони́, Мусорогский, Ре́не, Шаляпинов. Французские имена получали ударение на предпоследнем слоге, немецкие – на последнем (последнее ударение было стихийно принято всей Россией и уже вошло в употребление).

Однако, если конкретный человек не мог быть ни умным, ни талантливым, – эти качества принадлежали одному Сталину, – то абстрактный “советский” человек не смел описываться ординарно. Несмотря на вопли о реализме, реализм карался ссылкой. Единственный жанр, который культивировался, была схематическая утопия. Все персонажи имели свои утопические маски: суровые, честные, мужественные борцы; гордые, целеустремленные, героические девушки; низкие, гнусные шпионы и предатели. Малейшая правдивость клеймилась как “клевета”. Русский народ изображался колхозным Ильей Муромцем»[395]395
  Фрейденберг О. Будет ли московский Нюрнберг? С. 152–153.


[Закрыть].

Зарождение дискуссии о языкознании

Ситуация в биологии, где после событий лета 1948 г. было устранено разномыслие, показала пример в наведении «порядка»: «кампания борьбы с учеными, хоть в чем-то выходившими за пределы установленных догм, была распространена на все науки, включая языкознание»[396]396
  Алпатов В. М. История одного мифа. С. 147.


[Закрыть].

В языкознании стали преследоваться оппоненты так называемого «нового учения о языке» Н. Я. Марра. Лингвисты Г. П. Сердюченко[397]397
  Сердюченко Георгий Петрович (1904–1965) – лингвист-востоковед, доктор филологических наук (степень присвоена без защиты диссертации), заместитель директора ИЯМ АН СССР (директор Московского филиала), член ВКП(б); впоследствии – член-корреспондент АПН РСФСР (1950). Занимая ключевые посты в языковедении, без стеснения использовал чужие неопубликованные работы в качестве основы для своих сочинений; наиболее известный пример – рукопись книги «Абазинский язык» лингвиста-кавказоведа А. Н. Генко (1896–1941), умершего в тюрьме во время следствия, которую использовал Г. П. Сердюченко в качестве основы для своей докторской диссертации (см.: Лавров Л. И. Памяти А. Н. Генко // Кавказский этнографический сборник. М., 1972. Вып. V. С. 216; Волкова Н. Г., Сергеева Г. А. Трагические страницы кавказоведения: А. Н. Генко // Репрессированные этнографы / Сост. Д. Д. Тумаркин. М., 1999. Вып. I. С. 113–114, 129–130).


[Закрыть] (в Москве) и Ф. П. Филин[398]398
  Филин Федот Петрович (1908–1982) – славист, доктор филологических наук, заместитель директора и член партбюро ИРЯЗ АН СССР, член ВКП(б) с 1939 г.; впоследствии член-корреспондент АН СССР (1968), директор Института языкознания АН (1964–1968), Института русского языка имени В. В. Виноградова (1968–1982), главный редактор «Вопросов языкознания», лауреат Ленинской премии (1970).


[Закрыть] (в Ленинграде) возглавили масштабную работу по ликвидации оппозиции марризму в советском языкознании; они даже преуспели в этом, устранив за игнорирование яфетидологии одного из главных лингвистов страны – академика В. В. Виноградова.

Но через полтора года ветер неожиданно подул в другую сторону – 9 мая 1950 г. газета «Правда» сообщила о начале дискуссии по вопросам языкознания, поместив в качестве первого выступления статью академика Грузинской АН, антимарриста А. С. Чикобавы[399]399
  Чикобава Арнольд Степанович (1898–1985) – лингвист, доктор филологических наук, действительный член Грузинской АН; член ВКП(б).


[Закрыть], а 20 июня напечатав работу И. В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания», в которой корифей всех наук назвал сложившееся в языкознании положение «аракчеевским режимом», теорию Н. Я. Марра – антинаучной, а самого Марра – «вульгаризатором марксизма». Такой приговор обжалованию не подлежал.

До сих пор остается неясной причина, побудившая И. В. Сталина обратиться к этой области науки:

«Многое из того, что произошло, мы, конечно, никогда теперь уже не узнаем, и потому можно лишь строить более или менее правдоподобные гипотезы.

Не до конца ясны и фактические обстоятельства дела. Нет сомнений, что Сталин сам не мог обратить внимание на слишком частную область – языкознание. Кто-то должен был заинтересовать его этими проблемами. Здесь все существующие версии едины: решающую роль сыграл А. С. Чикобава, писавший Сталину о положении дел в советском языкознании.

Много лет спустя сам Чикобава подтвердил это в воспоминаниях ‹…›. Однако не по своей инициативе Чикобава написал свое письмо. Как вспоминает он сам, текст письма был составлен по предложению тогдашнего первого секретаря ЦК КП Грузии К. Н. Чарквиани, через которого затем переслан Сталину ‹…›. Может быть, инициатором был и сам К. Н. Чарквиани, который постоянно поддерживал Чикобаву. Но есть версия и о том, что он лишь выполнял приказ Сталина, который уже был осведомлен о ситуации ‹…›.

Письмо, содержавшее резкую критику марризма и состояния советского языкознания, было, по свидетельству его автора, написано в апреле 1949 г. После этого около года о результатах ничего не было известно, а “аракчеевщина” шла своим ходом»[400]400
  Алпатов В. М. Указ. соч. С. 181.


[Закрыть].

Как можно заключить из приведенных слов В. М. Алпатова, начало будущей «дискуссии по языкознанию» принято отсчитывать от письма А. С. Чикобавы, написанного в апреле 1949 г., в самый разгар кампании по борьбе с космополитизмом. Однако версию о том, что инициатором этого письма был К. Н. Чарквиани, мы не готовы признать состоятельной: хотя 1‐й секретарь ЦК КП(б) Грузии и был в прошлом 1‐м секретарем Союза советских писателей Грузинской ССР, вряд ли весной 1949 г. он стал бы инспирировать какие-то подобные мероприятия – после постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1949 г., знаменовавшего начало открытой фазы «ленинградского дела», руководители республиканских компартий старались вообще избегать проявления какой-либо инициативы, тем более направленной на дискредитацию ученого, которого И. В. Сталин лично канонизировал на XVI съезде ВКП(б).

Несомненно, просьба к А. С. Чикобаве изложить свою точку зрения на положение в языкознании была высказана со стороны К. Н. Чарквиани не по своей инициативе, а, судя по адресату, – по требованию Москвы[401]401
  Вероятно, по просьбе Л. П. Берии (см.: Илизаров Б. С. Почетный академик И. В. Сталин против академика Н. Я. Марра. К истории дискуссии по вопросам языкознания в 1950 г. // Новая и новейшая история. М., 2003. № 4. С. 113–114).


[Закрыть]. Возможно, мнение грузинского лингвиста имело значение для ЦК не столько потому, что он состоял в оппозиции к новому учению о языке, сколько по причине удаленности А. С. Чикобавы от основных центров языкознания, а значит, с расчетом на взгляд со стороны.

Однако вопрос не в том, почему мнение А. С. Чикобавы заинтересовало весной 1949 г. Москву, а почему вообще вопросы языкознания получили такую актуальность; ведь во многих отраслях советской науки к тому времени также установились «аракчеевские режимы».

Вероятно, зарождение «гениального произведения И. В. Сталина “Марксизм и вопросы языкознания”» стоит отсчитывать не от апреля 1949 г. (письмо А. С. Чикобавы), а от осени 1948 г. Именно в это время в советском языкознании не только было установлено господство «аракчеевского режима», но и была сделана попытка окончательно изгнать из науки оппозицию учению Н. Я. Марра. Поводом к этому стала Августовская сессия ВАСХНИЛ.

Благодаря личному участию И. В. Сталина результатом сессии ВАСХНИЛ стало не только признание «вейсманизма-менделизма-морганизма» лженаукой, но и последовавшая чистка биологических наук, уничтожившая оппозицию «мичуринскому» направлению. Такой пример был соблазнительным и для других. Именно по этой причине внимание «корифея всех наук» попыталось привлечь и языкознание.

18 октября 1948 г. состоялось собрание парторганизации Института языка и мышления имени Н. Я. Марра, посвященное назначенному на 22 октября заседанию Ученого совета ИЯМ по обсуждению итогов сессии ВАСХНИЛ. Именно выводы из этой сессии открывали перед языкознанием новые горизонты. Как сказал член партбюро ИЯМ С. Д. Кацнельсон,

«всем известно, что акад[емик] Шишмарев В. Ф., чл[ены]-корр[еспонденты] Жирмунский В. М., Бубрих Д. В. и другие заявили в свое время о своем согласии с основными положениями Н. Я. Марра. Однако до настоящего времени эти ученые все еще не перестроились. В институтах (лингвистических) Академии Наук за последние годы получила необычное оживление пропаганда буржуазного индоевропейского языкознания, буржуазного космополитизма с проявлением низкопоклонства перед Западом, формализма, некритического отношения к наследию акад[емиков] Фортунатова и, в особенности, Шахматова (акад[емик] Виноградов В. В., акад[емик] Булаховский Л. А. и др.). В 1930–35 гг. перестройка и стройка нового учения шла более интенсивно. Необходимо бороться не только с врагами нового учения о языке, но и с примиренчеством в нашей собственной среде»[402]402
  ЦГАИПД СПб. Ф. 3035 (Парторганизация ИЯМ и ЛО ИРЯЗ АН СССР). Оп. 2. Д. 1. Л. 36–37.


[Закрыть].

В резолюции партсобрания отмечалось:

«Очистительная гроза, прошедшая в области биологии, помогает нам, языковедам-коммунистам, правильно оценить положение на лингвистическом фронте, покончить с примиренческим отношением к враждебным влияниям в нашей науке, шире развернуть борьбу за основанную Н. Я. Марром материалистическую лингвистику против реакционной идеалистической лингвистики, добиваясь полного идейного и организационного разгрома последней»[403]403
  Там же. Л. 53.


[Закрыть].

В связи с этими событиями О. М. Фрейденберг отметила: «За волной в биологии пошла волна в лингвистике. Марр приравнен к Мичурину, Мещанинов к Лысенке»[404]404
  Фрейденберг О. М. Записки.


[Закрыть].

Чтобы «добиться полного идейного и организационного разгрома реакционной идеалистической лингвистики», после обсуждения итогов Августовской сессии ВАСХНИЛ группа коммунистов‐лингвистов Института языка и мышления, Института русского языка и Института востоковедения АН СССР во главе с А. В. Десницкой и Ф. П. Филиным приступили к подготовке большого секретного документа – «Докладной записки в ЦК ВКП(б) о состоянии и задачах советского языковедения». Этот документ готовился с конца октября и был закончен в ноябре 1948 г., подготовка его происходила в закрытом режиме, и обсуждение его не выносилось даже на закрытые партсобрания – последней инстанцией было партбюро ИЯМ, на заседаниях которого и обсуждался текст. Первое специальное заседание состоялось 6 ноября 1948 г.:

«Обсуждение проектов разделов докладной записки в Центральный Комитет ВКП(б)

СЛУШАЛИ:

1. Чтение раздела о состоянии изучения русского языка (Ф. П. Филин).

В основу раздела положена характеристика двух направлений в русской лингвистике – формалистического направления (Петерсон[405]405
  Петерсон Михаил Николаевич (1885–1962) – лингвист, доктор филологических наук.


[Закрыть], Виноградов, Аванесов[406]406
  Аванесов Рубен Иванович (1902–1982) – лингвист, доктор филологических наук; впоследствии член-корреспондент АН СССР (1958).


[Закрыть] и др.) и нового материалистического марксистско-ленинского языкознания, в основу которого положено Новое учение о языке (Марр, Мещанинов). ‹…›

2. Обсуждение раздела тюркологии (докл[адчик] А. К. Боровков[407]407
  Боровков Александр Константинович (1904–1962) – лингвист-тюрколог, член-корреспондент Узбекской АН, заместитель директора Института востоковедения АН СССР, член ВКП(б); впоследствии член-кореспондент АН СССР (1958).


[Закрыть])

Вопрос: Можно ли сказать, что все советские тюркологи стоят на позициях Марра?

Ответ: Конечно, нет. Многие наши тюркологи придерживаются традиционного формального метода. ‹…›

3. Сообщение о состоянии иранской филологии (Цукерман[408]408
  Цукерман Исаак Иосифович (1909–1998) – лингвист-иранист, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИЯМ, заведующий кафедрой общего языкознания 1-го ЛГПИИЯ; впоследствии доктор наук (1965 г., без защиты диссертации).


[Закрыть]).

Член-корр[еспондент] АН СССР Фрейман[409]409
  Фрейман Александр Арнольдович (1879–1968) – лингвист-иранист, доктор языкознания, член-корреспондент АН СССР (1928), профессор ЛГУ, заведующий Иранским кабинетом Института востоковедения АН СССР.


[Закрыть], стоящий во главе советской иранистики, стоит на платформе формалистического языкознания. Он не разрабатывает совершенно синтаксических проблем. Фрейман ведет и вел жестокую борьбу с учением Марра о языке. Зарубин[410]410
  Зарубин Иван Иванович (1887–1964) – лингвист-иранист, доктор филологических наук, профессор ЛГУ.


[Закрыть] и Фрейман ведут между собою борьбу в недрах буржуазного языкознания. ‹…›

4. Сообщение Бокарева Е. А.[411]411
  Бокарев Евгений Алексеевич (1904–1971) – лингвист-кавказовед, эсперантолог, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИЯМ, член ВКП(б) с 1944 г., член партбюро ИЯМ; впоследствии – доктор наук (1955).


[Закрыть] о состоянии лингв[истической] работы в кавказоведении. ‹…›

Аврорин[412]412
  Аврорин Валентин Александрович (1907–1977) – лингвист, специалист в области тунгусо-маньчжурских языков, кандидат филологических наук, заместитель директора и член партбюро ИЯМ; впоследствии доктор наук (1955), член-корреспондент АН СССР (1968).


[Закрыть]: Необходимо подчеркнуть, что на материалах кавказских языков возникло учение Марра, а между тем в современном кавказоведении установка на индоевропеизм. Надо подчеркнуть положительные портреты лингвистов‐кавказоведов (Яковлев[413]413
  Яковлев Николай Феофанович (1892–1974) – лингвист-кавказовед, доктор филологических наук, заведующий сектором кавказских языков ИЯМ.


[Закрыть], Жирков[414]414
  Жирков Лев Иванович (1885–1963) – лингвист-кавказовед, доктор филологических наук, профессор МГУ, старший научный сотрудник ИЯМ.


[Закрыть], Дондуа[415]415
  Дондуа Карпез Дариспанович (1891–1951) – лингвист-кавказовед, доктор филологических наук, профессор ЛГУ, член-корреспондент Грузинской АН (1944), заведующий сектором кавказских и иранских языков ИЯМ.


[Закрыть]) и представителей буржуазного индоевропейского направления в советском кавказоведении (Чикобава и др.)

5. Сообщение В. А. Аврорина о положении в науках о северных языках.

Наличие двух направлений в науке о северных языках – марксистского метода (Аврорин, Суник[416]416
  Суник Орест Петрович (1912–1988) – лингвист, специалист в области тунгусо-маньчжурских языков, кандидат филологических наук, член ВКП(б), ученый секретарь ИЯМ; впоследствии доктор наук (1982).


[Закрыть], Скорик[417]417
  Скорик Петр Яковлевич (1906–1985) – лингвист, специалист по чукотскому языку, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИЯМ, с 1949 г. секретарь партбюро ИЯМ.


[Закрыть]) и формального метода (Цинциус[418]418
  Цинциус Вера Ивановна (1903–1981) – лингвист, специалист в области тунгусо-маньчжурских языков, доктор филологических наук, профессор ЛГУ.


[Закрыть]). ‹…›

6. Сообщение А. В. Десницкой о положении теоретической работы в области сравнительного языкознания.

Дается характеристика последователей индоевропейской лингвистики в сравнительном языкознании и методов и задач исследования проблемы материально-исторических язык[овых] схождений в советском языкознании. ‹…›

7. Чтение раздела о недостатках в новом учении о языке.

Читал В. А. Аврорин. ‹…›

ПОСТАНОВИЛИ:

Редактирование всех разделов докладной записки поручить А. В. Десницкой. Всем авторам разделов представить отредактированные проекты к 10 ноября. Общее редактирование закончить к 13 ноября. Обязать С. Д. Кацнельсона представить материалы к 10 ноября»[419]419
  ЦГАИПД СПб. Ф. 3035 (Парторганизация ИЯМ и ЛО ИРЯЗ АН СССР). Оп. 2. Д. 2. Л. 35–38.


[Закрыть].

13 ноября 1948 г. состоялось второе и последнее заседание партбюро по этому вопросу:

«Обсуждение докладной записки в ЦК ВКП(б) о состоянии и задачах советского языкознания.

СЛУШАЛИ:

Чтение докладной записки. Читает Ф. П. Филин. В записке дается характеристика новому учению о языке и формалистическому направлению в языкознании.

ОБСУЖДЕНИЕ:

Тов. Боровков: Документ производит сильное впечатление. Тезис о двух направлениях в языкознании оправдывается. ‹…›

ПОСТАНОВИЛИ:

Одобрить текст докладной записки с предложенными и обсужденными поправками. Составить выводы, обеспечивающие коренное укрепление позиций нового учения о языке.

Поручить написать выводы комиссии в составе: Десницкой, Кацнельсона и Филина»[420]420
  Там же. Л. 39–40.


[Закрыть].

Составление Докладной записки в ЦК ВКП(б) упоминается и в отчете о работе партбюро ИЯМ и ЛО ИРЯЗ:

«При постановке больших вопросов идейно-теоретической значимости партбюро привлекало коммунистов‐языковедов Ленинграда, не состоящих в партийной организации ИЯМ и ИРЯЗ. Так в составлении и обсуждении докладной записки “О положении в языкознании” участвовали зам. директора Института востоковедения АН СССР т. Боровков и зав. кафедрой русского языка ин[ститу]та им. Герцена т. Гринкова[421]421
  Гринкова Надежда Павловна (1895–1961) – лингвист, диалектолог, доктор филологических наук, заведующая кафедрой русского языка ЛГПИ имени А. И. Герцена.


[Закрыть], а также группа московских языковедов‐коммунистов (тт. Гухман[422]422
  Гухман Мирра Моисеевна (1904–1989) – лингвист-германист, окончила историко-филологический факультет Азербайджанского государственного университета (1925), в 1927 г. зачислена в аспирантуру ИЛЯЗВ, но прервала обучение в 1927 г.; в 1932 г. пыталась восстановиться в аспирантуре ГИРК (рекомендация В. М. Жирмунского от 2 сентября 1932 г. – ПФА РАН. Ф. 302. Оп. 1. Д. 147. Л. 81–81 об.), но ей было отказано; кандидат филологических наук, профессор МГПИИЯ, старший научный сотрудник МО ИЯМ; впоследствии – доктор наук (1955).


[Закрыть], Чемоданов, Базиев[423]423
  Базиев Ахия Танаевич (1910–1982) – лингвист, специалист по кыпчакским языкам, в 1938 г. окончил филологический факультет Кабардино-Балкарского пединститута (г. Нальчик), аспирант АН СССР; впоследствии кандидат филологических наук (1949).


[Закрыть])»[424]424
  ЦГАИПД СПб. Ф. 3035 (Парторганизация ИЯМ и ЛО ИРЯЗ АН СССР). Оп. 2. Д. 6. Л. 115. Особенно стоит сказать о том, что к составлению этой записки не был допущен Г. П. Сердюченко.


[Закрыть].

Как можно видеть из приведенных документов, «Докладная записка в ЦК ВКП(б) о состоянии и задачах советского языковедения» была готова в середине ноября и, по-видимому, поступила в ЦК в том же месяце.

Этот серьезный документ, объемом более пятидесяти машинописных страниц, состоял из девяти разделов, описывающих состояние советского языкознания с точки зрения партийных лингвистов: I. Два направления в языковедении; II. Ошибки и недостатки нового учения о языке на современном этапе его развития; III. Положение с изучением русского языка; IV. Изучение романо-германских языков; V. Изучение тюркских языков; VI. Языки народов Cевера; VII. Изучение кавказских языков; VIII. Изучение иранских языков; IX. Выводы.

Мы не знаем, каков был путь этой записки в аппарате ЦК. Но безусловно, что с ней должен был ознакомиться заведующий сектором науки Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Ю. А. Жданов и его непосредственный начальник секретарь ЦК М. А. Суслов. В результате же она должна была дойти до Г. М. Маленкова, который неукоснительно докладывал подобные вопросы генеральному секретарю ЦК ВКП(б).

То есть представляется несомненным, что И. В. Сталин узнал о документе. И, по-видимому, именно «Докладная записка в ЦК ВКП(б) о состоянии и задачах советского языковедения» положила основание будущим трудам И. В. Сталина по этому вопросу. Причем одностороннее изложение вкупе с дискуссионным разделом записки об ошибках и недостатках нового учения о языке могли спровоцировать И. В. Сталина вникнуть в этот вопрос. Мнение А. С. Чикобавы стало лишь подтверждением возникших у главы государства мыслей о «неудовлетворительном состоянии, в котором находится советское языкознание».

Стоит упомянуть и о том, что и в Президиуме АН СССР, и в аппарате ЦК происходили действия в этом направлении: 21 июля Президиум Академии наук рассматривал вопрос о ситуации в языкознании, а 10 ноября 1949 г. В. С. Кружков (заместитель заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК) и Ю. А. Жданов подали М. А. Суслову докладную записку, в которой отчитывались о том, что Отдел «в течение 1949 года провел проверку научной работы в области языковедения». Констатируя неудовлетворительное состояние разработки марксистско-ленинского языковедения, они сообщали, что в процессе работы «с целью привлечения научной общественности к обсуждению положения в области языкознания» были напечатаны статьи в центральной прессе (в том числе Г. П. Сердюченко) и т. д. Предлагалось провести совещание языковедов в Отделе пропаганды и агитации ЦК «с целью завершения работы по рассмотрению положения в области советского языковедения и подготовки предложений по улучшению исследовательской работы в этой области»[425]425
  Сталин и космополитизм С. 526.


[Закрыть]; предполагалось созвать его примерно 15–20 ноября, ограничившись двадцатью участниками. В числе возможных докладчиков они указали С. П. Толстова и Ф. П. Филина. Однако мероприятие не состоялось, потому как к тому времени участь марризма уже была предрешена.