Текст книги "Кот олигарха. РОМАН"

Лена в надежде приподнялась на носках.

– Анна Ледышко. Двадцать четыре года.

– Это она, она, – радостно подтвердила Лена.

Женщина вздохнула и посмотрела на маленькие золотые часики.

– Мы в такое время только к умирающим пускаем, – заметила она.

– Значит, у нее все хорошо? – Лена разулыбалась.

– Триста восьмая палата. Хирургия, третий этаж.

Лена поднялась по старинной каменной лестнице. Нужная ей дверь была слегка приоткрыта.

Палата была двухместной, и в одном углу на койке лицом к стене храпела женщина, от которой поверх одеяла видна была только маленькая седая голова с пепельного цвета профилем. Громкость храпа казалась несоразмерной хрупкой конструкции.

В противоположном углу на другой койке лежала Аня, тоже укрытая до подбородка и смотревшая на Лену снизу вверх огромными синими глазами без всякого особого выражения. Рядом с ней на желтом деревянном стуле сидел Боллинг, правая рука которого была у Ани под одеялом.

Лена неуверенно улыбнулась.

– Иди теперь, – хрипло сказала Аня, обращаясь, вероятно, к Боллингу, но продолжая смотреть на Лену.

Он неторопливо извлек руку, с легким кряхтением встал, обошел Лену в дверях и, не сказав ни слова, нырнул в коридор. Его шаги замерли в отдалении.

– Подходи, что стоишь, – сказала Аня.

От ее обычной офисной манеры почему-то не осталось следа. Голос ее был тихим и каким-то далеким, но с заметным оттенком бесцеремонности.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Лена, опускаясь на стул и неловко пытаясь пристроить на коленях пакет с апельсинами.

– Кинь их куда-нибудь, – предложила Аня.

Лена осмотрелась.

– Куда? – спросила она.

В палате не было ни стола, ни тумбочек.

– Под кровать, – посоветовала Аня.

Лена неуверенно заглянула под кровать и обнаружила, что там уже есть два или три пакета с апельсинами. Она опустила свой туда же. Одновременно она заметила, что в палате стоит легкий запах цветов. Возможно, глубже под кроватью лежал чей-нибудь букет. По крайней мере, Аню навещали.

– Что с тобой случилось? – спросила Лена, чувствуя странную тревогу.

Аня лежала на спине совершенно горизонтально и не сделала никакой попытки повернуться или хотя бы приподняться. Лицо ее было бледным, но на Ленин взгляд не более, чем обычно.

Вместо ответа Аня высунула руку с длинными детскими пальцами, обхватила Ленину ладонь и потянула под одеяло.

Лена от неожиданности подчинилась, но когда кончики ее пальцев коснулись голой кожи внизу живота, быстро отдернула руку.

– Что ты делаешь? – шепнула она.

Аня неподвижно уставилась в потолок, но ее губы слегка искривились, словно вслед какой-то мысли.

– Просто хотела узнать твое мнение, – пробормотала она.

– О чем? – осторожно спросила Лена.

Аня облизала губы.

– Мне кажется, они не всех достали, – сказала она после небольшой паузы.

У Лены что-то защемило в груди от ужаса, но она могучим усилием собрала волю и спросила ровным голосом:

– Ты трогала свой шрам? Он у тебя воспалился?

Храп с другой койки резко захлебнулся и смолк. Аня повернула голову. Ее соседка засвистела во сне, икнула, и храп начал нарастать снова, как разгоняющийся поезд. По Аниному лицу пробежала странная довольная улыбка, и она перевела взгляд на Лену.

– Боллинг говорит, что может поставить реле, – сказала она шепотом, – которое будет их выпускать, но не будет впускать обратно.

Лена слегка отвернулась и заморгала ресницами, загоняя назад слезы.

Возможно, воспользовавшись моментом, Аня снова схватила ее за руку и потянула к себе. На несколько секунд завязалась странная возня. Лена пыталась отнять руку, не глядя, и не применяя силу, чтобы не обидеть Аню или не причинить ей боль. Перетягивание шло с переменным успехом, но в конце концов Ленины влажные пальцы просто выскользнули из Аниной хватки.

Аня вздохнула, немного посопела обиженно, потом спросила:

– Ты что, плачешь?

Лена замотала головой, повернула голову и улыбнулась.

– Солнце сквозь слезы, – пробормотала Аня. – Как грибной дождь.

– Я просто… мне там тебя не хватает, – объяснила Лена. – Не с кем поговорить, и вообще…

– Ты, главное, с Уткиной осторожнее, – посоветовала Аня.

Лена кивнула.

– Я буду. А ты возвращайся скорей.

Аня втянула воздух сквозь зубы, словно готовясь к неловкому моменту.

– Ты только не расстраивайся, – попросила она. – Но я не вернусь.

Лена почувствовала, как кровь отливает от лица.

– Почему? – спросила она.

Аня вздохнула.

– Я тут остаюсь, – объяснила она. – Я уже договорилась.

– С кем? – ляпнула Лена первое попавшееся.

– Я буду медсестрой, – сказала Аня и слегка растянула губы в улыбке.

Лена сглотнула.

– Но разве для этого… не надо специально учиться?

Аня слабо кивнула.

– Я договорилась. Они сказали, что у меня дар… от бога.

– Какой дар? – спросила Лена, начиная немного сердиться.

Аня указала подбородком в противоположный угол.

– Слышишь ее? Она до этого три ночи не спала, кричала от боли. Это я ее усыпила.

Лена засунула руку под одеяло и крепко стиснула там Анину ладонь.

– Как ты ее усыпила?

– Я ей спела, – объяснила Аня.

– Что ты ей спела?

Аня пожала плечами.

– Спой мне.

Аня улыбнулась так, словно просьба была абсурдной.

– Тебе нельзя, – сказала она.

В палату вошла женщина в белом халате с подносом лекарств.

– Так, – ошеломленным голосом сказала она. – Что тут у нас происходит? Вы время видели?

Лена подскочила со стула.

– Анечка, выздоравливай, пожалуйста, – попросила она.

Внизу у каменного крыльца больницы стоял с включенными фарами маленький старый «рено». Из окна, перегнувшись через пассажирское сиденье, выглядывал Боллинг.

– Садись, – сказал он.

Лена взвесила обстоятельства и открыла дверцу.

Не успела она устроиться поудобнее, как он рванул с места, словно боялся, что Лена передумает, и завертел руль, огибая пересохший фонтан в форме каменной чаши с воздетым над ней кадуцеем или, может быть, посохом Асклепия. В темноте было трудно разглядеть.

– Если вы меня можете высадить у ближайшего метро… – сухо попросила Лена, – какое вам по дороге…

Боллинг ничего не ответил. Они выехали на аллею, по которой Лена шла через парк. Боллинг гнал машину, будто его преследовали, но при этом умудрялся с виртуозной точностью лавировать между выбоин и вздутостей винтажного асфальтового покрытия.

Лену качало из стороны в сторону. Она прикинула, что на такой скорости они доедут до метро очень быстро, и, чтобы не терять времени, перешла к тому, что ее беспокоило:

– Мне показалось, что вы… пытаетесь злоупотребить Аниной болезнью и слабостью…

Она тщетно подождала ответа и продолжила:

– Если она вам предлагала… предлагала, например…

Машина резко съехала с обочины в придорожную траву, чуть не ткнулась носом в темные кусты и остановилась.

У Лены внутри екнуло. Она повернула голову.

– Не оглядывайся, – сказал Боллинг.

– Почему? – испуганно спросила она.

– У меня на заднем сиденье собака, – объяснил он. – Сегодня утром умерла.

Она уставилась прямо перед собой в ветровое стекло, над которым склонилась ивовая ветка.

Боллинг открыл багажник, потом долго шуршал целлофаном, наклонившись над задним сиденьем. Затем он вырос слева в поле ее зрения и остановился, глядя на Лену через стекло. Правой рукой он держал лопату и зажимал под мышкой довольно объемный сверток. В левой руке у него был фонарь наподобие тех, какие носят в старых фильмах железнодорожные обходчики.

Он поднял фонарь и посветил им на Лену.

– У тебя есть время? – спросил он.

Она открыла дверцу и ощутила на лице прохладное дыхание подступающей ночи. Боллинг нырнул под деревья парка. Свет фонаря мелькал и подпрыгивал впереди, обозначая шагающий силуэт, позади которого тут же смыкалась темнота. Мягкая земля пружинила под ногами, и Ленины каблуки немного проваливались, словно чьи-то очень маленькие и слабые руки пытались удержать ее. Лишь кое-где почти полная луна проглядывала сквозь шелестящие кроны и на короткие мгновения освещала путь. Лена два раза споткнулась, и на второй чуть не влетела носом в спину Боллинга. Она уже открыла рот, чтобы шепотом предложить более справедливое распределение доступного света, когда сисадмин довольно внезапно остановился. Теперь она впаялась в него всем телом и больно ударилась коленом о лопату. Удар, к счастью, пришелся плашмя.

– Нет смысла далеко идти, да? – риторически спросил Боллинг.

Он поставил фонарь на землю, и Лена увидела, что они стоят посреди небольшого пятачка земли, окруженного кустами бересклета и поросшего только редкими пучками травы и вездесущей снытью.

Бережно опустив сверток под ближайший куст, Боллинг закатал рукава рубашки и начал энергично копать прямо по центру прогалины. Лена отошла в сторону, так, чтобы не попасть ему под руку и чтобы фонарь не бил в глаза. У Боллинга на лице поблескивали капли пота и металлическая оправа очков. Он тяжело сопел.

Лена подумала, что нужно ему помочь, но абсурд подобной попытки, в ее офисном костюме и туфлях, был очевиден. Она виновато сказала:

– Сейчас есть такие фирмы… они забирают животное, кремируют… потом привозят…

Боллинг поднял к луне мокрое лицо.

– Что ты за мужик, – с трудом выдохнул он, – если не можешь похоронить друга своими руками.

Лена быстро устала стоять на каблуках. Ей было горько и неловко, и она старалась думать об Ане, но шумное копошение Боллинга ее отвлекало. Он обошел уже отчетливо намеченную могилу, чтобы подступиться с новой стороны, и теперь у нее перед глазами был довольно жирный волосатый кусок его спины там, где рубашка выбилась из брюк. Лена не могла понять, почему она поплелась за ним в парк вместо того, чтобы самой дойти до ворот и сесть на автобус. Боллинг громко всхлипнул. Только теперь она поняла, что у него из-под очков катился не пот, а слезы.

Он копал с исступлением, словно старался таким образом заглушить горе. Когда – быстрее, чем ожидала Лена, – работа была окончена, он воткнул лопату в холмик вырытой земли, оперся на нее и отдышался. Потом он принес сверток и опустил в могилу. Лена переступила с ноги на ногу, не зная толком, как себя вести.

– Как ее звали? – спросила она.

– Ивонна, – сказал Боллинг.

Он выпрямился, опустил по швам руки, сжатые в кулаки, и произнес:

– Прощай, хвостатый друг.

Затем он обхватил черенок лопаты левой рукой, прикрыл глаза правой и разрыдался.

3

This appears to me the first sign of the decadence that awaits the empire.

– Al Mansur55
  Это мне кажется первым признаком того упадка, который ожидает империю. – Аль-Мансур (англ.)


[Закрыть]

В понедельник днем Лена не выдержала и отправилась исследовать столовую. Она не любила есть одна в публичных местах, но сидеть голодной в обществе Жанны и Яны, похожих на двух сытых наглых пантер, было пределом безнадежности. Столовая оказалась огромной и светлой, неуловимо похожей на школьный спортивный зал. Вдоль одной стены у длинного прилавка тянулась очередь сотрудников, набиравших на подносы еду; остальное пространство было хаотически заставлено легкими пластиковыми столами, рассчитанными на четырех человек каждый. Кое-где на стенах висели картины абстрактного свойства. Распределение форм и цветовых пятен на них можно было принять за альтернативные варианты расстановки мебели в помещении. В дальнем углу Лена заметила выход на застекленную веранду, за окнами которой угадывался вид на реку. Больше всего Лену поразил оглушительный шум накладывающихся и резонирующих голосов, сливающихся в торжествующий варварский клекот.

Однако выбор и запах блюд произвели на нее благоприятное впечатление. Как обычно в такой ситуации, она набрала чуть больше еды, чем диктовали экономия и скромность. Отойдя от кассы с тяжелым, опасно кренившимся подносом, Лена с тревогой заметила, что все столы заняты как минимум на три четверти, и немногочисленные свободные места подразумевают присоединение к сформировавшимся и оживленно беседующим компаниям совершенно незнакомых людей.

Она двинулась среди обедающих сотрудников к веранде в надежде найти там столик, который случайно освободится в последнюю минуту. Однако у стеклянных дверей ей преградил дорогу чрезвычайно широкий в плечах и в поясе охранник, смотревший почему-то поверх ее головы.

– Я здесь работаю, – неуверенно и довольно тихо сказала Лена.

Охранник, не переводя на нее взгляда, несколько раз мотнул головой из стороны в сторону, как если бы ему по каким-то тайным, но неопровержимым внешним признакам было достоверно известно, что это не так.

– Туда нельзя? – слабо спросила Лена.

Охранник повторил равномерные вращательные движения массивной шеи.

Лена робко развернулась и в тоске осмотрела зал. На ум вновь непрошенно пришла теория концентрационных лагерей Ибисова. Зрелище массового удовлетворения любой биологической потребности никогда не бывает духоподъемным.

Посреди шумного томительного хаоса выросла широкая, крепко сбитая фигура с коротким, широкоплечим прямоугольным телом и с прямоугольной головой, в основании которой мягко золотилась ровно подстриженная бородка. Боллинг поднял на уровне плеча раскрытую ладонь. Замерев в этом жесте, он стал похож на грубо выточенный из камня языческий идол.

Лена чуть не застонала в голос.

За одним из столиков совсем рядом – намного ближе Боллинга – взметнулась вверх гораздо более энергичная рука, обладатель которой смотрел прямо на нее.

– Эй! – крикнул несколько развязный голос, перекрывая какофонию чужих разговоров и стук приборов. – Давай к нам.

В норме в Ленины привычки не входило отзываться на обращение «эй», однако текущая ситуация по ее опыту никак не могла считаться нормальной. Для верности – чтобы избежать еще одного унизительного облома, – Лена переспросила мимикой, действительно ли бесцеремонное приглашение адресовано ей.

– Да, да, – нетерпеливо крикнул парень, призывно тряся кистью руки.

Лена обошла несколько столиков и приблизилась к неожиданно возникшему спасителю. На вид он был примерно ее возраста или чуть старше. У него была густая растрепанная копна соломенных волос и лицо повзрослевшего школьного хулигана. По разные стороны от него сидели две девушки, рассматривавшие Лену с деликатным интересом.

Когда она подошла, парень подпрыгнул и ловко смахнул на середину стола несколько тарелок и стаканов, освобождая место для подноса. Лена с облегчением плюхнула еду на стол, звякнув посудой, и поспешно села, чтобы исчезнуть из поля внимания хотя бы некоторых зрителей. Ей казалось, что абсолютно все обедающие рассматривают и обсуждают именно ее.

Краем глаза она заметила, как вдалеке Боллинг механическим движением опустился за стол и неподвижно замер, глядя перед собой в тарелку.

– Меня зовут Билл, кстати, – представился развязный спаситель.

Лена тревожно посмотрела на него. У нее появилось страшное подозрение, что ее позвали вовсе не из добрых побуждений, а для того, чтобы выставить на смех ее наивность и неподготовленность к этому странному и явно полному недобрых подводных течений месту.

– Лена, – робко сказала она.

– А это Вера и Лара, – невозмутимо продолжил он.

Вера была маленькой шатенкой с мелкими, немного невнятными чертами лица и зелеными глазами. Впрочем, рядом с ее соседкой кто угодно показался бы невыразительным пятном в пространстве, случайным сгущением воздуха.

– Царственное имя, – сказала Лара.

Но это она царила над всем, чего касался ее взгляд.

Сначала Лену больше всего поразили Ларины волосы – щедрые шелковистые локоны, отливавшие, в зависимости от угла падавшего на них света, то золотом, то медью. В их обрамлении благородное лицо, безупречно женственное без малейшего намека на уязвимость, напомнило Лене принцессу из старого сказочного чешского фильма – принцессу повзрослевшую и благополучно, без всяких усилий, как подобает принцессам, унаследовавшую корону и власть. Власть, решила Лена после нескольких минут знакомства, заключается в изгибе бровей и взмахе ресниц. Не склониться перед этими глазами мог только истукан.

Лара немного повела головой в сторону, придав движению оттенок иронии, словно признавая законность Лениного восхищения и в то же время не желая пользоваться ни тенью превосходства.

Пробегая завороженным взглядом по линии ее губ, Лена одновременно видела внутренним зрением царственную спину, прямую, как у балерины, но без прилагающихся коннотаций высокомерия и многолетних усилий.

Женская красота, подумала Лена, имеет досадное обыкновение склоняться к беззащитности или неприступности. В Ларином облике мягкость и строгость соединялись, не тесня друг друга, в бесконечно гармоничное и невыразимое третье качество, поймать которое смог бы, возможно, в момент откровения, кто-то из живописцев прошлого. Мона Лиза? – подумала Лена. Пейзанка.

– Ты не бойся, – деловито сказала Вера, чувствуя, вероятно, Ленино смятение. – Мы тебя не обидим. Вчера к нам подсела особа в шароварах.

– Поэтому ты не сможешь произвести худшего впечатления, даже если будешь стараться, – подтвердил Билл.

– Кроме того, она говорила с набитым ртом, – добавила Вера.

– И чавкала, – на обвинительной ноте закончил Билл.

– Не всем повезло получить твое безупречное воспитание, – заметила ему Лара.

– А, если бы воспитание было залогом жизненного успеха! – с напускным сожалением воскликнул он.

Пользуясь непринужденной необязательностью их беседы, которая не исключала ее, но в то же время словно обегала стороной, Лена осторожно погрузила ложку в суп.

– Есть так много видов успеха, – возразила Лара. – И почти всегда их важность сильно преувеличена.

– Тебе легко говорить, – вставила Вера. Лене показалось, что фраза вырвалась у нее непроизвольно.

– Мне? – переспросила Лара.

– Что может быть важнее успеха? – потребовал Билл. – Приведи пример.

Лена не поняла, было ли его вмешательство попыткой загладить Верино смущение или, напротив, полным отсутствием интереса к чужим репликам.

– Покой? – предложила Лара не раздумывая.

– Покой покупается за деньги, – возразил он.

– Покой не продается, – заметила Лара.

– Что такое покой? – спросил он.

Лара посмотрела на Лену, словно решив, что пришло время включить ее в разговор.

– Что такое покой? – переадресовала она вопрос.

– Отсутствие желаний? – предположила Лена.

– Если бы мы все четверо не хотели есть, – торжествующе объявил Билл, – мы бы сегодня не встретились.

– В центре красного круга, – добавила Лара.

Лена бросила на нее удивленный взгляд. Впрочем, она и так смотрела на Лару, почти не отрываясь.

– Кстати, насчет веранды – это был смелый ход, – обратился Билл к Лене, меняя тему. – Ты здесь в первый раз?

Лена поймала себя на том, что сидит сутулясь, еще помня о своем желании провалиться под землю. Она выпрямила спину, постаравшись сделать это как можно незаметнее, и одновременно призналась, что работает в «Интербесте» всего неделю.

– Оно и видно, – прокомментировал Билл. – Веранда не для таких, как мы.

Он махнул головой в сторону охранника. Бросив взгляд в указанном направлении, Лена только теперь заметила над стеклянными дверями своего рода чеканное панно из похожего на латунь или бронзу материала, с криво выбитыми крупными буквами V I P посередине. Безвкусием и примитивностью этот орнамент изящно перекликался с картинами на стенах.

– Работа Церетели, между прочим, – явно прочитав ее мысли, заметил Билл с назидательным видом экскурсовода.

Лена слабо улыбнулась, не зная точно, шутят с ней или нет.

– А почему Билл? – решилась поинтересоваться она.

– Не спрашивай, – неожиданно попросила Вера. – Сейчас он начнет показывать паспорт и пересказывать генеалогию тридцати колен Фильмановичей.

Как по сигналу, Билл жестом фокусника выхватил откуда-то паспорт и мгновенно распахнул прямо у Лены перед лицом. Все это он проделал одной рукой. Она прочитала имя, которое находилось так близко у нее перед глазами, что буквы подрагивали и слегка расплывались: Вильгельм Генрихович Фильманович.

Перехватив поверх паспорта ее взгляд, Билл сложил документ и ловко отправил его в задний карман брюк.

– Мои предки водили здесь дружины, когда на этом месте еще стояли вековые леса, – гордо сообщил он.

– И готовили на костре гефилте фиш, – хохотнула Лара.

Лена покраснела и, опустив глаза, поводила ложкой в тарелке. Национальная принадлежность всегда казалась ей неловкой темой для разговора. Билл гневно направил на Лару вилку со следами картофельного пюре.

– Фильмановичи такие же евреи, как Рюриковичи, – пылко заявил он.

Вера слегка наклонилась к Лене.

– Не обращай на них внимания, – доверительно сказала она. – Ты у кого работаешь?

Лена снова смутилась из-за того, что Вера отозвалась о присутствующих в третьем лице. Но, возможно, среди них так было принято. Заданный вопрос помешал ей серьезно задуматься о возможных модификациях правил хорошего тона в этой привлекательной, но совершенно незнакомой компании.

– У Новощекина, – поспешно ответила она, – только я его почти не вижу.

– Не ты одна, – многозначительно кивая, сказала Лара.

Над столом повисла пауза, и Лена тут же записала это на свой счет.

– Я себя чувствовала как дура с этим подносом, – сказала она не к месту, но пытаясь таким образом завуалированно поблагодарить всех троих за включение в их общество.

– Главное, что Яйцинг чувствовал себя как дурак, – рассеянно отозвался Билл.

Вера засмеялась. Лара загадочно улыбнулась.

– Кто? – недоуменно переспросила Лена, потом поняла и покраснела.

– Когда я смотрю на его бородку, – добавил Билл, – я всегда вспоминаю, что еще каких-то сто лет назад стриженые человеческие волосы в патоке использовали, чтобы гнать глистов у собак.

Лена вздрогнула.

– Он просто пережил свое время, – продолжал Билл развивать мысль. – Лишний человек. Как Печорин.

– Печорин опередил свое время, – машинально поправила Лена.

– У Билла война с Боллингом, – объяснила Вера.

– С Боллингом помимо прочих, – добавила Лара.

– Но почему? – спросила Лена.

– Сисадмин – самая презренная тварь на земле, – сообщил Билл, жуя котлету.

– Ууу, – сказала Вера. – Боллинг стер у него с рабочего компа софт какой-то виртуальной биржи.

– И сорок тысяч моих денег, – мрачно напомнил Билл.

– Если у тебя с Боллингом что-то есть… – начала Вера.

– У нее с Боллингом? – переспросил Билл и сощурился на Лену.

– Нет, – поспешно сказала Лена. – Просто он…

– Так, – отрезал Билл, откладывая вилку. – В наших рядах шпионы Мордора.

– Я хотела сказать, он совершенно ненормальный, – пожаловалась Лена.

– У тебя с ним что-то есть, – констатировала Вера.

– Мы вместе хоронили его собаку, вот и все. Так получилось.

В рядовых обстоятельствах Лена не стала бы посвящать посторонних в случайно открывшиеся ей подробности чужой личной жизни. Даже произнося эту фразу, она уже укоряла себя в легком предательстве. Но желание заинтересовать этих троих и сохранить себе место в их обществе было сильнее всего.

Так или иначе, слова достигли цели. Все три взгляда повернулись к ней.

– Ты здесь всего неделю и уже успела похоронить собаку Боллинга? – уточнила Вера.

Лена стыдливо кивнула.

– Я слышал много экзотических предлогов для знакомства с девушкой, – задумчиво пробормотал Билл, глядя в потолок. – Надеюсь, эта скотина не убила собаку специально.

– Ты что, – сказала Лена. – Он проплакал всю ночь.

– Раскольников тоже плакал, когда убил старушку.

– Ты провела с ним ночь? – неумолимо подхватила Вера, у которой, видимо, был инстинкт на существенные детали.

У Лены непроизвольно дрогнуло лицо и сжались плечи.

– В машине, – торопливо объяснила она. – Я имею в виду, в парке. Сначала он был не в состоянии тронуться с места, а потом, когда мы доехали до ворот, они уже были заперты на ночь.

– Вы замечали, – спросила Вера, – что в жизни все так? Летней ночью в запертом парке не с тем, с кем хотел?

– Теперь он обязан на ней жениться, – прокомментировал Билл и повернулся к Лене. – Он уже сделал тебе предложение? Если нет, я могу набить ему морду.

– Он каждое утро в восемь пишет мне эсэмэской «доброе утро», а вечером в десять – «спокойной ночи».

– Я рад, что он заботится о твоем режиме, – заметил Билл. – От недостатка сна бывают круги под глазами.

– Также от желчного характера, – вставила Лара, которая до этого молчала и пила маленькими глотками компот из сухофруктов, как если бы это было белое вино. Она задумчиво посмотрела на Лену и спросила: – Ты его боишься?

Лена, обычно не склонная к признанию слабости, пожала плечами.

– Он немного… инопланетный, – объяснила она. – Не знаешь, что он может сделать.

– По статистике, четырнадцать процентов немотивированных убийств совершается сисадминами, – вставил Билл.

Лара окинула его изучающим взглядом.

– Я думаю, тебе не стоит бояться немотивированного убийства, – спокойно сказала она и снова повернулась к Лене. – Представляю, как он тебе портит каждое утро и каждый вечер.

Интересно, всегда ли она обедает в одно и то же время, подумала Лена.

– Почему бы тебе не заблокировать его номер? – предложила Лара.

– Это вынудит его на решительный шаг, – вставил Билл. – Он придет с цветами и коробкой зефира.

– Мы подождем шампанского и бриллиантов, – возразила Лара и, протянув руку, легонько потерла Ленино плечо.

Я сплю, подумала Лена.

– Женщины! – с наигранным презрением воскликнул Билл. – Как удобно не иметь принципов!

Вера громко фыркнула.

– Если наши принципы не всем по карману… – сказала Лара, пожимая плечами.

Лена не могла оторвать от нее взгляд, и поэтому удивилась, когда Вера сказала откуда-то сверху:

– На этом захватывающем месте, мальчики и девочки, я должна вас оставить.

Лена подняла глаза. Вера, уже задвигая стул, рассматривала ее с отчетливым интересом. В тот же момент, впрочем, когда Лена заметила ее внимание, она перевела взгляд вниз на часы и добавила:

– Некоторым из нас приходится зарабатывать себе на жизнь.

Билл не подал вида, что заметил Верино прощание.

– Девушка, мы отчаливаем или мы будем стоять? – раздался бесцеремонный голос.

Уткина протиснула бедро между Верой и ее освободившимся стулом и громыхнула об стол тарелкой с куском рыбного филе и щедрой порцией картофельного пюре.

Лена вздрогнула.

Плюхнувшись на Верино место, Уткина обвела глазами компанию и сказала:

– А! Partie carrée66
  Пара на пару (фр.)


[Закрыть].

Лара повернула к ней заинтересованное лицо и скользнула взглядом по ее довольно примечательной жилетке цвета грозовой полночи.

– Для тех, кто гимназий не кончал, – объяснила ей Уткина, – это значит «приятного аппетита».

Лара вежливо улыбнулась.

Билл скрестил перед собой вилку и нож и демонстративно отгородился ими от Уткиной. Она благожелательно сощурилась на него, и отраженный лезвием ножа солнечный зайчик пробежал по ее лицу. Затем она обхватила пальцами его запястье и впилась красными ногтями в кожу.

– Ай! – вскрикнул он, поспешно отдергивая руку и отодвигаясь ближе к Ларе.

Задрав рукав, он показал ей запястье, на котором блестела красная капля.

– До крови, – гордо сказал он.

Лара тонкими пальцами повернула его ладонь к себе. Билл сделал пол-оборота в ее сторону и ухмыльнулся со счастливым глуповатым видом.

Уткина набила рот, наклонилась к Лениному уху и невнятно сказала, плюясь картофельным пюре:

– Она на него взглянула, и он уже рамоли.

– Что? – растерянно переспросила Лена.

– Да тебе и самой, Найденова, – продолжала та, отламывая кусок палтуса, – далеко до быстрых разумом Невтонов.

Лена чуть было не поперхнулась от обиды, метнула ошеломленный взгляд на Лару и поймала себя на том, что автоматически ищет у нее защиты. Лара между тем сидела, сложив руки перед собой и серьезно слушая какую-то белиберду, которую нес Билл.

– Не думай, – говорил он, – что «Интербест» – предел моих мечтаний. Как только у меня появится стартовый капитал…

– Где берут стартовый капитал? – нежно спросила Лара.

Билла вопрос нисколько не смутил. Напротив, он только оживился, хотя при этом понизил голос.

– Один мой знакомый, – начал рассказывать он, – открыл офис «Сбербанка» в Бутове. Арендовал у застройщика подготовленное помещение. Повесил над дверью вывеску зелеными буквами и налепил объявление: «Приносим извинения за временные неудобства, наш офис находится в процессе отделки». И проработал один день. Вечером закрылся, снял вывеску и уехал в Домодедово. Теперь живет в Таиланде на собственной вилле.

– Верно ли говорят, – спросила слева Уткина, – что у нашей Ледышки, как у святой Лидвины, язвы пахнут ландышем? И что она тоже собирается исцелять наложением рук?

– Пением, – машинально ответила Лена. Она пыталась прислушиваться к дальнейшему разговору Билла и Лары.

– Хм, – сказала Уткина, соскребая вилкой остатки пюре. – Наложение рук – это примитивная технология электрофореза, тут все понятно. А вот насчет исцеления пением…

Уткина закашлялась и начала задыхаться.

Билл вскочил с места, обошел Уткину сзади и с видимым удовольствием начал энергично стучать ей по спине под удивленным взглядом Лары и испуганным Лены.

Уткина схватилась за горло левой рукой, а правой замахала назад, отгоняя Билла.

– Кость застряла, – прохрипела она.

Лара достала из сумочки изящную синюю пудреницу, подняла крышку с зеркальцем и протянула Уткиной.

Билл схватил Уткину под мышки и потянул вверх.

– Прием Геймлиха, – предложил он.

Уткина ловко обогнула ногой стул и пнула Билла каблуком в берцовую кость.

– Ай, – сказал он, поднимая одну ногу, как цапля, и обхватывая руками со страдальческим видом.

– Мне нужно большое зеркало, – выдавила из себя Уткина, подхватывая Лену под руку.

Лена, у которой шла кругом голова, автоматически начала подниматься. Лара взяла ее за другую руку и потянула вниз.

За одним из ближних столиков раздался оглушительно громкий и совершенно непристойный звук. Только что присоединившийся к компании сотрудник испуганно подскочил со стула, вокруг него загоготали на разные лады, после чего перешли к нестройному хору:

– Happy birthday to you, happy birthday to you…

Зазвенели стаканы с компотом, вся компания громко чокалась. Уткина с Ларой еще немного поперетягивали Лену в разные стороны, но Уткина быстро уступила.

– Учебная тревога, – сказала она своим прежним голосом и обвела глазами стол. – Мы обязаны время от времени проверять готовность сотрудников к оказанию первой помощи.

– Дай встретить тебя в темном переулке, – предложил Билл, с сердитым видом потирая ногу.

– Где твой кинжал? – беззлобно спросила Уткина. – Вот грудь моя.

Она выпятила вперед грудь и начала расстегивать пуговицы на жилете. Билл тут же затравленно посмотрел по сторонам и машинально, вероятно, придвинул стул чуть ближе к Ларе.

– Не здесь, – попросил он. – У меня нет с собой кинжала.

Лара приподняла брови и втянула щеки, будто пытаясь удержаться от смеха. Билл отчаянно покраснел от подбородка до ушей.

– Хм, – недовольно сказала Уткина и пожала плечами. – Один и без оружия.

Оставив две пуговицы расстегнутыми, она протянула руку, взяла Ленин початый стакан с компотом и выпила залпом.

– Одолжи у своей дамы пилочку для ногтей, – предложила она, отставляя стакан и с вызовом глядя на Лару. – Или булавку.